Глава 6

Прошла примерно неделя. Как обычно, я ждал после закрытия магазина за мусорными контейнерами на парковке позади гастронома. Я услышал, как дверь открылась с мягким щелчком и сразу же захлопнулась. Марию легко узнать по походке из-за хромоты. Я немного подождал и пошел за ней. С моей точки зрения, я за ней не слежу. Естественно, она решает, куда мы направимся, и в тот день мы не сразу пошли в метро. Мы зашли в цветочный магазин, а потом на кладбище у церкви Акер. Там больше никого не было, и, чтобы не быть замеченным, я ждал Марию снаружи. Когда она вышла, желтых цветов в руках у нее уже не было. Она направилась по улице Киркевейен к метро, а я зашел на кладбище. Я обнаружил цветы на свежей, но уже замерзшей могиле. Красивый могильный камень блестел. Знакомое французское имя. Это он, ее торчок. Я не знал, что он умер, да и наверняка немногие знали. Во всяком случае, даты смерти на камне высечено не было, только месяц. Октябрь. Наверное, если дата точно не известна, то пишут любую, чтобы покойный не казался таким несчастным беднягой, лежащим в тесноте на заснеженном кладбище.

По дороге домой я подумал, что теперь могу перестать провожать ее. Она в безопасности. Я надеялся, она знает, что находится в безопасности. Я надеялся, что он, ее торчок, стоял позади нее в поезде и шептал: «Я не вернусь за тобой. Но забудь, как я выгляжу». Да, я очень надеялся. Мне больше не надо провожать ее. Ее жизнь начинается с этого момента.

Перед телефоном-автоматом на улице Богстадвейен я сделал глубокий вдох.

Моя жизнь тоже начнется сейчас, с этого разговора. Я должен получить помилование от Даниэля Хоффманна. Это начало. Все остальное я представлял менее ясно.

– Дело сделано, – сказал я.

– Хорошо, – ответил он. – Ее нет?

– Не ее, сэр. Его.

– Прошу прощения?

– Я отправил так называемого любовника.

По телефону мы всегда говорим «отправил» для безопасности, на случай если нас подслушивают или прослушивают.

– Вы его больше не увидите, сэр. И они не были настоящими любовниками. Он принуждал ее. Я уверен, что она его не любила, сэр.

Я говорил быстро, быстрее, чем обычно, и после моих слов наступила долгая пауза. Я слышал, как Даниэль Хоффманн тяжело дышит носом. Фырчит – думаю, это так называется.

– Ты… ты убил Беньямина?

Я уже понял, что мне не стоило звонить.

– Ты… ты убил моего единственного… сына?

Мой мозг регистрировал и толковал звуковые волны, переводя их в слова, после чего начинал их анализировать. Сын. Возможно ли это? Одна мысль поразила меня: то, как он скидывал с себя ботинки. Как будто бывал в этом доме много раз. Как будто когда-то жил там.

Я повесил трубку.

Корина Хоффманн смотрела на меня с ужасом. Она надела другое платье, волосы ее еще не высохли. Было четверть шестого, и она, как и в другие дни, смыла с себя запах покойника перед приходом мужа.

Я только что рассказал ей, что получил задание ее убить.

Она попыталась захлопнуть дверь у меня перед носом, но я слишком быстрый.

Я поставил ногу между дверью и косяком и открыл ее. Корина попятилась назад, в освещенную гостиную. Ухватилась за спинку дивана. Как актриса, использующая реквизит на сцене.

– Прошу вас… – начала она, подняв перед собой руку.

Я заметил блеск. У нее на руке было большое кольцо с камнем. Раньше я его не видел.

Я сделал шаг вперед.

Корина громко заорала диким голосом, схватила настольную лампу и бросилась на меня. Я так удивился нападению, что едва успел увернуться от удара. Это усилие и инерция движения заставили Корину потерять равновесие, но я успел подхватить ее. Я ощутил ладонями ее влажную кожу и вдохнул тяжелый запах. Интересно, в чем она искупалась? В самой себе, что ли? Я крепко держал ее, чувствуя быстрое дыхание. Боже мой, я хотел овладеть ею прямо здесь и сейчас. Но нет, я не такой, как он. Я не такой, как они.

– Я пришел сюда не затем, чтобы убить тебя, Корина, – прошептал я в ее волосы. Я вдохнул ее запах, это было все равно что вдохнуть опиум: я почувствовал опьянение и одновременно обострение всех чувств. – Даниэль знает, что у тебя был любовник. Беньямин. Он мертв.

– Так… так Беньямин мертв?

– Да. И если ты будешь здесь, когда вернется Даниэль, он и тебя убьет. Ты должна пойти со мной, Корина.

Она посмотрела на меня, растерянно моргая:

– Куда?

Удивительный вопрос. Я ожидал скорее «почему», «кто ты такой» или «ты врешь». Но вероятно, она инстинктивно почувствовала, что я говорю правду, что дело срочное, и перешла прямо к сути. А возможно, она просто сбита с толку и пала духом, и первое, что она смогла сказать, – это «куда».

– В комнату за комнатой, – ответил я.

Глава 7

Она сидела, сжавшись в комок, на единственном кресле в моей квартире и сверлила меня взглядом.

Так она была еще красивее: напуганная, одинокая, незащищенная. Зависимая.

Хоть это и излишне, я объяснил, что квартира у меня очень скромная, простая холостяцкая берлога с одной гостиной и нишей для кровати. Здесь было чисто и убрано, но это место не для такой женщины, как она. Однако у моей квартиры было одно большое преимущество: никто не знал, где она находится. Точнее говоря, никто – в буквальном смысле никто – не знал, где я живу.

– Почему? – спросила Корина, отхлебывая из чашки кофе, который я ей сварил.

Она попросила чаю, но я пообещал ей чай на следующий день. Я сказал, что пойду и куплю чай, как только откроются магазины, и что я знаю, как она любит пить по утрам чай, поскольку пять последних дней подряд смотрел, как она пьет по утрам чай.

– Если ты выполняешь такую работу, как я, то лучше, чтобы никто не знал твоего адреса, – ответил я.

– Но ведь теперь я его знаю.

– Да.

Мы пили кофе в молчании.

– Значит, у тебя нет ни друзей, ни родственников? – спросила она.

– У меня есть мама.

– Которая не знает…

– Да.

– И она наверняка не знает ничего о твоей работе.

– Да.

– А что ты рассказывал ей о своих занятиях?

– Продавец.

– В магазине?

Я посмотрел на Корину Хоффманн: ей действительно интересно или она просто болтает?

– Да.

– Подумать только.

По ее телу прокатилась дрожь, и она скрестила руки на груди. Я включил отопление на полную катушку, но, когда в квартире обычные окна, а на улице больше недели стоит двадцатиградусный мороз, холод победить нелегко. Я постучал пальцами по чашке.

– Что будешь делать, Улав?

Я поднялся со стула:

– Посмотрим, смогу ли я найти для тебя шерстяное одеяло.

– Я хотела сказать, что мы будем делать.

Она была в здравом уме. Если человек перестает думать о том, чего он не в силах изменить, и двигается дальше, значит он в здравом уме. Хотел бы я быть таким.

– Он придет за мной, Улав. За нами. Мы не можем вечно прятаться здесь. То есть можем до тех пор, пока он нас не найдет. Поверь мне, я его знаю. Он скорее умрет, чем станет жить с таким позором.

В тот момент я не задал ей очевидный вопрос: «Так зачем же ты взяла в любовники его сына?» Вместо этого я задал менее очевидный вопрос:

– Из-за позора? Не из-за любви к тебе?

Она отрицательно покачала головой:

– Все сложно.

– У нас полно времени, – сказал я. – И как видишь, у меня нет телевизора.

Она рассмеялась. Я до сих пор не принес ей шерстяное одеяло и не задал вопрос, который так и вертелся у меня на языке: «А сына-то ты любила?»

– Слушай, Улав…

– Да?

Она понизила голос:

– Зачем ты это делаешь?

Я сделал вдох. Я уже заготовил ответ на этот вопрос. И даже не один, а несколько ответов, на случай если я пойму, что первый не сработал. Во всяком случае, мне казалось, что ответы у меня готовы, но все они вылетели из головы, все до одного.

– Это неправильно, – сказал я.

– Что неправильно?

– То, что он хочет сделать. Убить собственную жену.

– А что бы ты сделал, если бы твоя жена спала с другим в твоем доме?

Она подловила меня.

– Думаю, у тебя доброе сердце, Улав.

– В наши дни добрые сердца не самый ходовой товар.

– Нет, это не так. Добрые сердца встречаются редко, и в них всегда есть потребность. Ты – редкий человек, Улав.

– Ну уж не знаю.

Корина зевнула и потянулась гибко, как кошка, – у кошек передние лапы соединены прямо с плечами, так что кошка пролезет в любое отверстие, куда пройдет ее голова. Очень полезно при охоте. И при побеге.

– Если у тебя найдется шерстяное одеяло, то я, пожалуй, поспала бы, – сказала она. – День был слегка перенасыщенным.

– Я поменяю белье на кровати, и можешь ее занять, – произнес я. – А мы с диваном – старые друзья.

– Вот как? – сказала она и подмигнула мне большим голубым глазом. – Это значит, я не первая, кто здесь ночует?

– Первая. Но случается, что я читаю на диване и засыпаю.

– Что читаешь?

– Ничего особенного. Книги.

– Книги? – Она склонила голову набок и лукаво улыбнулась, как будто поймала меня на лжи. – Я вижу здесь всего одну книгу.

– Библиотека. Книги занимают много места. Кроме того, я пытаюсь читать меньше.

Она подняла книгу, лежащую на столике в гостиной.

– «Отверженные». И о чем она?

– О многом, как мне кажется.

Корина приподняла бровь.

– В основном о мужчине, получающем прощение за свои преступления, – ответил я. – Остаток жизни он тратит на то, чтобы компенсировать нанесенный вред, и совершает добрые дела.

– Хм… – Она взвесила книгу на руке. – Ты не ответил на вопрос о том, что мы будем делать, Улав.

– Вот что мы должны сделать, – ответил я. – Мы должны устранить Даниэля Хоффманна, прежде чем он устранит нас.

Когда я формулировал этот ответ у себя в голове, он казался мне идиотским. И сейчас, когда я произнес его вслух, он прозвучал столь же по-идиотски.