Когда был взят русскими Кронборг Бонифатию Лех-Кружальскому удалось выбраться из крепости вместе с крестьянским обозом, взятым для вывозки трупов и для других военных повинностей. Часовые у подъемного моста осветили его фонарем, чуть не подпалив брови, но не узнали, хотя обергевалдигер распорядился на всех постах иметь точное описание внешности опасного лазутчика. Бонифатий раздобыл крестьянскую одежду из домотканины, худую шапчонку. Он оброс седой щетиной, нарочно горбился.

— Проезжай, не задерживайся на мосту! — сердито крикнул солдат. — С души воротит глядеть, как таскают мертвяков..

Добравшись до ближайшей деревни, Бонифатий снова сменил платье, купил лошаденку повыносливее, доехал до города. В городе преобразился в обывателя средней руки, выправил себе бумаги на чужое имя. Так, прибегая ко множеству ухищрений, добрался до Польши, укрылся в францисканском монастыре.

В монастыре и разыскал его граф Штерн фон Штернфельд, возвращавшийся в Вену, и взял с собой.

Дорожная карета въехала в австрийскую столицу рано утром, как только открылись заставы, а днем графа пригласил к себе всесильный министр цезарского двора.

Министр был само внимание и предупредительность. Он встретил гостя на пороге своего обширного, как бальный зал, кабинета, провел к столу, усадил в кресло, сам сел напротив.

— Ваши донесения, дорогой граф, доходили регулярно. Вы обогатили нас множеством важных сведений об этом варварском народе — московитах и их непонятном царе.

Морщины вокруг глаз министра собрались в кружки. На мгновение он стал похож на древнего, мудрого ящера. Ящер размышлял вслух.

— Мы знаем многое о России и неустанно пополняем наши сведения. Это необходимо. К сожалению, Россия прочно вошла в ранг мировых держав, и с ней придется считаться.

Таково и ваше мнение, брат?

Оба, и приезжий, и всесильный министр, принадлежали к тайному ордену иезуитов, оба были орденские братья. Граф устало откинулся в кресле.

— Да, они стали великой державой, это приходится признать. Мне было там нелегко.

Министр улыбнулся одними губами.

— Вы действовали умно и осторожно, и тайный совет ордена весьма одобрил вашу деятельность. Конечно, вступить в тесные отношения и расположить важнейших русских военачальников в нашу пользу значительными денежными подарками имело бы смысл при иных обстоятельствах. Вы правильно рассудили. Подкупать русских… не всегда легко. А когда они побеждают, это — просто опасно. Самый жадный до денег, господин фон Меншиков, тотчас приказал бы вас арестовать при первом же намеке. Да, если говорить откровенно, каждый поступил бы так же, русский царь наградит его более щедро; мы не располагаем подобными суммами. А голова на плечах у каждого одна..

Граф наклонился вперед.

— Но что произошло со Штейнбоком? Почему он так стремительно капитулировал? Это спутало все мои карты.

Министр долго играл перламутровым разрезальным ножом, затем отшвырнул его.

— Старый Штейнбок, — сказал он со вздохом, — неплохой и опытный генерал и уж безусловно честный человек. Он не раз одерживал крупные победы над датчанами и над немецкими князьями, пытавшимися примкнуть к политике русского Петра. Но Штейнбок дезориентирован. Он давно не имел никаких указаний из Стокгольма, вернее, получал противоречивые, сбивчивые инструкции. Вам известно; в шведском сенате борются различные партии, партии войны и партии мира. Казна Штейнбока пуста, и он не мог привлечь ни одного нового рекрута в свое войско. Да и те офицеры и солдаты, которые уже были под знаменами, стали ненадежными, не получая жалования.

Граф пожал плечами.

— Но ведь Швеция все еще сильна. Шведские армии разрознены, но они вполне способны противостоять русским. Где же генерал Крассов со своим стотысячным войском? Министр снова взял разрезальный нож.

— У Крассова не сто тысяч. Но это неважно. Вдвоем со Штейн-боком они располагали достаточными силами, чтобы утопить в море армию Меншикова и выстегать датчан, как напроказивших школьников. Крассов получал все депеши Штейнбока, и те гонцы, которых послал наш орден, тоже достигли его ставки. И тем не менее Крассов счел за благо сначала отступить к Рейну, а затем в Польшу. Он был заинтересован в разгроме Штейнбока, и Штейнбок об этом догадывался.

Граф издал неопределенный звук, похожий на сдавленный смех или кашель. Министр изящным жестом оправил свои кружевные манжеты.

— Я жажду узнать ваши личные впечатления о московитах. Почему они выигрывают почти все сражения? Что, русские жестоки и внушают страх, как турки?

— Нет, экселенц, — возразил граф, — я бы сказал, что они, напротив, по природе своей добродушны и даже жалостливы. Но в бою яростны и неутомимы. Это истинные дикари.

Их нравы просты и полностью лишены утонченности. Я убежден, что. самый организм русских чем-то отличается от организма европейцев. К примеру, все московиты, от крестьян до знатнейших бояр, каждую неделю моются в горячей бане и, представьте, испытывают от этого живейшее удовольствие. Напрасно иностранные медикусы предупреждают их, сколь вредно смывать с себя живительные соки природы. Их не переубедишь.

— Ну, а царь? Вы виделись с царем?

— Нет. Эта хитрая бестия Меншиков не допустил свидания. Мы вместе вернулись на побережье к устью Эйдера, и там этот ловкий царедворец начал уверять меня, что не имеет известий, где сейчас находится царь, то ли в Питерсбурхе, то ли в Москве, то ли еще где-нибудь. Ведь его вечно носит по свету. И хотя я точно знал, что царь Петр с войском в Финляндии штурмует шведские крепости, мне уже невозможно было настаивать.

— А как вы думаете, брат мой, — вкрадчиво спросил министр, — почему русская армия не знает столь обычного у нас дезертирства? Что это — рабская привычка к повиновению или религиозный экстаз, как, например, у турецких янычар?

Граф подумал, прежде чем ответить.

— Это действительно загадка, — сказал он задумчиво. — Если вникнуть, то самые принципы набора солдат и офицеров в российскую армию глубоко ошибочны. Они в полном разладе с подлинной военной наукой. Во всей Европе торгуют офицерскими патентами. Знатный юноша из благородной семьи, смотря по достаткам родителей, может купить себе чин поручика, ротмистра, майора и даже полковника.

Только у царя Петра молодой человек, даже если он рожден князем, обязан сначала пройти службу солдата, обучиться премудростям военного ремесла и тогда ему могут дать офицерскую шпагу. Русских офицеров заставляют непрестанно учиться; они знают фортификацию, артиллерию и многое другое. Я наблюдал, как учат солдат. Они сдваивают шеренги не в шестнадцать приемов, а только в два, жертвуя всей красивостью воинского строя. Старые солдаты заряжают ружья тоже в два приема, и лишь молодым показывают все двенадцать необходимых стадий. Солдат в России не нанимают, а берут по набору.

Министр согнул гибкое лезвие пополам.

— Да… чем больше узнаешь, тем больше удивляешься этому диковинному народу.

Граф, — сказал он, вдруг меняя тон, — придется вам ехать в Турцию.

Оба помолчали. Граф выжидательно смотрел на министра. Министр качнул париком.

— В Турции, — продолжал он, — как вы знаете, все еще пребывает шведский король Карл Двенадцатый. После полтавского поражения он так и не вернулся на родину. Все добивается военного союза с могущественной Турцией и хочет привести с собой не менее чем стотысячное войско янычар. Карл плохой дипломат, но на поле боя это лев. Да, да, не удивляйтесь. Полтавское поражение — случайность. Ведь Карл помогал туркам своими советами во время неудачного для Петра Прутского похода. Фактически он тогда командовал турками. Надо немедленно вернуть Карла на родину; только он сможет объединить все еще могучее шведское войско и перейти от обороны к наступлению. И строптивый шведский сенат при нем завизжит, как свора собак под ударами арапника.

— Когда надо ехать? — устало спросил граф.

— Сегодня, — ответил министр, вставая. — Французский посланник при турецком дворе ваш союзник в этом деле. Дорогой граф, — министр возвел глаза к потолку, — интересы австрийской империи и интересы ордена воинов Иисуса не всегда совпадают. Политика Австрии еще не совсем определилась. Быть может, его цезарскому величеству приятно иметь могучую союзницу Россию, граничащую с Турцией и ей враждебную. Но ордену Иисуса такая союзница не подходит. Царь Петр равнодушен к вопросам веры. Однако он не симпатизирует католицизму. Церковь в России подчинена государству. Вера в бога умирает, если в религии перестают искать утешения от бедствий. Пусть турки грозят Венгрии и всей Европе, наш орден от этого укрепится!