Родившись в Северной Атлантике, демократия оказалась тесно связанной с двумя традициями: протестантизмом и британским наследием. Но это не значит, что протестантизм и британское наследие благоприятствовали демократии как таковые. Они благоприятствовали ей постольку, поскольку также были распространены в Северной Атлантике, центре доиндустриального капитализма. Ни протестантизм, ни британское наследие не являются источником доиндустриального капитализма. Такие страны, как Нидерланды, Исландия и Дания, тоже располагались в Северной Атлантике, и в них также существовали доиндустриальный капитализм и нарождающаяся демократия, несмотря на то что эти страны не имели британского наследия. Протестантская Пруссия, наоборот, находилась далеко от Северной Атлантики и не знала ни доиндустриального капитализма, ни нарождающейся демократии. Бельгия, напротив, была в основном католической, но располагалась в северной Атлантике, и в ней возникли и доиндустриальный капитализм, и нарождающаяся демократия. В противоположность Максу Веберу, полагавшему, что протестантизм породил капитализм, столь же обоснованно можно утверждать, что общества, которые уже были капиталистическими, восприняли протестантизм как религию, гарантирующую наибольшую легитимность капиталистической системе.

Относительно связей между протестантизмом и капиталистической демократией так же легко впасть в заблуждение, как и относительно того факта, что многие ранние демократии до сих пор существуют как монархии (например, Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии, Нидерланды, Скандинавские страны). Монархии в некоторых из старейших демократий выжили потому, что не пытались настоять на королевском абсолютизме. Вместо этого они заключали общественные договоры, в которых гарантировались гражданские свободы; в итоге появились конституционные монархии, скорее укорененные в обществе, чем «отрешенные» от него.

Схожим образом впадают в заблуждение относительно связи между исламом и демократией. Часто утверждается, что мусульманские традиции составляют контекст, неблагоприятный для демократии. И действительно, пояс исламских стран, тянущийся от Северо-Западной Африки к Юго-Восточной Азии, до сих пор наименее демократизированный регион в мире. Однако этот факт может и не отражать негативного влия-ния на шансы демократии ислама как такового. Не следует забывать, что основа экономики непропорционально большой доли исламских стран – экспорт нефти. В результате правители получают огромные финансовые средства, которые извлекаются без чьего-либо согласия, и именно этим объясняется отсутствие демократии. Как замечает Майкл Росс, если принимать в расчет экспорт нефти, оказывается, что ислам как таковой лишь в очень небольшой мере отрицательно сказывается на шансах демократии. Логика, объясняющая, почему капиталистическое развитие протестантских стран благоприятствовало демократии, объясняет и то, почему экспорт нефти в мусульманских странах препятствует ей. Развитие капитализма приводит к распределению контроля над властными ресурсами среди все большей части населения, а экспорт нефти, наоборот, способствует концентрации контроля над ними в руках правящих династий (см. также гл. 8 и 21 наст. изд.). В более общем смысле объяснение склонности к демократии одних стран и неприятия ее другими на таких основаниях, как «культурные зоны», «цивилизации» или «национальные семьи» (families of nations), внутренне несостоятельно, потому что из этих критериев невозможно выделить конкретный фактор, порождающий склонность к демократии или ее неприятие.