Боль — это «божье наказание», ниспосланное смертным за грехи. Об этом написано в Ветхом завете, это проповедует церковь. Не случайно человек придумал легенду об изгнании из рая. За грехи праматери Евы расплачиваются женщины родовыми муками. Нельзя победить боль, она очищает тело и спасает душу — твердили проповедники с церковных амвонов, повторяли флагеллянты, рассекая свое тело железными прутьями, выкликали фанатики, умирая под тяжестью колесницы Джаггернаута.

В 1591 г. шотландские судьи приговорили к сожжению на костре жену одного знатного лорда, которая просила врача облегчить ей родовые муки каким-нибудь снадобьем.

А в 1839 г. известный французский хирург Вельпо публично заявил, что «устранение боли при операциях — химера, о которой непозволительно даже думать; режущий инструмент и боль — два понятия, не отделимые друг от друга в уме больного».

Несмотря на это, чуть ли не с первых дней своего существования, человек стремился победить боль. Он не хотел считаться с тем, что боль полезна, что она сигнализирует об опасности. Он помнил только, что боль мучительна и от нее необходимо избавиться.

Борьба с болью всегда была основной целью, которую преследовала медицина. До настоящего времени первое требование, которое больной предъявляет врачу, сводится к простой формуле: «Избавьте меня от боли».

Победить боль, уничтожить болевое ощущение в самом зародыше — это постоянная мечта человечества. История борьбы человека с болью уходит своими корнями в глубь веков, в тьму тысячелетий, к эпосу героических сказаний прошлого, к древним мифам и полузабытым преданиям.

Путем ошибок и неудач, случайных наблюдений и неожиданных открытий шло человечество к победе над болью. И только в XIX в., когда учение об обезболивании с триумфом распространилось по всему земному шару, сметая на своем пути религиозный фанатизм, невежество, косность, традиции и привычки, человек подошел вплотную к победе над болью.

Мы не знаем, усыпляли ли в древности больного перед операцией, но достоверно известно, что задолго до нашей эры египетские, ассирийские, иудейские, китайские и индийские врачи прибегали к ампутации конечностей, трепанировали черепа, лечили раны, переломы, делали камнесечение, производили кастрацию (рис. 32, 33).

 

 

Рис. 32. Трепанация без наркоза

_{(из учебника хирургии 1497 г.)}

 

 

Рис. 33. Первое изображение ампутации

_{(из учебника хирургии 1517 г.)}

 

Еще во времена Цезаря акушеры практиковали кесарево сечение для того, чтобы извлечь плод из утробы матери. Вое эти операции требовали обезболивания или хотя бы оглушения больного. Поэтому вся история медицины заполнена попытками найти радикальный метод уничтожения боли.

За 15 столетий до нашей эры папирус Эберса рассказывает об обезболивании при разрезах, прижиганиях. Китайский хирург Хуа-Тоу давал больным отвар, от которого больные засыпали.

Во время Троянской войны, рассказывает древнегреческая «Одиссея», Прекрасная Елена вливала в вино лекарство, которое избавляло воинов от боли, страха и печали. Ни одна слеза, повествует Гомер, не могла упасть из глаз человека, который выпил бокал этого напитка.

По-видимому, древние греки пользовались опием, мандрагорой или индийской коноплей. Наркотическое влияние этих веществ на организм было известно и в средние века. Также хорошо было известно оглушающее действие алкоголя.

Наиболее широкое распространение получила мандрагора — травянистое растение, произрастающее в средиземноморских странах. Греческий хирург, военный врач императоров Клавдия и Нерона — Педаний Диоскорид, живший в I в., написал целый трактат о болеутоляющем действии этого растения. Он советовал вымочить мандрагору в вине и давать этот напиток при сильных болях и перед хирургическими операциями. О необычайных свойствах мандрагоры писали и знаменитые ученые древнего Рима — Плиний старший, Плиний младший и Апулей. Атропин — основное действующее начало мандрагоры — применяется и в настоящее время при некоторых заболеваниях как вещество, успокаивающее некоторые виды боли.

Древние китайские врачи применяли индийскую коноплю, наркотическое действие которой было известно в Индии и Китае много тысяч лет тому назад.

Особым вниманием врачей пользовался во все времена и у всех народов опий. Было время, когда больным давали жевать стебли и цветы мака, но в дальнейшем выяснилось, что болеутоляющим свойством обладает сок коробочек мака. Высушенный сок маковых головок получил широкое распространение во всем мире. Хотя курение опия было известно несколько тысяч лет тому назад жителям Индии и Китая, но первые сведения о применении его в качестве болеутоляющего средства при хирургических операциях относятся к концу средневековья. До открытия наркоза опий широко применялся для обезболивания, но в то же время врачи боялись обращаться к нему, так как большие дозы грозили тяжелыми осложнениями.

Современная медицина охотно пользуется препаратами, получаемыми из опия, — морфином, кодеином и т. д.

Наряду с другими болеутоляющими средствами морфин широко применяется для успокоения боли. В средние века врачи и монахи изготовляли особые сонные или хирургические губки, которые применялись при сильных болях или операциях. В своеобразной инструкции, сохранившейся до наших дней, изложен рецепт изготовления этих губок:

«Возьми, — говорит неизвестный автор, — опий, сок незрелой шелковицы, черной белены, болиголова и листьев мандрагоры, смешай с соком, выжатым из стеблей плюща и семян щавеля. Размешай все это в медном сосуде и опусти в него губку. Пусть жидкость кипит до захода солнца в самый жаркий летний день. После того, как губка впитает в себя все содержимое сосуда, она готова к употреблению…

Когда понадобится, положи ее на час в горячую воду и держи у ноздрей больного до тех пор, пока он не заснет. Тогда можно приступить к операции».

Один из современных фармакологов изготовил по этому рецепту наркотическую смесь и испробовал ее свойства на животных и людях. «Вряд ли она способна усыпить даже морскую свинку», — таково было заключение. По-видимому, и средневековые врачи не были убеждены, что одного вдыхания паров «сонной губки» достаточно, чтобы успокоить пациента, и советовали прикладывать ее ко лбу или же сосать.

В XIII в. рекомендовалось давать больным перед операцией ушную серу собаки, смешанную с дегтем. Находились врачи, убежденные, что такое снадобье вызывает сон. В средние века нередко применялся алкогольный наркоз, но церковь считала его «безнравственным», и к нему прибегали в основном цирюльники и костоправы.

В течение многих веков предлагались и отвергались самые различные наркотизирующие средства. Они входили в моду и отбрасывались, снова извлекались из архивов и снова признавались непригодными. Много раз применение этих наркотиков приводило к тяжелым осложнениям, даже к смерти. Но поиски настоящего обезболивающего средства заставляли людей искать все новые оглушающие, успокаивающие и усыпляющие вещества.

Надо думать, что задолго до открытия наркоза были известны какие-то засекреченные, передававшиеся из рода в род, от поколения к поколению рецепты наркотиков, вызывавшие более глубокий сон. Не таким ли таинственным зельем была усыплена Джульетта, о любви и смерти которой рассказал печальную повесть Шекспир? Не о глубоком ли наркозе говорит отец Лоренцо, вручая Джульетте спасительный яд?

(перевод Б. Пастернака)

 

Мы не знаем, входили ли в смеси, изготовляемые средневековыми врачами, помимо опия, мандрагоры, болиголова, белены, индийской конопли, цикуты и спирта, еще какие-нибудь болеутоляющие или усыпляющие вещества.

История не сохранила точных прописей.

В XV в. был известен «напиток проклятия», содержавший скополамин. Им оглушали перед казнью преступников.

В 1540 г. Парацельс говорил о снотворном действии «сладкого купороса», как тогда называли серный эфир.

И уже в конце XVIII в. вдыхание паров эфира применялось для облегчения болей при туберкулезе и кишечных коликах.

В течение многих веков ученые медики старались любым методом привести больного перед операцией в бессознательное состояние. С «большим успехом» применялось сдавливание шеи, т. е. фактическое сжатие артерий, снабжающих кровью мозг. Больной терял на время сознание, и его можно было оперировать. Правда, длительное давление на артерии, которые поэтому и получили название «сонных», было несколько опасно, а прекращение его почти мгновенно приводило пациента в сознание. Но все же этот метод, примененный впервые в древней Ассирии, был воскрешен в конце XVI в.

Пробовали также уменьшить боль при помощи сильного давления на чувствительный нервный ствол. Для этого незадолго до операции, особенно в случаях ампутации конечности, на нее накладывали жгут (рис. 34). Но, увы, боль от жгута была настолько мучительной, что пациенты предпочитали от него отказаться.

 

 

Рис. 34. Инструменты для сжатия чувствительных нервов при ампутации. Предложены Джемсом Муром из Лондона в конце XVIII в., изготовлены из железа и кожи

 

В начале XIX в. французский хирург Вардроп начал применять для целей обезболивания обильные кровопускания. У одной женщины, которой необходимо было удалить опухоль лобных костей, он рискнул выпустить около литра крови. Наступило обморочное состояние, воспользовавшись которым предприимчивый медик произвел операцию, причем, как он утверждает, больная не испытала ни малейшей боли. Свои наблюдения он проверил на раненых при Ватерлоо и пришел к выводу, что солдаты, потерявшие много крови, легче переносят оперативное вмешательство и быстрее выздоравливают.

В литературе имеются указания, хотя и оспариваемые некоторыми историками, что в древнем Египте больным перед операцией наносился сильный удар по голове, достаточный для того, чтобы вызвать потерю сознания.

С этой целью приглашались особые специалисты, которым было известно в какое место и с какой силой ударить больного, чтобы он потерял сознание, но не умер.

История знает немало попыток успокоить боль при помощи различных средств, действующих непосредственно на очаг поражения.

Древние римские врачи рекомендовали присыпать раны мраморным порошком, смешанным с уксусом. В этом предложении имеется здоровое зерно, так как выделяющаяся при воздействии кислоты на мрамор углекислота слегка охлаждает ткань и действует как замораживание.

Уже много лет тому назад было известно обезболивающее действие холода. Главный хирург армии Наполеона Ларрей, сопровождавший ее при отступлении из России, обратил внимание, что замерзшие солдаты гораздо легче переносят боль и хирургические операции, чем тепло укутанные и согревшиеся. Вслед за Ларреем стали широко применять охлаждение тканей, подлежащих операции. Для этого использовали лед, снег с солью, эфир, хлорэтил. Но такое обезболивание мало удовлетворяло и врачей, и больных. Последние жаловались, что замораживание само по себе болезненно, что оно не предохраняет от боли при операции и что оттаивание мучительнее операции.

Современная медицина нередко прибегает к охлаждению ткани при небольших операциях. Это, пожалуй, наилучший и наиболее безопасный метод обезболивания. Но чтобы овладеть им, потребовалось несколько десятков лет упорного труда и открытие ряда новых химических средств, вызывающих охлаждение, но не разрушение тканей.

Местное обезболивание кокаином, к которому часто прибегают хирурги, тоже имеет свою длинную историю.

Задолго до открытия Нового Света Христофором Колумбом, индейцы Южной Америки жевали листья чудодейственного растения кока, которое «успокаивало голод, делало слабого сильным, несчастливого счастливым». Индейцы знали, что это растение успокаивает боль, и, надо думать, использовали его при хирургических операциях.

К началу XIX в. медицина не знала ни одного действительного средства против боли. Перед лицом этого спутника человека наука была бессильна. В лучшем случае врачи назначали своим пациентам опий, но когда дело касалось хирургических операций, они опускали руки и предпочитали положиться на «божью волю», которая, увы, тоже не приносила больному облегчения.

Перелом наступил в первой половине XIX в. Проблема обезболивания требовала быстрого решения, и трудно сказать, кто и где впервые применил наркоз для облегчения страдания больного. Начало эры наркоза относят обычно к 1846 г., когда молодой американский дантист Мортон испытал действие паров эфира при удалении зуба. Однако фактически идея наркоза родилась гораздо раньше.

В средние века применялся алкогольный наркоз (рис. 35).

 

 

Рис. 35. Алкогольный наркоз

 

Еще в 1799 г. английский химик Гемфри Дэви открыл совершенно удивительное действие закиси азота на организм. Веселящий газ, как называли закись азота, вызывает у человека «веселое» настроение и в то же время притупляет болевую чувствительность. Сам Дэви, страдавший от зубной боли, нередко вдыхал закись азота и был убежден, что она способна уничтожить чувство боли. Но никто не обратил внимания на его слова, что «быть может, веселящий газ следует испробовать при хирургических операциях, сопровождающихся лишь небольшими кровотечениями».

В апреле 1828 г. английский врач Генри Гикмен обратился к королю Франции Карлу X с предложением испробовать на приговоренных к казни преступниках обезболивающее действие закиси азота. Он утверждал, что опыты на животных показали полную безопасность оглушения веселящим газом. Несмотря на поддержку главного хирурга армии Наполеона Ларрея, французская академия отклонила предложение Гикмена.

Буквально накануне официально признанной даты зарождения хирургического наркоза американский врач Кроуфорд Лонг несколько раз применял эфир при операции. 30 марта 1842 г. он удалил у одного из своих пациентов опухоль на шее, заставив предварительно вдохнуть пары эфира. Больной быстро заснул и не почувствовал боли. Обычно он давал своим пациентам стакан виски, но на этот раз решил испробовать эфир. Но, как сказано в одной из книг, посвященных открытию наркоза, Лонг так и не догадался, что он «делает историю», и меньше всего думал о переворачивающем науку значении этого события.

Даже применив эфир еще 5–6 раз, Лонг никому не сообщил о новом методе и не понял значения своего открытия.

Лишь в 1846 г., когда эфирный наркоз был применен Мортоном, который ничего не знал о своих предшественниках, Лонг понял, что фактически честь открытия принадлежит ему.

В 1844 г. зубной врач Гораций Уэллс, житель маленького американского городка Гартфорда, присутствовал на лекции по химии, где были продемонстрированы свойства «веселящего газа». Он обратил внимание, что один так «развеселился» от вдыхания закиси азота, что разбил себе ногу, не почувствовав при этом ни малейшей боли.

Наблюдая эту картину, Уэллс сразу подумал о возможности обезболивания посредством вдыхания «веселящего газа». «Я убежден, что у этого человека можно отрезать ногу или выдернуть зуб и он не почувствует боли», — сказал он здесь же на лекции своему соседу. Видимо, эта мысль глубоко запала в голову Уэллса. На следующий день он пригласил к себе домой другого зубного врача — доктора Риггса, который удалил зуб у Уэллса, предварительно оглушенного веселящим газом. Это произошло 11 декабря 1844 г. Уэллс не почувствовал боли и говорил только о легком покалывании.

Открытие было сделано, и провинциальный доктор начал его усиленно пропагандировать с блестящим вначале успехом. Он переехал в Бостон и демонстрировал свои операции в медицинском обществе перед лицом наиболее авторитетных врачей города.

Но однажды во время демонстрации наркотизирующих свойств веселящего газа пациент, у которого Уэллс удалял зуб, внезапно застонал. Этого оказалось достаточным для того, чтобы коллегия столичных хирургов высмеяла новое начинание. Открытие Уэллса принесло ему только разочарование, несчастье и преждевременную смерть.

В течение нескольких лет молодой ученый пытался внедрить в медицинскую практику наркоз веселящим газом. Бесконечно экспериментируя на самом себе, он стремился закрепить свой приоритет открытия наркоза. Но победоносное шествие эфирного и особенно хлороформного обезболивания оказалось сильнее Уэллса. Он заболел тяжелым нервным расстройством и 24 января 1848 г. покончил самоубийством, перерезав бритвой бедренную артерию. Уэллс не выдержал борьбы и погиб, сжимая по странной иронии судьбы в окостенелых пальцах склянку с эфиром.

Видный советский хирург И. С Жоров пишет, что в неудаче демонстрации Уэллса повинна не закись азота, а техника наркотизирования. Уэллс не сумел создать достаточной концентрации закиси азота во вдыхаемом воздухе, так как пользовался мешком Колтона, который давал возможность получить только кратковременное опьянение (оглушение), но не наркоз. Уэллс не учел также, что закись азота очень быстро после прекращения ее введения выдыхается и больной просыпается.

Официальная дата открытия наркоза —16 октября 1846 г. В этот день бостонский зубной врач Вилиам Томас Мортон по совету химика Карла Джексона впервые применил эфирный наркоз при операции удаления небольшой опухоли. Операцию производил доктор Джон Уоррен, имя которого наряду с именем Мортона и Джексона вошло в историю открытия наркоза. Но Мортон отказался сообщить секрет примененного им наркотика. Он назвал его «летеоном» и упорно отрицал, что речь идет о самом обыкновенном, хорошо известном эфире, запах которого был замаскирован померанцевым маслом.

Мортон учел все ошибки Уэллса, и первая операция прошла блестяще. К счастью, и больной вел себя так, как подобает: он не стонал, не кричал, не жаловался, хотя при наркозе больные нередко совершенно бессознательно, не чувствуя боли, издают легкие стоны. Этого недоучел в свое время Уэллс. Закончив операцию Уоррен обратился к аудитории и сказал: «Господа, это не обман». Про Мортона говорили, что он вошел в операционную никому не известным дантистом, а вышел из нее всемирно прославленным ученым (рис. 36).

 

 

Рис. 36. Первая публичная демонстрация наркотического действия эфира

 

Через год шотландский врач, акушер и гинеколог Симпсон по совету химика Уолди применил для наркоза хлороформ. Наркотизирующие свойства хлороформа были известны задолго до Симпсона. Французские врачи при- бегали к нему в опытах на животных, но честь внедрения хлороформа в медицинскую, особенно акушерскую, практику принадлежит, бесспорно, Симпсону (рис. 37).

 

 

Рис. 37. Памятник Симпсону в Эдинбурге

 

Человек победил боль. Было найдено средство, уничтожающее болевое ощущение при операциях, нож хирурга не заставлял страдать и терзаться больного, люди перестали бояться хирургического вмешательства. Но как всякая новая идея, как всякое новое слово, выходящее из ряда привычных представлений, укоренившихся традиций и прописных истин, идея обезболивания была встречена в штыки целым рядом представителей церковного, медицинского и научного мира.

Какой-то зубной врач выступил с речью, в которой сказал буквально следующее: «Обезболивание идет от дьявола, и я не приложу своей руки к этому сатанинскому изобретению, которое выводит человека из повиновения закону. Я не желаю обезболивания. Человек не имеет права уничтожать то, что предписано ему богом». В Филадельфии нашелся хирург, который заявил во всеуслышание, что «в большинстве случаев боль при операциях даже желательна, и ее предупреждение или уничтожение опасно для больных».

В разных странах находились противники наркоза.

Почти четверть века после открытия Мортона шла открытая и скрытая борьба с применением обезболивания в медицинской практике. Особенно резкие нападки вызвало хлороформирование при родах. Церковь резко восстала против этого «аморального» новшества. Рождение детей без боли противоречило всем религиозным законам.

Следует учесть еще одно обстоятельство. До открытия наркоза достоинство хирурга определялось его умением оперировать с предельной быстротой. Больной кричал и корчился на операционном столе и чем скорее кончалась операция, тем дороже надо было за нее заплатить. При наркозе такая поспешность ни больному, ни врачу не нужна.

И хирурги, особенно те из них, которые получали за виртуозность огромные гонорары, единым фронтом выступили против обезболивания. И все же идея обезболивания победила.

В крепостной России, при николаевском режиме, нашелся человек, который воспринял открытие наркоза как одно из самых блестящих достижений современной ему медицины. Это был выдающийся русский хирург, врач-гуманист, профессор Николай Иванович Пирогов. Работы этого гениального ученого поставили русскую хирургию выше современной ему европейской медицинской науки.

Блестящий хирург, тонкий знаток анатомии, экспериментатор и клиницист Пирогов сыграл огромную роль в борьбе человечества с болью. Участник войн — кавказской, крымской и русско-турецкой — Пирогов впервые вынес склянку с эфиром на поле боя и сделал ее неотъемлемой принадлежностью каждой хирургической операции.

Видный американский специалист по истории науки Виктор Робинзон пишет в своей книге: «Случилось так, что многие пионеры обезболивания принадлежали к категории весьма посредственных людей. Благодаря пребыванию в определенной местности, своевременной информации или другим благоприятным обстоятельствам, они приложили руку к великому открытию. Их перебранка и мелкая зависть оставили лишь досадное воспоминание у потомков.

Но были лица, по справедливости занявшие подобающее им место в истории. И среди них едва ли не первым как человек и ученый является Николай Иванович Пирогов».

Русская научная мысль сразу откликнулась на открытие обезболивающего действия эфира. В первом же номере журнала «Современник», подписанном к печати 30 декабря 1846 г., появилась заметка о наркотическом действии эфира. Автор этой заметки сообщал последние новости, касающиеся применения наркоза, и давал им чрезвычайно высокую оценку.

Уже в феврале 1847 г., т. е. через несколько месяцев после открытия наркоза (официальная дата — 16 октября 1846 г.), Пирогов три раза оперировал под эфирным наркозом. Огромное впечатление произвела на современников его первая операция под наркозом, продолжавшаяся 8 мин. Была удалена пораженная раком грудная железа, причем больная не испытала ни малейшей боли, что в те времена граничило с чудом. Идея обезболивания не была для Пирогова новостью. Задолго до открытия наркоза он прибегал к испытанному методу алкогольного опьянения для безболезненного вправления вывихов. Пользуясь опытом народной медицины, русские врачи нередко вызывали обморочное состояние, сдавливая перед операцией сонную артерию, или применяли большие дозы настойки мака, табачные клизмы и водку.

 

 

Филамофитский и Пирогов (рис. художника Шпира)

 

Пирогов был не только выдающимся врачом-практиком, но и талантливым теоретиком и экспериментатором.

Он был одновременно хирургом, анатомом и физиологом. Ему было ясно, что эфирный наркоз может «совершенно преобразовать хирургию». Мысль эта, правда, не сразу овладела сознанием Пирогова, и в его сочинениях можно найти и такого рода высказывания: «Для хирурга, который в видах пользы пациента, силою воли, рассудка и, наконец, привычкою успел единожды победить в себе чувство невольного ужаса, производимого стонами и другими выражениями боли, — производить операцию над человеком, лишенным чувства и воли, — занятие тяжкое и отвратительное».

Но как только Пирогов убедился в благотворном действии наркоза, он стал его горячим сторонником и неутомимым пропагандистом. Сначала на животных, затем на самом себе, а потом только на больных великий русский хирург детально изучил действие эфирного наркоза на организм. Уже в начале апреля 1847 г. Пирогов представлял Российской академии наук доклад об обезболивающем действии эфира.

Неоценимую помощь оказали в этом отношении Пирогову профессор физиологии Московского университета А. М. Филамофитский и профессор анатомии того же университета Л. С. Севрук. Один из выдающихся деятелей русской физиологии, товарищ Пирогова по Дерптскому университету, где они совместно проходили подготовку к профессорской деятельности, Филамофитский сразу увлекся идеей обезболивания и внес в ее разрешение свой незаурядный талант теоретика и экспериментатора.

Филамофитский с энтузиазмом взялся за изучение действия паров серного эфира на организм животных и человека. В архиве Московского университета сохранилось, как рассказывает X. С. Коштоянц в «Очерках по истории физиологии в России», дело «о разрешении суммы 500 рублей серебром на производство опытов и наблюдений над вновь открытым способом производства без боли операций посредством вдыхания паров серного эфира».

В делах Московского университета за 1847 г. найдены и другие документы, свидетельствующие о том, какая большая комплексная работа проводилась теоретиками и клиницистами по изучению действия эфира, хлороформа и других наркотических веществ на организм человека и животных. Были созданы специальные комиссии, которым было поручено заняться вопросом «об исследовании вновь открытого способа производить без боли хирургические операции посредством вдыхания паров серного эфира, хлороформа и бензина».

Уже в самом начале и Пирогову и Филамофитскому было ясно, что эфирный наркоз имеет ряд существенных недостатков. Недостатки и в настоящее время устранены лишь частично, хотя со дня первого применения эфира прошло сто с лишним лет. Заслуга Филамофитского заключается в том, что он впервые обратил внимание на необходимость разбавлять пары эфира воздухом. С этой целью им была сконструирована особая маска для наркоза, являющаяся прообразом современной. Преимущества этой маски, которая обеспечивает достаточный приток воздуха, были по достоинству оценены не только современниками, но и последующими поколениями хирургов. Это был ценный вклад русской научной мысли в дело обезболивания.

В это же время русский ученый, анатом и клиницист Л. С. Севрук сконструировал чрезвычайно простой и удобный аппарат для наркоза. Описание его и результаты применения были опубликованы в 1847 г. Однако этот аппарат не получил широкого применения в хирургической практике.

Вскоре Пирогов разработал особый метод «прямокишечного наркоза», который «не зависит от воли больного и поэтому должен применяться у боязливых, недоверчивых, у детей». Предложенный Пироговым способ введения наркотического вещества посредством эфирно-масляной клизмы получил широкое распространение во всем мире.

В 1848 г. в журнале «Библиотека для чтения» появилась большая работа Н. И. Пирогова, озаглавленная «Практические и физиологические наблюдения над действием паров эфира на животный организм». По широте охвата и по глубине исследования эта работа, бесспорно, должна считаться классической. Пирогов располагал огромным экспериментальным материалом, полученным на животных и на людях.

Интересна судьба трахеального наркоза, также разработанного Пироговым. Этот метод, позволяющий вводить пары эфира непосредственно в трахею, т. е. минуя носоглоточное пространство, не получил широкого распространения в России и был вновь «открыт», как это не раз повторялось в истории науки, через пять лет после Пирогова, в 1852 г., англичанином Джоном Сноу.

Для кратковременных операций современные хирурги охотно применяют метод «эфирного оглушения». Это первая стадия наркоза, сменяющаяся возбуждением. Открытие «оглушения» приписывают Зудеку, который описал его в 1901 г. Между тем, в 1847 г., т. е. за 54 года до вторичного «открытия», Пирогов применил этот вид наркоза.

В своих исследованиях Пирогов и Филамофитский не ограничились серным эфиром. Они использовали с целью наркоза также хлороформ, а впоследствии и пары бензина.

В 1848 г. русский хирург Р. А. Гивардовский опубликовал в Московском врачебном журнале статью о наркотическом действии эфира, хлороформа, сернистого углерода и паров нефти. Во всех случаях автор наблюдал наркотический сон различной глубины и длительности. Однако бензиновый наркоз представляет в настоящее время лишь исторический интерес. Он не вызывает длительного и глубокого сна. Как известно, Пирогов вскоре от него отказался.

В 1849 г. Филамофитский умер, и его работа «Физиологический взгляд на употребление эфиров, хлороформа и бензина, как притупляющих нервную деятельность» появилась уже после смерти этого талантливого ученого.

«Каждый врач, (хирург, акушер, терапевт), — писал Филамофитский — внимательный ко всем вышесказанным обстоятельствам, может смело и с верной надеждой на счастливый успех употреблять эфир, хлороформ и бензин для притупления боли. Итак, медицина имеет теперь в вышеназванных веществах новое средство для достижения главной и единственной цели своей — облегчить страждущее человечество…»

А. М. Филамофитский впервые изучил действие наркоза на различные отделы головного и спинного мозга при вдыхании паров эфира, при введении его в вену, в артерию, прямую кишку и т. д.

В тот же период времени в ряде клиник Московского университета развернулась работа по внедрению эфирного и хлороформного наркоза в медицинскую практику.

Профессора-хирурги А. И. Поль, Ф. И. Иноземцев и другие применяли и совершенствовали новые методы обезболивания.

10 ноября 1847 г. английский хирург и акушер Симпсон сделал доклад Эдинбургскому медицинскому обществу о хлороформном наркозе, а уже 15 декабря того же года «Друг здравия» поместил первое сообщение на русском языке об этом виде наркоза. Однако еще до появления в русской печати сведений о действии хлороформа он был применен в ряде варшавских, петербургских и московских госпиталей. 30 ноября 1847 г. Пирогов произвел операцию под хлороформным наркозом в 1-ом Петербургском военном госпитале. Вслед за ним применили хлороформ хирурги Д. Я. Лосиевский, А. И. Поль, Д. О. Осиповский и др.

Пирогов положил также начало применению эфирного наркоза в военно-полевой медицине. «1847 года 8-го июня, — пишет он, — я отправился по высочайшему повелению на Кавказ, чтобы испытать эфирование при производстве операций на поле сражения». При взятии Дагестанского аула Салты он произвел свыше 100 операций под эфирным наркозом. Своп отчет «О хирургических пособиях, оказанных раненым во время осады и взятия укрепления Салты», Пирогов заканчивает словами: «Россия, опередив Европу, нашими действиями при осаде Салтов показала всему просвещенному миру не только возможность в приложении, но неоспоримо благодетельное действие эфирования над ранеными на поле самой битвы.

Мы надеемся, что… эфирный прибор будет составлять, так же, как и хирургический нож, необходимую принадлежность каждого врача во время его действий на бранном поле»^[21].

Много лет спустя после своей кавказской поездки Пирогов с гордостью говорил, что «благодеяния анэстезирования… в военно-полевой практике дознаны были нами на деле прежде других наций». Через 50 лет русский хирург профессор Левашев, сравнивая статью Пирогова об анэстезии, написанную в 1847 г., с сочинениями конца XIX в., пришел к выводу, что исследования Николая Ивановича оставили очень мало существенных пробелов «в разъяснении действия эфира на животный организм». Автор пишет, что никто из военных хирургов сороковых годов прошлого столетия не решился подвергать раненых наркозу во время операций на театре военных действий.

В связи с этим интересно вспомнить рассказ Пирогова о первых случаях применения эфирного наркоза в военной обстановке:

«Когда на третий день после прибытия под Салты я был призван для подания помощи под неприятельским огнем двум раненым близ траншейных работ, мне показали и одного милиционера-мусульманина, раненного пулей в бедро. Я объявил через переводчика ему и собравшимся вокруг него мусульманам, что в склянке с эфиром заключается средство, вдыхание которого переносит правоверных в рай Магомета, в обитель блаженства и гурий. Раненый, к моему удивлению, не только не отказался подвергнуться действию эфира, но даже с некоторым наслаждением вдыхал в себя эфирные пары.

Придя в себя после операции, состоявшей в глубоком рассечении раны, он объявил, что находился в каком-то невыразимо приятном месте, в котором желал бы еще долго остаться, и этим подтвердил мое заявление о чудесном действии средства». После этого и другие солдаты легко согласились подвергнуться действию анэстезирования.

Необычайный прогресс хирургического обезболивания в России показывает применение наркоза во время Крымской кампании. За сравнительно короткий период времени было произведено около 10 тыс. операций под наркозом: «Ни одна операция в Крыму под моим руководством не была сделана без хлороформа», — писал Пирогов. Интересно отметить при этом, что процент смертельных случаев, вызванных наркозом, был в России значительно ниже, чем в Европе и Америке.

«…Как бы ни было важно моральное влияние эфирования на раненого, — писал Пирогов, — оно все-таки играло бы второстепенную роль, если бы опыт не научил нас, что следствия операции нисколько не изменяются.

К счастью для человечества, это действительно так. Это истина, но моему мнению, неоспоримая, справедливость которой подтверждают четыреста с лишком операций, сделанных нами с помощью эфирования. Без всякого упрека совести, положа руку на сердце, я свидетельствую, что из всех этих операций я только в двух случаях, и то не наверно, приписываю смерть больных действию эфирных паров»^[22].

Пирогов пропагандировал наркоз не только среди врачей, но и среди будущих пациентов — солдат. В своих воспоминаниях он рассказывает, как в Оглах, где «все больные были расположены… в госпитальных лазаретных палатках и не было отдельного места для производства операций, мы воспользовались этим случаем и делали операции в присутствии всех раненых, чтоб убедить их на опыте в болеутолительном действии эфирных паров, и к нашему удовольствию увидели, что наши больные солдаты, которые обыкновенно приступали в первый раз к эфированию с робостью и некоторым отвращением, здесь, убедившись собственными глазами в благотворном действии эфировых паров, подвергали себя их влиянию с охотой и без всяких увещаний».

В почтовой коляске Пирогов объездил всю Россию, демонстрируя во всех главнейших городах нашей родины методы применения эфирного наркоза. Он создал теорию наркоза и обогатил ее глубокими экспериментальными изысканиями, объясняющими механизм обезболивающего действия.

Противники Пирогова прибегали к самым низменным приемам, чтобы дискредитировать его и выжить из Медико-хирургической академии. Ложь, клевета, подкуп — все пускалось ими в ход. Они дошли даже до того, что натравили на гениального хирурга продажного журналиста, заклейменного еще Пушкиным, Фаддея Булгарина.

Этот агент жандармского отделения писал про великого русского ученого, пролагавшего новые пути в мировой науке, что он присваивает себе мысли иностранных специалистов.

Знаменитый клиницист Сергей Петрович Боткин объяснял нападки на Пирогова тем, что он «по своему таланту и знаниям стоял неизмеримо выше современников. Он возбуждал зависть у значительной части товарищей… Зависть к этому большому человеку вскоре перешла в озлобленье. Обожаемый учениками и близко знавшими его, он был ненавидим частью медицинской корпорации, не прощавшей ему нравственного превосходства». Но несмотря на это, имя Пирогова — пионера, новатора и энтузиаста идеи обезболивания — стоит одним из первых в списке славных имен победителей боли. Благодаря работам Пирогова и Филамофитского, русская наука показала пример глубокого и всестороннего изучения проблемы обезболивания и продемонстрировала миру свою гуманность и силу.

Между тем, в Америке между Мортоном, Джексоном и Уорреном началась долгая и упорная борьба за приоритет или, вернее, за патент. История этой борьбы весьма показательна для развития науки в буржуазных странах.

Джексон без ведома Мортона написал во французскую Академию наук, что приоритет открытия наркоза принадлежит ему, Джексону, и что Мортон выполнял лишь его поручение. В ответ на это Мортон стал осыпать своего сотоварища по открытию наркоза оскорблениями и бранью.

Разгорелась жестокая ссора, в которой обе стороны не щадили друг друга. Все это сопровождалось невероятной рекламой, появлением в прессе статей, памфлетов, выступлениями свидетелей, судебными разбирательствами и т. д. В конце концов патент был присужден Джексону и Мортону, а Уоррен получил 10 % доходов от применения эфира. В дальнейшем Мортон попытался взыскать крупную сумму с правительства США за применение эфира в армии, но суд отказал ему в иске.

Между Мортоном, Лонгом и наследниками Уэллса еще долго шла тяжба за денежную награду, которую конгресс США должен был присудить лицу, открывшему наркоз.

Все это не столь существенно. Огромное дело уже было сделано. События развивались помимо воли и желания группы более или менее талантливых ученых, впервые в истории человечества применявших наркоз. К этому времени обезболивание проникло во все страны Европы и Америки. Идея уничтожения боли, победы над этим извечным спутником человеческих страданий восторжествовала, и в Боютоне в 1867 г. был сооружен «Памятник эфиру» как символ победы человеческого гения над болью.

Разные штаты Америки оспаривают честь первого применения наркоза. На памятнике Мортону написано: «Виллиам Томас Грин Мортон, открывший хирургическое обезболивание, предупредивший и уничтоживший боль при операциях. До него хирургия во все времена была мучением, а отныне наука властвует над болью». А на монументе Горацию Уэллсу, воздвигнутом муниципалитетом Гартфорда, высечено: «Гораций Уэллс, открывший обезболивание в 1844 году».

Личная трагедия первых победителей боли — Лонга, Уэллса, Мортона, Джексона, Уоррена, — жизнь которых была изуродована жестокой конкуренцией, погоней за деньгами, за славой, за «местом под солнцем», не воспрепятствовала триумфальному шествию их открытий.

В этом немалую помощь оказала им русская наука.