Племена кривичей и дреговичей играли, особенно первые, видную роль уже в то отдаленное время, когда слагалась Русь. Но известия о них крайне сбивчивы, неполны и неопределенны. Этот характер известий о наших племенах восходит и к позднейшему времени, так что едва ли в древней Руси было другое племя, историческое прошлое которого было бы так темно, несмотря на обширную территорию, им занимаемую.

Причин такого отношения наших источников, конечно, следует искать в том, что рассматривать древнейшую историю кривичей и дреговичей приходится по тем скудным известиям, который попали в киевские, новгородские и волынские летописи; последние источники упоминают о наших племенах вскользь, только при особенно важных столкновениях Новгорода и Киева со Смоленском, Полоцком и Туровом. Но эти земли лежали на окраинах, сторонились от общих дел Руси, а потому столкновения их с первыми редки, незначительны. Только Смоленск, и то с половины XII ст., входит в более тесные сношения с Киевом и Новгородом и потому известия о нем более полны.

Таким образом, даже внешняя политическая история кривичей и дреговичей, конечно, древнейшая, отличается отрывочностью, неполнотою, не говоря уже о внутренней. Несмотря даже на политическую зависимость Турова от Киева, на территориальную близость их, внутренний строй его проследить невозможно; конечно, то же приходится сказать и о Полоцкой, отчасти и о Смоленской земле, еще более удаленных от центра нашего летописания. Собственных летописей названных племен не сохранилось, хотя отрывки их, по крайней мере Смоленской, сквозят в позднейших сводах.

Достоверные известия о кривичах и дреговичах не восходят ранее X века. Собственно к половине этого века относится упоминание о кривичах и дреговичах /византийского императора/ Константина Багрянородного (Порфирогенета. — Ред.).

^{Древний Киев (реконструкция)}

Он рассказывает, что лодки, на которых руссы (преимущественно киевские) прибывают в Константинополь, делаются в Милиниске (Смоленске), Чернигове и Вышгороде. Эти славяне, кривичи, лютичи и другие, платящие дань Руссам, зимою приготовляют лодки для продажи, спускают их в ближние озера и реки, и весною на них отправляются по своим рекам к Днепру, оттуда в Киев, где, вытянув лодки на берег для осмотра, продают их киевским руссам.

В другом месте тот же писатель передает известие о том, что киевские князья из Киева зимою отправлялись в города племен, плативших им дань, из которых автор называет дреговичей, кривичей, северян и, по-видимому, тиверцев. Там князья с дружиною живут в продолжение зимы, а на весну возвращаются.

В известиях императора Греческого /Византийского. — Ред./ нет ничего, что могло бы противоречить истинному положению тогдашней Руси, что вполне естественно, ибо он хорошо знал быт своих опасных соседей. Что в это время кривичи и дреговичи были подчинены киевским князьям, доказывают и наши летописи. Как сейчас увидим, описываемый обычай собирания князьями дани общеизвестен и по другим источникам он назывался полюдием.

Обратимся теперь к первым русским известиям. «Начальная летопись» (Нестора. — Ред.) в своем этнографическом обзоре сообщает несколько отрывочных сведении о географическом положении дреговичей и кривичей. Она говорит, что славяне, придя с Дуная, расселились:

В другом месте летопись сообщает, что каждое племя имело свое княжение:

В географическом обзоре мы уже видели, какие места были заняты поселениями наших племен.

Далее летопись сохранила отрывок об этнографических чертах кривичского племени, каковые черты были известны летописцу лишь по преданию. Последний передает, что радимичи, вятичи, северяне и кривичи «живяху в лесе, якоже всякый зверь, ядуще все нечисто, и срамословье в них пред отци и пред снохами; и бьраци (браки. — Ред.) не бываху в них, но игрища можю селы» и так далее.

Преувеличенное представление полянина-летописца, и притом монаха, о зверинских обычаях этих племен было уже указываемо не раз; черты же быта из области брачных отношений и погребальный обряд, описанный им, который он, по-видимому, хорошо знал, так как мог наблюдать эти обычаи и в свое время («оже творять Вятичи и ныне»), имеют большое этнографическое значение.

Таковы скудные географические и этнографические сведения наших источников. Но гораздо важнее намеки их на политическое состояние Руси в то отдаленное время.

Первые исторические сведения о /киевской/ Руси указывают на то, что различные племена ее, живя разрозненно, делают попытки к сплочению, к соединению в одно государственное целое. Впоследствии, при Олеге, первом историческом князе Руси, попытки эти осуществились, и этот князь успел соединить под своею властью русские племена.

Но попытки к такому соединению происходили и раньше. Об одной из них рассказывает Аль-Масуди — что царь племени волинана (волыняне?) Маджак успел покорить соседние племена, но удержать их во власти ему не удалось. Постоянные указания летописи о том, что разные русские племена жили «особе», «держали свое княжение» и прочее пред прибытием Рюрика, следует отнести на тот же счет: летопись как бы оттеняет положение вещей в описываемое время, сравнительно с более ранним и с более поздним (при Олеге).

Таким образом, если и были попытки к сплочению русских племен до Олега, то попытки эти были весьма незначительны и не оставили после себя каких-либо следов. Летопись неоднократно указывает, что каждое племя управлялось «особе», имело свое «княжение». Кроме того, находим указания и на существование отдельных князьков у различных племен даже в более позднее время. Что это были за князья, мы достоверно не знаем. Но, судя по различным известиям наших летописей, можно, кажется, вывести заключение, что эти древние князья были не больше как начальники и представители общин.

Древние славяне жили общинами. Общинная жизнь состояла в том, что несколько семейств или родов соединялись для более удобной защиты от неприятеля и т.д., избирали себе сообща верховного судью, предводителя, князя; община строила города для большей безопасности, отправляла торговые караваны, а иногда делала нападения на соседние племена. Такими начальниками общин, кажется, и были упоминаемые летописью князья древнего периода.

Эти князья как во внутренних, так и во внешних делах сильно ограничивались властью веча, т.е. народного собрания. Вече состояло из всех взрослых членов города; оно собиралось в одном определенном месте (в христианский период обыкновенно у собора св. Софии) и тут решало все дела. Власть князя была чисто исполнительная.

^{Десятинная церковь в Киеве (реконструкция)}

О значении веча в земле дреговичей мы не имеем достоверных сведений, хотя по ходу событий можно заключить, что вечевое начало в этом племени не успело еще утвердиться, как оно подпало под власть киевских князей, которые, разумеется, постарались заглушить дальнейшее) развитие его. Более определенной формы развития вечевое начало получило в Смоленской области, где оно выдвигается наряду с княжеской властью. В Полоцкой же области мы видим сильное развитие вечевого начала в ущерб княжеской власти. Вече продолжало действовать в Полоцке до конца XV века, до 1498 года, когда этот город получил Магдебургское право.

Полоцкое вече было настолько сильно, что оно выбирало и прогоняло князей, заключало союзы, торговые договоры и прочее. Оно даже при нужде помимо /своего/ князя вступало под покровительство других князей, более сильных, объявляло войны и прочее. Князь даже не жил в самом городе, но недалеко от него в селении Бельчицах, где была с ним и его дружина. Отсюда полочане приглашали князя на совет в город.

Вообще государственный строй Полоцка представлял народное самоуправство, подобное новгородскому и псковскому. Однако князья последних находились сравнительно в лучших условиях, чем полоцкие.

Новгородцы выбирали себе князей из всего рода Ярослава; в случае каких-либо обид со стороны новгородцев князья всегда могли найти себе защитников в великом князе /киевском/ и в своих родичах; кроме того, бросая стол в Новгороде, они переходили в свои прежние уделы, и если теряли от этой перемены, то немного.

Не то было с полоцкими князьями; они были совершенно отделены от остальной Руси, защиты искать было не у кого, уделов тоже /не было/; если они теряли стол в Полоцкой земле, то должны были бы скитаться без княжения в чужих землях. Полоцкие князья даже и в материальном отношении находились в сильной зависимости от веча. Таким образом, полоцкое вече имело все выгоды для своего развития и поддержания своего значения.

От Полоцка, как главного города обширной области, зависели мелкие города этой области или пригороды, каковыми были Минск, Борисов, Друцк, Стрежев, Усвят, Изяславль, Витебск и другие. Во внутренних делах эти пригороды были самостоятельны, но во внешней политике зависели от главного города.

Таким образом, эпоха докняжеская характеризуется разобщением русских племен, жизнью их на вечевых началах, искони им сродных, с представительством племенного князька.

Во время усобиц перед соединением русских племен под властью Олега, полоцкие кривичи находились в весьма близких сношениях с Новгородом. Они участвовали в борьбе новгородцев с варягами, а также предание отводит им весьма деятельное участие в призвании варягов, указывая даже, что варяги сидели в Полоцке, который был отдан Рюриком своему «мужу». Так как факт призвания варягов опровергается последними изысканиями наших ученых в том виде, как передает его летопись, то эти известия вероятнее всего следует отнести на счет преданий о сношениях Полоцка с норманнами, которые были весьма оживленны в древнейшую эпоху.

К этому же времени следует отнести известие Никоновской летописи о том, что «воеваша Аскольд и Дир Полочан и много зла сотвориша». Отрывочное известие этой летописи дает повод думать, что эти киевские князья старались привлечь под свою власть город, тяготевший к Новгороду. Здесь, быть может, нужно усматривать ту же политику киевских князей Аскольда и Дира, какой немного позже относительно того же города держались Владимир и Ярополк Святославичи, ища союза с Рогволодом.

Олег, этот первый исторический князь Руси (как уже отмечено выше, Олег — мифический персонаж. — Ред.) но еще окруженный в сказаниях о нем мифическим ореолом, соединил под своею властью племена, составлявшие древнюю Русь. Подчинение это состояло прежде всего в наложении киевскими князьями дани на под-чиненных:

Смоленск подчинился Олегу без борьбы: Олег, собравши войско, в котором были и кривичи (вероятно, изборские или даже полочане), «и приде к Смоленску и с Кривичи и прия город Смольнеск, и посади в нем муж свой». Дело обошлось без борьбы, ибо о сопротивлениях летопись почти всегда отмечает. О подчинении Полоцка и дреговичей летопись ничего не говорит, но, несомненно, обе области были соединены тогда же с Киевом; так, Полоцк упоминается в числе городов, на которые князь брал «уклады» с греков. Кроме уставления дани, Олег сажал в подчиняемые города мужей своих. Но в то же время в покоряемых городах были и свои местные князья «под Олгом суще». Поэтому роль этих «мужей» сводилась, вероятно, к собиранию вир и даней в пользу князя. Кроме того, зависимость от киевского князя обусловливается тем, что покоренные племена участвовали в походах князей. Так, кривичи принимали участие в походе Олега на греков в 907 году и в походе Игоря в 944 году. Полоцк и Смоленск при Олеге получали «уклады», т.е. часть добычи, что указывает на то, что они были только присоединены к Киеву, а не порабощены.

В таком политическом положении находились наши племена и и последующие княжения в Киеве Игоря, Ольги и Святослава. Известий о них нет в летописях, но порядок, установленный Олегом, очевидно, не был нарушен, за исключением, быть может, того, что Полоцк успел получить большую самостоятельность. Правда, есть предания в позднейших летописях о пребывании Ольги в Полоцкой земле и даже о заложении ею Витебска, но эти рассказы не могут иметь значения и сложились в позднейшее время.

Во время княжения Владимира Святославича в Полоцк является Рогволод, княживший там самостоятельно. Летопись замечает: «бе бо Рогволод перешел из заморья, имяше волость свою Полостьск». Понимать это место в буквальном смысле едва ли следует. Рогволод, вероятно, был потомок тех местных князей, о которых летопись говорит «под Олгом сущее». Вполне славянское имя Рогволода и дочери его Рогнеды также не подтверждает его варяжского происхождения.

Предание же о приходе его из-за моря следует опять-таки отнести на счет преданий о сношениях Полоцка с норманнами: известие о Рогволоде попало в летопись как отдаленное глухое сказание.

В рассказе летописи о походе Владимира на Полоцк, о сватовстве двух князей к Рогнеде несомненно слышится предание, может быть, дружинная песня, сложенная про добывание Владимиром красавицы-невесты, о препятствиях к этому браку и о победе, одержанной над гордой красавицей. Все это так похоже на песенный эпический мотив, который встречается и в наших былинах, и в северных сагах, и в ломбардском цикле сказаний. Песня об этом сватовстве Владимира могла сложиться из преданий в эпоху жестокой борьбы Мономаха (великий князь Киевский в 1113–1125 гг. — Ред.) и его сына Мстислава (великий князь в 1125–1132 гг. — Ред.) с полоцкими князьями, когда дружинники старались всячески выяснить себе причины, отчего «Рогволожи внуци взимают меч» на племя Ярославово, когда князья старались установить по возможности законность необычной расправы с полоцкими князьями. Все это заставляет с большою осторожностью относиться к сказанию нашей летописи. Но, тем не менее, пока вопрос остается невыясненным, и выясниться он может только тогда, когда исследователи народного эпоса дадут более твердые основания того, насколько известное историческое событие воздействовало на песенную поэзию и наоборот, какое из свидетельств нашей летописи можно принять за предание, перешедшее в летопись из эпоса.

По летописным известиям дело о борьбе Владимира с Рогволодом и о первом полоцком князе Изяславе представляется так.

Когда началась война между Ярополком и Владимиром Святославичами из-за киевского княжения (в 972 г. — Ред.), Рогволод стал в весьма выгодное, относительно обоих спорящих князей, положение. Владея обширным и сильным княжеством, которое притом находилось почти на дороге из Новгорода в Киев, он своим участием в войне мог значительно увеличить силу своего союзника и ослабить противника. Это поняли молодые князья и оба стали добиваться заключить скорее, до начала войны, союз с Рогволодом. Самым естественным закреплением политического союза было, конечно, родство. Поэтому оба князя, Ярополк и Владимир, пожелали вступить в брак с молодой и прекрасной Рогнедой, дочерью Рогволода.

Молодые князья почти в одно время сделали предложение о браке Рогволоду. Последний, очевидно, не решаясь, с кем союз ему выгоднее заключить, обратился к дочери с вопросом, какого из двух сватающихся князей она хочет избрать себе мужем. Гордая княжна, зная, что Владимир Святославич имел мать рабыню, ключницу Ольги, отвергла предложение молодого князя, сказав: «Не хочу разути рабынича, а за Ярополка иду!» Такое решение, может быть, вполне согласовалось с планами отца, который, передавая отказ дочери Владимиру, мог надеяться ослабить месть его.

Брак Ярополка с Рогнедой равнялся союзу его с Рогволодом, что значительно должно было увеличить силы его. Поэтому Владимир, с дядей своим Добрыней, немедля решились предупредить грозившую им опасность от этого союза, и в 980 году двинулись с новгородскими и варяжскими войсками к Полоцку. Город был взят и предан разграблению, Рогволод и его два сына убиты, а Рогнеду Владимир взял себе в жены*.

Покончивши с Полоцком, Владимир отправился к Киеву, где осадил Ярополка. Потом, заманивши его в Родню, он убил брата при помощи изменника Блуда.

^{Рогволод. (Худ. А. Кривенко)}

^{Рогнеда (Худ. К. Маковский)}

У Владимира от Рогнеды было четыре сына: Изяслав, Ярослав, Мстислав, Всеволод и две дочери (весьма вероятно, что Изяслав был не сыном ее, а младшим братом. — Ред.).

Владимир Святославич выделил Изяславу и его потомству Полоцкую область, так что она впоследствии составила совершенно отдельное независимое княжество. Изяслав княжил в Полоцке до 1001 года, следовательно, только на один год пережил свою мать. Источники не сохранили нам никаких известий о событиях во время его княжения. Однако при нем произошло одно из важнейших событий в истории Руси — принятие христианства.

^{Владимир I Святославич}

Как распространилось христианство в Полоцкой области, мы не знаем. Но судя по тому, что есть известие о принятии Рогнедою, матерью Изяслава, монашества, можно думать, что и князь этот, находясь под ее влиянием, был усердным христианином и старался о распространении новой веры в своей области. Одна летопись так описывает его: князь этот был тих, кроток, смирен и милостив, весьма любил и уважал священнический и иноческий сан, прилежно читал священное писание, отвращался «от суетных глумлений, и был долготерпелив». Впрочем, эта характеристика передана позднейшим сводом.

Изяслав оставил после себя двух сыновей: Брячислава и Всеслава; последний умер вслед за отцом в 1003 году.

Как распространялось христианство в земле дреговичей и смолян, — известий не сохранилось.

Владимир Святославич, по обычаю, разделил Русь на уделы. При этом в Полоцке он посадил Изяслава, как уже было сказано, в Турове — Святополка, старшего сына, и, как кажется, в Смоленске — Станислава. Это разделение на уделы относится летописью к 988 году, но вероятно, великий князь раздавал уделы по мере возмужания сыновей своих.

Об Изяславе мы уже говорили. Станислав только и упоминается при разделении земель, да и то не во всех летописях. Святополк Туровский известен своею долгою борьбою с братьями. Для истории его мы имеем три различных источника: летопись, хронику Мартина Галла и хронику Титмара. Из них только первый и последний источник дают слабые намеки на княжение Святополка в Турове.

Рассказ М. Галла посвящен описанию похода Болеслава на Русь, причем материалом для описания послужила едва ли не эпическая песня; рассказ испещрен неточностями. В рассказе русской летописи соединены несколько источников: северное сказание о Святополке (вероятно, новгородское), весьма ему враждебное, и отрывки из южного, которое относилось к своему князю с большей симпатией. Рассказ Титмара, основанный на рассказах саксонских воинов, бывших в походе с Болеславом, имеет наиболее достоверных черт.

Святополк родился около 980 года. Сказание нашей летописи, желая по возможности очернить его, рассказывает, что Владимир взял себе в жены жену Ярополка, гречанку, которая «бе не праздна» /была беременна. — Ред./; таким образом Святополк произошел «от греховнаго корене». Святополк был женат на дочери короля польского Болеслава; брак этот относится к концу 1013 или началу 1014 года. Вместе с дочерью Болеслав послал к зятю епископа Колобрежского Рейнберна. Святополк в это время уже владел Туровом, куда и прибыли Рейнберн и дочь Болеслава. Туровский князь, недовольный назначением ему небольшого удела и притом опасаясь, очевидно, за то, что отец назначит Киев по смерти не ему, готовил против отца своего восстание, в чем деятельное участие принимали жена его и Колобрежский епископ. Узнав об этом, Владимир заключил всех троих в тюрьму, из которой Святополк освободился только, по свидетельству русских летописей, около времени смерти отца.

Титмар рассказывает, кроме того, что Рейнберн занимался миссионерской деятельностью до заключения своего в тюрьму (впрочем, это известие так неопределенно, что едва ли следует относить его к деятельности Рейнберна в Колобрежской епархии), а также и из тюрьмы: In qua (custodia) pater venerabilis, quod in aperto fieri non potuit, in secreto Studiosus in divina laude peregit.

Факты эти общеизвестны. Они были толкуемы то в том смысле, что епископ старался распространять христианство среди местных язычников, еще не принявших его, то в том смысле, что он старался о приобщении Туровской земли к папскому престолу. Как бы то ни было, но Рейнберн больше всего является действующим по указаниям Болеслава, стремившегося распространить свое влияние и на Русь, и в этих видах оказывавшего поддержку своему зятю.

Как известно, смерть Владимира вызвала борьбу его сыновей. Святополк успел временно утвердиться в Киеве. Затем был изгнан Ярославом, водворился на великом княжении еще раз с помощью тестя своего Болеслава и, наконец, погиб (в 1019 г. — Ред.).

Со смерти Владимира Святославича деятельность Святополка уже не относится к Туровской области и потому за ней следить мы не будем. Заметим только, что Святополк в своих притязаниях на Киевский стол пользовался сильною поддержкою местного населения, имел значительную партию в самом Киеве, без чего успехи его были бы необъяснимы. Кроме того, и Туровская земля принимала деятельное участие в его борьбе, откуда он набирал ополчения: «Святополк же събра воя в Деревех и в Пинску и седе в Киеве, мысля всю братiю погубити». Таким образом, он пользовался войском из своей области как главной силой, с помощью которой хотел удержаться в Киеве.

Итак, Святополк пал в борьбе с Ярославом. Туров и Смоленск подчинились последнему.

Утвердившись окончательно на Киевском столе, Ярослав тем не менее не покончил еще со всеми своими братьями: в отдаленной Тмутаракани сидел храбрый и отважный Мстислав (умер в 1036 г. — Ред.), известный своими победами над кавказскими народами; а в Полоцке сидел Брячислав Изяславич. Они могли быть недовольны усилением Ярослава и могли потребовать и себе увеличения уделов. Так оно и случилось.

Брячислав Изяславич скоро заявил свое требование на Русскую землю. В 1021 году он напал на Новгород, взял в плен множество граждан, награбил сокровищ и поспешил в свои владения. Но извещенный об этом Ярослав предупредил его; через 7 дней он встретил Брячислава на речке Судомири, разбил наголову, отнял пленных и награбленные сокровища. Однако Ярослав не преследовал далее своего противника, напротив, он сам призвал его к себе, заключил с ним мир, дал ему еще два города: Витебск и Усвят. Очевидно, Ярослав сознавал правоту требований Брячислава и притом боялся, что если он не удовлетворит полоцкого князя, то Новгородские владения будут подвергаться частым, со стороны последнего, нападениям. Поэтому-то он сам первый предложил мир Брячиславу.

Судя по условиям мира, можно думать, что означенные два города были главным предметом притязаний со стороны полоцкого князя. Оба города, расположенные при торговых дорогах, имели важное значение для полочан: владея ими, последние держали в своих руках пути верхнего Подвинья и самую важную часть великого водного пути из Вяряг в Греки — волоки между Двиной и Днепром. Цель войны, таким образом, является более важною. Быть может, с этого же времени к Полоцкому княжеству была присоединена часть Поднепровья с Оршею и Копысом, впоследствии отнятые Мономахом. В самом деле: если Брячислав не владел Витебском, то вероятно, не владел и названною областью, лежавшею к востоку от названного города. Ближайшие же преемники его, терявшие свои земли, едва ли могли приобресть новые.

* * *

Брячислав Изяславич умер в 1044 году, оставив после себя сына Всеслава. В котором году родился Всеслав, неизвестно; но эта личность произвела на народ такое сильное впечатление, что сохранилось предание, будто он родился от волхвования и что вследствие этого у него на голове было родимое пятно, имевшее особенную волшебную силу. Волхвы велели ему носить на голове повязку, прикрывающую это пятно.

И вообще Всеслав слыл сверхъестественным, чародеем, даже и между более образованными людьми тогдашнего времени. Известный литературный памятник XII века («Слово о полку Игореве») так характеризует Полоцкого чародея:

Приведенный взгляд древнего поэта вполне верно, хотя своеобразно характеризует кипучую деятельность Всеслава: он был умен, хитер и изворотлив, но в то же время жизнь его сложилась так, что он многое должен был претерпеть. Своим умом, своим беспокойным, предприимчивым характером этот князь остался надолго и памяти народа; о нем начали ходить уже легенды как о чародее; рассказы эти, передававшиеся в народе, попали в письменные памятники — летопись и в «Слово о Полку Игореве».

После смерти Ярослава в 1054 году, Всеслав Брячиславич жил некоторое время в мире с Ярославичами — Изяславом Киевским, Святославом и Всеволодом, и даже принимал участие в делах всей Руси; гак, он ходил со всеми князьями в 1060 году на торков. Однако согласие это скоро нарушилось; между князьями, неизвестно по какой причине, произошел раздор. Всеслав предпринял целый ряд нападений на северные русские области, осаждал в 1065 году Псков, хотя безуспешно, а в 1066 году подступил к Новгороду, занял и ограбил его.

Поводом враждебных действий Всеслава, как обыкновенно пытаются объяснять наши историки, послужило то, что Ярославичи освободились от изгоя Ростислава, с которым они долго воевали, увеличили свои владения, не прибавив ничего Всеславу. Как бы то ни было, но великий князь Киевский Изяслав и его братья Святослав и Всеволод решились сообща наказать Всеслава за нападения. Глубокою зимою 1067 года они втроем, во главе многочисленного войска, отправились на Полоцкую область. Союзники осадили Минск, один из важнейших полоцких городов, взяли его после упорного сопротивления, причем почти все население, — мужчины, женщины и дети, или были перебиты, или взяты в плен. От этого города они пошли далее и на реке Немизе встретились с войском Всеслава; 3 марта, несмотря на глубокий снег, произошла жаркая битва, в которой Всеслав был разбит. Об этой битве неизвестный автор «Слова о Полку Игореве» так картинно говорит:

После этой битвы Всеслав бежал. Союзные князья не погнались за ним, но направились в восточные части полоцких владений, к Днепру, и остановились у Орши. Должно быть, наступившая весна помешала продолжению военных действии, так как воевали в то время почти исключительно зимою. Собравшись у Орши, Ярославичи в июне месяце призвали Всеслава для переговоров в свою ставку, причем они целовали крест, что не сделают ему никакого зла. Однако, едва только явился полоцкий князь в стан союзников, как был схвачен ими, скован и отправлен Изяславом в Киев в заточение.

Однако Всеславу Брячиславичу недолго пришлось сидеть в заключении. Счастливый случай помог ему.

В это время (в 1068 г. — Ред.) половцы напали на южную Русь, разбили вышедших им на встречу Ярославичей и начали разграблять и жечь Русскую землю. Когда великий князь Изяслав возвратился после поражения в Киев, киевляне восстали. Они потребовали от князя выдачи им оружия, чтобы они могли пойти оборонять Русскую землю. Изяслав отказал жителям. Жители взбунтовались. Часть их вошла на княжеский двор и стала спорить с Изяславом, который в это время сидел на сенях со своею дружиною и говорил с гражданами через окно, а другая часть направилась в тюрьмы и выпустила заключенных, которые увеличили недовольную толпу. Дружина советовала князю послать стеречь покрепче Всеслава, даже убить его, но он ни на что не оглашался. Тогда народ хлынул к тюрьме, где заключен был Всеслав, освободил его и привел на княжеский двор. Изяслав бежал со своими приверженцами и сыном Мстиславом, а Всеслав был избран Киевским князем.

Изяслав Ярославич бежал к польскому королю Болеславу, своему родственнику. Здесь он соединился с королем и оба пошли на Киев Всеслава. Изяслав был нелюбим киевлянами и потому они все вышли против него под предводительством Всеслава. Однако последний не надеялся на устойчивость и силу киевлян, притом не видел возможности долго удержаться на киевском столе, а потому, улучив удобный случай, убежал с похода из-под Белгорода к себе в Полоцк, предоставив киевлян самим себе. Он прокняжил в Киеве 7 месяцев.

Расправившись с киевлянами, Изяслав немедленно направился преследовать своего врага, полоцкого князя. Он изгнал его из Полоцка и посадил там сына своего Мстислава. Последний скоро там умер (в 1069 г. — Ред.) и на его место сел другой Изяславич — Святополк. Изгнанный Всеслав Брячиславич бежал на север к финскому племени Водь. Здесь он собрал войско и снова начал свои нападения на Новгород. В том же 1069 году он напал на новгородцев, но те под предводительством своего князя Глеба Святославича разбили его у самого Новгорода, взяли в плен, но потом отпустили.

Однако храбрый Всеслав не думал унывать. Он снова собрал войско и в 1071 году напал на Полоцк и выгнал оттуда Святополка. Тогда Изяслав послал на помощь последнему другого своего сына Ярополка, который и разбил полочан в битве у Голотическа. Несмотря на это полоцкий стол остался за Всеславом, после многих лет упорной и несчастной борьбы.

Во все время княжения Святослава в Киеве Всеслав сидел спокойно. Но как только умер Святослав (1076 г.), снова начались беспрерывные войны между Всеславом и киевскими князьями. Прежде всего подвергся нападению Новгород, где княжил Глеб, к которому ходил на помощь Владимир Мономах. В отмщение за этот набег Владимир сделал два похода на Полоцк, летом с отцом своим Всеволодом, а зимою со Святополком, который тогда уже княжил в Новгороде. В этот поход князья пожгли предместья самого города и кроме того Владимир разорил с половцами всю страну до Одрска.

^{Заславль в XI веке (реконструкция Е. Кулика)} 

Всеслав при первом удобном случае в свою очередь напал на Смоленск, владения Мономаха, воспользовавшись отсутствием последнего. Получив в Чернигове весть о нападении, Владимир немедленно поскакал с дружиною к Смоленску, но не застал там Всеслава. Тогда он направился в полоцкую землю и пожог города: Лукомль, Логойск и Друя.

Но Всеслав, очевидно, и этого не оставил без отмщения. По крайней мере в следующем году Владимир принужден был снова направиться на Полоцкую область. Он собрал огромное ополчение из половцев, черниговцев и читеевцев и направился к Минску. Они взяли город и поступили с ним крайне жестоко: не оставили ни челядина (раба), ни скотины, все разграбили и пожгли.

Кажется, на этом походе и закончилась борьба Всеслава Брячиславича с Ярославичами. По крайней мере, летописи ничего /более/ не упоминают. Впрочем, знаменитый чародей был уже слишком стар (ему было в 1078 году всего лишь 49 лет. — Ред.) и, вероятно, совершенно успокоился под конец своей бурной жизни. Он умер в 1101 году, прокняжив 57 лет.

При Всеславе Брячиславиче Полоцкое княжество достигло высших пределов своего процветания: ни до него, ни после него оно не было так велико и сильно, как в его время. Крепость и сила княжества увеличилась особенно тем, что оно находилось в руках одного князя. Возвышением своим Полоцк вполне обязан уму и энергии Всеслава. После него Полоцкое княжество начинает падать. Оно разделяется на множество мелких самостоятельных уделов, которые часто спорят между собою. Первое начало удельному порядку в Полоцке положил сам Всеслав, разделив все княжество между своими 6 сыновьями.

* * *

Со смертию Ярослава Великого в 1054 году вся Русская земля делится на почти независимые княжества или уделы. Внешняя сущность удельной системы состояла в том, что более или менее значительный племенной центральный город получал или принимал к себе князя, который оставался вполне независимым в делах внутренних, а во внешних делах более или менее зависимым, смотря по величине и значению управляемого им удела.

Собственно, удельный строй древнерусского государства существовал еще до Ярослава. Так, по смерти Святослава Игоревича Владимир сделался единовластителем Руси только после долгой и упорной борьбы с братом Ярополком. Ярослав Владимирович должен был также бороться с братом Святополком, заключить другого брата Судислава Псковского в темницу, и владеть долгое время Русью вместе с братом Мстиславом Тмутараканским до самой смерти последнего в 1034 году (на самом деле в 1036 г. — Ред.). Только тогда Ярослав сделался единовластцем Русской земли.

Из этого видно, что обычай разделения Руси на уделы существовал еще гораздо раньше Ярослава. Однако со смертию последнего его потомство настолько размножилось, что уже на много столетий разделило Русь на уделы. Сам Ярослав оставил 5 сыновей, и притом еще в Полоцке княжила независимая от него линия Изяславичей.

Несмотря на довольно высокое состояние русской исторической науки, сущность и значение удельного периода еще далеко не выяснены историками. Явилось много теорий по этому вопросу, но ни одна из них не охватывает вполне сущности этой эпохи, обращая внимание то на ту, то на другую сторону ее.

Не говоря уже о вполне отжившей теории Карамзина, которая видела в наделении великим князем сыновей своих волостями отеческую любовь и попечение о детях, считаем необходимым упомянуть о других мнениях по этому вопросу. Такие авторитетные ученые, как Соловьев и Кавелин признают, что уделы произошли от раздачи русских земель великим князем как родоначальником княжеского семейства и что, следовательно, вся Русская земля представляла общее родовое владение княжеского дома, а борьба князей между собою — борьбою за княжеские родовые счеты.

Далее, есть теория, которая видит в удельно-вечевом строе этнографическое деление Руси по племенам и, следовательно, борьбу князей объясняет племенной борьбой народностей. Это мнение впервые было высказано Костомаровым. Наконец, есть еще довольно важное мнение Сергеевича, который видит в удельно-вечевом складе — договорное начало между князем и народным вечем.

Здесь не место входить в более подробное исследование этих теорий, не место также вести с ними полемику. Но нам однако кажется, по нашему крайнему разумению, — что ни одно из этих мнений не есть удовлетворительно. Дело в том, что каждая теория рассматривает совокупность не всех явлений народной жизни данного времени, но предпочтительно избирает одну группу фактов, которая кажется ей важнее, справедливее, и на них строит свои выводы; те же из фактов, которые не подходят под данную группировку, стараются объяснить какими-либо натяжками или прямо считать исключением.

Обращаясь к фактам удельно-вечевого периода Русской истории, мы замечаем три крупных явления: 1) проявление и развитие племенной жизни народностей, составлявших тогдашнюю Русь, 2) борьбу князей и 3) слияние княжеских интересов с интересами земства.

Племена, составлявшие древнюю Русь, должны были различаться друг от друга многими этнографическими особенностями, выражавшимися в различных местных говорах, обычаях, обрядах, особенностях религиозных, в различной степени культуры, в различии торговых интересов, даже, может быть, в таких мелочах, как одежда, способ и приемы охоты и т.п. Как невелики покажутся нам эти особенности, но они имели влияние на разрозненность племен, в особенности, если обратим внимание на то, что огромные пространства, непроходимые леса и болота и притом недоверчивое, подозрительное отношение одного племени к другому, — черта, свойственная вообще малообразованным народам, постоянно препятствовали близкому знакомству и слиянию племен. При этом припомним свойственную вообще славянам черту — заводить между собою споры и прочее; все эти несогласия между племенами летописец характеризует словами «бысть нестроение».

Но пока племена жили мелкими общинами, пока они не доразвились до способности создать государственное начало, народная жизнь ни в чем не проявлялась. С IX века различные события, одно за другим, возбуждают к деятельности русские племена: борьба с варягами, установление на всем пространстве государственной власти, частое посещение северных славян южными и наоборот, борьба за власть первых князей, походы в Грецию (Византию. — Ред.), Хазарию, на Кавказ и прочее, наконец принятие христианской религии и с нею вместе писменности, одним словом — все эти явления заставили проснуться русские племена.

Таким образом произошло возбуждение в среде русских племен к деятельности умственной и государственной, каковое явление мы бы назвали возрождением племен. Первые поддались этому движению те племена, которые находились в более близких сношениях с Грецией: киевские поляне, ильменские словене и полочане. Потом выдвигается на сцену политической жизни Волынь, Туров, северяне, смоляне и т. д. Вследствие такого проявления народной областной жизни в наш удельно-вечевой период, мы замечаем следующие явления:

1) развитие и усиление веча, как выразителя народной воли в делах внутренних и внешних;

2) борьба городов с пригородами, которая есть отражение всеобщего возрождения племен;

3) борьба земств;

4) развитие системы земель, т.е. племена группируются около своего главного центра, великокняжеского города, причем всякая земля, в свою очередь, делится на мелкие уделы.

Что касается до князей, то в борьбе их мы наблюдаем следующие случаи:

1) борьба князей за родовые (борьба Мономаховичей и Ольговичей) и семейные счеты;

2) борьба князей за личные обиды и неудовольствия;

3) борьба князей за интересы земель, княжеств, например торговые и пр.;

4) проявление и борьба за столы князей-изгоев.

В первых двух случаях князья обыкновенно воевали только со своими дружинами, причем земство редко помогало и даже отказывало им в помощи.

Вот отличительные черты, на наш взгляд, удельно-вечевого периода. Для объяснения его, нам кажется, нужно брать совокупность всех этих черт, а не одну какую-нибудь, например родовые отношения князей, и только такой взгляд может вполне выяснить значение этого периода.

К этому следует прибавить еще одно соображение. В продолжение нескольких веков, когда продолжался наш удельный период, при разнообразии и многочисленности племен, населявших Русь, различной их степени культуры, интересах и т.д., удельно-вечевой порядок имел свои видоизменения. Укажем хотя бы на то, что поколения князей не могли всегда действовать по одному и тому же принципу, хотя бы по принципу родового начала: один князь мог иметь свои взгляды на власть, на свое положение, на управляемый им удел и т.д., отличные от взглядов другого. С другой стороны, и земли, смотря по условиям, в какие они были поставлены, имели различные понятия и принципы о княжеской и народной власти: в одном городе преобладало вече, в другом князь и т.д. Все это отразилось и на событиях удельного периода.

В первое время князья в уделах были пришлые. Князь со своею дружиною переходил из города в город, представляя собою временную военную и судебную власть. Вследствие частой смены князей и их исключительного положения в стране, должна была выступить народная власть для постоянного заведывания внутренними делами, что и выразилось в усилении значения веча.

Однако, приблизительно с половины XII века, князья перестают ходить со стола на стол, но сживаются настолько с управляемыми ими племенами, что власть княжеская делается наследственною. Еще при жизни князь старается назначить и утвердить себе преемника. Таким образом, княжеские линии утверждаются в той или другой земле, в своих вотчинах; земли, со своей стороны, крепко держатся одной какой либо княжеской линии. С этого времени интересы князя и его удела становятся нераздельными.

Земли полоцких и смоленских кривичей окончательно выделяются в первой половине XII века. Смоленское княжество выделяется с началом правления Ростислава Мстиславича (с 1127 г. — Ред.). Полоцкое княжество, как мы видели, выделилось еще при Владимире и было, насколько можно судить по летописным известиям, довольно самостоятельно. Однако мы видели, что Всеслав Брячиславич почти всю жизнь свою провел в борьбе за самостоятельность своей земли, между тем как киевские князья стремятся подчинить ее. Борьба эта продолжается и после смерти Всеслава еще с большим ожесточением. Полоцкая земля раздробляется на уделы, но все они продолжают вести борьбу с Киевом единодушно. Конец этой борьбы и полное обособление можно считать с 1137 года, с возвращением из ссылки полоцких князей.

* * *

Обращаясь собственно к возрождению племен, населявших Белоруссию, и к образованию у них государственнаго начала, нужно заметить, что оно далеко не одинаково и не в одно время появилось у смолян, полочан и дреговичей. Ранее других выработали государственное начало полоцкие кривичи, о чем уже было говорено. За ними выступили дреговичи с центральным городом Туровом и позже их, в первой половине XII века, смольняне. До проявления полной самостоятельности Смоленской земли, т.е. до начала княжения Ростислава Мстиславича, при котором она впервые сделалась самостоятельною, в Смоленске часто переменяются князья. Уследить за их внутренней деятельностью невозможно за отсутствием данных и поэтому, чтобы не прерывать рассказа, нам придется ограничиться сухим перечнем за это время имен князей.

Почти то же приходится сделать и с Туровскою областью. Получив самостоятельного князя еще при Владимире Святославиче — Святополка, Туров некоторое время играет видную роль между городами Киевского княжения. Он отдается обыкновенно старшим после великого князя князьям, следовательно, преемникам великокняжеского стола. Так, после Святополка I Владимировича, там сидел старший сын и преемник Ярослава — Изяслав до 1054 года, когда он занял Киевский стол. После смерти Ярослава Турово-Пинская область осталась за Изяславом.

^{Вече в древней Руси} 

Причина такого важного положения Турова была та, что в это время главнейшим и важнейшим соседом /Киевской/ Руси была Польша, ближайшее сношение с которой происходило именно через Туровскую область. Сидя в пограничной области или владея ею, князь всегда успевал заключить союз с Польшей или Венгрией, которые и сами охотно вступали в союз с русскими князьями. Так мы видим, что Святополк I получал помощь от Польши, Изяслав тоже два раза отправлялся за помощью в Польшу, сын его, великий князь Святополк II в 1097 году заключил союз с ляхами против Давида Игоревича и воспользовался помощью венгерского короля Коломана.

Во время смерти Ярославовой, в Смоленске мы видим впервые самостоятельного князя; то был Вячеслав Ярославич, родившийся в 1034 году. Он был женат на Оде, дочери графа Штадского Леопольда и имел от нее одного сына Бориса. Однако Вячеслав вскоре умер, 23 лет от роду в 1057 году; супруга его Ода уехала на родину, взяв с собою и Бориса, выросшего и воспитанного в Саксонии; он явился на Русь только около 1077 года, когда о нем упоминают летописи.

Вместо Вячеслава на смоленский стол был отправлен, по решению старших братьев, Игорь, княживший до этого времени во Владимире на Волыни. Время его рождения неизвестно; вообще о нем мы почти ничего не знаем, как и о его предшественнике на смоленском столе. Можно только догадываться, что он был женат на Кунигунде, Орламинской графине, которая после его смерти в 1060 году уехала в Германию и там вышла замуж за какого-то принца.

После смерти Игоря (1060 г.), три старших князя — киевский князь Изяслав и братья его Святослав и Всеволод разделили и Смоленское княжение между собою. Кажется, что это деление нужно понимать только в смысле разделения доходов со страны, но не деления географического; по крайней мере последующая история этого не доказывает, да притом вообще у русских князей не было в обычае территориальное деление какого-либо племени.

Смоленская волость недолго находилась в неопределенном положении под властью трех князей. При Владимире Мономахе мы видим, что она находилась в теснейшей связи с Переяславским княжеством, в котором княжил отец Мономаха Всеволод. Мало того, Туров, кажется, тоже на время подпал власти Всеволода. Именно, после изгнания Изяслава из Кива, Святослав, сделавшись киевским князем, оставил за собою Чернигов. Несомненно, он должен был вознаградить как-нибудь брата своего Всеволода; ему, по всей вероятности, досталось Туровское княжение. Так, Владимир Всеволодович ходил воевать за Туровскую волость с ляхами и, перезимовав в Турове, на весну ходил к отцу в Переяславль, оттуда снова в Туров. Когда умер Святослав, князь Киевский, Всеволод помирился со старшим братом, изгнанником Изяславом, и перевел сына своего Владимира из Турова, как владения Изяславова, на прежний стол в Смоленск (в 1077 г.).

Туров, вероятно, остался за Изяславом, для которого он был важен как прямой путь для сношений с Польшей. Взамен Турова Всеволод получил Чернигов, причем братья Святославичи, Олег и Давид, объявлены были изгоями и лишены отцовского стола. Такой же участи подвергся и сын Вячеслава Борис, появившийся около этого времени на Руси.

Молодые изгои не думали уступить своего права на управление русскими городами. Они явились с многочисленным войском степняков и в 1078 году заняли Черниговскую волость. Однако в том же году соединенные ополчения старших князей разбили под Черниговом изгоев, причем были убиты Борис Вячеславич и великий князь Изяслав. Всеволод занял Киевский стол, вследствие чего произошла новая смена князей в уделах. Ярополку, младшему сыну Изяслава, отдано было Туровское владение, но только в придачу к Волыни, Владимир Мономах перешел из Смоленска в Чернигов.

Таким образом, Мономах занимал два стола; по крайней мере известно, что, когда Всеслав Полоцкий напал на Смоленск, Владимир погнался за ним с черниговцами. Отсюда можно заключить, что Владимир не переставал быть смоленским князем, на что сохранилось указание в одном позднейшем источнике.

Туров при Всеволоде потерял свое значение. Этот князь не имел связей с западом, подобно Изяславу, и потому Туров не был для него важен. Он отдал его Ярополку, с которым был, по-видимому, в первое время весьма дружен. Так Ярополк однажды провел у него Пасху. Мало того, когда он был выгнан племянниками своими Ростиславичами из удела, Всеволод немедленно помог племяннику Ярополку, послав с войсками сына своего Владимира, который и восстановил его на прежнем столе. Однако согласие это продолжалось очень недолго. Ярополк вздумал восстать против дяди: между ними произошли, вероятно, какие-то недоразумения, о которых летопись умалчивает; она объясняет дело тем, что Ярополк послушался злых советников.

Владимир Мономах, посланный Всеволодом, занял Владимир Волынский и пленил там мать и жену Ярополка, бежавшего при одном приближении противников в Польшу. Однако он скоро помирился с великим князем и опять занял свой стол. Через несколько времени, когда он был на пути в Звенигород, его убил какой-то Нерядец. Причина убийства неизвестна, но убийца бежал к Рюрику Ростиславичу, чем и навлек сильное подозрение на последнего (1087 г.).

В следующем году, после смерти Ярополка, брат его Святополк, княживший до этого времени в Новгороде, перешел на Туровское княжение. К этому побудило его, вероятно, желание быть поближе к Киевскому столу, так как он оставался старейшим в княжеском роде. К такому переходу побуждала его еще, может быть, и та причина, что он, занимая отцовское место, мог возобновить старые отцовские связи с Польшей и Венгрией; впоследствии он, как известно, пользовался содействием той и другой. Притом же новгородцы вообще не любили этого жадного князя и впоследствии они выразились, что если бы сын Святополка, которого хотели там посадить у них, был бы даже о двух головах, то и тогда они не пожелали бы принять его.

В 1093 году Святополк, после смерти Всеволода, перешел на Киевское княжение, оставив за собою Туров.

Спустя немного времени, именно в 1095 году, Давид Святославич окончательно утвердился в Смоленске, где он прокняжил до Любечского съезда (1097 г.). После этого съезда, на котором было решено, чтобы каждый князь владел отцовским уделом, Давид Святославич с братом Олегом заняли Чернигов, Муром и Ростов, а Владимир утвердился снова в Смоленске и Переяславле.

Однако в Смоленске, спустя немного времени, мы видим сына Мономаха — Святослава. Об этом князе мы знаем немного. Известно, что в молодости своей он был заложником у одного из половецких ханов и раз ходил в поход на половцев (1107 г.). На смоленском столе он был до вокняжения отца своего Владимира в Киеве (1113 г.), когда был переведен в Переяславль, где и умер в следующем году (1114 г.). Когда Владимир Всеволодович утвердился на великокняжеском столе, произошла новая смена князей: в Смоленске начал княжить сын его Вячеслав. Такой порядок вещей продолжался, кажется, до самой смерти (1125 г.) этого князя. По крайней мере, мы узнаем, что только в 1128 году, т.е. в княжение Мстислава Владимировича, Вячеслав уже княжил в Турове, а Ростислав Мстиславич — в Смоленске.

После княжения Святополка II Изяславича значение Турова окончательно начинает падать. Причина этому быть может та, что сношения с поляками и венграми ослабевают. Польша потеряла свое могущество, приобретенное при первых королях ее: она уже далеко не была сильным государством во времена Болеслава Кривоустого (1122–1139); он ослабил ее совершенно, разделив на уделы. Мелкие /польские/ удельные князья, занятые своими домашними счетами, не могли предоставить для русских князей надежных союзников. Притом жизненный интерес Руси с Владимира Мономаха до конца XII века переносится к Киеву и на правый берег Днепра. Русь употребляла все усилия в борьбе с кочевыми ордами половцев. Между ними же князья находили верных союзников и наемников.

Вследствие такого положения вещей Турово-Пинская область, хотя приобретает при Вячеславе Владимировиче полную независимость от киевского князя, но теряет свое значение и нисходит на степень мелкого удела. Притом она дробится на несколько княжеств. Уже в 1128 году мы знаем отдельного Клецкого князя Вячеслава. Но несомненно, что уделов было гораздо больше: оставались еще потомки Изяслава Ярославича: Мстислав, Изяслав, Брячислав и Юрий, которых уделы, хотя неизвестны в точности, но были где-то в бассейне Припяти. Таким образом, мы видим, что до смерти Мономаха, Туров и все Поприпятье почти исключительно находились во власти старшей линии Ярославичей — потомков Изяслава.

Всеслав Брячиславич Полоцкий оставил после себя шестерых сыновей: Рогволода, Давыда, Бориса, Ростислава, Глеба и Романа. Своими завоеваниями Всеслав значительно расширил свои владения; но после смерти его сила и значение Полоцкого княжества быстро падают. Причина такого падения — разделение княжества на уделы. Неизвестно, какому из сыновей Всеславовых достался тот или другой удел, а также и какие именно были уделы. Можно только заметить, что в Полоцке сел Давыд (умер в 1129 г. — Ред.), в Минске — Глеб (умер 13.09.1119 г. — Ред.), в Изяславле — Брячислав. Самыми важными уделами были Минск и Полоцк. О границах последнего мы ничего не знаем; к Минску же принадлежали города Орша, Копыс (ныне уездный город Могилёвской губернии) и Друцк (ныне село на реке Друти в Могилёвской губернии). О других уделах, а также и князьях их мы знаем весьма немного.

Главный удел Полоцкой земли — Полоцк, в котором княжил Давыд Всеславич, находился в тесном союзе с остальною Русью. Так, этот полоцкий князь ходил вместе со всеми князьями в 1103 году на половцев. Он не отказался от союза с киевскими князьями и тогда, когда ему пришлось идти на родного брата в Минск.

Беспокойный Глеб /Всеславич/ Минский начал делать нападения на соседние области, на дреговичей и на смолян, которые тогда находились под властью Святополка Киевского. Последний, чтоб наказать неугомонного соседа, отправил в 1104 году на Минск воеводу Путяту; к киевскому ополчению присоединились: смоленское под начальством сына Владимира Мономаха Ярополка, Олег Святославич и брат Глеба, Давыд. Но соединенное войско возвратилось из Минской области без успеха. Между тем Глеб не унимался; он продолжил грабить соседние земли, уводить в плен жителей, жечь города и села.

В 1116 году Глеб напал на землю дреговичей, сильно опустошил ее северные окраины и сжег Слуцк. Владимир грозил ему, но он не обращал внимания на угрозы и сам укорял великого князя. Тогда Мономах решился покончить с беспокойным соседом. Он сам с войском отправился на Минск, взяв с собою своих сыновей, Давыда Святославича и Ольговичей. Нападения были сделаны с разных сторон. Князь Смоленский Вячеслав Владимирович взял Оршу и Копыс, города, соседние со Смоленской волостью; Давыд и Ярополк, сын Владимиров, взяли и отдали на «щит», т.е. на разграбление Друцк.

На главный город княжества Минск, где находился и виновник похода Глеб, отправился сам Владимир. Глеб затворился в городе. Не надеясь взять скоро приступом город, киевский князь твердо решился принудить его к сдаче голодом. С этой целью он начал строить себе избу в лагере. Глеб, увидев, что Владимир думает во что бы то ни стало взять город, начал с ним переговоры о мире. Владимир, как выражается летописец, сжалился, что проливается кровь христианская во дни великого поста, и принял мирные условия. Глеб вышел из города с детьми и дружиною, поклонился великому князю, условился о мире, обещаясь быть послушным Мономаху. Сделав свои распоряжения, прочитав наставления Глебу, Владимир отдал ему обратно Минск, а сам возвратился в свою область.

Однако, хотя не упоминается, в чем состоял мирный договор между киевским и минским князьями, но из последующих известий можно заключить, что полоцкие города Орша и Копыс с этого времени навсегда остались принадлежащими Смоленской области. Кроме того, сильно пострадали дручане: жители этого города были взяты в плен Ярополком и отведены в Переяславскую волость, где им построен был город Желди.

Впрочем, Глеб недолго соблюдал мир. Около 1119 года Владимир снова пошел к Минску, на этот раз взял город, пленил Глеба и привел его в Киев, где он и умер в том же году. Минское княжество осталось на некоторое время во владении Мономаха и его сыновей.

^{Поход коалиции князей на Полоцк в 1128 г.} 

Завладев Минском, Мономах, как кажется, отдал его внуку своему Изяславу.

После смерти Мономаха, в княжение в Киеве сына его Мстислава, между полоцкими князьями и остальною Русью возгорелась новая война. На этот раз поход был направлен против всех князей полоцких и, в особенности, против прежнего союзника и родственника Мономаховичей — Давыда Всеславича Полоцкого. Причины этого похода неизвестны, хотя из последующих событий можно догадываться, что Давыд Всеславич отказался от участия в общерусских делах — в походах на половцев, и, вероятно, не признал великокняжеской власти Мстислава. Как бы то ни было, но в 1127 году великий князь собрал почти всю Русь в поход на Полоцк. Замечательно, что как этот, так и другие походы на Полоцк отличаются тем, что на них собираются почти все князья охотнее чем на половцев. К сожалению, невозможно, по недостатку данных, выяснить это замечательное явление.

В настоящий поход князья отправились не все вместе, но по частям, на разные города Кривичской земли. Так, на Изяславль отправилось 4 князя: Вячеслав из Турова, Андрей из Владимира (Волынского), Всеволодко из Городно (ныне местечко Городно Пинского уезда Минской губернии), Вячеслав Ярославич из Клецка. Всеволод Ольгович, князь Черниговский, с братьями отправился по направлению на Стрежев к городу Борисову.

Сын великого князя Изяслав Курский и воевода Иван Войтишич с ополчением торков направились на Логожск (ныне местечко Логойск Минской губернии). Ростислав Смоленский, другой сын Мстиславов, направился на Друцк.

Всем этим князьям дано было приказание напасть одновременно на назначенные пункты, именно 4-го августа. Но Изяслав напал на Логожск днем раньше, взял город и полонил жителей. Тут он простоял два дня, взяв случайно в плен Брячислава, князя Изяславского, и войско логожан, которых он вел на помощь отцу. Этот князь, отправившись в поход к отцу, сбился с пути, перепутался и попал прямо в руки Изяславу. Этот последний, взяв добычу, пленных логожан и Брячислава, отправился к Вячеславу Владимировичу, который в это время осаждал сильно сопротивлявшийся Изяславль.

Жители этого города, видя, что князь их Брячислав и логожане находятся в лагере противников и что им не причиняют никаких обид, решились и сами сдаться, но предварительно потребовали от Вячеслава клятвы, что город их не будет отдан на разграбление. Вячеслав дал, но не мог сдержать. Вечером, чтобы воины не заметили и не ворвались в город, туда вошли только воевода Воротислав князя Андрея и тысяцкий Вячеслава Иванко с небольшим числом отроков. Когда же на рассвете войско увидело, что город сдался, оно насильно ворвалось туда и предалось разграблению; воеводы едва могли спасти имущество жены Вячеславовой, дочери Мстислава.

В то же время выступило против полочан и новгородское ополчение, во главе с князем Всеволодом Мстиславичем; оно направилось к Неклочу. Когда полочане увидели, что им невозможно бороться с целою Русью, то решили на вече выгнать виновника несчастий Давыда, а на его место посадить Рогволода (умер в 1128 г. — Ред.). С таким решением они отправились к Мстиславу, который согласился с решением полоцкого веча, заключил мир и отправился в Киев.

Но полоцкие князья не думали считать для себя обязательным исполнение мирного договора. Когда Мстислав прислал звать их в поход на половцев, они не только не повиновались, но отправили послов с насмешкою. Мстислав хотел сейчас же наказать непокорных, но его задержала война на юге. Окончив ее, он отправился на север, пленил всех полоцких князей: Рогволодовичей Василия и Ивана (самого Рогволода уже, очевидно, не было в живых) и Всеславичей: Святослава, Давыда и Ростислава. Один из Всеславичей, Борис, умер до изгнания в 1129 году, а другой, Роман — в 1114 году.

Мстислав их привел в Киев и отсюда отправил на трех ладьях в Грецию /Византию/, где все эти князья были хорошо приняты императором и поступили к нему на службу.

Полоцк получил во владение Изяслав Мстиславич. Впрочем, полоцкие Изяславичи (повторяю: не Изяславичи, а Рогволодовичи. — Ред.) вскоре появляются в своих родных вотчинных землях; именно в 1132 году появляется в Полоцке Василько Святославич, внук Всеслава. Когда после смерти Мстислава, Изяслав из Полоцка перешел в Переяславль, оставив вместо себя Святополка, брата своего, полочане воспользовались случаем для освобождения себя от зависимости чуждой им княжеской линии; они изгнали Святополка и посадили на стол Василька Святославича.

Этот князь, очевидно, успел уже вернуться из изгнания или же, быть может, вовсе не был отправлен с отцом в изгнание, как малолетний. В 1140 году вернулись и еще двое из князей (имен не упоминается) из Царьграда; возвратились ли или нет остальные князья, — неизвестно. С возвращением полоцких князей, земля их в полном составе (кроме Орши и Копыса) была освобождена от власти киевских князей. Восстановление прежнего порядка в Полоцке совершилось с согласия остальных русских князей; прибывшие князья живут мирно и в союзе с остальными князьями и Мономаховичами, и Ольговичами Северскими.

Таким образом восстановился прежний порядок в Полоцкой земле; вместе с тем окончилась вековая борьба с Киевом за самостоятельность.

Представим еще одно соображение относительно этой упорной борьбы.

После смерти Мономаха, потомство его утверждается в земле Туровской и Смоленской, стремясь подчинить и полоцкие волости.

Кроме того, Мономаховичи владели землями Владимиро-Волынскими, Переяславскими и Ростово-Суздальскими, стараясь не выпустить также из рук Великого Новгорода. Первое поколение Мономаховичей особенно дружно отстаивало земли на западной половине Днепра, которыми был окружен Киев, стараясь не выпустить из своих рук ни одного города.

Но уже Мстислав, а может быть, и отец его Владимир, не мог не понимать, что он только тогда может прочно утвердиться на западе, тогда только может рассчитывать на постоянное влияние на богатый Новгород, когда избавится от опасного врага на севере — полоцких князей. Непрерывная борьба, примеров жестокости которой нет в нашей древней истории, борьба Мономаха с полоцкими князьями, не имеет за собою других оснований, как желания соединить в одну территорию Смоленскую и Ростово-Суздальскую земли с Киевом и дреговичами и таким образом взять в свои руки Новгород.

Конечно, старая, едва ли не эпическая, причина борьбы Ярославичей с Рогволодовичами здесь не могла иметь места. Владимир Мономах, мстя за всякое нападение на смоленские земли, ревностно отстаивает и туровские. Он не успел или не решился отнять уделы у Рогволодовичей; он успел по крайней мере оттеснить их от Днепра занятием Орши и Копыса. Отняв эти города он успел значительно оттеснить полочан от великого водного пути, подорвать их торговлю, а обеспечить и усилить таким образом торговлю своей области.

Сын его Мстислав (великий князь Киевский в 1125–1132 гг. — Ред.) оказался решительнее отца. Предлог для борьбы, который выдвигает летопись, желая замаскировать чисто личные стремления деятельного представителя Мономахова рода, причина борьбы вследствие которой «Рогволожи внуци взимают меч», имеет более глубокое основание. Мстислав одним решительным ударом хотел сделать то, чего не мог достигнуть его отец долгою борьбою. Он изгоняет полоцких князей и сажает на место их наиболее деятельного из своих сыновей, наиболее способного поддержать стремления своего отца — Изяслава.

Еще не успел он /Изяслав Мстиславич/ утвердиться в полоцких волостях, как киевский князь предпринимает большой поход на Литву. Что это была за Литва, — из обстоятельств похода не видно, не видно также и причины похода. Но последняя ясна будет, если вспомнить, что полоцкие князья находились с литовскими народцами в постоянных сношениях, что эти народцы, по крайней мере соседние, находились в подчиненном положении к полоцким князьям, что среди них жили кривичи колонисты. Это смешанное русско-литовское население, очевидно, не желало покориться новому князю и, пользуясь наступившим замешательством, стремилось обособиться. Не без вероятности можно также предположить, что сюда, на окраинные земли, сбежалась часть полочан, недовольных новыми порядками, приверженцы Рогволодовичей и независимости и, вероятно, со своими князьями, из которых не все были изгнаны и которых народный голос выдвинул снова при первом удобном случае.

Попытка удержать за собою Полоцкую область Мономаховичам не удалась и не удалась потому, что этому помешали и внутренние причины (само население) и внешние обстоятельства. После смерти Мстислава начались частые перемещения Мономаховичей со стола на стол, неурядица при неудачном правлении Ярополка. Но впоследствии мы увидим, что та же борьба Мономаховичей с Полоцком продолжалась, только на других основаниях, и что Мономах в своем внуке Ростиславе нашел надежного преемника.

* * *

Мы рассмотрели начальную эпоху истории Смоленского, Туровского и Полоцкого княжеств. В ней заметны два различных течения: стремление первых киевских князей сцентрализировать русские земли в своей власти, и затем, когда Русь достаточно сплотилась, — движение обратное первому, децентрализационное.

Подробностей из эпохи сложения русских земель под властью князя Киевского мы почти не знаем; однако, насколько можно судить по отрывочным известиям, это соединение не всегда происходило мирным путем, на что указывает борьба Владимира I (святого) с Полоцком, с радимичами и прочими, хотя большинство племен, не успевших создать у себя прочного государственного устройства, под влиянием внешних обстоятельств подчинились добровольно.

Затем начинается течение обратное в истории Руси — стремление отдельных этнографических групп к децентрализации, к установлению у себя самостоятельного государственного устройства. Туровское княжество не успело обособиться до довольно позднего времени; Смоленская земля выделялась постепенно, без борьбы с Киевом; со времени княжения Ростислава Мстиславича она делается вполне самостоятельной землей с отдельной своей линией Ростиславичей. Напротив, Полоцкая земля выдержала вековую борьбу с Киевом из-за самостоятельности.