Книга: Множественные умы Билли Миллигана
Назад: КНИГА ПЕРВАЯ Спутанное время
Дальше: ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

• 1 •

В субботу, 22 октября 1977 года Джон Клеберг (начальник полиции Университета штата Огайо) отдал приказ усилить охрану территории медицинского колледжа. Вооруженные полицейские патрулировали территорию и на машинах, и пешком. Даже на крышах находились вооруженные наблюдатели. Женщин предупредили, чтобы они не ходили в одиночку и остерегались мужчин, в машины которых садятся.
В течение последних восьми дней на территории университетского городка, прямо у пункта охраны, были похищены две молодые женщины. Судя по рассказам потерпевших, все происходило между семью и восемью часами утра. Первой была двадцатипятилетняя студентка факультета оптометрии, вторая – двадцатичетырехлетняя медсестра. Обеих отвезли за город, изнасиловали, заставили обналичить чек и отобрали деньги.
Газеты опубликовали фоторобот преступника, сделанный полицией, и население отозвалось сотнями телефонных звонков, имен, описаний – но все без толку. Никаких зацепок, никаких подозреваемых. Напряжение среди сотрудников университета нарастало. Соответственно усиливалось давление на начальника полиции. Студенческие организации и сообщества требовали поймать человека, которого газеты и телевидение штата успели окрестить Университетским насильником.
Возглавить охоту на этого человека Клеберг поручил молодому следователю Элиоту Боксербауму. Считающий себя либералом, Боксербаум еще в 1970 году, будучи студентом университета, принимал участие в работе полиции, когда в связи со студенческими волнениями университетский городок был временно закрыт. В том же году Элиот окончил университет, и ему предложили работу в отделе полиции этого университета, но при условии, что он укоротит свои длинные волосы и сбреет усы. Подстричься-то он подстригся, но сбрить усы отказался наотрез. Впрочем, его взяли и так.
Изучив фоторобот и некоторые сведения, полученные от обеих пострадавших, Боксербаум и Клеберг пришли к выводу, что насильником был белый американец 23 – 27 лет, волосы рыжевато-каштановые, вес 80 – 84 килограмма. Оба раза мужчина был одет в коричневую спортивную куртку, джинсы и белые кроссовки.
Кэрри Драйер, первая жертва, вспомнила, что насильник был в перчатках и держал небольшой револьвер. Время от времени глаза у него судорожно двигались из стороны в сторону – вероятно, симптом нистагма. Насильник приковал девушку наручниками к внутренней стороне дверцы ее собственной машины и отвез в пустынное место за городом, где и изнасиловал. После этого он сказал:
– Если пойдешь в полицию, не вздумай описывать мою внешность. Если увижу что-нибудь в газетах, пошлю к тебе еще кого-нибудь.
Словно желая доказать, что не шутит, он выписал несколько имен из ее записной книжки.
Донна Уэст, невысокая пухленькая медсестра, сообщила, что у человека, который ее изнасиловал, был автоматический пистолет. На руках у него она заметила какие-то пятна – не грязь и не жир, а что-то вроде масляной краски. Насильник сказал, что его зовут Фил. Он много ругался. Глаз его она не разглядела, потому что на нем были надеты темные очки. Насильник записал имена ее родственников и предупредил, что если она опознает его, то она или кто-то из ее родственников пострадают от «братства». Она, а вслед за ней и полиция предположили, что парень хвастался, будто входит в террористическую группу или является членом мафии.
Клеберга и Боксербаума озадачило одно, но существенное различие в описаниях. У первого человека были аккуратно подстриженные усы. У второго – трехдневная щетина на щеках и никаких усов.
– Наверное, между первым и вторым делом он их просто сбрил, – улыбнулся Боксербаум.
В Центральном управлении полиции, расположенном в деловой части города Коламбус, детектив Никки Миллер из отдела сексуальных преступлений заступила на дежурство во вторую смену в 3 часа дня, в среду, 26 октября, что и было отмечено в журнале. Она только что вернулась из Лас-Вегаса, где провела двухнедельный отпуск, и теперь чувствовала себя и выглядела посвежевшей. Загар очень шел к ее карим глазам и стриженым светлым волосам.
Детектив Грэмлич из первой смены сообщил ей, что он отвез в университетскую больницу жертву изнасилования. Поскольку это дело предстояло вести Миллер, Грэмлич ознакомил ее с некоторыми деталями, которыми он располагал.
Полли Ньютон, двадцатилетняя студентка Университета штата Огайо, примерно в 8 часов утра была похищена возле своей квартиры, расположенной недалеко от территории университета. Не успела пострадавшая припарковать голубой «корвет» своего друга, как ее тут же впихнули обратно в машину и приказали ехать в какое-нибудь безлюдное место за городом. Там она была изнасилована. Потом насильник заставил ее вернуться в Коламбус, чтобы обналичить два чека, прежде чем она отвезет его обратно на территорию университета. Затем он предложил ей обналичить еще один чек, прекратить платежи и держать деньги при себе.
Поскольку Никки Миллер была в отпуске, она не читала об Университетском насильнике и не видела его фоторобота. Детективы из первой смены ввели ее в курс дела.
«Факты по новому делу, – отметила Миллер в своем рапорте, – совпадают с подробностями двух похищений и изнасилований, которые расследует полиция Университета штата Огайо, поскольку они произошли на ее территории».
Никки Миллер и ее напарник офицер Э. Дж. Бесселл поехали в университетскую больницу, чтобы поговорить с Полли Ньютон, девушкой с темно-рыжими волосами.
По словам Полли, человек, который ее похитил, сказал, что он – член Метеорологического общества, а кроме того, бизнесмен и водит «мазерати». После того как Полли была оказана помощь, она согласилась поехать с Миллер и Бесселл ом, чтобы найти место, куда ее заставили поехать. Но к тому времени стало темнеть, и она поняла, что не найдет этого места. Было решено отправиться туда на следующее утро.
Дактилоскописты из выездной бригады провели поиск отпечатков пальцев в машине Полли. Было обнаружено три частичных отпечатка, достаточно отчетливых для сравнения с отпечатками будущих подозреваемых.
Миллер и Бесселл отвезли Полли в следственный отдел, чтобы вместе с художником составить портрет преступника. Затем Миллер попросила Полли посмотреть фотографии белых мужчин, виновных в изнасилованиях. Полли изучила три альбома с фотографиями, по сотне в каждом, – но никакого успеха. Только в 10 часов вечера, выжатую как лимон после семичасового пребывания в полиции, ее наконец оставили в покое.
На следующее утро, в 10 часов 15 минут, детективы утренней смены заехали за Полли и повезли ее в округ Делавэр. При дневном свете она смогла найти место, где ее изнасиловали. На берегу пруда были найдены гильзы от девятимиллиметровых пуль. Полли сказала, что именно оттуда человек стрелял в бутылки из-под пива, которые бросал в воду.
Когда они вернулись в участок, Никки Миллер как раз заступала на дежурство. Она привела Полли в небольшую комнату, расположенную напротив стола секретаря, и дала еще один альбом с фотографиями. Оставив Полли одну, Никки прикрыла за собой дверь.
Несколько минут спустя в следственный отдел прибыл Элиот Боксербаум с медсестрой Донной Уэст, второй жертвой насилия. Он хотел, чтобы она тоже посмотрела фотографии. Элиот и начальник полиции Клеберг решили придержать студентку факультета оптометрии для опознания насильника в ряду других лиц, если фотографии окажутся бесполезны для суда.
Никки Миллер посадила Донну Уэст за стол в коридоре, уставленном вдоль стен шкафами для документов, и принесла три альбома с фотографиями.
– Бог мой! – воскликнула Донна. – Неужели так много сексуальных маньяков разгуливают по улицам?
Боксербаум и Миллер ожидали неподалеку, пока Донна разглядывала лица в альбомах. Сердитая и расстроенная, она быстро просматривала фотографии. Узнав одно из лиц – не того человека, который ее изнасиловал, а бывшего одноклассника, на днях встреченного на улице, – Донна взглянула на обратную сторону фотографии и прочитала, что тот был арестован за непристойное поведение.
– Господи, – пробормотала она, – кто бы мог подумать!
Дойдя до середины альбома, Донна вдруг споткнулась на фотографии симпатичного юноши с бачками и тяжелым, пристальным взглядом. Она вскочила, чуть не опрокинув стул:
– Это он! Он! Я уверена!
Миллер попросила ее написать свое имя на обороте фотографии, затем посмотрела идентификационный номер, сверила его с записью и написала: «Уильям С. Миллиган». Это была старая фотография. Затем она вложила фотографию в альбом, который еще не был просмотрен Полли Ньютон. Никки, Боксербаум, детектив по имени Браш и офицер Бесселл направились в комнату, где сидела Полли, и передали ей альбом.
Никки Миллер чувствовала: Полли догадывается, что детективы ожидают ее реакцию на одну из фотографий в альбоме. Полли внимательно разглядывала фотографии, и когда она просмотрела половину альбома, Миллер напряглась в ожидании. Если Полли отметит ту же фотографию, Университетский насильник будет у них в руках.
Полли остановилась на фотографии Миллигана, затем продолжила дальше. Миллер почувствовала, что вся дрожит от напряжения. Полли вернулась назад и снова стала рассматривать фотографию молодого человека с бачками.
– Этот парень похож на него, – сказала она, – но я не уверена.
Боксербаум сомневался, стоит ли выписывать ордер на арест Миллигана. Хотя Донна Уэст опознала его уверенно, Элиота беспокоил тот факт, что фотография была трехлетней давности. Он хотел дождаться результатов дактилоскопии. Детектив Браш передал идентификационную карточку Миллигана на первый этаж, в идентификационный отдел, чтобы сравнить его отпечатки пальцев с отпечатками, найденными на машине Полли.
Никки Миллер раздражала вся эта возня. Она чувствовала, что они нашли нужного человека, и хотела как можно быстрее схватить преступника. Но поскольку Полли Ньютон не была уверена в точности опознания, оставалось только ждать. Результат пришел через два часа. Отпечатки правого указательного пальца на внешней стороне стекла дверцы «корвета» со стороны пассажира и правого безымянного пальца, а также правой ладони принадлежали Миллигану. Можно сказать, в десятку! Для суда вполне достаточно.
Но Боксербаум и Клеберг все еще колебались. Они хотели быть совершенно уверены, прежде чем задерживать подозреваемого, и попросили вызвать независимого эксперта.
Поскольку отпечатки пальцев Миллигана совпадали с отпечатками на машине его жертвы, Никки Миллер решила идти вперед и возбудить уголовное дело по факту похищения, ограбления и изнасилования. Она получит ордер на арест, Миллигана доставят в участок, и тогда Полли сможет опознать его.
Боксербаум был согласен со своим начальником Клебергом, который настаивал на том, чтобы подождать заключения эксперта. Это займет час-два, не больше, зато появится уверенность. Было уже 8 часов вечера, когда независимый эксперт согласился с тем, что все отпечатки принадлежат Миллигану.
– О'кей, – сказал Боксербаум, – я выдвигаю обвинение в похищении. Это единственное преступление, совершенное на нашей территории. Изнасилование совершено в другом месте.
Он записал информацию, поступившую из идентификационного отдела: Уильям Стэнли Миллиган, 22 года, бывший осужденный, досрочно освобожден из Ливанского исправительного заведения, штат Огайо. Известен и адрес: 933, Спринг-стрит, Ланкастер, Огайо.
Миллер вызвала группу захвата. Все собрались в отделе сексуальных преступлений для разработки плана операции. Сначала необходимо было выяснить, сколько людей живут в одной квартире с Миллиганом. Две пострадавшие сообщили, что он называл себя террористом и боевиком; в присутствии Полли он стрелял из пистолета. Следовательно, он вооружен и опасен.
Офицер Крейг из группы захвата предложил следующий план. Он воспользуется пустой коробкой из-под пиццы, притворившись, что кто-то по этому адресу заказал пиццу, и когда Миллиган откроет дверь, Крейг попытается заглянуть внутрь. Возражений не было.
С того момента, как Боксербаум узнал адрес, он пребывал в недоумении. С какой стати бывший осужденный трижды за две недели будет совершать поездки в 45 миль от Ланкастера до Коламбуса, чтобы совершить изнасилование? Что-то не сходилось. Когда все уже собирались уходить, Элиот поднял телефонную трубку, набрал номер адресной службы и спросил, не было ли новых записей по Уильяму Миллигану. Он выслушал ответ и быстро записал адрес.
– Миллиган переехал, – объявил он. – Новый адрес – 5673, Оулд-Ливингстон-авеню, Рейнолдсбург. В десяти минутах езды отсюда, на восточной стороне. В этом уже есть какой-то смысл.
Все облегченно вздохнули.

 

В 9 часов Боксербаум, Клеберг, Миллер, Бесселл и четверо из группы захвата выехали на трех машинах, двигаясь со скоростью 20 миль в час по пустынной дороге.
Фары машин с трудом пробивали туман. Такого густого тумана никто из них еще не видел.
Первой прибыла на место группа захвата. Пятнадцатиминутная поездка растянулась на час. Еще пятнадцать минут ушли на поиск нужного адреса по извилистой, вновь проложенной улице жилого комплекса «Ченнингуэй». Ожидая, пока подъедут остальные, прибывшие поговорили с некоторыми из соседей. В квартире Миллигана горел свет.
Когда подъехали детективы и офицеры университетской полиции, все заняли свои места. Никки Миллер спряталась с правой стороны внутреннего двора. Бесселл зашел за угол здания. Трое из группы захвата заняли позиции с другой стороны. Боксербаум и Клеберг забежали за дом и встали у двойных стеклянных раздвижных дверей.
Крейг вынул из багажника пустую коробку из-под пиццы и написал на ней черным фломастером: «Миллиган, 5673 Оудд-Ливингстон». Он вытащил рубашку из джинсов, чтобы прикрыть револьвер, и неторопливо пошел к одной из четырех дверей, выходящих во двор. Нажал на звонок – никто не ответил. Позвонил снова и, услышав шум внутри, принял скучающий вид, одной рукой держа пиццу, а другую положив на бедро рядом с пистолетом.
Со своего места за домом Боксербаум видел молодого человека, сидящего в коричневом кресле перед большим цветным телевизором. С левой стороны от центральной двери он заметил красное кресло. Гостиная, она же столовая, имела форму буквы Г. Больше никого не было видно. Молодой человек, смотревший телевизор, поднялся и пошел открывать дверь.
Когда Крейг позвонил еще раз, сквозь стекло возле двери он заметил какой-то силуэт. Дверь открылась, и перед ним оказался симпатичный молодой человек.
– Получите вашу пиццу, – сказал офицер.
– Я не заказывал пиццы.
Крейг попытался заглянуть в глубь комнаты и увидел Боксербаума, стоящего перед стеклянной задней дверью с незадернутыми шторами.
– Мне дали этот адрес. Для Уильяма Миллигана. Это ваше имя?
– Нет.
– Кто-то позвонил отсюда и сделал заказ, – сказал Крейг. – Кто вы?
– Это квартира моего друга.
– А где ваш друг?
– Его сейчас нет.
Молодой человек говорил тусклым, запинающимся голосом.
– Тогда где он? Кто-то заказал пиццу. Билл Миллиган, по этому адресу.
– Я не знаю. Его соседи знают, может, они скажут. Может, и пиццу они заказали.
– Не покажете где?
Молодой человек кивнул, подошел к двери напротив, постучал, подождал несколько секунд, опять постучал. Никто не ответил. Крейг бросил коробку, выхватил револьвер и приставил его к затылку подозреваемого.
– Замри! Я знаю, что ты Миллиган!
Щелкнули наручники. Молодой человек был потрясен:
– За что? Я ничего не сделал!
Крейг ткнул револьвером ему между лопаток, потянув за его длинные волосы, словно за вожжи.
– Зайдем в комнату.
В это время остальные члены группы окружили их, держа оружие наизготовку. Подошли Клеберг и Боксербаум. Никки Миллер вынула фотографию Миллигана, на которой была видна родинка у него на шее.
– У него такая же родинка. И лицо то же самое. Он, точно!
Миллигана усадили в красное кресло. Никки заметила, что он смотрит прямо перед собой с отсутствующим выражением, как будто находится в трансе. Сержант Демпси наклонился и заглянул под кресло.
– Тут револьвер, – сказал он, выдвигая оружие при помощи карандаша.– «Смит-Вессон», калибр девять миллиметров.
Полицейский из группы захвата перевернул сиденье коричневого кресла, стоявшего перед телевизором, и начал поднимать обойму и пластиковый пакет с патронами, но Демпси остановил его:
– Подожди. У нас ведь ордер на арест, а не на обыск. – Он повернулся к Миллигану: – Вы разрешаете произвести обыск?
Миллиган продолжал смотреть в одну точку.
Клеберг решил, что ему не нужен ордер на обыск, чтобы посмотреть, есть ли кто-нибудь в других комнатах, прошел в спальню и увидел на неубранной постели коричневый спортивный костюм. В комнате царил беспорядок, на полу валялось белье. Клеберг заглянул в открытый стенной шкаф и там, на полке, обнаружил аккуратно сложенные кредитные карточки на имя Донны Уэст и Кэрри Драйер. Даже клочки бумаги, отобранные у женщин. Затемненные очки и бумажник лежали на туалетном столике.
Клеберг пошел рассказать об увиденном Боксербауму и нашел его в столовом уголке, превращенном в студию художника.
– Посмотрите на это!
Боксербаум указал на большую картину, на которой была изображена не то королева, не то знатная дама восемнадцатого столетия, одетая в голубое платье с кружевной отделкой, сидящая за пианино с нотами в руках. Точность деталей изумляла. Картина была подписана «Миллиган».
– Какая красота! – сказал Клеберг. Он посмотрел на другие полотна, выставленные вдоль стены, на кисти, на тюбики с красками.
Боксербаум хлопнул себя по лбу:
– Пятна на его руке, о которых говорила Донна Уэст! Вот, значит, откуда они. Он пишет масляными красками.
Никки Миллер, которая тоже видела портрет, подошла к подозреваемому, все еще сидящему в кресле.
– Ты Миллиган, верно?
Тот поднял голову и посмотрел на нее невидящим взглядом.
– Н-нет, – пробормотал он.
– Там висит прекрасная картина. Это ты нарисовал? Он кивнул.
– Что ж, – улыбнулась Никки, – она подписана «Миллиган».
Боксербаум подошел к Миллигану:
– Слушай, Билл, я Элиот Боксербаум из полиции Университета штата Огайо. Можно поговорить с тобой?
Никакого ответа. Не было подергивания глаз, о котором говорила Кэрри Драйер.
– Кто-нибудь зачитал ему права?
Никто не ответил. Боксербаум вынул карточку, где были записаны права задержанного, и громко прочитал их. Он хотел быть уверенным во всем.
– Ты обвиняешься в похищении девушек с территории университета, Билл. Хочешь рассказать об этом?
Миллиган вскинул голову в изумлении:
– Что происходит? Я что, кого-то обидел?
– Ты сказал девушкам, что к ним придут другие. Кто они?
– Надеюсь, я никому не сделал ничего плохого. Увидев, что полицейский направился в спальню, Миллиган встрепенулся:
– Не трогайте коробку! Она взорвется!
– Бомба? – быстро спросил Клеберг.
– Она… там…
– Покажешь мне? – попросил Боксербаум. Миллиган медленно поднялся с кресла и пошел в спальню. Он остановился на пороге и кивнул в сторону небольшой картонной коробки на полу возле туалетного столика. Клеберг остался с Миллиганом, а Боксербаум вошел посмотреть. Остальные собрались позади Миллигана в дверном проеме. Боксербаум опустился на колени у коробки. Через открытый верх были видны провода и что-то похожее на часы. Он попятился из комнаты и обратился к сержанту Демпси:
– Лучше вызовите кого-нибудь из отдела разминирования. Клеберг и я возвращаемся в участок и забираем Миллигана с собой.
Клеберг подогнал университетскую полицейскую машину. Рокуэл из группы захвата сел рядом с ним. Боксербаум сел на заднее сиденье рядом с Миллиганом, который никак не реагировал на вопросы об изнасиловании. Он наклонился вперед, находясь в неудобном положении из-за наручников за спиной, и бессвязно бормотал:
– Мой брат Стюарт мертв… Я кого-то обидел?
– Ты знал кого-нибудь из этих девушек? – спросил Боксербаум. – Ты знал медсестру?
– Моя мама медсестра, – запинаясь, ответил Миллиган.
– Скажи мне, почему ты искал жертвы на территории университета?
– Немцы хотят прийти за мной…
– Поговорим о том, что случилось, Билл. Тебя привлекли длинные черные волосы медсестры?
Миллиган взглянул на него:
– Странный вы какой-то. – Затем, снова уставившись в одну точку, сказал: – Моя сестра возненавидит меня, когда узнает.
Боксербаум сдался.
Они прибыли в Центральное управление и провели задержанного через заднюю дверь на четвертый этаж в оперативно-технический отдел. Боксербаум и Клеберг пошли в другой кабинет помочь Никки Миллер подготовить бумаги, дающие основание для выдачи ордера на обыск.
В полдвенадцатого ночи Бесселл вновь зачитал Миллигану его права и спросил, подпишет ли он отказ от претензий. Миллиган только уставился на него. Никки Миллер услышала, как Бесселл сказал:
– Послушай, Билл, ты изнасиловал трех женщин, и мы хотим знать об этом.
– Я это сделал? – спросил Миллиган. – Я кого-то обидел? Если я кого-то обидел, мне очень жаль.
После этого Миллиган замолчал. Бесселл отвел его на пятый этаж, где его должны были сфотографировать и снять отпечатки пальцев. Женщина-полицейский в форме подняла голову при их появлении. Бесселл взял руку Миллигана, чтобы снять отпечатки, но внезапно тот рванулся назад, словно придя в ужас от его прикосновения, и спрятался за спиной женщины, ища у нее защиты.
– Он чем-то напуган, – сказала она. Повернувшись к побелевшему, дрожащему юноше, она мягко, словно ребенку, сказала: – Мы должны взять у тебя отпечатки. Ты понимаешь, что я говорю?
– Я… я не хочу, чтобы он дотрагивался до меня.
– Хорошо, – сказала женщина в форме. – Я это сделаю. Так лучше?
Миллиган кивнул и позволил ей снять отпечатки пальцев. После этой процедуры и фотографирования Бесселл отвел его в изолятор временного содержания.
Когда бланк ордера на обыск был заполнен, Никки Миллер позвонила судье Уэсту. Выслушав имеющиеся у нее свидетельства и учитывая срочность дела, судья попросил ее приехать к нему домой и в половине второго ночи подписал ордер. Миллер сразу же поехала в «Ченнингуэй», пробираясь сквозь туман, ставший еще гуще.
Затем Никки позвонила в мобильную оперативно-следственную группу. В четверть третьего, по их прибытии, она предъявила ордер, и был произведен обыск. Вот составленный ими список вещей, изъятых из квартиры подозреваемого:
Туалетный столик – 343 доллара наличными, защитные очки, наручники и ключ к ним, бумажник, удостоверение на имя Уильяма Симмза и Уильяма Миллигана, регистрационная карточка расходов на имя Донны Уэст.
Стенной шкаф – удостоверения клиента банка на имя Донны Уэст и Кэрри Драйер, медицинская карта Донны Уэст, фотография Полли Ньютон, автоматический пистолет калибра 0,25 с пятью полными обоймами.
Шкатулка – лист бумаги с именем и адресом Полли Ньютон. Страница из ее записной книжки.
Изголовье кровати – пружинный нож, два пакета с порошком.
Комод – телефонный счет на имя Миллигана, кобура от пистолета «Смит-Вессон».
Под красным креслом – 9-миллиметровый «Смит-Вессон» с обоймой и шестью боевыми патронами.
Под сиденьем коричневого кресла – обойма с пятнадцатью боевыми патронами и пластиковый пакет с пятнадцатью патронами.
Вернувшись в Центральное управление, Никки Миллер отнесла улики секретарю суда, заверила их нотариально и отдала в камеру хранения.
– Этого достаточно, чтобы привлечь к суду, – сказала она.
Миллиган съежился в углу крохотной камеры. Его всего трясло. Внезапно, издав икающий звук, он потерял сознание. Через минуту открыл глаза и с удивлением стал осматривать стены, туалет, койку.
– О боже, нет! – закричал он. – Только не это опять! Он сел на пол, тупо уставившись в пространство.
Потом увидел в углу тараканов, и выражение его лица изменилось. Скрестив ноги, Миллиган сгорбился, положив подбородок на ладони, и по-детски заулыбался, наблюдая, как тараканы бегают кругами.

• 2 •

Несколько часов спустя, когда за Миллиганом пришли, чтобы перевести в другое место, он не спал. Его сцепили наручниками с огромным негром и вместе с другими заключенными вывели через заднюю дверь на стоянку машин. Там их посадили в фургон, направляющийся в окружную тюрьму имени Франклина.
Фургон доехал до центра Коламбуса и остановился у здания, напоминающего футуристическую крепость, выстроенную в самом сердце города. Ее бетонные стены, массивные и глухие, поднимались с небольшим наклоном внутрь на высоту двух этажей. Над вторым этажом возвышалась надстройка – современное офисное здание. Во внутреннем дворе тюрьмы господствовала статуя Бенджамина Франклина.
Фургон свернул в узкую улицу за тюрьмой и остановился перед гаражом, ворота которого были сделаны из рифленой стали. С этого места тюрьма виделась в тени более высокого здания, с которым она соприкасалась, – здания Окружного суда имени Франклина. Стальные ворота с лязгом поднялись, фургон въехал, и ворота снова опустились. Заключенных вывели из фургона в узкое пространство у тюрьмы, расположенное между двумя подъемными стальными дверями. Вывели всех, кроме одного: Миллигану удалось избавиться от наручников, и он остался в фургоне.
– Выметайся оттуда, Миллиган! – крикнул офицер. – Сукин сын, чертов насильник! Ты что думаешь, с тобой в игрушки играют?
Негр, который был скован наручниками с Миллиганом, сказал:
– Я тут ни при чем! Клянусь Богом, он их просто стряхнул с руки.
Дверь тюрьмы с шипением поднялась, и шестерых заключенных запустили в коридор между внешней дверью и отгороженным решеткой пространством. Сквозь решетку можно было видеть центральный пункт контроля – телемониторы, компьютерные терминалы и множество полицейских, мужчин и женщин, в серых брюках или юбках и черных рубашках. Когда внешняя дверь закрылась, открылись решетчатые ворота, и вновь прибывших впустили внутрь.
Вестибюль был наполнен движущимися черными рубашками, голосами, звуками шагов, гудением работающих принтеров. У входа женщина-полицейский протянула конверт из оберточной бумаги:
– Ценности, – скомандовала она, – кольца, часы, драгоценности, бумажники.
Когда Миллиган опустошил карманы, она взяла его куртку и стала прощупывать подкладку, прежде чем передать ее дежурному камеры хранения. Молодой офицер вновь обыскал его, уже более тщательно, и отвел в камеру, где находились другие заключенные, ожидающие регистрации. Сквозь небольшое квадратное окошко мало что можно было увидеть. Негр ткнул локтем Миллигана:
– Эй, парень, ты у нас знаменитость. Здорово освободился от браслетов. Посмотрим, как ты нас отсюда вызволишь.
Миллиган безучастно взглянул на него.
– А с этими, – негр кивнул в сторону надзирателей, – не цапайся. До смерти забьют! Уж поверь моему слову, я здесь был много раз. Ты раньше сидел в тюрьме?
Миллиган кивнул:
– Поэтому-то мне здесь не нравится. Поэтому-то я и хочу уйти.

• 3 •

Когда зазвонил телефон в офисе государственных защитников, расположенном в квартале от тюрьмы, Гэри Швейкарт, высокий, бородатый тридцатитрехлетний адвокат-инспектор, был занят раскуриванием трубки. Звонил Рон Редмонд, один из их штатных адвокатов.
– Я был в муниципальном суде и кое-что узнал, – сообщил Редмонд, – Прошлой ночью полиция поймала Университетского насильника, и его только что поместили в окружную тюрьму. Сумма залога определена в полмиллиона долларов. Вам следует послать кого-нибудь объяснить ему, что к чему.
– В конторе пусто, Рон. Я один держу оборону.
– Так или иначе, произошла утечка, и теперь репортеры «Ситизен джорнал» и «Диспэч» наводнят территорию университета. У меня такое ощущение, что копы собираются надавить на парня.
В большинстве случаев тяжких уголовных преступлений, когда было ясно, что полиция продолжит расследование после ареста, Гэри Швейкарт обычно посылал в окружную тюрьму любого подвернувшегося под руку адвоката. Но данный случай не был обычным. Пристальное внимание прессы к делу Университетского насильника сделало этот арест большой удачей полиции Коламбуса, и Швейкарт понимал, что теперь они насядут на заключенного, чтобы он дал признательные показания. Потребуется много сил, чтобы защитить права этого человека.
Швейкарт решил сам съездить в окружную тюрьму – только для того, чтобы представиться в качестве государственного защитника и предупредить парня, чтобы он не говорил ни с кем, кроме своего адвоката.
Швейкарт вошел в тюрьму как раз в тот момент, когда двое надзирателей вели Миллигана через прогулочную площадку и передавали его дежурному сержанту. Швейкарт попросил полицейского разрешить ему коротко переговорить с заключенным.
– Они говорят, я что-то сделал, а я ничего об этом не знаю, – жалобно скулил Миллиган. – Не помню. Они просто пришли и…
– Послушай, я только хотел представиться, – сказал Швейкарт. – Переполненный коридор – не лучшее место для разговоров о деле. Через день-два мы с тобой поговорим без свидетелей.
– Но я не помню. Они нашли те вещи в моей квартире и…
– Эй, остановись! У этих стен есть уши. Когда тебя поведут наверх, будь осторожен, у полиции много трюков. Не говори ни с кем, даже с другими заключенными. Некоторые из них могут быть подсадными утками. Вокруг всегда найдутся парни, собирающие информацию на продажу. Хочешь справедливого суда – держи рот на замке.
Миллиган все тряс головой и тер щеку, пытаясь что-то сказать о своем деле. Затем он пробормотал:
– Скажите, что я не виноват. Может, я сумасшедший?
– Там посмотрим, – сказал Швейкарт, – но сейчас мы об этом говорить не будем.
– У вас есть женщина-адвокат, которая сможет вести мое дело?
– Да, у нас есть женщина-адвокат. Я посмотрю, сможет ли она взять тебя.
Швейкарт смотрел, как надзиратель повел Миллигана переодеваться в синий спортивный костюм – в такие костюмы были одеты все заключенные в окружной тюрьме. Трудно будет работать с этим клубком нервов – парень явно в панике. Он не отрицает своих преступлений, только повторяет, что ничего не помнит. Это было необычно. Университетский насильник, ссылающийся на безумие? Можно себе представить, какой это будет праздник для газетчиков.
Выйдя из тюрьмы, Швейкарт купил «Коламбус диспэч» и увидел на первой странице заголовок:
ПОЛИЦИЯ АРЕСТОВАЛА ПОДОЗРЕВАЕМОГО
В ИЗНАСИЛОВАНИЯХ
НА ТЕРРИТОРИИ УНИВЕРСИТЕТА
В статье говорилось, что одну из жертв, 26-летнюю студентку-выпускницу, изнасилованную две недели назад, попросят опознать подозреваемого. Статья предварялась фотографией с подписью «Миллиган».
Вернувшись в свой кабинет, Швейкарт позвонил в другие газеты и попросил их не публиковать фотографию, так как это может предопределить опознание, назначенное на понедельник. Они отвергли его просьбу. Если у них есть фотография, сказали они, ее напечатают. Швейкарт почесал бородку мундштуком трубки и стал набирать номер жены, чтобы сказать ей, что придет поздно.
– Эй, – раздался голос с порога кабинета, – ты похож на медведя, которого застукали, когда он сунул нос в улей.
Швейкарт поднял голову и увидел улыбающееся лицо Джуди Стивенсон.
– Вот как? – зарычал он, кладя трубку и улыбаясь в ответ. – Кстати, догадайся, кто хотел тебя видеть?
Джуди откинула с лица длинные черные волосы, открыв родинку на левой щеке. В ее карих глазах стоял вопрос. Швейкарт подвинул к ней газету, указав на фотографию и заголовок, и его гулкий смех заполнил маленький офис.
– Опознание в понедельник утром. Миллиган попросил женщину-адвоката. Вот ты и поведешь дело Университетского насильника.

• 4 •

Джуди Стивенсон прибыла на опознание в 9 часов 45 минут утра в понедельник, 31 октября. Когда привели Миллигана, она заметила, что он сильно испуган и находится в отчаянии.
– Я государственный защитник, – представилась она. – Гэри Швейкарт сказал, что ты предпочитаешь, чтобы адвокатом была женщина. Поэтому мы с ним будем работать вместе. А теперь успокойся. Ты выглядишь так, словно вот-вот развалишься.
Он протянул ей сложенный лист бумаги.
– Мне принесли это в пятницу.
Джуди развернула бумагу. Это был «Приказ о задержании» из отдела условного освобождения заключенных, предписывающий держать Миллигана под охраной и сообщить ему, что предварительное слушание по делу о совершении им преступления в период условного освобождения будет проводиться в Окружной тюрьме имени Франклина. Поскольку полиция во время ареста обнаружила в его доме оружие, Джуди поняла, что его условное освобождение может быть аннулировано и в ожидании суда он будет немедленно возвращен в Ливанскую тюрьму, расположенную недалеко от Цинциннати.
– Слушание состоится через неделю, в среду. Посмотрим, что можно сделать, чтобы оставить тебя здесь. Мне бы хотелось, чтобы тебя оставили в Коламбусе, где у нас есть возможность поговорить с тобой.
– Я не хочу возвращаться в тюрьму.
– Не волнуйся.
– Я не помню ничего из того, что я, по их словам, сделал.
– Мы поговорим об этом позже. А сейчас ты должен подняться на ту площадку и встать там. Справишься с этим?
– Думаю, да.
– Убери волосы с лица, чтобы тебя смогли хорошо разглядеть.
Полицейский провел Миллигана на площадку, и он встал в ряд под номером 2.
Для опознания были представлены четыре человека. Донне Уэст, медсестре, узнавшей его по фотографии, сказали, что она не нужна для опознания, и она уехала со своим женихом в Кливленд. Синтия Мендоза, которая обналичивала один из чеков, не опознала Миллигана. Она указала на номер 3. Женщина, которую изнасиловали в августе при совершенно других обстоятельствах, сказала, что это мог быть номер 2, но она не уверена. Кэрри Драйер смутило отсутствие усов, но номер 2 показался ей знакомым. Полли Ньютон опознала его со всей определенностью.

 

3 ноября большое жюри вынесло вердикт о привлечении Миллигана к уголовной ответственности по трем фактам похищения, трем фактам ограбления с отягчающими обстоятельствами и четырем фактам изнасилования. Все обвинения были первой степени, заслуживающими наказание от 4 до 25 лет по каждому факту.
Прокуратура редко принимала участие в назначении обвинителей, даже в случаях убийств. Обычная процедура для начальника отдела тяжких преступлений заключалась в том, чтобы за две-три недели до суда назначить обвинителя по случайному выбору. Но окружной прокурор Джордж Смит вызвал двух очень способных обвинителей и сказал им, что предание гласности дела Университетского насильника вызвало широкий общественный резонанс. Поэтому он хотел, чтобы они взялись за это дело решительно и жестко.
Терри Шерман, тридцати двух лет, с курчавыми черными волосами и гвардейскими усами, имел репутацию непримиримого борца с насильниками и хвастался, что не проиграл ни одного дела об изнасиловании. Просмотрев материалы, он засмеялся:
– Дело можно считать закрытым. Доказательства налицо. Парень наш – защитникам тут делать нечего.
Бернард Залиг Явич, тридцатипятилетний обвинитель по уголовным делам, закончил юридический институт на два года раньше Джуди Стивенсон и Гэри Швейкарта и хорошо их знал. Гэри работал у него секретарем. До того как стать обвинителем, Явич четыре года проработал государственным защитником. Он был согласен с Шерманом, что это дело будет нетрудно выиграть.
– Нетрудно? – удивился Шерман. – Да со всеми уликами, показаниями, отпечатками, опознанием – он наш! Уверяю тебя, они проиграют.
Несколько дней спустя Шерман поговорил с Джуди и решил ее предупредить:
– В деле Миллигана не должно быть никаких попыток смягчить приговор. Мы собираемся признать его виновным и добиваться максимального срока. У вас ничего не получится.
Но Берни Явич задумался. Как бывший защитник, он знал, что мог бы сделать на месте Джуди и Гэри.
– И все-таки у них есть один шанс – если его признают невменяемым.
Шерман только рассмеялся.

 

На следующий день Уильям Миллиган попытался покончить с собой, разбив голову о стену камеры.
– Он не хочет дожить до суда, – сказал Гэри Швейкарт, когда услышал новость.
– Мне кажется, ему не вынести суда, – ответила Джуди. – Надо сообщить судье наше мнение, что он не способен помогать в своей защите.
– Хочешь показать его психиатру? – спросил Гэри.
– А что делать, придется.
– О господи, – вздохнул Гэри, – я уже вижу заголовки в газетах.
– Да черт с ними, с заголовками! С этим парнем явно что-то не так. Не знаю, что именно, но ты же видишь, каким разным он бывает в разное время. И когда он говорит, что ничего не помнит об изнасилованиях, я ему верю. Его надо обследовать.
– А кто будет платить за это?
– У нас есть фонды.
– Ну да, миллионы.
– Да перестань ты! Мы можем позволить себе проверить его у психолога.
– Скажи это судье, – пробормотал Гэри.
Когда суд согласился отложить слушание, чтобы Уильяма Миллигана обследовал психолог, Гэри Швейкарт смог уделить внимание предварительному слушанию дела, возбужденного Комиссией по условно-досрочному освобождению и намеченного на среду.
– Меня собираются отправить обратно в Ливанскую тюрьму, – сообщил Миллиган.
– Если нам не удастся помешать этому, – сказал Гэри.
– Они нашли пистолеты в моей квартире. А это было одним из условий моего освобождения: никогда не покупать, не хранить и не использовать холодное или огнестрельное оружие.
– Что ж, все возможно, – согласился Гэри. – Но если мы собираемся защищать тебя, лучше чтобы ты оставался в Коламбусе. Тут мы сможем работать с тобой.
– Что вы собираетесь делать?
– Предоставь это мне.
Гэри впервые увидел, как Миллиган улыбнулся. В глазах его появился блеск. Он расслабился, успокоился, стал шутить – почти беззаботно. Совершенно другой человек, не похожий на тот клубок нервов, с которым Швейкарт встретился в первый день. Он подумал, что парня будет намного легче защищать, чем показалось вначале.
– Так и держись, – посоветовал ему Гэри. – Сохраняй спокойствие.
Он привел Миллигана в помещение, где члены Комиссии по условно-досрочному освобождению уже раздавали копии докладной записки полицейского и показания сержанта Демпси, что во время ареста Миллигана он нашел девятимиллиметровый «Смит-Вессон» и полуавтоматический пистолет с пятью патронами в обойме.
– Скажите, господа, – обратился Швейкарт, потирая бороду костяшками пальцев, – эти пистолеты прошли тестовую стрельбу?
– Нет, – ответил председатель, – но это настоящие пистолеты, с обоймами.
– Если тестовая стрельба не была проведена, чем можно доказать, что это настоящие пистолеты?
– Экспертизу проведут не ранее следующей недели. Гэри хлопнул ладонью по столу.
– Но я настаиваю, чтобы вы приняли решение по вопросу досрочного освобождения сегодня, или вам придется решать его после судебного слушания. Так пистолет это или игрушка? – Он оглядел присутствующих, – Вы не доказали мне, что эта вещь – пистолет.
Председатель кивнул.
– Господа, я считаю, что у нас нет выбора. Придется отложить решение о прекращении условного освобождения до выяснения, является ли оружие настоящим.
На следующее утро, в 10 часов 50 минут, член комиссии представил уведомление, что дело о прекращении условного освобождения будет слушаться 12 декабря 1977 года в Ливанском исправительном заведении. Присутствие Миллигана не требовалось.
Джуди посетила Миллигана, чтобы поговорить об уликах, найденных в его квартире. Она увидела отчаяние в его глазах, когда он спросил:
– Вы думаете, что это сделал я?
– Дело не в том, что я думаю, Билли. Дело в найденных уликах. Нам нужно, чтобы ты объяснил, почему все это находилось в твоей квартире.
Взгляд его потускнел. Миллиган снова отстранился от нее и замкнулся в себе.
– Не важно, – сказал он. – Уже ничего не важно. На следующий день она получила письмо, написанное на линованной желтой казенной бумаге:
Уважаемая мисс Джуди,
Пишу это письмо, потому что иногда я не могу сказать того, что чувствую, а я больше всего хочу, чтобы Вы меня поняли.
Прежде всего, я хочу поблагодарить Вас за все, что Вы сделали для меня. Вы добрый, милый человек, и Вы очень стараетесь. Большего нельзя и требовать.
Теперь Вы со спокойной совестью можете забыть про меня. Скажите в вашей конторе, что я не хочу никаких адвокатов. Мне не нужен адвокат.
Раз Вы считаете меня виновным, значит, я действительно виновен. Я лишь хотел знать это наверняка. Всю свою жизнь я только и делал, что причинял боль и вред тем, кого люблю. И самое страшное то, что я не могу прекратить это, потому что не могу не делать этого. Заключение меня в тюрьму сделает меня только хуже, как это случилось в прошлый раз. Психиатры не знают, что делать, потому что не могут понять, в чем дело.
Теперь я должен остановиться. Я сдаюсь. Мне все равно. Можно Вас попросить исполнить мою последнюю просьбу? Позвоните маме и Кэти и скажите им, чтобы они больше сюда не приходили. Я больше не хочу никого видеть. Но я люблю их и прошу прощения. Вы самый лучший адвокат, каких я знаю, и я всегда буду помнить, что Вы были добры ко мне. Прощайте.
Билли
В тот же вечер сержант позвонил Швейкарту домой.
– Ваш клиент снова пытался покончить с собой.
– О господи! Что же он сделал на этот раз?
– Вы не поверите, но мы вынуждены предъявить ему иск за порчу казенного имущества. Он разбил унитаз в камере и осколком перерезал себе вены.
– Черт побери!
– Скажу вам еще кое-что, адвокат. С вашим клиентом и в самом деле что-то странное. Он разбил унитаз кулаком.

• 5 •

Швейкарт и Стивенсон проигнорировали письмо Мил-лигана, в котором он отказывался от их услуг, и ежедневно посещали его в тюрьме. Служба государственной защиты выделила деньги на оплату психологического тестирования. 8 и 13 января 1978 года доктор Уиллис С. Дрис-колл провел серию тестов.
Тест на интеллект показал коэффициент интеллектуального развития (IQ), равный 68, но Дрисколл заявил, что депрессия Миллигана снизила этот показатель. Его диагноз – острая форма шизофрении.
«Миллиган страдает расстройством личности до такой степени, что трудно определить границы его «я». Он испытывает шизофреническую неспособность определять расстояние и почти не в состоянии отделить себя от своего окружения. «…» Он слышит голоса, которые приказывают ему совершать те или иные действия и кричат на него в случае отказа. Миллиган выражает уверенность, что это голоса людей, которые вышли из преисподней, чтобы мучить его. Он также говорит о хороших людях, которые периодически входят в его тело, чтобы сражаться с плохими людьми. «…» По моему мнению, в настоящее время мистер Миллиган не способен выступить в свою защиту, не способен установить адекватный контакт с реальностью, чтобы понять происходящие события. Я настоятельно рекомендую поместить этого человека в больницу для дальнейшего исследования и возможного лечения».
Первая судебная схватка произошла 19 января, когда Стивенсон и Швейкарт представили отчет психолога судье Джею С. Флауэрсу в доказательство того, что их клиент не способен выступить в свою защиту. Флауэрс сказал, что он обратится в Юго-Западный центр психического здоровья в Коламбусе, чтобы тот обязал свой отдел судебной психиатрии обследовать их подзащитного. Гэри и Джуди это встревожило, поскольку обычно эта организация принимала сторону обвинения.
Гэри настаивал на том, что любая информация, которая будет получена во время исследований в психиатрическом центре, не должна разглашаться и не должна быть использована против их клиента ни при каких обстоятельствах. Шерман и Явич возражали. Тогда государственные защитники пригрозили, что посоветуют Миллигану не разговаривать ни с кем из психологов и психиатров этого центра. Судья Флауэрс был близок к тому, чтобы обвинить их в неуважении к суду.
В качестве компромисса обвинители согласились с тем, что только в том случае, если Миллиган будет давать показания в свою защиту, они зададут ему вопросы, касающиеся уличающих фактов, о которых он сообщит психологам, назначенным судом. Частичная победа все же лучше, чем ничего. На таких условиях адвокаты решили рискнуть и позволить специалистам Юго-Западного отделения судебной психиатрии побеседовать с Уильямом Миллиганом.
– Неплохая попытка, – смеясь, сказал Шерман, когда они выходили из кабинета судьи Флауэрса. – Отчаянные вы ребята, как я погляжу. Но это вам не поможет. Я продолжаю утверждать, что дело можно считать закрытым.
Чтобы предотвратить дальнейшие попытки самоубийства, шериф распорядился перевести Миллигана в одиночную палату в лазарете и надеть на него смирительную рубашку. Пришедший позднее посмотреть заключенного врач Расе Хилл не поверил своим глазам. Он позвал сержанта Уиллиса, старшего по смене с 3 до 11 часов, и показал на Миллигана сквозь решетку. Уиллис раскрыл рот от удивления: Миллиган крепко спал, положив под голову свернутую смирительную рубашку.
Назад: КНИГА ПЕРВАЯ Спутанное время
Дальше: ГЛАВА ВТОРАЯ