Глава 5

После дождя захолодало, и Нина поеживалась в своем легком платьице. Я поставил на ступеньку сумку, в которой лежали грязные юбка, блузка и наши зонтики, стянул с себя джинсовую куртку и накинул Нине на плечи. Это заняло всего пять секунд, но этих пяти секунд нам как раз и не хватило, чтобы уйти спокойно и без проблем.

Мы уже отошли метров на десять от входа в ресторан, когда дверь его распахнулась, и оттуда буквально выбежали несколько мужчин, оглядываясь по сторонам, будто искали кого-то знакомого. На улице темно, уже загорелись фонари, потому – пройди мы еще метров десять, заверни за угол – только нас и видали! А теперь…

Я точно знал – это по нашу душу. Вся оголтелая толпа – это за нами.

– Ни во что не вмешивайся, молчи, ничего не делай! – сквозь зубы процедил я, пересчитывая потенциальных противников. Восемь. Их – восемь!

И вдруг сделалось весело и бесшабашно – какого черта? Восемь каких-то придурков, подогретых винищем и водярой! Да я не таких глушил, как эти ресторанные «воины»!

«…гляжу – стоят, – Они стояли молча в ряд,
Они стояли молча в ряд. —
Их было восемь.
Со мною – нож, решил я: что ж.
Меня так просто не возьмешь…»

Ножа со мной не было, а если бы и был – я, скорее всего, не решился бы его применить. Ножом – это насмерть. И слишком легко взять след, начиная с ресторана. Точно найдут, тем более что кавказская диаспора постарается, чтобы нашли. Проспонсирует поиски, можно так сказать.

Эх, вот дернул меня черт идти с Ниной в ресторан! На одного меня никто и внимания бы не обратил, не такая я уж и выдающаяся личность, но она! Она светится, как сверхновая! Как полная луна! Ее нельзя не заметить, а заметив, нельзя не попытаться ею завладеть! По крайней мере – каждый уважающий себя джигит должен попытаться завладеть такой красотой!

Не надо было ему руку ломать. Дал бы пару плюх, и все! Но у меня просто крышу снесло – на моих глазах, моей девушке бьют по лицу! Как я должен был отреагировать?! «Уважаемый, не соблаговолите ли вы перестать бить мою девушку? Она этого не любит!» – так, что ли?! Я сделал то, чего меня учили делать. И по-другому сделать не мог. И теперь поздно пить «боржоми», когда печень уже отвалилась. Попробую «выехать на базаре». Вряд ли бросятся бить меня сразу толпой! Хотя… все может быть. Такой уж у них менталитет – толпой. Насмотрелся, ага…

– Эй! Стой! Стой, тибе гаварю! Эй!

Ох, как я не люблю это «ЭЙ»! Ну что у них за привычка такая, кричать незнакомому человеку «эй»?! Так и хочется в ответ на «эй» крикнуть – «х… себе забей!» Горные гуроны, мать их…

Клянусь, я не ксенофоб, просто не люблю хамства, и в частности – хамства от приезжих. Ты приехал в мой дом, на мою землю, так веди себя пристойно! Соблюдай правила вежливости!

– Повторяю – не кричи, не лезь, отойди к стене и стой. Держи сумку, она мне помешает. Поняла?

– Поняла! – голос Нины дрогнул, но держалась она в общем-то хорошо, для ее лет и для ситуации, в которую мы попали. Если меня сейчас завалят, ей, скорее всего, тоже мало не покажется. Могут увезти, изнасиловать, избить.

Хотя… я меряю сейчас мерками двухтысячных годов или даже девяностых. ЭТИ еще не набрали силу, но… пытаются. К девяностым они совсем созреют и подомнут под себя огромный кусок бизнеса. А деньги к себе домой будут увозить грузовиками.

– Эй, ты зачим нашему дрюгу руку сламал, а? – высокий мужчина с щегольскими усиками а-ля Радж Капур остановился передо мной, тяжело дыша. Рука его была опущена в карман блестящего «концертного» пиджака. Что там у него? Скорее всего – или нож, или кастет. Со стволами в этом времени по ресторанам еще не ходят. Нож, точно нож – это типичное оружие кавказца. Еще там, у себя дома, я всегда знал – если произошла поножовщина, ищи кавказца. Узбеки? Таджики? Не-а! Эти скорее бейсбольной битой отоварят или арматурой, нож – это кавказцы.

Остановились – не в ряд, кучкой, но такой… неприятной кучкой. Впереди тот, что начал говорить первым, ему лет тридцать – тридцать пять на вид, может, поменьше – кавказцы всегда выглядят старше своих лет, видимо, подсознательно хотят быть солиднее. Типа – возраст солидности добавляет. Рядом с первым – два кавказца помоложе – крепенькие такие, плечистые. Скорее всего, борцы. У них борьба, как в России футбол и хоккей – в каждом дворе.

Остальные позади – то ли группа психологической поддержки, то ли запасные игроки. Тоже крепкие ребята, покрепче того хлыща, которому я сломал руку.

– Он ударил мою девушку, – спокойно пояснил я.

– Слюшай, эй! – кавказец явно начал себя накручивать. – Зачим она его талкнула?! Зачим он упал?! Эта шлюха…

Я коротко, носком ботинка ударил ему в пах. Без замаха, правой ногой, которая была выдвинута вперед. Почему-то все считают, что ударить можно только ногой, отведенной назад, – как в футболе, размахнулся и… рраз! Чушь собачья. Для хорошего удара достаточно резко выбросить ногу вперед, и вот уже гениталии противника отключают ему мозг. Впрочем – у многих мужиков гениталии отключают мозг – даже если по ним не бить.

– Еще кто-то хочет оскорбить мою девушку? – холодно спросил я, глядя на то, как опускается на тротуар нокаутированный мной мужчина. – И вообще, кто-то хочет со мной один на один? Или вы только толпой можете? Давайте, ну? Один на один!

Глупости, конечно. Чушь собачья! Ага, щас прям они выделят из своих рядов Челубея, а я заделаюсь Пересветом. И давай-пошла махаловка, а остальные стоят и смотрят!

А то я не знаю кавказского менталитета! Толпой одного месить – вот он, менталитет! И не надо говорить, что это не так, что не все одинаковы – я говорю о тенденции. Запороть ножом в «честной» схватке «на кулачках», отдубасить толпой «гяура» – в порядке вещей, и даже в ранге положенности. Обыватель даже не представляет, насколько наши менталитеты с этими людьми различаются. Мы, русаки, все еще живем в плену дурацких советских постулатов, типа «Все люди братья!» и «Нет наций криминальных, есть криминальные люди!» Ага, вы это американцам скажите. Поржут.

Ох уж этот советский интернационализм! До добра он не доведет, точно… уж я-то знаю!

Я не просто болтал. Я сдвигался по линии атаки так, чтобы они мешали друг другу на меня нападать. Чтобы не зашли сзади. И чтобы выяснить – кто опаснее всего, у кого имеется нож или другое оружие.

С ножом, похоже что, были двое – тот, что стоял рядом с уроненным мной запевалой, и парень с краю – у него тоже рука была в кармане и оттуда вот-вот должен был появиться нож.

Продолжая нести «ботву», я прыгаю к парню с края, не ожидавшего такой прыти от достаточно массивного мужика, и красивым классическим крюком бью его в скулу у правого уха. Он валится, как подрубленный. Мозг, это такая штука, которая очень не любит сотрясений. Достаточно резко ударить в нужную точку, мозг бьется о черепную коробку, и нокаут обеспечен. Просто надо знать, как и куда ударить. Я знал.

Следующим пал парень рядом с ним – крутые плечи, бочкообразная грудь – красиво, да! Но никакого преимущества в драке не дает. Если только не дать ему захватить себя в объятия окорокообразных рук. Схватит – поломает, к чертовой матери! Их, борцов, этому учат.

Вот только меня учили совсем другому, и я не собирался переходить в партер с этим мастодонтом. В нос ребром сжатой в кулак правой рукой – снизу, ломая хрящи, делая из орлиного носа свиной пятачок, а потом, когда голова запрокинулась, – ребром ладони по гортани. Не сильно, не насмерть – не надо мне смертоубийства!

Но хватило. Рухнул, захрипев, заливаясь кровью и булькая из разбитых ноздрей. Минус два!

Нож я едва не пропустил. Парень бил мне прямиком в правую почку. Практически смертельный удар, если вовремя не оказать помощь. Сразу падает кровяное давление, человек теряет сознание, и делай с ним все, что хочешь. Так снимают часовых – зажав рот и погрузив клинок в тело. Похоже, что мужика где-то учили, в какой-то армейской учебке – снимать часовых. А может, и родственники-друзья научили приемам ножевого боя, передающимся из поколения в поколение. Менталитет!

Едва успел заблокировать руку с узким и довольно-таки длинным клинком. Что-то вроде стилета, заточенного с двух сторон. Желание было развернуть клинок и вонзить его в живот подонку, но это верный путь в тюрягу. Ограничился тем, что вывернул нож из руки, ударом головы расплющил гаду нос и апперкотом в подбородок отправил его в нокаут.

Отвратно! Завтра рука будет болеть – это пока что я не чувствую боли, будучи сосудом кипящего в крови адреналина. А когда начнется отходняк… ох, сам себе не завидую!

Но это позже. А пока – минус три!

Пятеро. Двое где-то позади, будто случайно замешкались. Так всегда бывает – всегда находятся те, кто не полезет первым в драку и слиняет, когда запахнет жареным. Если бы они все сразу на меня бросились, скопом – возможно, что у них что-нибудь бы и получилось, но вот так, когда их лучшие кадры валятся один за другим, заливая кровью тротуар… Нет уж, пусть другие джигиты позабавятся, а мы уже попинаем бесчувственное тело – так будет логичнее! И безопаснее.

А вот одного я проморгал. Кастет свистнул в воздухе, прочертил мне по черепу справа, над ухом, и провалился в воздух. Инерция удара развернула нападавшего, и он подставился мне под оглушительный удар в ухо, пал одиноким сухостоем. Ох, рука моя, рука! Как работать буду с такими руками?! Завтра опухнет все… Но минус четыре!

И я пошел в атаку. Хватит ждать, когда они нападут! Подсечкой одного – добил падающего, ушел от удара другого, локтем ему в челюсть и сверху, по шее!

Двое позади быстро, очень быстро свалили – только топот по мостовой. И тут я услышал трель милицейского свистка. Где же вы раньше были, черти драповые, когда меня тут убивать собирались?!

– Бегом! Скорее! – хватаю Нину, замершую у стены, тяну за собой, она сопротивляется – не пойму почему, но потом понимаю – девушка снимает туфли на высоких каблуках, хватает их в руки, и теперь мы бежим быстро, очень быстро, так быстро, как умеем! Главное – чтобы ногой ни на что не напоролась!

Вижу такси с зеленым огоньком – стоит у тротуара. Редкая зверюга – свободное такси! Но это нам бог послал, точно – мы же хорошие люди? Ну и вот! А хорошим бог должен делать подарки!

Распахиваю дверцу, Ниночка влетает в салон, я плюхаюсь следом:

– Шеф, гони! Быстрее!

Водитель испуганно оглядывается, медленно, очень медленно поворачивает ключ, двигатель схватывает не сразу, водитель повторяет движение… А мне хочется выкинуть его из-за руля, нажать на газ и рвануть отсюда как можно быстрее!

Наконец двигатель завелся, и как раз в этот момент мимо нас пробежали двое милиционеров, громко топая по тротуару форменными сапогами. Нина испуганно сжалась, я успокаивающе взял ее за руку, и она вцепилась мне в ладонь с силой напуганного детеныша мартышки, цепляющегося за свою мать при виде ползущего удава. Но милиционеры побежали дальше, а такси так же неспешно, как и завелось, все-таки тронулось с места.

– Куда едем? – спросил таксист, обернувшись ко мне, и я назвал адрес. Он молча кивнул и сел прямо, пристально следя за дорогой.

Минуты две мы ехали молча, потом таксист спросил:

– Мусора за вами бежали, что ли?

Я помолчал – уж очень мне не нравится вот это: «мусора»! Что ни говори, а неким образом я сам был «мусором», если вспомнить службу в ОМОНе. И мне не нравится, когда всякие уроды называют ментов мусорами. «Мент», это нормально – «менты» сами себя называют «ментами», а службу свою – «ментовкой». Это как американские полицейские себя называют «копами». А вот «мусора» – это другое. Кстати, пошло от МУС (Московский уголовный сыск) – мусора!

Я терпеть не могу шансон, ибо не переношу уголовной «романтики». И честно скажу – остался по эту сторону баррикад. Есть менты, и есть злодеи. Менты ловят злодеев, злодеи убегают и зовут ментов «мусорами». И только так. Пусть даже менты иногда оказываются злодеями-оборотнями…

– За нами, – сухо сообщил я.

– А что так? – не унимался водитель.

Я хотел промолчать, но тут неожиданно подала голос Нина:

– Кавказец меня ударил. А Миша их всех побил. Вот милиционеры и гнались за нами.

Я неодобрительно помотал головой, – на кой черт она вываливает подробности первому встречному? Нина смущенно покосилась на меня и пожала плечами – мол, прости, сглупила!

– О как! – удивился водитель. – Совсем ары распоясались, обнаглели! Русскую девчонку бьют посреди белого дня! Надеюсь, ты им вломил? Сколько их было?

– Восемь человек! – снова пискнула Нина, и я демонстративно надул щеки и выдохнул. – Опять?!

– Восемь?! – ахнул водила и оглянулся на меня. – Да ладно?! Спортсмен, наверное?!

– Двое сбежали, – скучно пояснил я, не желая распространяться на эту тему. Останови вон там, у перекрестка. Ага, у магазина!

Я сунул водиле трешку (мы и на рубль не наездили), и мы с Ниной вышли из потрепанной, с просаженными пружинами сидений «Волги». В ней воняло какой-то тухлятиной, а может, и блевотиной. «Волге» давно стоило отправиться на кладбище всех такси, но она, жалобно скрипя и попердывая трясущимся глушителем, возила и возила пассажиров, мечтая наконец-то успокоиться и забыться. Мне ехать в такой машине было просто противно. Да и водила попался слишком словоохотливый, ну его к черту. «Мусора», понимаете ли! Козел.

Вообще, меня лично бесит, когда какой-то обыватель называет ментов «мусорами» и пишет у себя в подписи на каком-нибудь форуме «по интересам» – «менты казлы!» Как только у этого придурка обнесут квартиру или дадут ему по морде – он тут же бежит за помощью к «ментам-казлам». А к кому еще-то? Не к бандитам же. Девяностые давно закончились. Да и тогда, случись что – обычный обыватель бежал не к местному Дону, а в обычный зачуханный райотдел. Если вы так уж ненавидите ментов – так и не обращайтесь к ним! Вообще! Что бы у вас ни случилось! А то начинают заискивающе заглядывать в глаза: «Вы нам поможете?! Вы их найдете?! Точно найдете?!» Точно, сука! Особенно если ты мешать не будешь…

Поставил Нину у стены дома, под фонарем, сам пошел к телефону-автомату – в пяти метрах от этого самого фонаря. Хватит бродить по доброму городу, столице нашей родины, пора и честь знать! Набрал номер, подождал, услышал голос Петра Семеновича, коротко назвал адрес, куда надо приехать (посмотрел на углу, на стене дома), и повесил трубку. И тут услышал:

– Отстаньте! Пошли к черту!

О господи! Вот это денек! Они что, сегодня все спятили?!

Возле Ниночки стояли четверо парней лет по двадцать – прилично одеты, можно даже сказать, модно. Возле них – новенькие красные «Жигули»-«копейка». Ниночку ухватили за руки и нормально тащили в машину, а она упорно сопротивлялась, да так умело, что один из мажоров от ее пинка полетел на землю, матерясь так, что позавидовал бы и грузчик овощного магазина. И тут же звонкая пощечина – опять Ниночке прилетело! Да что за день сегодня?! То ли я нагрешил, то ли она нагрешила – но только нам сегодня так насыпали за наши мнимые прегрешения, что хватит на несколько месяцев! Или даже лет! Правая рука у меня глухо ноет – бил-то я в полную силу, не жалел ни себя, ни противника. Левая… левая тоже не слава богу. Но что делать?

Подскакиваю сзади и втыкаю кулак в почку того, что слева возле Ниночки. Он глухо охает и валится на землю. Кровавые ссаки ему обеспечены, и надолго!

Второго хватаю за руку и без всяких церемоний и предупреждений просто ломаю ему два пальца. Он воет, и я ударом под дых отправляю его в нокаут.

Третий бросает руку Ниночки, становится во что-то подобное боевой стойке, идет на меня. Типа боксер, да? Тогда получи!

Резко бью в пах, и парень падает в отключке. Почему они все думают, что я буду драться по боксерским правилам? И вообще по каким-то правилам! Я вояка. Я старый, тертый, подлый в бою и злой в сражении вояка! Для меня на войне нет подлости, нет никаких правил – кроме одного – побеждать! Выполнить приказ командира и выжить! А может, и не выжить – но выполнить приказ. А вы, твари, – щенки против меня, старого волкодава с порванным ухом!

Четвертый завизжал – тоненько так, будто испуганный щенок. Я догнал его уже тогда, когда он садился на водительское сиденье – видать, это его была машина. Я дважды ударил его головой об угол дверного проема, разбивая эту голову в кровь, и он вырубился, закатывая глаза и заливаясь красной жижей.

Теперь убрать их с глаз – я адрес назвал, такси наше приедет сюда. Где-то нам надо тусоваться, пока за нами едут? В общем – одного забросил в багажник, двух закинул в салон, на заднее сиденье. Что интересно – они даже не очнулись, когда я их грузил. Как мешки с картошкой, каждый килограмм по семьдесят весом! Так-то здоровые ребята…

Интересно, что, когда грузил их, Ниночка вышла из ступора и попробовала мне помочь – хваталась за ноги «полутрупов», мол, одному мне будет тяжело. Хе-хе… смешная такая! Отогнал – пусть лучше не мешает, а то еще в крови перемажется. Платье-то такое красивое у нее одно! Беречь надо!

Как ни странно – аргумент про платье сработал, и Ниночка отошла, кусая губы и заламывая руки наблюдала за погрузкой. Хорошо, что людей рядом не было, – мы в какой-то глухой двор заехали, тупик. Впрочем – если бы были люди, возможно, что эти козлы к Ниночке бы и не полезли. Кстати, эти – совсем даже не кавказцы, мажоры, точно, вполне славянской наружности. Говорю же – я не ксенофоб! Если надо навалять пилюлей – что кавказцам, что русским мажорам – всем наваляю! Интернационалист, ага.

Еще минут пятнадцать ждали нашего водителя, – я вычислил, откуда примерно он должен подъехать, мы прошли вперед, встали в тени, чтобы нас не было видно (благо, что Ниночка в черном, как ниндзя, ну и я не в особо светлом), и так дожидались, поглядывая на шевеления в «жигуленке». Побитые мной типчики начали отходить только минут через десять, и то не все. Двум из них, похоже, крепко досталось. Очень крепко.

Когда появилась наша «Волга», я с облегчением вздохнул и, через минуту очутившись на заднем сиденье, скомандовал:

– Давайте к Ниночкиному дому. Да побыстрее – ее мама ждет!

Ниночка благодарно сжала мою руку и положила мне голову на плечо. Я посмотрел – глаза ее закрыты, правая щека немного припухла, а на лице такое выражение лица, как у ребенка, которого наконец-то забрали из детского сада, пусть поздно, но забрали.

М-да… вот я ей сегодня устроил приключение! Просто охренеть! Честно сказать, даже не пойму, как получилось – какого черта они все ТАК к ней клеились? Ну ладно бы выглядела как шлюха, так наоборот! У нее вид принцессы – «И не подступись!»

Хмм… может, этот ее вид и вызвал такую агрессию и такое желание утащить? Доступных девушек полно, а вот такая, неприступная, холодная, чистая, – она одна! Вызов! Ее надо добиться, хотя бы и силой!

Это мои измышления, конечно. Может, просто так совпало, не повезло. Совпадения бывают всякие, такие, в которые иной раз и не поверишь…

К десяти часам Нина, конечно, не успела. Мы подъехали, когда на часах была половина двенадцатого. Я вышел из машины проводить – сегодня Нине хватит уже приключений, надеюсь, в подъезде нас не ожидают три маньяка и пять торговцев живым товаром.

Нет, не ожидали. Я поднялся с ней на третий этаж, ее квартира была направо первая, попрощался, и тут она бросилась мне на шею, впилась в губы крепким поцелуем, а когда оторвалась от меня, тихо сказала:

– Вы такой классный! Вы такой замечательный мужчина! Вы самый, самый лучший на свете!

И нажала кнопку звонка. А я поспешно ретировался, успев услышать сердитый голос Нининой мамы:

– Как ты могла?! Ты посмотри, который час! Я тут испереживалась вся, хотела уже звонить в милицию! Тебе всего восемнадцать лет, ты знаешь, что случается с молоденькими девушками на улицах?!

Восемнадцать лет. Она себе год прибавила для солидности, точно! Ох я и старый ловелас… на молоденьких потянуло! Черт подери, у меня же любимая жена в другом мире! У меня тут женщина, беременная от меня! А я втрескался в молоденькую девчонку?!

Это не любовь. Это гормональный шторм. Я прекрасно это все понимаю, но ничего не могу с собой поделать! И самое главное – не хочу…

Водитель молчал, я тоже. Говорить не хотелось. Ныли кулаки, и я попросил подъехать к какой-нибудь круглосуточной аптеке. Пожилая провизорша посмотрела на мои припухшие кулаки и выдала каких-то мазей и примочек, пообещав, что завтра буду уже как огурчик. Я ей поверил.

Дорога до Дома творчества не заняла много времени – дороги пустые, лети и лети! Дождик давно закончился, мостовые проветрило, и они были сухими. Холодный ветер, пустая дорога, и ночные деревья машут руками-ветками, будто стараясь меня задержать.

Первым делом забрался в душ – горячий душ для меня сейчас самое то. Потом вытерся, надел чистые трусы и майку, намазал себе кулаки дурацкой вонючей мазью. Свинцовые примочки, так вроде называется? Смешно, но, если бы я дрался с этими козлами насмерть – руки были бы целы. Почему так? Потому что я бил бы в такие места, удар в которые вызывает гарантированную смерть или же калечит. А мне нужно было только выключить подонков, а что лучше вырубает, как не удар по башке? Была бы дубинка… другое дело! А так… я бы мог выбить им глаза, вырвать кадык, сломать шею. Отобрать нож и этим ножом всех положить. Но меня тогда бы гарантированно вычислили. И нашли. А так есть шанс, что особо усердствовать не будут. Все ведь живы? Ну да, слегка поломались, ну и что? Никто ведь не убит! Сейчас не девяностые годы, до настоящих, жестоких и злобных бандитов еще далеко. Вряд ли заявят в ментовку – не тот контингент. С этими мыслями я и лег спать.

Провизорша не обманула. Утром руки еще побаливали, но опухоль практически сошла. Я спокойно мог работать.

Встал спозаранок, снова отправился на пробежку, хоть и очень не хотелось – после вчерашнего безобразия мечтается как следует отлежаться. Но на то она и воля, чтобы толкать человека, заставляя делать не то, что он хочет, а то, что должен. С его точки зрения, конечно, – должен. Не впервой мне преодолевать свою слабость и лень. Привык.

После физкультуры – на завтрак. Забавно – теперь меня многие знают, а я вот как-то и не особо кого знаю. Здороваются, я отвечаю, улыбаюсь. Подсаживаются за мой стол трое моих уже хороших знакомых – обмениваемся дежурными фразами, потом говорим ни о чем.

Не стал рассказывать, зачем ездил в Москву. Так… бумажки подписать. Но откуда-то троица уже знает, что именно я подписывал. Откуда? Дежурная, черт ее подери! Телефон-то через коммутатор! Вот правильно говорят – не надо лишнего болтать по телефону! Хотя… какая разница? Ну и знают, и что? Что мне с этого? Ни холодно, ни горячо. Просто не хотелось, чтобы завидовали. А то, что завидуют, – в этом никакого сомнения нет. Паршин даже в сердцах высказался: «Ну вот что такого особенного в ваших книгах?! А эти черти иностранные – в очередь за ними стоят! Издатели буржуйские! Магия какая-то, да и только!»

Я и сам знал, что магия. Колдовство! Сам не ожидал. О чем тут же и сообщил троице новых приятелей, и мои слова были встречены дружным хохотом – мол, ври, да не завирайся! Небось считаешь себя гением и прибедняешься! Всяк писатель обязательно считает себя гением, а всех остальных графоманами, только виду не подает!

Честно сказать, я не считаю себя гением и графоманами всех подряд не считаю, но разуверять в этом людей не стал. Пусть как хотят, так и думают. Плевать. Что-то в их словах, конечно, есть… но не до такой степени, чтобы быть правдой.

Пока сидел за завтраком, неожиданно для самого себя принял решение – я буду писать «Гарри Поттера»! Но только не слово в слово, даже имена изменю – я возьму идею, идею, которая всколыхнула мир. Идею о мальчике-волшебнике, сироте, который учится в магической академии. А сюжет уже сам напридумаю, в первый раз, что ли? И получится – вроде как я и не украл чужой труд, а идеи… ну что идеи? Они носятся в воздухе! Мало ли кто изобрел электричество – главное, кто воплотил в жизнь идею использовать его в народном хозяйстве!

Вот закончу с последней книгой серии «Звереныш», и вперед! В принципе, мне осталось дописать совсем немного. За два дня добью и за новую эпопею возьмусь.

День прошел в работе, только ближе к вечеру позвонил Зине. Она была непривычно холодна, отвечала односложно, но я не особо по этому поводу переживал. Все-таки беременна женщина, а у беременных – у них характер ох какой сложный! Знаю, плавал… Вот доделают квартиру – буду ее в Москву вызывать. Пусть тут рожает.

И снова за работу. Выходил из номера, только чтобы пообедать да поужинать. Полдничать не ходил.

Спать лег в двенадцать часов, за день забабахал авторский лист текста, как в былые времена. На машинке вообще-то это сложно, даже на хорошей, электрической. Эх, где ты, мой любимый ноутбук! Как я к тебе привык!

Утром снова пробежка, турник, отжимания, бой с тенью. Потом завтрак, в номер, и работа, работа, работа…

К вечеру все-таки добил книгу – написал благословенные слова: «Конец книги» и, откинувшись на спинку стула, шумно выдохнул – есть! Готово! Надо будет отвезти рукопись в издательство – так быстрее, чем почтой, и… снова в бой! Новая книга! Покой нам только снится!

Упаковал рукопись, разделив ее на три экземпляра – один чистовой, тот, по которому долбит машинка, и два через копирку, качеством похуже. Чистовой и один копирный – в издательство, один копирный – мне, пусть лежит. Так… на всякий случай. Вдруг пожар в издательстве! Или конкуренты бомбу взорвут! Впрочем – насчет бомбы и конкурентов – это в мой мир. В девяностые. Тут о таком еще и не слышали.

В этот раз лег спать рано – часов в десять вечера. Новую книгу начинать пока не хотелось, старую уже закончил – а что еще делать? С коллегами общаться? Щас начнут снова ныть о том, что их мало печатают и мало дают денег, а вот фантастам – все! Надоело это нытье… хоть из номера не выходи.

И тут вдруг в дверь тихонько так, осторожно постучали. Я насторожился, встал с кровати, подошел к двери, спросил:

– Кто? Кто это?

За дверью неразборчиво пискнули, я ничего не понял и, плюнув, – приоткрыл дверь, забыв даже, что стою в одних трусах. В щель между косяком и дверью шмыгнула фигурка в форменном халате горничной, и мою шею обвили ласковые, но крепкие руки:

– Я не могу без вас! Я не могу! Я еле дождалась, когда приеду на работу!

Я смотрел в лицо Нины и не знал, что ей сказать. Нет, ну а что тут можно сказать? Про двух жен, одна из которых беременна? О том, что я старый пень, который только выглядит молодым и крутым, но мне пятьдесят лет, черт подери! Она младше моей дочери! Чуть не во внучки мне годится!

Да, я все это ей сказал. Сказал, что мы не можем быть вместе, что у нее еще будет молодой парень, который сделает ее счастливой. Что она совершает гигантскую ошибку, о которой потом пожалеет. Что я не хочу ломать ей жизнь. Что… что… что… полчаса я вываливал на нее всю ту информацию, которая обязательно должна была отвратить Ниночку от такого старого и никчемного мужика, как я. Уж так старался, так старался! А она слушала. Слушала, каменея лицом, и ничего не говорила. А потом подошла к двери под моим тоскующим взглядом человека, который вот-вот готов заскрежетать зубами от бессильной на себя злобы (такую девчонку упускаю! Идиот!), – и заперла дверь. А затем сбросила с себя халат, оставшись только в кружевных трусиках и таком же лифчике. И еще в темных чулках – тех, что я ей купил в «Березке». Подошла ко мне и, хозяйским жестом усевшись верхом на мои колени, впилась мне в губы долгим поцелуем. А когда оторвалась от губ, задыхаясь, сказала:

– Молчите. И не говорите глупостей! Вы самый лучший, и я знаю, что делаю! И не смейте мне больше говорить чуши о вашей старости и неготовности. Я ее чувствую, эту вашу готовность!

И куда девалась несмелая девушка, красневшая после каждого неловкого слова?! Впрочем, в полутьме комнаты мне не было видно – краснеет она или нет. То, что мы с ней делали, – было нормально для мужчины и женщины, которые хотят друг друга и получают друг друга. Главное было – не порвать трусики и лифчик в процессе осуществления мечты. Все-таки французское белье, не хухры-мухры.

Ниночка, как я и ожидал, оказалась девственницей. Везет мне на девственниц в этом мире! Леночка… теперь Ниночка… и все молоденькие девчонки! Любят тут нашего брата-писателя, ох как любят! Даже такого старого волка, как я.

А потом мы лежали, обнявшись. Ниночка у меня на груди – влажная от любовного пота, томная и сонная, усталая и довольная. Как она мне потом призналась – ожидала, что первый раз будет очень болезненным, и очень этого боялась. Но все оказалось совсем не страшно, я был нежен, терпелив, и она почти не почувствовала боли. А вот оргазм получила практически сразу – так бывает, если партнер на самом деле очень нравится. Ну… так я слышал в своем времени – может, и врут.

Отдохнув, мы сделали это еще раз. А потом еще, меняя позы, медленно, наслаждаясь каждой минутой, каждой секундой нашего соития. Ниночка тихонько стонала, вздрагивала, тяжело дышала, закатывая свои прекрасные глаза, а я наслаждался тем, что доставляю ей наслаждение, иногда, впрочем, удивляясь своей неутомимости.

Да, помолодел, точно! Восемь раз за ночь – с самой своей молодости такого не бывало!

Измотанные, мы уснули уже под утро. А когда я проснулся – Ниночки уже не было. Только отпечаток на подушке, пахнущий французскими духами, да свитая в жгуты простыня, свидетель наших ночных безумств. В голове было звеняще пусто и хорошо. Я будто освежился, войдя в бурный и холодный горный ручей. Что там у нас с Ниночкой впереди – не знаю, но эту ночь я точно не забуду.

Снова на пробежку – расслабленный, вялый, но довольный. Шлепаю кроссовками по еще не до конца просохшей земле и в такт бега мурлыкаю под нос: «Все выше, и выше, и выше… стремим мы полет наших птиц! И в каждом пропеллере дышит… спокойствие наших границ!»

Добежал до реки (там небольшой пляжик с белым песком. Но по понятной причине никто еще не купается – холодно!), подумал секунд пять и, скинув с себя одежду, голышом (трусы тоже снял, рядом-то никого нет!) бросился в воду. Уххх! Будто огнем обожгло! Ни хрена себе! Ощущение такое, будто эта вода только что вытекла из-под снегового сугроба! Что, впрочем, вполне себе, вероятно. Но – хорошо! Просто замечательно! В прежней жизни я бы не решился разгоряченным прыгнуть в ледяную воду – воспаление легких заработать как-то не хочется. Но сейчас, чувствую – все обойдется. Организм перестроился – быстро восстанавливается, легче переносит нагрузки.

Но задерживаться в воде не стал. Побултыхался у берега – по грудь – и на берег. Подождал минут пять, обсыхая на ветерке и на уже пригревающих лучах утреннего солнца, и принялся натягивать на себя одежду. А что, хорошо получилось! Надо взять себе на вооружение – пробежался, нырнул, освежившись, и снова на пробежку, кровь разгонять! Прекрасно!

Честно сказать, мне тут, в Доме творчества, стало нравиться. Тихо, спокойно, опять же – Ниночка! Жаль, что она послезавтра уедет. Впрочем – а кто мешает мне встретиться с ней в Москве? Вот квартиру закончат ремонтировать…

И тут же острый укол вины. – Зина! А как же Зина?! Я за все время позвонил ей один раз! Ну да, она почему-то холодно со мной разговаривает – не пойму почему, но это ничего не значит. Надо будет сейчас ей позвонить. Обязательно позвоню!

Проделав весь комплекс упражнений, отправился в номер, тщательно вымылся, оделся, критически осмотрел тренировочную одежду Честно сказать, от нее уже… хмм… попахивало. Много поту пролил! Подумал пару секунд и снял трубку телефона. Ответила дежурная, та самая, что была в день моего приезда.

– Доброе утро, Михаил Семенович! Что хотели?

– Вы знаете, какая проблема… мне бы как-то постирать одежду. Тут прачечной поблизости нет?

– Как не быть? Все у нас есть! Я сейчас пришлю к вам горничную, она соберет одежду и отдаст в стирку.

– Замечательно! – обрадовался я, сложил барахло в кучку и стал дожидаться горничной. И дождался.

Ниночка выглядела слегка смущенной и, когда я чмокнул ее в припухшие губки, тихо сказала, краснея и пряча глаза:

– Вы не подумайте… я не такая развратная! У меня до вас никого не было! (Как будто я этого не понял – пришлось простыню замывать.) А то, что я ночью творила… это как бесы в меня вселились! Сама не знаю, что со мной такое получилось! Никогда не думала, что такое… такое буду вытворять! Мне стыдно даже вспоминать!

Я притянул ее к себе, Ниночка пискнула от неожиданности, когда я взялся руками за ее попку и приподнял над полом. Потом подошел к кровати, опустил ее на постель, рывком задрал халатик и, уцепившись за трусики, сдернул их к ступням. Трусики упали на пол, а Ниночка замерла, будто мышь, загипнотизированная змеей.

Когда я вошел в нее, она глухо и глубоко вздохнула, застонала и негромко, захлебываясь словами, проговорила:

– Ооой… у меня еще все болит! Ооой… как хорошо… хорошо… миленький, как хорошо! Да… да… ДА!

Когда мы закончили, Ниночка пошла в душ. Зашумела вода, и девушки не было минут пять. Вышла она уже одетая и даже причесанная, будто десять минут назад не она извивалась и пыталась выгнуться дугой, вжимая меня в себя, собираясь поглотить всего, без остатка. Я ожидал, что она снова смутится, не будет на меня смотреть, застесняется, но ничего такого не было. Подошла, встала на цыпочки, дотягиваясь до губ, чмокнула меня, шепнула:

– Я ночью приду, до утра! А сейчас мне нужно идти. И так уже Нина Викторовна начинает подозревать! Спасибо, вы такой… классный!

Она схватила мое грязное барахло в охапку и, не торопясь, вышла за дверь. Когда дверь за ней закрылась, я вдруг широко и глупо улыбнулся и заблажил едва ли не в полный голос:

– Все выше, и выше, и выше! Стремим мы полет наших птиц!

Вот же… привязалась! Песня…

* * *

Семен Викторович Татаринцев прочитал сводку о происшествиях по городу раз, другой, третий – уже медленно, вчитываясь в один из абзацев, и сердце его невольно забилось быстрее. Неужели след? Неужели хоть что-то?

Дело об убийстве милиционеров на станции метро не удалось спихнуть «соседям». Прекрасно понимая бесперспективность дела, они под каким-то надуманным предлогом оставили дело в ведении Татаринцева, пафосно заявив, что будут держать на контроле и помогать всем чем могут. Если простым языком, стоило перевести эту фразу так: «Мы вас будем дрючить за это дело при первой же возможности и склонять на всех ведомственных совещаниях!» Видимо, свою помощь «соседи» понимали именно так – отдрючил задницу заместителя УВД по оперчасти – вот он и дал результат! Гэбэшники, они и есть гэбэшники.

Татаринцев был уверен, что за всеми, кто работает по этому делу, установлено негласное наблюдение, телефоны прослушиваются, и стоит найти что-то дельное – гэбэшники тут же выскочат, как чертики из табакерки, и перехватят инициативу у подчиненных Татаринцева, ничтоже сумняшеся переписав заслугу поимки злодеев себе любимым.

Нет, он не обижался на них. Как можно обижаться на стихийное явление? Ну вот есть гроза – разве люди обижаются на молнии? Или на град? Так и «соседи» – они существуют в этом мире, чтобы портить жизнь трудягам-ментам. И поделать с этим ничего нельзя – только перетерпеть и жить дальше.

Сегодня с утра Татаринцев отправил двух лучших сыщиков – опытного старого волка с двадцатилетним стажем Кузовлева Андрея и не менее дельного, но помоложе, – Семена Рыльского. Семен тоже проработал в УВД немало времени – больше десяти лет, и, кроме своих могучих статей (он был похож на штангиста-тяжеловеса, или на йети), отличался редким здравомыслием, быстротой реакции (несмотря на габариты!) и еще – способностью к озарению. Или как это назвали бы ученые – «интуицией». Он мог идти по следу злодея сутками напролет, забывая о еде и сне, и, когда след терялся – вступала в действие его знаменитая интуиция. Он внезапно решал, что хорошо было бы посетить «вот это место», поспрошать «вот того парня», и след, наглухо потерянный, вдруг находился как по волшебству.

Этих оперов не раз пытались переманить в Центральное управление, но, дорожа своей дружбой с Татаринцевым, они каждый раз оставались на месте, будучи тертыми-перетертыми продуманами, практически лишенными служебных амбиций. Это были фанатики своего дела, можно сказать, – киношные сыщики, у которых за душой ни кола, ни двора, ни семьи, ни детей. Да и откуда заведутся эти самые колы и дети, если ты днями и ночами пропадаешь на работе?

Впрочем, насчет детей все было не так просто. Оперов женщины любят – ну как же, опасная профессия, опять же – фильмы всякие о ментах, романтизирующие их работу. Например – недавно вышел «Следствие ведут Знатоки».

В общем, если эти два зубра не найдут убийцу ментов – никто найти его не сможет. НИКТО. В этом Татаринцев был уверен. И цеплялся за любую зацепку. В сводках о происшествиях и преступлениях по городу он искал что-то такое, что может навести его на след. Он тоже обладал развитой интуицией (и немудрено обладать, проработав сыщиком больше двадцати лет!), а еще – знал о так называемой серийности. Преступник имеет свой «почерк». Он совершает преступления практически одним и тем же способом. Один убивает только ножом. Другой – душит руками. Третий – удавкой. Ну и так далее. Как поступит человек, который легко свернул головы пятерым молодым, сильным милиционерам, если на него будет направлена агрессия? Конечно, воспользуется своими умениями! Будет бить, будет ломать! И нужно искать СТРАННОЕ происшествие, не укладывающееся в рамки привычного.

И когда Татаринцев увидел в сводке информацию о том, что некий мужчина уложил шестерых лиц кавказской национальности, переломав им ребра и конечности, а потом в этом районе вырубил еще четырех мажоров – он понял, это оно! Вот она, зацепка! И если ее раскрутить как следует, результат, возможно, и будет!

Двое «волкодавов» ушли по его заданию еще утром, как только появились в отделе. И вот – уже четыре часа вечера, а их все нет! Неужели зацепились? Неужели взяли след?

Татаринцев поднял телефонную трубку внутренней связи, но нажать на кнопку пульта не успел. В дверь постучали – резко, даже грубо, и тут же дверь распахнулась. Татаринцев хотел рявкнуть насчет того, что надо вначале спросить – а вдруг он занят?! – но тут же замолчал. Это были его два персональных «волкодава», и с ними все эти политесы гроша ломаного не стоят. Они могут хоть на руках в кабинет заходить – лишь бы давали результат!

– Ну что?! – вместо приветствия нетерпеливо бросил Татаринцев. – Что узнали?

Кузовлев устало опустился на стул, приставленный к длинному столу совещаний, и стал обмахиваться листком бумаги, обдувая искусственным ветерком полнощекое розовое лицо. Он был похож на бухгалтера какой-нибудь заготконторы, и никто, ни один человек в мире не смог бы распознать в нем старого, матерого хищника, за плечами которого десятки и десятки задержаний опаснейших преступников. Он прекрасно владел приемами самбо, в молодости даже выступал на областных соревнованиях, великолепно стрелял, а самое главное – умел находить контакт с любыми, самыми неконтактными людьми. Пара слов, улыбка – и вот человек раскрылся, спрашивай, чего хочешь! Для сыщика – это просто незаменимое умение!

Стрелять может научиться каждый, как и бить морды, а вот расположить к себе человека так, чтобы он потек, раскололся, – только единицы. Татаринцев подозревал, что тут не все так просто и Кузовлев обладает какими-то особыми способностями – ну вроде таланта гипнотизера, – иначе как объяснить его такие феноменальные навыки?

Оба опера, работая где-нибудь за границей в сыскном агентстве, загребали бы огромные деньги. Но тут, будучи на государственной службе, – огрести можно только оклад плюс добавку за звание, а еще – кучу всяческих неприятностей. Неприятностей и от преступников, готовых всадить тебе нож в брюхо, и от начальства, ежесекундно подкрадывающегося к тебе со стороны задницы.

Рыльский уселся напротив Кузовлева, через стол, и его грубое, будто выточенное из гранита лицо было хмурым, как если бы он узнал о мире что-то совсем уж отвратительное и ему хочется лишь пойти напиться – чтобы забыть эту мерзость. Впрочем – для него это было нормальное выражение лица. Повседневная рабочая маска, если можно так сказать. А контакт с людьми он находил иначе, чем его напарник, – кулаки, каждый с дыню величиной, тому способствовали. Попробуй не сконтактируй с таким!

– Так что узнали, ироды?! – вскипел Татаринцев и в сердцах бросил грязный носовой платок на стол перед собой. Последние полчаса он усиленно вытирал им шею и лоб. Жарковато, да и пари́т – не дай бог! После дождя очень высокая влажность. Хотя… это же Москва! Тут всегда в жару рубашка липнет к телу – болота, сплошные болота! Сейчас бы за город… на травку! Шашлычок замутить, пивка холодного! А не смотреть на этих двух мерзавцев, которые как воды в рот набрали!

– В общем, опросили мы народ, – начал Кузовлев, оставив лежать на столе листок бумаги, на котором чья-то рука нарисовала женскую задницу, принадлежащую стоявшей раком толстой женщине. Задница была обращена к зрителю и выглядела отвратительно. Татаринцев припомнил, что во время утреннего совещания черкал на листке молодой опер Мишка Матвеев, типа что-то записывал. Типа слова начальника – чтобы не забыть. Вот что он «записывал», скотина! – подумал Татаринцев и нахмурился. – Вот я ему покажу сегодня!

– Мужчина, на вид тридцать – сорок лет. Высокий, выше среднего роста, плечистый. Лицо со шрамом – вот тут (он показал на лице напарника, и тот недовольно заворчал – плохая примета показывать повреждения на машине и на теле). Одет очень хорошо, модно – дорогие американские джинсы, джинсовая куртка, джинсовая рубашка. Дорогие ботинки. Халдеи в таких делах разбираются хорошо. С ним была девчонка – со слов администратора и официантов – очень красивая, просто невероятно красивая! Как с картинки! И одета, как с картинки – черное платье в обтяжку, туфли на высоком каблуке. Они сидели, пили шампанское, ели. Потом пошли в туалет – мужчина проводил женщину, вернулся. Она осталась за столиком. Пока ходили в туалет, девушку приметили – говорят, ее трудно было не приметить. Рядом гуляла компания – вперемешку торгаши с рынка, какие-то «деловые» и вроде как спортсмены. Дагестанцы. Один из них пошел к девушке и пригласил ее на танец. Он был сильно пьян. Девушка отказалась, он стал ее тянуть за руку, тогда она встала и его толкнула. Мужик был тщедушным, а девушка, судя по всему, – довольно-таки сильная. В общем – летел он, как горный орел. А когда поднялся с пола – ударил девушку по лицу и, похоже, разбил ей нос.

– Вот мрази! – не выдержал Татаринцев. – Совсем эти хачики распоясались! Как у себя дома себя ведут!

– Ну так вот, – продолжил Кузовлев, вроде как не заметив тирады начальника. – Тут как раз вернулся этот самый мужчина. Кавказец хотел ударить девушку еще раз, не заметив, что тот уже пришел, мужчина перехватил руку и ее сломал.

– Как сломал? – деловито осведомился Татаринцев. – Специальным приемом?

– Этого свидетели не знают, а со слов – неясно, – неохотно пояснил Кузовлев. – Переломил в локте, как тростинку. И шваркнул придурка об пол. Потом расплатился хорошими чаевыми и пошел с девушкой на выход. Вот только не рассчитал – вся компания бросилась за ними следом, уехать пара не успела.

– На чем они были? – оживился Татаринцев. – На личном автомобиле?

– Нет, наверное, хотели взять такси. Потом они так и сделали, – пожал плечами Кузовлев. – В общем, их догнали, остановили – видели это швейцар, администратор и еще официанты – в окна глядели. Восемь человек. Начали докапываться. Мужчина поставил девушку в стороне и начал месить эту толпу. И как говорит швейцар, давно он такой жестокой драки не видал. Ничего особенного в плане приемчиков не было, – мужик просто валил их подлыми приемчиками и добивал потом сверху – локтем, кулаком. Бил в пах, бил крюком в челюсть. Судя по милицейским рапортам патруля и по заключениям «Скорой помощи» – имели место быть телесные повреждения разной степени тяжести, от легких до средних. Никого не убил. Двое убежали, им не досталось. Когда появился милицейский патруль, парочка побежала, и по дороге им попалось государственное такси. Они в него запрыгнули, наши тупые патрульные этого не заметили и пробежали мимо. Наберут же, сука, колхозников… Ну дак вот: сели в такси, назвали адрес – похоже, что левый. А сами отъехали пару кварталов и вышли. Видать, кого-то хотели вызвать. Мужчина пошел к телефону-автомату, девушка осталась стоять у стены под фонарем. И тут подъехали те самые мажоры, что сейчас парятся в больничке. Мажоры увидели красивую девушку и стали ее затаскивать в «Жигули» – одному как раз недавно папенька машину подарил. Сынок какого-то из замов министра Легпрома. Мужик увидел такое безобразие и раскидал молодых тваренышей, как щенят. Потом загрузил их в «жигуленок», и пара пошла по направлению к трассе. Там их, похоже, и забрала машина – случайный наблюдатель, что вышел покурить ночью и все это видел, сказал, что модель машины определить не может – далеко было и темно. По звуку – «Волга». Мажоры, конечно, рассказывают другую версию своих страданий. Мол, мы мирно стояли и радовались жизни, наслаждаясь вечерним воздухом, к нам подошел злой демон и всех нас заглушил – ни за что, ни про что. Найдите и накажите!

– Так вы узнали, кто это вообще такой был? Ну – мужик этот! Ведь что-то узнали же! – нетерпеливо пристукнул ладонью Татаринцев. – Я по рожам вижу – узнали!

– Узнали, товарищ полковник. Только не знаю, что это нам даст… в плане расследования убийства ментов, – вздохнул Кузовлев. – Толку-то от этого знания? Как привязать избиения хачиков и мажоров к убийству в метро?! Доказательств-то никаких! Ну да, крепкий мужик – просто уважуха! И что? Ну вот пришли мы к нему, грозно сказали: «Покайтесь! Это же вы убили ментов!» И он прямо так и сдался?

– Можно его задержать! В камеру сунуть! Нажать как следует, он и поплывет! – уверенно заявил Татаринцев, который уверенности никакой на самом деле не испытывал, – первый раз, что ли? Вы что, не знаете, как это делается? Первый день работаете?

– Викторыч, ты не кипятись… вначале выслушай до конца. Не знаешь, кто это такой, а шумишь! – усмехнулся Кузовлев, и его напарник молча кивнул головой. – По одному тому, как этот мужик расправляется с толпой хачиков – между прочим, они с ножами были и с кастетами! – можно бы понять, что с ним не так все просто. Такого сломать… это очень и очень потрудиться надо. И то – сомневаюсь, что он поплывет. В общем – начали опрашивать всех, кто хоть мельком видел этого мужика. И таксиста тоже – он всегда на том месте пасется, на пятаке. И вот что выяснилось – таксист сказал, что видел этого мужика, а где – никак вспомнить не может! Мы с ним поговорили, посидели, наводящие вопросы позадавали, и… вспомнил! На фото он видел его! В таксопарке один таксист работает, с этим таксером вместе, так тот как-то раз хвалился, что вез одного знаменитого писателя, фантаста. И что так получилось – он читал книжку именно этого писателя, когда тот сел к нему в машину! Представляешь? И автограф ему писатель оставил! А на книжке, сзади, есть фото этого писателя и его биография. И вот тот таксист нашему показывал и книжку, и фотку эту. А у таксистов глаз наметанный, он его и узнал, этого мужика. Вспомнил. Ну вот, звать этого писателя – Михаил Карпов. Михаил Семенович Карпов. Слышал про такого?

– Хмм… слышал, – признался Татаринцев. – Мне даже книжку его подарили на двадцать третье февраля. Очень модный писатель, известный. Говорят – его собираются за границей издавать, вроде как даже в газете об этом писали. И что, это был точно он?! Не верится мне! Известный писатель машет кулаками, как боксер-олимпиец! Не верю! Что там у него в биографии? Проверили?

– А что в биографии… нет ничего в биографии! На книжке написано, не читал? Там сказано, что Карпов сам не знает, кто он такой и откуда взялся! И что нашли его на дороге, и он ничего не помнит! Так что, может, и боксер – почему бы и нет? С таким-то отсутствием памяти! Ну так что будем делать, Семен Викторович?

– Ехать надо к этому Карпову и трясти! Перед законом все равны!

– Ага… все! – саркастически заключил Кузовлев. – Ранее некуда! Как бы нам не нарваться на неприятности!

– Трусоват стал на старости лет, да? – хмыкнул Татаринцев. – «Хулиганка» на Карпове уже есть. Хачиков бил? Бил! Мажоров долбил? Долбил! Упрячем его в камеру, а там уже и попробуем его потрясти. Не верю я в стойкость интеллигенции! Девица – выяснили, кто такая?

– Нет. А чего нам девица? Только если как свидетель. Только она точно не будет на своего любовника свидетельствовать.

– Любовника? А откуда знаешь? Может, просто случайная?

– Халдеи сказали. Мол, она смотрела на него так, будто щас из трусов выпрыгнет. И он так же на нее глядел. Точно – любовь у них. В общем – пробили мы по картотеке его адрес. Прописан он у метро «Динамо». Ездили туда. В квартире бригада работает, строители. Сказали, что сам он сейчас в Доме творчества, в Переделкине. Туда не поехали – без твоего приказания мы к Карпову не подойдем. Мне хватило дерьма после того… композитора хренова! Такая вонь поднялась – до сих пор отдышаться не могу. Прикажешь, официально – «задержать Карпова!» – мы его и задержим. Только вот прости, Викторыч, я сам по себе к нему не сунусь. До пенсии хочется доработать без особых проблем. Немного уже осталось.

– Ой, да не прибедняйся ты! Смотри-ка, какой испуганный стал! Рожи мне тут корчишь! Когда я вас без защиты оставлял? Было такое? То-то же! Всю жизнь прикрываю вас, залетчиков! Будет тебе приказ, будет… и от следователя будет поручение – задержать и доставить. В общем – зад прикроете… умники!

– Вот это другое дело! – довольно кивнул Кузовлев. – Вот это – по-нашему! Пистолеты брать? Мы, может, его голыми руками и не возьмем! Стрелять придется!

– Чокнулся, что ли? – заволновался Татаринцев. – Расстрелять из пистолета безоружного писателя?! Да нас нахрен порвут! Растопчут! Два мордоворота какого-то интеллигента задержать не смогли! Совсем ты спятил! Мне проблемы не нужны! То, что это он грохнул метровских ментов, – только догадки, умозаключения! А у нас на него ничего нет!

– Викторыч, ты хочешь и рыбку съесть, и на хрен сесть! – мрачно заметил Кузовлев. – Какого черта тогда брать этого парня, если у нас на него ничего нет?! Смотри, что получается – хачиков взяли с ножами на кармане, они первыми напали на парочку – известного писателя и его красавицу-девицу. Он отбился, обратил их в бегство! И замечу – никого не убил! Просто морды начистил! Да ему орден за это надо вешать!

– Сутулого! Орден Сутулого! – мрачно заметил Татаринцев.

– А с мажорами как вышло? Они вообще-то похищали человека! Девушку пытались похитить и, возможно, изнасиловать! А потом стали ее бить и набросились на мужика! И только потом он им навалял – есть на то свидетель! И свидетель молчать не будет – морячок дальнего плавания, мужик резкий и крутой. Он так сказал – я сам пойду в ментовку и сдам этих козлов, если кто-то попробует мужика закрыть. Мужик – герой! И после этого ты рассчитываешь писателя закрыть? У таких известных личностей обязательно найдутся защитники. Лучшие адвокаты! И просто люди с самого верха. И зачем нам лезть в эту кашу? И кстати – на самом деле, с чего ты вдруг решил, что мужик причастен к убийству ментов? Потому что десять человек за один вечер уронил? Несерьезно.

– Несерьезно, несерьезно… А что – серьезно?! – рявкнул Татаринцев, прекрасно понимая, что Кузовлев прав практически во всем. И что версия не то что сыплется на части, она вообще не выдерживает ни малейшей критики. – Что-то надо делать! Поезжайте к этому чертову писателю и поговорите с ним! Жестко поговорите, угрожайте, пугайте, ну не мне вас учить! Может, поплывет! А если жалобу напишет – так как-нибудь отмажу. Мол, перепутали! Обознались! Приносим свои извинения! А вдруг прокатит?! И вдруг он начнет совершать какие-то ошибки, заволнуется, и… ну не знаю, не знаю я! Вот чувствую – это он, и все тут! Рыльский, ты чего молчишь?! Он это или не он?!

– Он. Я думаю, что – он, – загудел Рыльский. – Только интуицию к делу не пришьешь. Сам не признается – тогда дохлый номер. Да и признается… на суде все равно может сказать, что Андрюха его запугал, обещал ливер вырвать. Вот он и подписал признание – под давлением. В общем, так – одна видимость. Пустяшная, пустая работа.

– Если Карпов сознается – не пустяшная! Отправим дело в суд, а суд пускай и решает! У нас оправдательных приговоров – хрен, да маленько. Практически нет! Наш гуманный советский суд всех на нары гонит, только дай ему повод. И родители мажоров поднажмут… может и выгореть. Вы только с него признание добейтесь, а там видно будет. Только вот что… не в Доме творчества. Когда он оттуда собирается уезжать? Узнали?

– Через неделю, – пожал плечами Кузовлев. – Бригадирша строителей сказала. Что через неделю приедет – договор у них, чтобы стройку за это время закончить, иначе штраф. Вот так…

– Ну вот через неделю его и навестите. Похоже, он один живет? Вот и отлично, никто не помешает. Все, шагайте! Работайте! Дел невпроворот! И это… молодцы! Раскрыли за один день – просто шерлохомецы, и никто другой!

Опера улыбнулись, ничего не ответили и пошли на выход. Когда дверь за ними закрылась, Татаринцев откинулся на спинку стула и крепко задумался – а оно ему надо? Может, правда взять и уволиться? Зовут ведь завгаром в таксопарк, и деньги будут, и покоя больше! Галя запилила – «когда на дачу поедем?!» Выслуга для пенсии уже есть… Может, хватит? Он свое отбегал. Пусть другие теперь болеют душой, ищут злодеев! Зачем ему лезть в это дело? Ментов метровских грохнули – так картинка вырисовывается очень мутная! Похоже, что за дело их грохнули! Так почему он тогда все еще землю роет? Неужели только из-за повисшего на шее «висяка»?!

Татаринцев вздохнул, полез в сейф, достал початую бутылку водки, налил полстакана и медленно, цедя сквозь зубы, выпил. Даже не поморщился, как воду. Посидел еще минут пять, чувствуя, как в желудке растекается благословенное тепло и отпускает, расслабляются напряженные нервы, и начал собираться. Сегодня он вернется домой пораньше – как и обещал жене. И хотя бы раз выполнит свое обещание!

* * *

Неприятности начались под вечер. Нет, не так – неприятности начались гораздо раньше, когда я вдруг решил нарядить Нину в красивое платье и отправиться с ней в ресторан! Но узнал я о продолжении вчерашних неприятностей именно под вечер, когда сидел и настукивал по клавишам, начав писать первую книгу серии о мальчике Гарри Голдмане. Да, я не стал его называть Поттером. Пусть будет Голдман. Звучно и красиво – не то что «горшечник». Пришлось менять имена и всем остальным героям книги. Глупо, наверное, ведь о Гарри Поттере сейчас и слышать никто не слышал, авторше пока что лет пять от роду, но… вот замкнуло меня на этом деле, и все тут! Сменил имена – и вроде как не воровал чужую идею.

Впрочем, а что значит «украсть чужую идею»? Если так рассуждать, все романы о магических академиях после «Гарри Поттера» тоже написаны по украденным идеям!

Ну да, да – я ищу оправдание своему воровству! Воровству у тетки, которая сейчас еще играет в игрушки и ходит на горшок. Долго я держался, да… но все-таки не смог устоять перед соблазном. Но для очистки совести я не буду полностью повторять все эпизоды «Гарри Поттера», тем более что многое из написанного мне категорически не нравится. Например – глупости насчет русских колдунов, которых изобразили какими-то странными и дикими. Что, впрочем, нормально для дурацких представлений Запада о русских – водка, балалайка, медведи в каждом доме.

А еще – я подгоню сюжет под современные реалии. Пусть будет и русский Хогвардс. Назову его… назову… Беловодье! Вот! И там будут обучаться наши, русские маги! И Гарри Голдман отправится в Россию… хмм… в Советский Союз, и будет общаться с русскими магами! И вместе они будут спасать мир от… Воланда. Ну никак не могу по-другому его назвать! Воланд, и все тут!

В общем, я заранее составил список имен – измененных имен. Рядом с каждым написал его образ – как выглядит, что делает, как относится к Гарри. Так-то это, можно сказать, было лишним, – я ведь запоминаю все, как фотографическая бумага, но… так дисциплинируется мозг, и, глянув на листок, можно увидеть какие-нибудь несоответствия в характерах.

Кстати – я изменю концовку, которая меня так раздражила. Пусть Гарри все-таки женится на своей любимой. К черту эту рыжую! Пусть с ней кто-то другой милуется. А рыжему дадим… дадим… ага! Вот эту слегка придурковатую! Хе-хе… Полумна! Полумна Лавгуд! Пусть рыжий вдруг обнаружит, что она не такая уж и сумасшедшая – просто красивая девушка, ушедшая в свои грезы. И он полюбит ее за чистоту и непохожесть на толпу! И дети у них будут двойняшки, такие же как Полумна, – немного не от мира сего! Оп-па!

А если в отношения Гарри и Гермионы внести какой-нибудь диссонанс? А пусть она увлечется… кем? Хмм… американец! Пусть ее соблазнит американец, заколдует и заставит с ним переспать!

Нет, не стоит… все-таки книжка детская, а меня потянуло на секс-сцены… не прокатит. Хмм… а почему же не прокатит? Я же не собираюсь описывать секс Гермионы и американского мага! Пусть она бегает за ним, выполняет все его приказания, а он над ней глумится! Читателю это понравится – пусть потом Гермиона страдает, вспоминая о своем падении, а Гарри ее утешает, прощая ей невольную измену. Не настоящую измену – до секса так и не дошло, – но целовались, обжимались и все такое. Ну и Гарри все это время переживал. А что, будет вполне недурно. Добавить в роман любовную интригу среди подростков – думаю, что им понравится.

К вечеру я уже закончил список имен и даже (о ужас!) написал синопсисы по всем восьми книгам о Гарри Голдмане! Почему ужас? Да потому, что я никогда не составляю никаких планов по написанию книг. Ни-ког-да. Для меня всегда основное – это сама идея и главный герой книги. То есть, к примеру, – однажды я обедаю под включенный телевизор, и там рассказывают о том, что некий человек находится в психиатрической лечебнице, так как якобы видит монстров, заполонивших этот мир. Я улыбаюсь, а потом вдруг думаю: «А какого хрена?! А вдруг он и правда видит то, чего никто не видит?! А если он обладает экстрасенсорными способностями?!»

И понеслось. Вот она, идея! Берем обычного, простого парня, каким-нибудь образом даем ему особые способности, и… что он будет делать? Куда пойдет? Как использует свои способности?

Я вживаюсь в этого героя и пытаюсь угадать, как он поступит дальше. И как поступят второстепенные герои вокруг него. И, странное дело, – они живут своей жизнью! Они совершают такие выверты, такие повороты сюжета, что потом удивляюсь – неужели это я придумал? Неужели это я написал?! А ведь неплохо получилось! Интересно!

А если бы я загонял героя в рамки заранее написанного синопсиса, как это делают многие авторы? Что было бы тогда? А тогда многим из читателей было бы просто неинтересно читать. Они бы угадывали сюжет с первых же строк.

Кстати, я с самой юности не могу читать классические детективы а-ля Агата Кристи. Я знаю убийцу, прочитав примерно двадцать процентов текста. Мне гораздо интереснее детективы в стиле экшен с мордобоем и кровищей. Тут хотя бы мое предзнание не имеет никакого значения, главное – перипетии приключений героев.

Кстати – главный маг Хогвардса точно не будет гомосексуалистом, как в оригинале. Может, ему жену дать? Которая погибнет от рук Воланда? Подумаю…

Скорее всего, и в «Гарри Голдмане» я уйду от заранее написанных сюжетов книг. Не выдержу. Но… все-таки постараюсь держаться и работать по плану. Посмотрим, как получится.

Когда прозвенел звонок, я как раз плавал в эмпиреях, прикидывая, соображая – куда и как мне засунуть Гарри в первой книге и как улучшить уже знакомый мне сюжет. Потому трубку взял не сразу – пока это до меня дошло, что звенит не у меня в голове, а рядом, на тумбочке, вот этот красный аппарат.

– Михаил Семенович! Здравствуйте! Это Марина!

Какая еще Марина? Что за Марина?! Я так глубоко ушел в мысли, что не сразу вспомнил, а когда вспомнил, выругался – вот не вовремя сейчас! У меня в голове все кипит, бурлит – Хогвардс, колдуны, сюжеты – мешанина! А тут… проза жизни! Терпеть не могу, когда отрывают от дела!

– Привет, Марина! – выдавил я из себя, стараясь, чтобы голос мой звучал как можно дружелюбнее. Она ведь ни при чем, она не нарочно выбила меня из колеи! Баба работает, и хорошо работает!

– Спешу вас обрадовать – дело идет к завершению, и скоро все будет готово! Квартира получилась – как пасхальное яичко! Увидите! Не пожалеете, что нас наняли!

– Спасибо, Марина! – искренне ответил я. – Уважаю профессионалов! Надеюсь, что все именно так, как вы говорите. А чего позвонили? Вы же должны были позвонить, как все закончите? Что-то случилось?

– Да нет, ничего не случилось… – Марина слегка замялась, будто решала, стоит ли говорить по телефону или нет, потом все-таки решилась: – Тут приходили двое, вас спрашивали. Из милиции. Один такой толстенький, крепенький боровичок, другой здоровый, как медведь, с лицом, как из пенька вырезанным. Не знаете их? Хотели вас увидеть. Мне пришлось сказать, что вы в Доме творчества, так что скорее всего они к вам приедут. Имейте в виду.

– Хорошо, Марин, – я напряженно задумался, да так, что все Гарри и Гермионы тут же вылетели у меня из головы. – Я их не знаю, но да черт с ними. Пусть приезжают! Жду вашего звонка об окончании работ! Удачи!

– И вам удачи!

В трубке запиликали гудки, я положил ее на аппарат и, досадливо поморщившись, подумал: неужели насчет тех ментов? Или это по драке в ресторане? Скорее всего – да, по драке. А как они меня вычислили?

Впрочем – это как раз не вопрос. Я же популярный фантаст, и мои фото на каждой книжке. Кстати, это была идея Махрова, и я не смог отказаться. Мол, кто-нибудь увидит мое фото, вспомнит меня, и тогда я смогу обрести свою жизнь! Типа помощь мне такая! Ну не буду же я протестовать – подозрительно бы выглядело! Ну вот и нарвался – кто-нибудь меня да и вспомнил.

Теперь нужно обдумать, как себя вести и что мне могут предъявить. Надеюсь, никто из побитых не помер, иначе… иначе все будет очень плохо! Эх, и дернул же черт меня вести Нину в ресторан! Ловелас престарелый… тьфу! Теперь отдувайся…

Отправить