Глава 8

Корфу, Корфу…любовь моя! — так говорил Карпов, когда вспоминал, как однажды с женой, дочкой и зятем ездили на этот благословенный остров. Это он так говорил, чуть не с придыханием — вроде в шутку, но на самом деле было видно, что вспоминать ему очень приятно. С его же слов — возили его с женой дочка с зятем. Зять компьютерщик, хорошо зарабатывал, вот они и потащили Карпова с собой, зная, что и Михаил, и Надя всегда мечтали побывать на Корфу — после того, как начитались Джеральда Даррелла. Это была их любимая книга. Вернее — их любимые книги, все книги Даррелла. И вот теперь Насте предстояло проверить — все ли так славно на этом самом острове.

В полете немного выпили. Красное и белое вино давали по выбору, и вино оказалось так себе. Дешевка. Кормили какой-то малосъедобной дрянью. Это вам не советский самолет, где в завтраке красная и черная икра. Аэробус тоже не понравился. Сравнения с ИЛ-62 никакого. За те два часа, что они летели до Корфу, Настя откровенно измучилась. Длинные ноги — это хорошо, но только если ты умещаешься между рядами сидений. В противном случае приходится корчиться, изображая из себя человеческий зародыш. Так что к тому моменту, когда пассажирам предложили покинуть салон самолета, Настя была весьма раздражена, раздосадована, и…ей уже ничего не хотелось. Ни моря, ни красивых пейзажей, ни вкусной еды. Только бы плюхнуться на какой-никакой диван и вытянуть ноги, положив их на мягкий валик поручней. Почему на валик? Да потому что она редко когда помещалась на диване, с ее-то выдающимся ростом. Ноги торчали с дивана чуть ли не на полметра.

Насте стоило большого труда избавиться от сутулости — при высоком росте девушка волей-неволей старается как-то…спрятаться, что ли. Все инстинкты просто вопят: «Скройся! Сделайся ниже! Прижмись к земле!» — и она прижималась. Сгибалась, сутулилась, боялась выпятить грудь (к слову сказать — очень даже немаленькую, но выглядевшую на ее торсе первым размером). И только в Академии ее отучили изображать из себя «сиротку», которая всех и всего боится. Надо будет — изобразит — в гриме, в специально подобранной одежде. А в своем нормальном облике она будет ходить от бедра, и выглядеть так, чтобы у мужчин возникала непроизвольная эрекция, а женщины ее подсознательно ненавидели. Настю учили правильно ходить, в том числе и для того, чтобы завлекать мужчин. Нет, именно для того — чтобы завлекать мужчин — если понадобится. Ее амплуа — роковая красотка. Это потом, после ранения, после тех тягот, что Настя перенесла, она стала серой мышкой. Серой хромой мышкой, одна нога которой короче, чем другая. Мышкой, на теле которой виднелись звездчатые следы пулевых ранений, а на лодыжке левой ноги — уродливые шрамы. Да и вообще левая нога была в икре тоньше, чем правая. Пулей или осколком вырвало большой кусок мяса, а взять это мясо организму в общем-то было и неоткуда. Так что…увы.

Настя не стеснялась своих ранений, но прекрасно понимала, что конкурировать с красотками, тело которых безупречно она уже не сможет. И медовую ловушку никому тоже не устроит. Потому ее и списали из группы активных агентов, «передав на баланс» Михаилу Карпову. Считай — в нестроевики. Ну не на склад же ей идти! Или в кадры. Впрочем — эти должности ей точно не «грозили». Там свои сидят, и на такие места так просто не устроишься. Синекура!

Так вот теперь, в чужом ей мире Настя стала другой. Ее раны затянулись! Она не хромает, и нога стала длиннее! От шрамов остались только воспоминания. Чистая, гладкая кожа, белая, как из мрамора, крепкая грудь стала меньше и перестала отвисать (27 лет — это не 15!), Бриджит Нильсен, да и только. Так ее Карпов называл. И кстати сказать, Настя посмотрела — а ведь точно. Она! По крайней мере — фигура похожа.

Кстати, Настя еще выросла! Перед самым отъездом прошли медосмотр, оказалось — у нее не 186 см роста, а 190! Как так вышло — она не понимала. Ну ладно — можно списать на распрямившиеся, ранее сжатые позвонки, на прямую осанку, испорченную в детстве, но сразу на четыре сантиметра?!

Впрочем, Настя этим обстоятельством особенно не заморачивалась. Она наслаждалась. Ей все нравилось! Новый мир, новая жизнь, здоровье, когда твоя нога не ноет и ее не дергает в сырую погоду, красота — объективно, Настя гораздо красивее той же Нильсен. Если только сравнивать с совсем молодой Нильсен, той, что еще не утеряла пухлость губ и свежесть лица? Присутствовало в Насте нечто славянское, что отличает славянских моделей на подиуме. Они не просто красивые, они…милые. Да, именно милые! Опять же — это слова Карпова, которого Настя вспоминает как Екклезиаст царя Соломона. Как говорил Карпов — красота, она ведь разная. Есть хищная, к которой и подступиться трудно, вернее — не хочется. Ожидаешь, что эта красотка тебя высмеет, оскорбит, и задрав нос удалится, гордясь своей непреходящей стервозностью. А есть красота женщин милая, когда рядом с этой женщиной уютно, светло, и хочется к ней возвращаться и возвращаться. Так вот славянская красота именно милая, и потому так ценятся наши славянские супермодели.

Как ни покопайся в родословной какой-нибудь светлокожей модели — так сразу обнаружишь там славянские корни. Вон, одна из славянских моделей даже умудрилась стать женой Президента США. И немудрено! Славянские жены ценятся — за умение сопереживать мужу, за красоту, за то, что они настоящие женщины, а не эти высеры феминизма, пишущие на отвислых сиськах и животах лозунги против узурпаторов-мужчин и грязные ругательства.

* * *

Георгиус натирал свой глазастый «мерседес», стоя спиной к аэропорту, когда вдруг на стоянке возле него затихли разговоры. Перестали спорить Василий и Галик — Василий доказывал, что через сперму вирус не передается, Галик утверждал, что еще как передается, наравне с другими, смешными болезнями. Они едва не дошли до драки — делать все равно было нечего, пассажиров мало, так хоть поспорить.

Затихли Кирилл и Спиро — они вспоминали какую-то вечеринку и хвастались своими успехами на любовном поприще. Оба врали, и все это знали — но почему не похвастаться, если нечего делать? Восемь раз за ночь? Хорошо, если они разок удосужатся, а то и того не будет. Да и девки на них не клюют — животы, сиськи, как у бабы, и все бы ничего, бабам не то нужно, им туго набитый бумажник подавай, тогда они перестают видеть твою дряблую, не первой свежести плоть, но…с этим были проблемы. Пандемия сильно ударила по кошельку. Все надеялись, что ограничения, которые только что отменили на Корфу, помогут острову вздохнуть широкой грудью. Но пока что денег катастрофически не хватало. Бензин дорог, машину содержать дорого — а ведь еще и жить надо на что-то! Жена требует новой одежды, дочку тоже обувать-одевать, и поесть надо, и немного выпить — как жить дальше?!

Георгиус оглянулся и тоже замер, не в силах что-то сказать. К стоянке шли две девушки, таща за собой обычные чемоданы на колесиках. Одна красивая, стройная, черненькая, похожая на гречанку, но не дотягивающаяся до нее размерами. Все гречанки полнотелые, крутобедрые, есть по чему похлопать и за что подержаться. Эта же — пигалица, как из какого-нибудь американского сериала. Короткие шортики, топик, золотая цепочка с крестиком, смазливая мордашка. Типичная американка, либо еврейка. Что впрочем часто одно и то же.

А вот вторая…вторая — это было нечто! Во-первых, она возвышалась над своей спутницей минимум на голову. Во-вторых, она была блондинкой, что для гречанок просто невозможно! Чтобы найти в Греции натуральную блондинку — это надо обойти весь остров, и натуральной будет только какая-нибудь скандинавка, либо шведка. И то…не факт, что натуральная. У этой были почти белые волосы при короткой прическе, и ноги…ноги — просто отпад! Невозможные ноги!

Девушка тоже была одета в шорты, только вместо топика на нее была надета блуза. Белые шорты, белая блуза, и легкие белые туфельки-босоножки с высокой шнуровкой и на низком каблуке. И первое, что подумал Георгиус: «Господи Вседержитель, а что будет если она наденет туфли на высоком каблуке?! Да она высотой с Эйфелеву башню!»

И он как-то сразу почувствовал груз своих пятидесяти лет — животик, свисающий за ремень, складки с боков, небольшой рост и волосатые короткие руки. Да, не герой-любовник! Но что поделаешь? Не все же рождаются красивыми, под стать такой королевне. Сейчас пойдет к кому-нибудь из парней, у них и машины поновее, и фигуры постройнее. Что ей какой-то толстенький мужичонка?

Но девушки проследовали прямиком к нему, не обращая внимания на толпу замерших в благоговении соратников. И похоже что старшей в этой парочке была прекрасная великанша. Подойдя, она приятным, глубоким голосом спросила по-английски:

— Машина свободна? Нам нужно доехать в Палеокастрицу, до отеля Акротири Бич. Сколько это будет стоить?

Слова замерли в горле Георгиуса и он несколько секунд ничего не мог сказать — ну вот замкнуло его, да и все тут! Примерно так, как если бы перед ним вдруг опустился ангел Господень и что-то попытался у него узнать. И очнулся он только после того, как его коварные соратники начали наперебой предлагать:

— Вот машина есть свободная, девушка! Вот! Пойдем к нам! Быстро довезу! Расскажу обо всем, что увидим!

Но девушка только нахмурила брови и повторила свой вопрос, прежде осведомившись:

— Ты понимаешь по-английски? Может по-немецки? Или на французском?

И два последних вопроса она задала на тех языках, о которых спрашивала. Георгиус знал и немецкий (хуже), и французский (получше), и даже итальянский и португальский — двадцать лет в такси, и не тому научишься! — но ему понадобилось время на то, чтобы откашляться и ответить все-таки по-английски, который он как и большинство греков знал в совершенстве:

— Госпожа, я понимаю. Будет стоит пятьдесят евро! Только для вас!

Белокурая усмехнулась, и ее лицо стало таким милым-милым, таким красивым, что снова перехватило дух — он бы пал у ее ног! Он бы целовал ее прекрасные, не тронутые загаром мраморные колени! Он бы вылизал ее с ног до головы и целовал бы ее следы на дороге! Но увы…он, такой, ей совсем даже не нужен. Как мужчина не нужен. И все, что Георгиус может сделать — это довезти ее дешевле, чем остальные. Просто потому, что ему захотелось везти этого ангела. Вообще-то из аэропорта в Палеокастрицу они возят за восемьдесят ойро. Но он не смог назвать эту цифру.

Белокурая кивнула и подала Георгиусу чемодан — видимо пустой, потому что держала она его над асфальтом легко, как перышко, даже не изменившись лицом. Георгиус с застывшей на лице улыбкой протянул руку, взялся за рукоять чемодана, и…белокурая отпустила.

Георгиуса рвануло к земле с такой силой, что он потерял равновесие и упал! Вернее — упал бы, но белокурая каким-то чудом успела схватить его за ремень и теперь он, восьмидесятикилограммовый мужчина висел у нее в руках под углом к земле, держась за тот самый проклятый чемодан, оказавшийся невероятно тяжелым! Блондинка только лишь пошире расставила свои стройные мускулистые ноги, на которых явственно обозначились мышцы, почти не видимые в состоянии покоя. И все вокруг снова замерли — теперь с отвисшими до груди челюстями. У Спиро даже сигарета вывалилась изо рта, и лежала теперь на асфальте, испуская из себя тонкую, пахнущую конфетами струйку дыма (Спиро всегда предпочитал слишком ароматные, даже женские сигареты).

— Не ушибся? — блондинка поставила мужчину на место, заботливо поправила на Георгиусе рубаху, одернула ремень — Осторожнее надо быть. Не спотыкайся!

Георгиус двигаясь медленно, как робот из старого фантастического фильма открыл багажник автомобиля, с усилием, двумя руками погрузил туда чемодан блондинки, потом чернявой девушки, улыбавшейся уголками рта, и скоро мерседес уже выруливал со стоянки, сопровождаемый завистливыми взглядами таксистов. Ехать было недалеко — шестнадцать километров, и все эти километры Георгиус молчал, исподтишка разглядыая в зеркале заднего вида прекрасный лик блондинки. Впервые за все годы он до слез пожалел, что не уродился высоким, красивым и длинноногим. А еще — ему было горько за то, что кому-то достаются сокровища, а кому-то…

* * *

— Ха ха ха! — Лена бросилась спиной на кровать, раскинув руки и ноги — Настя, ты такая шутница! Вечно что-нибудь выкинешь!

Настя не припомнила, чтобы она была такой уж шутницей — ну не считать же шуткой сворачивание шеи насильника, или расстрел команды карателей, приехавших по ее душу. Хотя что-то веселое в этом имеется.

— Ну какая у водилы была физиономия! — продолжала хохотать Лена — Я просто отпала! И у других водил! Слушай, может ты мутантка? Может тебя сделали где-нибудь в лабораториях кей-джи-би? Ты ведь не помнишь, откуда взялась! Плавала себя в аквариуме, росла, питаясь раствором, а потом….р-раз, и вылезла! И не помнишь ничего! Кроме знаний, заложенных в тебя преступными учеными! А потом ты сбежала, потому что тебя мучили и заставляли убивать несчастных либералов!

— Вот же ты фантазерка! — невольно фыркнула Настя — И кей-джи-би давно уже нет! Интересно, как бы я проплавала в аквариуме с тех пор?

— Да какая разница, как называется — они все те же! — хихикнула Лена — И тебя вырастили из…

— Семени главного преступного врача, который стоял, и мастурбировал над аквариумом, где я потом и зародилась — невозмутимо перебила поток сознания Настя — Осеменил, так сказать!

— Ха ха ха! Вот кто фантастка-то! — еще пуще залилась смехом Лена — да еще и с эротическим уклоном! А ты книжки писать не пробовала? Пятьдесят оттенков аквариумного! Дарю название! Ха ха ха!

Настя сняла блузку, бросила на стул. Бюстгальтера на ней не было — ставшие твердыми как у шестнадцатилетней груди уже не отвисали, и норовили твердыми сосками прорвать тонкую ткань блузы. Сбросила босоножки, шорты, стянула трусики — стеснительностью она вообще не отличалась, а в Академии от таких пережитков прошлого ее излечили наглухо. Ради дела она могла бы голышом проехаться в час пик в городском троллейбусе, так что раздеться перед клиенткой для нее совершенно ничего не стоило. Вернее — она об этом даже не задумалась, и осознала, что стоит голой только тогда, когда Лена восхищенно присвистнула:

— Насть, слушай…ты ведь само совершенство! Господи, как бы я хотела иметь такую фигуру, как у тебя! Ну, хоть чуть-чуть на нее похожую! А у меня уже целлюлит начался — пожаловалась она с детскими нотками обиды — Мне лет-то всего ничего, а уже все, как у старой бабки!

— Ты кури, пей виски, винцо припивай, нюхай всякую дрянь и колесики за щеку суй — и еще наберешь целлюлита! И в спортзал не ходи, не надо! Зачем тебе спортзал? Целлюлит-то лучше! Запас всегда с собой! С голоду не умрешь!

— Да ну тебя — скривилась Лена — и тут же упавшим голосом добавила — Сама знаю. Только заставить себя не могу. Сказано ведь — надо начинать занятия в понедельник после нового года… Вот придет понедельник — и займусь! А ты иди быстрее в душ, а то я первая займу!

Настя пожала плечами, достала из сумки все, что нужно для душа (в том числе и бритвенный станок — ноги, и…«зону бикини» выгладить, а то заросла щетиной), и пошла мыться. Это заняло с полчаса. За ней отправилась Лена, а когда вышла — они надели купальники и пошли к бассейну, расположенному на краю скалы во дворе отеля.

Настя решила все-таки позагорать — ну какого черта она выглядит, как мраморная статуя? Это бросается в глаза среди смуглых и загорелых туристов и аборигенов. Сгореть Настя не боялась — Карпов объяснил, что ей это не грозит — как и ему. Гомеостаз тут же залечит ее ожоги, вернее даже не даст эти ожогам образоваться. Даже такая блондинка как Настя никогда не сгорит. И не заболеет никакими ковидами, проказами, сифилисами и поносами.

Уже когда Настя покоилась на лежаке вверх спиной лицом вниз, подогреваемая жаркими лучами солнца, ей вдруг подумалось — а какого черта? Почему она должна вернуться в свое время, в свой мир? Здесь она останется вечно молодой, вечно юной, красивой! Проживет сотни и сотни, а может и тысячи лет! Увидит то, что впереди, то, что за горизонтом времени — вечно здоровая и практически неубиваемая. И тогда зачем ей возвращаться домой? Ради того, чтобы принести руководителям страны какие-то сведения? Долг перед родиной? Так разве Настя не отдала свой долг стране? Разве не заплатила своим здоровьем? Что ей дадут за возвращение? Орден? Два ордена? Квартиру? Премию? Зачем ей это? Разве за деньги и квартиру купишь молодость и красоту? Нет, ну за деньги конечно можно купить красоту — пластические хирурги творят чудеса — но молодость?! Вечное здоровье?

Нет, товарищи дорогие…не дождетесь. Только из-за одного обстоятельства Настя могла бы вернуться — там Карпов. А Карпова она не просто любила — Настя его обожала, она готова была ради него на все. Даже умереть. И при этом с горечью понимала — у нее нет будущего с Карповым. Кто он, и кто Настя. У Карпова есть Ольга, а еще, и это главное — он любит свою жену Надю. И Настя знала, зачем Карпов просил сходить, навестить жену. Надеется, что если та услышит о том, что муж жив — ринется за ним в другой мир. И не зря надеется. За Карповым любая баба бросится хоть на край света, так что его план, как и другие его планы — просто обречен на успех.

И если Настя любит его, если желает ему счастья — лучше ей в своем мире не появляться. Иначе она не утерпит и одной прекрасной ночью заберется к нему в постель. Трижды она хотела это сделать, когда Ольги не было рядом. Стояла, думала…и снова возвращалась в свою одинокую постель. Скрежетала зубами, ласкала себя, и засыпала после бурного оргазма, представляя, что ласкает ее Карпов, что это его рука нежно касается ее потаенных местечек. Нет, надо все это прекращать. Жена Карпова там, а Настя будет здесь. Навсегда.

После того, как пару часов пожарились на солнце, кожа Насти приобрела нежный кремовый оттенок, и стала еще красивее. В бассейн они окунулись по разу, и больше не полезли — он был так перенасыщен хлором, что просто-таки выедало глаза. А море под скалой оказалось холодным — глубина очень большая, метров двадцать у самой скалы, дальше — синяя бездна. Вода — брр…

Настя не ожидала, что вода будет такой холодной, но сдержалась, не завизжала. Только когда выходила из воды по спущенной в нее лесенке — фыркнула, и передернулась, почему-то выругавшись по-немецки. Чем вызвала смех симпатичной молодой парочки, парня и девушки возраста примерно как у Лены (та еще плескалась возле лесенки). Как оказалось, это были самые настоящие немцы, и Настя с ними мило поболтала. Парочка удивилась, что Настя оказалась русской — у нее такой чистый выговор, можно подумать, что она настоящая немка, тем более что внешность это как бы подтверждает. На что Настя подумала, но не сказала — после войны через Германию прошло столько национальностей, осенью и зимой родилось столько детей…что скорее всего от германской нации остались только воспоминания. Потому говорить, что белокурая валькирия может быть только немкой — это просто глупо. Вот Леночка сойдет за современную немку: смуглая, загорелая, похожая на арабку. А Настя если только какая-нибудь норвежка, или шведка. Но для них у нее слишком мягкие и правильные черты лица — скандинавки в большинстве своем мужеподобны и грубоваты.

В беседе выяснилось (и кстати Настя припомнила, что Карпов ей что-то такое рассказывал, но она то ли пропустила мимо ушей, то ли забыла), что пляжи с песком и теплой водой находятся на другом конце острова, возле того озера, на котором во времена Даррелла якобы видели розовых фламинго («Моя семья и другие звери»). И что там очень хорошо, но чтобы добраться — надо взять в аренду автомобиль, либо мотоцикл. Что навело Настю на правильные мысли — действительно, почему бы и нет? На машине можно весь остров объездить вдоль, и поперек! Кстати — о том же ей говорил Карпов. Они ездили на машине вчетвером, и это было очень удобно. За сорок пять евро в день.

Настя поблагодарила парочку за дельные сведения, и дождавшись Лену пошла с ней в номер — отмываться от соленой воды и переодеваться. Хотелось есть, а здоровенные гамбургеры с картошкой фри ее привлекали меньше, чем настоящие блюда из настоящего ресторана. Хотя Лена и требовала срочно нажраться бутеров и не выеживаться с ресторанами. Время только терять!

Настя помылась, надела легкий короткий сарафанчик, который очень ей шел (вообще-то красоткам все идет, даже крапивный мешок, это страшилищам надо искать для себя дорогую одежду), и сходила на рецепшен, где попросила вызвать ей человека из проката автомобилей, оставила на это дело заявку. Тут были каталоги нескольких фирм, предлагающих услуги проката. Настя просмотрела все, и остановилась на одной, у которой в каталоге имелся маленький джип судзуки-джимни, или в просторечии — «Джим». Настя разбиралась в автомобилях, и этот неприхотливый и экономный внедорожник ей очень нравился. Тем более что верх у него был открытым — кабриолет.

* * *

— Ой! Сука, куда он нас ведет! — взвизгнула Лена, когда джип нырнул за угол, и дорога резко сузилась до размеров тоннеля — Тут нет проезда! Настька, черт тебя подери, куда ты едешь!

— Не ссы, Маруся, прорвемся! — хихикнула Настя и «Джим» вырвался на свет, едва не зацепив какую-то мелкую машинку, полную чопорными английскими туристами — Чего разбибикались, чертовы лаймы?! Ишь, глазенки-то выпучили!

— Настька, ты водишь как бог! — довольно ухмыльнулась Лена, вцепившись руками в рукоять джипа — И где только училась так ездить?!

— Не знаю — вздохнула Настя, которая прекрасно помнила, где училась, как училась, и как умудрилась перевернуть учебную машину. Экстремальное вождение — это такая штука…если не разобьешься, то научишься водить так, как…как она, Настя. Когда сливаешься с машиной, когда чувствуешь каждый ее винтик. Когда машина становится продолжением твоего тела. Не думая, не рассуждая, на одних инстинктах, на подкорке и памяти мышц.

Справедливости ради надо сказать, что водить «джима» было очень даже легко и приятно. Автоматическая коробка передач — это песня! Тем более на дорогах Корфу — узких, часто проложенных по краю пропасти. А пропасти тут есть очень даже крутые! Что твой Кавказ! Нет, ну Кавказ, конечно же, покруче, но тебе, когда ты летишь с дороги вниз и вопишь: «АААА!» сравнивать как-то недосуг.

Чтобы добраться до того пляжа, о котором рассказывал Карпов, им надо было пересечь остров, в центре которого что-то вроде горного хребта, и уже потом спуститься к побережью. Что они сейчас и проделывали, петляя по улочкам греческих деревень и разглядывая (по мере возможности) никуда не торопящихся, благостных и умиротворенных греков.

Насте нравились эти деревеньки — спокойные, чистые…дом стеной прилепляется к соседнему дому и получается что-то вроде таун-хауса. Дверь из дома — сразу на улицу, если не считать маленькой, метр на полтора квадратной площадки огороженной небольшим заборчиком или просто огражденной бордюром. Там стоят стулья, на которых восседают греки и гречанки, с интересом рассматривающие проезжающие машины и обсуждающие какие-то свои важные дела. Тишина, благолепие и покой. Хорошо!

Навигатор, который забит в телефон, вел Настю и Лену уверенно, и Настя, которая не особо еще привыкла доверять здешним электронным гаджетам успокоилась и полностью ему доверилась. И не ошиблась. Вывел он их куда надо, а именно — прямо к озеру Кориссион, разделенному с морем узкой песчаной косой, кое-где поросшей кустарником.

Озеро, как озеро — болото какое-то. Насте оно активно не понравилось. А вот пляж, или вернее пляжи…это чудо! На Корфу, или как его зовут сами греки «Керкире» — некуда спрятаться от назойливых туристов. Как муравьи — они везде! (хорошо хоть китайцев практически нет — они не любят загорать) Но этот пляж…это рай! Народ концентрируется только возле точек, где раздают культуру, то бишь — пиво и прохладительные напитки, а стоит чуть отойти в сторону, метров на двести-триста…море! Солнце! Чистый песок! И почти нет людей. Только кое-где видны загорелые задницы и передницы нудистов, на которых никто здесь не обращает ровно никакого внимания. Все такие. Почти.

Машину бросили у кустов на косе возле дороги — она все равно не закрывается, а взять там нечего. Только пропылится…но это не самое страшное. Купили с собой минералки в полторашках, и пошли по пляжу туда, где в километре от скоплений народа виднелся высоченный обрыв, а под ним…под ним — никого. Только редкие прохожие, скорее всего те же нудисты, которые слегка удивили Настю тем, что здоровались с девчонками и улыбались. Настя и Лена улыбались в ответ, тоже здоровались и шли дальше, счастливые, как две довольные жизнью слонихи. Это Лена так сказала: «Я довольна, как слон! И что мы поперлись в этот гребаный Париж?! Вот же где счастье, теперь я знаю!» На что Настя не стала говорить, что знает, почему они поперлись в Париж и едва унесли оттуда ноги, и только заметила, что раз они женского пола, значит не слоны, а слонихи. Хоть и счастливые.

Не сговариваясь, обе не стали надевать купальники. Разделись догола, и сверкая бритыми лобками ринулись в море, хохоча и хлопая друг друга по тугим задницам. Потом Настя бросала Лену в воду — как с трамплина. Лена визжала и хохотала так, что на них оглядывались прохожие, улыбаясь и маша им руками. Девчонки махали им в ответ, и Насте впервые за долгое, долгое время было так хорошо, что это и передать словами нельзя. Она на самом деле отдыхала! Забыв о том — где находится, кто она такая, и зачем прибыла в этот мир. Все исчезло — кроме физиономии улыбающегося Карпова где-то на периферии ее сознания. Это он сказал: «Девочка…ты должна быть счастлива. Съезди на Корфу, и ты узнаешь — как можно жить в радости!» Настя тогда посмеялась — мол, вот же завернул, что она, красивых мест не видала?! И только теперь поняла — как он был прав. Исчезло все — кроме теплого, прозрачного моря, кроме чистого песка и ветерка, который обдувал мокрое тугое тело, в котором не осталось болезней и ран, которое радовалось жизни как цветок, распускающийся после теплого летнего дождя. Настя была счастлива!

Накупавшись как следует (так бы и сидели в воде — как ей и сказал Карпов, здесь море теплее на несколько градусов, чем в Палеокастрице — течения разные), они побрели на берег — попить водички и съесть пару бутербродов. И тут Настя нахмурилась — возле их одежды сидел непонятно откуда взявшийся мужчина в шортах и расстегнутой на все пуговицы легкой рубашке. Широкая соломенная шляпа на голове бросала тень на загорелое, практически коричневое лицо, и мужчине этому от роду было от сорока и до…непонятно сколько лет. Есть мужчины, которые войдя в определенный возраст будто замораживаются на долгие и долгие годы. И гены, и работа над собой — спортзал, диеты, здоровый образ жизни.

Но первое, что бросилось Насте в глаза — фотоаппараты на его шее. Сразу два! Большие, с огромными объективами, и сумка рядом — видимо принадлежности фотографа. Мужчина смотрел на девушек доброжелательно, улыбался, и даже помахал рукой:

— Хелло!

Настя насторожилась — он что, фотографировал их голыми?! Вообще-то за такие вещи морду надо бить! Или сдавать в полицию. Разве можно фотографировать людей без их согласия — по крайней мере в на Западе. Это ведь вторжение в личную жизнь!

— Хелло… — буркнула Настя, и нахмурилась, стоя перед фотографом шагах в трех. Она не стеснялась своей наготы, но не желала, чтобы кто-нибудь чужой сейчас был рядом с ней. Ощущение счастья и свободы улетучилось, будто его никогда и не было.

— Нет-нет, не беспокойтесь! — сказал по-английски мужчина, легко вскакивая на ноги — Я не фотографировал вас! Как я могу — без вашего разрешения?! Но я прошу, убедительно прошу — позвольте мне вас сфотографировать! Ты просто…бомба! Ты ядерный взрыв! Ты супермодель! Ты еще нигде не снимаешься, не работаешь моделью?! Если нет — то напрасно. Перед тобой может открыться великолепное будущее!

— А ты для журналов работаешь? — вмешалась Лена, которая вполне сносно говорила по-английски — Для каких?

— Для всех! — улыбнулся фотограф — Мои фотографии есть и в «Максиме», и в других глянцевых журналах. Еще — я работаю для нескольких крупных рекламных компаний, которые устраивают фотосессии своих моделей. Я очень востребованный фотограф, мое имя Джеральд Саффолк. Может слышали? Нет, не слышали? Очень жаль. Но позвольте мне вас сфотографировать! Пожалуйста! Я специально хожу по известным пляжам и подбираю девушек для фото, иногда попадаются такие жемчужины, просто глазам не веришь! Вот ты, например — у меня даже дух перехватило — такая красавица! Кстати, тебе никто не говорил, что ты похожа…

— Говорили — перебила его Настя — Только я красивее.

— О да! Даже в лучшие свои годы Бриджит не смогла бы тебя превзойти! Ты ведь славянка, так? Русская?

— Как догадался? — усмехнулась Настя, обтирая тело полотенцем, чтобы высохшая морская вода не оставила белые солевые следы — У меня нет акцента.

— Да, да! Никакого акцента! Выговор — как у уроженки моего графства! — заторопился Джеральд, и тут же усмехнулся — А вот у подруги есть акцент, русский акцент. А кто скорее всего дружит с русской? Конечно же русская! Да и в лице есть что-то такое…вот Нильсен — у нее жесткое, холодное лицо, а ты…ты как ангел! Прекрасна и обаятельна! У тебя какой рост?

— Сто девяносто — думая о своем сказала Настя и тут же спохватилась — на кой черт она сообщает информацию этому…непонятно — кому? Шел бы он отсюда…

— Настя! Да Настя же! — заторопилась Лена — Да может это твой шанс найти свою судьбу! Вспомнить свою жизнь! Он напечатает тебя на обложке журнала, увидят знакомые и найдут тебя! Я просто горю желанием узнать, кто же ты такая на самом деле! Неужели самой не интересно?

— Неа… — хмыкнула Настя — Мне и так хорошо. И кстати, как ты это себе представляешь — я голая на обложке журнала, и вся моя родня радостно на это смотрит? Ой, доченька, попку не застуди! Что же ты разнагишалась-то так! И на писечку все смотрят, как тебе не стыдно?!

Лена начала хохотать, Настя тоже не выдержала и фыркнула, и только фотограф стоял в ожидании и слегка улыбался, глядя на их перепалку. Он само собой не понял ни слова — говорили-то по-русски.

— Вот что, Анастасия! — строго сказала Лена — Я твой работодатель, и я приказываю тебе сделать фотосессию! Я хочу использовать все возможности для того, чтобы узнать — кто ты такая и откуда взялась. И не сопротивляйся! Уволю!

— Во-первых, зарплату мне платит твоя папенька — подмигнула Настя, а не ты, и контракт я заключала с ним. Ты просто объект охраны, который я вечно вытаскиваю из всяческого дерьма. Во-вторых, увольняй. Да к черту все! Поеду домой и буду работать продавщицей в ларьке, чем…

— Настюш… — перебила ее Лена плачуще-просящим голоском — Ну правда, чего тебе стоит, а? Ну сделай! Я так горжусь тобой! Пусть все видят, что в телохранителях у меня красавица, которая блистает на всех обложках глянцевых журналов! Я буду всем показывать, вот мол, это она! Ну сделай, а?! Вроде нормальный мужик, не наглый, и дело знает…

— Господи, ну чего ты пристала?! — вздохнула Настя, уже зная, что практически сдалась. Иначе ведь не отстанет, липучка! Если Лена чего и умела делать в совершенстве, так это выдавливать из людей те блага, услуги или действия, которые ей хотелось получить. Как в народе говорят — «Не мытьем, так катаньем!»

— Да ладно, ладно! Только не голая! В купальнике! — устало буркнула Настя и полезла в сумку за означенной «одеждой».

Да, одеждой назвать эти две тряпочки было трудно — верхняя часть едва прикрывала соски, нижняя состояла из веревочек и маленького треугольничка, эдакой нашлепки на причинном месте. Сзади — только веревочка ушедшая между полушарий. Это Лена, кстати, такие купальники купила, в Париже. Сообщила, что нужно соответствовать моде и не позорить свою работодательницу.

Справедливости ради надо сказать, что себе Лена купила точно такой же купальник — только цвет другой, под ее темные волосы, и смотрелась девушка в этом купальнике очень даже сексуально — на грани порно. Как выглядела сейчас сама Настя — думать не хотелось. В этом купальнике она должна выглядеть более голой, чем если бы ее лысый лобок не был вообще ничем прикрыт. Дизайнеры знают толк в эдаких чудесах. Кстати сказать, стоили купальники неприлично дорого — на взгляд Насти. Лена же сказала, что это плевые деньги. И что им нужно минимум по два таких купальника. Купили, чего уж там…все равно деньги не Настины, чего ей кобениться?

Надо заметить, что к «порнокупальникам» эти купальники не имели никакого отношения. Треугольничек впереди вполне надежно прикрывал то, что выглядывать в большинстве случаев не должно, а то что сзади пожалели ткани…так сойдет. Ничего страшного. Все в рамках приличий.

Съемки продолжались не меньше часа — Настя и стояла, и ложилась, и в песочке вымазывалась, и становилась на колени и прогибалась, а потом хитрый фотограф все-таки уговорил ее снять верх — но соски Настя все равно прикрывала ладонями — чисто из протеста. Наконец ей надоело, и она категорически заявила, что больше сниматься не желает. И ушла в море. А когда наплескавшись вылезла — увидела Лену в различных соблазнительных позах — и тоже без верха. Только груди та не прикрывала. Ну что же, это ее дело — злорадно подумалось Насте — Папаша даст ей прикурить! Он же серьезный бизнесмен, а дочка снимается чуть не в порносъемках! Ей, Насте, безродной и одинокой — по большому счету наплевать, кто и в каком виде ее увидит, а вот Лена…

Когда фотограф ушел, девушки снова разделись и долго потом лежали на песке, глядя в небо и лениво перебрасываясь фразами — обсуждали происшедшее. Сошлись на том, что работа модели не такая уж и легкая. Если уж не физически, то морально — точно. Чувствуешь себя живой куклой, которую дергают за ниточки — так встань, эдак встань. Неприятно!

Они провалялись до вечера. Настя покрылась ровным золотистым загаром — без малейших следов купальника, Лена слегка обгорела, и в основном в тех местах, которые ранее прикрывал купальник. Теперь несколько дней не сможет сесть без того, чтобы застонать.

— Вот как так получается — ты Настька сразу загорела, а мне вот такое чудо прилетело! — жаловалась Лена — Это ведь несправедливо! Одна имеет такое тело, от которого все мужики падают в обморок и норовят поставить ее ногу себе на голову. А другая — серенькая мышка, ни рожи, ни кожи, и жопа с кулачок! Свинство же!

— Ну вообще-то ты прекрасно сложена, и больше на себя наговариваешь — парировала Настя — Ростом не вышла, так многие мужчины больше любят маленьких женщин, чем таких орясин, как я. Представляешь — какой-нибудь олигарх идет рядом со мной, сморчок, в пупок мне дышит, и как это выглядит? То-то же…он и достать-то до губ моих не сможет, чтобы поцеловать! Если только на толстый бумажник встанет…

— Если только на пять бумажников — ехидно заметила Лена — А вообще сейчас наличные не в ходу, какой дурак таскает при себе эдакую тяжесть, когда можно расплатиться банковской картой? И вообще — поехали ужинать. Только не в ресторан отеля — ну их к черту, невкусно! Хочу жареного барашка с картошкой фри и морепродукты. А еще — стакан ледяного пива! И еще надо купить какую-нибудь хрень чтобы намазать мне задницу — горит вся, проклятая!

Задница у нее и правда была такой красной, как если бы ее хорошенько выпороли ремешком. Впрочем Лена не унывала и всю дорогу до отеля хохотала, вспоминая смешные (с ее точки зрения) случаи из своей жизни. Например, как она на уроке истории на спор залезла в штаны соседу и ухватила его за самое святое, и начала работать рукой. Надо было видеть его глаза, а Лена невозмутимо продолжала писать у себя в тетради. Настя не могла себе представить, чтобы она вот так, прямо в школе на уроке сделала такое, и смешного в этом ничего не видела. Что еще больше рассмешило Лену, заявившую, что Настька совершенно несовременная, будто вылезла откуда-то из средневековья. И что надо проще относиться к этим вещам!

Проще относиться в этим «вещам» Настя никак не могла — воспитание не позволяло, хотя честно сказать, ей нередко снились эротические сны. Молодое тело, перестроившееся, насыщенное гормонами до самого предела требовало нормальной половой жизни, и ей приходилось потихоньку сбрасывать напряжение, уединившись в душевой комнате. Где и была разок застигнута Леной, ехидно улыбнувшейся вздрогнувшей Насте, и предложившей помочь подруге в этом нелегком деле. Все равно они спят вместе, в одной постели! И что она не видит ничего плохого в том, чтобы помочь своей подруге, и даже своей подчиненной. Тем более что опыт с девушками у нее имеется.

Настя вытолкнула ее из душевой, но мысли о предложении Лены не раз всплывали у нее в голове. Кстати сказать — Ленка предлагала и еще кое-что: просто поехать в тут часть острова, где тусуются студенты и всякая такая шелупонь (это южная честь острова), и тупо снять себе парней, устроив хорошенькую оргию. Ну что они засыхают в цвете лет, как две старушки? Отвязалась только тогда, когда Настя пообещала подумать над ее предложением и в ближайшее время дать ответ. И кстати сказать — в этом предложении что-то имелось. Почему бы и нет? Для кого она себя бережет? Для Карпова? Так у него баб куча…он даже Алферову умудрился обрюхатить, куда она, Настя, лезет со своим посконным рылом? В калашный-то ряд…

Кстати сказать, уже здесь она узнала, кто такая Алферова и почему Карпов так на нее возбудился. Алферова в этом времени что-то вроде Алена Делона, только в женском обличьи. Настя посмотрела фильмы с ее участием, и в первую очередь «Хождение по мукам», и признала — будь Настя мужиком, точно мечтала бы трахнуть эту женщину. Без всякого сомнения! Да и в «Мушкетерах» она неплоха (как женщина), хотя там играет так себе…слабовато — на ее, Настин, взгляд. Но «Мушкетеры» вообще тупой материал, из него ничего хорошего сделать было нельзя. Сама книжка — типичное бульварное чтиво, рассчитанное на недалекого тупенького обывателя. Ни малейшей логики, все вывернуто наизнанку. Предательство страны выставлено доблестью, единственный человек, который думал о благе страны представлен совершеннейшим злодеем (Ришелье). Ну и что можно было сделать из этого материала?

Кстати сказать, Насте больше понравилась девчонка, которая играла служанку. Невероятно красивая и милая. Цыплакова, вроде так ее звали, ту актрису. На месте Карпова Настя лучше бы трахнула ее — вот настоящая мечта мужчин, а не эта…бездарная и холодная! Впрочем — тут в Насте уже заговорила ревность, и она посмеявшись про себя выкинула эти мысли из головы.

Неделю они так ездили по пляжам, загорали, купались, бездумно прожигая время. Людям иногда нужно вот так — забросить все, забыть обо всех проблемах, и тупо лежать в ласковой набегающей волне и смотреть в небо, вяло шевеля «плавниками». Вода смывает все плохое, все наносное, и ты будто возвращаешься в свое далекое прошлое, в море, из которого вышла вся жизнь на Земле.

А потом разорвалась бомба. Однажды утром, когда они с Леной в очередной раз спускались в столовую на завтрак, Настя своим тонким чутьем вдруг ощутила изменение атмосферы вокруг себя. Что-то неуловимое, что-то странное витало в воздухе. Ей казалось, что все на нее смотрят. Нет, ну так-то и раньше на нее смотрели, и она к этому уже привыкла — глупо было бы, если бы все было не так — красивая даже с минимумом макияжа девушка гренадерского роста, с ногами, заканчивающимися там, где у некоторых мужчин находится голова — как она могла не вызвать к себе интереса? Особенно у греков, которые буквально шеи сворачивали, смотря ей вслед. Но тут…что-то другое. Вроде как насыщенность внимания усилилась. Концентрация внимания.

Настя ничего не сказала Лене, решив, что это мнительность и перестраховка, они поднялись в номер и стали собираться в поездку. Сегодня решили съездить в церковь святого Спиридона, в ту, о которой писал Даррелл — когда Настя читала о ней, очень смеялась. И тут вдруг прозвенел звонок внутреннего телефона отеля. Трубку сняла Лена:

— Хелло? Йес…йес…о. кей.

Положила трубку и с какой-то странной улыбкой уставилась на свою подругу-телохранительницу:

— Настюх, айда вниз…там нас кое-кто ждет. На рецепшене.

— Кто? — Настя сразу насторожилась.

— Увидишь! — Лена сделала «загадошное» лицо и стала поправлять трусики стринги, полностью углубившись в этот важный процесс.

— Пока не скажешь — никуда не пойдем! — отрезала Настя — Колись, засранка, кого притащила?! Щас свяжу полотенцами, и будешь лежать в номере и писать под себя!

— Да ну тебя! Зверюга! — фыркнула Лена — С тебя станется. Фотографа помнишь? Забыла уже? Так вот это он. Хочет нас видеть. В основном — тебя. Так что давай, намазюкай рыльце, и пойдем, нарисуемся. Может еще зафотает — почему бы и нет? Кстати…он так ничего, симпатичный мужик. И не старый…крепкий мужчина в расцвете лет! И с женщинами небось умеет обращаться…может того…распишем его на двоих?

— Тьфу на тебя! — и Настя кинула подушкой в хохочущую Лену — Растленная девка! Фу такой быть! И кстати — еще раз ночью сунешь руку мне…в общем — я тебе ее сломаю. Сегодня кровати раздвинем, развратница!

Так, хохоча и переругиваясь, они захлопнули дверь номера и пошли по коридору. Настя еще не знала, что с этой минуты ее жизнь кардинально, просто-таки феноменально изменится. Так бывает. Жил себе человек, жил…торговал бананами где-нибудь в Челябинске, и вдруг подхватил его вихрь, закрутил, завертел, и понес, понес…как вагончик с девушкой Элли. И унес неизвестно куда, неизвестно — зачем. К светлому, так сказать, будущему. Или не очень светлому — но будущему.

Отправить