Глава 3

Все рынки похожи друг на друга, и одновременно каждый из них индивидуален. На севере рынок пахнет смолой и рыбой, на юге — экзотическими плодами, здесь, в столице, он пахнет богатством. Нигде больше на рынках Империи нет такого количества лавок, торгующих дорогими, эксклюзивными вещами, как здесь. Да и лавками их назвать язык не повернется — магазины, самые настоящие магазины! С примерочными, с угодливыми, ласковыми продавцами, с мастерской, в которой вам тут же, при вас поправят под фигуру платье или брюки, подгонят под ваш размер кольца и браслеты, заточат меч или кинжал. Это даже не магазины, это целые предприятия, изготавливающие вещи от нулевого цикла, до «под ключ».

А продуктовые лавки! Ооо…лавка с копченостями едва не довели меня до обморока — так захотелось копченого окорока, подмигивающего мне капельками влаги, выступившей на нежном розовом срезе! В лавке холодно, как в погребе, продавец стоит за прилавком одетый в стеганую курточку — чтобы не простыть. Двойное удовольствие — и вкусного продукта купишь, и охладишься после раскаленного уличного солнцепека. Магия, конечно же — артефакт-охладитель работает по максимуму. И кстати, не так уж и дорого стоит. Вполне по карману среднему лавочнику. Хватает его обычно на месяц — потом надо снова заряжать, но зарядка уже совсем недорогое дело. Записался на очередь в Лиге Магии, вызвал оттуда специалиста по заправке артефактов, и еще месяц наслаждайся прохладой и свежими, не портящимися продуктами. Обычное дело.

На обратном пути надо будет зайти в эту лавку, прикупить еще и тонких копченых колбасок на закуску. Северяне делают их очень хорошо, добавляя в фарш какие-то лесные пряности. И коптят на яблоневых опилках. Получается — пальчики оближешь. Знаю, пробовал. У меня был период, когда меня выпустили в город на «производственную практику». Я должен был выживать не имея средств к существованию и питаться тем, чего добуду. Ничего, выжил. Конечно, помереть с голоду мне бы не дали, и увезти меня каким-нибудь работорговцам тоже бы не дали. Я чувствовал, как за мной наблюдают. Слишком уж много в меня вложено сил и средств. А кроме того — я же приманка для оппозиции. Один из наследников императорской семьи. Пусть даже и бастард.

Но да ладно, сейчас не до жратвы. Тем более что денег у меня совсем-пресовсем мало. Нужно заняться финансами, а значит…значит, занимаю позицию в удобном месте — возле входа на рынок, под здоровенной шелковицей (тень хотя бы!), и наблюдаю за обстановкой.

Я вижу все — потенциальных «клиентов», которые идут так, будто находятся в безлюдной степи — кошель на поясе болтается, как мошонка у осла. А то еще и сзади подвесят, будучи совершеннейшими идиотами. Типа — прикрыл полой камзола, вот никто и не догадается, что там кошелек. Наивняк! Вон как стая рыночных воров лупает глазками из-под соломенных шляп. Вроде и не смотрят никуда, веки прикрыты, но взгляды острые, как боевая спица. Все видят, все подмечают. А я подмечаю их.

Стою, смотрю. Кто у них главный? Ага…вон тот щербатый парень лет двадцати от роду. Шепчет на ухо соседу, такому же как он парню в шляпе, тот быстро идет за толстым, утирающим лоб мужчиной, на поясе которого явственно просматривается «опухоль». Десять секунд — вот сколько понадобилось, чтобы подойти и срезать кошелек. Теперь вор должен делать ноги, пока «клиент» не спохватился.

Идет к Щербатому, ловко перебрасывает ему кошель не останавливаясь ни на миг. Еще секунда — Щербатый снимается с места и вразвалочку шагает прочь. Я иду за ним, стараясь держать в поле зрения. Если он скинет кошель кому-то еще — все сильно усложнится.

Не скинул. Идет неспешно, даже не проверяется. Непуганый! И это хорошо. Заворачивает за угол лавки старьевщика, и оттуда уже не выходит. Проверяет кошель? Иду следом, и…ныряю под руку, в которой тускло блестит нож! Нож едва не угодил мне в горло!

— Сучонок! Зачем за мной следишь?! Щас я тебя подрежу, гнида! И отолью на твой труп!

Вот те раз! Молодец шпанюк, чего уж там. «Не следит, не проверяется» — чушь собачья! Опытный волчара!

Режущие, «пишущие» движения ножа очень опасны. Не знающие люди считают, что опасен удар ножом с замахом, когда бьют от души, как пьяный грузчик не менее пьяного товарища за то, что тот отнял у него шлюху. Нет. Самые опасные удары вот такие, когда нож порхает в воздухе, когда противник на максимальном расстоянии и норовит «пописать» тебе лицо и брюхо. Когда грязное лезвие развалит тебе глаз и нос — сразу станет не до разговоров. И добить раненого уже плевое дело.

Нож рассекает воздух рядом с моим лицом. Я пячусь, соображая, как мне поймать этого бойца. Но он не дает мне ни малейшего шанса, двигается как танцор — быстро, ловко, нож порхает как бабочка, жалит как пчела. Очередной выпад едва не лишил меня глаза, и я начал серьезно злиться. Глупо было бы вот так закончить свою молодую жизнь — на заплеванном, загаженном пятачке с торца лавки старьевщика. И этот подонок потом помочится на мой труп.

Почему-то именно эта деталь возбудила меня больше всего — я даже представил себе эту картинку: развязывает гульфик, вытаскивает свой вонючий отросток и мочится на меня, истекающего кровью, дергающегося в последних судорогах.

Вспышка ярости!

Ффыххх!

Из меня вылетает «чернота», направленная прямо в лицо противнику. Он столбенеет, глаза его белеют, как у снулой рыбы, хватается за горло, хрипя, пытаясь вдохнуть, но…я не даю ему этого шанса. Шагая вперед бью костяшками пальцев в кадык, ломая гортань, а когда вор опускается на землю — одним движением скручиваю, ломаю ему шею. Все! Готово.

Обшариваю труп, забираю кошель, из-за которого все и началось. Продолжаю искать и нахожу еще два кошеля — небольшие, но вполне увесистые, позвякивающие содержимым. Ищу еще — и добычей становятся золотая цепочка с шеи, и два ножа в ножнах, прикрепленных к предплечью и на спину, возле шеи. Чтобы можно было метнуть от затылка. Основной нож тоже забираю и рассовываю «перья» по карманам, благо что на этой одежде у меня их десятка два. Рабочая одежда, специальная. Ясное дело, что отправляться на акцию в мундире Академии было бы верхом глупости.

Не сходя с места, проверяю кошели, убеждаюсь, что они полны серебром и медью (даже пару золотых углядел), ссыпаю монеты по карманам. Кошели бросаю на труп — не надо таскать с собой улики. Деньги ты никак не привяжешь к человеку, а вот кошели — вдруг остановит патруль стражи, а толстяк подал жалобу на кражу (бывают и такие идиоты). И вот у меня находят искомый кошель. Что тогда будет? Плохо тогда будет. Очень плохо. Даже и прогнозировать муторно. Казнить могут — запросто. В Академии я точно учиться не смогу — там воров и грабителей не держат, а без Академии магу жить нельзя. Необученные, неконтролируемые маги подлежат ликвидации.

Все! Бежать отсюда! Прихватят рядом с трупом — проблемы будут. Хотя возможно что никто и не поверит — какой-то там мальчишка смог завалить главаря банды воров. Слишком уж это фантастично. Пока этот тип выбрался наверх — сколько ему пришлось завалить конкурентов? Я думаю — много. И не провинциальному невзрачному мальчугану его убивать.

Жалость? Ни малейшей жалости к убитому у меня нет. Терпеть не могу всяческую шпану — хулиганов, грабителей, мошенников и прочую уголовную шушеру. Я бы их казнил без жалости и сожаления.

Ретроспектива

— Я не буду убивать собаку. И кошку не буду. Можете меня убить.

— Хорошо — лицо Наставника остается холодным, бесстрастным, как у статуи — Тогда ты убьешь человека. Казнишь приговоренного к смерти. Ты должен приучиться убивать.

Мальчик молчит, смотрит на мужчину, стоящего перед ним. Они почти равны по росту, и похожи, как отец и сын. Или, скорее, как внук и дед — у старшего волосы белые, как снег, у младшего русые. У обоих бесстрастные лица, серые глаза смотрят прямо, и кажется, взгляды скрещиваются, издавая скрежет металла по металлу.

— Я хочу знать, за что его приговорили — после трехсекундного молчания отвечает младший.

— Его приговорил имперский суд — холодно говорит старший — А значит, он должен быть казнен. И разве тебе не все равно, за что его приговорили? Тебя поставят перед ним, и предложат ему убить тебя. И если убьет — приговор смягчат. И что ты тогда будешь делать? Позволишь убить себя?

— Может, и позволю! — подросток вздернул голову, будто пытался посмотреть на собеседника сверху вниз — Я сам определю, достоин он жить, или нет.

— А кто ты такой, чтобы судить людей? Какое ты имеешь право судить?

— Не меньшее, чем какой-то судья, получивший свою должность из-за нажитого его отцом богатства. Но скорее даже большее, потому что меня нельзя купить.

— Тебя нельзя купить? — усмехнулся мужчина — Ты так уверен? У тебя есть выбор — умереть, или жить. Но до сих пор ты всегда выбирал жизнь. Неужели ты поставишь на кон свою жизнь напротив жизни совершенно неизвестного тебе человека?

Молчание. Секунд на двадцать.

— А если этот человек злоумышлял против трона? Против законной власти? Ты и его оставишь жить?

Подросток сдвигает брови, и чуть наклонив голову, исподлобья смотрит на собеседника. Он понимает, что вопрос провокационный, что от него ждут правильного ответа, и жизнь его сейчас висит на волоске.

— Нет, не оставлю. Если доказано, что он участвовал в заговоре, что приговор справедлив — я его убью.

— А как ты определишь, что приговор справедлив? Ты будешь сам вести расследование? Или все-таки доверишься имперскому суду? Каким образом ты проведешь свое расследование?

— Я поговорю с осужденным — упрямо набычивается подросток, и закусывает губу.

— И он тебе все честно расскажет? Не соврет?

— Я почувствую, если он соврет — продолжает упрямиться подросток.

— Послушай, мальчик…сейчас ты доказываешь свою незрелость, как взрослого мужчины. Тебе уже четырнадцать лет. В четырнадцать лет можно вступить в права наследства, жениться, наняться в армию, распоряжаться своим имуществом так, как ты хочешь. Государство определило, что ты взрослый. А сейчас ты доказываешь, что до взросления тебе далеко! Ты — рука Императора, его меч. Если Император с помощью своего суда определил, что человек виновен и заслуживает смерти — как ты можешь пойти против решения властителя? Это самый настоящий бунт! А бунт карается смертью. Разве ты не хочешь жить? После стольких лет тяжелой работы? Тренировок? Недосыпания и боли? Зачем тебе это? Разве ты не должен думать о себе, и о своем Императоре, который пощадил тебя, который дал тебе возможность искупить вину твоего отца?

— Причем тут отец и его вина? Я ничего и никогда не делал против Императора! Почему мне все время тычут его преступлением?! Разве дети отвечают за родителей? Это же несправедливо!

— Это справедливо. Каждый, кто задумал совершить предательство по отношению к своему властителю, должен понимать, что в случае проигрыша он ответит не только своей жизнью, но и жизнью всего своего клана, жизнями всей своей родни. И только так можно удержать человека от предательства! Люди слабы, им всегда мало — власти, денег, влияния. Им кажется, что они могут победить, и они совершают ужасные поступки. То, что тебя пощадили, есть добрая воля Императора. И ты обязан ему всей своей жизнью! Понимаешь? Тебя могли удавить еще тогда, когда ты едва научился ходить. Но пощадили!

— И теперь до конца жизни будут этим попрекать.

— А как ты хотел? Если ты сам не понимаешь, что делаешь! Тебе приказали убить приговоренного к смерти, а ты что делаешь? Рассуждаешь о том, виноват он, или нет?! Ты не рассуждать должен, а благодарить за то, что наконец-то тебе предоставили возможность отплатить своему Императору за доброту! А ты о чем говоришь? О том что позволишь себя убить, если посчитаешь, что преступник несправедливо осужден? А силы, вложенные в тебя? Деньги, которые потратили на твое содержание? Это все принадлежит Императору! Как и ты сам! Тебя нет, понимаешь? Есть Мастер Смерти, который убивает того, на кого ему показали, кого приказали убить. Ты меч, которым Император сносит головы тем, кто совершил преступление против его власти! А если меч плохо исполняет свои обязанности — его или перековывают, или уничтожают. Тебе ясно?

Молчание. И нехотя, сквозь зубы:

— Ясно…

— Тогда вперед. Твой противник — грабитель, предводитель шайки. Убил много людей, поймали его на месте преступления, когда он и его подельники сдирали одежду с убитых ими членов семьи купца, среди которых были и две девочки. Девочек они изнасиловали, если тебе это интересно. Младшей было семь лет. Преступнику обещано помилование, если он тебя сможет уложить. Заменят каторжными работами. Глупо, кстати — на рудниках больше трех лет не живут. Лучше сразу умереть. Но это его выбор. Они все надеются на чудо, на то, что с горных рудников можно сбежать. Ты готов?

— А переодеться? — мальчик кивает, показывая на обычный костюм, в котором он выходил в город — Я же его испачкаю. Да и неудобно…

— Ты должен сражаться в той одежде, в которой ходишь каждый день — хмыкает Наставник — И тебе не должно быть неудобно. И да, старайся на запачкаться. Представь, что ты уходишь после акции, и твой костюм испачкан в крови и грязи. Ты сразу же обратишь на себя внимание, и как следствие — можешь быть захвачен, или убит. Потому береги одежду.

Мальчик кивает, идет следом за мужчиной, глядя ему в спину с угрюмой ненавистью, смешанной, как ни странно, с уважением. Да, какого черта кобенится, если хочет жить? Тут или он убьет, или его убьют — выбор прост. Он все равно этих людей не знает, они ему никто, и будут стараться убить. Так что…все по-честному. Им предложили выбор — облегчение участи, или смерть другого человека. Они согласились. Так чего теперь переживать?

Того, кто вышел в зал трудно было назвать человеком. Огромный, практически двухметрового роста, с пудовыми кулаками и тяжелыми надбровными дугами он походил на обезьяну, зачем-то нацепившую на себя грязные лохмотья человеческой одежды. Желтых зубов во рту монстра не хватало, левую глазницу пересекал шрам, стягивающий кожу, и потому казалось, что этот мужик прищуривается, как если бы ему в глаза светило яркое солнце. У него не было оружия, он сам оружие, если даться ему в руки — порвет. Любой, увидев такого громилу испугается и постарается избежать встречи — так, на всякий случай. Но…мальчик был настолько спокоен, что это казалось чем-то ненормальным. Он дождался, когда противник с яростным ревом бросится вперед, норовя сграбастать в охапку, сломать, раздавить, каким-то чудом проскользнул между огромными лапами, способными сломать подкову, и…остался стоять на ногах, а соперник схватился за горло и опустился на колени, хрипя и булькая кровью из дыры на месте кадыка. Тонкие, сухие пальцы вонзились в шею преступника не хуже острого кинжала, и мгновенно вырвали кусок плоти, валяющийся теперь на полу.

Мальчик выждал секунды три. Противник все не умирал — огромное тело отказывалось признать поражение. Тогда палач подошел со спины и одним быстрым движением свернул шею соперника. Громко хрустнули позвонки, и с громким стуком-шлепком труп повалился на пол. Бой был закончен. Мальчик внимательно посмотрел на расплывающуюся темно-вишневую лужу, поморщился, видимо от запаха нечистого тела противника, а может от запаха свежей крови, и неспешно пошел на выход из комнаты. Лицо его снова было непроницаемо-холодным. Ни тени сожаления, ни радости, никаких-то других эмоций. Пришел, убил, ушел.

***

Я не могу управлять своим магическим «даром», если можно так назвать мою черную магию. «Дар», по моему разумению — это что-то хорошее, что-то созидающее. Например — способность лечить людей. Или вызывать дождь в засуху. Даже зажигать свечу на расстоянии — это тоже Дар! Но способность делать пакости людям, заставляя их болеть — это не Дар, а проклятие. Тем более если ты не контролируешь это умение, и можешь вызвать его только тогда, когда находишься в состоянии бешенства. Как сегодня, например. Я вообще-то не собирался убивать этого вора — стукнул бы его по башке, забрал народные деньги, да и был таков. Но он собрался убить меня, а значить — пришлось его убирать. Опять же — он запомнил мое лицо, а зачем мне «засвечивать» свою личину? Так что…покойся с миром.

Да, для меня был неожиданностью этот самый прорыв черной энергии. Я не рассчитывал на него, потому был слегка ошеломлен. Но годы тренировок не позволили мне растеряться. Не знаю, что такое я сделал этому парню, от чего он застыл как столб, но грех было не воспользоваться возможностью его завалить. И снова покопавшись в своей душе, равнодушно констатировал: ни малейших сожалений. Ну не умею я жалеть всякую воровскую шпану!

Ладно, потом еще обдумаю то, что произошло. Одно только надо признать: сработал я плохо, грязно, план мой полностью провалился. Парень меня вычислил и едва не убил. Если бы не до автоматизма отработанные приемы самозащиты — тут бы мне и конец пришел. Двигался этот ныне покойный воришка очень даже быстро и профессионально. Может потому и поднялся на уровень главаря шайки.

Теперь мне нужно кое-что купить, и путь мой лежит в лавку травника. Я видел такую, когда бродил по рынку, присматриваясь к обстановке. Как и все лавки здесь — большая, и уверен, у травника там есть своя лаборатория. Готовит же он где-то свои снадобья?

Лаборатория, если ее можно так назвать, в лавке конечно же была. Но травник категорически не желал меня в нее пускать, ни бесплатно, ни за деньги. И в принципе я его понимаю — бродит тут всякая шантрапа! А потом реторты-пробирки пропадают… Но после недолгого раздумья я решил, что все-таки это никакая не трагедия. Обойдусь без лаборатории травника. В Академии есть прекрасная лаборатория со всем нужным оборудованием, так что я буду делать свои снадобья там, главное — получить разрешение на сверхурочное посещение. Ну не при товарищах же мне делать смертельные и парализующие яды? И хитрые порошочки, которые ослепляют, по времени от суток, до…бесконечности.

Кстати, о товарищах…может вина прикупить? Кроме пива? Или это неправильно, мешать пиво и вино? Решил все-таки ограничиться пивом, и бодро зашагал по рынку, отыскивая все, что мне было нужно. Пиво и закуски я куплю после, в самом конце моей прогулки.

Пришлось нанимать извозчика. Торговался, как настоящий цыган, сбил цену в три раза. Ну что за привычка у работников вожжи и кнута завышать цену в несколько раз? И ведь видит, что перед ним никакой не мажор, а парень из провинции в дешевенькой одежонке, и все равно завышает. Справедливости ради надо сказать, что одежонка моя не такая уж и дешевенькая. Неприметная, да. Немодная. Но ткань высокого качества, и сшито по специальному заказу, с десятками карманов и потайных мест по всему камзолу и в штанах. Даже в ботинках (или лучше назвать их «туфли»?) у меня есть потайные «карманчики». Например, в каблуке. Я бы и другие ботинки взял, те, у которых из носка при ударе вылезает покрытое ядом острие, но….мне такие не дали. Мол, зачем тебе? Ты учиться едешь, а не убивать!

Пока шатался по рынку, совершенно автоматически проверялся — не следят ли? Уж очень не верится, что «крысы» оставили меня в покое. Но так наблюдения и не обнаружил. Если за мной и следили, то умение «топтунов» было самого высокого уровня. Но скорее всего это у меня самая настоящая паранойя — за десять с лишним лет я уже привык, что за мной постоянно следят. Даже тогда, когда я отправляюсь в сортир. Да что сортир — когда ко мне приводили женщин, я чувствовал на себе любопытный взгляд наблюдателя.

Впрочем, это никак не влияло на мою потенцию. В четырнадцать лет тебе хочется трахнуть все, что хоть отдаленно напоминает женщину и вяло трепыхается. Кровь кипит, бурлит! Кроме того — существуют снадобья для разжигания похоти. И такое я умею делать, и сделал. Испытал, конечно же, на себе. Результат не то что бы доставил удовольствие (какое тут удовольствие, если у тебя сутки напролет в башке истовое желание наброситься как существо противоположного пола, и…), но удовлетворение от хорошо сделанной работы. «Я смог! Я крут!»

Кстати, очень даже популярная у мужчин штука это снадобье. Но больше всего — у женщин. Нет, для женщин снадобье иное, немного иное — мужское на них действует очень слабо, но кто сказал, что мужское они употребляют сами?

Вообще-то изготовление такого снадобья, если ты не обладаешь магическими способностями, дело дорогостоящее и сложное. Если у тебя нет магии — где ее взять? Позаимствовать, конечно. Покупается довольно-таки дорогой одноразовый амулет, который разряжается при опускании его в жидкость, передавая магическую силу составу, и…получается снадобье, которое без магии почти не работает. Магия усиливает действие снадобья в сотню, а может и более раз. А вот амулет потом снова надо тащить на зарядку к магу, который не преминет содрать с тебя приличную денежку. Сколько? Пять серебряников, не меньше! И это еще в провинции. В столице дороже. Я пока не умею заряжать амулеты, но надеюсь научиться. Если получится, конечно. Все-таки слишком специфичные у меня способности. Я ведь пытался зарядить такой амулет, когда у меня проснулась магия. Результат — рассыпавшийся в порошок камешек, служивший вместилищем магии.

Итак, в руках у меня две сумки с едой и питьем, в карманах три ножа и россыпь позвякивающих монет, а впереди посиделки со своими будущими товарищами. Будущими, потому что пока они мне никакие не товарищи, а так…случайные знакомые. И будем ли мы товарищами — покажет время.

Отправить