Глава 4

– Пей! Пей до дна!

– Не поместится!

– Пей, я сказала! Вот так! Теперь ложись на живот и терпи. Будет немножко больно, но тебе не привыкать – ты же вояка! С печки бряка…

– Ай! Черти бы всех задрали! Ай-ай! Ты чего там, железом жжешь, что ли?! Пыточная какая-то, а не лекарская!

– Ругайся, ругайся, ничего… все в порядке. Я много больных навидалась, такое иногда выдавали – уши в трубочку скручивались! Ты еще молодец, терпишь. Правда, и боли настоящей-то пока не было.

– Как не было?! Да ты охренела! Аа-аа-ааа! Аа-аа-аа! Да твою мать! Да в гроб тебя ети! Да в крестину гробину мать!

– Узнаю самсоновских! Петька научил, да? Ругайся, ругайся! Эй, живой?! Что, сознание потерял? Ну, тем лучше…

Лекарка положила руки на поясницу застывшего в беспамятстве парня и начала медленно, миллиметр за миллиметром сканировать его тело. Нашла порванные нервы, нашла разбитые, неровно сросшиеся позвонки, закрытые для прорастания нервов. Подала строго дозированный импульс, размягчая, формируя кости позвоночника.

От ее рук исходил хорошо различимый в полумраке голубой свет, мерцающий, пульсирующий, то разгорающийся, то потухающий почти совсем. Шла минута за минутой, и прошло около получаса, когда лекарка прекратила сеанс.

Сергар так пока и не очнулся, и бабка Надя ушла на кухню, накрыв его простыней. Будить не было смысла – пускай отдохнет, наберется сил. А их ему надо будет ой как много. Ничего не делается просто так, энергия ниоткуда не берется и никуда не исчезает бесследно. Чтобы сформировать нормальные позвонки, понадобилось столько Силы, что лекарка едва не исчерпала свои ресурсы до самого предела, до опасного предела, грозящего ее собственной жизни. И это все притом, что она усилила воздействие колдовской силы специальными снадобьями, «размягчающими» природную защиту тела Сергара.

Каждый организм инстинктивно сопротивляется воздействию магии, и лекарь тратит часть своей Силы на преодоление этой защиты. Иногда защита бывает такой крепости, что лекарь не может справиться, даже если наваливается всей своей магической мощью. Обычно это бывает, когда пациент тоже маг, сильный колдун. Или лекарь слаб.

Надиена когда-то была очень сильной колдуньей, придворной магиней Салдана Махруха, и могла одним движением пальцев закрыть рану, убрать боль и запустить процесс регенерации. Не было равных личной лекарке Великого Салдана.

Когда-то – вот кодовое слово. Теперь она была на уровне слабой деревенской лекарки захолустного района Симерской пустоши. Самой дырявой дыры на всем белом свете.

Почему некоторые из перемещенных обретали на Земле большую силу, чем при жизни? Почему некогда могучие маги или полностью теряли свои способности, или становились уровнем ниже низших магов своего мира?

Надиена обдумывала этот вопрос и пришла к выводу: при переходе души через Океан Силы та или теряет какие-то способности, или, наоборот, их обретает.

А еще – перемещенная сущность по каким-то причинам не до конца срастается со своим носителем, с тем телом, которое стало сосудом для нового содержимого.

Почему так получалось? Тут было несколько вариантов. Например, в теле осталась старая сущность, не желавшая улетать в небытие, именно она и мешала новому владельцу как следует овладеть организмом.

Надиена встречала таких людей. Иногда они даже не знали, что являются «переселенцами». Они не знали – Надиена знала. Эти люди вызывали у лекарки смешанное чувство жалости и даже какой-то брезгливости, как больные заразной болезнью, которая передается прикосновением или по воздуху. Коснешься неудачника, и вот ты уже заразился неприятностями, бедами, невезением. Обычно эти люди больны психическими заболеваниями, часто они не могли управлять своим телом в полной мере и были инвалидами.

С Сергаром дело было пока что неясным. То, что сущность иномирянина не срослась с новым организмом – это не вызвало сомнения и было видно легко, если глаз наметан. А у Надиены он был точно наметан. Она не соврала. За несколько сотен лет, что лекарка жила на Земле, ей на жизненном пути попались всего-навсего три человека, которым она открылась и которым рассказала все, что знала о переселенцах и обо всем, что с этим связано. Но тогда она точно знала – это колдуны, такие же, как она. И они ей были нужны. Без них пройти обряд обновления не просто проблематично, а практически невозможно, и хотя Надиена вслух говорила, что устала жить на белом свете, на самом деле не прочь была поскрипеть суставами еще пару тысяч лет. А может, и больше.

Тот, кто раскрыл ей секрет обновления, колдун по имени Маралан, говорил, что число циклов ограничено, и через сотни, а может, тысячи лет колдун или колдунья все равно умирают.

Надиена не видела Маралана уже много сотен лет и не знала, жив ли тот сейчас, а если жив – под каким именем и с какой внешностью ходит по миру. А если бы знала – расспросила бы побольше. Увы, задним умом все сильны, нужно было вовремя выдоить информацию из старого колдуна, но… казалось, он будет рядом вечно.

Увы, однажды, проснувшись погожим летним утром на шелковой простыне в своем загородном доме, Надиена не обнаружила колдуна на ложе. Ни любовника, ни записки, ничего.

Дважды она заводила семью. Один раз тогда, когда в этих местах бегали волки, в реке плескались семьи медведей, а по полям скакала дикая орда в воняющих потом стеганых халатах и волчьих шапках.

Семью – мужа и двоих детей – убили, а ее, красивую молодую бабу, угнали в рабство, откуда она сбежала, изведя своих хозяев злым колдовством.

С той поры она семьи не заводила, ограничиваясь недолгими любовными связями и случайными встречами с понравившимися мужчинами. И боже упаси – никаких детей!

Но женская натура все-таки брала свое, и когда Надиена увидела, что мир стал гораздо стабильнее, что уже нет опасности потерять близких в какой-нибудь мерзкой междоусобице или от павшей на голову бомбы фашистского бомбардировщика, решилась – вышла замуж за очень хорошего человека, которого полюбила всей своей душой.

Увы, им не пришлось стариться вместе. Муж погиб, когда в его машину врезался грузовик, у которого отказали тормоза. Муж успел подарить ей двух сыновей и дочь – красивых, умных, замечательных детей.

Дети, внуки (три внука и две внучки) – чего еще может желать женщина? Только того, чтобы был жив ее муж, ее любимый. Увы, этому не суждено сбыться никогда.

Одно поддерживало Надиену – может, он возродился где-то в ином мире? И вспоминает ее, любимую, думает о ней темными ночами, когда луна повисает над коньком крыши. Вот как она, Надиена, вспоминает его сейчас.

Надиена вздохнула, встала и пошла посмотреть на пациента. Сергар спал, сопя носом, как ребенок, и Надиена улыбнулась – он был очень похож на покойного мужа. Можно подумать, какая-нибудь родня. Кстати, ничего удивительного, в жизни все бывает. И двойники, и далекая, неизвестная родня. Вон, у соседей – рраз! И вдруг объявилась тетка на Сахалине, которую уже и не чаяли когда-нибудь увидеть. И вообще не знали о ее существовании!

Именно потому, что Сергар был очень похож на покойного мужа, Надиена и открылась ему, решила помочь. И теперь сомневалась, правильно ли сделала? Не ударит ли в нее рикошет от этого поступка?

Надиена побрела в спальню, медленно разделась, натянула на себя ночную рубашку. Скрипнув суставами, села, грустно улыбнулась – давно пора совершить обряд обновления, а она тянет время. А все почему – семья! Придется уйти от них…

Как может она оставить своих близких? Ведь для них она умрет! Совсем умрет. Навсегда! И никогда не сможет прижать к груди внуков, внучек. Обнять детей… Только посмотреть – издалека, не приближаясь, чтобы не заметили… чтобы не вспомнили старые фотографии, где она молода и красива.

А хочется снова вернуть молодость. Хочется, чтобы не скрипели суставы, чтобы не ныли руки, чтобы каждая перемена погоды не откликалась болью в голове. Хочется снова стать молодой красавицей и лечь в постель с мужчиной. Таким, как Сергар.

Надиена усмехнулась – вот что значит оставить мужика в доме! Сразу мысли грешные в голову полезли!

Когда погиб муж, ей было пятьдесят лет, а выглядела она на сорок. Да и сорока никто не давал. И с тех пор у нее не было ни одного мужчины… а ведь хотелось.

Забралась в постель, накрылась простыней и уткнулась взглядом в потолок, постаравшись выбросить из головы все мысли, не относящиеся к лекарскому делу.

Завтра Сергар проснется, и все будет ясно – как прошло лечение, как отреагировал его организм на вмешательство чужой магии. Над ним еще нужно работать, но главное сделала – восстановила раздробленные позвонки, освободила, срастила нервные волокна. Еще пару дней работы, и все будет готово.

Пару дней – Надиена усмехнулась. Когда-то она могла поднять такого, как Сергар, одним мановением руки! Одним касанием, одним толчком ее могучей силы! Где те годы? Зачем немилосердный Всевышний выбросил ее в чужой мир? Этот вопрос она задавала себе сотни раз, и каждый раз не находила ответа. Разве может человек постичь замысел богов? Даже если этот человек – колдунья, умеющая сращивать кости и выращивать новые нервы…

Надиена снова вздохнула, натянула на плечо простыню и через пару минут уже дремала. Снился ей покойный муж – молодой, красивый, очень похожий на Сергара, и ей с ним было очень хорошо, спокойно.

* * *

Сергар очнулся от невыносимого зуда. Зудело так, что он невольно застонал – протяжно, от души, будто раненый зверь. Под кожей бегали тысячи насекомых, пожиравших его живьем, и конца тому не было!

– Ооооох… да чтоб я сдох!

– Чего ты там? Что сказал? Старайся ругаться на русском языке, иначе выглядит подозрительно.

– Да чтоб я сдох! – продублировал Сергар по-русски. – И поскорее! Ооооох!

– Вот теперь ясно – все идет хорошо! – откликнулась «бабка Надя». – И это замечательно!

– Кому замечательно, а кому не очень! – откликнулся бывший боевой маг и выругался так, что у портовых грузчиков завяли бы уши. По-русски выругался, благо дядя Петя знал множество отборных ругательств.

– О! Я даже что-то новое узнала! Богатый у тебя словарный запас! Быстро научился! Ну, хватит ныть, что ты, как баба, причитаешь! Терпи! Чувствительность возвращается! Радуйся!

– Я и радуюсь, – уныло подтвердил Сергар, потянувшись к ногам, потер колени. – Чешется!

– Чеээшется! – передразнила женщина. – Если бы ты знал, сколько сил мне это стоило! Лет пять жизни отнял. А то и больше. Пей отвар. Пей, сказала! До дна! И спи… спи!

Надиена повела рукой над головой Сергара, он моргнул, зевнул и бессильно откинулся на подушку:

– Усыпляеешь… я не хочу спаа….

Глаза закрылись, и он тихо засопел, выводя носом рулады, будто маленький сверчок в палисаднике дома.

Только шагнула за порог – звонок. Кто-то зажал кнопку звонка и не отпускал ее, пока Надиена не открыла калитку ворот.

– Ты чего названиваешь? – жестко спросила она, глядя снизу вверх на здоровенную бабищу с пропитым лицом, на котором отразилась вся непутевая жизнь. – Чего надо?

– Ведьма! Ведьма! – выдохнула вместе с перегаром та, кого давно уже звали Нинухой. – Чтоб ты сдохла, ведьма! Тебя сжечь надо! Сжечь! Извести!

– Слышала уже, – кивнула Надиена. – Еще что-то есть сказать?

– Есть! – Бабища достала початую бутылку водки, приложилась и громко хлебнула, утерев губы рукавом. – Твари! Это вы извели моего пацана! Мишаню моего! Мою краавиночкуууу…

Баба заголосила, пошатнулась и вдруг трезво взглянула на Надиену.

– Я выведу вас на чистую воду! И тебя тоже! Ты лечишь без диплома! Ты аферистка! Тебя нужно к атветственасти призвать! Ик!

Она зажала рот и на секунду замолчала. Потом оторвала ладонь и снова завопила – истошно, мерзко, брызгая слюной:

– А твоего дружка участковава посадить! Штоб не покрывал преступнекаф!

– Каких преступников? Ты с дубу рухнула? Последние мозги пропила? – Надиена удивленно подняла брови, потом нахмурилась. – Иди отсюда! А то сейчас Игорь подъедет, упечет!

– Не подъедет! – довольно усмехнулась бабища, собрала пальцы в кулак, величиной едва не с голову лекарки, и поднесла его к лицу Надиены. – Вот вы где у меня! И ты, и Игореха твой! Што смотришь?! Глазыньки-то вытаращила! Вона как выперилась! Только я не верю в тваи колдовские штучки! Плевала я на тебя, афиристка! Всёооо… все я знаю! Загубили маво Мишеньку, загубили! Всех вас в бараний рог скручу!

– Да что ты плетешь, дура! – взорвалась Надиена, шагая назад и пытаясь закрыть калитку. Только напрасно старалась – бабища ухватилась за створку могучей рукой и не дала ей закрыться.

– Погодь! Все знаю! Мишенька поехал к городским, в Самсоновку, я слышала! К этому уроду, который щас у тебя! Каторава ты щас лечишь, ведьма! И видели люди, как он поехал! А потом он пропал! Убили его там! И участковый ездил в Самсоновку! И привез этого безногого урода! Ну што, как теперь тебе?! Небось бабла менту дали? И с тобой поделились, да? Все знают, Игореха и его прошмандовка все к тебе ныряют! В обчем, заложу я всю вашу банду, и оборотня в погонах, и тебя, аферистку проклятую! И урода вашего! Всех, всех вложу, если не…

– Что если? – спокойно спросила Надиена, повернувшись к бабе и соображая, что делать. Сергар не сказал ей про убийство, но сложить два и два не составляло никакого труда. Не зря участковый расспрашивал ее про больных с ушибами и переломами, не зря он оказался в Самсоновке, откуда и привез Сергара.

– Деньги! Ты мне дашь денег! – понизив голос, выдохнула Нинуха. – Пятьсот тыщ! И тогда – я как могила! И живи себе, живи!

– Сдурела? Откуда я возьму тебе пятьсот тысяч? – Надиена оторопело похлопала глазами и сжала пальцы в сухой кулачок. – Я тебе что, миллионерша?! Я денег за лечение не беру! Живу на пенсию! Да на то, что мне дети дают! Иди отсюда! Проваливай! Не знаю я, куда делся твой придурошный сынок! А если делся куда-то, туда ему и дорога, пьяни и бандиту!

– Вот ты как заговорила! – неожиданно трезвым голосом произнесла Нинуха. – Пьяни и бандиту? Следствие разберется, какой пьянь и бандит и кто его убил! Завтра же поеду в район! Добьюсь правды! Всем вам достанется, вы меня еще не знаете!

– Знаю, как не знать? – с горечью сказала Надиена, тяжело вздохнув и отвернув голову в сторону. От Нинухи крепко пахло немытым телом, потом, застарелым перегаром и свежим водочным духом от пролитой на грудь паленой водяры.

«Что-то надо делать!» – пришла в голову мысль и тут же затерялась в горечи решения, которое придется принять. Кодекс лекарей гласил: «Не навреди! Не употреби умение во вред людям!» Увы, Надиене не раз приходилось нарушать этот кодекс. Иначе просто не выжить. Иначе – не выжить.

– Что зыркаешь глазенками-то? Думаешь, не докажу? Думаешь, обстряпаете с Игорешенькой своим да с детишками твоими – похороните меня? А вот хрен тебе! Я всем сказала, что к тебе пойду! Вот только не сказала зачем! Пока не сказала!

– Это хорошо, что не сказала, – бесцветно проронила Надиена и поманила пальцем. – Иди сюда. Я дам тебе часть денег сейчас, остальное завтра, хорошо?

– Завтра до обеда! – торжествующе хохотнула Нинуха и пошатнулась. – Сколько сейчас даешь? Вот я же знала, что у тебя бабки есть! Знала! Денег она не берет, курва старая! Берешь! Все берут! Дураков нет!

– На, возьми! – Надиена сунула руку за пазуху, Нинуха приблизилась, наклонила голову, следя за рукой лекарки, и тогда старушка другой рукой быстро коснулась виска женщины, вложив в выплеск максимальное количество Силы, которое сейчас могла себе позволить. Увы, она еще не успела восстановиться до конца после работы с Сергаром.

Нинуха рухнула на землю, выключенная так же верно, как если бы ее стукнули поленом по давно не мытой голове.

Надиена прислонилась к стене, ощущая, как бьется сердце, норовя выскочить из груди. Давно надо было провести обряд обновления, но дети?! Внуки?! Как она будет жить без них?! Не видя их лиц?! Не слыша их голосов?! Ох, боги… как ей выдержать?! Вернее, сколько еще она может выдержать? Колдовать становится все сложнее, это искусство отнимает жизненные силы, и восстанавливаться все труднее. Колдовство сродни физической выносливости – чем ты слабее, чем дряхлее, тем меньший запас волшбы в твоем «кошельке». Если перенапрячься, не уследить за расходом, можно и в гроб загреметь.

Постояв, посмотрела по сторонам, уцепила Нинуху за толстопалую руку и, пятясь – как муравей здоровенную гусеницу – потащила женщину во двор. Старые мышцы натянулись, суставы трещали, в глазах плыло, но туша пьяницы медленно, но верно вползла во двор и устроилась на траве-подорожнике, укрывавшей площадку перед летней кухней.

Надиена нарочно не бетонировала эту площадку, несмотря на то, что Матвей зудел об этом регулярно, раз в месяц – это точно: «Мам, давай забетонирую! Мам, грязища! И машину поставить некуда! Ноги все пачкать!»

Не понимают – нельзя заковывать землю. Нужно подпитываться от нее Силой! Ходить по ней босиком! Глупенькие… не зря она выбрала это место, не зря. Здесь – место Силы. Если бы не оно… конечно, в старом доме пятно больше, энергии больше, но чтобы построить новый, не сносить же старый дом, в котором было так хорошо, в котором выросли дети? И в котором лежал муж… такой красивый… даже в гробу.

Надиена разулась, встала босыми ногами на прохладную, щекочущую ступни траву, подвигала пальцами, чувствуя, как по ступне пробежал муравей, торопящийся по своим делам, закрыла глаза и мгновенно подключилась к ручейку Силы, помчавшейся в нее живительным потоком. Вздрогнула, захлебнулась от наслаждения, от переполнившего ее восторга, распиравшего душу! И закрыла поток. Хватит! Иначе можно потеряться в этом ручье энергии. Слаба стала. Душа едва держится в ветхом теле. А ведь когда-то она могла и без подзарядки! Восстанавливалась за минуты! Эх, где они, ее двадцать лет?! Как давно это было, как давно…

Отбросив лишние мысли, снова наклонилась над Нинухой, возложив на нее обе руки – ладонями по вискам. Секунда – женщина вздрогнула, дернулась, открыла глаза и тут же закатила их под набровные дуги, уставившись на лекарку красными прожилками белков. Тело Нинухи затряслось, ноги мелко задрожали, забились в судороге так, что заскрипели сухожилия, напряженные до предела. Затем женщина обмякла, безвольная, как кукла.

– Ты забыла про сына, ты забыла, зачем приходила ко мне, про Самсоновку, про инвалида, про участкового. Когда очнешься – пойдешь домой. Ты никогда не приходила ко мне. И ты больше никогда не будешь пить спиртного. Если ты выпьешь хоть каплю – тебя вырвет и будет нести три дня. Запрет на спиртное! Навсегда! Навсегда! Навсегда!

Надиена оторвала руки от головы Нинухи, опустилась на траву и снова подключилась к источнику Силы. Минута, две – она снова была полна, но физических сил хватило только на то, чтобы сидеть прямо, на падая на бок.

– Оххх… – Нинуха встала, покачиваясь, схватившись рукой за голову, непонимающе оглядываясь по сторонам. Увидела открытую калитку и тихо, как зомби, вставший из могилы, побрела к выходу. Надиена проводила ее взглядом, а когда та вышла и пошла по пустынной улице, поднялась и закрыла дверь. Теперь нужно было что-нибудь съесть и отдохнуть. Физические силы на исходе.

Уже засыпая на кровати в спальне, услышала звонок сотового телефона – судя по мелодии, звонил Матвей. Но сил подняться не было. «Потом, все потом!» – промелькнуло в голове, и Надиена уснула.

Чтобы никогда уже не проснуться.

Ей было не восемьдесят. Ей было сто четырнадцать лет. Вернее – этому телу.

А прожила она от «рождения» в новом мире девятьсот пятьдесят три года.

Надиена Голударк, урожденная Сиамаг, Высшая клана Уард, потомственная магиня, лекарка, дочь великого ученого, лекаря милостью Создателя, Амароля Сиамаг.

Да покоится ее тело с миром!

Да найдет ее душа новое, благородное, молодое тело!

* * *

Сергар проснулся от ощущения того, что левая нога немилосердно чесалась. Так чесалась, что терпеть не было никакой возможности. Он пошевелил пальцами, подтянул ногу поближе к руке и… окончательно проснулся. Проснулся и… едва не завопил от радости! Ноги двигались! Он мог сгибать в коленях, шевелить пальцами ног, он чувствовал прикосновение руки, когда касался колена, бедра, лодыжки!

Ура! Ура! Славься! Славься, великая лекарка, бабка Надя!

Сергар быстро оделся и поскорее переместился в кресло – ноги еще не годились для хождения, не держали. Мышцы атрофировались, «усохли». Нужно было заново учиться ходить, на костылях – благо что костыли дома были, у дяди Пети. Остались от кого-то из соседей. Деревянные, но крепкие – он показывал, в сарае лежат.

«Вот как встанешь на ноги, пацанчик, я тебе их и подгоню! Будешь на клюшках шкандыбать, а как навостришься – вернешь!»

Переместился в зал, привычно перебирая руками по держателям на колесах, осмотрелся – никого. Тишина, все будто вымерло. Тихо журчит холодильник, где-то жужжит муха…

– Ау! Бабка Надя! Эгей!

Тишина. Спит?

Проехал в спальню, усмехнулся – ага, спит. Хотел оставить на месте, не трогать, но очень уж хотелось есть. Обновленные, ожившие ноги требовали питания, мускулы наращивать!

Тронул лекарку за руку – рука была холодной, как у… мертвой?! Подкатился к голове, протянул руку, пощупал пульс… нет! Нет!

– Бабка Надя! Надя! – закричал он, навалился на нее, схватил за плечи, тряхнул обеими руками. – Надя! Как же так?! Надя!

– Убил! – женский голос за спиной оглушил, рванулся в уши. – Убил! Мама! Мама!

Обернулся, попытался что-то сказать, но не успел – удар по голове, и темнота. Не успел заметить – кто ударил. Просто – бац! И все. Готов.

Очнулся лежа на полу, лицом вниз. Было очень плохо – руки болели, голова трещала, тошнило. Голоса – мужские, возбужденные, грубые. Женские голоса – кто-то вдалеке причитает, воет, как по мертвому. По мертвому? Вспомнил! Бабка Надя!

О боги… за что?! Единственный человек в этом мире, который мог помочь, единственный, кому мог довериться до конца, и вот!

– Очнулся. Матвей, ты чем его приложил?

– Чем-чем… поленом!

– Инвалида? Ну на хрена?

– Интересное дело! Он убил мою мать, а я что, церемониться с ним?! Да я его, суку, сейчас задушу, и пусть судят!

Удар в бок, боль, внутренности хлюпнули, протестуя против.

– Прекратить! Вон отсюда! Это дело полиции, никакого самосуда! Еще не известно, отчего бабка Надя умерла! Откуда ты знаешь, что это он сделал?!

– Да чего тут знать?! Маша видела, как он ее душил! И я видел – он держал ее за горло! И она мертвая! Ты чего, за убийцу, да?! Тварь ты, Игорь! И пошел ты на хрен, я его щас прибью, гада!

– Назад! Стрелять буду! Суд разберется, экспертиза – он или не он! Пошли все отсюда, я его допрошу! Вон, сказал!

Сильные руки подняли Сергара, усадили в коляску – легко, как ребенка. Поднял голову – перед глазами широкое, толстогубое лицо участкового. Хмурое, с прищуренными глазами, расстроенное.

– Это ты?!

Сразу не понял – в глазах двоилось, Сергара тошнило, едва не вырвало. Сглотнул, подождал, пока комната перестанет вертеться, ответил:

– Я ее не трогал. Проснулся, начал искать – она лежит. Я пощупал шею – мертвая. Очень жаль. Очень, очень жаль!

– Ему жаль! Потрогал! – Игорь тяжело сел в кресло напротив телевизора, положил голову на сцепленные в кулаки и упертые в колени руки. Могучие плечи обвисли под тяжестью беды.

– Ты так рано вернулся? – вдруг спросил Сергар, глядя на новообретенного, а теперь, похоже, потерянного друга.

– Вернулся, – мрачно ответил участковый, неприязненно глядя на Сергара. – Вот что, парень, вляпался ты и меня вляпал. Сейчас повезу в район, в отдел, иначе тебя прибьют. Матвей мужик резкий, бывший десантник. Он тебе голову открутит – и пискнуть не успеешь. И твои ножики не помогут.

– Да нет у меня ножиков, ты же знаешь. Дома оставил, – пожал плечами Сергар. – Маме позвонить можно?

– Сейчас – нет. Телефон у мужиков. Хотя… номер помнишь? С моего можно, – он достал из кармана старенький потертый аппарат, но Сергар отрицательно покачал головой.

– Я номер не помню. Не умею обращаться – мама с дядей Петей как-то сделали, чтобы я кнопку нажал и сразу до мамы дозвонился.

– Ладно. По фигу. Я ей скажу и так. Потом заеду.

– Это… дядя Петя костыли обещал, ты напомни ему, пусть даст, ладно?

– Костыли? Ты можешь ходить? – даже не удивился Игорь. – Бабка Надя вылечила?

– Да. Но ходить еще не могу. Мышцы слабые. Разучился. Игорь, мне незачем было ее убивать! Мы подружились! Она очень хорошая женщина! Была…

– Была… – эхом повторил участковый – Только никто не верит, что она просто так умерла. Говорю тебе – Маша видела, как ты за ее горло держал. Парень, если окажется, что ты ее убил – я сам сверну тебе шею. Обещаю.

– Да ты идиот, что ли?! – вспылил Сергар, чувствуя, как кипит внутри от горя и отчаяния. – Она меня лечила! Я ей обязан! Я бы за нее сам убил кого угодно!

– Тихо! – отрезал участковый. – Я сказал, ты услышал. Сейчас пойдем к машине, будь настороже. Могут попытаться тебя отбить. Народ собрался. Бабку Надю все любили. Так что…

Да. Любили. Десяток плевков, кусок дерьма, который не смог отбить рукой, камень – прямо в ухо, тут же зазвеневшее, как колокол.

Порванная рубашка участкового, три сбитых с ног полупьяных парня, норовивших врезать палкой, выдранной из палисадника.

Да, верный признак того, что покойницу любили. Верный признак.

– Ффуххх! Думал – не доведу! – Участковый одной рукой держал руль, другой бросил Сергару пластиковую бутылку с водой и тряпку. – На, утрись, а то смотреть противно. Весь в плевках. И на ухе кровь. Зацепили все-таки?

– Хуже бывало, – мрачно констатировал Сергар, вытирая лицо мокрой, не очень чистой тряпкой и думая о том, что хуже все-таки, наверное, не бывало. В роли отверженного, подонка, убийцы, подлеца, быть ему еще не случалось.

Участковый покосился, но ничего не сказал. Похоже, не поверил.

Из деревни вела вполне приличная насыпная дорога, через полчаса перешедшая в гладкое, покрытое асфальтом шоссе. Машина Воскобойникова с ревом летела вперед, рассекая пространство, а Сергар задумчиво глядел вперед, думая о том, какое будущее его ожидает и что лежит на весах – сколько хорошего и сколько плохого.

Хорошее – он все-таки обрел свои ноги.

Плохое – все остальное, и главное – смерть старушки. Теперь некому будет помочь сориентироваться в новом мире, некому будет связать с остальными переселенцами-магами, некому будет научить, по каким законам те живут в земном мире.

И некому будет научить его обряду обновления, и это, наверное, самое главное! Жить сотни лет! Эта мечта была так достижима, и вот – случайность, и все прахом! Игры богов!

И жаль «бабку Надю». Очень, очень жаль…

* * *

– И что мне с ним делать?! – Мужчина в форме, в смешном головном уборе смотрел на приехавших через окошко в сплошной стеклянной стене и недовольно кривил губы. – Ты на кой черт его сюда приволок?! Думал, он сбежит?!

– Хе-хе! Антоныч отжег! – хохотнул парень, тоже в форме, стоявший возле столика у лестницы, ведущей наверх. Он был вооружен автоматом. – Ты сегодня в ударе, командир!

– Ну а че я ему должен сказать? – ухмыльнулся капитан, довольный произведенным эффектом, даже если засмеялся всего лишь постовой у лестницы. – Мне что вот делать с этим уродом? Даже если он поубивал полгорода! Ты представляешь, что его надо как-то спустить вниз, в «обезьянник», кто-то его должен водить в сортир и при этом держать на руках, а то он свалится! Севрюгин, ты будешь держать?

– Я че, ополоумел, что ли?! – отозвался постовой у лестницы, скука которого развеялась, как не бывало. – Игорь его приволок, Игорь пускай его на горшок сажает! Гы-гы-гы…

– Слышал, Воскобойников, что народ говорит? – ухмыльнулся капитан. – Так что забирай своего проклятого урода и вали отсюда! Некому тут с ним заниматься! Не приспособлено помещение!

– Что тут происходит? – Высокий представительный мужчина с полковничьими погонами и в еще более смешной, огромной фуражке остановился возле окна дежурной части и недоуменно посмотрел на инвалида-колясочника, руки которого были закованы в наручники. – Это еще что тут такое? Кто допустил?!

– Товарищ полковник! За время моего дежурства особых происшествий не было! Докладывает капитан полиции Михайлов!

– Михайлов, что это за человек и кто позволил надеть наручники на инвалида?

– Это все Воскобойников, Александр Владимирович! Это он приволок урода и заковал его в наручники!

– Воскобойников, ты чего, ополоумел?! – полковник в сердцах стукнул кулаком по козырьку у окошка дежурной части. – Ты что, инструкции не знаешь?! Выговор захотел?! Инвалида – в наручники! Спятил?!

– Этот инвалид подозревается в убийстве Надежды Родионовны Есауловой, в просторечии бабы Нади, небезызвестной целительницы. Я задержал его до выяснения причин смерти бабы Нади и еще для того, чтобы уберечь от самосуда деревенских жителей. Они его едва не убили. Так куда мне прикажете его девать? Возможно, это убийца. Прикажете мне его отпустить?

– Ты говори, да не заговаривайся! – резко бросил полковник, с отвращением и неприязнью глядя на Сергара. – Как это – убийцу отпустить?! А зачем ты его заковал? Чтобы не сбежал, что ли?

– Хе-хе-хе… Простите, товарищ полковник! – прыснул со смеху постовой у лестницы. – Просто Антоныч только что сказал то же самое!

– Мне нужно было оставить его снаружи, чтобы прикинуть, как доставить внутрь, – спокойно пояснил участковый. – Как вы видите, товарищ полковник, наши вертушки совершенно не приспособлены для пропуска инвалидов-колясочников. Потому мне пришлось переносить его на руках, а потом уже усаживать в кресло. Которое я тоже перенес на руках. Если вы мне прикажете – я отпущу подозреваемого и займусь своими делами. Но в этом случае я не отвечаю за последствия.

– А с чего решили, что это он бабу Надю убил? – нахмурился полковник. – Инвалид?! Зачем? Нелогично.

– И я считаю – нелогично! – согласился Игорь. – Вот только попробуйте это доказать сыну бабки Нади и всем деревенским. Жена Матвея, сына бабки Нади, утверждает, что этот парень бабку душил, она застала его прямо на ней!

– На бабке?! – удивился полковник. – Он что, насиловал ее, что ли? Час от часу не легче! Хотя какое насилие – он же колясочник. И хотел бы, да не может… хм… может, потому и задушил? С расстройства? Эй, ты какого черта бабку задушил?

– Идиот! – отчетливо сказал Сергар и отвернулся в сторону. Он устал, ему ужасно хотелось есть, пить и в сортир. У него было не просто ужасное – отвратительное настроение, когда хочется просто забиться в какую-нибудь дыру, вроде комнаты в гостинице, упасть на кровать и никого не видеть – по крайней мере пару дней. И лучше при этом хорошенько нажраться.

– Что ты сказал?! – покраснел полковник и, не получив ответа, приказал: – В камеру его! В обезьянник! Оформляйте на трое суток, а потом решим – по результатам экспертизы. Вызовите дежурного следователя, пусть оформит. А ты – рапорт, объяснение от злодея, все, как положено. Регистрируйте в КУП.

– Товарищ полковник, а кто же его вниз потащит?! – взмолился дежурный. – Я отлучаться по понятным причинам не могу, помощник дежурного – тоже! Кто его в камеру понесет, кто будет таскать в сортир?! Мне что, делать-то?!

– Воскобойников задерживал – вот он пусть его и тащит, – разрубил гордиев узел видавший виды полковник. – А что касается сортира – пусть в штаны гадит, сволочь! Будешь в штаны гадить, паскудник? Ты зачем бабку убил, может, сразу расколешься?!

– Пошел на!.. – четко и внятно произнес Сергар, пользуясь лексиконом дяди Пети. – Чтоб ты сдох, волк позорный! Чтобы ты до конца жизни в штаны делал, гаденыш!

– Оооо… вон ты какие слова-то знаешь! Похоже, не зря тебя Воскобойников прихватил! Бандюган! Не гляди, что инвалид! Давай, Воскобойников, тащи его вниз! Да наручники-то сними, черт тебя подери! Не дай бог проверка из области – греха не оберешься, доказывай потом, что мы боялись побега инвалида-колясочника, на всю жизнь пятно, будут смотреть, как на дураков!

– И не зря! Вы и есть дураки! – злорадно добавил Сергар, в которого будто бес вселился. Ему не раз говорили, что если не поест – с ним совершенно невозможно общаться. На голодный желудок Сергар становился злым, желчным, вспыльчивым и скорым на расправу типом, от которого лучше держаться подальше. По крайней мере, со слов однополчан. Сам Сергар за собой подобного не замечал. Или не хотел замечать.

Полковник поднялся по лестнице, а участковый вынул Сергара из коляски и усадил на потертый диван для посетителей. Потом взял коляску и побрел вниз по каменной лестнице, в подвал, туда, где находились камеры задержанных.

Здесь пахло хлоркой, а еще – нечистотами, потом, блевотиной. Всем тем, что выделяли в мир существа, запертые за стальной решеткой камеры предварительного заключения, или в просторечии – КПЗ.

– Пошли! – участковый легко, как ребенка, поднял Сергара на руки, и тот для себя отметил: не ошибся, когда предположил, что у этого человека стальные мышцы. Полнота была кажущейся…

– Гы-гы-гы! – заржал постовой у лестницы. – Серега, а на горшок? Ты его не забудь попсыкать! А то зассыт и засрет всю камеру!

– Пошел на… – «ласково» ответил участковый и, не слушая бормотания обиженного сержанта, зашагал вниз. Уже дойдя до нижней ступеньки, вдруг остановился и спросил:

– В самом деле в сортир хочешь?

– В самом деле хочу! – мрачно кивнул Сергар. – По-маленькому. Я того и гляди в штаны упущу!

Участковый кивнул, прошел по коридору и занес Сергара в помещение, по вонючести своей отличающеея от коридора лишь количеством содержания хлорки в воздухе. Честно сказать – от хлорки здесь едва не ело глаза, и горло Сергара перехватило спазмом, когда он хватанул этой хлорно-воздушной смеси.

Кроме возвышения в полу и дырки, в которой журчала вода, здесь ничего не было, потому участковый вздохнул, взял Сергара под руки, повернул к дырке на расстояние доступности и предложил:

– Давай, только быстрее. Иначе я тебя долго не продержу. Ты тощий, но на удивление тяжелый! Говна, видать, много… вот ты мне жизнь устроил, черт тебя задери!

Сергар не заставил себя ждать и через несколько минут уже въезжал в закрытую толстой решеткой комнату, в которой сидели несколько «собратьев по несчастью», не выразивших по поводу прибытия нового сокамерника никакого восторга. И даже наоборот – кто-то из лежащих на деревянных топчанах хрипло сказал:

– Вот только его нам здесь и не хватало! Сцука, и так дышать нечем, а эти волки позорные пихают к нам и пихают!

Сергар не обратил на говорившего никакого внимания. После того, как он сходил в туалет, жизнь вместе с мочевым пузырем слегка облегчилась, но от этого не стала лучше. Его мучил голод, и он догадался почему. Страшный, неутолимый голод, когда хочется есть каждые полчаса и когда съеденное переваривается за считаные минуты, практически не оставляя шлаков для выхода из организма.

Снадобья и заклятие. Бабка Надя напоила его специальным снадобьем, которое ускоряет процессы организма, и одним из побочных эффектов был ужасающий, неутолимый голод. Телу нужно было есть, и оно просто визжало от невозможности выполнить свое желание – набить пищей пустой желудок. И съедало само себя.

Вторым побочным явлением были раздражение и вспышки ярости, мозг будто отключался, и даже при умении контролировать эмоции получалось не очень хорошо. Если человек изначально был невыдержанным, «без тормозов», то, получив такое снадобье, он превращался в безумца, одержимого желанием сломать, разбить, а то и убить – разрушить все, что было ему не по душе.

Сергар был уверен, что бабка Надя это знала, но все-таки рискнула. Почему? А почему бы и нет? Средство это очень эффективно, если хорошо питаться, мышцы нарастают, как тесто на дрожжах. Что касается агрессии, так тоже ничего страшного – кто может вызвать агрессию у человека, запертого в доме и не выходящего на свет? Если только сама лекарка, но она умеет себя защитить от любого человека, не владеющего магией.

Подкатившись к стене, откинул голову, уперев затылок в холодный бетон, закрыл глаза. Перед внутренним взором мелькали лица, фигуры людей, картинки из увиденного в последние дни.

Бабка Надя, скорчившаяся на постели и ставшая совсем маленькой, меньше, чем была при жизни.

Участковый – огромный, сильный, смотревший на Сергара с презрением, осуждением, как на предателя и подлеца.

Матвей – здоровенный, как и Игорь, – глаза мокрые, в них боль и ярость.

Холеный полковник в своей смешной широкой шляпе, которую здесь называли «фуражка».

Веселый постовой, скучный дежурный, разбитые, испитые рожи сокамерников.

Век бы этого всего не видеть! И поесть! Поесть! Ну почему не попросил Игоря дать хоть кусок хлеба?! Он бы понял… Гордость, все гордость! А пора бы отвыкнуть от гордости. Уже не боевой маг, не сильный мужчина, которого не взять голыми руками – он низший из низших!

Безногий инвалид, к тому же обвиняемый в убийстве старухи! Куда еще ниже-то?

Задремал. Вернее, впал в состояние, близкое к дремоте. Так легче переносить нелегкую жизнь. Например, когда сидишь под дождем в открытом поле, из жратвы только размокший сухарь, а проклятый обоз с мясом и хлебом застрял в грязи возле ближайшей деревни. И командование – чтоб его понос прошиб! – не разрешает покинуть ту лужу, в которой обосновался ганз!

В прежние времена Сергар бы воспринял все павшие на него тяготы как нормальную часть жизни, а теперь… теперь он отвык, расслабился без воинской службы.

Ослаб. Да, ослаб! И не только телом.

Грохот стальной двери, шаги, глуховатый, хриплый голос:

– Во! И урод здесь! Спит спокойно, козлина!

– Ты чего до него докопался, Сеня?

– Че-че, бабку замочил он, урод гребаный! Слыхали про бабку Надю? Вот он ее и задушил!

– Да ты че? В натуре? Вот гад! А откуда знаешь?

– Следак сказал. Грит, его Воскобойников притащил, прямо с бабки снял!

– Ни хера себе! Он че, мохнатый сейф вскрывал?! Че он на бабку-то полез?! Не – погодь, че-то не вяжется. У меня сосед покойный на коляске катался, так вот говорил – ничо не работает у этих инвалидов. Ниже пояса вабще ничо не работает. Так что гонишь.

– Че я гоню?! Ты базар-то фильтруй! Че услышал от следака, то и говорю! Задушил! На бабке лежал! А че он там может, че не может – я те че, доктор, че ли?

– Так вот и не гони, раз не знашь. Мож, следак нарошно фуфло прогнал, а ты на ментовские штучки повелся! Че, в натуре, ментам веришь?

– А давай ево и спросим! Делов-то! Эй, ты, урод, просыпайся! Хорош дрыхнуть!

Сергар почувствовал удар – кто-то пнул его в колено, да так, что коляска развернулась боком к стене. Открыл глаза, готовый к бою, и в первую секунду не понял, где находится. Ему снился мертвый город, толпа бродячих трупов, и Сергар не очень удивился, когда перед его лицом возникла рожа, похожая на одного из тех, кто заполняет улицы убитых городов – бледная, с покрасневшими белками глаз и такая же бессмысленно-тупая.

– Проснулся?! Давай, говори обчеству, с какого… ты бабку завалил?!

Толстогубый хотел сплюнуть, но покосился на одну из лежанок и не решился. Плевать в «хате» – западло.

– Ты че молчишь, пялишься?! – не унимался парень. – Ты че, в уши долбишься, че ли, не слышишь?! А может, тебя надо научить, што старшим отвечают?! – Парень был не старше «Олега», но важность момента делала его великим, мудрым, старым.

Сергар молча смотрел на незнакомца, и в голове у него звенело – гулко, как в медном котле. Не отвечать! Держаться!

– Глянь! Опять спать вздумал! Ты че, не уважаешь пацанов?! Ах ты, урод гребаный!

Парень схватил Сергара за волосы, с размаху хлестнул его рукой по лицу. Широкая ладонь, пахнущая потом и мочой, скользнула по губам Сергара, выбив из них брызги слюны, попавшей на рубашку «собеседника». Замахнулся еще раз, но…

Вспышка ярости – мгновенная, яркая, утопившая мозг в желании бить, крушить, терзать!

Память не подвела. И пусть рефлексы еще не те, да и руки совсем другие, но эти руки тренированы, сильны – попробуй-ка подтянуться пятьдесят раз подряд! – и пусть даже не такие умелые, как прежние руки боевого мага, но…

Короткий, хлесткий удар в кадык! Толчок!

Хрип, бульканье, падение тяжелого тела, скрежет каблуков по каменному полу, и мысль: «Вот теперь мне конец! Что же я наделал?!»

– Гля! Он убил его! Пацаны, он Сеню убил! Ни… себе! Эй, начальник, «Скорую» давай! «Скорую»! Тут этот больной урод Сеню убил!

Через пять минут вокруг Сергара все завертелось, закружилось – на него снова надели наручники, зачем-то пристегнули к столу, привинченному к полу, стоявшему в комнате для допросов. Сбежалось все начальство – судя по большим фуражкам и звездам на погонах. Хоть Сергар и не особо разбирался в здешних званиях, он уже знал: чем больше звезд и чем звезды крупнее – тем главнее командир. Заглядывали в комнату, смотрели на инвалида в кресле, как на диковинку, как на раненого, но опасного зверя, сидящего на цепи, но не ставшего менее опасным.

Одним из первых появился участковый Воскобойников, он мрачно смотрел на своего «подопечного» и ничего не говорил. Да и что можно было сказать? Когда Игорь подошел ближе, прикрыв дверь, Сергар все-таки не удержался и негромко, вполголоса, сказал:

– Он первый напал. Ударил меня. Я был вынужден защищаться.

– Сокамерники говорят другое. Мол, он хотел поговорить, наклонился к тебе, а ты его ударил. Ни за что.

– Я тебе сказал, ты услышал. А там… хочешь – верь, хочешь – не верь. Игорь, мне поесть надо. Хоть что-нибудь. Баба Надя… – голос Сергара дрогнул и едва не дал петуха. Справившись с волнением, продолжил: – Она напоила меня снадобьем, после которого очень хочется есть. Мое тело сжигает само себя. Если я сдохну, вашему начальству не понравится. Придумай что-нибудь.

– Снадобье, говоришь? – На широком лице Игоря прошла тень недоверия. – Ладно. Что-нибудь придумаю. Ты точно не убивал старуху?

– Игорь, не будь идиотом! Зачем мне было ее убивать?! Я испугался, что с ней сделалось плохо, полез проверить пульс, решил попробовать откачать… и тут мне врезали по башке. Все. Больше ничего. Вы же будете делать экспертизу, все будет ясно. Ты вот что скажи – что мне грозит за убийство этого придурка? Он, вообще, кто?

– Баклан, – не думая, сказал Воскобойников. – Мелкая шпана, горлопан. Не авторитетный. Что будет? Если драка была – лет пять могут дать. Но у тебя есть отмазка – ты инвалид и ты защищался. Толкнул его, стукнул и случайно попал в горло. Ты ему трахею перебил. Если бы вовремя помогли, дали дышать, он бы не сдох. Так бы – помер, да и хрен с ним – но… это убийство! Да еще в самом РОВД! Ты, подозреваемый в убийстве, появляешься в КПЗ и тут же убиваешь соседа по камере! Скандал! В общем, крутить тебя будут по полной. Я тебе сказал, как ты должен защищаться. Тебе дадут адвоката, но ты его особенно не слушай. Ему на тебя класть с прибором. Адвокаты и за деньги-то не больно работают, а уж бесплатно ты ему на хрен не нужен. Хорошо, если хотя бы поможет заявление оформить либо еще какой документ. И держись! Везде люди живут, и в тюряге тоже. Будь осторожен и в словах, и в делах, иначе может быть очень плохо. Жаль, что некому рассказать тебе о законах в тюрьме, я не успею, сейчас следователь должен подойти.

– Я знаю о воровских законах в тюрьме, – мрачно ответил Сергар. – Дядя Петя рассказывал. Целыми днями об этом болтал. Я запомнил. Зачем ты мне все рассказал? Про адвоката и про защиту? Ты мне поверил?

– Честно сказать, я с самого начала не верил, что ты убил бабульку. Почему тогда я тебя все-таки привез сюда? Скажу. Тебя можно задержать только на три дня. Экспертизу сделают за один день, может, два дня. Не больше. После этого тебя бы отпустили. Если бы я тебя отпустил сразу – начался бы скандал, но это не самое главное. Народ у нас горячий, они хлебнут горилки и… в общем – прибили бы тебя, и зачем мне это надо? Во-первых, меня бы точно наказали, если бы я отпустил подозреваемого в убийстве. А так – разобрались и отпустили. Во-вторых, убили бы тебя – тоже повесили бы на меня. Мол, отпустил, не обеспечил безопасность и так далее. Пострадали бы и мужики – их бы за тебя посадили. Так что… тебе лучше пока побыть за решеткой. Спокойнее – и мне, и тебе. И всем. Понял?

– Понял. Пожрать дашь?

– Скоро. Никуда не уходи! – Участковый ухмыльнулся и быстро, бесшумно вышел из допросной, не оглядываясь. Сергар же расслабился и застыл, закрыв глаза и стараясь унять дрожь. Его почему-то трясло. То ли от холода, то ли от нервного возбуждения. Что было довольно странно – что он, никогда не убивал людей? Это был честный бой – подонок сам напросился, и кто виноват, что у боевого мага сработали рефлексы?

Сергар полтора десятка лет занимался и воинскими упражнениями, и упражнениями для поддержания тела в боевом состоянии – как еще могла отреагировать его сущность на угрозу извне? Только уничтожением этой угрозы, и никак иначе! Боевые годы даром не проходят.

После ухода не прошло и минуты, как в комнате появилась симпатичная девушка в синей форме, которая усиленно напускала на себя важность и значимость. Следователь строго спрашивала Сергара о том, что произошло в камере, он вяло отвечал, находясь в странном, каком-то отстраненном состоянии. Голос девушки слышался далеко-далеко, как сквозь вату, и зудел, зудел, зудел.

От девушки пахло благовониями – здесь их называли «духами», этот запах смешивался с запахом тюрьмы, дав странную атмосферу, ни на что доселе не похожую. В коридоре гудели голоса, сливаясь в однообразный фон, прерываемый выкриками какого-то мужчины, чего-то требующего, чем-то возмущающегося. Сергара ничего не возмущало. Он ничего не требовал, ничего не хотел, только чтобы его оставили в покое.

Не выдержав, сказал об этом девушке в синей одежде, она замолчала и перестала задавать вопросы. Сергар попросил ее принести попить, но девушка как будто не поняла, и тогда он просто закрыл глаза и свесил голову на грудь, после чего больше не сказал ни слова.

* * *

– Юль, ты не видишь, что ли, – он вырубился?! Ты чего таращишься на него? «Скорую» давай!

– Вызвала уже. Игорь, вот ты приволок всем проблему! Он вообще странный – говорил на непонятном языке! Он что, иностранец?

– Какой иностранец? Хм… не знаю. Вроде нет. Я ему пожрать принес. Он говорил, бабка его лечила и дала какое-то снадобье, от которого хочется есть. И что, если он не поест, может умереть.

– И что ты молчал? Сразу надо было «Скорую» вызывать! Вот помрет, кто будет отвечать? Я?

– А кто? Ты приняла, и все претензии направляй к начальству. Я свое дело сделал!

– Вот всегда так! Вечно следователи крайние! А вы ни за что не отвечаете!

* * *

– О! Наконец-то, приехали! Вот сюда!

– Снимите наручники, вы что, с ума сошли?! Мы его забираем.

– Как забираете?! Он убийца!

– Я не знаю, кто он – карманный вор, насильник или убийца, – если его сейчас не увезти в стационар, он умрет! Пишите тогда отказ и берите ответственность на себя! Я в этом случае не отвечаю за его жизнь! Капитан, дадите бумагу?

– Следователь – вот, она решает. Все вопросы к ней.

– А я-то что?!

– Он на тебе висит, а кто еще-то?!

– Черт! Черт! Игорь, чтобы тебя черти унесли! Тащите в машину, а ты поедешь с ним! И проследишь, чтобы он не сбежал! Я сейчас к начальству, подам рапорт, чтобы обеспечили охрану! Ох, ты и притащил нам засаду!

Отправить