Глава 11

— А поехали куда-нибудь вдвоем! — неожиданно предложила госпожа Момоко спустя две недели после нашей встречи. — В Окутаме очень хорошо, — продолжала она, сверкая глазами.
В легкой растерянности я согласно кивнула.
Она продолжила, мол, там есть огромная гора с известным святилищем на самом верху. Оттуда открывается чудесный вид, свежий воздух — просто замечательно! Остановимся в отеле на горе и отдохнем. Как подружки. Разве не здорово?
Мне стало немного не по себе от осознания того, что мы поедем куда-то вдвоем. У меня было чувство, что мной манипулируют. Но госпожа Момоко крепко держала меня за руку и ждала, когда же я отвечу «да».
В течение двух недель после нашей первой встречи и до этого приглашения я регулярно наведывалась в лавку Морисаки. И по просьбе дяди, и чтобы повидаться с госпожой Момоко. Мы частенько могли разминуться с дядей, потому что я заходила по вечерам после работы, но зато тетя всегда была в комнате на втором этаже.
Она очень радовалась моим визитам и всегда кормила меня домашней едой. В небольшой кухне, которая была тесновата для меня, госпожа Момоко чего только ни готовила. Вареные бурые водоросли, мясо с тофу, жареную ставриду в остром соусе, осьминога с вареным дайконом, жареную сайру с солью, мисо с жареным тофу, корнями и листьями дайкона. Вкус этих блюд напоминал мне стряпню мамы, поэтому я начала приходить только ради еды. Днем, стоило мне позвонить с работы, она, точно молодая женушка, обязательно спрашивала: «Что сегодня хочешь поесть?» И я каждый раз заказывала то одно, то другое.
Первые несколько раз госпожа Момоко говорила, что угощает, но потом я настаивала на том, чтобы все было поровну, и оплачивала ей половину стоимости ингредиентов. В конце концов, госпожа Момоко начала нехотя принимать деньги.
— Вы так вкусно готовите, тетя Момоко! — от всего сердца сказала я, в очередной раз придя в гости и с удовольствием поедая расставленную на столике еду.
— Ты ешь с таким аппетитом, Такако, — отметила она, при этом уплетая порцию вдвое больше моей. Оставалось только гадать, как в такой маленькой женщине умещается столько еды.
— Но ведь это правда вкусно, — ответила я, разгрызая маринованную редьку.
— Ты сама не готовишь?
— Готовлю, но только что-то вроде пасты.
— Нелегко придется твоему парню.
— Неужели?
На самом деле я никогда не угощала едой любимого человека. Всегда избегала таких вещей, потому что мне было неловко. Вообще, у меня и не было отношений как таковых.
— Мужчины очень просты. Их всегда можно покорить едой, — кокетливо усмехнулась госпожа Момоко и посоветовала мне хорошенько это запомнить, но я совсем не понимала мужчин. Скорее, госпожа Момоко покорила меня.
Конечно, я не забыла о дядиной просьбе и пыталась что-то выведать. Но госпожа Момоко постоянно уводила разговор в другую сторону. Даже если я прямо спрашивала, она ловко, точно угорь, ускользала от ответа со словами: «Кто знает, кто знает». Я не была болтливой, поэтому разговор постепенно сходил на нет. И еще стоило передо мной появиться еде, как я тут же забывала абсолютно обо всем. Это случалось каждый раз, поэтому ничего не двигалось с места.
Тем не менее я многое о ней узнала — алкоголь развязывал ей язык, поэтому я предлагала ей выпить несколько раз. Когда ее родители скончались, она перешла под попечительство тети в Ниигате, после выпуска из средней школы сразу же начала работать на небольшой фабрике, потом в двадцать один год в одиночку переехала в Токио, там влюбилась в молодого и многообещающего фотографа (здесь я даже невольно спросила, неужели так и было) и т. д.
Госпожа Момоко жила в Париже, потому что у ее возлюбленного как раз появилась возможность поработать там, и она отправилась за ним. К тому же она была настолько дерзкая, что сделала это без его согласия.
— Я была молода и глупа… У меня все мысли были заняты только им. Но я только потом узнала, что в Японии у него была семья: жена и дети. И мы расстались. По правде говоря, я очень хотела свою семью, но совсем не планировала таким образом разрушать чужую… — рассказывала госпожа Момоко, смотря куда-то вдаль.
И вот тогда дядя Сатору встретился с госпожой Момоко, которая страдала от слепой любви. И сначала она подумала, что не может его оставить, поэтому заботилась о нем, и постепенно они полюбили друг друга.
— Я этого не знала! — поразилась я, услышав историю этих двоих.
— Сатору ревновал меня к моему прошлому. Поэтому не очень хотел рассказывать об этом, — пожала плечами госпожа Момоко.
И все же она сразу же разгадала причину моих частых визитов.
Однажды вечером, когда мы, как обычно, сидели вдвоем за столом, госпожа Момоко, попивая маленькими глоточками саке, неожиданно с ухмылкой спросила:
— Такако, тебя Сатору попросил, да?
— Что? О чем вы?
Хоть я и занервничала, но пыталась разыграть не самое умелое представление. Однако все было напрасно. Госпожа Момоко с чрезвычайно довольным выражением лица ущипнула меня за щеку.
— Я ведь знаю, о чем он думает. Я тебе не очень нравлюсь, да, Такако?
У меня бешено колотилось сердце, пока ее пальцы сжимали мне щеку. Все было шито белыми нитками. В глубине души я действительно малость недолюбливала госпожу Момоко. Не сказать, что она мне совсем не нравилась, но если бы меня спросили, люблю ли я ее, затруднилась бы с ответом. Однако я бы уверенно могла заявить, что обожаю ее стряпню.
Для меня она была совершенно непонятным человеком. В этом смысле дядя Сатору тоже казался мне таким, но она была другая: сколько с ней ни разговаривай, все равно ближе она не становилась. Иногда мне казалось, что мы разговариваем, находясь на разных берегах, а между нами огромное расстояние.
Я не знала, что ответить, и госпожа Момоко весело рассмеялась:
— Ничего страшного. Все равно я люблю тебя, Такако. Ты такая искренняя, честная и милая. Хотелось бы мне обладать такой красивой душой.
— Не такая уж и красивая у меня душа.
Я огрызнулась, потому что подумала, что она подкалывает меня. Но госпожа Момоко почему-то грустно сказала, что она действительно так считает.
— А вот я постоянно лгу, — добавила она и ненадолго замолчала.
От меня не ускользнуло мимолетное выражение ее лица. В тот момент мне показалось, что у меня как будто получилось дотронуться до ее души. Но это длилось лишь мгновение.
Сразу после этого она снова напустила на себя привычный радостный вид и живо протараторила:
— Слушай, а не поехать ли нам куда-нибудь? Пока еще не сезон красных кленов, зато людей мало, и сможем спокойно отдохнуть. Ты сильно загружена? — наседала она на меня.
— Нет, у нас довольно гибкая компания…
— Тогда договорились?
— Эм, ну…
Сначала я хотела отказаться, но потом вспомнила ее недавнее выражение и в итоге со словами «что ж, поедем» кивнула.
Не знаю, как правильно выразиться, но в тот момент я что-то внезапно почувствовала. Не совсем душевное волнение, не что-то настолько значительное. Я определенно уловила в лице госпожи Момоко что-то невыразимое словами, какой-то знак, на который нельзя закрывать глаза.
* * *
До этого разговора с тетей Момоко о поездке мы еще дважды виделись с Вадой в «Субоуру». Оба раза я как раз возвращалась от госпожи Момоко и по пути заглядывала в кофейню. Похоже, он в самом деле бывал там постоянно. Так же как и в нашу первую встречу, он сидел за тем же столиком у окна и, подперев щеку, смотрел на улицу.
Я сама не понимала, хочу я встретиться с ним или нет. Не думаю, что я ходила в кофейню с какими-то конкретными ожиданиями. Но заходя туда и останавливая взгляд на спине Вады, я коротко окликала его.
Каждый раз, когда я с ним здоровалась, он как будто просыпался, поводя плечами. Потом секунд пять смотрел на меня, чтобы понять, кто я, и с улыбкой говорил в ответ:
— Здравствуй.
Он предлагал мне сесть напротив, и мы продолжали разговор. Мы просто говорили о том о сем, но почему-то я чувствовала себя умиротворенно. Однажды перед закрытием кофейни мы вышли вместе и прогулялись до императорского дворца.
— Что ж, до встречи.
— До встречи.
Мы не обменивались номерами телефонов, поэтому не было гарантий новой встречи, но расходились мы именно с этими словами.
Потом, когда я зашла в кофейню в третий раз, его не было. Конечно, я ничего не ожидала, но чувствовала себя опустошенной, как будто меня окатили ледяной водой. И все же я решила, что было бы более странно, если бы он действительно оказывался в кофейне постоянно.
В тот вечер я сидела за стойкой и спросила о нем у хозяина кофейни. Он тоже видел, что я общаюсь с Вадой, поэтому вспомнил его и кивнул.
— Он не очень приметный посетитель. В последнее время постоянно заходит по вечерам. Не помню, чтобы он приходил к нам раньше.
— Не неприметный, а спокойный, — немного поправила я его.
— Прости. Но мне кажется, он всегда так долго тут сидит.
— А разве он не с тобой приходит встретиться, Такако? — вдруг выпалил стоящий поблизости Такано. — Со стороны вы так хорошо смотритесь вместе.
Я с разинутым ртом уставилась на него и серьезно ответила:
— Совсем нет!
— Ой, не сердись так!
— А ты не болтай лишнего!
— Извините! — воскликнул Такано и сбежал от начальника.
Поднеся к губам кружку с кофе, я еще раз про себя сказала, что это невозможно, и выбросила слова Такано из головы.
Но если бы это и правда было так?
Вада потрясающий человек. Очень воспитанный и с чувством юмора. Еще и в книгах разбирается. Не скупится на похвалу, громко не смеется. Наверняка он пользуется большой популярностью у девушек.
А что насчет меня?
Размышляя об этом, я почувствовала, что владелец кофейни снова пристально смотрит на меня.
— Послушайте, вам лучше отказаться от привычки внимательно разглядывать людей. Девушки особенно этого не любят, — заметила я холодно, на что он громко рассмеялся и следом за Такано скрылся на кухне.
Потеряв мысль, я решила почитать «По дороге на склон», о котором рассказывал Вада. Когда я заглядывала к госпоже Момоко, то перед самым закрытием лавки нашла эту книгу на полке. Когда дядя заметил ее у меня в руках, то косо посмотрел и буркнул:
— Так себе произведение.
— Я знаю, — отозвалась я, отдала ему сто йен и забрала книгу.
Там было всего двести страниц, поэтому я прочитала ее за вечер: пока была в «Субоуру», по пути домой и перед сном.
Как и говорил Вада, это была история о несчастной любви.
Послевоенный, восстанавливающийся Токио. Главный герой — неизвестный писатель Мэсида Мацугоро знакомится с красавицей Укиё в предгорном кафе Modern и влюбляется с первого взгляда. Поначалу она совсем не замечает Мацугоро, но он продолжает ходить в кафе каждый день, говорить о своих чувствах и, наконец, сближается с Укиё. Кажется, настали счастливые дни, но из-за долгов отца, которые ложатся на плечи Укиё, ей ничего не остается, как выйти замуж за сына кредитора. Неуверенный в завтрашнем дне, Мацугоро никак не мог помешать этому.
В отчаянии и одиночестве Мацугоро, точно одержимый, продолжает писать роман. Им движет мысль, что, если он прославится, возможно, ему удастся вернуть Укиё. Дожив почти до сорока лет, Мацугоро исполняет свое заветное желание как писатель. Но он узнает, что Укиё тяжело заболела и умерла.
После этого Мацугоро глушит тоску в алкоголе, беспорядочных связях с женщинами и наркотиках. От такой жизни его здоровье пошатнулось, но, ни на секунду не забывая об Укиё, он продолжает каждый день ходить в кафе, где они впервые встретились. И одним зимним вечером, возвращаясь оттуда, он заходится кровавым кашлем и падает. В полубессознательном состоянии он продолжает вспоминать лишь образ Укиё…
Впечатленная душераздирающими чувствами Мацугоро, закончив читать, я почувствовала пустоту. Страницы книги намокли от моих слез.
Завернувшись в одеяло, я уснула с мыслями о том, что Вада очень романтичный человек.
Мне приснилось, что я стала хозяйкой того кафе из романа и, тряся Укиё за плечи, убеждала ее остаться с Мацугоро.
