Глава 7. Мифологический мир в изобразительном и декоративном искусстве

Мифологическое сознание пронизывало все сферы жизни древних скандинавов и отражалось не только в верованиях и ритуалах, в устной словесности, позднее — в письменных текстах в форме мифов, но и в искусстве — изображениях на камнях, оружии и украшениях, резьбе по дереву. Многочисленные и многообразные памятники свидетельствуют о стремлении скандинавов передать в визуальной форме важнейшие понятия, определяющие мифологический мир, и запечатлеть события, о которых рассказывается в мифах.

Традиция изображения мира богов и мира людей в Скандинавии восходит к бронзовому веку (1800–500 гг. до н. э.). Шведская провинция Бохуслен славится огромным количеством и разнообразием петроглифов — рисунков, выбитых на камне. Cотни фигур людей и животных, кораблей и различных символов покрывают скальные выходы. Значение многих изображений лишь угадывается, некоторых — более или менее поддается объяснению. Огромная мужская фигура более двух метров высотой с поднятым копьем — предположительно верховное божество. Мужчины с поднятыми топорами вступают в борьбу или совершают некий воинский ритуал. Неисчислимо количество лодок, некоторые их группы насчитывают десятки. Лодки играли важную роль в жизни прибрежного общества: они были и средством коммуникации, и необходимым инструментом для рыбной ловли. Рисунки очень точно передают конструкцию лодок — археологи не раз находили затопленные ладьи, подобные нарисованным. Некоторые ладьи достаточно велики по размерам: в них сидят люди, до 10–12 человек — гребцы, они же воины. Нос и корма ладьи украшена штевнями с головами животных (коней?), как позднее, в эпоху викингов, на нос и корму боевых кораблей будут насаживаться вырезанные из дерева головы драконов. На носу ладьи изображены рулевой, воин, дующий в лур — духовой музыкальный инструмент, и стоящий во весь рост, видимо, вождь команды, поднявший в руке топор. Изображена ли здесь бытовая сцена или некий мифологический сюжет, сказать невозможно.

Во времена создания петроглифов, несомненно, существовал культ солнца, о котором позднее писал Цезарь (см. ). С этим культом связан ряд символов: колесо, разнообразные круги. Один из кругов с отходящими от него трезубцами — лучами (?) как будто вращают две женские фигуры — в мифологии эпохи викингов солнце несут два коня, один ночью, другой днем.

Если в петроглифах бронзового века мы не находим явственных перекличек с мифологией I тысячелетия н. э., то уже в первые века нашей эры в изобразительном и декоративном искусстве, прежде всего на каменных стелах, появляются узнаваемые мифологические образы и сюжеты. Нередки сцены из мифов на мемориальных стелах с руническими надписями XI в. в Швеции, особенно в Свеаланде, не только дающие представление о самих мифах, но и свидетельствующие об их актуальности уже после принятия христианства. Наибольшее же число насыщенных мифологическими аллюзиями изображений происходит с острова Готланд и датируется V–XI вв. Около 700 каменных стел несли рельефы (многие теперь полностью или почти полностью стерты), посвященные мифологическим и героико-эпическим сюжетам и образам. На многих камнях сохранились следы краски, т. е. изображения или их фон были окрашены.

Древнейшая группа рисованных камней (группа А) датируется V–VII веками. Это обтесанные со всех сторон известняковые плиты с расширяющейся верхней частью в виде лезвия топора, вдоль которого, а иногда и по бокам камня идет кайма с геометрическим орнаментом. Прообразы изображений находят в позднеантичном искусстве, но эти мотивы и образы были переосмыслены и включены в иной контекст — контекст представлений о загробном мире и погребальных ритуалах. Не случайно большинство камней было установлено на территории могильников, хотя сами памятники не связаны с конкретными погребениями.

Для памятников этой группы стел характерны вертикальная осевая симметрия и изображения вихревых (вращающихся) кругов или кругов со спиралями внутри. Эти круги трактуются как изображение небесных светил. По центру на камне из церкви в Бро, как и на большинстве других камней этой группы, под кругами изображена ладья с гребцами — традиционный символ переправы из мира живых в мир мертвых. Ту же цель преследовало использование лодок в погребальном обряде, который стал одним из наиболее распространенных в Скандинавии в середине VI в.: умерший снабжался средством для перехода в иной мир. Погребения в ладье находят археологи, упоминается этот обряд и письменными источниками как скандинавскими, так и иноземными. Наиболее подробно погребение в ладье было описано арабским путешественником Ибн Фадланом, посетившим в начале 920-х гг. г. Булгар на Средней Волге и лично наблюдавшим похороны руса (скандинава) (см. ). Знаком этот обряд и древнескандинавской мифологии: тело Бальдра вместе с многочисленными сокровищами было положено в ладью, которую пустили плыть по морю. Если вертикальная ось действительно, как иногда предполагается, разделяет симметрично организованные мир живых и мир мертвых, то помещение ладьи с симметрично поднятыми носом и кормой на осевой линии, знаменует ее промежуточное положение между двумя мирами.

Изображения на готландских камнях группы А отражают не только представления о переходе в загробный мир, но и о мироустройстве. Оно отражено на одном из самых ранних памятников, трехметровой стеле IV из церкви в Санда. Горизонтальная тонкая линия делит изобразительное поле примерно пополам. В верхней части расположены большой и два малых «вращающихся» круга — символы небесных светил и, соответственно, мира живых. Малые круги обвиты обращенными друг к другу змеями — прообразами будущего мирового змея Ёрмунганда. В центре на разделительной линии нанесено древнейшее изображение дерева с поднятыми ветвями и четко прорисованными корнями — мирового древа Иггдрасиля. Его ствол совпадает с вертикальной осью. Новейшие исследования памятника обнаружили некие, возможно, антропоморфные, изображения по обеим сторонам дерева. В нижней части памятника, по центру, как и на других стелах, вырезана ладья с навесом, на котором укреплены кольца или щиты, с поднятыми носом и кормой и сидящими в ней гребцами. Судя по положению гребцов, ладья плывет влево — левая сторона в архаических культурах ассоциировалась с чем-то зловещим, вредоносным, опасным.

Стела из церкви в Санда отличается еще одним редким изображением. Под тонкой горизонтальной чертой, в которую упираются корни мирового древа, такими же тонкими, но двойными линиями нанесен рисунок чудовища. Оно изображено в профиль с разинутой пастью и круглым глазом. Помещение чудовища под мировым древом напоминает о драконе Нидхёгге, который грызет корни Иггдрасиля. Однако сходные чудовища, но изображенные как бы сверху и поэтому имеющие два таких же круглых глаза и такую же разинутую пасть, помещены еще на пяти или шести камнях, причем на некоторых из них изображен человек лицом к чудовищу. Фигура всадника с поднятым копьем была недавно выявлена и на памятнике из Санда. Этот сюжет обычно сопоставляется с мотивом драконоборчества, широко распространенным в эпосе германских народов. Возможно, что одно из таких изображений — на памятнике из Hangvar Austers I — позволяет уточнить интерпретацию сюжета. Камень плохо сохранился, и большая часть рисунка почти полностью утрачена. Но над вращающимся кругом хорошо видно чудовище, а несколько ниже и левее — фигура человека, приподнявшего руку. Эту сцену можно было бы сопоставить с борьбой англосаксонского героя эпической поэмы Беовульва с огнедышащим драконом или Сигурда с драконом Фафниром. Однако прорись обнаруживает одну дополнительную и очень важную деталь: человек держит в руке не меч, а молот. Невольно вспоминается одна из сцен битвы богов с чудовищами:

Тор принадлежит к древнейшему общегерманскому пантеону, и его главным атрибутом является молот Мьёлльнир. В битве богов Тор должен сразиться с мировым змеем Ёрмунгандом и погибнуть. Очень заманчиво отождествить изображение чудовища на камне из Аустерс с мифом, записанным в XIII в., и предположить, что в этом рисунке отразились представления о конце мира и битве богов с чудовищами. Это значило бы, что мифы о гибели богов сложились еще в общегерманскую эпоху.

Интерпретация комплекса изображений на камне IV из церкви в Санда, как и на других памятниках группы А, как единого нарратива затруднительна. Однако рисованные камни группы А вполне отчетливо свидетельствуют, во-первых, о сложившемся противопоставлении мира живых и мира мертвых. Загробный мир виделся как зеркальное отражение мира земного. Медиаторами (посредниками) между ними служили прежде всего ладья, но также и конь. С их помощью осуществлялся переход умершего из мира живых в мир мертвых. Во-вторых, несомненно, уже оформилась в целом, если не в деталях, мифологическая картина мира с тремя «космическими» зонами и мировым древом как его организующим стержнем в вертикальной проекции. В-третьих, если интерпретация мотива драконоборчества как битвы Тора с мировым змеем на камне из Аустерса верна, то миф о битве богов с хтоническими чудовищами (и гибели мира?) возник не позднее середины I тысячелетия н. э. В нем отражался комплекс эсхатологических представлений.

Мифологический мир наиболее разнообразно представлен на камнях VIII–X вв. (группы C и D). Это высокие, до 3 м, памятники. По краю камня идет кайма с геометрическим орнаментом. Изобразительное поле разделено на несколько горизонтальных ярусов, от двух до шести, в каждом из которых представлены сцены на мифологические и героико-эпические сюжеты. Связь изображений с мифами и героико-эпическими сказаниями, как они запечатлелась в письменных текстах XIII в., значительно очевиднее. Еще непосредственнее и отчетливее обнаруживается и воплощение в них представлений о мироздании.

Форма камня представляет собой дерево с широкой кроной на толстом стволе. Памятник, таким образом, мыслился как мировое древо, и в соответствии с вертикальной организацией мира каждый из ярусов посвящался определенному виду сюжетов. В верхнем ярусе, вне зависимости от их числа, помещается центральное в сюжетике этих памятников изображение Вальхаллы и ее обитателей. Ее место в изобразительном пространстве камня соотносится с мифологическими представлениями эпохи викингов о ней: Вальхалла находится в Асгарде, который расположен в вершине Иггдрасиля. В нижнем ярусе — у корней древа — размещается изображение корабля с мачтой и парусами из переплетенных лент, иногда плывущий по гребням волн в царство мертвых. Нос и корма корабля высоко подняты, и на штевнях некоторых из них помещены спирали, головы драконов или другие изображения — как на боевых кораблях викингов. В корабле находятся воины-гребцы, держащие щиты вдоль бортов. Сюжетика верхнего и нижнего ярусов связана с мифами о «героическом» мире мертвых, в котором должны обитать воины, павшие в сражениях и готовящиеся к последней битве богов, — в отличие от памятников группы А, где отразились лишь самые общие представления о загробном мире.

На камнях представлены как бы два этапа путешествия погибшего воина в мир мертвых: сначала на корабле он отплывает от мира живых. Пристав к берегам загробного мира («Берегу мертвых»), воин пересаживается на коня, на котором и въезжает в Вальхаллу. На нескольких камнях воин изображен на восьминогом коне Одина Слейпнире. Иногда этот сюжет интерпретируется как въезд в Вальхаллу самого Одина — в отличие от конунга или воина, едущего на обычном, четвероногом коне.

На наиболее простых по набору изображений двухярусных памятниках отражены только эти два основных сюжета: Вальхалла и корабль. На валькирия с питьевым рогом в руках приветствует всадника, на поясе которого висит меч. Под передними ногами коня помещена верхняя часть валькнута, переплетения трех треугольников, — нередкий мотив на памятниках этих групп. Над всадником и валькирией, очевидно, была изображена какая-то фигура — на других камнях здесь иногда помещали «птиц битвы» — орла или ворона, пожирателей трупов на поле сражения.

На памятнике того же типа всадник со щитом держит копье — оружие Одина. Гибель от удара копьем обеспечивала воину место в Вальхалле. Всадника встречает валькирия с рогом, а дорогу в Вальхаллу как бы указывает идущая впереди собака. Впрочем, в одном из мифов («Сны Бальдра») собака охраняет вход в загробный мир. Над всадником сражаются эйнхерии, вооруженные щитами и мечами, а за ним бородатый мужчина несет «кольцо клятвы»: на золотом или серебряном кольце — браслете или шейной гривне — приносили присягу в суде или клятву верности господину в соответствии со скандинавской правовой традицией.

На всех изображениях всадника на Слейпнире обычно слева вверху помещен рисунок некоего строения с большим количеством дверей. Очевидно, это изображение самой Вальхаллы, тогда как изобразительное поле, на котором высечены всадники, валькирии с рогом, сражающиеся эйнхерии и др., должно представлять загробный мир, где правит Один и в котором находится Вальхалла.

Еще одно изображение Вальхаллы мы находим на более позднем, Х — XI вв., памятнике I из церковного двора в Санда. Рельефы на этом памятнике интерпретировались по-разному, вплоть до их объяснения как христианской сцены поклонения волхвов (отсутствие младенца Христа заставило отказаться от этой гипотезы). Наиболее убедительным и признанным остается их прочтение в мифологическом контексте. Изображение сохранилось лишь в верхнем ярусе. Вместо орнамента на ленте, окаймляющей округлый верх камня, нанесено начало рунической мемориальной надписи «Родвисл и Фарбьёрн и Гунбьёрн». Ее продолжение, вероятно, находилось на несохранившихся горизонтальных полосах под верхним ярусом. Лента с надписью образует как бы свод, опирающийся на ромбы и основание в виде сложного переплетения лент. В центре помещена процессия из трех человек, первый из которых имеет на голове остроконечный шлем и держит в руке копье. Вероятно, это группа воинов, шествующих в Вальхаллу, а первый бородатый мужчина с копьем — вождь или конунг, за которым следуют его дружинники. Круглое пятно за ними может быть связано с нижележащим рисунком — прямоугольником с четырьмя зубцами. Предполагается, что это погребальный костер с языками пламени. Тогда перед нами два этапа посмертного «существования» павших воинов: их сожжение и последующее шествие в Вальхаллу.

Над ними в специальной рамке, которая должна представлять стены и пол дома, изображены две сидящие на стульях с высокими спинками (на тронах?) и одна стоящая между ними фигуры. Слева сидит женщина с поднятой рукой, справа восседает бородатый мужчина, держащий одной рукой копье. Стоящий мужчина в шлеме (?) обращен лицом к сидящему и тоже сжимает древко копья. Предположительно эта сцена изображает Одина и его жену Фригг, сидящих на тронах в Вальхалле и принимающих клятву верности вновь прибывшего воина.

Шествие воинов в Вальхаллу — один из распространенных мотивов. Как правило, ему посвящен второй или третий ярус изображений. На памятнике I из Tjängelgård процессии воинов занимают второй и третий ярусы, под которыми помещен традиционный «корабль мертвых» с гребцами. В верхнем ярусе, в отличие от большинства памятников, представлена сцена сражения, над которой парят «птицы битвы». Пешие воины держат поднятые мечи, а всадник лежит под копытами своего коня. Средний из воинов изображен падающим, возможно, от удара боевым топором, который держит расположенный над ним воин. Эта сцена существенно отличается от обычного сражения эйнхериев, прежде всего тем, что в ней присутствует убитый и, возможно, раненый воины. Согласно мифу о Вальхалле, эйнхерии не наносят друг другу ранений и тем более не убивают друг друга. Поэтому, скорее, здесь изображено сражение, убитые в котором отправятся в Вальхаллу.

Второй и третий ярусы заняты картинами двух шествий. Во втором ярусе восьминогий конь Слейпнир, над которым парит или на котором лежит человек, идет вправо. Спиной к нему, в противоположную сторону направляются трое мужчин, держащие в руках опущенные мечи, первый из них несет перед собой щит. Эта сцена не имеет параллелей ни на рисованных камнях, ни в известных нам мифах. Предполагается, хотя и не уверенно, что это может быть погребальная процессия. Более традиционна сцена в третьем ярусе. Маленькая фигура предположительно валькирии приветствует всадника со щитом и кольцом в поднятой руке. За всадником следуют четыре воина с мечами на поясе, также поднимающие вверх кольца. Между ног коня помещены пересекающиеся треугольники — валькнуты. Очевидно, это еще одно изображение шествия в Вальхаллу конунга, едущего на коне, и его пеших воинов. Кольца в руках воинов и разбросанные вокруг них служат «кольцами клятвы», которые несут прибывающие в Вальхаллу, чтобы принести Одину присягу верности. Одновременно они могут напоминать о волшебном кольце Одина Драупнире, которое каждую девятую ночь приносило восемь золотых колец и которое Один отдал Бальдру. Можно предполагать, что все изображенные на камне сцены объединены общим сюжетом. В верхнем ярусе повествуется о гибели вождя и его дружины в сражении, во втором — изображена погребальная процессия, сопровождавшая его похороны, в третьем — его въезд в Вальхаллу вместе с дружинниками. Этот памятник, один из наиболее поздних рисованных камней групп D, — единственный, на котором можно уловить цепочку сцен общего сюжета, хотя и расположенных в необычной последовательности. В основном же между вторым и нижним ярусами располагаются сцены различных как мифологических, так и героико-эпических сюжетов.

Мифологические образы и сюжеты, не связанные с тематикой загробного мира и эсхатологическими представлениями, нашли отражение не только в изображениях на готландских рисованных камнях и рунических памятниках, но и в декоративно-прикладном искусстве. Однако их интерпретация, как правило, еще более сложна. Несомненно, некий мифолого-магический смысл имели, например, изображения масок и животных на знаменитой золотой пекторали (нагрудном ожерелье) из Вестеръётланда (Швеция). Всего таких пекторалей в Швеции было найдено три. Все они датируются временем около 500 г., т. е. одновременны готландским рисованным камням группы А. Повторяются семь стилизованных изображений животных: удается распознать вепря, возможно коня; птиц, вероятно ворона; змеи или дракона. Некоторые из них весьма схожи с изображениями на готландских камнях, как, например, свернувшийся в виде восьмерки змей или дракон. Изображения животных чередуются с масками, которые впервые встречаются на этой пекторали. Этот сюжет получит большое распространение в эпоху викингов. Человеческое лицо с широко разинутым ртом будет высекаться на камнях, отливаться из серебра, бронзы или простого металла в виде подвесок, которые иногда нанизывались по несколько штук в виде ожерелья. Значение этих подвесок неизвестно. Предполагается, что они должны были изображать Одина и служить оберегами. Маски другого типа, возможно, изображали просто викинга.

Изображения Одина мы встречаем не только на подвесках. Уже в V в. его фигура отчеканивается на золотых брактеатах — тонких круглых пластинках с изображением на одной стороне. Они чаще всего использовались тоже как подвески, но на них нередко наносились рунические надписи: магические заклинания. Рисунки на ранних брактеатах подражали позднеримским монетам и медалям, но вскоре возникли собственно скандинавские мотивы, а изображение римского императора-всадника было стилизовано и превращено в изображение Одина. На брактеате № 42 с острова Фюн (V в.) Один представлен в виде всадника; на его плече сидит ворон с загнутым клювом — таких воронов, отлитых, как правило, из драгоценных металлов, археологи находят от Восточной Англии до Руси. Изображения Одина вместе с воронами имеют долгую традицию. Этот мотив использовался при изготовлении фибул-брошей. На пластинке, украшавшей шлем (VII в.), Одина, сидящего на коне со щитом и копьем, сопровождают два ворона, Хугин и Мунин. Бронзовое навершие (посоха? трости?), найденное в Старой Ладоге, представляет голову Одина в ритуальном головном уборе с рогами, окончаниям которых придана форма воронов (середина VIII в.). Открытый рот Одина подсказал распространенное ныне название этой фигуры — «поющий Один». Правда, вероятнее, что Один не поет, а произносит магическое заклинание. Надо особо отметить, что один глаз Одина изображен зрячим, со зрачком, а второй — «пустой», невидящий, что отсылает к мифу о получении асом магических знаний и мудрости в обмен на глаз. Распространенность этого мифа подчеркивает «исправление» одной из бронзовых пластин из Торслунда (VI–VIII вв.; для оттиска накладок на шлемы. Она изображает ритуальную сцену, но танцующий воин с двумя шестами (копьями?) первоначально имел оба глаза, позднее правый был преднамеренно выбит, чтобы увеличить его сходство с Одином. Возможно, что и с самого начала эта фигура должна была обозначать Одина — его головной убор очень похож на головной убор «поющего Одина» из Старой Ладоги, но какой-то владелец пластины решил подчеркнуть характерную черту облика аса — одноглазие.

Другим образом, сопрягаемым в мифах с Одином, наряду с воронами являются валькирии. Изображения Одина вместе с девами битвы неизвестны. Однако образ валькирии был очень популярен в древнескандинавском искусстве. Археологи обнаруживают и в Скандинавии, и на Руси подвески-валькирий с рогом в руках — почти копии рисунков на готландских камнях. Скульптурное изображение валькирии со щитом и мечом было совсем недавно найдено в Дании.

Фигура Одина занимает центральное место в декоративно-прикладном искусстве начиная с V и по XI в. — ни один другой бог не удостоился такого количества и такого разнообразия изображений. Однако мифы, связанные с ним, почти никогда не находили отражения в изобразительном искусстве. Пожалуй, единственный, который был запечатлен в камне, это миф о получении Одином меда поэзии. На готландском камне III из Stora Hammars (IХ — Х вв.) во втором ярусе изображены ётун Суттунг, владелец напитка, поднявший дубину, чтобы напасть на Одина. Перед ним стоит его дочь Гуннлёд, соблазненная Одином и готовая отдать ему наполненный рог. Слева распластался орел, в которого превратился Один, чтобы спастись от Суттунга.

Среди других богов только Тор — причем по большей части, не сам Тор, а главный предмет его культа — представлен в прикладном искусстве. Этот предмет — молот Мьёлльнир. Найдено множество подвесок — молоточков Тора, выполненных из драгоценных металлов и из железа. Если первые были богато украшены филигранью и зернью, то вторые, подчас грубо сделанные молоточки часто нанизывались на обручи — шейные гривны. Особенно часто они встречаются в мужских захоронениях с оружием — погребениях воинов. Очевидно, они использовались как амулеты, которые должны были обеспечить покровительство и защиту Тора. Аналогичную функцию выполняли высеченные молоты Тора на рунических камнях.

И лишь один миф, героем которого является Тор, оказался чрезвычайно популярен в искусстве эпохи викингов. Это сюжет «рыбалки Тора» в мифе о добывании им котла для варки пива у ётуна Хюмира. Во время рыбной ловли на приманку Тора — голову быка — клюнул Ёрмунганд (см. ). Когда голова змея уже показалась над водой и Тор поднял молот, чтобы ударить его, Хюмир, перепугавшись, перерезал леску. «Рыбалка Тора» снискала особую популярность, и на нескольких камнях изображен: Тор, который сидит в лодке, подняв молот, и пытается вытащить Ёрмунганда из воды. Этот сюжет был известен и в Англии в среде скандинавских колонистов, найдя отражение на четырех с половиной метровом каменном кресте из Госфорда (первая половина X в.). Здесь изображены оба персонажа мифа, Тор и Хюмир в лодке, вокруг которой плавают огромные рыбы. Тор опустил в воду удочку с бычьей головой и ждет, когда наживку схватит Ёрмунганд.

В Скандинавии и на Руси было найдено несколько небольших статуэток, отлитых из бронзы или железа. Одна из них, обнаруженная в Исландии, может быть более или менее уверенно отождествлена с Тором. Бронзовая фигурка высотой около 7 см изображает Тора сидящим. Его голову венчает остроконечный шлем, в руках он держит крестообразный молот. Совершенно особенный вид молота Тора, который может быть интерпретирован и как крест, вероятно, связан с тем, что статуэтка была создана около 1000 г., когда христианство было принято в Исландии как официальная религия. Традиционные языческие и новые христианские представления соединялись подчас весьма причудливым образом (см. ). Предполагается, что это изображение Тора связано с мифом о возвращении похищенного у него ётуном Трюмом молота («Песнь о Трюме», см. ).

Еще одна статуэтка примерно такого же размера происходит из Рэллинге в Средней Швеции и также датируется поздней эпохой викингов. Она представляет собой сидящую фаллическую фигуру в конусовидном головном уборе и изображает Фрейра, бога плодородия. Еще две сходных статуэтки, найденные в Гнёздово под Смоленском и в Черной могиле в Чернигове, не имеют каких-либо определенных черт, позволяющих отождествить их с кем-либо из членов древнескандинавского пантеона.

В камнерезном искусстве нашел отражение еще один обитатель Асгарда — злокозненный Локи. На одной из панелей Госфордского креста изображена сцена наказания Локи за смерть Бальдра. На рельефе виден связанный Локи, над которым свисает змея, источающая яд. Над ним склонилась его жена Сигюн с чашей в руках, куда капает отрава.

На Госфордском кресте есть и другие изображения, отражающие миф о конце мира: трубящий в рог Хеймдалль, зовущий богов на битву с чудовищами, и Видар, раздирающий пасть Фенрира после гибели Одина. Мифологические сюжеты соседствуют на кресте с изображением распятия, отражая сложное взаимодействие языческих верований и христианства, о чем пойдет речь в .