Глава 11
— Батя, да это же совсем недолго! Ну, что ты, как маленький, в самом деле? Ведь не один же пойдёшь — все вместе. Я специально для этого из Черёмуховки приехал, день подгадал, чтобы ты выходной был!
— Отстань, Андрюха! Не хватало ещё в такую даль переться! Я в этой поликлинике полдня потеряю. А мне патроны заряжать надо — вот-вот сезон откроется.
— Так весь вечер твой! Зарядишь, сколько надо. Я тебе помогу.
— Спасибо, помощничек! Как-нибудь сам справлюсь. Вам блажь в голову стукнула — вы и идите. А я дома останусь.
Отец, как большинство мужчин, терпеть не мог больниц. И уговорить его сходить в поликлинику, чтобы сделать анализ крови, стало почти невыполнимой задачей. Чтобы заманить его туда, пришлось разработать целую операцию.
Мне повезло — у нас в Волхове не было отдельного онкологического центра. Врач вёл приём прямо в поликлинике. Я пришёл за два часа и терпеливо сидел в конце длинного коридора, не обращая внимания на суету возле других кабинетов. По странной случайности, возле кабинета онколога никого не было.
Врач оказалась полной женщиной за пятьдесят. Безразмерный белый халат туго обтягивал её огромные бёдра, на ногах были надеты домашние шлёпанцы. Подойдя к кабинету, она достала из кармана ключ и посмотрела на меня.
— Ну, чего сидишь? Заходи, — тяжело дыша, сказала она. После подъёма по лестнице врача мучила одышка.
Я проскользнул за ней в кабинет. Женщина опустилась на стул с металлическими ножками. Стул жалобно заскрипел.
— Давай направление.
— У меня нет.
Она достала платок и, не глядя на меня, вытерла мощную шею. Несколько раз взмахнула платком перед лицом и тоскливо посмотрела в окно, за которым шумели пыльные тополя.
— А чего пришёл?
В нескольких словах я объяснил ей суть дела.
— Сперва к терапевту идите, — лениво сказала женщина. — Если направление даст — тогда ко мне.
— Да не пойдёт мой отец к терапевту, — сказал я, ощущая полнейшее бессилие. — Я его кровь-то сдать еле уговорил. Мне бы только анализ сделать...
Женщина молчала, по-прежнему глядя в окно.
— Это ведь несложно — один анализ, — как можно убедительнее продолжил я.
— Мужики! — вдруг сказала женщина. — Мой вот тоже отбрыкивался. Не пойду, говорил, и не уговаривай! И что?
Она посмотрела на меня.
— Что? — спросил я.
— А ничего.
Женщина с трудом наклонилась и достала из ящика стола бланк. Проставила какие-то значки напротив пунктов и протянула бланк мне.
— Медсестре в процедурном отдашь. Скажешь, чтобы результаты принесла мне. Приходи в пятницу, после двух.
— Спасибо, — сказал я, пряча бланк в карман.
Женщина молча махнула полной рукой и отвернулась к окну.
Затем я подкараулил у дверей процедурного кабинета молоденькую медсестру и объяснил ей, что мне нужно. Девушка посмотрела сквозь меня равнодушным взглядом и кивнула.
Но коробка «Вишни в шоколаде», которую мама бережно хранила с Нового года, сделала своё дело. В глазах медсестры появился живой интерес.
— Не перепутайте фамилию, пожалуйста! — попросил я. — Синицын. Я зайду сразу после него и напомню вам. Завтра вы работаете?
— Да, я.
Девушка улыбнулась и спрятала коробку с конфетами в стол.
Да, маму тоже пришлось подключить к операции. Это было несложно. Я объяснил ей, что беспокоюсь о здоровье отца, и она тут же меня поддержала.
Целую неделю мама обстоятельно рассказывала отцу обо всех случаях, когда кому-нибудь из её знакомых, или знакомым знакомых требовалось срочное переливание крови.
— Она две недели пролежала! Уже посинела вся — еле успели!
Отец вздыхал, но терпел.
— А вот у Уваровых был случай! Знакомого жены мотоцикл сбил. Нужна кровь для переливания, а донора не найти! Группа крови неизвестна! Пока анализ делали — он уже...
— Да знаю я свою группу крови! — не выдержал отец.
— А болезни?
— Да тьфу на тебя! Какие болезни?!
— А вот у Семёнкиных был случай...
В общем, мама своего добилась, и отец дал принципиальное согласие на обследование. Тут уже присоединился я, и после недолгих яростных боёв мы назначили день похода в поликлинику.
— Ну, что я говорил? Здоров, как бык!
Отец торжествующе помахал перед моим носом тощей картой, куда участковый врач заносил сведения о его болезнях.
— А вы с матерью заладили — Уваровы да Семёнкины! Возьмите!
Он протянул карту пожилой медсестре, которая скучала в окошке регистратуры. Медсестра нехотя поднялась со стула.
— Вот и отлично, батя!
У меня и в самом деле, отлегло от сердца. Сейчас отец здоров, а за полгода я ещё что-нибудь придумаю. Будет сдавать у меня анализы, как миленький — не отвертится!
— Значит, так, Андрюха! За то, что вы мне все нервы вымотали — с тебя охота! И баня с пивом!
— Да кто же против-то, батя? Приезжай на открытие. Только заранее предупреди, чтобы я лодку для тебя оставил.
— Да я свою привезу, — гордо заявил отец. — На резиновой по камышам удобнее пробираться.
— Ну, как знаешь!
* * *
Собаки привычно заскулили и забегали, когда я подошёл к вольеру. Бросаясь передними лапами на прогибающуюся сетку, они тявкали, недоумённо поглядывая на мои пустые руки.
Я с замиранием сердца отпер замок вольера.
— Ну, идите — побегайте!
Псы, не веря своему счастью, глядели то на меня, то на дверь. Серко решился первым — подбежал и толкнул меня головой в колени. Я сделал шаг в сторону.
— Давай!
Серко вышел из клетки, задрал голову и дрожащими ноздрями втянул утренний воздух. Потом тоненько заскулил и рванул в лес. Бойкий, едва не сбив меня с ног, ринулся за ним. Миг — и собаки исчезли в зарослях орешника, которые окаймляли опушку ближнего ельника.
Поглядев им вслед, я улыбнулся. Каждое живое существо радуется свободе. А лайку вообще нельзя долго держать взаперти. От этого она теряет охотничьи навыки, становится вялым и равнодушным дворовым псом.
Я прикрыл дверцу вольера и пошёл к домику базы. Вынес из прихожей литровые банки с синей краской, перелил краску из банок в широкий таз и взялся за валик на длинной ручке.
Вонь краски мгновенно перебила запахи июльского утра. Я проходился валиком по доскам вверх-вниз. Краска впитывалась в сухую, нагревшуюся на солнце древесину, и высыхала блестящей корочкой. Хорошая работа, спокойная.
Закончив верх стены, я взялся за широкую плоскую кисточку, чтобы подправить низ. Эх, пройтись бы вторым слоем! Но денег на краску выделили впритык — на один-то раз хватило бы!
Наклонившись, я подкрашивал концы досок возле самого фундамента, когда услышал приятный рокот мотора. Выпрямился и выглянул из-за угла. На территорию базы въезжали «Жигули» Тимофеева.
— Андрей Иваныч, ты здесь? — закричал Тимофеев, вылезая из-за руля. — А я человека привёз, собак посмотреть.
Рядом с Тимофеевым стоял невысокий мужчина, лет сорока пяти. Его взгляд с хитрецой ощупывал меня.
— Знакомьтесь, — сказал Тимофеев. — Иван Николаевич Болотников. Хочет завести лаек, а тут такой случай. Я как услышал — сразу про тебя вспомнил.
Болотников протянул мне крепкую ладонь. Она выглядела словно потемневшей от времени.
— Я в краске перепачкался, — извиняясь, сказал я и показал свои ладони. — Базу перекрашиваю перед сезоном.
— А, это хорошо! — оживился Тимофеев. — Я как раз новое постельное привёз. Сейчас выгрузим.
— Погодите, я только руки ототру и помогу!
— Да не надо, — отмахнулся Тимофеев. — Мы с Иваном Николаевичем справимся. Поможешь, Иван Николаевич?
Вдвоём они перетащили свёртки простыней и пододеяльников внутрь базы. База была рассчитана на то, чтобы принять десять человек одновременно. В двух больших комнатах стояло по четыре кровати, и ещё две — в бывшей комнатке егеря. Четвёртое большое помещение занимала кухня с плитой и обеденным столом.
Болотников подошёл ко мне.
— Где же собачки? Что-то не вижу их.
— Я их побегать отпустил только что, — признался я. — Не знал, что вы приедете.
— В лес? Вот незадача! — расстроился Болотников. — Может, позовёте?
— Попробую, — кивнул я. — Да я их не кормил, скоро сами должны прибежать.
Я вышел к опушке, поднёс руки ко рту, словно рупор и закричал:
— Серко! Бойкий! Ко мне! Ко мне!
Болотников стоял рядом, недоверчиво поглядывая на меня. Я ощутил странную ревность к нему, словно он хотел отобрать что-то, что принадлежало лично мне.
— Вы из Ленинграда? — спросил я его. — Как же вы собираетесь двух собак в квартире держать? Ведь это не болонки.
— Нет, я из Репино. Под Ленинградом, знаете? У меня там свой дом. Собачкам просторно будет. Ну, где же они?
Я пожал плечами.
— Набегаются и придут.
На всякий случай, снова поднёс руки ко рту и закричал:
— Бойкий! Серко! Ко мне!
Лес отозвался неясным эхом, которое быстро унёс гуляющий в листве ветер.
— Может быть, чаю? — предложил я Болотникову, стараясь сгладить неловкость.
Болотников разочарованно прищёлкнул языком.
— В такую даль ехал! Ну, давайте чаю.
— Сейчас, только печку растоплю.
Это пока была отдельная трудность — растапливать печку в егерском доме. К печке в Черёмуховке я уже привык — мог затопить её с одной спички, хоть посреди ночи с закрытыми глазами. А вот здешняя печь слушалась плохо. То неожиданно гасла, оставляя лишь тлеющие красным обугленные поленья. То дымила, наполняя комнаты едким злым чадом.
Как будто переняла отношение бывшего хозяина ко мне.
— Брось ты свою печку, Андрей Иваныч! — окликнул меня Тимофеев. — Я тебе ещё одну игрушку привёз!
Он открыл багажник «Жигулей» и достал оттуда цилиндрический алюминиевый котелок с плоской ручкой. Котелок был плотно закрыт высокой крышкой, и формой напоминал большую консервную банку.
— Что это? — спросил я.
— Примус! — гордо ответил Тимофеев. — Бери, пользуйся! Незаменимая вещь! И вот ещё.
Поднатужившись, он вытащил из багажника двадцатилитровую канистру.
— Запас бензина на первое время. В доме не храни, поставь в сарае.
Нашлась у Тимофеева и воронка. Через неё мы заправили примус бензином и через пятнадцать минут уже пили горячий чай.
— Надо бы тебе сюда газовую плитку привезти к сезону, — оглядывая скудное убранство дома, заметил Тимофеев. — Я попробую выписать. Баллоны можно в Светлом заправлять. Договоришься с председателем. И холодильник нужен. Поспрашиваю у наших охотников — может, есть у кого старый. Приобретём по случаю. А спишь на чём?
Пришлось показать ему сколоченную из толстых досок кровать, на которую я постелил тонкий тюфяк, плотно набитый сеном.
— Не жёстко? А чего с базы нормальную кровать не взял?
Тимофеев покачал головой.
— Я привык уже, — улыбнулся я.
— Ну, гляди! Да, Георгий Петрович звонил. Сказал, что вопрос с транспортом для тебя пока застопорился. Но он его решит непременно.
При имени генерала я инстинктивно напрягся. Хорошо, что Александр Сергеевич ничего не заметил.
— Как же, всё-таки, насчёт собачек? — спросил Болотников. — Когда они вернутся?
Я пожал плечами.
— Первый раз сегодня побегать выпустил. До этого целый месяц к себе приучал. Псы чуть с ума не сошли взаперти.
Тимофеев прищёлкнул языком.
— Неудобно получилось. Я ведь звонил тебе в Черёмуховку вчера, да Фёдор Игнатьевич сказал, что ты на озере. Что-то голос у него недовольный был. Вроде, как расстроен, что мы тебя сюда перевели. А сам-то ты как?
— Да нормально, — ответил я. — Надо, значит — надо. До конца сезона побуду на базе.
— Может, позвать ещё собак-то? — не унимался Болотников.
В глазах его горели огоньки раздражения.
Не меньше получаса я на все лады звал загулявших в лесу псов, но они так и не появились.
— Пора мне, — озабоченно сказал Тимофеев, глядя на часы. — Иван Николаевич, ты едешь, или как?
— Что же, зря съездили, выходит? — с досадой спросил Болотников. — А ведь я день потерял, на электричку потратился!
— Извините, пожалуйста! — сказал я. — Сколько я вам должен за билет?
— Девяносто копеек от Репина до Ленинграда, да обратно столько же! — не моргнув глазом, ответил Болотников. — Могу билет предъявить.
— Да не нужно.
Я протянул ему два рубля. Болотников взял деньги, разочарованно повертел их в руках и сунул в карман.
— Поедем, что ли? Мне ещё домой добираться!
Собаки вернулись поздно вечером, почти в темноте. Мокрые и грязные, они нетерпеливо прыгали вокруг меня, норовя лизнуть розовыми языками.
— Вернулись, негодяи! Ну, и где вы шлялись целый день?
Я говорил строго, а сам по-дурацки улыбался.
«Негодяи» поскуливали и тыкались мне в ладони мокрыми носами.
Я снял замок и запустил их в вольер к мискам с давно остывшей едой.
* * *
В среду, накануне открытия охоты до меня дозвонился Тимофеев.
— Андрей Иванович! Завтра вечером встречайте нашего генерала! Он поможет вам перебраться на Еловое озеро. Сам вызвался!
Тимофеев помолчал, ожидая моей реакции. Я тоже молчал.
— Так вы соберите вещи, какие вам нужны. Не стесняйтесь — машина будет, Георгий Петрович обещал. Он и на открытие охоты останется. Вы уж покажите ему места, хорошо?
— Конечно, Александр Сергеевич! Всё сделаю.
— Ну, вот и отлично! — обрадовался Тимофеев. — А я к вам в пятницу подъеду, привезу бланки путёвок. Если получится — тоже останусь поохотиться.
— Приезжайте, буду очень рад вас видеть.
Не знаю, насколько искренне это прозвучало.
— А как собаки? Вернулись?
— Вернулись, всё в порядке.
— Ну, вот и замечательно, вот и хорошо!
Тимофеев сказал ещё несколько слов и повесил трубку.
— Уезжаешь, значит? — спросил Фёдор Игнатьевич, строго поглядывая на меня из-под бровей.
— Да, — кивнул я и вдруг почувствовал злость.
Какого чёрта генерал приезжает в четверг? Я собирался провести этот вечер с Катей. В последнее время мы и так виделись редко, а через неделю она вообще уедет в Ленинград. Тут каждый вечер на счету, не до генерала.
— Обратно-то вернёшься? За домом я пригляжу, не переживай.
— Спасибо, Фёдор Игнатьевич! — искренне сказал я.
В этот момент я очень остро почувствовал, насколько прикипел душой к Черёмуховке и к её жителям.
— Вернусь, обязательно! — ответил я.
— Вот и хорошо. Ну, иди. У тебя дел много, и у меня — невпроворот. Служба, Андрей Иванович!
Когда «Уазик» генерала остановился возле калитки, я сидел на крыльце и отдыхал. Баня была натоплена заранее, воды в неё я натаскал ещё с утра. Ближе к обеду наварил картошки, растолок её и запустил туда банку свиной тушёнки. Вот и еда для гостей. Чем богаты — тем и рады, как говорится. Захотят — сами себе разносолов привезут из города. Там у них снабжение получше.
Да, это была злость. Я до сих пор надеялся, что никакого гипноза не было, и я ничего не разболтал генералу и Владимиру Вениаминовичу. Но если вдруг...
Вот к этому «вдруг» я и готовился. Внутренне собирал в кулак все силы для борьбы. И для того, чтобы не размякнуть в решающий момент, мне требовалось быть злым.
Хлопнули дверцы машины. На удивление, Георгий Петрович сидел не впереди, как полагалось по званию, а сзади. Переднее сиденье он уступил своему мощному приятелю Владимиру Вениаминовичу.
И теперь, выкарабкиваясь через заднюю дверь, генерал морщился и охал:
— Ну, вот как тут можно ездить? Давно пора пересесть на хорошую машину.
— Что ты причитаешь, Георгий Петрович? — улыбнулся Владимир Вениаминович. — Никто тебя насильно на этого «козлика» не сажал, ты сам так захотел.
Сам он легко выпрыгнул на землю, с удовольствием потянулся и стал осматриваться.
— Чудесно! — с одобрением в голосе пророкотал он. — Просто чудесно. Вынужден вас огорчить, друзья мои! Вы — негодные рассказчики. Эта деревня куда лучше, чем мне казалось после разговоров с вами.
Рустам открыл задний борт «Уазика». Оттуда рыжими молниями выпрыгнули два спаниеля и принялись с визгом носиться и прыгать вокруг охотников.
— Арчи! Рони! Ко мне! — строгим басом окликнул их Владимир Вениаминович.
Рустам принялся выгружать вещи. Спаниели вились возле его ног и всячески ему мешали.
Я вздохнул, нехотя поднялся со ступеньки и пошёл навстречу гостям.
— Добрый вечер, Андрей Иванович!
Владимир Вениаминович протянул мне руку, взглядом мгновенно оценивая моё состояние. Георгий Петрович тоже подошёл поздороваться.
— Ну, как, Андрей Иванович? Готов к открытию сезона? Покажешь завтра утиные места?
— Погоди, Жора! — остановил его Владимир Вениаминович. — Я вижу, что у Андрея Ивановича есть к нам вопросы.
Он повернулся ко мне.
— Давайте сначала выгрузим вещи. А потом сразу поговорим начистоту. Хорошо?
