27
Зима
Когда Алекс очнулась, ей показалось, что она снова в больнице в Ван-Найс. Белые стены. Пищащее оборудование. Хелли мертва. Все мертвы. А ее ждет тюрьма.
Иллюзия была мимолетной. Горящая боль в ране в ее боку вернула ее к действительности. Ужас произошедшего в Il Bastone пролетел перед глазами быстрой мазней: вспышки красного света, бегущие по ступеням Тернер с копами. При виде полицейских ее охватила паника, но потом… Как тебя зовут, девочка? Поговори со мной. Можешь рассказать мне, что случилось? Теперь у тебя все хорошо. Все хорошо. Как мягко они с ней говорили. Как мягко с ней обращались. Она услышала слова Тернера: Она студентка-первокурсница. Волшебные слова. Йель окутывал ее защитой. Смелее, никто не бессмертен. Сколько силы в нескольких словах, подобных заклинанию.
Алекс откинула одеяло и подергала за свою больничную рубашку. Каждое движение причиняло боль. Ее бок был зашит и забинтован. Во рту было сухо и мягко.
В палату, растирая в ладонях антисептик, вбежала медсестра с широкой улыбкой.
– Ты очнулась! – радостно сказала она.
Алекс прочитала имя на приколотом к ее форме бейдже и покрылась гусиной кожей. Джин. Неужели это Джин Гатдула? Женщина, которой «Череп и кости» платили, чтобы она заботилась о Майкле Рейсе и обо всех остальных жертвах предсказаний? Это не могло быть совпадением.
– Как ты, милочка? – спросила медсестра. – Тебе больно?
– Я в порядке, – солгала Алекс. Она не хотела, чтобы ее накачали лекарствами. – Просто немного слаба. Памела Доуз здесь? Она в норме?
– Она дальше по коридору. Ее лечат от шока. Знаю, вы обе через это прошли, но сейчас ты должна отдыхать.
– Звучит неплохо, – сказала Алекс, закрывая глаза. – Можно мне сока?
– А как же, – сказала Джин. – Одна нога здесь, другая там.
Как только медсестра ушла, Алекс заставила себя сесть и выскользнуть из постели. От боли она тяжело дышала, и из-за собственного пыхтения казалась себе животным в капкане. Ей необходимо было увидеть Доуз.
Она была подключена к капельнице, а потому взяла ее с собой и покатила рядом, благодарная за опору. Палата Доуз находилась в конце коридора. Одетая в спортивный костюм нью-хейвенской полиции, она сидела на одеялах в больничной койке. Темно-синий костюм был ей слишком велик, но, если не считать этого, отлично вписался бы в ее униформу аспирантки.
Доуз повернула голову на подушке. Увидев Алекс, она ничего не сказала, только переместилась к краю кровати, чтобы освободить ей место.
Алекс осторожно забралась в постель и легла рядом с ней. Они вдвоем умещались впритык, но ей было все равно. У Доуз все в порядке. У нее все в порядке. Каким-то образом они это пережили.
– Декан? – спросила она.
– Он в стабильном состоянии. Ему наложили шину и накачали его кровью.
– Сколько мы здесь пробыли?
– Не уверена. Меня усыпили. Думаю, не меньше одного дня.
Долгое время они лежали в молчании. Из коридора доносились звуки больницы, голоса с сестринского поста, щелканье и жужжание оборудования.
Алекс начала дремать, когда Доуз спросила:
– Они все это скроют, верно?
– Ага, – Джин Гатдула была безошибочной приметой. «Лета» и другие общества используют все свое влияние, чтобы истинные подробности ночи никогда не всплыли. – Ты спасла мне жизнь. Опять.
– Я убила человека.
– Ты убила хищника.
– Его родители узнают, что его убили.
– Доуз, даже у аллигаторов есть родители. Это не мешает им кусаться.
– Это закончилось? – спросила Доуз. – Я хочу… нормальной жизни.
Если найдешь ее, дай мне знать.
– Думаю, да, – сказала Алекс. Доуз заслуживала утешения, а больше она ничего предложить не могла. По крайней мере всем этим хитросплетениям конец. Блейк станет нитью, которая поможет все это расплести. Наркотики. Ложь. Дома Покрова ждет расплата.
Должно быть, Алекс задремала, потому что она очнулась, когда Тернер вкатил в палату декана Сэндоу. Она слишком резко села, зашипев от боли, и растолкала Доуз, которая с трудом проснулась.
Сэндоу выглядел изможденным, его кожа обвисла и была почти землистой. Загипсованная нога декана была вытянута вперед. Алекс вспомнила, как из его бедра торчал белый кусок кости, и задумалась, не стоит ли ей извиниться за то, что она призвала шакалов. Но, не сделай она этого, она была бы мертва, а декан Сэндоу стал бы убийцей – и, скорее всего, тоже бы был мертв. Как они вообще объяснили эти раны полиции? Врачам, которые их зашивали? Возможно, им и не пришлось ничего объяснять. Возможно, власть, которой обладала «Лета», общества, декан Йельского университета, делала объяснения излишними.
Детектив Авель Тернер, одетый в угольный костюм и розовато-лиловый галстук, выглядел, как всегда, цветущим. Он присел на край глубокого кресла, задвинутого в угол для посетителей, остающихся на ночь.
Алекс поняла, что они впервые собрались в одной комнате – Окулус, Данте, Центурион и декан. Не хватало только Вергилия. Возможно, если бы они начали год таким образом, все пошло бы иначе.
– Полагаю, мне следует начать с извинений, – сказал Сэндоу. Его голос звучал устало. – Это был тяжелый год. Тяжелая пара лет. Я не хотел, чтобы смерть этой бедной девочки затронула «Лету». Если бы я знал о «Счастье», об экспериментах «Свитка и ключа»… Но мне не хотелось задавать вопросы.
Доуз заерзала в узкой койке.
– Что будет дальше?
– С Ланса Грессанга будет снято обвинение в убийстве, – сказал Тернер. – Но ему по-прежнему придется отвечать за хранение и распространение. Он и Тара продавали психотропные вещества «Свитку и ключу», возможно, «Манускрипту», и мы взглянули на телефон Блейка Кили. Недавно кто-то удалил с него множество файлов, – Алекс сохранила невозмутимое лицо. – Но голосовая почта оказалась весьма информативной. Тара выяснила свойства «Счастья» и для чего его использовал Блейк. Она угрожала ему, что расскажет об этом полиции. Не знаю, чего Блейк боялся больше, шантажа или изобличения, но они были не в восторге друг от друга.
– И он ее убил?
– Мы допрашивали многих друзей и знакомых Блейка, – продолжал Тернер. – Он не слишком любил женщин. Возможно, он был не в лучшем состоянии или сам употреблял наркотики. В последнее время его поведение стало поистине странным.
Странным. Например, он ел содержимое засорившегося унитаза. Но все остальное вроде бы сходилось. Блейк едва ли видел в девушках, которыми пользовался, людей. Если Тара представляла бы для него угрозу, возможно, до убийства было и недалеко. Когда Алекс переживала смерть Тары, она видела лицо Ланса и предположила, что истинного убийцу маскировали чары. Но что, если Блейк смог подмешать Таре «Счастье» и попросту приказал ей увидеть лицо Ланса? Был ли наркотик настолько могущественным?
Ее тревожило и кое-что еще.
– Блейк сказал мне, что не убивал Тару.
– Когда он на тебя напал, он явно был не в своем уме… – сказал Сэндоу.
– Нет, – сказала Алекс. – Это было, когда… – Когда она мстила ему за то, что он сделал с Мерси. – Несколько дней назад. Он был под принуждением.
Тернер прищурился.
– Вы его допрашивали?
– Мне представилась возможность, и я ею воспользовалась.
– По-вашему, сейчас подходящее время, чтобы критиковать методы Алекс? – тихо спросила Доуз.
Алекс похлопала по плечу Доуз.
– Отлично сказано. Ни один из вас не заподозрил бы никого, кроме Ланса, не будь я занозой у вас в заднице.
Тернер рассмеялся.
– Стерн, вы по-прежнему очень энергичны.
Сэндоу страдальчески вздохнул:
– Это верно.
– Но она не ошибается, – сказала Доуз.
– Нет, – признал пристыженный Сэндоу. – Она не ошибается. Но, возможно, Блейк верил в собственную невиновность. Возможно, он не помнил, что совершил это преступление, поскольку в то время находился под воздействием наркотиков. Или он пытался угодить тому, кто использовал на нем принуждение. Принуждение – сложная штука.
– А как насчет глумы, который на меня напал? – спросила Алекс.
– Этого я не знаю, – сказал Сэндоу. – Но подозреваю, что ее натравил на тебя тот же, кто натравил это… чудовище на Дарлингтона. Они хотели остановить расследование со стороны «Леты».
– Кто? – спросила Алекс. – Колин? Кейт? Как они раздобыли глуму? Намеренно ли они использовали чудовище, чтобы бросить подозрение на «Книгу и змея»?
Ты просила рассказать тебе, во что ты впуталась. Теперь ты знаешь. Так сказал ей Дарлингтон после того, как спустил на нее шакалов. Но знал ли это он сам? Понимал ли, что его собственный ум, его любовь к «Лете» и ее задания сделают из него мишень?
– Мы это выясним, – сказал Сэндоу. – Это я тебе обещаю, Алекс. Я не успокоюсь, пока это не будет сделано. Колина Хатри допросили. Ясно, что он вовсю экспериментировал с Тарой. С магией порталов, приворотами денег, очень опасными вещами. Неизвестно, кто из них был зачинщиком, но Тара хотела продолжить и требовала от Колина не останавливаться, если он и его общество хотят, чтобы она… и дальше оказывала им помощь.
Потому что Таре захотелось большего. Она познала вкус настоящей власти и знала, что это ее единственный шанс ее заполучить.
– В сущности, она его доила, – сказал Сэндоу. – Такой позор, и все это происходило под самым моим носом, – он осел в инвалидном кресле. Он выглядел старым и серым. – Тебе угрожала опасность, а я тебя не защитил. Ты поддерживала дух «Леты», а я был так сосредоточен на исчезновении Дарлингтона, на том, чтобы делать вид, что все хорошо, на поддержании иллюзии для выпускников. Это было… Это постыдно. Твое упорство делает «Лете» честь, и мы с Тернером напишем об этом в отчетах совету.
– И что она получит за свои старания? – скрестив руки, спросила Доуз. – Вы так спешили умыть руки, что Алекс дважды чуть не погибла.
– Трижды, – заметила Алекс.
– Трижды. Она должна что-то за это получить.
Алекс приподняла брови. С каких это пор Доуз стала такой предприимчивой?
Но Сэндоу только кивнул. Это был мир quid pro quo. «Видишь, Дарлингтон? – подумала Алекс. Даже я немного говорю на латыни». Тернер поднялся.
– Какую бы ложь вы не придумали, я не хочу ее слышать. Можете облечь это в красивые слова, но Блейк Кили, Колин Хатри, Кейт Мастерс – богатые детки, что напиваются и разбивают о дерево спортивную машину, которую не должны вести, – уходя, он слегка сжал Алекс плечо. – Я рад, что вас никто не сбил. Постарайтесь не ввязываться в драки следующую пару недель.
– Постарайтесь не покупать новых костюмов.
– Ничего не могу обещать.
Алекс проводила его взглядом. Ей хотелось сказать что-нибудь, чтобы его вернуть, чтобы он остался. Хороший парень Тернер с сияющим жетоном. Сэндоу смотрел на свои переплетенные руки так, словно концентрировался на особенно сложном магическом трюке. Возможно, он разведет руки и выпустит голубя.
– Знаю, последний семестр дался тебе нелегко, – наконец сказал он. – Возможно, я мог бы помочь тебе с учебой.
Алекс забыла и о Тернере, и о дымящейся в ее боку боли.
– Как?
Он прочистил горло.
– Я, возможно, мог бы позаботиться, чтобы ты сдала экзамены. Не думаю, что чересчур усердствовать это благоразумно, но…
– Среднего балла в три с половиной хватит, – сказала Доуз.
Алекс знала, что должна сказать «нет» и сама заработать оценки. Так поступил бы Дарлингтон, так поступила бы Доуз и, скорее всего, Мерси и Лорен. Но Тара сказала бы «да». Шанс – это шанс. Честной можно побыть и в следующем году. И все-таки… Сэндоу согласился слишком быстро. Каковы именно условия этой сделки?
– Что будет со «Свитком и ключом»? – спросила Алекс. – С «Манускриптом»? Со всеми этими подонками?
– Их ждут дисциплинарные взыскания. Значительные штрафы.
– Штрафы? Они пытались меня убить. Они все равно что убили Дарлингтона.
– Мы связались с советом каждого из Домов Покрова, и на Манхэттене пройдет коллоквиум.
Коллоквиум. Со схемой рассадки. Может, с мятным пуншем. Алекс почувствовала, что в ней нарастает неудержимый гнев.
– Скажите мне, что они получат по заслугам.
– Посмотрим, – сказал Сэндоу.
– Посмотрим?
Сэндоу поднял голову. Его взгляд был жестким и горел тем же огнем, который Алекс видела, когда он противостоял исчадью ада ночью в новолуние.
– Думаешь, я не знаю, что им сходит с рук? Думаешь, мне все равно? «Счастье» раздавали, как конфеты. Магии порталов научили чужаков, и один из них воспользовался ею, чтобы напасть на делегата «Леты». И «Манускрипт», и «Свиток и ключ» следовало бы лишить их гробниц.
– Но «Лета» ничего не предпримет? – спросила Доуз.
– Для чего? Уничтожить еще два общества из Древней Восьмерки? – с горечью спросил он. – Мы поддерживаем существование благодаря их финансированию, и речь не об «Аврелиане» и не о «Святом Эльме». Это два сильнейших Дома. Их выпускники невероятно могущественны, и они уже требуют милосердия.
– Я не понимаю, – сказала Алекс. Ей следовало бы оставить эту тему, принять свой накрученный средний бал и радоваться, что осталась в живых. Но она не могла. – Вы не могли не знать, что рано или поздно что-то подобное случится. Тернер прав. Вы заправляете машину. Вы протягиваете им ключи. Зачем оставлять магию, всю эту силу, кучке детей?
Сэндоу еще больше ссутулился в кресле. Огонь его покинул.
– Юность не вечна, Алекс. Выпускникам нужны общества; вся сеть контактов и сторонников зависит от магии, к которой они имеют доступ. Вот почему выпускники возвращаются сюда, вот почему советы поддерживают гробницы.
– Значит, никто ни за что не заплатит, – сказала Алекс. Кроме Тары. Кроме Дарлингтона. Кроме нее и Доуз. Возможно, они и рыцари – достаточно ценные, но которыми по большому счету легко пожертвовать.
Доуз холодно взглянула на декана.
– Вам лучше уйти.
Декан с разбитым видом выехал в коридор.
– Ты была права, – сказала Доуз, когда они остались наедине. – Им всем все сойдет с рук.
В открытую дверь резко постучали.
– Мисс Доуз, за вами приехала сестра, – сказала Джин и показала на Алекс. – А вам надо отдыхать в собственной постели, юная мисс. Я вернусь с креслом-каталкой.
– Ты что, уезжаешь? – Алекс не хотела, чтобы ее вопрос прозвучал так обвиняюще. Доуз спасла ей жизнь. Она может делать все, что хочет. – Не знала, что у тебя есть сестра.
– Она живет в Вестпорте, – сказала Доуз. – Мне просто нужно… – она покачала головой. – Предполагалось, что это исследовательская должность. Это чересчур.
– Это правда, – сказала Алекс.
Если бы ее мать жила за несколько остановок на поезде, а не за несколько тысяч миль отсюда, она была бы не против свернуться на ее диване на недельку, а то и все двенадцать.
Алекс встала с постели.
– Будь осторожна, Доуз. Смотри кучу плохих передач и просто поживи какое-то время нормальной жизнью.
– Останься, – возразила Доуз. – Я хочу вас познакомить.
Алекс заставила себя улыбнуться.
– Навести меня, прежде чем уедешь. Мне нужно немного этого офигительного «перкосета», пока я не вырубилась, и я не хочу дожидаться, когда добрая сестра Джин увезет меня на коляске.
Чтобы Доуз не успела ничего ответить, она, как можно скорее вышла за дверь.
Алекс вернулась к себе в палату, только чтобы забрать свой телефон и отсоединить капельницу. Своей одежды и ботинок она не нашла – очевидно, их забрали в полицию в качестве улик. Скорее всего, она больше их не увидит.
Она знала, что поступает иррационально, но больше не хотела здесь находиться. Она не хотела делать вид, что рассудительно обсуждает события, в которых не было никакого смысла.
Сэндоу мог извиняться сколько угодно. Алекс не чувствовала себя в безопасности. И не могла не задаваться вопросом, почувствует ли себя в безопасности когда-нибудь еще. Мы пастыри. Но кто защитит их от волков? Блейк Кили был мертв, его симпатичный череп проломлен. Но что будет с Кейт Мастерс и «Манускриптом», которые спустили с цепи «Счастье», чтобы сэкономить пару долларов? Как насчет Колина – рьяного, умного, чистого до скрипа Колина – и других членов «Свитка и ключа», которые продали свои тайны преступникам и, возможно, отправили чудовище, которое сожрало Дарлингтона? И как насчет глумы? Ее едва не убил голем в очках, и всем, похоже, было наплевать. На Доуз напали. Декан Сэндоу чуть не истек кровью на ковре в коридоре. Неужели все они не представляют никакой ценности?
Ничто не будет искоренено. Ничто не изменится. Слишком многие могущественные люди нуждаются в магии, которая живет в Нью-Хейвене и о которой заботятся Дома Покрова. Теперь расследование перешло в руки Сэндоу и безликих групп богатых выпускников, которые будут наказывать или прощать по своему усмотрению.
Алекс сняла со спинки стула врачебный халат и направилась к лифтам в своих больничных носках. Она ожидала, что ее остановят, но без проблем прошла мимо сестринского поста. От боли ей хотелось согнуться вдвое и опереться о стену, но она боялась привлечь внимание.
Двери лифта открылись, и из него вышла рыжеволосая женщина в кремовом свитере и узких джинсах. Она походила на Доуз, но Доуз пропущенную через сито и отполированную до блеска. Алекс пропустила ее и вошла в лифт. Как только он закрылся, она присела, пытаясь отдышаться. Плана у нее не было. Она просто не хотела быть здесь. Она не могла болтать ни о чем с сестрой Доуз. Она не могла вести себя так, будто случившееся справедливо или нормально.
Она неверной походкой вышла на холод, прохромала полквартала и вызвала такси по телефону. Было поздно, и улицы были пусты – не считая Жениха. Норс парил в мерцании больничных фонарей. Он выглядел обеспокоенным и двинулся к ней, но Алекс не могла заставить себя об этом волноваться. Он не нашел Тару. Он ни хрена не сделал, чтобы ей помочь.
«Все кончено, – подумала она. – Даже если тебе это не по душе, приятель».
– Неоплаканные, обесчещенные и не отпетые, – огрызнулась она. Норс с уязвленным выражением лица отшатнулся и исчез.
– Как вы сегодня поживаете? – спросил водитель, когда она села на заднее сиденье.
Я полумертвая и разочарованная. А как насчет тебя? Ей хотелось оказаться под защитой охранных заклинаний, но мысль о том, чтобы вернуться в Il Bastone, казалась невыносимой.
– Можете отвезти меня на угол Йорк и Элм? – спросила она. – Там есть переулок. Я покажу.
В темноте улицы были тихими, а город казался безликим.
«С меня хватит», – подумала Алекс, кое-как выйдя из машины и тащась вверх по лестнице в «Конуру». В воздухе пахло гвоздикой и спокойствием.
Доуз могла сбежать в Вестпорт. Сэндоу мог пойти домой к своей домработнице и страдающему от недержания лабрадору. Тернер… ну, она не знала, кто ждал дома Тернера. Его мать. Девушка. Работа. Алекс собиралась сделать то, что сделало бы всякое раненое животное. Она шла туда, где чудовища до нее не доберутся. Она собиралась залечь на дно.
Другие могут оступаться и совершать ошибки. Какова расплата, кроме гордости? Наше призвание – последний звук трубы на последнем выезде всадника.
Наш ответ – тот, что дается своевременно. Чернокрылая смерть ждет, а мы стоим – гоплиты, гусары, драгуны.
«Мужчинам Леты», Кэбот Коллинс (Колледж Джонатана Эдвардса, 1955)
Кэбси – не такой уж хороший поэт. Похоже, он прозевал последние сорок лет поэзии и просто хочет писать, как Лонгфелло. Нехорошо придираться, тем более что он потерял обе руки и все такое, но я не уверен, что даже это может оправдать тот факт, что мы два часа теснились в Il Bastone, слушая, как он читает свой последний шедевр, пока бедняга Лон Ричардсон был вынужден переворачивать страницы.
Дневник Карла Ромера времен «Леты» (Колледж Брэнфорд, 1954)
