25

– Как все прошло? – спросила Мерси, как только Алекс вошла в комнату отдыха. Она, скрестив ноги, сидела на диване в окружении книг. Алекс не сразу вспомнила, что якобы была на собеседовании.

– Не уверена, – сказала она, заходя в их спальню, чтобы переодеться. – Может, и хорошо. Было интересно. Эти брюки слишком тесные.

– У тебя слишком большая задница.

– У меня отличная задница, – отозвалась Алекс. Она натянула черные джинсы, одну из своих последних приличных кофт с длинными рукавами и черный свитер. Она хотела было изобрести отговорку об учебной группе, но предпочла расчесаться и накрасить губы темно-сливовой помадой.

– Куда это ты намылилась? – спросила Мерси, увидев, как она красится.

– Встречаюсь кое с кем за кофе.

– Постойте-ка, – сказала Лорен, высунув голову из своей спальни. – Алекс Стерн собралась на свидание?

– Сначала Алекс Стерн ходила на собеседование, – сказала Мерси. – А теперь собралась на свидание.

– Кто ты, Алекс Стерн?

– Если вы закончили, кто украл мои сережки-кольца?

– В каком он колледже? – спросила Лорен.

– Он городской.

– О-о, – сказала Лорен и вложила Алекс в руку ее поддельные серебряные сережки. – Алекс нравятся работяги. Эта помада – перебор.

– А мне нравится, – сказала Мерси.

– Похоже, она собралась его покорить.

Алекс надела серьги и промокнула губы салфеткой.

– Вот именно.

– Февральский клуб почти закончился, – сказала Мерси. Каждой февральской ночью какая-нибудь группа или организация устраивала мероприятия в качестве протеста против глубокого зимнего мрака. – Нам надо сходить на последнюю вечеринку в пятницу.

– Надо ли? – спросила Алекс, гадая, готова ли к этому Мерси.

– Ага, – сказала Мерси. – Я не говорю, что надо тусоваться до утра, но… Я хочу пойти. Может, я одолжу у тебя помаду.

Алекс усмехнулась и достала мобильник, чтобы заказать такси.

– Тогда точно идем, – Если завтра я еще буду студенткой Йеля. – Не дожидайся меня, мам.

– Ах ты шлюшка, – сказала Лорен.

– Будь осторожна, – сказала Мерси.

– Пусть он будет осторожен, – сказала Алекс и заперла за собой дверь.

Она попросила водителя высадить ее рядом с каменными колоннами «Черного вяза» и прошла по длинной подъездной дорожке пешком. Гараж был открыт, и внутри она увидела припаркованный бордовый мерседес Дарлингтона.

На первом и втором этажах дома горел свет, и Алекс разглядела в кухонном окне помешивающую что-то на плите Доуз. Не успев войти, она узнала лимонный запах. Авголемоно. Любимый суп Дарлингтона.

– Ты рано, – сказала через плечо Доуз. – Хорошо выглядишь.

– Спасибо, – внезапно застеснявшись, сказала Алекс. Может, серьги и помада были ее версией лимонного супа?

Алекс сняла пальто и повесила его на крючок у двери. Она не знала, чего ожидать от этой ночи, но хотела успеть обыскать кабинет и спальню Дарлингтона до приезда остальных. Она была рада, что Доуз включила везде свет. В последний раз, когда она здесь была, одиночество дома ее потрясло.

Сначала Алекс проверила кабинет – обитую деревом и полную книжных полок комнату рядом c милой застекленной террасой, где она писала отчет о смерти Тары для Сэндоу. На столе было довольно чисто, но его ящики, казалось, были полны документов, касающихся «Черного вяза». В верхнем ящичке Алекс нашла старомодный ежедневник и мятую пачку «Честерфилда». Она не могла представить Дарлингтона затягивающимся дешевой сигаретой.

Обыск его монашеской кельи на третьем этаже оказался столь же бесплодным. Космо вошел в комнату вслед за ней и осуждающе глядел, как она выдвигает ящики и перебирает стопки книг.

– Да, Космо, я нарушаю его личное пространство, – сказала она. – Но у меня есть уважительная причина.

Очевидно, кот удовлетворился ее объяснением, потому что он принялся тереться о ноги Алекс, прижал голову к ее ботинкам и громко замурлыкал. Она почесала его между ушами, перелистывая книги, сложенные ближе всего к кровати Дарлингтона. Все они были посвящены промышленности Новой Англии. Она остановила взгляд на чем-то вроде старого каталога экипажей. Бумага пожелтела, была порвана по краям и завернута в пластиковый защитный чехол. Семья Норса изготовляла экипажи.

Алекс осторожно достала каталог из чехла. Вблизи он оказался вестником торговли для нью-хейвенских производителей экипажей и поддерживающих их фирм. Там были рисунки колеc, стопорных механизмов и фонарей, а на третьей странице она увидела напечатанное крупным жирным шрифтом объявление о строительстве новой фабрики «Норс и сыновья», в которой будет демонстрационный зал для потенциальных покупателей. На полях узнаваемым почерком Дарлингтона было написано: первый?

– И это все? Ну же, Дарлингтон. Первый что?

Алекс услышала шорох шин по гравию и, взглянув вниз, на дорожку, увидела фары двух машин – слегка обшарпанного «ауди» и, сразу за ним, сияющего синего «лендровера».

«Ауди» въехала в гараж, остановившись рядом с «Мерседесом» Дарлингтона, и секунду спустя Алекс увидела, как из нее выходят декан Сэндоу и женщина, которая не могла быть никем, кроме Мишель Аламеддин. Алекс не знала, чего именно она ожидала, но эта девушка выглядела совершенно обыкновенно: густые спутанные кудри на плечах, угловатое лицо с изящно выщипанными бровями. На ней было хорошо скроенное черное пальто и черные сапоги до колен. Алекс показалось, что она выглядит очень по-нью-йоркски, хотя сама Алекс в Нью-Йорке ни разу не была.

Алекс сунула каталог экипажей обратно в чехол и торопливо спустилась. Сэндоу и Мишель уже вешали свои пальто в прихожей, а вслед за ними вошли женщина постарше и нескладный парень с ирокезом и огромным рюкзаком за плечами. Алекс не сразу узнала их без белых мантий, но в конце концов она их вспомнила: это был Джош Зелински, президент делегации «Аврелиана», и выпускница, проводившая чуть не закончившийся катастрофой ритуал прошлой осенью вместе с тем романистом. Амелия.

Дарлингтон тогда убедил аврелианцев, что виноваты они, а не Алекс. И той же ночью, к недоумению Доуз, Алекс и Дарлингтон сильно напились дорогим красным вином и вдребезги разбили целый шкаф ни в чем не повинного хрусталя – вместе с безвкусным набором китайских фарфоровых блюд, который, скорее всего, заслуживал смерти. Она помнила, как стояла в комнате, полной осколков и черепков, и чувствовала себя лучше, чем за все последние годы. Дарлингтон взглядом оценил ущерб, доверху наполнил свой бокал и сонно сказал: «В этом есть метафора, Стерн. Я ее найду, когда протрезвею».

Присутствующих представили друг другу, и Сэндоу откупорил бутылку вина. Доуз поставила на стол тарелку сыра и нарезанных овощей. Это походило на прелюдию к плохому торжественному ужину.

– Итак, – сказала Мишель, кладя в рот ломтик огурца. – Дэнни пропал?

– Возможно, он мертв, – тихо сказала Доуз.

– Сомневаюсь, – ответила Мишель. – Иначе его призрак преследовал бы ее повсюду, – она показала на Алекс большим пальцем. – Ты же была в это время с ним, так?

Алекс кивнула, чувствуя, как у нее сжалось в животе.

– И ты волшебная девушка, которая видит Серых. Его видела?

– Нет, – сказала Алекс. И Норс не видел его по ту сторону. Дарлингтон жив и сегодня ночью вернется домой.

– Какое необычайное дарование, – сказала Амелия. У нее были густые золотисто-каштановые волосы чуть ниже подбородка, а одета она была в костюм-двойку и накрахмаленные джинсы. – «Лете» с вами повезло.

– Да, – доброжелательно сказал Сэндоу. – Это правда.

Джош Зелински покачал головой.

– Жесть. И они просто порхают вокруг? А сейчас тут есть Серые?

Алекс сделала щедрый глоток вина.

– Да. Один положил руку тебе на задницу.

Зелински резко развернулся. На лице Сэндоу появилось страдальческое выражение.

Но Мишель рассмеялась.

– Дарлингтон наверняка обоссался, когда узнал, на что ты способна.

Сэндоу прочистил горло.

– Спасибо всем вам, что пришли, – сказал он. – Это тяжелая ситуация, и я знаю, как вы все заняты.

Это не гребаное заседание совета, – захотелось закричать Алекс. – Он исчез.

Мишель подлила себе вина.

– Не могу сказать, что я удивилась вашему звонку.

– Серьезно?

– Кажется, когда Дарлингтон был на первом курсе, я весь год только и делала, что старалась позаботиться, чтобы он себя не убил и ничего не поджег. Где бы он ни был, он наверняка в восторге, что здесь наконец творится что-то захватывающее.

Сэндоу хмыкнул.

– Готов поспорить.

Алекс ощутила приступ раздражения. Ей не нравилось, что Сэндоу и Мишель насмехаются над Дарлингтоном. Он заслуживал лучшего.

– Он любитель острых ощущений? – спросила Амелия, причем ее голос звучал довольно взбудораженно.

– Не совсем, – сказала Мишель. – Он просто всегда готов к приключениям. Он считал себя рыцарем, мальчиком, который стоит у двери в загробный мир с мечом в руке.

Когда Дарлингтон описывал себя или «Лету» в таком духе, Алекс презрительно фыркала. Но теперь, когда она думала о Таре, наркотиках вроде «Счастья», парнях вроде Блейка, это не казалось глупым. У Домов Покрова было слишком много силы, и целью установленных ими правил было не предотвратить вред, который они могли принести, а контролировать доступ к этой силе.

– А разве это не так? – спросила Алекс, не успев прикусить язык. – Мы пастыри и все такое?

Мишель снова рассмеялась.

– Не говори мне, что он и тебя заразил, – рука об руку с Сэндоу она вышла из кухни. Зелински и Амелия последовали за ними. – Жаль, что я не смогла приехать пораньше и увидеть этот дом при дневном свете. Он столько всего здесь исправил.

Доуз дотронулась ладонью до руки Алекс, испугав ее. Это была мелочь, но Алекс прикоснулась к ней костяшками пальцев в ответ. Дарлингтон был прав насчет того, что «Лета» необходима, и насчет того, зачем они здесь. Они не просто охранники из торгового центра, державшие в узде кучку непослушных детей. Они должны быть детективами, солдатами. Мишель и Сэндоу этого не понимают.

«А как насчет меня?» – спросила себя Алекс. Как она превратилась из двоечницы в священного воина? И что произойдет, когда они вернут Дарлингтона в наш мир оттуда, где он сейчас торчит?

Возможно, ее работа над делом Тары Хатчинс станет очком в ее пользу, но она сильно сомневалась, что он просто скажет: Молодец, что взяла на себя инициативу. Все прощено. Она скажет ему, что ей жаль, что она не знала, что собиралась совершить Хелли в то утро в Граунд-Зиро. Она скажет ему все, что потребуется, и будет держаться за эту жизнь зубами и когтями.

– Где он, по-нашему, находится? – спросила Мишель, когда они поднимались на второй этаж.

– Мы не знаем. Я подумал, что можно воспользоваться охотничьим заклинанием, – Сэндоу казался почти самодовольным. Ингода Алекс забывала, что декан когда-то и сам был членом «Леты», и у него неплохо получалось.

– Очень хорошо! Что мы используем для его запаха?

– Был ли он скреплен «Аврелианом»?

– Насколько я знаю, нет, – сказала Амелия. – Но мы можем активировать язык, чтобы призвать подписантов.

– Откуда угодно? – спросила Мишель.

– Откуда угодно, – высокомерно сказал Зелински.

Они долго описывали механику договора и сказали, что призыв должен сработать, если он был заключен с честными намерениями и его стороны были эмоционально связаны с соглашением.

Алекс и Доуз переглянулись. В этом они могли быть уверены: Дарлингтон любил «Черный вяз».

Бальный зал на втором этаже был освещен фонарями, развешанными по четырем сторонам света. Коврики для упражнений и снаряды Дарлингтона были убраны в угол.

– Хорошее место, – сказал Зелински, расстегивая рюкзак. Они с Амелией достали четыре завернутых в вату предмета.

– Разве нам не нужен кто-то, кто открыл бы портал? – прошептала Алекс Доуз, глядя, как Джош разворачивает огромный серебряный колокольчик.

– Если Сэндоу прав, и Дарлингтон просто застрял между мирами в каком-то карманном пространстве, то активация договора должна создать достаточную тягу, чтобы привести его к нам.

– А если ничего не выйдет?

– Тогда в следующее новолуние придется пригласить «Свиток и ключ».

Но что, если это Замочники создали в подвале портал той ночью? Что, если они хотели, чтобы Дарлингтон исчез навсегда?

– Алекс, – позвал Сэндоу, – пожалуйста, помоги мне начертить метки.

Алекс почувствовала себя странно, защищая круг: она словно перенеслась назад во времени и стала Данте Сэндоу.

– Северные врата мы оставим открытыми, – сказал он. – Пусть его приведет домой истинный север. Мне нужно, чтобы ты высматривала Серых самостоятельно. Я бы принял эликсир Хирама, но… В моем возрасте риск слишком велик, – его голос звучал смущенно.

– Я справлюсь, – сказала Алекс. – Кровь будет?

Если сюда ворвется войско Серых, она хотела по крайней мере быть к этому готова.

– Нет, – сказал Сэндоу. – Никакой крови. И Дарлингтон посадил по периметру «Черного вяза» защитные растения. Но, как ты знаешь, сильное желание может привлечь Серых, а нам потребуется сильное желание, чтобы его вернуть.

Алекс кивнула и встала на свое место на северной стороне. Сэндоу встал на юге; Доуз и Мишель Аламеддин встали друг напротив друга на востоке и на западе. При свете свечей бальный зал казался еще более просторным. Это была большая, холодная комната, созданная, чтобы впечатлить людей, которые давно на том свете.

Амелия и Джош встали в центре круга с кипой бумаг – договором о покупке «Черного вяза», – но, если заклинание Сэндоу не сработает, им будет нечем заняться.

– Мы готовы? – спросил он. Когда никто не ответил, Сэндоу начал ритуал, забормотав сначала по-английски, потом по-испански, а потом – на шепчущем языке, в котором Алекс узнала нидерландский. Что будет дальше, португальский? Дальше последовал мандаринский. Она поняла, что он говорит на языках, которые знал Дарлингтон.

Она не знала, то ли у нее разыгралось воображение, то ли она действительно слышит стук лап, пыхтение. Охотничье заклинание. Она подумала о гончих «Леты», об удивительно прекрасных шакалах, которых Дарлингтон натравил на нее в первый день в Il Bastone. «Я тебя прощаю, – подумала она. – Только вернись домой».

Она услышала неожиданный вой, а потом очень далекий лай.

Свечи ярко вспыхнули зеленым пламенем.

– Мы его нашли! – дрожащим голосом воскликнул Сэндоу. Его голос звучал почти испуганно. – Активируйте договор!

Амелия поднесла к лежащим в центре круга бумагам свечу. Вокруг стопки выросло зеленое пламя. Она бросила что-то в пламя, и оно вспыхнуло яркими искрами, как фейерверк.

«Железо», – поняла Алекс. Она видела такой же эксперимент на естествознании.

Под искрами металлической стружки слова словно парили в зеленом пламени над документом.

Слова сворачивались, поднимаясь в огне и исчезая, как дым.

Пламя свеч взвилось еще выше, затем потухло. Покрывающий договор огонь резко погас. Они остались в темноте. А потом «Черный вяз» ожил. В одно мгновение бра на стене ярко вспыхнули, из колонок в углу донеслась громкая музыка, а где-то в доме включился телевизор, и в коридорах раздалось эхо позднего выпуска новостей.

– Кто, черт возьми, оставил весь свет включенным? – спросил пожилой человек, стоящий за пределами круга. Он был пугающе худым, с всклокоченными волосами, а под распахнутым халатом виднелась чахлая грудь и сморщенные гениталии. Изо рта у него свисала сигарета.

Он не был четким и ясным, какими Алекс обычно видела Серых; он выглядел… ну, серым. Она словно смотрела на него сквозь много слоев молочного шифона. Покров.

Она знала, что перед ней Дэниел Тэйбор Арлингтон Третий. Мгновение спустя он исчез.

– Работает! – закричал Джош.

– Воспользуйтесь колокольчиками! – воскликнула Амелия. – Призовите его домой!

Алекс подняла серебряный колокольчик, лежавший у ее ног, и увидела, что остальные сделали то же самое. Они зазвонили в колокола, и сладкий звон разнесся над кругом, перекрывая шум музыки и хаос дома.

Окна распахнулись. Алекс услышала внизу скрип шин и звуки столкновения. Она увидела вокруг себя танцующих людей; мимо парил молодой человек с большими усами, отчетливо напоминающий Дарлингтона и одетый в костюм, который выглядел так, будто ему самое место в музее.

– Остановитесь! – закричал Сэндоу. – Что-то не так! Перестаньте звонить!

Алекс схватила колокол за язык, пытаясь его заткнуть, и увидела, что остальные поступили так же. Но колокола не переставали звонить. Она по-прежнему чувствовала, как колокол вибрирует у нее в руке, словно сам по себе, слышала, как перезвон становится все громче.

Алекс почувствовала, что у нее горят щеки. Всего несколько секунд назад в комнате было холодно, но теперь она потела. Воздух наполнила вонь серы. Она услышала стон, который словно доносился сквозь пол, – глубокое низкое хрипение. Она вспомнила крокодилов, перекликивающихся с берегов реки в пограничной области. Что бы ни таилось здесь, что бы ни проникло в комнату, оно было больше. Намного, намного больше. И, похоже, проголодалось.

Колокола кричали. Они звучали, как озлобленная толпа, народ, готовый прибегнуть к насилию. От вибраций у Алекс гудели ладони.

Бум. Здание тряхнуло.

Бум. Амелия не устояла на ногах, схватилась за Зелински, чтобы не упасть. Колокол выпал у нее из рук, продолжая звонить. Бум. Тот же звук Алекс слышала в ту ночь на предсказании – звук чего-то, что пыталось прорваться в круг, прорваться в их мир. Той ночью Серые в анатомическом театре проникли сквозь Покров, сломали перила. Она думала, что они пытались уничтожить защиту круга, но что, если они просто пытались войти в него? Что, если они боялись того, что устремилось туда? Этот низкий грохот снова сотряс комнату. Он звучал, как со скрипом открывающиеся челюсти древнего существа. Алекс ощутила рвотные позывы и сложилась пополам. Запах серы был таким сильным, что она чувствовала во рту ее гнилой вкус. Убийство. Колокола перекрыл резкий и громкий голос – голос Дарлингтона, но ниже, презрительней. Злей. Убийство, – сказал он.

Вот дерьмо. А она-то надеялась, что он будет держать рот на замке.

А потом она увидела его. Оно нависало над кругом так, словно не существовало ни потолка, ни третьего этажа, ни дома вообще. Это было чудовище – другого слова не подобрать – рогатое, зубастое, такое большое, что его огромное тело заслоняло ночное небо. Кабан. Баран. Вздыбившееся членистое тело скорпиона. Ее разум перепрыгивал от одного кошмара к другому, не в состоянии осмыслить увиденное.

Алекс осознала, что кричит. Кричали все. Казалось, стены освещены огнем.

Алекс чувствовала жар на щеках, поднимающий волоски на руках.

Сэндоу широким шагом вошел в центр круга. Отбросив свой колокол, он взревел:

– Lapidea est lingua vestra! – он развел руки так, будто дирижировал оркестром. В свете пламени его лицо казалось золотым. Он выглядел молодо. Он выглядел незнакомо. – Silentium domus vacuae audito! Nemo gratus accipietur!

Окна бального зала разбились, и осколки полетели внутрь. Алекс упала на колени, закрыв голову руками.

Она ждала, и сердце дико колотилось у нее в груди. Только тогда она заметила, что колокола перестали звонить.

Тишина казалась ватой у нее в ушах. Когда Алекс открыла глаза, она увидела, что свечи снова загорелись, окутав все мягким мерцанием. Как будто ничего не произошло, как будто все это было великой иллюзией – только крошки разбитого стекла лежали на полу.

И Амелия, и Джош стояли на коленях и всхлипывали. Доуз свернулась калачиком на полу, прижимая ладони ко рту. Мишель Аламеддин мерила комнату шагами, бормоча:

– Срань господня. Срань господня. Срань господня.

В разбитые окна задувал ветер, ночной воздух был холодным и сладким после резкой серной вони. Сэндоу стоял и смотрел туда, где только что был зверь. Его рубашка насквозь промокла от пота.

Алекс заставила себя встать и, хрустя ботинками по стеклу, подошла к Доуз.

– Доуз? – сказала она, сев на корточки и положив руку ей на плечо. – Пэмми?

Доуз плакала. Слезы медленно, безмолвно стекали по ее щекам.

– Его нет, – сказала она. – Его действительно больше нет.

– Но я его слышала, – сказала Алекс. Или что-то, что звучало очень похоже на него.

– Ты не понимаешь, – сказала Доуз. – Эта тварь…

– Это было исчадие ада, – сказала Мишель. – Оно говорило его голосом. Это значит, что оно его поглотило. Кто-то впустил его в наш мир. Оставил его, как пещеру, чтобы он вошел в нее.

– Кто? – спросила Доуз, вытирая слезы. – Как?

Сэндоу обнял ее.

– Я не знаю. Но мы это выясним.

– Но, если он умер, то должен быть на той стороне, – сказала Алекс. – А его там нет. Он…

– Алекс, он мертв, – сказала Мишель. Ее голос был суровым. – Он не на другой стороне. Он не за Покровом. Его сожрали вместе с душой.

Это не портал. Вот что сказал Дарлингтон той ночью в Розенфелд-холле. И теперь она знала, что он собирался сказать, что пытался сказать, прежде чем эта тварь его забрала. Это не портал. Это рот.

Дарлингтон не исчез. Его съели.

– Никто не может такое пережить, – сказал Сэндоу. Его голос был хриплым. Он снял очки, и Алекс увидела, что он вытирает глаза. – Ни одной душе такое не вынести. Мы призвали полтергейст, эхо. Вот и все.

– Его больше нет, – повторила Доуз. На этот раз Алекс не стала с ней спорить.

Они собрали колокола «Аврелиана», и декан Сэндоу сказал, что распорядится, чтобы утром окна в бальном зале заколотили. Пошел снег, и сейчас было слишком поздно. И для кого это теперь было важно? Хранитель «Черного вяза», его защитник, никогда не вернется.

Они медленно вышли из дома. Когда они вошли в кухню, Доуз заплакала еще сильнее. Все выглядело до невозможности глупым и полным надежд: полупустые бокалы с вином, ровно разложенные овощи, ждущая на плите кастрюля супа.

На улице они обнаружили, что мерседес Дарлингтона врезался в «лендровер» Амелии. Этот удар и слышала Алекс – машина Дарлингтона была одержима загадочным эхом, которое они впустили в этот мир.

Сэндоу вздохнул.

– Амелия, я вызову эвакуатор и подожду с тобой. Мишель…

– Я могу взять такси до станции.

– Извини, я…

– Все в порядке, – она выглядела рассеянной, сконфуженной, словно никак не могла произвести верные расчеты, словно только сейчас осознала, что все проведенные в «Лете» годы шла бок о бок со смертью.

– Алекс, можешь проводить Доуз домой? – спросил Сэндоу.

Доуз вытерла мокрое лицо рукавом.

– Я не хочу домой.

– Тогда иди в Il Bastone. Я присоединюсь к тебе, как только смогу. Мы… – он умолк. – Точно не знаю, что мы предпримем.

– Хорошо, – сказала Алекс. Вызвав по телефону такси, она обняла Доуз одной рукой и повела ее по подъездной дорожке вслед за Мишель.

Они молча постояли у каменных колонн. За ними высился «Черный вяз», шел снег.

Первой появилась машина Мишель. Она не предложила поехать вместе, но повернулась к Алекс, садясь.

– Я работаю в отделе приобретений библиотеки Батлера в Колумбийском университете, – сказала она. – Если вдруг тебе понадоблюсь.

Не успела Алекс ответить, как та исчезла в салоне автомобиля. Машина медленно двинулась в конец улицы, осторожно скользя по снегу, пока ее красные задние фары не превратились в крошечные искры.

Алекс продолжала обнимать Доуз, боясь, что та может отстраниться. До этого момента, до этой ночи все было возможно, и Алекс искренне верила, что если не в это новолуние, то в следующее Дарлингтон обязательно вернется. Теперь чары надежды рухнули, и никакая магия не могла их восстановить.

Золотой мальчик «Леты» погиб.