17

Остаток воскресного вечера Алекс провела в комнате отдыха с Мерси и Лорен, в проигрывателе Лорен играл Римский-Корсаков, а на коленях Алекс держала книгу «Солдат всегда солдат». В тот вечер общежитие казалось особенно шумным, к ним в дверь то и дело стучали, но они оставляли все это без внимания. Наконец домой пришла Анна, как обычно, выглядевшая угрямой и полусонной. Равнодушно бросив им «привет», она исчезла в своей спальне. Через минуту они услышали, как она говорит по телефону со своей семьей из Техаса. Им пришлось зажать себе рты. Плечи их сотрясались и слезы струились из глаз, когда они услышали, как она говорит: «Я почти уверена, что они ведьмы».

Алекс спала без сновидений, а, проснувшись среди ночи, обнаружила, что Жених парит за окном ее спальни. Его останавливали охранные заклинания. На его лице было написано ожидание.

– Завтра, – пообещала она.

С ее путешествия в пограничную область прошло меньше двадцати четырех часов. Она займется Тарой, но в первую очередь в ней нуждалась Мерси. В долгу она была прежде всего перед живыми.

«Я справляюсь, – подумала она, съев еще две таблетки аспирина и снова упав в постель. – Может, и не так хорошо, как справился бы Дарлингтон, но кое-что у меня получается».

В понедельник утром она первым делом зашла в Il Bastone, где набила себе карманы кладбищенской грязью и провела час, изучая всю информацию, которую смогла найти о глумах. Если «Книга и змей» – или кто-то еще, кто натравил на нее эту тварь, – захочет попытать удачи снова, сейчас самое время. Она психанула на публике; из-за академической неуспеваемости она была в шаге от вылета. Если она внезапно бросится в реку, с крыши здания или на дорогу, найдется множество настораживающих признаков, указывающих на ее неуравновешенность.

Не казалось ли вам, что она в депрессии? Она выглядела такой отчужденной. У нее было мало друзей. У нее возникли трудности с учебой. Все это правда. Изменилось ли бы что-то, будь она другой? Если бы она была завсегдатаем вечеринок, они бы сказали, что она заливала свою боль алкоголем. Если бы она была отличницей, они бы сказали, что ее перфекционизм съел ее заживо. Когда умирают девушки, оправдания найдутся всегда.

И все же, как ни странно, Алекс успокаивало то, как отличалась бы ее история сейчас от той, которая могла бы произойти год назад. Она могла по пьяни умереть от гипотермии или вломиться в государственную школу. Передознуться, попробовав что-то новое, или зайти слишком далеко. Или просто исчезнуть. Лишиться защиты Лена и пропасть в длинной долине Сан-Фернандо, среди рядов домишек, похожих на лепные мавзолеи на своих крошечных участках.

Но, если бы прямо сейчас она могла избежать смерти, было бы неплохо. Это вопрос принципа, как сказал бы Дарлингтон. Поборовшись с библиотекой несколько часов, она нашла два абзаца о том, как бороться с глумами, один на английском, а другой на иврите, который потребовал переводного камня и оказался скорее не о глумах, а о големах. Но, поскольку в обоих источниках советовали использовать наручные или карманные часы, совет казался надежным.

Защитой это было не назвать, но придется удовольствоваться отвлекающим маневром.

Дарлингтон носил часы с широким черным кожаным ремешком и перламутровым циферблатом. Алекс всегда считала, что он либо получил их в наследство, либо это был какой-то его каприз. Но, возможно, он носил их и по другой причине.

Алекс вошла в оружейную, где хранился горн Хирама; давно не использовавшаяся Золотая Чаша казалась почти скорбящей. Она нашла карманные часы в ящике, спутавшимися с коллекцией маятников для гипноза, завела их и сунула себе в карман. Но ей пришлось открыть немало ящиков, прежде чем она нашла завернутую в вату пудреницу с зеркалом, которую искала. Карточка в ящике объясняла происхождение зеркала: стекло было изготовлено в Китае, потом вставлено в пудреницу членами «Манускрипта» для до сих пор засекреченной операции времен Холодной войны, проводившейся ЦРУ. Как она перебралась с Лэнгли в особняк Леты на Оранж, карточка не поясняла. Зеркало было запачкано, и Алекс дохнула на него и начисто протерла своим свитером.

Вопреки случившемуся на выходных, она просидела на испанском без обычных туманностей и паники, провела два часа в Стерлинге, пробираясь через остаток заданного чтения к ее шекспировским занятиям, а потом пообедала, как обычно, съев две порции. Она чувствовала себя бодрой, сфокусированной, как под белладонной, но без страшного мандража. Подумать только, все благодаря покушению на ее жизнь и путешествию на границу ада. Знала бы она раньше.

В то утро Норс отирался во дворе Вандербильта, и она пробормотала, что освободится только после обеда. Разумеется, когда она вышла из столовой, он ее уже ждал, и они вместе пошли по Колледж на Проспект. Они почти дошли до катка Ингаллс, когда она осознала, что не видела ни одного Серого – нет, это было не совсем правдой. Она видела их за колоннами, скрывающимися в переулках. «Они его боятся», – поняла она. Она вспомнила, как он стоял в реке и улыбался. Существуют вещи похуже смерти, мисс Стерн.

Срезавшей путь к Мэнсфилду Алекс приходилось постоянно сверяться с телефоном. Она до сих пор не могла удержать в памяти карту Нью-Хейвена. Она знала главные артерии йельского кампуса, пути, по которым каждую неделю шла на лекции, но все остальное казалось ей неопределенным и бесформенным. Она направлялась в квартал, по которому когда-то ездила с Дарлингтоном на его видавшем виды мерседесе. Он показал ей старую фабрику «Winchester Repeating Arms», частично превращенную в модные лофты, линия шла прямо сквозь здание, где краска уступала место голому кирпичу – тот самый момент, когда у застройщика кончились деньги. Он указал ей на жалкую решетку Парка Науки – попытка Йеля привлечь инвестиции для развития медицинских технологий в девяностые.

«Похоже, это не сработало», – сказала тогда Алекс, отметив заколоченные окна и пустую парковку.

«По словам моего деда, этот город был обречен с самого начала», – Дарлингтон нажал на газ, словно Алекс стала свидетельницей позорной семейной перебранки за столом в День благодарения. Они проехали дешевые таунхаусы и многоквартирные дома, где в дни Винчестера жили рабочие, потом, дальше по склону холма Сайенс, дома, когда-то принадлежавшие бригадирам компании. Их дома были выстроены не из дерева, а из кирпича, лужайки были шире и разделены живыми изгородями. Еще дальше, выше по холму, добротные дома уступали место изящным особнякам, и наконец, словно развеивались чары, показался внушительный, лесистый, просторный Ботанический сад Марша.

Но сегодня Алекс подниматься на холм не собиралась. Она держалась на мелководье, среди ветхих таунхаусов, голых дворов, магазинов спиртных напитков по углам. Детектив Тернер говорил, что Тара жила на Вудланд, и, даже если бы у ее двери не дежурили полицейские в форме, Алекс без труда нашла бы жилище погибшей девушки.

На другой стороне к ограде своего двора прислонилась женщина, свесив руки через дыры в сетке, словно застыв в снятом в замедленной съемке нырке, глядя на уродливое многоквартирное здание так, словно оно вот-вот может заговорить. На тротуаре стояли, беседуя, два парня в спортивных костюмах, развернувшись к поросшей кустарником лужайке перед домом Тары, но держась на благоразумном расстоянии. Алекс их не осуждала. Неприятностям свойственно быть заразными.

«Большинство городов представляют собой палимпсесты», – как-то сказал ей Дарлингтон.

Когда она стала искать, что значит это слово, то сумела написать его правильно только с третьего раза. «Они перестраиваются снова и снова, пока ты не забываешь, что где было. Но у Нью-Хейвена свои шрамы. Широкие шоссе, ведущие не туда, безжизненные бизнес-парки, аллеи, простирающиеся в пустоту, не считая линий электропередач. Никто не осознает, сколько жизни между этими ранами, как много она может предложить. Это город, возведенный так, что тебе хочется уехать прочь».

Тара жила на краю одного из таких шрамов.

Алекс не надела свой бушлат, не собрала волосы. Здесь ей было просто слиться с людьми, и она не хотела привлекать внимание.

Она шла медленно, а потом остановилась поодаль, как будто кого-то ждала, посмотрела на свой телефон, перевела взгляд на Норса, задержавшись глазами достаточно долго, чтобы заметить досаду на его лице.

– Расслабься, – пробормотала она. Я не обязана перед тобой отчитываться, приятель. По крайней мере, так мне кажется.

Наконец из дома Тары вышел незнакомый мужчина. Он был высоким, худым и был одет в куртку «Patriots» и светлые джинсы. Он кивком поздоровался с полицейским, надел наушники и пошел вниз по кирпичным ступеням. Алекс завернула за угол вслед за ним. Когда они оказались вне поля зрения, она похлопала его по плечу. Он повернулся, и она вскинула зеркальце в своей руке. Оно отбросило ему на лицо солнечный зайчик, и он поднял ладонь, чтобы защититься от солнца и шагнул назад.

– Какого хрена?

Алекс захлопнула зеркальце.

– Ой, божечки, извините, – сказала она. – Я думала, вы Том Брейди.

Парень окинул ее сердитым взглядом и зашагал прочь.

Алекс побежала назад к многоквартирному дому. Подойдя к полицейскому у входа, она показала ему зеркало, как жетон. Свет упал ему на лицо.

– Уже вернулся? – спросил коп, не видя ничего, кроме запечатленного изображения парня в куртке «Patriots». Может, у «Манускрипта» и худшая гробница, зато лучшие трюки.

– Забыл бумажник, – сказала Алекс как можно более хриплым голосом.

Коп кивнул, и она исчезла за входной дверью.

Алекс убрала зеркало в карман и быстро пошла по коридору. Квартиру Тары она нашла на втором этаже. Дверь была заклеена полицейской лентой.

Алекс думала, что ей, возможно, придется вскрыть замок – этому она научилась, когда ее мама решила проявить строгость и перестала пускать ее в квартиру. В том, чтобы вламываться в собственный дом, проскальзывать туда, как будто она сама призрак, стоять в месте, которое могло бы принадлежать кому угодно, было что-то жуткое. Но замок на двери Тары отсутствовал вообще. Похоже, его выпилили копы.

Алекс подтолкнула дверь и, нагнувшись, прошла под лентой. Было очевидно, что после того, как квартиру Тары обыскала полиция, никто не возвращался сюда, чтобы прибраться. Да и кто бы мог это сделать? Один из ее обитателей был задержан, другая лежала мертвой на столе в морге.

Ящики шкафов были ввыдвинуты, подушки сняты с диванов, некоторые из них разрезаны полицией в поисках контрабанды. На полу лежал мусор: постер, вырванный из рамки, брошенная клюшка для гольфа, кисточки для макияжа. Но, несмотря на все это, Алекс видела, что Тара старалась украсить свое жилище. На стенах висели лоскутные одеяла, пурпурные и синие. Умиротворяющие цвета, сказала бы мама Алекс. Океанические. Над окном над коллекцией суккулентов висел ловец снов. Алекс подняла один из горшочков, прикоснулась к толстым, вощеным листьям растения. Когда-то она купила почти такое же на фермерском рынке. Они почти не требовали ухода и воды. Маленькие воины. Она знала, что ее растение, скорее всего, выбросили или изъяли в качестве улики, но ей нравилось думать, что оно по-прежнему стоит на подоконнике в Граунд-Зиро, собирая солнце.

Алекс прошла по узкому коридору в спальню. Она была в таком же беспорядке. У кровати лежала куча подушек и мягких игрушек. Заднюю стенку комода разобрали. В окне смутно виднелась острая башня старого особняка Марша. Он принадлежал школе лесоводства, его длинный, покатый задний двор был полон теплиц – и все это всего в нескольких минутах пешком от дома Тары. Девочка, что ты вытворяла?

Норс остановился и маячил в коридоре рядом с ванной. Что-то с миазмами, сказал он ей.

Ванная была длинной и тесной, между раковиной и видавшей виды кабинки с душем почти не оставалось места. Алекс осмотрела предметы на раковине, в мусорной корзине. Зубная щетка или использованные салфетки не подойдут. Нортон говорил, что вещь должна быть личной. Алекс открыла шкафчик для лекарств. Внутри почти ничего не осталось, но на верхней полке лежала синяя пластиковая коробка. Наклейка на крышке гласила: Измени свою улыбку, измени свой мир.

Алекс ее открыла. Фиксатор Тары. Норс скептически посмотрел на нее.

– Ты хоть знаешь, что это? – спросила Алекс. – Ты знаешь, что смотришь на чудо современной ортодонтии? – Он скрестил руки на груди. – Я так и думала.

Норса отделяло от понимания полтора века, но и большинство ребят с кампуса, скорее всего, не задумались бы об этом. Фиксатор покупали таким детишкам родители, они понятия не имели, сколько он стоит, теряли его во время школьных поездок или забывали в ящике стола. Но для Тары это было важно. Она наверняка копила на него много месяцев, носила каждую ночь и заботилась о том, чтобы его не потерять. Измени свою улыбку, измени свою жизнь.

Алекс оторвала кусочек туалетной бумаги и достала фиксатор из коробки.

– Он был для нее важен. Поверь мне.

И, если им повезет, на нем еще остались неплохие миазмы.

Алекс заткнула раковину и наполнила ее. Считается ли это водоемом? Она на это надеялась.

Она бросила фиксатор в воду. Не успел он пойти на дно, как она увидела, что рядом со сливом показалась бледная рука, словно расцветшая из надтреснутой раковины. Как только пальцы сомкнулись, и рука, и фиксатор исчезли. Когда она подняла взгляд, Норс держал его в мокрой ладони, скривившись от отвращения.

Алекс пожала плечами.

– Ты хотел миазмов.

Она надавила на затычку, бросила салфетку в корзину и повернулась, чтобы уйти.

На пороге стоял огромный мужчина. Его затылок почти задевал косяк, плечи перекрывали дверной проем. На нем был серый комбинезон механика с расстегнутым, висящим верхом. Под белой футболкой виднелись татуированные мускулистые руки.

– Я… – начала Алекс. Но он уже метнулся к ней.

Он врезался в нее, отбросил ее к стене. Она ударилась головой о подоконник, и он схватил ее за горло. Она вцепилась ему в руки.

Глаза Норса почернели. Он бросился на нападающего, но прошел прямо сквозь него.

Это был не глума. Не призрак. Не что-то с той стороны Покрова. Он был из плоти и крови и пытался ее убить. Теперь Норс не мог ей помочь.

Алекс ударила ладонью ему в горло. У него перехватило духание, и его хватка ослабла. Она засадила ему коленом между ног. Не меткий удар, но близко. Он согнулся вдвое.

Алекс протиснулась мимо него, сорвав с колец шторку для душа и споткнувшись на ней. Она выскочила в коридор, нагоняемая Норсом, и уже тянулась к двери, когда механик внезапно оказался перед ней. Он не открывал дверь – он просто появился сквозь нее – прямо как Серый. Магия порталов? На мимолетную секунду Алекс увидела за его спиной двор, а потом он бросился к ней.

Она попятилась в захламленную гостиную, обвив себя рукой вокруг талии и пытаясь подумать. У нее шла кровь, и ей было больно дышать. Он сломал ей ребра. Она не знала, сколько. Она чувствовала, как что-то теплое и мокрое стекает по ее шее сзади там, где она ударилась головой. Сможет ли она добраться до кухни? Схватить нож?

– Кто ты такая? – прорычал механик. Его голос был низким и хриплым, возможно, из-за того, что Алекс ударила его в трахею. – Кто убил Тару?

– Ее мудила-бойфренд, – выплюнула Алекс.

Он зарычал и кинулся на нее.

Алекс отскочила налево к камину, едва разминувшись с ним, но он по-прежнему загораживал ей дверь, пружиня на пятках, как будто это был боксерский матч.

Он улыбнулся.

– Бежать некуда, сука.

Не успела она проскользнуть мимо него, как он снова схватил ее за горло. В глазах у нее появились черные пятна. Норс кричал, дико жестикулировал, он был бессилен, не мог ей помочь. Нет, не бессилен. Это неправильно. Алекс, впусти меня.

Никто не знал, кто она. Ни Норс. Ни это чудовище перед ней. Ни Доуз, ни Мерси, ни Сэндоу, никто из них.

Догадался об этом только Дарлингтон.