Глава 19

Когда десяток госпожи расформировали и раскидали по сотне Игната Бера, Фрол Воронич попал в третий десяток второго копья. Из десятка госпожи больше никого там не оказалось, но вместе с ним в новый десяток пришло ещё двое новобранцев, так что ни у кого не возникло вопроса, откуда взялся Фрол. Новенький и новенький. Пара других новичков со значками школы Лазовича с некоторым удивлением посматривали на Воронича, но тоже вопросов не задавали. А ещё через какое-то время он стал в десятке своим, и вопрос, что это за странный новичок, появившийся непонятно откуда, окончательно потерял актуальность.

Фрол был молчуном, но определённо не дураком. Он сразу сообразил, что от болтовни ничего не выиграет, а вот потерять что-нибудь может, так что о своей истории знакомства с госпожой не распространялся. Очень скоро он убедился, что она и в самом деле его из вида не потеряла. Буквально через два месяца его вызвал сотник, и хмурясь, распорядился, чтобы он готовился аттестоваться на второй разряд. В дружине не разрешалось аттестоваться на следующую ступеньку раньше, чем через полгода, так что причина недовольства сотника была вполне понятна. И точно так же было понятно, что приказал это кто-то с самого верха — тот, кто мог не обращать внимания на правила, принятые в дружине. Здесь даже самый тупой легко мог догадаться, от кого пришёл приказ. Фрол тупым не был, и правильные выводы сделал.

Сегодня их сотня получала жалованье. Воронич, глядя на сумму, украдкой вздохнул, расписался в ведомости напротив своей фамилии и двинулся наружу, дисциплинированно козыряя встречным офицерам. Возле крыльца он остановился поздороваться с парой сослуживцев, которых сегодня ещё не видел.

— Слушай, Фрол, а чего ты так мало получаешь? — спросил его Глеб Гущин, один из новеньких, пришедший в десяток вместе с Вороничем. — Ты ведь только что на второй разряд сдал, должен больше нас получать.

Фрол поморщился про себя. В голосе Глеба прозвучала лёгкая зависть, да и сам он симпатии у Фрола не вызывал. В общем-то, ничего плохого про Гущина сказать было нельзя, просто он относился к той бесцеремонной категории людей, которые не стесняются задавать личные вопросы, и вообще любят лезть в то, что их не касается.

— Остальное мне на счёт переводят, — неохотно пояснил он. — Сестра школу заканчивает, на учёбу ей копим.

— Думаешь, хватит за учёбу заплатить? — не унимался тот.

— Не хватит, — хмуро отозвался Фрол. — Остальное придётся в банке занимать.

— Эти всю кровь выпьют, — авторитетно заявил Гущин.

Фрол только пожал плечами, чувствуя раздражение от прилипчивости Глеба. Ссориться, однако, не хотелось, и он предпочёл просто промолчать.

— Кончай к нему вязаться, Глеб, — недовольно сказал третий ратник, Данил Петряк. — Что за привычка в душу лезть?

— Да я же так, по-товарищески, — пожал плечами тот.

Хлопнула дверь штаба, и на крыльцо, оживлённо что-то обсуждая, вышли Станислав Лазович с Кеннером Арди. Ратники вытянулись и козырнули, но начальство не обратило на них внимания, увлечённое разговором.

— Это что за хрен там с командиром? — тихо спросил Глеб.

— Ты бы хоть запомнил, кому служишь, салага, — болезненно сморщился Данил. — А то недолго прослужишь. И языка точно лишишься, если и дальше будешь рот разевать не думая.

— Да не, ну чего я такого сказал?

Дверь хлопнула ещё раз, и на крыльцо вышла Лена. Мельком скользнув взглядом вокруг, она заметила ратников и двинулась к ним. Фрол напрягся, понимая, к кому именно она идёт.

— Здравствуй, Фрол, — приветливо улыбнулась ему Лена. — Ты что здесь делаешь? И расслабься, не тянись так.

— Здравствуйте, госпожа. Мы жалованье сегодня здесь получаем. А сейчас у нас обед, ещё пятнадцать минут осталось.

— Понятно, — кивнула Лена. — Как мать себя чувствует?

— Очень хорошо, — Фрол непроизвольно улыбнулся, вспомнив о матери. — Говорит, никогда себя так хорошо не чувствовала. Как мы можем вас отблагодарить, госпожа?

— Спасибо хватило, — засмеялась Лена. — Но я к тебе не по этому поводу подошла. У тебя же сестра в этом году старшую школу заканчивает?

— Всё верно, госпожа, — кивнул Воронич.

— Ты знаешь, что у семейства есть программа помощи для младших родственников? Мы выдаём заём на образование родственникам сотрудников под их поручительство.

— Нет, госпожа, не знаю ничего об этом.

— Заедешь как-нибудь в Масляный конец, в отдел работы с персоналом — там тебе подробно объяснят, как эта программа действует.

— Спасибо, госпожа, обязательно заеду. Но я вроде слышал, что в Масляный конец посторонних не пускают?

— Хм, а ведь действительно… — задумалась Лена. — Сейчас выясним.

Она обернулась и позвала:

— Станислав, можно у тебя забрать Кеннера на минутку? Кени, подойди сюда, пожалуйста.

— Конечно, госпожа, — почтительно отозвался Станислав.

Кеннер подошёл, кивнул ратникам, которые вытянулись по стойке смирно, и вопросительно посмотрел на Лену.

— Кени, у моего ратника сестра заканчивает старшую школу в этом году. Можешь коротко рассказать о программе помощи для младших родственников?

— А сестра с какими оценками школу заканчивает?

— Она хорошо учится, — ответила Лена, коротко глянув на Фрола. — Я её табель видела, там почти всё «превосходно».

Табель видела? У Воронича на физиономии промелькнуло удивление, но он быстро снова сделал уставное лицо. «Ну до чего же простой, — с усмешкой подумала Лена. — Даже эмпатом не надо быть, на лице всё отражается».

— Ну тогда практически наверняка мы заём дадим, — благожелательно кивнул Кеннер. — Там всё просто — мы оплачиваем обучение, а сестра подписывает с нами контракт на работу у нас потом в течение определённого срока, пока заём не выплатит. Займы у нас беспроцентные, жалованье высокое, так что проблем с выплатой обычно не возникает. Но есть один момент — заём даётся под гарантию нашего сотрудника, который родственник, так что если заёмщик бросает учиться, или по каким-то причинам не станет у нас работать, то выплаты по займу переходят на него. Поезжай в отдел работы с персоналом, там всё расскажут и покажут.

— А как он туда попадёт? У нас же Масляный закрыт для посторонних.

— Предъявит на пропускном пункте личную карточку дружинника и скажет, куда идёт. Лучше приехать сразу вместе с сестрой, у неё тоже должен быть документ, что она родственница.

— Всё понятно? — обратилась Лена к Вороничу.

— Да, госпожа, спасибо, всё понятно. Спасибо, господин, за объяснение.

— Ну мы тогда пойдём, пока, Фрол.

Ратники с разинутыми ртами проводили их взглядами, а потом дружно повернулись к Вороничу.

— Откуда она тебя знает? — потребовал Глеб. — И почему она тебя своим ратником называет?

— Я служил у госпожи, — объяснил Фрол. — А она своих не забывает.

* * *

Я посмотрел на идущую рядом Ленку и с интересом спросил:

— Приглядываешь за своими?

— Да так, понемногу приглядываю, — призналась она смущённо. — Ну а что? Не бросать же их.

— Ну да, ну да, — покивал я. — А вообще, у тебя неплохо с десятком получилось. Я даже не ожидал, что ты настолько хорошо справишься, честно.

— Да ерунда, — смутилась она окончательно. — Я просто воспользовалась методом Зайки, так что всё вышло просто.

— Это который «раздави и вознеси»? — засмеялся я. — Ладно, не хмурься, я шучу. Понял я, про какой метод ты говоришь. Но насчёт «просто» — ты слишком скромничаешь. Я же тебе этот метод рассказал не полностью, есть там ещё один секрет. Такой тайный секрет, без которого ничего толком не выйдет.

— А почему не полностью рассказал? — у Ленки разгорелось любопытство. — И что за секрет такой?

— Почему не рассказал? Потому что это было бесполезно. Либо тебе дано, и тогда всё само собой получится, либо тебе не дано, и тогда без разницы, знаешь ты этот секрет или не знаешь.

— Рассказывай! — потребовала Ленка.

— Да всё просто там, Лен. Ты сначала терроризируешь, а потом проявляешь себя суровым, но заботливым начальником. Казалось бы, чего уж проще? Но секрет состоит в том, что забота должна быть искренней. Имитировать бесполезно — если на самом деле тебе на подчинённых наплевать, они это почувствуют. Присмотрись повнимательнее, как Зайка относится к своим сотрудникам — обычно все обращают внимание на то, как она их гоняет, но мало кто замечает, что она знает проблемы каждого и всегда старается как-то помочь. И кстати, сама она работает побольше, чем они, а не просто командует. Вот и весь секрет. И у тебя тоже всё получилось — этот, которому ты сестру пристраивала, за тебя горы свернёт, это сразу чувствуется.

Ленка задумалась — похоже, она раньше такими вопросами вообще голову не загружала. Что совсем неудивительно — у неё склад ума не аналитический, она больше полагается на интуицию. В нашей семье именно я занимаюсь раскладыванием по полочкам. Разложить получается не всегда, и тогда обращаюсь за помощью к ней, и она нередко предлагает решение, которое она не в силах обосновать, но которое тем не менее работает.

— А знаешь, — вдруг пришла мне в голову идея, — нам же нужен будет противник для тренировок — давай твой десяток и возьмём. Будем с ними драться — нас шестеро, их десять. Ну и потом архивистов ещё привлечём, когда чуть получше сработаемся.

— Их девять, — поправила Ленка. — Да возьмём, почему нет. Кто-то нам всё равно нужен будет. А наши-то здесь уже?

— Наши давно здесь, — кивнул я. — И только что с проходной сообщили, что Анета приехала. Сейчас соберёмся все возле учебного городка, и начнём отрабатывать совместную работу.

— А почему возле учебного городка? Думаешь, всё будет в зданиях проходить?

— Скорее всего. Всего лишь логика — если драться в чистом поле, то смысла в этом никакого не будет. Пятикурсники там нас просто размажут. Стало быть, нам должны дать шанс, а стало быть, обязательно будут какие-то структуры — здания или что-то другое в этом роде.

— Ну, так-то логично, — подумав, согласилась Ленка. — И всё-таки, Кени — ты в самом деле думаешь, что у нас есть шанс против пятикурсников?

— Да что вас эти пятикурсники гипнотизируют, как удав кролика? — с досадой вопросил я. — Ты пойми, что голая сила ничего не решает. Ну то есть, она может решать, но не в этом случае — они не настолько нас сильнее. Вот если бы против нас Алина вышла, или хотя бы Марина Земец, там бы я всерьёз загрустил, а студенты — это вообще не угроза.

— Даже так? Не угроза? — удивилась Ленка, от удивления даже приостановившись.

— Не угроза, — подтвердил я. — Скорее всего, они наоборот, будут обузой. Ты задумайся о том, что команда со старшекурсниками по определению будет несработавшейся. Их же в самый последний момент распределят. И чем больше в команде будет старшекурсников, тем больше она будет похожа на стадо. Хорошо сработанная команда это стадо разнесёт не напрягаясь. Я представляю, как ухмыляется Генрих, глядя на весь этот ажиотаж в других группах. И фиксирует в блокнотик психологические портреты дурачков. Точнее, дурочек.

— Знаешь, Кени, — задумчиво сказала Ленка, — рядом с тобой я иногда сама чувствую себя дурочкой. Почему я сама до всего этого не додумалась? Это же очевидно. Действительно, нас будто загипнотизировали этими старшекурсниками.

* * *

Ренские всё-таки нашли решение своей проблемы с забором — я даже остановился, чтобы разглядеть это как следует. Старый уродливый бетонный забор с колючей проволокой и всем прочим так и остался на месте, но вплотную к нему снаружи начали возводить новый — из разноцветного кирпича, с изразцовыми вставками и нишами для статуй. «Богато», — пробормотал я про себя в лёгком ошеломлении. Похоже, Ренские собрались решить проблему радикально, чтобы никому даже в голову не пришло сказать, что их забор портит архитектурный облик города.

Всё ещё под впечатлением я прошёл проходную, кивнув охранникам, которые вытянулись по струнке. «Что-то у родственников сплошные крайности, — мелькнула мысль. — Забор у них либо бетонное уродство, либо произведение искусства, и меня тоже то за шкирку притаскивают, то встречают, как генерала».

Я прошёл мимо юной поросли Ренских, которые бодро махали лопатами, расчищая дорожки в ходе воспитательного процесса. Ребята дружно мне поклонились, а девочки даже состроили глазки, наглядно удостоверив, что мои акции у Ренских котируются нынче как никогда высоко.

Стефу я нашёл в её кабинете. Увидев меня, она улыбнулась и с явным облегчением отложила бумаги.

— Как там на улице? — поинтересовалась она.

— Ветер стих, снег больше не идёт, солнце светит, — отчитался я. — Даже немного весной пахнет, витает что-то этакое в воздухе.

— Значит, пойдём погуляем, — с удовольствием сказала Стефа, вставая с места и открывая шкаф с одеждой.

— Неплохо вы развернулись с забором, — заметил я, когда мы вышли на улицу и неторопливо двинулись по расчищенной детским трудом аллейке. — Я впечатлён, правда.

— Благодаря тебе, Кеннер, — хмыкнула Стефа. — Оказывается, с тобой дружить очень выгодно.

— А я-то здесь при чём? — изумился я.

— Как оказалось, очень даже при чём. Вот смотри, какая ситуация у нас сложилась — градское благоустройство с этим забором с нас не слазит, но мы ни убрать, ни перенести его не можем. Нашёлся единственный удобный вариант — построить новый фасад, но для этого нужно было выкупить у города полосу земли возле забора шириной хотя бы в полсажени. Ну и легко догадаться, что продавать нам землю город не захотел. Мне пришлось здорово побегать по департаментам, но толку не было никакого.

— А почему ты бегала, а не Ольга? — с любопытством спросил я.

— Потому что Ольга там всех бы просто поубивала, — фыркнула Стефа. — Мне, честно говоря, и самой очень хотелось, но приходилось сдерживаться. И вдруг в коридоре я случайно сталкиваюсь с Яромиром. Поздоровались, он поинтересовался какими, мол, судьбами меня сюда занесло, ну а я и объяснила проблему. А он так с удивлением говорит: «И зачем ты этими глупостями занимаешься? Попросила бы внука, он всё мигом бы решил». А потом завёл меня в кабинет начальника департамента земельных угодий и распорядился: «Удовлетворить». И уже через полчаса все документы были оформлены, удовлетворили меня, стало быть.

— Ну, князь, — вздохнул я со смешанными чувствами. — Нет, ну как ловко сделал меня обязанным вот просто на пустом месте.

— Я бы не сказала, что он сделал тебя обязанным, — возразила Стефа. — Я думаю, он так прозрачно намекнул нам, что пока мы с тобой, он будет относиться к нам хорошо, и наоборот. Но Яромир, конечно, личность непростая. От него лучше вообще держаться подальше, хотя ты вот что-то не держишься.

— Так уж получается, — развёл я руками. — Стараюсь, но ничего не выходит.

— Ну-ну, старайся, — посмеялась Стефа. — Ладно, что мы всё о заборе, у нас тут вроде же учёба. О чём ты хочешь поговорить сегодня?

Я немного подумал, перебирая свои вопросы. Впрочем, долго думать не пришлось — один вопрос мне давно не давал покоя.

— Знаешь, бабушка, всё-таки для меня звучит дико, когда ты говоришь о камне так, будто у него и в самом деле есть душа.

— Конечно же, у него есть душа. У самой ничтожной букашки, даже у бактерии, есть душа… впрочем, нет, скажу немного иначе — у неё есть какая-то духовная структура. Я не знаю, по каким признакам можно судить, где полноценная душа, а где простая духовная структура, но духовная часть в какой-то форме есть у всего во Вселенной. Если ты вспомнишь, что все мы созданы из воли духовной сущности, то поймёшь, что иначе и быть не может. Мы все — частички Госпожи.

— Ты говоришь прямо как святоши, — проворчал я. — Тоже расскажешь про Госпожу Рассвета, вечно летящую в ночь?

— Почему бы и нет? — пожала плечами она. — Такое представление на самом деле ничем не хуже Сияния, пронизывающего всё сущее своими нитями. Мы видим лишь ничтожную частичку Госпожи, и эту частичку можно увидеть по-разному — возможно даже, что каждый видит её по-своему. Ты просто не любишь поэзию, и для тебя привычней что-то более для тебя понятное, вроде энергетического поля, или лучей, или ещё чего-нибудь. Мне, кстати, тоже, — усмехнулась она. — А вот твоей жене, как мне кажется, будет ближе образ Летящей.

— Ну хорошо, пусть и в камне есть духовная часть, но всё же согласись, что он слишком прост.

— Да и ты не особенно сложен, Кеннер, — хмыкнула она. — Не сравнивай себя с камнем, сравни себя с Землёй. Если ты думаешь, что ты сложнее планеты, ты сильно ошибаешься. Мы на нашей планете всего лишь мелкие паразиты, да собственно, она нас так и воспринимает. Как тебе нравится ощущать себя паразитом?

— Не нравится, — буркнул я.

— Вот, кстати, совсем недавно, на осенней сессии обсуждались поправки к правилам разработки месторождений, и ты продал ваши голоса шайке Нежаны Чермной. Нет-нет, можешь не смотреть на меня так возмущённо, — развеселилась Стефа, — я прекрасно знаю, чем они тебя купили. Я даже не собираюсь тебя осуждать, мне просто интересно — а знаешь ли ты, почему мы стараемся ограничивать горные разработки?

— Экология? — предположил я, уже понимая, что предположение не самое умное.

— Ссылка на экологию — это вроде ссылки на государственную необходимость, — усмехнулась Стефа, — звучит серьёзно и весомо, но ровным счётом ничего не объясняет. Ну, сохранение природы действительно играет некоторую роль, но не главную. Скажи, когда тебя кусает комар — что ты делаешь?

— Погоди, ты же не хочешь сказать… — шокировано начал я.

— Именно это я и хочу сказать, Кеннер. Мы раздражаем своей деятельностью планету. До тех пор, пока мы пашем землю и что-то делаем на поверхности, она нас не особо замечает, но горные выработки её раздражают, как укусы комаров. В какой-то момент она нас может просто прихлопнуть. Нет, не полностью прихлопнуть, конечно — нас вывести ничуть не легче, чем крыс, но заметно уменьшить нашу популяцию она сможет без труда. Мы не можем предсказать, каким образом и в какой момент это произойдёт, но то, что она способна это сделать, никаких сомнений не вызывает.

— Я так вот сразу не готов это принять, — признался я. — Но я над этим подумаю. А пока давай всё же вернёмся к нашему простому камню. Что ты с ним делала?

— Всё же присутствует в тебе определённая зашоренность мышления, — осуждающе покачала головой Стефа. — Или скажу точнее: ты склонен воспринимать мир через призму натуральной философии, как некую механическую конструкцию, где каждое действие вызывает простой и предсказуемый эффект. Ты ударяешь по камню молотком и он разламывается. Ты делаешь это сотни раз, наблюдаешь тот же самый эффект, и приходишь к выводу, что так будет происходить всегда. Но мир — не механизм. Он гораздо сложнее, и в реальном мире тот же камень может не разбиться, а например, расплескаться. В твоём представлении так не бывает, но это не потому, что таков мир, а всего лишь потому, что ты иначе делать не умеешь.

— И как же нужно делать? — хмуро спросил я. Переход на обсуждение моей личности мне категорически не понравилось — да собственно, кому нравится критическое обсуждение себя любимого?

— Чтобы камень смялся, нужно ослабить молекулярные связи, и для этого есть несколько путей. Нагреть его, чтобы он стал пластичным. Или использовать Силу для ослабления связей. Или, если ты дружишь с камнем, попросить его увидеть другой сон. И это далеко не все способы. Ты видишь только материальную сторону, забывая, что у всего есть духовная сторона, которая гораздо важнее.

Она посмотрела на меня и вздохнула.

— Я вижу, что ты честно пытаешься это понять, Кеннер, — мягко сказала она. — Но ты понимаешь это разумом, а в душе во всё это не веришь. Для тебя все эти разговоры о воле — не более, чем шум, к которому ты давно привык и перестал замечать. Ты киваешь, ты вроде со всем согласен, но я не вижу глубокого осознания. И знаешь, я наконец поняла, что тебе мешает.

— И что же мне мешает? — здесь я уже всерьёз заинтересовался. Несмотря на то что она довольно скептически оценивала мои успехи, на самом деле я очень много от неё получил. Она редко занималась со мной какими-то конструктами, большей частью мы гуляли и неторопливо беседовали, но каждая такая беседа неизменно давала мне ещё одну крупицу понимания.

— Я уже сказала что. Ты слишком подвержен идеям натуральной философии, и её методу описывать мир формулами. Это прекрасно работает для механизмов, но мир — это не механизм. Все эти формулы не дают понимания мира, они всего лишь описывают закономерности, которые установила Госпожа. Для Владеющего это описание мира бесполезно и даже вредно, потому оно отвечает на вопрос «как», но не даёт никакого ответа на вопрос «почему». Этот подход с формулами очень хорошо годится для проектирования машин, и прочего в таком роде, но ты ведь не инженер, а Владеющий. Тебя такое представление мира не должно интересовать хотя бы потому, что Госпожа может изменить его в любой момент. Да и ты, кстати, тоже.

Стефа внимательно посмотрела на меня и тихонько хмыкнула, явно неудовлетворённая моим видом.

— Давай я попробую объяснить это на каком-нибудь примере попроще, — вздохнула она. — Вот ты берёшь в руки камень и собираешься смять его и вылепить что-то другое, но тут же вспоминаешь, что он твёрдый, что он состоит из минералов, которые совершенно не обладают пластичностью, и приложив силу, ты можешь его только раскрошить. Ты же веришь в формулы, а они ясно и убедительно говорят, что смять камень невозможно. И в этот момент Владеющий в тебе умирает, и просыпается инженер. Ты перестаёшь верить в результат, и воля твоя развеивается, как дым на ветру. И вот ты бессмысленно тискаешь этот твёрдый камень и пытаешься понять, как же я это делала, и в чём состоит секрет фокуса.

— Да, в такой форме это гораздо понятнее, — признал я. — Ты очень точно уловила суть проблемы.

— Ты вроде умный юноша, Кеннер, а объяснять тебе приходится на пальцах, — с лёгким недовольством сказала Стефа. — Осознай, наконец, простой факт: весь этот мир, — она сделала плавное движение рукой, охватывая всё вокруг, — всего лишь сон Летящей-в-Ночь. Ты почему-то считаешь, что ты сторонний наблюдатель, для которого и этот мир, и сама Госпожа — это что-то существующее вне тебя. Это неверно. Ты не наблюдаешь её сон со стороны, ты сам часть этого сна. Запомни и подумай над этим как следует: весь мир вокруг нас не есть что-то стабильное, это сон, а во сне может произойти что угодно. И если твоя воля сильна, ты можешь внести в сон Госпожи изменение. Ничтожное изменение, не более, но для Госпожи и смести с орбиты планету — событие настолько ничтожное, что она вряд ли это заметит.

Отправить