Глава 10

Как только мы въехали в гостиницу, я сразу же послал Арди записку. Разумеется, я не стал им писать, что мы приехали специально ради встречи с ними, а ограничился сугубо нейтральной формой: «Будучи в Трире по своим делам, были бы рады воспользоваться случаем познакомиться с родственниками» и так далее в том же духе. О трирской родне мне совершенно ничего не было известно, и вполне возможно, что они вообще не пожелают встречаться с внезапно появившимися родственниками, о которых они тоже ничего не знают. Такое письмо, не показывающее особой заинтересованности, позволит сохранить лицо, если во встрече будет отказано. А если они не захотят встречаться, мы просто погуляем по городу и поглазеем на достопримечательности, оставшиеся ещё с римских времён. Сохранилось их, правда, не так уж много, но в качестве повода для туризма вполне достаточно.

Однако едва мы успели привести себя в порядок, как в дверь постучали, и на пороге появился широкоплечий мужчина, с внешностью постаревшего циркового борца и осанкой, наводящей на мысли об армии. При этом дорогой костюм сидел на нём настолько привычно, что у меня сразу появилась догадка насчёт того, кто бы это мог быть.

— Я Бернар, — представился он, окинув нас цепким взглядом.

— Кеннер Арди. Моя жена Лена Менцева-Арди, — представился в ответ я. — Для нас честь принимать главу семейства.

— Брось, Кеннер, — небрежно махнул он рукой. — Потомки тёти Ори — это семья. Кстати, она на самом деле моя тётя. Сестра отца.

— Орианна Арди — моя прабабушка, — в свою очередь пояснил я.

— Ори — прабабушка! — засмеялся он. — К такому я вряд ли смогу привыкнуть. А ты, получается, мой троюродный племянник. Ну, можешь звать меня дядей. А лучше зовите просто Бернаром, внутри семьи мы обычно обходимся без формальностей.

— Договорились, дядя, — улыбнулся ему я.

— Собирайте вещи, — распорядился он. — В нашем доме хватит места и для вас. И не оскорбляйте меня отказом — для нас будет позором, если вы останетесь жить в гостинице.

Дом действительно был большим. Старинное двухэтажное здание в стиле высокой готики с уходящими вглубь участка флигелями лишь немного не дотягивало до звания дворца. Обстановка была ему под стать. Я почти ничего не знал о своих предках, но здесь и не требовалось ничего знать, чтобы понять, что семейство Арди было очень старым. Я совершенно не удивился бы, узнав, что Арди получили дворянство ещё во времена Меровингов.

Семья оказалась немаленькой — за огромным обеденным столом сидело человек тридцать. Нам, конечно, представили всех, но имена в голове у меня совершенно перепутались — что вполне ожидаемо, когда тебе представляют сразу тридцать человек. Запомнил я только Грету, жену Бернара, и его сына Геррита.

Разговор за столом шёл на отвлечённые темы — собственно, как обычно и происходит, когда малознакомые люди только начинают притираться друг к другу и не рискуют затрагивать темы, которые могут оказаться неожиданно чувствительными. Однако одна такая тема всё-таки всплыла.

— А в Мец вы не собираетесь? — довольно неожиданно спросил Геррит. Отец бросил на него убийственный взгляд, и тот смутился. Все тут же замолчали.

— Не собираюсь, — улыбнулся ему я. — Ко мне не так давно заезжал Огюст, и я решил, что не хочу в Мец.

Вся семья молча смотрела на меня. Похоже, тема Арди из Меца здесь не из самых простых. Мне не особенно хотелось её развивать, но сидеть в перекрестье взглядов было довольно неловко, я решил высказаться немного определённей:

— Он настаивал, что мы являемся побочной ветвью, и должны подчиняться главной ветви, то есть им.

Стояла полная тишина, и напряжение в воздухе ощущалось даже физически.

— Идея не нашла у меня понимания, — улыбнулся я сразу всем присутствующим. — Если я и встречусь с ними когда-нибудь ещё раз, то не вскоре, не в Меце, и не с Огюстом.

— Вот же гадёныш, — в сердцах выругался Бернар и тут же поднял руки вверх в ответ на укоризненные взгляды. — Простите, дамы, старого солдата. Нет, и как у них хватает наглости называть себя главной ветвью!

Грета только вздохнула и покачала головой. Напряжение ушло, и постепенно разговоры возобновились.

* * *

— Пойдём, Кеннер, покажу тебе свою коллекцию ружей, — Бернар с лёгким кряхтеньем поднялся со стула. — Пусть женщины спокойно поболтают о женском, не будем им мешать.

Вот дались им всем эти ружья! Такое чувство, будто вся империя помешалась на мушкетах, аркебузах, и на чём там ещё, из чего они палили друг в друга тысячу лет назад.

— Любишь ружья? — небрежно спросил я, идя с ним по коридору.

— Нет, не люблю, — вздохнул он. — Но так принято, что гостям надо что-то показывать. А что ещё показывать, кроме ружей? Ну какие-нибудь сабли ещё можно, но по мне, разницы с ружьями никакой.

— Неужели больше нет вариантов? — удивился я. — Заведи коллекцию марок, например.

— У меня есть, прикупил по случаю пяток кляссеров. Но марки я женщинам показываю. Пять кляссеров даже много, ни разу до второго не доходили.

Действительно, что-то промахнулся я с марками, мужчинам их показывать не станешь. А мой дядюшка Бернар-то, похоже, большой шалун — наверняка сказываются французские корни.

— Знаешь, Бернар, давай лучше просто погуляем в саду. А ружья при случае покажи моей жене. Она, правда, больше по ножам, но вообще всякое оружие любит.

— Опасная? — он с любопытством взглянул на меня.

— Я бы не рискнул всерьёз с ней схватиться, — вполне честно ответил я.

— Это она с поляками разобралась?

— С поляками? — в полном замешательстве переспросил я. — Нет, с поляками я.

— Ты сам можешь такое сотворить, но с ней подраться не рискнул бы? — он покачал головой. — Ну и женщины у новгородских Арди.

— Погоди, — наконец опомнился я. — Ты вообще откуда про эту историю с поляками знаешь?

— Ты газеты читаешь?

— Последние дни как-то возможности не было.

Сказать по правде, у меня вообще нет привычки читать газеты. Их читает Мира, а мне подаёт только сводку интересных публикаций с аналитическим обзором.

— Тебе прислать подборку? Врут они, конечно, совершенно безбожно, но снимки с места событий впечатляют. А то можешь просто выйти за ворота, да узнать всё из первых рук. Там давно корреспонденты толпятся — сразу налетели, как только прослышали, что ты у нас. Тебя, кстати, уже прозвали ливонским потрошителем. С твоей матерью они вели себя осторожнее, а тебя, видно, не так опасаются. В принципе, если ты их поубиваешь, архиепископ не особенно расстроится, они его тоже достали.

— Нет, не буду никого убивать, — отказался я. — И газеты читать не хочу. Толку от этого никакого не будет, только настроение себе испорчу.

— Мудрое решение, — одобрил Бернар. — Ну раз уж мы знакомимся, расскажи о вашей семье. Мы почти сразу потеряли связь с тётей Ори, так что о вас ничего не знаем. Да и сказать по правде, у нас было полно своих проблем. Как-то не до вас было, не сочти за обиду.

— Да и мы точно так же были заняты своими проблемами, — пожал я плечами. — Так что никаких обид. А что касается нашей семьи… ты слышал о Кеннере Ренском?

— Немного, но слышал, — кивнул Бернар.

— У него было много дочерей — и от жён, и на стороне, но только один сын, Ренольд. Довольно сильный одарённый, не как Кеннер, конечно, но сильный. По вашей классификации он назывался бы светлым паладином. Вот за Ренольда прабабушка Орианна и вышла замуж. Она была его единственной женой, что для таких сильных Владеющих большая редкость. Сама прабабушка, кстати, к тому времени стала Высшей.

— Я так понимаю, её уже нет в живых? — перебил меня Бернар.

— Она умерла, — кивнул я. — Если так можно сказать о Высшей. Тогда случилась большая война родов, в которой погибли и Кеннер Ренский, и Ренольд с Орианной. Но деталей я не знаю, я вообще мало знаю о своих предках Ренских. Дело в том, что моя мать — изгнанница, и я родился уже после её изгнания.

Бернар удивлённо поднял брови.

— Для матери это всегда было больным местом, поэтому о Ренских она мне ничего не рассказывала. Разговоры о Ренских у нас вообще не приветствовалось. Но я отвлёкся. У Орианны и Ренольда было две дочери — Ольга и Стефа. Ольга вышла замуж за Даняту Хомского, и у них родилась дочь Милослава. Моя мать. Потом Ольга овдовела, поссорилась с дочерью и изгнала её из семьи. А поскольку она к тому времени стала Матерью рода, то сумела заодно продавить и изгнание из рода. Таким вот образом моя мать перестала быть Ренской, и ей пришлось выбирать другую фамилию. Она взяла фамилию своей бабушки Орианны. Мой отец бросил мать после изгнания, ну а я родился уже после всего этого. Вот, собственно, вся краткая история новгородских Арди.

Бернар задумчиво покивал.

— То есть получается, что новгородских Арди всего трое? — уточнил он. — Считая твою очаровательную жену?

— Вообще-то, есть ещё дочери Орианны, твои двоюродные сёстры. Но они Ренские, и судя по всему, ни Ольга, ни Стефа не особенно заинтересованы в контактах с вами.

— Трудно вот так сразу сказать, — пожал он плечами. — Надо бы при случае всё-таки познакомиться. А ты с ними поддерживаешь отношения?

— Со Стефой у меня отношения вполне дружеские. С бабкой мы не общаемся — не враждуем, но и не дружим. Но теперь твоя очередь рассказывать — что у вас произошло, и почему семейство оказалось в упадке?

Бернар усмехнулся.

— Да вот как раз из-за Орианны, — ответил он.

Я вопросительно посмотрел на него. По правде сказать, я подозревал, что та история с бегством прабабушки прошла не так просто и подспудно ожидал чего-нибудь в таком роде.

— Это не упрёк тебе, Кеннер, — он отвернулся, глядя куда-то вдаль. — Мы бы в любом случае сделали то, что сделали. Ты вообще её историю знаешь?

— Только то, что она оказалась одарённой, и церковь хотела запереть её в монастыре. И что семья помогла ей бежать. Сомневаюсь, что моя мать знает больше, ну а у бабки не спросить.

— В монастыре! — усмехнулся он. — Там дело шло к аутодафе.

— Что за дикость! — невольно вырвалось у меня. — Разве такое ещё случается?

— Дикость, — согласился Бернар. — Но такое право у церкви в определённых случаях есть. Сейчас это очень редко происходит, но всё-таки случается. Никаких костров на площадях, разумеется, для этого есть крематорий.

— Бернар, я не понимаю, — искренне признался я. — Одарённость не настолько редкое явление, и одарённые даже служат церкви. Да всем известно, что я одарённый, но никого в империи это не смущает, и никто не пытается на меня святой водой брызгать. Моя мать даже самого папу лечила!

— Любая одарённость — это прикосновение дьявола, — пояснил он, — но есть разница. Большинство может жить как живёт, им нужно всего лишь молиться чаще и строже соблюдать посты. Некоторые живут под постоянным наблюдением священников. В более сложных случаях помогает только монашеская жизнь. Ну а в самых тяжёлых случаях, когда присутствие нечистого слишком сильное — очищение огнём.

Я потрясённо молчал. Когда мы слышим подобные истории про какие-то далёкие земли, мы на самом деле не относимся к ним всерьёз. Они воспринимаются скорее как досужие байки, потому что никак не связаны с нашей жизнью. Но когда такое происходит рядом с нами, это всегда шок.

— Кто решает? — наконец спросил я.

— Комиссия из троих диаконов-инквизиторов проводит обследование, а затем трибунал по защите мирских душ на основе их заключения выносит решение. Друзья добыли нам копию заключения комиссии, и стало совершенно ясно, что Орианну сожгут.

— И вы организовали бегство, — утвердительно сказал я.

— Мы не могли поступить иначе, — пожал он плечами. — Дело даже не в том, что это была любимая сестра главы семьи. Мой отец сделал бы это, будь она не любимой, и даже не сестрой. Если бы он позволил её сжечь, мы бы просто перестали быть семьёй.

— Семья сильна единством, — понимающе кивнул я.

— Верно. Если семья жертвует своим членом — неважно, во имя каких целей, — каждый понимает, что он может стать тем, кем пожертвуют в следующий раз. А с каждым разом такие вещи проходят всё проще и проще. И семья превращается просто в группу людей. Или вообще разваливается.

— А дальше вам пришлось за это расплачиваться, — догадался я.

— Трибунал открыл дело о гнезде дьяволопоклонников, — усмехнулся он. — Мы в конце концов сумели отбиться, но церковь вытащила у нас немало собственности. У нас всегда были плохие отношения с архиепископом Трирским, и он своей возможности не упустил. Церковь забрала бы всё, но нам помогли Арди из Меца. Мы переписали на них бóльшую часть имущества, и они им сейчас управляют. Церкви оно не досталось, но в результате у нас нет почти ничего своего, и живём мы на то, что нам выделяет ветвь из Меца.

— Ничего себе! — я чуть было не присвистнул совершенно по простонародному. — А скажи, Бернар, не может ли такое быть, что как раз та ветвь это и затеяла?

— Такой молодой, и такой циничный, — Бернар осуждающе посмотрел на меня, и я сделал виноватое лицо. — Мы тоже об этом в первую очередь подумали. Но никаких доказательств в пользу этой версии мы не нашли, а они всегда оскорблялись от таких намёков. К тому же именно они добыли копию заключения диаконов-инквизиторов.

— Это только добавляет подозрений. Если бы Орианну сожгли, дело бы на этом и закончилось, а так она сбежала, и они получили кучу вашего имущества. Скажи, а каким образом они это заключение добыли?

— Они, в отличие от нас, с церковью дружат, у них хорошие связи с архиепископом Трирским.

— Это опять же говорит в пользу предположения, что они в этом деле замешаны, — заметил я.

— Да, мы тоже об этом думали, — согласился тот. — Но всё же этого недостаточно, чтобы делать выводы, а точно мы про их участие в этом деле не знаем, и наверное, никогда не узнаем.

— Ну почему же не узнаем? У меня, правда, нет прямых доказательств…

— Ты что-то знаешь? — Бернар резко остановился и повернулся ко мне.

— Нельзя сказать, что я что-то именно знаю, — вздохнул я. — Но я расскажу тебе всё, а ты уже сам делай выводы.

— Рассказывай!

Как он возбудился, однако — чувствуется, что это для него больной вопрос. Хотя что тут удивляться — семья фактически стала полностью зависимой от той ветви, и вопрос их участия в деле Орианны сейчас является ключевым. Если ветвь из Меца действительно замешана, то они уже точно ничего обратно не отдадут. И выделяют какие-то деньги они лишь до тех пор, пока трирская ветвь им полезна.

— У нас была промежуточная остановка в Дрездене и пфальцграф Саксонский пригласил нас с женой на обед…

— Чем ты мог заинтересовать пфальцграфа? — поразился Бернар.

— Ну, он надеется, что я уговорю тебя примкнуть к их партии, но в общем-то, я ему не особенно интересен. Скорее я интересен кардиналу Скорцезе. Я думаю, это кардинал попросил его пригласить меня.

— Постой, постой… Мне послышалось, будто ты сказал, что кардинал Скорцезе попросил пфальцграфа Саксонского пригласить тебя на обед…

— Ну да, я сразу заподозрил, что без него там не обошлось, а потом Лаук невзначай обмолвился, что Скорцезе меня ему отрекомендовал. А поскольку я говорил Скорцезе, что я буду проездом в Дрездене, то вывод напрашивается.

— То есть ты в разговоре с кардиналом небрежно упомянул, что будешь в Дрездене, и он позвонил пфальцграфу Саксонскому, отрекомендовал тебя и попросил пригласить на обед, — со странным выражением произнёс Бернар. — Скажи мне, племянничек — чего я о тебе не знаю?

— Мы не о том говорим, — досадливо поморщился я. — Это история длинная и не особо интересная.

— Как скажешь, — согласился он, по-прежнему странно на меня глядя. — Просто мне вот, к примеру, попасть на приём к кардиналу Скорцезе не так-то просто. И если я вдруг попаду, то он вряд ли будет интересоваться моим маршрутом, чтобы отрекомендовать меня подходящему пфальцграфу. Но раз ты говоришь, что эта история неинтересная, то я, конечно же, тебе верю, и нам её обсуждать незачем.

Я опять поморщился — разговор явно ушёл куда-то не туда. Но если я сейчас возьмусь объяснять ему, что он всё неправильно понял, и дело обстояло совсем не так, то буду выглядеть довольно глупо.

— Так вот, возвращаясь к теме Орианны Арди, — вздохнув продолжил я, — когда разговор мельком её коснулся, Лаук мне практически прямым текстом заявил, что Арди из Меца были в том деле замешаны. Он сказал так: это была неприятная история, о которой он всё знает, и которую он мне не советует раскапывать, потому что правда меня не обрадует. А затем совершенно без перехода заявил, что я вряд ли поеду в Мец к тем Арди. Более ясного намёка я не представляю, разве что он бы прямо это сказал.

— Похоже на то, — задумчиво кивнул Бернар. — Тем более и мотив у них был очень ясный. Мы всегда были богаче, и их здорово задевало, что они намного беднее побочной ветви — точнее, той ветви, которую они предпочитают называть побочной. Но я всё же не понимаю — откуда пфальцграфу Саксонскому знать эту историю? Чем она могла его заинтересовать?

— Ничем, конечно. Он просто выполнил просьбу Скорцезе, для которого узнать все подробности не составляет ни малейшего труда.

— И зачем это Скорцезе?

— Легко могу придумать сразу несколько причин, — я начал загибать пальцы. — Побудить тебя согласиться на моё предложение. Привязать тебя к своей партии. Могу ещё предположить, что архиепископ Трирский является его политическим противником, и ты в качестве союзника усилишь позиции Скорцезе в Трире. Насколько я знаю, ты пользуешься уважением дворянства, так что являешься достаточно ценным приобретением.

— Постой-ка, не спеши, — перебил он меня. — О каком «своём предложении» ты говоришь?

— С которым я к тебе приехал, — широко улыбнулся ему я.

— Знаешь что, Кеннер, — закатил он глаза. — А пойдём-ка посмотрим мои ружья. Там как раз есть бар, а мне сейчас остро необходима рюмочка бренди.

* * *

— То есть ты предлагаешь мне побороться с Зепперами вместо тебя, — задумчиво сказал Бернар, вертя в руке бокал с бренди.

— Неплохо ты повернул дело, — уважительно заметил я. — Чувствуется мастерство и опыт. Ты действительно хорош, но так мы далеко не уйдём. Если ты начнёшь ставить какие-то глупые условия, то я просто сниму своё предложение.

— И что тогда? — поднял бровь Бернар.

— Да ничего, — пожал плечами я. — Мы ведь по-прежнему останемся родственниками. Просто совместных дел иметь не будем, но это же не обязательно. Будем ездить друг к другу в гости — я, кстати, тебя приглашаю.

— Благодарю за приглашение, — кивнул он, — но я имею в виду — что ты будешь делать со своим предложением?

— Ты в самом деле считаешь, что будет сложно найти кого-то вместо тебя? — удивился я. — Я вообще свалю это на Скорцезе. Пусть он ставит своего человека и сам с него спрашивает, мне забот меньше. Я всего лишь хотел помочь родственникам, но если тебе моя помощь не нужна, то я ни в коем случае не собираюсь настаивать.

— Это опасное дело, — заметил Бернар. — Зепперы очень влиятельная семья.

— Кардинал Скорцезе обещал прикрытие. И это не пустые слова, поскольку он сам жизненно в этом заинтересован.

— Я верю, что он надёжно прикроет и от церковных, и от светских властей, но я имею в виду личную опасность. Георг Зеппер не особенно щепетилен в делах, если ты понимаешь, о чём я.

— Я помогу тебе людьми на первое время, — пообещал я. — Но тебе всё равно придётся обзаводиться своей охраной. Бернар, я не хуже тебя понимаю, что это опасное дело, и кстати говоря, для меня опасность тоже присутствует. Но ты не можешь серьёзно разбогатеть, не оттоптав множество ног. А если мы не станем в этом деле участвовать, то в нём будут участвовать другие. Алхимию у Зепперов так или иначе отберут, это давно уже назрело и перезрело. Зепперы не самые лучшие посредники, они раздражают и князя, и церковь.

— А ты лучший посредник?

— В данный момент лучший, — кивнул я. — Я удобен для всех, и в отличие от Георга Зеппера, готов делиться с нужными людьми. И ещё я достаточно благодарен своим родственникам за помощь моей прабабке, чтобы помочь им выбраться оттуда, куда они из-за этой помощи угодили.

— Ты предлагаешь мне рискнуть всем, — тяжело вздохнул Бернар, крутя бокал, из которого он до сих пор не выпил ни единого глотка.

— Я предлагаю нам с тобой рискнуть вместе, — мягко поправил его я. — И я уменьшил этот риск насколько это вообще возможно.

— Сколько времени у меня есть на раздумья?

— Очень мало, Бернар, — с сожалением сказал я. — Совсем скоро настанет время для конкретных разговоров с очень влиятельными людьми, и к тому моменту я должен знать твоё решение.

— Но несколько дней у меня есть?

— Несколько дней есть, — подтвердил я.

— Хорошо, — кивнул он. — Я обдумаю твоё предложение.

Мы замолчали, размышляя каждый о своём. Не знаю, что собрался обдумывать Бернар — вряд ли у него будет другой шанс восстановить положение семьи, — а вот для меня на горизонте уже замаячил очень сложный разговор с князем. Я всё больше чувствовал себя героем анекдота, который собрался жениться на принцессе: «Я согласен, стало быть, полдела уже сделано. Осталось всего лишь уговорить принцессу». Мне с самого начала почему-то казалось, что труднее всего будет уговорить кардинала, поэтому я и начал с него. Но сейчас я всё больше понимал, что оценил ситуацию неверно — кардинал, по всей видимости, сильно нуждался в деньгах и сразу уцепился за идею пощипать Зепперов, а вот для князя такого аргумента наверняка будет недостаточно. С деньгами у князя всё в порядке, и менять проверенного партнёра ради какой-то будущей выгоды он, возможно, и не захочет.

— А что ты там упоминал насчёт того, что будешь уговаривать меня примкнуть к партии пфальцграфа Саксонского? — нарушил молчание Бернар.

— Скорее всё-таки к партии кардинала Скорцезе, — поправил его я. — Нет, я не собираюсь тебя уговаривать. Если ты согласишься на моё предложение, то и так естественным образом окажешься в его партии. А если нет, то я тоже не расстроюсь. Мне вообще безразлично, кто у вас будет следующим императором.

— Как это может быть тебе безразлично? — искренне удивился Бернар. — Ты, вообще-то, тоже имперский дворянин, причём титулованный.

— Да вот так безразлично. Мне от вашей политики надо держаться подальше, я и так, пожалуй, в неё слишком глубоко влез. Понимаешь, если я буду участвовать в имперских делах, то рано или поздно возникнет вопрос о моей лояльности, причём у обеих сторон. И неважно, как я на него отвечу — с того момента я и для тех и для других стану сомнительной личностью с подозрительными связями, которой не стоит доверять. Я до такого вопроса доводить не хочу. Я прежде всего новгородский дворянин, и полностью лоялен княжеству и князю. Будет лучше, если имперской политикой станешь заниматься именно ты, а я, в свою очередь, буду представлять тебя в русских княжествах.

— Разумно, — он оценивающе посмотрел на меня. — Семья сильна единством, где бы она ни находилась?

— Именно, — улыбнулся ему я.

Отправить