Глава 3

Ну, а на что я надеялся с моим везением божественного уровня? Что вот так взломаю защиту замка и маршем пройду до алтаря рода, поклоняясь другому божеству? Хер там! Опять попал. Вот только куда?

Я огляделся. Вокруг был каменный мешок размерами три на три метра с такими же гладкими стенами, как были на втором оборонительном рубеже. У одной из стен туман формировал нечто, отдалённо напоминающее человеческую фигуру в балахоне.

— Отрекись от ложного бога! Прими наследие Винограда! Род заждался нового главу! — призрак, или чем он там был, летал вокруг меня, нашёптывая, уговаривая, пытаясь зародить сомнения в моей душе. — Лишь достойный обретёт силу и мощь, накопленные за тысячелетия существования рода и сокрытые в алтаре! Стань им!

— Да не нужна мне ваша сила, — отмахнулся я от призрака, — своя есть! Правда, дюжиной печатей скована, но есть.

— Как это не нужна? — опешил балахон и даже перестал кружить по каменному колодцу, — а зачем ты тогда сюда явился?

— Вот, хороший вопрос! — похвалил я, — мне нужно, чтобы алтарь указал, где искать следующего главу рода!

— Так он на тебя укажет, придурок! — рявкнул призрак, потеряв весь налёт таинственности и аристократизма. — Ты первый за две сотни лет подходящий потомок для активации алтаря, и того уже к рукам прибрал какой-то… — привидение скептически окинуло меня взглядом и будто выплюнуло, — Комар.

— Давайте-ка по порядку, — попытался я воззвать к здравому смыслу хранителя алтаря, — понимаю, ситуация нетипичная, но я хочу помочь вашему роду! У меня договорённость с вашим богом.

— Рассказывай больше! Этот куст про нас последний раз пару сотен лет назад вспоминал, а тут прямо-таки и взялся искать главу рода. Как же!

Похоже, кто-то при жизни был сильно зол на своего бога, а уж после смерти, и подавно.

— Прошу прощения, уважаемый, а вы кто? — полюбопытствовал личностью собеседника.

— Дмитрий Алексеевич, тринадцатый князь Виноградов и хранитель родового алтаря! Честь имею! — призрак склонил голову вежливо, обозначив поклон.

— Михаил Юрьевич, первый граф Комарин, — отрекомендовался я в той же манере, что и князь. — К Виноградовым отношусь по матушке, Марии Васильевне. За старания в возрождении рода был награждён родовым даром.

— У Виноградовых совсем всё плохо стало, раз бог родовые дары кому-попало раздаёт… — пробормотал князь, наконец, заметив у меня в ухе серьгу. — Не врёт ведь паршивец, и правда, общается.

Призрак ушёл глубоко в себя, о чём-то размышляя. Я его не торопил. Здесь давление практически не ощущалось, поэтому ожидание было даже приятным. Понять бы ещё, что это за место такое.

— Какая ситуация в роду? Сколько высокоранговых магов? Сколько с родовыми дарами? Что с финансами и скольким ветвям рода принадлежат земли с виноградниками? — князь пришёл в себя резко и выдал серию животрепещущих вопросов.

— Род в упадке, основная ветвь, извините, похерена. Замок и земли близ Абрау законсервированы, получены мною от императора в качестве награды. Земли я выкупил у Кобровых, Рапановых и Медузиных. По моему заказу нюхачи отсмотрели почти две сотни людей с кровью Виноградовых, из них треть имеет родовые дары, но потенциал магии не выше тройки, две трети имеют потенциал до пятого уровня включительно, но без родовых даров. Виноград их в качестве главы рода не рассматривает, — я честно ответил на все поставленные вопросы. — Ах да, и финансы. Активы, около ста миллионов рублей золотом, сохранены под присмотром императорской семьи.

— Ну почему ты не хочешь выйти из этого захудалого баронского рода? Стань князем! Деньги, земли, замок, есть ещё сокровищница с артефактами — всё будет твоим! — распинался призрак, — передашь баронский титул кому-то из родни и будешь присматривать со стороны! Даже деньгами помочь сможешь! Сто миллионов — это не шутки!

— Дмитрий Алексеевич, я последний в роду! Некому передавать!

Повисла пауза.

— Неужели даже бастардов нет? — уточнил князь спустя пару секунд. — Так не бывает!

— Бывает… — я вкратце пересказал ситуацию с подлостями Крысина и родовой войной, совсем недавно отшумевшей на моих землях.

— Однако, — крякнул князь, — после такого действительно не поймут. Вот ведь как бывает, мои всё прокутили да прогуляли, а твои… — он тряхнул головой, — так зачем, говоришь, тебе алтарь?

— Хочу запустить его кровью, чтобы показал, где искать вашего потомка.

— Кровью говоришь… — призрак задрожал, будто мираж над пустыней, — грязное это колдовство, опасное.

— Не соглашусь, Дмитрий Алексеевич, колдовство оно в любом мире колдовство, добрым или злым его делают замыслы людей, — пожал я плечами.

Мне ли не знать. Я не один раз видел, что творили святоши на своих благословенных празднествах, накачивая девственниц благодатью до такого состояния, что те устраивали оргии похлеще куртизанок, и видел, как тёмные инквизиторы лечили тленом, обращая в прах заражённые участки тела. Но опасения князя всё же были справедливыми: на одного вменяемого мага крови приходился десяток, слетевших с катушек.

— Обещаю не осквернять родовой алтарь недостойными деяниями, — я вывел руну зарока на запястье, чтобы визуализировать данное обещание.

Князь какое-то время всё же колебался, но спустя минуту принял решение:

— Я проведу тебя подземельями до алтарного зала, чтоб ты не умер по дороге, как последователь чужих богов, но проверку родом проходить будешь сам.

— Благодарю, не смел и надеяться на подобное, — я поклонился призраку, признавая его помощь.

* * *

Князь Виноградов вёл меня по подземному лабиринту не меньше часа. Иногда мы спускались глубоко под землю, затем снова выбирались выше. По дороге встречались лестницы, разрушенные переходы, провалы с острыми кольями, ямы, кишащие какой-то незнакомой, но явно прожорливой живностью. Самое интересное, что нигде не было ни пылинки, ни паутинки, ничего. Лабиринт был создан с помощью магии, ею же и поддерживался в полном порядке.

Алтарный зал выглядел старым даже по моим ощущениям. Более того, он был рукотворным. Лабиринт закончился так же внезапно, как и начался, когда под пальцами появилась шероховатость вручную обработанного камня. Между блоками, где раньше был раствор, вырос белоснежный мох, светящийся в темноте. Впереди кроваво-красным светом сияла арка, по краям которой умелые мастера вырезали вязь рун. Я узнал лишь некоторые: «сила», «душа», «очищение», «долг», «испытания». Остальные, а их было большинство, мне были незнакомы.

— Дальше мне хода нет, — виновато развёл рукавами балахона князь, — дальше сам.

— Дмитрий Алексеевич, а кто вас так наказал? — рискнул я спросить у призрака. Всё-таки две сотни лет стеречь родовой алтарь… Не сильно похоже на поощрение.

— Матриарх рода, — признался тот. — Как только найдётся достойный глава, я уйду на перерождение.

Интересно, это второй раз, когда я слышу, чтобы у рода главой была женщина, а не мужчина. Возможно, Тэймэй станет третьим известным мне матриархом, возглавив свой род.

— Удачи тебе, Михаил Юрьевич, да поможет тебе Виноград и… Комар твой, — на последних словах призрак князя растаял в воздухе.

Отстранившись от лишних мыслей, я сделал шаг под арку.

Если честно, я думал, что меня ожидает прохождение какой-то полосы препятствий или головоломок, но вместо этого арка засветилась белым светом, и меня перенесло в затхлое подземелье, где одетые во всё белое святоши сгрудились в центре зала вокруг каменного постамента. Над головами их мерцал свет чадящих светильников, отчего я не сразу заметил, что по белым одеждам пляшут не тени, а кровавые разводы.

— Держи эту суку! Мы ещё не закончили! — рявкнул такой знакомый до мурашек на коже голос настоятеля сиротского приюта, в котором прошло моё детство. Послышался стон и следом отчаянный крик, приглушённый чьей-то рукой. Кровь брызнула во все стороны, а следом раздался крик. Крик ребёнка.

Я подошёл ближе, интуитивно понимая, что меня всё равно не увидят. На каменном алтаре привязанная за руки и ноги лежала женщина с чёрными, как смоль, волосами и алыми глазами. Тело её содрогалось в судорогах, по коже появлялась и исчезала чёрная чешуя, похожая на змеиную. Живот её был варварски вспорот святошами, которые сейчас пристально осматривали младенца, соединённого с матерью пуповиной. Ребёнок отчаянно кричал, а мать судорожно пыталась сменить форму, но её попытки пресекли одним ударом скальпеля по горлу. Кровь толчками била из раны, стекая по обнажённому телу женщины и каменному постаменту.

Умирая, женщина не отрывала взгляда от собственного дитя. Стоило её глазам остекленеть, и младенец резко замолчал. Настоятель отрезал пуповину и завернул дитя в операционный передник.

Картинка так же резко исчезла, как и появилась до того, а я вновь стоял на пороге алтарного зала. Это сейчас что такое было? Кто бы ещё объяснил. Настоятель скончался во время одного из прорывов тварей, который случился недалеко от приюта. Мне тогда было лет шесть или семь. Но я выжил, как и ещё десяток сирот, не сожранных тварями. Увиденное больше напоминало кусок прошлого, но как это могло быть связано с Виноградом?

Тщательно запомнив детали сюжета, я снова сделал шаг под арку.

На этот раз я переместился во время прохождения первого экзамена в Цитадели, наблюдая всё как бы со стороны. Первый урок Крови усвоили далеко не все. Мы сидели за деревянными столами, а напротив нас пустовали стулья для будущих просителей. Сами себе мы казались такими умными, умелыми и сильными. Нам впервые разрешили принять участие в прошениях.

Раз в месяц к Цитадели съезжались просители, которые обращались за помощью к магам крови. К нам шли, когда надежда уже была утрачена, когда святоши и инквизиторы оказывались бессильны. Мы сидели, ожидая, кто же обратится лично к нам. Каменные массивные двери Цитадели бесшумно отворились, пропуская людей внутрь: богатые и бедные, красивые и уродливые, люди и нелюди — просителей всегда хватало.

Минуты шли, складываясь в часы, а стул передо мной всё пустовал. Поток просителей постепенно иссякал, на столах других корвусов возвышались кожаные кошели и тканевые мешочки с деньгами. У кого-то были даже продукты в корзинках. Цитадель брала в качестве оплаты всё, но решение помогать или нет принимал сам маг.

В перерывах я слышал смешки и злорадство. Именно они тогда и побудили молодого и горячего меня покинуть своё место и выйти за пределы Цитадели, что было строжайше запрещено. Я стоял на пороге, не решаясь переступить черту и вдыхая сладкий медовый запах раскалённой летней степи. Вереница просящих напоминала муравьёв, движущихся хаотично в две стороны: к вратам Цитадели и от них.

Сейчас я должен был заметить в стороне от всех старика в рубище, прижимающего к себе исхудавшего ребёнка. У них не было денег, не было пищи. Они шли сюда босиком, оставляя за собой кровавый след. Жилистый седой старец и его смертельно больной внук, заживо гниющий от сложного объединённого проклятия святоши и инквизитора. Их обходили стороной, не замечали, игнорировали сам факт их существования, заочно приговорив к смерти.

Я видел глаза старика, фанатичные, горящие алым огнём. Он шёл и нёс в корзине за плечами внука к воротам Цитадели, но у него не было оплаты. Наши взгляды встретились, и я сделал шаг, наплевав на правила. Я вылечил парня, взяв в оплату со старика стакан крови.

А вечером висел на кожаных ремнях посреди двора Цитадели. Спина моя была исполосована кнутом. Стоя на коленях в собственной крови, я впервые услышал голос Матери Крови:

— Если берёшь оплату кровью, будь готов заплатить своей за этих людей.

Утром меня перевели на следующий ярус Цитадели.

Я снова пришёл в себя на пороге в алтарный зал. Что всё это означает? Зачем показывать мне моё собственное прошлое? Тем более, что этот кусок я отлично запомнил на всю жизнь и не только. Какие-то очень странные шутки у алтаря этого рода.

Постояв с минуту, я всё же решился и снова сделал шаг вперёд.

Ох ты ж… Сердце зашлось в бешенном ритме, к горлу подкатила тошнота. Столько лет прошло, а я всё никак не мог вспомнить этот эпизод без боли и ревности.

Мы с Ланой и Тильдой на приёме у барханцев. Ещё вчера гремела битва за объединение песков пустыни под одной дланью, а сегодня нас пленяли вечерняя прохлада оазиса и меднокожие девушки, танцующие вокруг чаш с огнём. Звон браслетов на запястьях и щиколотках, трепет монист на обнажённых телах, блики пламени в глазах, чернее ночи. Страстные взгляды новоявленного владыки, бросаемые на моих спутниц.

Наша последняя ссора с Ланой. Она желала власти, подчинения и слепого обожания к себе. Я же этого не мог, да и не хотел для нас.

— Ты легко можешь покорить не только пустыню, но и любое королевство! Да весь мир падёт к нашим ногам! Ты же сильнейший! Утопи в крови одних, и остальные придут сами! Вместо этого ты всё ещё мотаешься по порталам и прорывам! Сделай уже, наконец, то, для чего ты рождён! Правь, а не бегай на побегушках! — она медленно скидывала с себя одежду, оставаясь обнажённой при свете ночных звёзд. Молочно-белая кожа серебрится во тьме. Такая желанная, такая страстная, с сосками горошинами и копной белоснежных волос. Дитя Селены, кроткое днём и безудержное в своих желаниях ночью. — Я хочу править. С тобой рядом или нет, решать только тебе!

Лана развернулась и ушла к повелителю барханцев, призывно покачивая бёдрами. Эту ночь она провела с ним, а наутро явилась как ни в чём ни бывало:

— Так, каково твоё решение? — нахально улыбалась она, — учти, я буду только с победителем и повелителем.

— Тогда нам не по пути, дорогая, — горечь этих слов с привкусом крови и пепла до сих пор стоит у меня во рту.

Я снова оказался стоящим перед аркой. Сердце не унималось, в ушах шумело, а глаза застила кровавая пелена. Я прижался к холодному камню лбом, пытаясь прийти в себя. Не получалось. Было больно и от воспоминаний, и от осознания, что это стало началом конца. Меньше чем через год её не стало.

Шаг в арку я сделал лишь для того, чтобы заглушить бурю былых чувств и воспоминаний. Но, похоже, память решила подкинуть мне одно из недавних событий.

Я снова проводил ритуал очищения убиенных жителей Малых Трясинок. Лица погибших, руны, выведенные моей кровью, скорбящие женщины и дети… Такое не забывается. Стирается из памяти боль, разрывающая тело в качестве оплаты за очищение, на время умолкает чувство долга, успокоенное ритуалом, но под сердцем навсегда остаётся чувство вины. Не успел, не предугадал, не уберёг.

В этот раз я видел происходящее со стороны. Каждого погибшего возле его семьи, прощания, слёзы, объятия. Уходя, каждый из них смотрел мне в глаза, прося уберечь их семьи, не бросить на произвол, защитить. Вот только смотрели они не на меня, стоящего на коленях и корчащегося от боли, а на меня иллюзорного, которого там не было в тот момент и не могло быть.

Последняя душа покинула костёр вместе с дымом, а я вновь пришёл в себя у арки с ощущением опустошения и моральной усталости.

Слишком много за один раз. Слишком. Хотелось усесться прямо на каменный пол и отдохнуть, а лучше забыться сном, чтобы перелистнуть этот тяжёлый день, полный воспоминаний из прошлой жизни, как прочитанную страницу книги. Вот только отступать было некуда. Никто не даст гарантии, что потом будет легче. Так не проще ли вкусить всю чашу боли от воспоминаний сполна за один раз, а не растягивать сие сомнительное «удовольствие»?

Я отлепился от стены и, пошатываясь, сделал очередной шаг в арку. Она полыхнула кроваво-красным светом, ослепляя на входе, пол ушёл из-под ног, и я провалился в неизвестность.

Отправить