Глава 23

Легионы орденцев вернулись, как и было приказано, через два дня марша. На пятёрку проштрафившихся паладинов было страшно смотреть. Они больше напоминали иссушенные мумии. Кожа да кости, землисто-серый цвет лица и полное принятие ситуации и собственной смерти.

— Серв, почему они не проигнорировали мой приказ-наказание? — тихо поинтересовался я у бывшего паладина Альба, а ныне моего верного сторонника.

Мы стояли на парапете замковой стены и наблюдали за медленным вступлением легионов в долину. Они напоминали муравьёв, движущихся цепочкой.

— Шутите? — у того на лице было такое выражение, будто я предложил ему в кипятке искупаться.

— Нет.

Рассветное солнце слепило, но позволяло рассмотреть штандарты орденов, гордо реющие на ветру.

— Ваш отец не терпел неповиновения. Лучше уж было умереть, выполняя его приказ, чем попасть к нему на процедуру «искупления». В первом случае смерть хотя бы была быстрой и милосердной, а не медленной и мучительной. Вас закономерно воспринимают продолжателем его традиций.

Я молчал. И это Кровавого считали изувером?

— Не советую что-либо менять сейчас, — заметил Серв моё выражение лица. — Аура Альба продержит паладинов какое-то время в повиновении, пока вы не заработаете собственный авторитет, кроме явного силового преимущества. Вы, конечно, можете изничтожить всех непокорных, но тогда защищать людей будет некому, и вам самому придётся реагировать на прорывы.

Ровные шеренги легионов входили в долину Ирликии под естественной каменной аркой, образовавшейся под воздействием солнца, ветра и воды. Возле резиденции Ордена Рассвета армия принялась разбивать палаточный лагерь.

— Вот что… Я не Ирликийский Ангел. Озаботься, пусть к вечеру к стенам резиденции приведут больных детей, женщин, увечных… и пятёрка паладинов пусть тоже будет рядом с ними. Продемонстрируем им чудо исцеления в качестве начала новой эры. Глядишь, и следующие новости переварят легче.

— Сделаю, — коротко кивнул Серв. — А какие новости?

— Мы восстановим уложение о защите людей с магами Обители крови.

— Рискованно, — покачал головой бывший паладин. — Ваш отец разрушил Обитель, а вы хотите её возродить?

— У Альба Ирликийского были проблемы лишь с одним магом крови, с Кровавым. Остальные попали под раздачу из-за внутреннего предательства.

— Всё равно, — упрямился Серв. — Рискованно.

— Я покажу, что могу быть как благословенным, исцеляя, так и карающим, уничтожая несогласных. Иногда демонстрация лучше любых слов.

Серв поклонился и отправился выполнять указания.

* * *

Серв раздумывал над выданным заданием, невольно сравнивая отца и сына Ирликийских. Одного называли Ангелом, а второй был Змеем. Первый получал удовольствие от пыток, второй убивал быстро, имея собственные понятия чести и не желая уподобляться маньяку. Но и первый и второй не были благочестивыми овечками.

Обагрить собственные руки в крови они не боялись. В Орденах никогда не было периода смены власти. Дюжина спасителей существовала всегда, сколько помнил себя Серв. Да и религиозные книги древних эпох тоже были однозначны. Главы Орденов прибыли в этот мир защитить его жителей от прорывов скверны.

Но если отбросить слепую веру и сравнить устройство орденов хотя бы с пустынниками, то выходило, что власть находилась в руках религиозной и военной верхушки. Аристократии, как таковой, не существовало, её по праву силы заменила каста паладинов. Но и здесь имели значение личная сила и давным-давно сформировавшаяся система взаимоотношений между паладинами и главами орденов.

Дюжина спасителей требовала беспрекословного подчинения и добивалась его любыми способами. Возможно, выбранная Трайем модель управления «кнута и пряника» верна. Осенить благодатью и тут же напомнить, кто главный. Тем более, что он один стоил нескольких глав Орденов точно, а то и всей дюжины.

Что ж… клятва нерушимая и искренняя, значит, он будет с Трайем до конца, особенно после того, как тот спас его дочь.

* * *

Кречет негодовал. Последнее время тотем правящего рода Российской империи был весь в делах и заботах. Мало того, что этот мальчишка Мангустов посмел присвоить себе его адамантий, так он ещё и поклялся в случае смерти разделить божественный метал между всеми богами! Неслыханно!

Но не зря Кречет живёт свои сотни тысяч лет. Адамантий практически разумен. Он вполне может как поглощаться, так и выделяться из организма волей владельца. Да, убить Мангустова не выйдет, но это не значит, что нельзя прижать его через кого-то из родных и близких, ради кого он в лепешку расшибётся и даже вернёт адамантий.

Пока же у строптивца именем императора национализировали его тонкое место, лишив сопляка его основных заработков.

Второй занозой в репутации Кречета стало явление неизвестных соперников и снятие проклятия с души Отступницы. Уловив след связи с кем-то из местных богов, Кречет принялся сличать отпечатки божественной силы. Работа предстояла долгая и кропотливая. Большинство тотемов, имеющих хотя бы один род в Российской империи, без проблем предоставили свои отпечатки. Но не этот серпентарий. Неизвестно, кто был инициатором, но они объявили бойкот! Все змеюки и иже с ними от него шарахались, обвиняя в превышении полномочий, и отказывались сотрудничать.

Вообще-то формулировка звучала менее культурно и более экспрессивно, но общий смысл боги свели именно к «превышению полномочий». Они попросту ушли из обители богов, не желая вступать с Кречетом в малейший диалог. Для него это было красной тряпкой. Абсолютно ведь понятно, что след незнакомки совпадёт с кем-то из рептилий, раз те вдруг решили сколотить коалицию и скрыться.

Тут уже и Мангуст по-тихому начал подливать масла в огонь с национализацией тонкого места и ущемлением его последователя.

Ну ничего, если он правильно помнит, то одним выстрелом сможет убить двух змей сразу в одном лице. Кто там была невеста у Мангустова, Коброва? Что ж… Придётся кому-то прищемить хвост. Но самому светиться нельзя. Незачем провоцировать ещё больший негатив. У него есть, кому поручить это дело.

— Инари, милая, не хочешь ли прогуляться на тропический остров на выходные?

* * *

О том, что первое веретено вернулось вместе с адресатом мне доложили комары. Не знаю, как умудрился организовать службу Маркус, но семь с половиной десятков человек ему хватило даже на то, чтобы поставить наблюдателей в сторону пустыни и Обители.

«Михаил Юрьевич, здесь неустановленные лица приближаются к объекту „Обитель“. Задержать?» — напрямую обратился один из наблюдателей.

«Не стоит, могут не так понять. Я сам встречу».

В Обитель я ушёл проколом в ипостаси эрга. Переноситься в таком виде навстречу умелому магу крови было чревато. Спустя пять минут я стоял у привратного камня. За моей спиной, переливаясь всеми цветами радуги, мелькал Радужный щит. За ним сиротливо проглядывал Щит крови. Когда я ставил защиту на Ольгу и Исабель, то слегка не рассчитал. И теперь оба щита были непреодолимы без моего допуска.

— Ещё скажите, что в обители засели святоши, и это точно будет полный ***! — выругался первый гость, ни к кому конкретно не обращаясь и вставляя ладонь в привратный камень для получения допуска.

— Два щита лучше, чем один, — пожал я плечами, наблюдая, как гость сдаёт образцы крови для пропуска. Мне же часть этих образцов необходима была для просмотра памяти крови и решения — выдавать или не выдавать пропуск. Поскольку нынешняя защита была запитана на мою кровь и силу, то и обращался Привратник ко мне за дополнительным разрешением, подтвердив личность гостя.

Итак, передо мной стоял Жан, маг крови примерно седьмого уровня Башни крови со специализацией призывателя. Возраст его давно и уверенно перевалил за две тысячи лет, но выглядел он лет на восемнадцать-двадцать. Этакий шалопай с тонкой бородкой и усиками, смоляными волосами и субтильным телосложением. М-да, а внешность обманчива.

На руке у него висел алый плащ, которые были приняты у магов крови Обители, когда они проживали на территории альма-матер. Прибыл Жан, что интересно, не для удовлетворения собственных амбиций, а из чистого интереса. Он полторы тысячи лет не был в Обители, устал от постоянных путешествий и решил откликнуться на мой призыв.

— Добро пожаловать в Обитель Великой Матери Крови, брат Жан. Я Трайодасан, можно просто Трай, — протянул я магу руку для обмена рукопожатиями.

— Оу! — протянул маг, пожимая мне руку. — Я о тебе наслышан. Твоя история наделала много шума совсем недавно. Как же, самый молодой возвысившийся! Крут! Что тут у вас произошло?

— Предательство, героизм, месть, реинкарнация, много чего. Всё так в двух словах и не описать.

— А я никуда не спешу, — улыбнулся Жан. — К тому же… — он тончайшей иглой наколол на ладони незнакомый конструкт. Стоило капелькам крови выступить, конструкт замкнулся, и на ладони появилась самая настоящая белочка с бутылкой чего-то тёмного и явно высокоградусного, — … я тут кое-чем увлекся на досуге. Пойдём продегустируем и побеседуем. Нас же пропустят?

— Пока вся система безопасности держится на мне. Пропустят.

— А как же Сердце Обители? Я слышу ток крови в твоём сердце…

Я указал на накопитель с серебристыми прожилками:

— Я отдал кое-что более ценное: жизнь, кровь, два вида магии и не только.

— И при этом не переродился и не потерял в уровнях… Любопытно.

Мы прошли внутрь Обители. Нас ждала долгая беседа.

* * *

Время близилось к закату. Я стоял на всё том же парапете, но теперь уже в компании Тэймэй, Светы, Агафьи и Ольги в чёрно-белых плащах с символом солнца на спине. В таких же плащах стояла их защита из комаров.

Известие о возращении легионов и гибели дюжины спасителей вызвало волнения в народе. Сотни и тысячи людей из окрестных городков и деревень стекались к резиденции Ордена Рассвета в Ирликии в надежде получить утешение и хоть немного ясности.

Человеческое море шумело у стен резиденции, набегая волнами. Коробки одиннадцати легионов стояли чуть вдали. Стараниями Серва смогли отыскать недобитые остатки его легиона. Сейчас двенадцатый легион представляло едва ли пять сотен опустошённых орденцев. Но они стояли с гордо поднятыми головами, не боясь смотреть в глаза людям. Они не предатели, они выполняли свой долг до конца.

Среди оставшихся в живых легионеров большинство поглядывало в мою сторону с благоговейным страхом.

«Серв, что ты им сказал?»

«Ничего лишнего. Многим просто посоветовал молчать, ведь их спасли вашим словом. На самом деле, среди легионеров немало истово верующих с адекватными моральными ориентирами. Вас выслеживали не из-за награды, а из-за желания искоренить зло. Кто ж знал, что не там мы искореняли. Ой, не там».

Тем временем люди у стен резиденции успокаивались. Хмурые морщины на их лицах разглаживались. Всё меньше было нервных движений и всё больше смиренного ожидания. Я скосил взгляд на Ольгу и заметил её полуулыбку. Эмпатка исподволь руководила чувствами и эмоциями толпы.

«Когда я запою, передай им чуть больше скорби», — попросил я Ольгу, и та едва заметно кивнула.

Накануне Серв рассказывал мне об особенностях проведения подобных сборищ, то я наотрез отказался петь:

— Когда я пою, птицы налету дохнут. Пожалей людей. Нам здесь ещё массовых самоубийств не хватало.

Но паладин был непреклонен. Если не запою я, то запоют легионы, и тогда гимнами Рассвета и Заката может накрыть всех вокруг. Так что птицы — небольшая плата.

— Не важен голос, — втолковывал бывший паладин, — я, вон, вообще говорить не мог, мычал. Но силы в моей песне было не меньше, чем у других. Считайте, что песней вы заявите права на наследство. Ёмкости вашей благодати должно хватить, чтобы накрыло всех. Важен посыл! Чем вы поделитесь со всеми.

И я запел. Без слов. Сперва моё горло исправно выдавало лишь хрипы и сипы, но постепенно процесс наладился. Я вспоминал Миро, предавшего Обитель, битву с легионом Альба, их уход из Каролийского предгорья и упокоение погибших, тактическую битву с остальными легионами, помощь друзей, убийство бойцов для кровавого конструкта Альба, смерть глав орденов, смирение Тимоса, появление Райаны… Много что я представлял. Цепочка событий оживала. Мелодия будто заставляла меня заново прожить события последних дней, пока, наконец, не завершилась смертью моего несостоявшегося отца.

Почему-то эмоций было столько, что они распирали меня. Я держался из последних сил. Но плотину прорвало. В звуках моего мычания выплеснулась горечь несбывшихся надежд, боль от потери, надежда на будущее, скорбь от ненужных смертей. А я всё пел и пел.

Момент, когда мне на лицо упали лучи закатного солнца, я запомнил надолго. Нечасто мне приходилось видеть такое количество коленопреклонённых людей. Большинство из них тихо плакали.

«Что происходит?»

«Я передала твои эмоции, — тихо ответила Ольга. — Не нужно было?»

«В следующий раз будь добра спросить, нужно ли мне это».

Уж что-что, а обнажать душу перед толпой народа я никак не планировал. Хорошо, хоть Тэймэй не додумалась визуализировать весь мой эмоциональный ряд. Тогда точно проблем было бы не избежать. Но нет, супруга чинно ждала своего часа. Ей была отведена отдельная роль в этом действе.

«Так даже ваш отец не умел…» — прохрипел Серв. У бывшего паладина тоже стояли слёзы в глазах.

— Славные сыны и дочери, благословенные Рассветом и Закатом, — вступил я, решив воспользоваться моментом, — сегодня мы все вместе разделяем светлую скорбь. Двенадцать сильнейших последователей Рассвета и Заката отдали свои жизни, чтобы вы могли жить. Но их смерть была не напрасной. Исчадие зла навеки упокоилось нашими общими стараниями. Победа была очень дорогой. Если спасители расплатились своими жизнями, то большая часть легионеров потеряла свои силы, всех себя отдав борьбе. Мы будем свято чтить их жертву и ежегодно отмечать этот день! Но, кроме скорби, мы обязаны думать о завтрашнем дне, безопасности наших семей. Сейчас, когда силы Рассвета и Заката слабы, вспомним опыт Альба Ирликийского. Маги крови веками помогали защищать людей от тварей, идущих из Великой Пустыни. Поэтому мы возобновим уложение.

— Но они же враги! Мы разрушили Обитель… — послышался несмелый выкрик из толпы. — Ведь Кровавый же из этих!

— Одна паршивая овца не портит всё стадо, — возразил я. — Враг у нас с ними один. Сейчас в одиночку мы можем не выстоять. А как говорили мудрецы древности: «Враг моего врага — мой друг!»

«Они в смятении. Нужна какая-то хорошая новость для переключения внимания», — подсказала Ольга, чутко следящая за настроением толпы.

— Также хочу сообщить, что в эти два дня был разрушен последний оплот Кровавого… — на этом месте послышались крики и возгласы радости, — … и на этом месте заложена новая цитадель Рассвета для контроля опасностей со стороны Великой Пустыни.

— Не все начинания вашего батюшки, Ирликийского Ангела были успешными, — прогремел бас одного из паладинов, а именно того одноглазого мужика, что привлёк моё внимание ещё на стоянке. Мы встретились взглядами и неотрывно сверлили ими друг друга.

«Ну же, опусти взгляд. Убивать тебя только лишь из принципа кощунство. Воинов-магов и так не хватает!»

— Возможно. У меня стоит задача выжить и сохранить всех вас, удерживая наши земли от хаоса малыми силами. Те, кто решит саботировать мои решения, могут отправиться к Альбу Ирликийскому и пожаловаться ему лично. Встречу я могу организовать хоть сейчас.

Легионы молчали, как и местные жители. Когда люди стекались сюда, то рассчитывали на извечную формулу: «Хлеба и зрелищ». В результате не получили ни того, ни другого. Нужно было срочно исправлять это. Я дал знак Серву, а тот скинул с парапета белоснежный платок с половинкой алого солнца.

По условному сигналу место у стен резиденции расчистилось. На вытоптанной сотнями и тысячами ног земле остались стоять, сидеть и лежать все сирые и убогие с земель Рассвета, не способные вымолить или заплатить за исцеление своих недугов. Было таковых достаточно много, навскидку чуть больше трёх сотен. Похоже, Серв основательно подошёл к задаче, свезя сюда со всей окрестности больных и умирающих, даже абсолютно безнадёжных.

Я взмахнул крыльями и, сделав парочку кругов над людьми, спустился к больным. Кого там только не было: калеки без рук и ног, роженицы с сепсисом, переломанные в фарш солдаты, дети с выжженными и загноившимися отметинами, словно заклеймённый скот.

«Откуда такое богатство?» — скупо поинтересовался у Серва.

«Почистили казематы в ближайших трёх резиденциях Орденов, — не стал отпираться паладин. — Доставили самых тяжёлых».

М-да, работы прибавилось. Можно было, конечно, исцелить всех без разбору, но что-то мне подсказывало воздержаться от подобного расточительства.

— Братья и сёстры, как Рассвет осеняет нас своим теплом, озаряя рождение нового дня, так и Закат обагряет окончание любого жизненного пути. Каждый из нас хранит в душе тайны, за некоторые из которых воздаянием стала бы смерть, за другие — покаяние и смирение. Я не Рассвет и не Закат, но я могу увидеть ваши тайны. Лишь безвинно измученные заслужат исцеления. Те, кто надеялся излечиться, скрывая свои злодеяния, лишь сами ускорят свой уход на перерождение.

Я шёл среди людей, глядя им в глаза, и честно предупреждал: «Кто не спрятался, я не виноват!»

«Тэймэй, приготовься демонстрировать», — предупредил я жену, прикладывая ладонь на открытую рану первого страждущего.

«Твою же…» — это был один из легионеров Серва, замученный до полусмерти.

Иллюзия пыток, которые пришлось пережить бедняге, была видна далеко за первые ряды.

— Обвинение в скверне, ереси, предательстве и лжесвидетельстве, — объявил я. — Ложное.

И шагнул дальше. Толпа в онемении стояла, не зная, как реагировать.

Сквозь оцепление легионеров прорывалась женщина с осунувшимся лицом и позеленевшим младенцем на руках, едва дышащим. Я дал знак пропустить её.

— Спасите моё дитя, Ваше… — она не смогла договорить, спазм сжал ей горло, — возьмите мою жизнь. Я могу… Я рожу ещё… У меня есть дар… слабенький. Но я готова… для ордена… только помогите.

Женщина упала на колени, мне же пришлось присесть рядом. Младенец априори не мог быть ни в чём виновен, но я не стал отменять процедуру, осторожно уколов палец малышу. Капли крови хватило, чтобы провалиться в его воспоминания, полные световых пятен, звуков, образов, запахов, которые малец ещё просто не умел интерпретировать в силу возраста. Но вот женщину со смоляными волосами, регулярно подливавшую какую-то дрянь из пузырька ему в смеси, малыш рассмотрел.

— Отравление, — объявил я. — Найти обвиняемую и доставить ко мне на суд.

Толпа заволновалась. А я шёл дальше. Всех невиновных Серв отводил в сторону, в то время как не прошедшие проверку тут же покидали лобное место и отправлялись на перерождение. Причём в части случаев толпа готова была собственными руками растерзать виновных, просмотрев весьма яркие иллюзии их злодеяний.

Разбой, насилие, измывательства, пытки… виновных в казематах Ордена хватало.

Когда я дошёл до паладинов, посмевших на меня напасть, то показал наш недопоединок и весь их путь в Ирликию, проведённый в качестве резервного источника для благословений легионов. Толпа загудела, поддерживая своих.

— Неверие и излишняя подозрительность, покушение на меня, — объявил я. — Искуплено трудом на благо рассветного и закатного воинства.

Люди взорвались одобрением.

Достойных искупления оказалось не так уж много, чуть меньше шести десятков, и я снова применил самое обычное Исцеление, как со своими комарами. Шар в этот раз создался моими собственными усилиями, а не усилиями ковчега, что меня безмерно радовало.

Раненные, увечные, обессилевшие, больные наполнялись здоровьем и приходили в себя, я же уточнил у ковчега:

«А с Закатом мы такое провернуть сможем?»

Тот помолчал, но всё же ответил:

«В теории да, но благодати сожрёт немеряно. Придётся использовать один из накопителей поменьше, чтобы отщипнуть оттуда».

Я уже хотел было согласиться, но тут вмешалась Света:

«Такого эффекта, как у тебя, не обещаю, но закатных могу подлатать. Всегда можешь сказать, что работа с чужой силой и так даётся непросто».

«Спасибо, дорогая!» — поблагодарил я невесту и отправился отсеивать жертв Заката.

* * *

Елизавета Александровна, графиня Коброва, прогуливалась по берегу ни разу не ласкового моря. Весна только начала заявлять свои права на главенство в этих краях, но промозглый морской ветер пробирал до костей.

Графиня бездумно взирала на рябь поверх морских волн, не в состоянии объяснить собственное беспокойство. Мало кто знал, что сильные псионики ощущали информационные колебания вокруг, считывая скорые перемены. Сама Елизавета Александровна уже давно не ощущала подобных волнений. В последний раз с ней подобное случилось, когда она шла к отцу проситься замуж.

Да, был подобный факт в её биографии. Она влюбилась, как глупая дурочка, и хотела выйти замуж за Юрия Комарина. Какую она тогда речь готовила, чтобы исподволь повлиять на мнение отца и получить желаемое. Сеть точек приложения силы была столь обширна и столь мимолётна, что должна была прошибить даже такого сильного псионика, как её отец. Но все её надежды рухнули в одночасье после одной единственной фразы:

— Тайпана против. Ты выйдешь за графа Коброва.

Бедная Лиза тогда истово молилась у фигурки розово-красной Тайпаны, упрашивая сменить своё решение. Но богиня была непреклонна.

— Брак-с-с-с с ним-с-с-с обер-с-с-снётс-с-ся для-с-с-с тебя-с-с-с с-с-смертью, — был ответ. — Не-с-с-с поз-с-с-сволю-с-с-с!

Елизавета Александровна плотнее запахнула пальто и носком ботинка толкнула плоский камешек морской гальки, наблюдая, как тот скачками летит в воду.

Ветер усилился, и графине пришлось поправить шаль, чтобы та не слетела от порывов, открывая её розовые волосы.

«Берегис-с-сь! — донёсся до неё такой знакомый и давно не слышанный голос бывшей покровительницы Тайпаны. — С-с-себя и дочь-с-с-с хранис-с-сь!»

«Кого⁈» — недоумённо уточнила Елизавета Александровна у бывшей родовой покровительницы.

Ответом ей была тишина, но на морской ряби вдруг проступил силуэт хищной птицы.

Отправить