Глава 8

Во сне мне часто слышались голоса родителей. Вроде бы я маленьким лежал в колыбели и видел над собой подвешенные игрушки, а где-то в другой комнате слышался шум голосов. Проблема всегда была в том, что я не мог разобрать ни единого слова.

Голоса всегда были тёплые, мягкие, но затем они становились обеспокоенными. И когда мне казалось, что я вот-вот пойму, о чём идёт речь, сон обрывался. В памяти оставался только образ висящих над головой игрушек, которые двигались от моего прикосновения и сталкивались между собой. Кажется, они походили на планеты… Населённые планеты.

Но сегодня я, наконец, снова стал маленьким. Мне не снилась моя люлька, в которой я лежал и смотрел на двигающиеся планеты. Нет, я действительно в ней лежал и шевелил своими маленькими ручками.

Надо же, какая глупость. Мне приснилось, что я стал большим и натворил много-много глупостей. А на самом деле, всё хорошо, я лежу в своей кроватке и могу агукать. Так здорово! Сколько ошибок можно избежать в этой жизни! Я маленький! Ура!

«Откуда ты знаешь, может, это снова всего лишь сон, только более детальный?» — проникла шальная мысль в мою голову. Но я точно знал, что это не так. Был один момент, который чётко указывал на это. Я отчётливо слышал голоса мамы и папы. Понимал каждое слово, которое они говорили. Хотя иногда и не совсем чётко. Но это точно был не сон.

— Мамина радость! — слышал я совсем рядом.

Родители были рядом, и от этого такое тепло разлилось по всему моему нутру. Никогда я не чувствовал себя так хорошо.

— Папина сладость, — отозвался мужской голос, наполненный любовью до краёв.

Я здоров и любим. Я мал и полон сил. Что ещё нужно для счастья? Ничего. Поэтому оно переполняло меня.

Вот только голоса родителей стали отдаляться. А вместе с тем менялась их тональность. Всё чаще в них проскальзывали встревоженность и опасения. Мне даже захотелось расплакаться от подобного изменения.

— Он же не специально! — говорил женский голос, старающийся защитить по мере своих сил. — Он всего лишь ребёнок! И не может это контролировать!

И я понял, что речь идёт обо мне. Это меня она пытается защитить. И от этого мне стало грустно. Я начал кукситься.

— Я всё это понимаю, — ответил мужской голос, который при всей своей мягкости был непреклонен. — Но как я буду объяснять уничтожение двух развитых миров? Это хорошо, на этот раз удалось откатить назад, но что будет дальше?

— Он просто перепутал планеты со своими игрушками, — возражал женский голос, который я идентифицировал как маму. — Увидел два светящихся красивых шарика и решил их столкнуть. Ты же знаешь, он точно также делает в люльке.

— Я всё это знаю, — задумчиво и грустно проговорил мужской голос, обладателя которого я воспринимал за отца. — Но что я скажу, когда он в следующий раз уничтожит миры? У меня ребёнок просто перепутал их с игрушками? Простите его? Да его убьют до того, как я договорю это.

Женщина расплакалась. Горько, надрывно. А мужчина пытался её успокоить, но у него плохо это получалось.

— И что ты хочешь сделать с нашим сыном? Только не говори мне… — произнесла она сквозь рыдания.

— Наш сын — воплощение случайности, — ответил ей отец, и в его голосе чётко слышалось принятое решение. — Этого следовало ожидать от нашего союза. Ему нужно будет научиться управлять своей силой, поэтому я на время отправлю его туда, где от него будет меньше разрушительных последствий.

— Это куда? — с появившейся надеждой спросила мать. — Где мы можем сберечь его от себя самого?

— К Дзену, — ответил отец. — Во-первых, его из себя фиг чем выведешь. Он всегда спокойный, как… Дзен. А, во-вторых, у него под управлением ветка протомиров, на которых вечно что-то происходит. Эдакий тренировочный полигон для молодых богов. На фоне того, что там творится постоянно, никто и не заметит, если Рандом что-то натворит.

Я дёрнулся, услышав своё имя, и попытался позвать маму и папу, но получилось что-то вроде:

— Агу.

Мама снова плакала. Она не хотела отпускать меня от себя. И теперь придумывала некие события будущего.

— Мы же со временем всё объясним ему, правда? — с надеждой сквозь слёзы спросила она моего отца.

— Конечно, — ответил тот и, судя по всему, заключил мою маму в крепкие объятия. — Конечно.

— Но он же возненавидит нас! — та продолжала находить доводы против отправки меня Дзену.

— Он всё обязательно поймёт, — ответил отец. — Придёт время, и он поймёт, что другого выхода просто не было.

Меня и самого всё это достало до самой глубины души. И по щеке скатилась одинокая слеза.

* * *

В маленькой белобрысой девочке с косичками трудно было узнать Силикону. И даже не ту зелёную орчанку, в теле которой она находилась последние дни. А даже современную богиню, расхаживавшую совсем недавно по Олимпу. Эта девочка ещё не была испорчена лёгкой наживой и, широко распахнув глаза, слушала Дзена, сидя за партой.

— Твоё призвание, — говорил верховный бог их ветви миров, — и твой дар очень нужны во всех мирах. В тебе удачно сочетается стремление к прекрасному и сила, благодаря которой можно лечить детей, исправлять врождённые дефекты, от которых люди могут страдать всю жизнь, а ты это можешь исправить по мановению руки.

«Сложна-а-а, — думала в этот момент Силикона. — Очень нудно и сложна-а-а! Да и потом, они все такие страшненькие, некрасивые. А мне так хочется играться с красивыми игрушками!»

— Сейчас мы с тобой попробуем применить твоё умение на практике! — проговорил Дзен, чем вывел Силикону из задумчивости. — По крайней мере, ты поймёшь, зачем всё это нужно.

И они моментально перенеслись в медицинскую палату, где спала беременная женщина. В воздухе висел запах горя и слёз. Судя по всему, женщина проплакала несколько часов подряд перед тем, как уснуть.

— Что тут случилось? — спросила маленькая Силикона. — Почему так плохо пахнет?

— Эта женщина узнала, что у её ребёнка очень тяжёлый врождённый дефект, и, скорее всего, он всю жизнь будет мучиться, — безразлично ответил на это Дзен. — Наша с тобой задача исправить это.

— Но я почти ничего не умею, — ответила Силикона.

— Пришло время учиться, — снисходительно улыбнулся Дзен. — Ты уже большая девочка.

Следующие несколько часов превратились в настоящий ад. Под чутким руководством верховного бога Силикона провела труднейшую операцию, исправив у плода ужаснейший дефект челюсти. С неё не только несколько потов сошло, но и совершенно закончилась благодать.

Когда они переместились обратно в учебный класс, будущая богиня пластики без сил рухнула на стулья и не находила сил подняться, чтобы сесть ровно, как полагается ученице.

— И когда мне за это возвратится благодать? — спросила она, понимая, что ей просто необходимо получить хоть немного.

— От данной операции благодати добавиться просто неоткуда, — ответил на это Дзен, разведя многочисленными руками. — Ребёнок ещё слишком мал, чтобы что-то осознать. Он же даже ещё не рождён. А мать никогда не узнает, что случилось, потому что всё спишут на неисправность оборудования.

— И на хрена мне тогда всё это надо? — удивилась Силикона, приподнимаясь на локтях. — Меня вымотало и выжало, словно тряпку, это вмешательство, я полностью лишилась сил. И что? Просто так?

Тот урок надолго запомнился своей несправедливостью. И чем дальше, тем чаще маленькая богиня думала о целесообразности своего существования.

Но как-то раз, гуляя по улицам Земли, она увидела женщину с невероятно кривой стрижкой. Приглядевшись, она поняла, что это всё из-за редких и слабых волос. Силикона щёлкнула пальцами, и у несчастной, поникшей женщины вдруг появились наращенные волосы. Та увидела себя в отражении витрин, улыбнулась и принялась благодарить богиню, сотворившую это.

Силикону просто затопило благодатью. Она поняла, что такое маленькое изменение, практически не стоившее ей затрат, принесло гораздо больше, чем та тяжёлая операция на уроке.

И тут уже щёлкнуло у богини в голове: «Зачем мучиться и не получать за это абсолютно ничего, когда можно подкачать губки, сиськи, попку, нарастить волосы, и получить просто лавину благодарности за несколько минут? Быстро и без особых затрат».

— Это же всё равно помощь? — рассуждала она сама с собой, возвращаясь на Олимп. — Значит, я лучше буду помогать таким. Это же проще и намного легче! А накопленную благодать буду использовать для помощи нуждающимся. Правда-правда!

Но как оказалось позже, что она всего лишь успокоила божественную совесть, а спустя некоторое время совсем забыла о своём обещании.

* * *

Максимке Пожарскому было пять лет, и они вместе с Алёшей и Ваней бегали по зелёному лугу, представляя, что под их руководством не обычные оловянные солдатики, а настоящие бойцы.

— Развернуть батарею! — кричал принц.

— Пли со всех стволов! — вторил ему Гагарин.

— Развернуть арьергард! — выпалил Пожарский, дико гордясь тем, что ему удалось выговорить такое сложное слово, но друзья явно не оценили его стараний. — В атаку!

Но атаке не суждено было случиться, так как приехал император, чтобы забрать своего сына.

— Прощайся со своими друзьями, — с умильной улыбкой проговорил император, наклонившись к сыну. — И поедем на учения. Тебе там целый полк выделили, которым ты сможешь покомандовать.

— Ух ты! — восхитился Гагарин.

— Вот это да! — согласился с ним Пожарский.

И оба они чуть ли не в слёзы ударились, потому что это же единственное, чего хотели все они трое.

И тут ему пришло смутное воспоминание, что нечто такое он переживал, но давным-давно. И тогда Ваня взял, да и уехал с отцом, а им с Лёхой только завидовать осталось. Но такого же быть не может, правда? Детские мечты должны исполняться.

— Папа, — сказал Ваня излишне серьёзным для своих лет голосом. — Мои друзья просто мечтают поехать со мной. Можно, я их возьму?

Императору понадобилось совсем немного времени. Может, пара секунд, может, чуть больше.

— Да, пусть собираются, только быстро, — ответил он, кивая мальчишкам. — Мы уже опаздываем, — монарх направился к машине, а затем остановился и обернулся к Пожарскому и Гагарину, которые следовали по пятам. И при этом солнце на небе, словно очертило нимб вокруг его головы. — Заодно посмотрим, как вы сможете действовать в команде.

«Плохо, очень плохо, — подумалось вдруг Пожарскому. — Потому что мы не убережём принца. Хотя о чём это я? Принц жив, и нам всего лишь по пять лет. Всё ещё впереди, мы просто не дадим ему умереть!»

И вот, наконец, сбылось. Они все втроём стояли на парапете деревянной крепости, специально построенной для этих учений, и командовали коробочками войск. Какое же это было упоение! Какое счастье!

* * *

Всё, о чём мечтал в детстве Дезик, — петь. Громко, слаженно, со сцены. Он всегда был голосистым, только вот дома ему всегда затыкали рты и не давали продемонстрировать своё искусство.

Но всё изменилось, когда его взял к себе новый друг… Хотя нет, не друг. Он велел называть себя хозяином. Но это было в целом и общем неважно. Главное, что Дезик очень хотел ему понравиться, поэтому обогнал нового хозяина, забрался на удачно подвернувшийся пенёчек и начал на три голоса а капелла выводить: «Я свободен, словно птица в небесах».

Он в какой-то момент испугался, потому что хозяин мог сказать:

— Тебя что, клещи покусали? Какая свобода? Теперь ты принадлежишь мне.

Но он ничего не сказал. Он вёл себя как настоящий друг, которому понравилось творчество Дезика. Он хлопал в ладоши и просил ещё.

И маленький ещё тогда Цербер не смог ему отказать, исполнив:

— Мне нравится, что вы больны не мной, не бешенством, не блохами, не чумкой.

* * *

Маленький Карлито возвращался домой расстроенный. Ему не удалось найти в гнёздах куропаток ни единого яйца. А это было очень плохо, так как продажей этих яиц им хоть как-то удавалось быть на плаву. И обычно всё получалось. Иногда удавалось найти целый десяток яиц, и тогда ему даже разрешали съесть одно.

Но сегодня его ждала неудача. Как назло, живот подводило и есть хотелось даже сильнее обычного.

Подойдя к дому, он учуял из него божественный запах маминых пирожков. Он даже сглотнул. Но на губе осталась блестеть слюна. Очень жаль, но эти пирожки не для него. Они тоже на продажу. Всё, что только могли, они продавали на рынке, только чтобы их не выгнали из крохотного домика.

«Ну ничего, — подумал он, — я справлюсь с этим. Когда я вырасту, я буду очень богат. А пока хорошо, что на дворе лето, а мне десять. Привет, шпинат».

И он пошёл на огородик листьями шпината утолять свой голод. Всё-таки растущий организм требовал много пищи.

В этот момент задняя дверь крохотного домика распахнулась, и на чёрное крыльцо вышла мама. Она улыбалась и вытирала руки о передник.

— О, Карлито, ты уже вернулся, — сказала она, оглядываясь внутрь дома. — Это очень хорошо. У меня для тебя кое-что есть.

— Да ничего не надо, — ответил расстроенный Карлито, хотя его и подмывало узнать, о чём говорит мама.

— Я приготовила твои любимые пирожки, — ответила на это мама и сошла с крыльца, чтобы потрепать вихры сына. — Пойди, поешь, мой дорогой.

— Но я не заслужил, — ответил он ей и посмотрел в глаза. — Я не нашёл ни единого яйца. А пирожки обязательно надо продать… — с каждым словом он говорил всё тише.

— Ничего, ничего, — тихо приговаривала мама и гладила его по голове. — Всякое бывает, главное мы вместе, — и вдруг в её руках появился пирожок, который она и дала Карлито. — Ешь, набирайся сил.

* * *

Маленькая Кьяра семенила крохотными ножками по оливковой роще. Ей во чтобы то ни стало хотелось скрыться от дедовых охранников. Они ей так надоели! Ни поиграть, ни с друзьями посидеть. Тех вообще отпугивали постоянно серьёзные дяди в костюмах, которые практически ни на шаг не отходили от маленькой девочки.

Она много раз просила деда, чтобы тот убрал их от неё. Ну пусть издалека наблюдают, но не вмешиваются в её игры и не кошмарят её друзей. Но он был непреклонен. Говорит, что так надо, потому что такую, как она, могут выследить и украсть. Или вообще лишить жизни.

— Какую «такую»? — пытала она его каждый раз, но всегда оставалась без ответа.

Это он, конечно, зря. Что с ней вообще может произойти? Она чувствовала внутри себя такую силу, что никому поблизости от неё и не снилось. Пока она ещё не понимала, в чём эта сила заключается, но совсем скоро она обязательно поймёт, и тогда…

И она всегда хотела сбежать от охранников. А ещё лучше — улететь. Дедушка всегда говорил, что она необычная, в этом всё и дело. А ещё он рассказывал, что, когда она вырастет, у неё обязательно появятся крылья. Красивые, огромные крылья, на которых она сможет парить словно птица.

Только ей не хотелось ждать. Она хотела летать прямо сейчас. Чтобы улететь от этих надоевших людей в костюмах. Да, конечно, ещё дедушка говорил, что лишь тогда она станет свободной, когда обретёт крылья, а пока она обязана беспрекословно принимать охрану и выполнять всё, что они ей говорят. Но это была такая скука!

Да и зачем ждать чего-то? Когда она ещё вырастет? Это же целая вечность пройдёт! Она уже состариться успеет, пока вырастет! А летать хотелось прямо сейчас! Так пусть она уже станет взрослой прямо в эту секунду! Хотя нет, это было спорное желание. А вот крылья.

— Я хочу, чтобы крылья у меня появились прямо сейчас! — произнесла она вслух.

Она надеялась, что они будут очень красивые и радужные, как у бабочки.

С этими мыслями она обернулась, чтобы проверить, далеко ли от неё охранники, и в этот момент споткнулась. И обязательно упала бы, если бы вдруг чья-то мощная рука не подхватила её в воздух.

Вот только это была не рука. И вообще её никто не подхватывал, чтобы она случайно не испачкала своё нарядное белое платьице. Нет. Два огромных крыла развернулись за её спиной, и она смогла взмыть в воздух.

Сначала она смеялась над охранниками, потому что те замерли, опешив, и смотрели на неё, не понимая, что им делать. А затем она начала взлетать всё выше и выше. В конце концов, надо же было проверить, на что годны её новые крылья.

— Это что же получается, — рассуждала она сама с собой, как делают многие маленькие дети. — Я теперь наконец-то выросла? Я свободна⁈ Ура, свобода!

* * *

Оралиус пребывал в самом натуральном шоке. Мало того, что водитель, остановив машину, выбрался наружу и принялся звать маму, так и все остальные вдруг начали вести себя, словно находились под воздействием сильнейших психотропных веществ.

Не то чтобы инкуб знал в этом толк, но как объяснить, что мир, такой обычный и прочный, вдруг сошёл с ума вокруг него? Причём, мгновенно, словно по щелчку пальцев.

Он обернулся к Рандому, чтобы поинтересоваться, что случилось с водителем, а тот уже полулежал на сиденье с идиотской улыбкой, пускал слюни и делал вид, что пытается до чего-то дотянуться. Или вообще играл с чем-то висящим над ним.

Но это всё было полбеды. Дело в том, что остановились они прямо посреди проезжей части. И только далёкие звуки столкновений дали понять Оралиусу, что не только они оказались в такой ситуации. Остальные тоже, но только им повезло оказаться чуть впереди основной аварии.

Солдаты с выпученными и ничего не видящими глазами выбрались из машин и, бормоча какие-то глупости, побежали на небольшое поле, что было возле дороги. Некоторые говорили вообще что-то невнятное.

Пока инкуб пытался найти хотя бы маленький островок стабильности в окружившем его безумии, из соседней машины выскочил Пожарский и с криками: «В атаку! Ура!» побежал вслед за солдатами. А затем ещё громче заорал:

— Пиу-пиу! Расчехляй пушки! Драгунов в бой бросай! Одолевают, демоны!

Тут же из этой же машины вылетела Кьяра и понеслась ввысь.

— Сестра! — окликнул её Оралиус, вот только его надеждам не суждено было сбыться. Она тоже находилась под тем же воздействием, что и остальные.

В этот же момент на крышу «Тигра», на котором они ехали, забрался Дезик и принялся горланить отрывки самых разных песен. Причём, каждая голова пела что-то своё, не попадая ни в ритм, ни в ноты по сравнению с остальными двумя. Всё это вместе складывалось в такую жуткую какофонию, что инкуб закрыл уши руками. Помогало, правда, слабо, ибо цербер старался и выл во всю мощь своих лёгких.

Силикона, как и Рандом, смирно сидела на сидении, откинувшись на спинку. Примерно в таком же положении находился и дон Гамбино в соседней машине. Его единственное отличие было в том, что он усиленно пережёвывал какую-то пищу с блаженной улыбкой на лице.

Нужно было что-то делать, и Оралиус сначала хотел сделать то, что он делал обычно. Отсидеться. Кто-нибудь другой обязательно что-нибудь предпримет, и им станет легче. Только вот никого не было. Все остальные упорно делали вид, что сошли с ума.

Инкуб попытался растормошить сначала Рандома, затем Силикону, но всё было без толку. Они сидели тут только телами, их сознание было далеко. А Кьяра тем временем улетала всё выше и выше. В какой-то момент Оралиус испугался, что в таком состоянии она может подумать, что в безопасности, и сложить крылья. И тогда… тогда… Но об этом он думать не хотел.

Он просто понял, что, если не он, то никто другой ничего не сделает. По какой-то причине его не зацепила та напасть, которая накрыла всех остальных, он не знал. Но этим необходимо воспользоваться. Он слегка присел перед взлётом, как это делали супергерои в фантастических фильмах, и взлетел с ускорением.

Кьяру он настиг на высоте около пятисот метров. Она смеялась, словно маленькая девочка. И рассказывала кому-то, какое это счастье — иметь крылья. Потому что это свобода.

Без лишних церемоний он схватил её в охапку и потащил вниз. Она особо и не вырывалась, а обмякла, словно потеряла то самое, что влекло её наверх. Инкуб порадовался, что это произошло сейчас, а не минутой раньше. Тогда бы она сейчас уже лежала бы внизу, истекая кровью.

Он закинул её в машину к Рандому, закрыл дверь, а сам отправился за Пожарским, который уже строил батальоны, собираясь направить их на какую-то там войну. Причём за Максимом пришлось даже побегать, потому что тот бодро пресекал все попытки отвести его обратно к машине. Тогда инкуб вернулся к «Тиграм», отыскал наручники и верёвку и снова двинул за Пожарским.

В процессе импровизированной погони у Пожарского зазвонил телефон. Надежды на то, что он приведёт охранника в себя, было мало, но она всё-таки присутствовала. Чаяния не оправдались. К тому же телефон почти сразу выпал в траву под ногами.

Оставалось только догонять и скручивать Максима. Оралиус закрыл глаза, выдохнул, а затем кинулся на Пожарского. Скрутил он его в два счёта, после чего с ругательствами поднял и потащил обратно к колонне.

— Эх, — проговорил он самому себе, запихивая вояку в автомобиль, чтобы немного успокоиться, — не зря я всё-таки учился у девчонок технике связывания из БДСМ. Ишь ты, даже пригодилась.

Закончив, он понял, что вымотался донельзя. Со лба струился пот, который он вытер рукавом, а затем привалился к колесу автомобиля. «Вот, — подумал он, — сейчас немного отдохну и пойду остальных поймаю. И от меня польза будет».

И с этими мыслями он запрокинул голову и посмотрел наверх. Там как раз начали расходиться странные тучи, открывая…

Оралиус несколько раз моргнул, а затем ущипнул себя.

Почти над самой его головой парил огромный летающий остров. Прямо посреди неба.

— Ну вот, приехали, — с сожалением проговорил инкуб. — Кажется, и меня накрыло.

Отправить