Зол я был на Ефремова так, что даже отвечать не мог на расспросы нормально, с трудом сдерживал эмоции. Хорошо хоть маяке на Светлану не забыли поставить, но со всем остальным в его организации был полный швах. Генерал допрашивал меня сам, пытаясь вытащить то, чего я в принципе знать не мог. Я отвечал через раз, больше обдумывал свои ошибки, к которым прыжок в телепорт не относил. Случилось бы это еще раз — опять бы прыгнул, потому что Светлане грозила настоящая беда. Я подозревал, зачем она нужна была Накреху, и понимал, что живой ей было не уйти, если я прав в своих подозрениях. Своими ошибками я считал то, что доверил проведение операции Ефремову, то, что не проверил наличие маяка в общей комнате, и то, что не ушел в невидимость сразу, как прыгнул в телепорт. Последнее могло помочь нейтрализовать нападавших куда успешнее, если при них не было определителя посторонней ауры. А его при них не было, а значит, я бездарно профукал свой шанс спасти Светлану единолично. Но я никогда не был боевиком, опыт такого рода нарабатывался у меня уже здесь, и довольно болезненно.
— Елисеев, у тебя есть идеи, кто стоит над задержанными? — тем временем продолжал допытываться Ефремов.
— Идеи есть, доказательств нет, — честно ответил я.
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался он.
— Мои идеи, даже если я о них расскажу, вам ничего не дадут, Дмитрий Максимович, — отказался я делиться знаниями.
Тем более что говорил я чистую правду. Скажи я, что где-то неподалеку в чужом теле находится иномирный маг, что это даст Ефремову? Даже если поверит, а не посоветует обратиться к психиатру ничего не даст. Я не знаю, чье тело маг занимает. И сдается мне, этого не знал и Воронцов. Не такой идиот Накрех, чтобы ставить под удар себя, наверняка он притворяется кем-то еще, не тем, в чьем теле сейчас сидит. Мои личины местными артефактами не берутся, так что, скорее всего, его тоже. Нужно найти время, чтобы добить расшифровку ключа и залезть в записи Соколова. Возможно, там меня ожидает масса сюрпризов. Конечно, Накрех переселился давно. С того времени магическая наука не стояла на месте, и он может чего-то не знать, но может и знать такое, к чему я окажусь не готов — это и личные наработки, и утерянные знания, которыми давно покинувший тот мир маг может владеть.
— Ярослав, ты, наверное, не понимаешь, что нам сейчас важна любая ниточка, чтобы все это распутать.
— Дмитрий Максимович, у вас этих ниточек целых три. И все три можно дергать долго и упорно, пока все не вытащите. Из меня же к преступникам не идет ни одна, и я вам ничем в распутывании не помогу. Не менталист я ни разу.
Ефремов уставился на меня, как будто пытался загипнотизировать. Но я смотреть так тоже умею, особенно напрактиковался за время управления кланом. Серый мне даже как-то сказал, что взгляд у меня тяжелый, на всех действует. Как выяснилось, не на всех. Эта дура Полина, несмотря на ясно выраженный запрет, отцепила Сысоевский подарок от рюкзака и утащила к себе под подушку. Вряд ли от большой любви, наверняка пообещала это уроду Сысоеву. А то что ей не просто так запрещали, ей и в голову не пришло, посчитала желание самоутвердиться за ее счет или ревностью. Разговор с ней предстоит серьезный, но много позднее. Сейчас ей точно не до разговоров. Ей еще повезло, что не умерла. Тимофей, с которым я созвонился, сказал, что еще пару секунд — и он бы Полину не вытащил. И что с ней делать? Сама себя наказала так, что никакое мое наказание с этим не сравнится.
— Елисеев, если ты скрываешь важные для следствия сведения, то я напоминаю, что это уголовно наказуемо.
— Дмитрий Максимович, с чего вы взяли, что я от вас что-то скрываю? А про уголовно наказуемо вообще насмешили. Сейчас наказывают за помощь Императорской гвардии? Точнее, за то, что делаешь их работу? Что вам император-то сказал?
Ефремов нервно дернул углом рта.
— Елисеев, чтобы он ничего не сказал, мне нужно ему хоть что-то позитивное предъявить. А у нас пока даже не знают, как обойти клятвы, чтобы из преступников что-то вытащить и это что-то не превратилось в кровавый дождь.
Он с такой надеждой на меня посмотрел, что пришлось его сразу вернуть на землю.
— Дмитрий Максимович, повторю: я не менталист, ничего посоветовать не могу. И вообще, я устал, хочу спать, а завтра у меня занятия. Если вы не забыли, я в школе учусь.
— В школе он учится, — проворчал Ефремов. — Да чему там тебя они могут научить?
— Например, этикету.
— Согласен, он у тебя хромает. — Ефремов вздохнул, понял, что от меня больше ничего полезного не добьется, и сказал: — Ладно, можешь идти отсыпаться. — Я подскочил, но он меня задержал жестом и добавил: — Пока не ушел, скажи, может, тебе что-то выделить из нашего арсенала, в награду за помощь.
И главное, сказал это почти по-человечески, как будто признавал, что без моей помощи они сели бы в глубокую грязную лужу, но гордость не позволяла в этом признаться.
— А почему нет, Дмитрий Максимович. — Я уже стоял, но садиться не стал, просто наклонился к собеседнику. — Компенсируйте мне спортивный костюм, а то тот, что на мне, невосстановимо поврежден вражеским порталом.
— Елисеев, как твой почти учитель скажу, что было большой дуростью сигать в портал, который схлопывается. Но как глава Императорской гвардии признаю, что риск был оправдан. С нас новый спортивный костюм той же фирмы, что и твой, — стоически согласился Ефремов, наверняка подозревая, сколько придется за него выложить. — Что-то еще?
— Ага. Мне нужна пара лабораторных мышей. Каждая в своей клетке, — решил я не ждать встречи с Серым, а получить нужное сейчас.
— Зачем? — непритворно удивился Ефремов.
— Для эксперимента, — туманно ответил я. — Нужно кое-что проверить, а на себе больше не хочется.
— Хорошо, Елисеев, — на удивление покладисто согласился Ефремов и тут же позвонил, чтобы мне принесли требуемое. — В школе ни о чем не болтай и своих предупреди, чтобы молчали.
Мышей мне вручили и даже предложили воспользоваться телепортом Императорской гвардии до комнаты девочек. Я отказываться не стал и вывалился посреди комнаты. Полина спала на своей кровати, хотя та выглядела так, словно ее притащили с помойки, где какое-то время жгли. Белье казалось чистым и целым, но его наверняка просто заменили — не научились еще мои восстанавливать сгоревшее. Тимофей бодрствовал на стуле, хотя выглядел так, как будто пострадал именно он или, как вариант, как будто его неделю не кормили.
— Ты ее тащил за счет жизненных сил? — догадался я. — Ты сдурел?
— Иначе никак было, — ответил он. — В ней проделали такую дыру, что за счет ее жизненных сил было не заделать, не было их. Моей маны не хватало, а бежать за накопителем — Полина однозначно бы не дожила.
Я прошелся по ауре Полины. С ней все было относительно нормально, те небольшие отклонения, что нашлись, критичными не были, а это значит, что без присмотра девушка не умрет. А вот был бы на ней защитный артефакт, который сейчас сиротливо лежит на прикроватной тумбочке, она даже не пострадала бы. Что за глупая привычка снимать с себя на ночь защитные артефакты? Ночью они даже больше нужны, чем днем.
— Иди спать, — скомандовал я. — С Полиной ничего плохого больше не случится. Во всяком случае в плане здоровья.
— А не здоровья?
Поза Тимофея была напряженной, и я вспомнил, как обнаружил в его голове симпатию к Полине, когда подсаживал знания по целительству. К этому времени симпатия могла вылиться во что-то посерьезней, а значит, он переживал сейчас за Полину не только как за подругу. Но обнадеживать Тимофея я не стал, нечего ему питать иллюзии.
— А по остальному будет решать Императорская гвардия. Это Полина пронесла маяк, по которому перешли те, кто украл Светлану.
— А со Светланой все хорошо? — спохватился наш целитель, как будто у него еще силы оставались кому-то помогать.
— Когда я ее видел последний раз, с ней все было в порядке. Иди спать. Завтра будет непростой день.
Тимофей посмотрел на Полину и решил:
— Я сюда матрас принесу, лягу тут. Мало ли…
Он помотылял бутыльком с зельем, намекая, что будет караулить и подливать пациентке при необходимости.
— Возможно, Светлана вернется.
— Если вернется, тогда уйду с матрасом. Боюсь я сейчас Полину одну оставлять.
Я махнул на него рукой. Спорить сейчас не было ни сил, ни желания. Возможно, для нашего клана поступок Полины окажется еще не самым страшным событием, потому что я не смогу рассказать императору о Накрехе, не выдавая своего иномирного происхождения. А рассказать придется, потому что сейчас только я понимаю, что происходит и к чему это все может привести. Целителей император не тронет, а остальных?
Голова гудела от попыток решить сейчас. Но решать немедленно от меня никто не требовал. Можно было подумать. А еще можно было посоветоваться с Постниковым. Если есть шанс решить проблему самостоятельно, силами нашего клана, то… Кого я обманываю? Дамиан говорил, что для уничтожения Накреха потребовались лучшие силы прошлого мира, и то его не уничтожили, а только выдавили в этот мир. И если к вопросу его выявления подойти без должной тщательности, то он просто перепрыгнет в другое тело. Вообще непонятно, почему Накрех не прыгает из тела в тело, ведь тогда было бы совершенно невозможно его отследить. Моральными нормами маг не отягощен, а значит, для этого должна быть веская причина. Возможно, о ней знает кто-то из тех, кто разбирается в переселении душ.
Отложив на завтра решение этого вопроса, проверку пространственного кармана я откладывать не стал — клетку с белой мышкой опустил в пространственный карман, закрыл его, выждал пять минут и вытащил клетку с трупом белой мышки. Это было печально, но что-то подобное я подозревал: если бы самое простое решение всегда оказывалось верным, мы бы никогда не достигли того уровня магии, который имеем сейчас.
В этот раз на докладе Ефремова императору присутствовала Светлана. Как сказала она сама, имеет право знать, за что ее чуть не убили. Ефремов возразил, что, если бы собирались убить, сделали бы это десять раз, но на этом его возражения закончились, а со стороны императора их и не было.
— Блокировку клятвой обойти пока не получается, Ваше Императорское Величество, — совсем не бойко начал доклад Ефремов. — У одного еще так и не проходят последствия нанесенного Елисеевым удара, его допрашивать вообще невозможно. Елисеев снимать отказался, говорит, что до завтра само пройдет. Но оставшиеся двое поют на один лад. Говорят, что великую княжну похитили, чтобы заставить вас отречься от престола. Но это единственное, что удалось из них выбить, остальное, что ни спроси, — попадает под клятву. И это странно.
— Странный способ надавить на нашу, — заметила Светлана. — Отец никогда бы не пошел на поводу у шантажистов.
— Преступники были уверены в том, что говорят правду.
— Но поскольку они это сказали, то правдой это точно не является, — заключил император, — иначе тоже было бы под клятвой.
— Я тоже так подумал, Ваше Императорское Величество.
— Думать — это хорошо, Дмитрий Максимович, — обманчиво спокойно сказал Император. — На вашей должности вообще этим нужно заниматься постоянно, чем вы, как мне кажется, в последнее время пренебрегаете.
Ефремов застыл. Когда император начинал так пучить глаза, даже если он говорил спокойно, в любой момент мог сорваться. Вся надежда на то, что присутствие дочери его хоть немного сдерживало.
— Ваше Императорское Величество, я понимаю ваше недовольство, но я был уверен, что вашей дочери ничего не грозит. В самом плохом случае, если елисеевские ловушки преступников не задержали бы, наши люди должны были появиться в спальне великой княжны раньше, чем туда добрались бы заговорщики. Доставлять лишних людей в школу было опасно тем, что их могли засечь и ловушка не сработала бы. И все бы получилось, как мы планировали, если бы не неучтенный фактор. Ермолина тайно пронесла игрушку от Сысоева в их с великой княжной спальню.
— Значит, она понимала, что делает что-то плохое?
— Нет, папа, она действовала назло Ярославу, — возразила Светлана. — Понимаешь, они раньше встречались, и она хотела вызывать его ревность, принимая подарки от Сысоева.
— Врет она, что встречались, — проворчал Ефремов. — Я бы знал. Он к ней всегда относился как к подопечной. Как к ученице, не больше.
Он украдкой промокнул вспотевший лоб, пользуясь тем, что император смотрел не на него, а на дочь.
— Она сказала, что они целовались. А это никак не свяжешь с отношением к подопечной.
Девушка пыталась говорить невозмутимо, но в ее словах все-таки проскочила обида. А уж за себя или за Полину — это оба присутствующие мужчины могли сказать вполне определенно.
— Смотрю, Светлана, ты тоже к нему неравнодушна.
— Конечно, я ему благодарна. Он же меня спас, — уверенно ответила Светлана, делая вид, что не поняла намека. — Если бы не он, я бы тут не сидела. А еще мне кажется, что он знает больше, чем говорит что мне, что Дмитрию Максимовичу.
— Мне тоже так показалось, — согласился Ефремов. — Артефакты, которые мы изъяли, очень похожи на елисеевские.
Он не продолжил свою мысль, но император его понял.
— Думаете, Дмитрий Максимович, волхвы замешаны?
— Я бы не стал этого утверждать с полной определенностью, Ваше Императорское Величество, но исключить этого не могу. Слишком характерные особенности имеют артефакты, в которые наши специалисты залезть не могут.
— В таком случае не опасно ли Елисеева держать в «Крыльях Феникса»? Если волхвы выступают против нашей семьи, то может прилететь не только по Светлане. В «Крыльях» сейчас учатся наследники крупных кланов, которые являются опорой трону. Выведи любой клан из строя — проблемы появятся и у нас.
— Возможно, внутри волховского сообщества есть разногласия, ваше Императорское Величество? — предположил Ефремов. — Недаром же учитель Елисеева уже очень давно не появляется. Возможно, с ним расправились свои же?
— С ним расправились, а ученика оставили на развод, Дмитрий Максимович? Нелогично как-то, не находите? При подобных разногласиях уничтожают всю группу.
— Мы не знаем, Ваше Императорское Величество, что происходит внутри волховского сообщества. До недавнего времени мы вообще считали, что волхвы остались в прошлом. Но тут появился Варсонофий, развел бурную деятельность, завел ученика и пропал. Разумеется, он не собирался на этом останавливаться, а значит, с ним что-то случилось. Маг, кем бы он ни был, не бросает своего ученика. Мне кажется, Ваше Императорское Величество, что с вами он будет куда откровеннее, чем со мной, — заявил Ефремов, намекая на ментальные способности императора.
— Я поговорю с ним, — согласился тот. — Он сейчас здесь?
— Нет, мы его отправили телепортом в «Крылья». Он все-таки много сегодня перенес как физически, так и морально, и нуждается в отдыхе.
— Тогда ближе к вечеру, — решил император. — Можете быть свободны, Дмитрий Максимович.
Скорость, с которой Ефремов выскочил за дверь, не соответствовала ни его должности, ни его комплекции, зато отвечала жизненному опыту. Если гроза пронесла, лучше убраться от тучи как можно дальше и как можно быстрее, потому что такие тучи имеют нехорошую привычку неожиданно возвращаться с молниями и градом, после которых выживают не все.
— Сильно испугалась? — спросил император дочь, стоило закрыться двери за Ефремовым.
— Ужасно, — она со всхлипом втянула в себя воздух, но не разревелась. — Они приложили меня чем-то таким, что я была в сознании, но ничего не могла сделать. И это было страшно.