Глава 17

Перед сном я попытался связаться с Айлингом. На удивление попытка удалась. Учитель ответил и даже выглядел не злым. Но и не добрым, хотя некоторое удовлетворение от прекрасно выполненной работы проскакивало.

— И зачем вы это сделали? — укоризненно спросил я. — Теперь Дамиан уверен, что я ему мщу.

— А разве ты не этого хотел? Отомстить?

Айлин сидел в воздухе, сложив ноги крест-накрест. Его белые одежды эффектно развевались на несуществующем ветру, а из фантомной курильницы, сделанной из цельного куска малахита, поднимался редкий зеленоватый дымок. Иллюзии на запахи не хватило, поэтому атмосфера казалась излишне стерильной.

— Я хотел отомстить сам, — напомнил я.

— Сам ты сможешь отомстить не раньше, чем все виновники состарятся и отойдут в мир иной.

— Вы меня недооцениваете.

— Недооценивал бы, сказал, что ты вообще никогда не отомстишь.

Его руки словно перебирали невидимые струны, творя магию, для меня пока недоступную, но понятную — не зря же я столько лет был учеником Айлинга, чтобы не разобрать защитные заклинания, пусть и высшего порядка. И направлены они были сейчас наружу, на тех, кто пытался до него добраться.

— Вам кто-то угрожает?

— Мне постоянно кто-то угрожает. Но я угрожаю продуктивнее.

Он хохотну, приглашая меня присоединиться к веселью. Но на мой взгляд, поводов для этого не было.

— Дамиан? — продолжил я настаивать.

— Естественно. Он был недоволен, когда после усиления мной защиты производство взлетело на воздух. Но я его предупреждал.

Айлин расплылся в столь счастливой улыбке, что я заподозрил, что кадильница — отражение реального мира, где сейчас учитель находится во власти веществ, расширяющих сознание и позволяющих творить вещи скорее страшные, чем невозможные. Практиковал он такое нечасто, но если практиковал, выбывал из реальности недели на полторы, при этом приближаться к нему я бы не посоветовал и злейшему врагу: защитные заклинания претерпевали столь неоднозначные изменения, что врагу, не успевшему отступить вовремя, пришлось бы отползать, извиваясь всем змеиным телом, или отходить, путаясь в паре десятков конечностей. Отлететь на той пародии крыльев что выходили после магии Айлинга, не удалось пока никому. Сюда вряд ли что выплеснется, но если таковое вдруг случится, то противопоставить мне нечего. А вот во внешнем мире он до меня не достанет.

— Пожалуй, я откланяюсь, учитель.

— Не учитель я тебе, — благодушно ответил он. — Мог бы запомнить.

Вылетал я из транса в уверенности, что Айлинг под ненужными веществами, и с желанием, чтобы к нему постучалась Илинель. Она точно разозлит учителя до степени, необходимой для отползания. А то и откатывания. Шарик из моей бывшей подруги получился бы зачетный. Кстати, об Илинель. Защиту-то я не восстановил. Пришлось перед сном заняться, а то визит бывшей любовницы был бы сейчас некстати. Желание проверить, как там дела у Мальцева, я в себе подавил: слишком я сейчас был уязвим перед учителем, выдернуть ему меня — раз плюнуть. Поэтому я навертел на себя все доступные мне защиты и только после этого отправился спать.

Как ни странно, выспался я прекрасно, настроение не испортила даже обычная утренняя каша, которую почему-то мама считала самой нужной и правильной едой. К каше я добавил бутерброд с таким толстым слоем колбасы, что она примирила меня не только с необходимостью доесть кашу, но и с необходимостью вести застольную беседу. Так-то я бы предпочел ее избежать, но по новостям ничего интересного не показывали, про вчерашнее срабатывание магии у Ждановых больше ничего не говорили, проскользнули лишь туманные намеки о терках между двумя немаленькими кланами, в котором один проявил необычайную изобретательность, походя унизив другой. Надо же, Лазаревы нагло присвоили себе мое достижение! Сначала я почувствовал злость, и только потом сообразил, что это мне на руку, в отличие от разборок со Ждановым.

— Ваша классная звонила, — неожиданно сказала мама. — Спрашивала, не нанимали ли мы репетиторов по математике.

— Угу, — буркнул я, тщательно пережевывая бутерброд. Как говорил Айлинг, магу мало положить пищу в рот, нужно еще ее правильно употребить.

— Что угу? — спросила она. — Мне кажется, она намекает на репетиторство. Спросишь, сколько она берет за час? Вдруг поможет.

Сказала она это неуверенно, словно сомневалась в моих силах справиться самостоятельно не только с математикой, но и с разговором с учительницей.

— У меня за последнюю контрольную по алгебре пять, какое репетиторство?

— Пять? — поразилась мама. — Как так?

— Нашел один сайт, — небрежно бросил я, — на котором все правила так объясняют, что никаких проблем больше не возникает. Математика прекрасна и легка, она как музыка, только воплощена не в звуке, а в цифре.

— Скажешь тоже! — засмеялась мама. — Да ты у меня поэт.

— Поэт не поэт, но мне уже пора, а то опоздаю.

Я торопливо допил чай, которого оставалось глотка два и рванул из кухни.

— Времени же еще много, — удивилась мама.

Но так казалось только ей, поскольку мне надо было добраться до гаража, подновить там заклинания, и только потом идти в школу. Причем сделать это так, чтобы никто ничего не заподозрил.

До гаража я пробежался легкой трусцой, по дороге крутя в руках мячи для гольфа. Пальцы уже не казались такими неуклюжими отростками, как были при моем вселении, но работать было ещё над чем.

В гараже никаких критических проблем не обнаружилось, процесс шел своим чередом, поэтому я просто подновил защиту и рванул в школу. Отвод глаз снял буквально перед поворотом к ней и, как оказалось, поторопился.

— Привет, Ярослав, — заступил мне дорогу Глаз. — Разговор есть.

— Долгий?

— Да не особо. Димана Мальцевы задолбали, — сразу пояснил он проблемы. — Он теперь почти безвылазно сидит с сеструхой, чтобы нас не подставить. — Я хмыкнул, и Глаз сразу добавил: — Ну, и тебя тоже. Мы про тебя ни полслова никому, зуб даю.

— И чего от меня хочешь?

— Может, ну их, этих Мальцевых? Сестра Димана уже сама за него не согласна. Там дедуля Мальцевых, — Глаз с отвращение сплюнул на землю, — мерзкий такой старикашка, на нее наезжает так, что она вообще не рада, что с Мальцевыми связалась. Не хочет она, короче, за этого Андрея.

— Им решать. Я-то тут при чем?

— Так у того крыша поехала, — охотно пояснил Глаз. — Говорит, только на ней женюсь, мне посланец бога сказал, а против бога идти нельзя. Может, опять посланцем побудешь? У меня бизнес страдает.

Я фыркнул. Бизнес у него страдает. Не получается отжимать без свидетелей телефоны и синтезаторы. Кстати, у меня так и валяется дома синтезатор в чехле, а мог бы на нем пальцы тоже поразминать… Но время, где его взять на все?

— Че ржешь? — буркнул Глаз. — Тебя бы так обложили. Разрулишь?

Я задумался. Снимать проклятие всегда сложнее, чем накладывать, тем более что несколько дней уже прошло, оно прижилось, укоренилось и сроднилось с Мальцевым-младшим. Приказать Андрею больше не приходить к Ольге — так он же на стену полезет, слишком жесткое условие.

— Они от вас все равно не отстанут, если наехали. Разрулю — начнут выяснять, как вы до посланца бога достучались. А так вы не при делах.

— Зарраза.

Глаз грязно выругался и опять начал плеваться, хорошо не на меня, но проходящий мимо Игорь испуганно отшатнулся и бросил на меня умоляющий взгляд, сигнализируя всеми частями тела о своей просьбе. Я сделал вид, что не вижу его судорожных подергиваний, и сказал:

— Я подумаю, что можно сделать. Но как мне кажется, чем сейчас меньше вмешиваться, тем быстрее Мальцевы успокоятся. Все, мне пора.

— Погодь. Ждановых тоже ты?

— Че сразу я? — удивился я настолько фальшиво, что у самого зубы свело. — Я что, единственный маг в Белоорске?

— Понятно. — Глаз кивнул, его протезный глаз завращался, пытаясь охватить все 360 градусов обзора. — Маг ты не единственный, но… Эх, не хотел же связываться с магией, но Диман настоял.

Он развернулся и потопал по своим делам, а я по своим.

Первым уроком у нас был немецкий. Я привычно направился к своей последней парте, вертя в голове разговор с Глазом и думая, как отыграть ситуацию с Мальцевыми, которые взяли Хрипящего с сестрицей в оборот, как вдруг обнаружил вопиющую неправильность. За моей партой с удобством расположилась Полина и сейчас вызывающе смотрела на меня, заложив ногу на ногу. Белая блузка перестала казаться строгой, во-первых, потому что она была расстегнута если не до пупа, то до очень хорошего обзора, а во-вторых, дополнялась коротюсенькой юбкой. Похоже, Полина собралась развязывать настоящие боевые действия. Жаль только, не учла, что приз в моем лице завоевываться не собирается.

— Ермолина, ты ничего не попутала? — спросил я и бросил рюкзак на стул.

Садиться я пока не торопился: Полина заняла стратегическое место у окна и с ее стороны стояло разлапистое дерево в кадке, поэтому если она захочет занять другую парту, ей придется лезть через мое место.

— Где хочу, там и сижу, — фыркнула она и поправила и без того аккуратно лежащий учебник немецкого.

— Раньше ты хотела сидеть в другом месте.

— Так это раньше. А теперь я там ничего не вижу. У меня дальнозоркость проявилась, — нагло ответила она. — Могу сидеть только сзади.

— Купи очки, — предложил я.

— Они мне не идут. — Она вздернула и без того курносый нос. — Ярослав, ты меня боишься, что ли? Поверь, я не кусаюсь.

— Ермолина, мне нравится сидеть одному, никто не мешает учиться.

Она звонко рассмеялась, словно я рассказал анекдот.

— Садись уже.

Словно дожидаясь этих слов, зазвенел звонок на урок. Желание переместить Полину вместе со стулом на ее законное место пришлось задавить, не драться же с девчонкой. К ним нужно применять другие методы, чтобы удирали сами. Поэтому я как только сел, сразу положил ей руку на коленку, обтянутую тонюсенькой лайкрой. Аппетитную такую округлую коленку.

— Елисеев, ты сдурел? — зашипела Полина и ткнула меня ручкой в бок так, что я аж подпрыгнул.

— У меня на этом месте всегда рука лежит, — заявил я, демонстративно потирая бок. — Как только увлекусь уроком, сразу автоматически рука опять туда опустится. Тебе это нужно, Ермолина?

Вошла учительница немецкого. Класс недружно встал для приветствия, и Полине ответ пришлось уже прошептать.

— А у меня автоматически дергается рука с ручкой и втыкается в тебя. Тебе это нужно?

Что мне было нужно, так это чтобы соседка отсюда убралась. Поэтому я сделал защитный блок в том месте, куда она ткнула ручной. Хороший такой защитный блок, пусть небольшой, но непротыкаемый не только ручкой, но и чем посерьезнее. Как только мы сели, я тут же предпринял вторую попытку. В этот раз я успел не только положить руку на коленку, но и сдвинуться по ноге немного вверх. Полина взвизгнула, ткнула в меня ручкой, и я уже праздновал победу, но тут ручка прошлась по защитному блоку, который закончился чуть ниже подмышки. Туда ручка и влетела, заставив меня от неожиданности охнуть. Все-таки ручке в подмышке не место, и вообще удар оказался достаточно болезненным.

— Ермолина, Елисеев, что у вас там происходит? — прогремела немка.

— Битва, — пояснил я, потираю место протыка.

— Какая еще битва?

— На ручках, Аделаида Николаевна. На чем еще можно биться на вашем уроке? Это без свидетелей возможны варианты, а так…

Я развел руками, расписываясь в беспомощности.

— Дурак! — прошипела покрасневшая Полина.

— На моем уроке вы должны биться только языками, — заявила немка. — К доске оба.

Игорь громко и злорадно захихикал, но затих сразу же, как немка на него посмотрела, выразительно поправив очки. Так-то он туповат, но тут сразу сообразил, что привлекая к себе внимание, можно нарваться на внеплановый выход к доске.

— Итак.

Учительница опять поправила очки на носу и сурово нас оглядела. По воспоминаниям под таким взглядом хотелось уменьшиться в размерах и спрятаться под парту. Для кого-то он был страшен и сейчас: Полина сдвинулась ко мне за спину и наверняка уже жалела о своей опрометчивой смене места. Вот так-то — не чувствуешь за собой силы, не лезь на рожон.

— Слушаем вас, Аделаида Николаевна. Хотя странно на уроке немецкого говорить на другом языке. Где нам еще практиковаться в немецком, как не здесь.

Она зло сощурила глаза и с явной насмешкой перешла на немецкий, причем говорила нарочито быстро, чтобы я не разобрал:

— Практиковаться? Замечательно. Предлагаю вам с фройляйн Ермолиной разыграть перед нами сценку. Русский друг показывает немецкой подруге достопримечательности Белоорска. Приступайте.

Она кивнула, уселась за учительский стол и раскрыла журнал, явно собираясь выставить оценку за ответ прямо сейчас, пока мы ничего не скажем, поэтому я принял грустный вид и торопливо начал:

— Дорогая Полина, рад приветствовать тебя в нашем Белоорске, славном городе, насчитывающем тысячелетнюю историю.

На самом деле задание меня даже порадовало: не далее как позавчера по договоренности с моим немецким другом я как раз рассказывал ему на немецком о своем городе, а он на русском — о своем. Поскольку мне тогда еще пришлось дополнительно готовиться и запоминать, какие значимые места есть в Белоорске, а он поправил меня в паре мест, где я допустил особо грубые нарушения в немецком языке, то сейчас я шпарил бойко и без остановки. Настолько бойко, что часть класса с трудом улавливала, о чем я вообще говорю, а часть не улавливала вообще. Аделаида Николаевна же сняла очки вовсе и смотрела на меня так, словно у меня выросла вторая голова. Или как вариант — рог посреди лба на единственной.

Поскольку сценка была рассчитана на двоих, я сделал паузу, давая Полине возможность вставить реплику.

— Как интересно, — протянула она. — А по каким дням там бывают экскурсии?

В ответ я начал заливать, что данный памятник входит во все городские экскурсионные программы, но при желании туда можно пройти самостоятельно в любое время. Хочет ли фройляйн, чтобы я ей его показал лично?

— Разумеется — чуть запинаясь, ответила Полина. — Любая экскурсия с таким гидом будет весьма запоминающейся.

Поговорили мы недолго, немка нас прервала и одобрительно сказала:

— Молодец, Ермолина. Не ожидала от тебя таких педагогических талантов. Мало того что сама учишься на отлично, так еще успеваешь помогать другим. — И добавила в этакой снисходительной манере: — Елисеев, ты тоже молодец. Можете садиться.

Отправить