Глава 30

При виде Сереженьки Ефремов проявил армейскую выдержку. Даже не вздрогнул, выразительно потряс рукой, показывая, что ничего не заготовил, и участливо спросил:

— Эка тебя изуродовало-то, дружок. Тяжко, небось в таком виде ходить?

Химера потряс головой и выразительно вздохнул.

— Вот поэтому, Дмитрий Максимович, я здесь все и выжигаю, — напомнил я. — Вишневские были опасными преступниками. Никогда не знаешь откуда какая дрянь вылезет.

— Это да, — согласился Ефремов. — И спорить не буду.

Оглядывался он вроде бы с праздным интересом, но цепкий взгляд обшаривал все доступные уголки. Не приходилось надеяться, что он останется здесь с Иваном, Серым и с прислугой Вишневских, но я все-таки сделал попытку.

— Дмитрий Максимович, вы пострадавших опрашивать будете?

— Да что там опрашивать. Ваш юрист их наверняка уж опросил от и до, — благодушно улыбаясь, ответил Ефремов. — Вот копию опросов я у вас попрошу, да. А пока ты обещал экскурсию по особняку.

— По всему особняку не выйдет. Только второй этаж с жилыми комнатами — ответил я. — Да и то там не все в порядке. Но пойдёмте, Дмитрий Максимович, чего время тянуть?

Пусть Императорская гвардия и пообещала присмотреть за моими, но я бы предпочел делать это лично. Я не знаю сил ни Императорской гвардии, ни Глазьевых. Не хотелось бы определять экспериментально и мстить постфактум.

— А и правда, чего тянуть? — согласился полковник. — Ярослав, ты же не будешь возражать, если я немного поснимаю внутри?

— Не буду, — скрепя сердце согласился я.

А ведь я только что придумал как можно спасти последнюю медузу: создать иллюзию ее нападения и последующего уничтожения. Без телефонной съемки можно было бы обойтись простой иллюзией, теперь потребуется сложная и плотная, потому что я уверен: в Императорской гвардии это видео будут под лупой изучать. Или вообще не рисковать?

— Вы знали Вишневских? — спросил я, когда мы уже подходили к защитной пленке на лестнице.

— Лично? Знал, разумеется. Серьезные игроки были. Многие вздохнули с облегчением, когда их не стало.

— Это касается и главы клана, и его супруги?

— А с чего ты вдруг о ней? — неожиданно напрягся полковник.

— Ее же комнату будем вскрывать, — удивился я. — Вот и думаю, какие могут ждать подлянки. Второе лицо клана, как-никак.

— Да ни боже мой, — фыркнул полковник. — Скажешь тоже, второе лицо клана. Да она была задвинута так глубоко, как только можно было. Вишневский не приветствовал ее контакты с кем бы то ни было. Она даже в благотворительных фондах не состояла, не говоря уж о посещении выставок или театров. Считай, она из дома и не выходила почти.

— И даже это ее не уберегло, — философски заключил я. — Участвуй в делах клана, не участвуй — конец один.

Как только я понял, что у этой особы не могло быть интересной информации, или могло, но исчезающе мало, то решение показательно уничтожить медузу окончательно укрепилось. Но знаний все равно было жалко, так что я невольно вздохнул.

— Да не переживай, там непричастных не было, — уверенно ответил полковник. — Все всё знали и соглашались.

Подозрения, что знали отнюдь не все, у меня были. Вишневский вполне мог на своих воздействовать посредством медуз, и тогда даже те, кто изначально были против, через некоторое время становились за.

Тем временем я сделал проход в защите, пропустил полковника и заделал за нами дыру. Опасаться было уже нечего, но привычка осталась.

Первым делом Ефремов подошел к саркофагу, оценил количество двухлитровых банок с наклейками и одобрительно хмыкнул.

— Хорошая работа проделана, даже не верится, что пацаном.

— У меня хороший учитель, — напомнил я.

Ефремов шутку оценил. Гулко захохотал, оживив сразу тишину в коридоре. Она перестала казаться столь зловещей. По дороге полковник заглядывал во все комнаты, чтобы убедиться, что там и впрямь ничего нет одни голые стены, выжженные до кирпичей.

— Сурово ты с ними.

— Мне гарантия нужна. Я планирую тут жить и родных перевезти, — напомнил я. — Мне нужно, чтобы чужой поганой магией тут не воняло.

— Похвальный выбор, — кисло сказал полковник. — Но здесь может быть куча полезной информации.

Похоже, он так и носится с идеей вытащить отсюда что-то, что можно использовать во вред врагам, то есть на благо родины.

— Если она здесь есть, она отсюда не выйдет. Я предупреждал. — И добавил для вескости: — Решение Варсонофия. Кто я такой, чтобы с ним не соглашаться? Я ни за что не пойду против него. Я не самоубийца.

— Ну да, — разочарованно сказал полковник.

Мы стояли напротив комнаты, в которой был последний труп, и я разминал пальцы, готовясь к уничтожению фиолетовой пакости, влезавшей в мозги. Полковник встал рядом, пихнул в бок и проникновенно спросил:

— Может, все-таки?..

Отвечать я не стал, снял защиту с комнаты, после чего через дверь просочилась фиолетовая медузка. Печатку я не надевал, но все равно она выбрала полковника то ли как лицо более знающее, то ли как лицо, более толстое. Как там происходил выбор, я не интересовался.

Зафиксировал я её буквально в паре сантиметров от лица полковника, который отшатнулся уже после этого. Будь он один, среагировать не успел бы точно. И был бы у меня подконтрольный полковник Императорской гвардии. Заманчивая перспектива…

Тем не менее медузу я зафиксировал ближе к полу и принялся жечь.

— Вот ведь пакость, — проворчал Ефремов, присоединяясь со своими заклинаниями.

Похоже, демонстрация медузы лучше любых слов доказала, что такое надо не изучать, а уничтожать. Заклинания полковника оказались послабее моих, но он не прекращал выжигание, остановился, только когда от медузы осталась кучка белесого пепла. Совсем мелкая кучка. Да и медуза была не из крупных. Наверное, на каждую задачу — свой размер. Вряд ли в голове жены было что-то значительное, но я все равно огорчился, что не удалось ознакомиться. А ведь полковник даже телефон не достал.

— Что же вы не снимали, Дмитрий Максимович?

— Не поверишь, напрочь забыл, — расхохотался он. — Правильно Андрей Кириллович говорил: опасная это пакость, сразу видно. Но ты справился, молодец.

Он снисходительно похлопал меня по плечу с видом учителя, принявшего экзамен у ученика, и сделал шаг, застыв на пороге комнаты. Я остановился рядом с ним.

— Да уж, выдохнул полковник.

Комната была забита куклами: они сидели, стояли, лежали на всех возможных поверхностях. Даже в паре гамаков, прикрепленных к потолку, расположились небольшими компаниями. Создавалось впечатление, что комната принадлежала маленькой девочке, а не солидной женщине, имевшей не только детей, но и внуков. В пышных вычурных одеждах различных эпох, куклы смотрели на меня, словно маленькая фарфоровая армия, ожидавшая приказа. Сама же владелица этого кукольного царства лежала у двери, вцепившись высохшими костяшками в пышный ковер, на котором даже следов пыли не было.

— Вот так и узнаешь чужие секреты, — смущенно кхекнул Ефремов. — Ты точно все это будешь сжигать? Кажись, здесь ничего опасного нет.

В этом я с ним был согласен, но не потому, что мне что-то казалось, а потому, что уже просканировал комнату и выяснил, что никаких магических ловушек никаких спящих заклинаний, вообще никаких магических проявлений, кроме бытовых, в комнате не было. Да там вообще не было ничего стоящего внимания, кроме кукол. Даже сейфу места не нашлось.

— Думаете, не стоит? — с сомнением спросил я.

— Однозначно напрасная трата сил.

Я вытащил мумию в коридор, сфотографировал ее, после чего превратил в прах, который до последней крупинки заклинанием перенес в банку. Ефремов при этом молчал, лишь брезгливо морщился. Мумия Вишневской выглядела неэстетично и резко контрастировала с аккуратной комнатой. Даже на ковре после нее не осталось ни единого пятна — то ли ворс был такой, то ли система очищения сработала. А может, и то, и другое: ворс точно был с пропиткой, но насколько ее хватило бы при разложении тела, вот вопрос.

— Последний представитель семьи Вишневских, — сообщил я. — Итак, я вам могу сдать саркофаг со всеми Вишневскими. Фотодоказательства у меня есть.

— Да подожди ты со своим саркофагом, — отмахнулся полковник, который тоже вовсю сканировал комнату, пусть и с некоторым опозданием. — Пока мы здесь, проверить надо все.

— Куклам под юбки будете залезать господин полковник? — ухмыльнулся я.

— Если нужно, и под юбки полезем.

Он отважно сделал шаг в комнату.

— Опасная у вас работа, Дмитрий Максимович, — под юбки лазить — не удержался я. — Не пристроите по знакомству?

— Поюродствуй мне еще. Здесь могут быть документы, записи какие, — мечтательно сказал он.

— Давайте я лучше все сожгу.

— Вам, молодежи, лишь бы чего сжечь! — возмутился полковник.

— Дмитрий Максимович, да какие тут могут быть документы? — постарался вразумить я его. — Вот в соседней спальне, самого Вишневского, очень даже может быть.

— А ты ее разве не сжег?

— Нет, я ее даже не вскрывал пока.

Ефремов подозрительно на меня уставился и засопел.

— Как так, самого Вишневского сжег, а комнату его не вскрывал?

— Так он не там был. Дойти не успел.

И скорее всего, даже не пытался. Смерть была мучительной, судя по застывшим страдальческим гримасам на лицах мумий. Вишневским точно было не до того, чтобы ползти к себе в комнату.

— А как ты определил, что это он?

— По одежде и печатке, Дмитрий Максимович. Фотографию хотите посмотреть? У меня все подготовлено для передачи останков.

Он поморщился. Наверное, под юбки лазить интереснее, чем смотреть фотографии трупов.

— Потом сразу все покажешь, — решил он.

Он отправил пару сканирующих заклинаний неизвестного мне вида. Структура была несложной, поэтому я запомнил, с тем чтобы потом спокойно разобраться и понять, что они выявляют.

Интерес к комнате жены главы клана Ефремов потерял. Еще бы: его ждала невскрытая комната самого главы. Там вероятнее нашлось бы что-то интересное. Он еще шарил глазами по куклам, но мыслями явно был уже снаружи.

— Управляющий узел тоже на этом этаже?

— Да. Я отсюда отключал ловушки.

— Отключал? — он напрягся. — То есть они не уничтожены?

— Дмитрий Максимович, где ж я вам на все время найду? — возмутился я. — Я всего лишь подросток со скромным уровнем магии и скромными знаниями, а не всесильный маг Древности, легенды про которых гласят, что они все проблемы решали щелчком пальцев. Я щелчком только отключить могу. Уничтожить — нет. Не заложена такая возможность в управляющем контуре. Придется их все сносить по одной. Но на дороге уничтожены все, если вы этого боитесь.

— С чего ты взял, что я чего-то боюсь? — фальшиво удивился он. — Но ты ловушки собираешься уничтожать или хочешь включить в общую охранную систему?

— Упаси боже такое включать… Вы же видели Сереженьку? Такого врагу не пожелаешь.

— Положим, врагу я много чего пожелать могу и даже сделать…

— Дмитрий Максимович, все ловушки будут уничтожены до того, как сюда переедут мои люди. Играть с такими вещами очень опасно. Я лучше защиту по старинке сделаю, со стазисом.

— С этой комнатой что делать будешь? — сказал он и направился к выходу, словно опасался, что я отвечу: «Сжигать» и сразу примусь это делать.

— Запечатаю пока потом посмотрим. Вы же сказали, что она безопасна.

— На первый взгляд, да.

— На мой второй — тоже, но это не значит, что я не сделаю третьего.

Я запечатал комнату и перешел к спальне главы клана. Сканирование не показало отличия фона от ожидающегося, да и чему там было отличаться? Медузки не несли охранную функцию, им нечего было делать в комнате того, кто управлял всем этим дерьмом. Но полковник этого не знал и сначала напрягся, когда я вскрыл комнату, а потом с подозрение спросил:

— Ты ж говорил, эта дрянь лезла из всех комнат?

— Может, здесь еще не вызрела? — с серьезным лицом предположил я. — И вот-вот вызреет? Я поэтому все и выношу.

Ефремов начал озираться, в попытках увидеть место, из которого полезет медуза. Надо признать, что комната места воображению не оставляла. В отличии от комнаты супруги главы клана, забитой куклами под потолок, комната самого главы оказалась пустой. В ней стояла одна кровать, причем посреди комнаты и с ножками в тазиках. Выглядело это смешно, хотя тазики были артефактные и когда-то чем-то заполнялись. Но к этому времени артефакты разрядились, а жидкость высохла оставив на стенках тазиков желтоватые кристаллы.

— А где все вещи? — подозрительно прищурился Ефремов.

— Вы у меня спрашиваете? Я знаю ровно столько, сколько вы. Мне не было необходимости сюда лезть вообще.

— Но что это за спальня, где ничего нет?

— Как нет? — Я кивнул на кровать. — Самое главное — вон оно, стоит.

— Главное — это не только кровать, — буркнул Кфремов. — Где гардеробная? Где унитаз, в конце концов?

— Вы хотите, чтобы унитаз стоял рядом с кроватью?

— Дурацкие у тебя шуточки, Елисеев, — он смерил меня взглядом. — В приличных домах ванна находится рядом со спальней.

— Я ванн и унитазов не прятал, — заржал я невольно представив, как это могло бы выглядеть. — На первом этаже точно есть, если вам вдруг нужно. А тут я пока недообследовал. У меня схема только спален, да и та приблизительная. Кабинет я нашел по связи с ловушками.

Честно говоря, спальня Вишневского удивила и меня самого. Спальня — это не только то место, куда ты заходишь на ночь, но и личная комната. Судя по увиденному, личности у Вишневского не осталось. Одна оболочка, создающая видимость жизни. Неужели та тварь в подвале — причина? Создание пожрало мозг создателя? Нет, однозначно большую медузу надо гасить, не дожидаясь, пока она решит подзакусить мной.

— Да не в этом дело, — поморщился Ефремов. — Эта комната больше похожа на камеру для заключенного.

— Из того, что я здесь видел, создается впечатление, что Вишневский сильно не дружил с головой. Страшное дело для мага. Отсюда все эти ловушки по периметру и сбрендившая после смерти Вишневского система защиты. Кстати, — оживился я. — Может, в комнате что-то и было, но со смертью хозяина самоуничтожилось, а пыль была убрана системами очистки?

— Годный вариант, — согласился Ефремов. — Ну пойдем, посмотрим кабинет.

Я посмотрел на сиротливую кровать и решил, что уж тут-то точно ничего не надо сжигать, но комнату на всякий случай тоже запечатал. Если при беглом осмотре я не вижу тайников, это не значит, что таковых нет.

В кабинете Ефремов долго сопел перед шкафом с книгами, косил на меня, ожидая, что я разрешу взять что-то, а то и подарю, напрочь позабыв мою сказочку про волховский запрет. Но я делал вид, что ничего не замечаю, поскольку ценность того, что в шкафу, требовалось еще определить. Книги по магии свободно не продавались, а я больше чем уверен: если что-то попадет в загребущие полковничьи руки, этого я уже не увижу.

— Здесь-то ты ничего жечь не собираешься? — страдальческим голосом наконец спросил полковник.

— И мысли не возникало, Дмитрий Максимович. Отсюда на меня ничего не бросалось. Может, конечно, еще бросится, — я с сомнением посмотрел на дверцу сейфа. — Пока я здесь трогал только охранную систему.

— Да у тебя тут вообще негусто с очищенными помещениям. Хочешь, поспособствуем? Доступ к счету вам либо уже вернули, либо скоро вернут, так что платить есть чем.

— С аппетитами вашей конторы, Дмитрий Максимович, платить скоро будет нечем. А Глазьевы еще нескоро решат, что неустойка им выгоднее.

— Думаешь, заплатят? — с сомнением спросил Ефремов.

Я пожал плечами. В чужую голову не влезешь, так откуда мне знать, что решат Глазьевы? В конце концов, Роман с Ермолиной встречался давно, может, там любовь неземная до гроба и на остальные факторы наплевать? Сейчас Аня для него представляет из себя ценность только как любимая девушка. Вот и посмотрим, насколько хватит силы этой любви.

 

Интерлюдия 8

Глазьев-старший закончил телефонный разговор, отключился и задумчиво посмотрел на сына. Тот вид имел проштрафившийся. Сильно проштрафившийся.

— Итак, что мы имеем в минусе: гибель одной из наших лучших групп, которую ты направил без моего на то разрешения, надеясь спрятать концы в воду, испорченные отношения с Лазаревым, который заявил, что очень разочарован нашими методами по отношению к его внуку, испорченные отношения с Императорской гвардией, один из верхушки которой оказался учителем Елисеева, испорченные отношения с Палатой, где единственная лояльная нам особа заявила, что мы подставили ее по полной. Я ничего не забыл?

Роман поморщился. Спокойный тон отца его не обманывал. Тот, даже будучи в бешенстве, говорил тихо и размеренно, не срываясь на собеседниках, но не всегда мог удержать магию. Вот и сейчас, под вроде бы расслабленными руками расползалось горелое пятно, на которое обращал внимание только младший Глазьев. Пятно дымилось и пованивало, но пока не грозило огнем.

Виновным Роман себя чувствовал и даже очень. Поверил любовнице на слово, не провел нужную проверку. Но время поджимало. Или Ане так хотелось за него замуж, что была готова на все? Ведь до этого случая она ни разу его не обманывала, на ее информацию всегда можно было положиться, но стоило включиться личной заинтересованности, и вот — полное глазьевское фиаско. Скандальное донельзя.

— Ах, да, чуть не забыл, — издевательски сказал Глазьев-старший, — на нас еще повис этот кабальный договор, по которому либо ты женишься на этой шлюхе и обращаешься с ней, как с хрустальной вазой, либо мы отваливаем Елисеевым кучу бабок.

— Отец, не называй ее так.

— А как мне ее называть? Я… Нет, мы стали жертвами тщательно спланированной аферы, которая была бы невозможна без личного участия Ермолиной.

— Но ты сам видел ее возможности…

— Которые чудесным образом пропали, стоило ей перейти в наш клан. Уверен, нам показали действие целительского артефакта. Про Елисеевых как раз говорят, что там спецы по запихиванию в мелкие объемы. Скинули на нас порченую девку, а мы и рады.

— Елисеев заблокировал умения при выходе из клана.

— Ты сам-то в это веришь?

Роман дернулся. Аня ему нравилась, но не настолько, чтобы отстаивать ее перед отцом, тем более что все обещания с ее стороны оказались пшиком. И то, что она сейчас валяется на его кровати и рыдает, ничего не меняет. Отец прав, им всучили порченую девку, выдав за бриллиант. Но Роман давно для себя решил жениться только на той, что принесет пользу клану. Пока от Ермолиной один вред. Особенно жалко было взорвавшуюся группу. Отношения что, рано или поздно восстановятся, а вот обученных людей не вернуть.

— Значит, так, — начал было Глазьев-старший, но тут зазвонил его телефон.

То, что ему говорили, Глазьев выслушивал, не меняясь в лице, но стол под его рукой уже не дымился, он полыхал. Роман бросился за огнетушителем, стоявшим в углу ради такого случая, в голове его билась только одна мысль: «Боже, сделай так чтобы звонили не из-за Елисеева».

Отправить