Глава 13

Посоветовавшись с княжичем, я решил поручить прием заказов ему, для чего дал ему право доступа к охранным заклинаниям с возможностью внести допуск определенному лицу. Многострадальный Глюк отправился под присмотр к Таисии (ну не было у меня времени полноценно им заниматься, хоть ты тресни. Вот если нас осадят, тогда да, времени будет завались, на всё хватит). А сам я двинулся к дворцу, чтобы в случае чего прийти на помощь Шелагину-старшему и Беспаловой. Буду тайным шелагинским оружием.

Подошел я вовремя: цесаревич князя принимать не спешил, мариновал до последнего, хотя я был уверен — Павел Тимофеевич сообщил о важности имеющейся информации. Впрочем, причина задержки выяснилась почти сразу, когда князь и цесаревич обменялись положенными приветствиями.

— Сразу хочу вас предупредить, Павел Тимофеевич, что я ни о чем за спиной отца договариваться не буду, — твердо объявил цесаревич.

— Господь с вами, Александр Константинович, как вы могли обо мне так подумать? — показушно оскорбился Шелагин.

— Так хорошо или так плохо? — ехидно спросил цесаревич. По голосу он был точь-в-точь император, отличия были лишь в расстановке акцентов и большей живости, чем у отца. Может и правда вменяемее? — Вы говорили, что у вас ко мне очень срочное дело, но не торопитесь рассказывать.

Я огляделся, заметил шелагинскую машину, в которой Грекова не было. Нашелся он в одной из многочисленных контор, окнами выходящих на дворцовую площадь. Метка у него была тревожной, но не настолько, чтобы бежать ему на выручку или подслушивать еще и его разговор. Княжеский сейчас приоритетнее.

— Боюсь, что уже срочность его не так важна, как часом раньше, — опять показушно вздохнул Шелагин. — Дело в Живетьевой.

— Это точно не по моей части, — сразу резко ушел в отказ цесаревич. — Живетьева помещена под стражу по личному приказу отца, и здесь я ничего не решаю.

— Боюсь, эта информация немного не соответствует действительности, — ответил Шелагин.

— Уверяю вас, Павел Тимофеевич, приказ был личный, — снисходительно бросил цесаревич.

— Я не про приказ, Александр Константинович. Вы же наверняка в курсе сложных отношений между нами и Живетьевыми?

— Эка вы, Павел Тимофеевич, завернули. Разумеется, я в курсе, что глава рода Живетьевых собиралась вас извести.

Тон был барский, снисходительный — мол, надоели вы со своими внутренними дрязгами как мне, так и отцу. Посмотрим, Александр Константинович, что вы вскоре запоете. После того как узнаете, что реликвия больше не у нас.

— И собирается. А какие она оставила приказы своим подручным, я не знаю, поэтому принял решение поставить наблюдателей на нескольких важных точках. В том числе на развалинах бывшего питомника.

Цесаревич насмешливо хмыкнул, выражая свое отношение к наблюдению за развалинами, но Шелагин не смутился и продолжил столь же размеренным тоном.

— Так вот, Александр Константинович. Мне сообщили, что Живетьева вышла из портала и в руках у нее был предмет, подозрительно напоминающий реликвию. Императорскую реликвию.

— Чушь, — бросил цесаревич. — Вы сейчас занимаетесь наглыми манипуляциями в свою пользу.

— Возможно, чушь, Александр Константинович, наблюдатель тоже сомневался. Но я почувствовал беспокойство и необходимость проверить. Константин Павлович, увы, все также не отвечает на мои звонки, и его секретарь сказал, что дворец его императорское величество покинул. Поэтому я настоятельно прошу вас проверить наличие реликвии в сокровищнице, а Живетьевой — в тюрьме. А то слухи, знаете ли, всякие ходят.

— Если бы я проверял всякие слухи, у меня не было бы свободного времени, — насмешливо бросил цесаревич.

— Эти слишком серьезные. Прошу вас проверить для моего личного спокойствия. Потому что отклик от моей реликвии немного странный. И если вашей нет в сокровищнице, то к своей я остерегусь обращаться.

— Н-да… Павел Тимофеевич, вы мне казались разумным человеком, — неодобрительно бросил цесаревич. — И теперь вы хотите, чтобы я тратил время на успокоение ваших нервов.

— Вопрос слишком серьезный, Александр Константинович, — жестко сказал Шелагин. — Либо вы немедленно доказываете, что реликвия осталась у вас, либо я ставлю вопрос на Совете, который сейчас идет.

— После того как вы убедитесь в беспочвенности своих подозрений, вы пообещаете больше никогда ко мне не обращаться, — заявил цесаревич. — Потому что я не хочу становиться разменной картой в ваших игрищах. Пойдемте.

Судя по Метке Шелагина вели действительно в сокровищницу, со всеми предосторожностями и проверками. Цесаревич явно был разозлен, как он считал, «бзиком» князя, поэтому разговоры с ним не вел, и я переключился на Грекова и немного того послушал. Безопасник явно пытался выведать какую-то информацию, но делал это столь обходным путем, что я очень быстро потерял нить разговора, так и не поняв, о чем там шла речь. Возможно, потому, что не слышал его сначала? Слушать Грекова я перестал, переключился на Шелагина.

Судя по Метке, он был уже совсем рядом с сокровищницей. Еще пара минут — и поднимется знатный переполох.

— Посторонних мы в эту сокровищницу не пускаем, но для вас я сделаю исключение, — бросил цесаревич. — В последнее время все словно с ума посходили. Вот видите — футляр реликвии лежит на полке. Все в порядке.

— А сама она? — вкрадчиво спросил Шелагин. — Мы договаривались, что вы покажете мне реликвию, а не футляр от нее.

— Смотрите, — судя по звукам, цесаревич открывал футляр.

Звуки длились недолго, сменившись оглушительной тишиной. Я даже успел испугаться, что и эта Метка слетела — мало ли, срок жизни вышел.

— Я ничего не вижу, — разбил тишину Шелагин.

— Потому что ее здесь нет. Возможно, она у отца.

— Который уехал из дворца с реликвией, после чего с реликвией на своей территории появилась Живетьева? Знаете, Александр Константинович, я начинаю всерьез беспокоиться и за вашего отца. Мне он по телефону не отвечает. Возможно, ответит вам?

Опять наступила тишина, прерываемая лишь прерывистым дыханием, скорее всего — цесаревича, потому что Метка Шелагина была относительно спокойной.

— Не отвечает. Что же делать? — растерянно спросил цесаревич.

— Позвоните в службу безопасности. Спроси́те, куда уехал император. Дело государственной важности. Следует поторопиться.

— Для начала мы покинем сокровищницу, чтобы мне не волноваться о ее содержимом.

— А чего волноваться, Александр Константинович? Опоздали вы с этим. Самое важное уже украли.

— Это еще не доказано. Сейчас будем выяснять.

Скорее всего, выяснял цесаревич под куполом тишины, потому что я ничего не слышал до тех пор, пока он не объявил:

— Отец действительно отправился в тюрьму к Живетьевой. Он отдал приказ его не беспокоить, поэтому никто не рискнет проверить, что там в камере.

— Даже с учетом возможного похищения реликвии? — вкрадчиво спросил Шелагин.

— Это только ваши слова. Думаете, мой отец стал бы спокойно смотреть, как его обворовывают?

— Думаю, в арсенале целителей есть заклинания, которые пропускают защитные артефакты. Вы наверняка видели видео с попыткой убийства моего сына Эрнестом Живетьевым.

— Вы едете со мной, — решился цесаревич. — Если это окажется глупым розыгрышем, то гнев отца падет на вас, а не на меня.

— Хотел бы я, чтобы это было розыгрышем, — вздохнул Шелагин. — Но похоже, эта старая гадюка вышла на тропу войны.

Разговаривая, они двигались к выходу, куда уже подогнали машину для цесаревича. Шелагин тоже поехал в ней, а мне пришлось цепляться за крышу, что при столь мерзкой и холодной погоде не доставляло ни малейшего удовольствия. Зато я был уверен, что не пропущу ни одного слова.

Ехать просто так было скучно, и по дороге я связался с Грековым.

— Как успехи?

Его Метка полыхнула удивлением. Ненадолго — взял он себя в руки практически сразу.

— Приказ есть. Пытаюсь притормозить выполнение. Пока никак.

— Князь в курсе?

— О, точно. Сейчас свяжусь.

Связывался Греков не в общем канале, поэтому я не услышал, что он говорил. Зато услышал, что сказал Шелагин:

— Мне кажется, в последнее время ваш отец находится под сильным влиянием Арины Ивановны. Выполняет ее желания и даже требования. Как будто глава страны она, а не он.

— Не преувеличивайте Павел Тимофеевич, — недовольно бросил цесаревич.

— Я, скорее, преуменьшаю проблему, — не согласился Шелагин.

— Уверен, сейчас мы переговорим с отцом и все разрешиться.

Но в его голове уверенности не было ни на гран, а вот зарождающаяся паника — была. Видно, начал подозревать, что ситуация вышла из-под контроля.

Пока мы доехали до тюрьмы, я окончательно замерз. Лишнюю магию старался не использовать, чтобы не демаскироваться, так что начал согреваться, только когда перенесся с машины. Было это уже во дворе тюрьмы.

«Можно будет посмотреть, выпало ли что из императора, — заметил Песец. — Сразу поймешь, стоило ли рисковать или решение уйти было правильным».

Подниматься с цесаревичем и князем Шелагиным я всё же не рискнул. Скоро здесь начнется беготня и вопли. В таких условиях мое пребывание может перестать быть тайным. В конце концов, неужели Шелагин не расскажет, что там валялось рядом с императором? Он же мой дед, ему нужно меня образовывать в плане взаимодействия со всеми этими структурами.

Метка Шелагина перемещалась быстро, а значит, цесаревич почти бежал. У нужной камеры они оказались в рекордные сроки. Императорская охрана сразу преградила путь наследнику.

— Его императорское величество приказал никого не пускать на время переговоров с заключенной.

— Меня это не касается, — зло бросил цесаревич. — С дороги.

Дверь открывалась с немузыкальным скрипом, после чего цесаревич заорал:

— Отец!

Началась беготня и вопли, как я и предполагал. Зачем-то вызвали целителя, который констатировал, что смерть произошла уже давно и оживить пациента нет возможности. Цесаревич выдавал какие-то бессвязные звуки — подозреваю, что и в голове его сейчас творилось то же самое. Его привычный и понятный мир рухнул в одночасье.

— А где заключенная? — напомнил о себе Шелагин. — Сбежала? Хорошая у вас здесь охрана, качественная. Опасная преступница убивает главное лицо страны и сбегает, и ни охрана тюрьмы, ни охрана императора даже не чешутся. Если бы побег пресекли сразу, императора бы спасли. А теперь…

— А ведь я вам не верил, Павел Тимофеевич, — рыдающим голосом сказал цесаревич. — Уверен был, наговариваете. Что же теперь делать?

— Пойдемте, Александр Константинович, — мягко ответил Шелагин. — Вам здесь делать нечего. Вас ждут дела.

— Но отец?..

— Ему теперь ничем не помочь.

— Если бы я вас принял и выслушал сразу…

— Уже тогда было поздно.

— Но я мог бы сразу позвонить сюда.

— Это бы ничего не изменило, — прямо сказал Шелагин. — Александр Константинович, смерть отца — не единственная ваша проблема. — По всей видимости, он отвел цесаревича в сторону, поставил защиту от прослушивания и пояснил: — Вы остались без реликвии. Вы понимаете, что это — один из столпов вашей власти? Нужно срочно искать Живетьеву, пока она не пришла с требованием отдать трон ей.

Они начали двигаться к выходу, но куда медленней, чем поднимались.

— Бросьте, Павел Тимофеевич, — вяло ответил цесаревич, полностью раздавленный неожиданной смертью отца. — Мало иметь на руках реликвию, надо быть на нее настроенным.

— Ее внук, который притворялся моим сыном, утверждал, что Живетьева умеет перенастраивать реликвии. Как вы думаете, кого выберет большинство князей из Совета: вас или владелицу реликвии? Коронование, опять же, требует присутствия реликвии.

— Я не могу сейчас думать про это. Труп моего отца еще не остыл, а вы требуете от меня думать о власти.

Возможно, он и вменяемый, но какой-то несамостоятельный. Сейчас еще скажет, что ему нужно посоветоваться с женой или с тещей. Я бы этому не удивился.

— Александр Константинович, я вам глубоко сочувствую, но, если вы погрузитесь в пучину собственного горя, скажу прямо: скоро будут хоронить уже вас. И нас тоже, кстати. Потому что ваш отец под давлением Живетьевой выдал приказ на устранение нашей семьи полностью.

— Вот это уже точно полная чушь, — чуть живее сказал цесаревич.

— Вы должны были уже понять, что я не говорю непроверенные вещи. В ваших силах отменить приказ и найти Живетьеву до того, как она перенастроит реликвию. И до того, как пойдут слухи о похищении реликвии.

— Думаете, многие переметнутся?

— Уверен. Потому что тот, за кем реликвия, — сила. У вас сейчас преимущество в доступе к государственной машине. Вы можете найти преступницу быстро и эффективно. Или у вас в планах отойти в сторону и отдать власть убийце вашего отца?

— Где, говорите, ее видели?

— На развалинах питомника. Но она оттуда уже наверняка уехала.

Шелагин говорил с такой уверенностью о выходе Живетьевой именно в той точке, что даже я перестал сомневаться. Что уж говорить о цесаревиче? Он начал раздавать приказы, отправной точкой поисков назначив питомник. Делал он это столь же вяло, как и раньше. Похоже, до сих пор не осознал, сколько власти на него свалилось. А еще мне показалось, что он привык жить, выполняя приказы отца. Это его устраивало, а теперь, когда приказы ему нужно было отправлять самому, это вызывало панику и желание отойти в сторону. Зато он с радостью передавал бразды правления тем, кому удавалось до него достучаться.

Вот и Шелагин предложил проверить наличие приказа на нас и отменить. Они уже вышли на улицу, и цесаревич выглядел абсолютно дезориентированным. Не особо понимающим, ни что происходит, ни что необходимо делать. До отдела по устранению он дозвонился, сообщил о смерти императора, уточнил наличие приказа об устранении Шелагина и, получив подтверждение, отменил. После этого отправил новый приказ — на устранение Живетьевой. И предложил им самим координироваться с поисковыми группами.

— Александр Константинович, разумно ли это? — спохватился Шелагин. — При ней может не оказаться реликвии. Ее нужно захватывать и допрашивать.

— Павел Тимофеевич, вы, похоже, не представляете сложности захвата, — почти твердым голосом возразил цесаревич. — Нас на данном этапе больше беспокоит перенастройка. Если Живетьеву будут пытаться захватить живой, она вывернется. Простите, но я лучше представляю, что от нее ожидать. Не обманывайтесь дряхлым видом. Нет, ее нужно убивать сразу, как увидят.

— Но в такой ситуации мы можем остаться без реликвии. Сеть перестанет действовать.

— Рано или поздно она все равно перестала бы действовать, — равнодушно сказал цесаревич. — Что вы так держитесь за древние артефакты?

— Они всегда считались основой государственности, — осторожно напомнил Шелагин. — Главная — у императора, вспомогательные — у князей.

— Не выпадет при смерти Живетьевой — придется перестраивать систему. Нельзя ставить ее в зависимость от артефакта. К примеру, Фадеев, с которым я разговаривал на эту тему, уверен, что будущее — за губерниями, а не за княжествами.

— Было бы странно, если бы губернатор сказал вам что-то другое.

Я решил, что больше ничего интересного здесь не услышу и почти ушел, когда решил спросить через переговорное устройство у Шелагина:

— Около императора его клинок лежит? Еще что-то есть?

Шелагин тоже вздрогнул от неожиданности, но ответил:

— Лежит. Больше ничего.

«Значит, пространственного кармана у императора не было — решил Песец. — А клинок был привязан. Теперь нужно его забрать, пока не привяжут к другому».

«А стоит ли? Цесаревич нам, вроде, не враг…»

«Это он сейчас не враг. А потом решит, что если нет реликвии у него, то и у остальных ее не должно быть. Так что бери, пока есть».

«Мне хватит того, что хранится в пространственном кармане, — отказался я. — А воровать ради воровства — не мое».

Я перебрался через забор и использовал Портал, вернувшись в башню. Нужно было проинформировать Шелагина-младшего об услышанном. И посмотреть, как пополняются продуктовые запасы замка.

Отправить