Пасть
Удалённое северное поселение, носящее гордое имя Большая Насыпь. Это крупная деревня, в которой ничего не происходило уже сотни лет и не будет происходить ещё столько же.
Медленно текущая река, вечно серое небо и унылые, тихие люди - вот и всё из чего состоит эта лесная дыра. Зачем кто-то решил поселиться в этакой глуши и почему все деревенские продолжают вести здесь свой скромный быт - загадка, похлеще тайн океана. Я не могу дать на неё ответ, даже будучи местной.
Да и не хочу, если честно разбираться что к чему, ибо для этого потребуется остаться здесь навсегда. А ведь молодость хочет свободы и независимости. А какая свобода может быть в месте, где все друг друга знают и живут глупым страхом перед сплетнями? Они все зажаты в тисках своего закрытого сообщества, где ненавидят друг друга просто потому, что больше здесь особенно то и нечем заняться.
Вот скоплю денег и уеду из сей глуши. Поеду в районный центр или в столицу. Там всяко дышится лучше и легче. А если вдруг и нет, то всегда можно уехать заграницу. Уж там то точно все дороги будут открыты.
Но, до тех пор, пока я не смогу обеспечить себя хотя бы первое время, придётся потерпеть родное селение и его дурные кривотолки. Хоть бы парень какой приятный здесь был... Так нет, одни кривые и беззубые дурни, живущие своими дикими законами. Волками себя мнят, дурость свою тешат.
А мать моя ещё настаивает, мол: «Выходи замуж, дочь, уже! Как заведёшь мужчину в дом, так сразу утихомиришься, осядешь, да перестанешь о глупостях мечтать».
Сама она о «глупостях мечтает»! Я и так семейным делом занимаюсь, во всём им с отцом помогаю, а они ещё и требуют от меня невозможного. Ну какое будущее мне светит с местными парнями? Какие перспективы? Синяки под глазами, да вечно пьяный муженёк? О... нет! И ещё раз нет!
Мне моё счастье дороже. И единственная, кто поддерживает меня в стремлениях - бабушка. У нас с ней вообще очень доверительные отношения и я часто хожу к ней, чтобы излить душу. Жаль только, что живёт она совсем уж на отшибе, километрах в десяти от Большой Насыпи.
Дело в том, что дед мой был лесником и следил за государственным хозяйством. Вот их домик и стоял прямо в этом самом «лесном хозяйстве». Правда умер он несколько лет назад и моей старушке стало часто нездоровиться. Из своего дома она уезжать отказывалась наотрез, а потому я постоянно ходила к ней через лес, чтобы поухаживать за домом, да полечить. Ну да и мне не в тягость было. Напротив, я была только рада увидится с ней, да поболтать по душам.
Вот однажды, ранней осенью, когда уже стало холодать, мать сказала мне:
- Бабушка звонила, просила тебя заглянуть к ней да печь растопить. Ей снова спину заломило.
Она ещё хотела в сотый раз рассказать мне историю про злобных лесных духов. Но я не стала её слушать, надела свой красный плащ и пошла. Дорога была столь привычна, что я вполне могла пройти её с закрытыми глазами. Правда, в этот раз, мне постоянно казалось, что кто-то наблюдает за мной из-за деревьев. Чувство это было оправданным, ибо вскоре мне повстречался загадочный незнакомец.
Он был высок, статен и прекрасно сложен. Его суровое и неотразимое лицо, будто было выточено из гранита античным скульптором. Улыбка блестела белизной. Особенно же выделялись клыки: острые, выдающиеся и длинные. Настоящие зубы хищника, от которых сложно оторвать взгляд.
Это может показаться странным, но мне сразу же захотелось, чтобы эти клыки впились в мою кожу, оставив характерный след укуса. Следующим моим желанием стала возможность потрогать эту прелестную челюсть, пройтись по её остроте своими пальцами. Однако, я не позволила смутным мыслям утащить меня насовсем и я обратила внимание на одежду чужака.
Она совсем не походила на то, что люди обычно надевают в лес, да и в целом, в наше время. Это был новенький и чистый, длинный серый камзол. На ногах он носил узкие серые брюки, также нетронутые лесной грязью, и лакированные тяжёлые ботинки. На одном из глаз у незнакомца сидел монокль. В руках же он держал трость с ручкой в виде волчьей головы.
- Вы из какого века к нам пришли? - спросила я у него.
- Я не исчисляю время, душка. Мне это ни к чему. - он очень сильно хрипел, пока говорил, - Я губернатор Марбас, местный владыка.
- Губернатор?
- Губернатор. И всё, что ты видишь здесь - мой домен. Как властитель местных земель, хочу спросить тебя, куда же ты направляешься?
- К бабушке.
- И где же твоя бабушка живёт?
- Дальше по этой тропинке, минутах в двадцати ходьбы.
- А мне кажется, что в той стороне находится мой особняк.
- Твой... особняк?
- Да, я уже давно там живу. Неужто не веришь?
- Я ходила здесь неделю назад и тогда ещё не было там никаких особняков.
- Что ж, тогда сходи сейчас и убедись сама. Я, знаешь, не против приютить у себя юную, милую деву. Может, даже ужином угощу. Только... я буду в своём настоящем облике. Ты уж не испугайся.
- А ты не пойдёшь со мной?
- Мне нет нужды ходить. - сказал он, щёлкнул пальцами и растворился в воздухе.
Обескураженная столь странной встречей и уже готовая списать всё на игры воспалённого сознания, я пошла дальше по проторённой дорожке. И в конце пути, с неожиданностью для себя, я действительно обнаружила не заросшую и покосившуюся хибару, а огромный домище в три этажа.
Я подошла к массивной входной двери и учтиво постучалась. Дверь открыл хозяин. Теперь он выглядел как огромный волкалак, в полтора моих роста, мускулистый и покрытый густой шерстью. Его пасть, полная острых клыков, была слегка приоткрыта, обнажая длинный розовый язык и бездонный пищевод. Оборотень говорил всё так же хрипло:
- Милости прошу в мой дом.
Я прошла в просторную гостиную с горящим камином, в которой уже был накрыт пышный стол. Губернатор услужливо усадил меня напротив себя и подал столовые приборы. На моей тарелке лежал огромный поджаренный стейк, а в бокале плескалось красное вино.
Я взглянула на пасть моего визави и мой рот тут же наполнился слюной. Я вцепилась в мясо, словно дикий зверь и уже вскоре не оставила ни кусочка. Вино тоже было выпито очень быстро. Марбас лишь шире улыбнулся, видя как усердно я поедаю поданные кушанья и хрипло проговорил:
- Мне думалось что мясо твоей старухи получится более жёстким и ты не сможешь его переживать. А уж как нелегко было сцеживать кровь.
- Что...
Собеседник вновь обнажил зубы и подступившее вместе со рвотным рефлексом осознание, также быстро откатилось. Я моментально перестала думать о бабушке, напрочь забыв то, что сказал губернатор.
- Иллюзии, как же легко их создавать и как же легко их разрушать! Не будем разрушать твоё видение этой хибары или блюд, которые ты съела. Давай лучше разрушим твои мечты? Снимай свою одежду. Бросай её в огонь.
Я подчинилась. Сначала в камин полетел красный плащ, затем ветровка, после штаны и кроссовки. Майка, нижнее бельё и носки - всё утонуло в языках яркого пламени.
Зверь лёг на стоявший в этой же комнате просторный диван и жестом пригласил устроиться рядом. Я подчинилась и прильнула к его груди, уперевшись носом в мягкую шёрстку. Я вдыхала животный запах, я всматривалась в чёрную бездну глотки чудовища. Я заворожённо рассматривала каждый зуб в пасти, едва борясь с непреодолимым желанием залезть внутрь.
Хотя... кого я обманываю? Я полезла к вожделенным рядам белоснежных клыков. Я залезла внутрь. Сама. Там я перевернулась через себя и вылезла из пасти. Уже обновлённой и совсем непохожей на человека.
Мой хозяин отпустил меня в лес и я стала жить новую жизнь - волчью. Мне более не было дела до семьи, переезда, деревни, местных жителей, слухов, криворожих парней и всех тех вещей, что беспокоили меня раньше. Я превратилась в нечто новое, нечто совершенное.
Я обрела вожделенную свободу. Стала охотиться на дичь и приняла лес, как свой новый дом. Моя человеческая оболочка была сожжена вместе с одеждой, звериная же вырвалась в пасти демонического повелителя. Я сама помогла ей освободиться. Я сама убила себя прежнюю. Я сама... я сама... сама... сама?
