К сожалению, отдельные эпилептоидные черты востребованы в современном обществе. Эта востребованность как субъективный (люди падки на лесть), так и объективный (нужны ответственные исполнители) характер. Значит, в крупных и государственных организациях вам будут часто попадаться люди, которые тянут как минимум на эпилептоидных акцентуантов. Вам на этом этапе знакомства необходимо быстро оценить: психопат перед вами или акцентуант. От этого зависит ваша безопасность и дальнейшее поведение. С психопатом можно и нужно сразу разговаривать с позиции доминирования, у него сработает нужный вам триггер. Акцентуант вовсе не обязан «правильно» реагировать на все триггеры – эффект быть обратным: вас просто выставят за дверь. Или вы испортите отношения с хорошим человеком, вся «психопатия» которого сводится к длительной профдеформации и адаптации к требованиям системы.

Ученый осуществляет научное руководство. К нему приходит студент с черновиком статьи. Ученый от руки вносит туда правки, вычеркивая и вписывая целые страницы текста. Почерк у профессора небрежный вплоть до нечитаемости (уже несовпадение: полный набор анальных черт предполагает убористый аккуратный почерк). Студент, ломая глаза, разбирает записи профессора, вносит правки, приносит вторую версию статьи. Что делает профессор? Правильно. Снова вносит правки. Если бы мы имели дело с эпилептоидом или чем-то полностью анальным, то процесс длился бы вечно. Но нашему профессору хватает ровно двух заходов. Во второй раз он вносит правки, студент на их основе получает третью версию статьи. Студент читает и видит: третья версия почти совпадает с первой. И, что самое интересное, это вполне устраивает профессора: он больше не вносит существенных правок.

У профессора нет цели измучить студента или утвердить господство своих формулировок. Правда, и улучшение статьи его не особо волнует. Профессор осуществляет некий бессознательный ритуал, когда сначала создает свой текст поверх чужого, а потом уничтожает его (восстанавливая по возможности чужой труд). То есть атаке подвергается не студент (тот, кто слабее) и не статья студента (чужое творчество), а собственные правки, собственные мысли. Это гораздо более интересное и сложное явление – симптом комплекса Хроноса (глава 8). Но что с профессором-то? Он опасен? Выясняется, что нет. Он повышает голос, но не на всех студентов и коллег, а только на тех, кто не может решить элементарных задач. Он крайне осторожен в финансовых и юридических вопросах, но эти качества в нем были усилены в период «девяностых» – с помощью внимательности, бережливости и упрямства профессор сохранил коллектив и лабораторию. И ключевое наблюдение – оставшись без начальства, которое свалило на запад, профессор не растерялся, а построил небольшой бизнес, нашел спонсоров и заказчиков, не стеснялся спорить с чиновниками. Это уже фаллические, а не анальные черты.

Клиент рассказывал про начальника, который терпеть не мог многословных сотрудников. «Ну видно же по морде, что не сделали *** (ничего), зачем ***нистику (казуистику) разводить? Зашел, сказал – так мол и так, Олег Иванович, не смогли, про***сь (опростоволосились). И не*** (незачем) со мной здороваться, я тебя вчера видел. Думал, забыл за ночь? Конечно, такую рожу забудешь. Пошёл отсюда!». Кричал начальник часто, но только по делу. Удовольствия от этого не испытывал (по крайней мере, не выражал). Мог прервать гневную тираду на середине и, молча махнув рукой, отпустить работника. Проблема была в том, что начальнику невозможно было оперативно объяснить причину провала – нужно было ждать, когда он успокоится и сам придет выяснять, в чем дело.

Начальник ценил дисциплину и точное соблюдение сроков. Гордился, что у заказчиков никогда не было претензий. Правда, заказчики принадлежали к той же возрастной категории, к тому же вымирающему виду, что и начальник.

Как-то Олег Иванович разговорился с моим клиентом и поведал о тяжелом детстве, трудовой юности и далее по всем жизненным вехам. Стало понятно, что без жесточайшего контроля над собой и другими начальник бы просто не выжил.

Что касается педантизма и упрямства (анальные черты), то они не выходили за рамки работы. Документ перепроверить до дыр – да. Инвентарь держать в идеальном порядке и дрючить других на предмет сохранности инвентаря – да. Торговаться с поставщиками за каждую копейку – да. Но во всём, что касалось отдыха, политики, воспитания детей и внуков – сочетание внушаемости, равнодушия, спокойствия, доброты. Потомков и супругу Олег Иванович откровенно баловал. У подчиненных часто спрашивал совета по любому (только не профессиональному) поводу – и потом этим советам следовал.

И на десерт. Клиент как-то решил подшутить. Начальник, когда ругался, почти всегда повторял: «Не надо оправданий. Скажите – так мол и так, не справились (сломали, опоздали, ошиблись)». Неизменным было «так мол и так», простое обобщающее выражение. По идее, работник должен его конкретизировать и объяснить, мол, как именно дошли до жизни такой. Желательно по шагам. Но именно на любые попытки что-то объяснить, даже кратко, начальник взрывался.

Что сделал клиент, когда в важной партии товара обнаружился дефект? Бодрым шагом зашел в кабинет и, не здороваясь, выпалил: «Олег Иванович! Так мол и так, в пятой партии брак наштамповали!». У Олега Ивановича полезли на лоб кустистые брови, он задумался на пару секунд и стал задавать чисто технические вопросы. Никакого крика, никакого недовольство. Возможно, он ощутил, что его наконец по-настоящему поняли. Осталось загадкой, заметил ли он подвох или для него самого эта фраза носила чисто ритуальный характер.

Клиентка сообщила, что предыдущий психолог поставил ей ОКР. Во-первых, ОКР – это медицинский диагноз, неклиническому психологу (психоаналитику, гештальт-терапевту, специалисту по КПТ) лучше пользоваться менее «врачебным» языком. Вместо ОКР лучше сказать «невроз навязчивости» или «склонность к навязчивым ритуалам». Но это детали. Во-вторых, диагноз был поставлен, потому что клиентке просто нравилось переставлять баночки со всякими кремами, наводить порядок в шкафчиках, вывешивать одежду из гардероба на проветривание и так далее.

А. Сколько времени вы можете обходиться без этого?

Кл. Не считала.

А. Как часто тянет заниматься уборкой?

Кл. Когда устала.

А. Если воздержаться от переставления баночек, то как будете себя чувствовать?

Кл. Да так же. Просто если баночки переставлять, то расслабляюсь гораздо быстрее.

А. Получается, для вас это просто отдых, способ расслабиться.

Кл. Да.

А. Другие способы отдыха подходят?

Кл. Конечно. Пофоткаться, с подругой в рестик сходить, пошопиться. Вчера вот книжку читала, про которую вы говорили, тоже отдохнула хорошо.

И еще несколько вопросов по смежным областям показали, что никаких оснований ставить клиентке ОКР не было. Если вы или ваш партнер любит перебирать какие-то вещи, наводить порядок, переставлять мебель – это часто всего лишь способ разгрузить голову. Нельзя делать выводов лишь по одному симптому, тем более если это и не симптом даже, а привычка.

Любопытно, как разработчики компьютерных игр используют любовь мозга к «менеджменту пространства». Когда-то давно была такая игра – Diablo, где игроку приходилось размещать боевые трофеи в тесном рюкзаке. Каждый предмет занимал несколько клеток, как фигура в тетрисе. В рюкзаке можно было уместить (в среднем) десяток ценных предметов. Однако если постараться, если чуть более оптимально распределить добычу, то можно было унести лишние два-три трофея. Мелочь, а приятно.

Молодое поколение гейм-дизайнеров заметило прикол с инвентарем. Так появился жанр (представитель – Backpack battles), где не надо воевать, охотиться на монстров, выполнять квесты, разговаривать с персонажами – вообще ничего не надо делать, кроме размещения предметов в инвентаре! Задача игрока – набить инвентарь потуже разным оружием и зельями… Дальше игроки выходят на «арену», их «аватары» сражаются друг с другом в автоматическом режиме, то есть без участия игроков. Побеждает тот, у которого инвентарь лучше укомплектован. Всё! Примитивный геймплей, персонажи делают всё за игрока, как двое из ларца. Однако многих такой игровой опыт затягивает и расслабляет.

Более утонченный пример – математики, которые любыми способами сокращают число аксиом в какой-либо теории, ужимают условия теоремы, изобретают все более абстрактные и «компактные» способы для написания формул. Это экономия? В некотором смысле. Требуется здесь педантизм и упрямство? Безусловно. Всегда ли это оправдано? Тот, кто пытался читать Бурбаки, усомнится в целесообразности некоторых изысков. Но я бы рассматривал подобные практики исключительно как развлечение и упражнение для мозга, но не как что-то «анальное».

Клиентка работает в госкомпании, перегруженной бюрократическими процедурами и чинопочитанием. Регулярно рассказывает про начальника по кличке Ждун, который докапывается до каждой запятой в документах, но никогда прямо не высказывает претензий. Он задает бесконечные вопросы вида «а зачем вы это написали, а почему у вас резолюция подана вот в таком виде?» и так далее. Поначалу все указывало на то, что Ждун – обычный эпилептоид. В процессе длительного анализа к клиентке постепенно возвращалась уверенность в себе (разрушенная за двадцать лет работы в госструктурах). Она стала по-другому держаться при коммуникации с начальством. Результаты не заставили себя ждать.

Кл. Вы не поверите, че вчера было. Вызвал меня наш Ждун и давай свои бесконечные вопросы задавать. Почему вы там запятую поставили, почему не учли мои замечания? А я учла! И вы представляете, я ему вдруг говорю: «А зачем ты меня садируешь?». И знаете, он смутился! Он выпал на пару минут. Помолчал. Потом такой: «правда?». Я говорю: «Да! Мне неприятно, мне обидно». И он отстал!

Прошло еще несколько сеансов.

Кл. Звонит мне эта К., помните, я вам рассказывала, которая умная, но тупая. Которая на Карлсона похожа. Ненавижу таких девок, которые страшные, умные, при этом тупые и лезут. И ее не заткнешь! Я ее прошу «остановись!», а она не затыкается. Вы знаете, че я вспомнила! Мне же про нее Е. рассказал, как она с нашим Ждуном начала спорить. Он на нее голос повышает. Она на него. Они прям орали друг на друга! И тут она расплакалась. Ждун ее отпустил, к Е. повернулся и говорит: «Давай ты эту задачу выполнишь, вместо К». Ему неприятно было! Почему я так не могу? Ну я и не хочу…

Как видите, Ждун смутился, ему стало стыдно, то есть он не осознавал, что его методы управления могут кого-то обидеть. На слезы «жертвы» он также отреагировал торможением (эпилептоид бы только раззадорился). Значит, имеет место частичная склонность психики к гиперконтролю, затреванию, жесткости. О садизме здесь говорить не приходится, поскольку Ждун не получает удовольствия от процесса. Скорее, имеет место общая анальность, без признаков невротичности или психопатии.