Кажется, нет в мире города, который испытывал бы на себе силу такого количества проклятий, предсказаний и пророчеств, как Санкт-Петербург. В семейных преданиях старейшего петербургского рода Толстых сохранился рассказ об одном из ближайших соратников Петра I – Петре Андреевиче Толстом, «Иуде Толстом», как его единодушно называли современники. Один из участников стрелецкого восстания 1698 года Петр Андреевич благополучно избежал казни, был приближен к императору и дослужился до высших государственных должностей. В 1718 году он стал начальником печально знаменитой Тайной канцелярии. В благодарность за это льстивый и беспринципный Толстой готов был оказать Петру любую, даже самую грязную услугу.

Именно ему Петр поручил вернуть в Россию сбежавшего со своей любовницей царевича Алексея. Петр Андреевич буквально обшарил всю Европу и нашел-таки царевича в Италии. Лестью, обманом, шантажом и посулами Толстому удалось уверить Алексея в родительском прощении, и тот согласился вернуться в Россию. Печальный конец царевича известен.

Так вот, согласно семейным преданиям Толстых, умирая, Алексей проклял обманувшего его Петра Толстого и весь род его до двадцать второго колена. Первым почувствовал на себе неотвратимую силу этого проклятия сам Петр Андреевич. В 1727 году его арестовали, сослали в Соловецкий монастырь и заточили в холодную каменную келью, вырубленную в монастырской стене. Там он и скончался через два года.

Затем проклятие царевича Алексея периодически напоминало о себе появлением в роду либо слабоумного, либо совершенно аморального Толстого. Одним из них в XIX веке был известный «Федор-американец Толстой» – картежник, шулер и дуэлянт, прославившийся в Петербурге своей безнравственностью и цинизмом. Прозвище Американец он получил после того, как Иван Крузенштерн во время своей экспедиции, разозлившись, что Федор перессорил всех офицеров команды, высадил его на Алеутских островах. Как же надо было настроить против себя командира, чтобы тот принял решение оставить дворянина на диком острове?!

Но проклятие царевича Алексея легло не только на род Толстых. Утверждали, что, умирая мучительной смертью, он проклял и город, построенный его отцом вопреки древнерусским традициям и обычаям дедов. Что именно царевич Алексей сказал: «Быть Петербургу пусту!» И это страшное проклятие, утверждает предание, время от времени дает о себе знать.

На самом деле впервые это мрачное заклятие произнесла Евдокия Лопухинá, первая супруга Петра I, мать царевича Алексея, которую царь в 1698 году отправил в Суздальско-Покровский монастырь под конвоем, заставив принять постриг. Узнав о новом увлечении мужа – строительстве города, – бывшая царица со злобой бросила: «Месту сему быть пусту!» Это факт документально подтвержден. А в показаниях царевича Алексея под следствием от 8 февраля 1718 года есть такое: «Еще-де сказывала, что Питербурх не устоит за нами: “Быть-де ему пусту; многие-де о сем говорят”».

И правда, говорили об этом слишком многие. Таким образом, пресловутая формула неприятия Петербурга, ставшая одной из первых петербургских пословиц, превратилась в знаменный клич всех сил, противостоящих реформаторской деятельности Петра I и его политических наследников.

Как писал Алексей Толстой в «Хождении по мукам», «Еще во времена Петра Первого дьячок из Троицкой церкви, что и сейчас стоит близ Троицкого моста, спускаясь с колокольни, впотьмах, увидел кикимору – худую бабу и простоволосую, – сильно испугался и затем кричал в кабаке: “Петербургу, мол, быть пусту”, – за что был схвачен, пытан в Тайной канцелярии и бит кнутом нещадно». Этому литературному свидетельству есть и подтверждение в подлинных документах Тайной розыскных дел канцелярии. А слухи о кикиморе были подхвачены стоустой молвой и многократно умножены.

В основном гибель Петербурга связывалась с постоянными наводнениями. Многочисленные свидетельства этого сохранились в городском фольклоре. Впервые появившись на Заячьем острове для закладки Петропавловской крепости, Петр I встретил местного рыбака, который будто бы показал царю березу с зарубками, до которых доходила вода. Рыбак предупредил Петра, что здесь строить нельзя. «Березу срубить – крепость строить», – последовал как всегда категоричный ответ царя. А через три месяца началось наводнение. Вода поднялась почти на 2 м выше ординара. Паводки в тех краях не были редкостью, но только не в конце лета. Вода разметала строительный лес, а местность, где располагался военный лагерь, превратила в болото.

Впоследствии народ был убежден, что игнорирование именно этого предупреждения и привело к роковым для Петра событиям. Ведь умер он от последствий жестокой простуды, приключившейся с ним во время наводнения 1724 года, которая обострила многочисленные внутренние болезни «вследствие несоблюдения диетических правил и неумеренного употребления горячих напитков». Да и само половодье того года расценивалось народом как послание Богом волны за душой Антихриста, как неизменно называли царя старообрядцы и противники его нововведений.

Так, вблизи Петропавловской крепости у самого Кронверкского протока стояла в свое время громадная ива, исчезнувшая по старости лет еще в XIX веке. В первые годы существования города какой-то седобородый, с всклокоченными волосами и босой старик у этой ивы проповедовал первым жителям Петербурга, что «Господь разгневается и потопит столицу Антихриста; разверзнутся воды морские выше этой старой ивы». Назвал старик день и час этого наводнения. Когда Петру донесли о пророчестве, он в гневе велел приковать старца железной цепью к той самой иве. Когда же в предсказанный «пророком» час никакого наводнения не произошло, приказал наказать старца батогами и затем изгнать из города.

Еще одну легенду охотно рассказывали финны, издавна жившие в этих местах. На правом берегу Невы, недалеко от построенного затем домика Петра I, еще до основания Петербурга, в 1701 году, произошло чудо. На сосне, росшей довольно далеко от топкого берега, в сочельник зажглось множество свечей. Пытаясь достать эти волшебные свечи, люди начали рубить дерево. И тогда свечи погасли. Люди отступили. Но на стволе с тех пор остался заметный рубец от топора. В 1720 году у этого дерева появился некий пророк и стал уверять народ, что с моря скоро нахлынет вода, дойдет до метки, оставленной людьми на старинной сосне, и затопит город. Многие восприняли предсказание всерьез и стали переселяться из низин. Снова вмешался Петр I. Он вывел на берег целую роту гвардейцев Преображенского полка, которые дерево срубили, а незадачливого пророка прилюдно наказали кнутом у оставшегося пня.

Но через год, в дни торжеств по поводу провозглашения Петра императором, произошло наводнение. С тех пор в народе укрепилось мнение: как государь что-то празднует, так небеса сердятся. Видно, тяжки его грехи. А пророчества кликуш и юродивых сопровождали всю историю Петербурга, тем более что традиционные – на протяжении столетий – ожидания большой воды подготовили для этого почву.

Осенью 1824 года в Санкт-Петербурге появилось больше обычного предсказателей, пришедших из финских земель, с берегов Белого моря и из Сибири. Все они предрекали «набег доселе невиданной злой воды» и поминали недобрым словом прегрешения Петра Великого и его потомков. Прорицатели утверждали, что непосредственно накануне паводка в небе должна появиться красная луна. Но ночь выдалась пасмурной, звезды и луна скрывались за тучами. Собаки выли тоскливо, запрокинув головы к черному небу. Коты убегали из домов и карабкались на крыши и деревья. Тревожно ржали в конюшнях лошади, словно требуя вывести их на свободу. По городу мчались полчища крыс. 7 ноября 1824 года уровень воды в Петербурге поднялся на 4 м 14 см. Количество погибших в этом наводнении, по некоторым источникам, составило около 4000 человек. Сотни домов были разрушены. Пострадали продовольственные склады, городу грозил голод.

Крупное наводнение произошло в Северной столице в 1924 году. Накануне горожане опять видели странников-предсказателей. Еще раз они появлялись в 1955 году, когда во время половодья уровень воды над ординаром достиг 2 м 82 см. Наводнения в Петербурге не прекращались до 2011 года, когда было закончено строительство большой дамбы, значительно снизившей опасность балтийской нагонной волны. Строительство дамбы породило фольклор, уникальность которого тождественна разве что уникальности самого сооружения. Но мрачная безнадежность, сформулированная в нем, разбавлена все-таки каплей самоиронии, свойственной петербуржцам последнего времени: «С дамбой ли, без дамбы – все равно нам амба»; «Ленинграду – д’амба». Впрочем, катастрофических наводнений в городе на Неве с тех пор не было. Всего же за триста лет городской истории случилось 324 наводнения. Но им так и не удалось опустошить Северную Пальмиру. Люди преуспевали в этом гораздо больше, чем стихия.

И все же… не так все просто. Проклятие Евдокии Лопухиной продолжает висеть на городом.

В первый раз это произошло уже вскоре после его основания: в 1728 году внук Петра, Петр II, снова перенес столицу в Москву, и Санкт-Петербург начал пустеть, приходить в упадок и просто разрушаться. За два коротких года лишившийся столичного статуса город пришел в полнейшее запустение. Но уже в 1730 году Анна Иоанновна вернула императорский двор на берега Невы.

В следующий раз Петербург обезлюдел в Гражданскую войну. Вновь лишившись столичного статуса, город апостола Петра опустел. К тому времени он утратил свое исконное имя и назывался Петроградом. Согласно народному поверью, изменение имени, данного при рождении, ведет к непоправимой беде, и в этом народ видел одну из причин, ведущих к несчастьям. «Петрополь превратился в некрополь», – говорили в голодном, холодном и опустевшем Петрограде. Художник Юрий Анненков, например, вспоминал, что даже трамвайные пути в центре города заросли сорняками. Есть подобные воспоминания о разрушающемся Петербурге и во многих других мемуарах. Тогда снова вспоминали старое пророчество о том, что быть городу пусту.

Никто не мог и предположить, что город снова оживет, а потом опять почти умрет – в блокаду.

После войны так и не убитый немцами город начала перемалывать в своих жерновах сталинская репрессивная машина. Сначала взялись за культуру: вышло постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград». Потом началось так называемое Ленинградское дело. По сути, репрессивное уничтожение Ленинграда, а точнее – Петербурга, началось десятилетием раньше, еще в 1930-х, после убийства руководителя города Сергея Кирова. Тогда в рамках начала общего террора советская власть решила избавиться от «неблагонадежного элемента», уничтожить в «Красном Ленинграде» последние следы имперской столицы. Ленинградцы, жившие в ту пору в коммуналках, вспоминали, что порой половина комнат в больших квартирах стояла запечатанной, а их бывшие жильцы считали дни в «Крестах». Только за 1935 год, следующий за убийством Кирова, из Ленинграда и Ленинградской области были выселены 39 660 человек, а 24 374 человека были приговорены к различным срокам заключения или расстреляны.

Город и тогда не умер. Однако привычный статус блистательного Санкт-Петербурга определенно потерял и стал незаметно превращаться в обыкновенный областной центр или в «заштатный город с областной судьбой».

К тем же временам относится появление и другого поверья. Будто бы честь и достоинство Петербурга – Петрограда – Ленинграда оберегались тремя всадниками: Петром I, Николаем I и Александром III. Ленинградцы убеждены, что стремительный упадок начался с утраты одного из них – Александра III. Убранный с площади Восстания в 1936 году, якобы из-за того, что мешал трамвайному движению, памятник долгие годы простоял во дворе Русского музея. Не случайно одним из лозунгов перестройки в Ленинграде был: «Свободу узнику Русского музея!» А первым официальным актом по восстановлению утраченных за годы советской власти памятников Ленинграда было возвращение шедевра Павла Трубецкого в архитектурную среду города. Правда, памятник Александру III установлен на новом месте – перед входом в Мраморный дворец. Но не признать символичность этого события было бы неверно.

Впрочем, как утверждается в другой старой легенде, спокойный сон петербуржцев хранят древние боги. В одном из залов Эрмитажа среди многочисленных памятников искусства Древнего Египта хранится статуя богини Мут-Сехмет. Львиноголовая богиня войны и палящего зноя, согласно древнему египетскому мифу, однажды решила уничтожить все человечество. Вмешались боги и спасли людей от гибели. Они разлили перед спящей Мут-Сехмет подкрашенное в красный цвет пиво. Наутро богиня, приняв пиво за человеческую кровь, выпила его и успокоилась. Прошли тысячелетия, но угроза человечеству до сих пор не исчезла. Правда, не исчезли и силы, хранящие человечество. Один раз в году, в полнолуние, на базальтовых коленях богини появляется красноватая лужица, которая бесследно исчезает незадолго до появления в эрмитажных залах первых посетителей.