Сегодня разговор о фантомных скандинавах на Руси всё больше и больше крепчает и уже охватывает все стороны её истории, а лексика сторонников шведского взгляда на русскую историю становится всё более категоричной и нетерпимой к мнению оппонентов. Магия «скандинавомании» настолько сейчас огромна, а это опять-таки демонстрируют в первую очередь археологи, что они, забыв о столь необходимых для исследователей осторожности, щепетильности и деликатности, без лишних рассуждений спешат, словно соревнуясь с друг другом, интерпретировать свой материал как скандинавский. При этом всё так же занимаясь самовосхвалением и навязыванием чувства своего научного превосходства над историками. «Одним из ценностных отличий археологии от истории, — объясняет, например, А.Е. Мусин, — является феномен причастности, проникновения в смысл свершившихся событий, запечатлевших себя в культурном слое древних городищ и селищ, историческом ландшафте, оплывших от времени курганах», что «археолог находится ближе к происходившим некогда событиям, чем историк: чтобы их изучить, археолог обязан постоять на этом месте, обследовать, раскопать, приобщиться».
Говоря о советском прошлом, он утверждает, весьма превратно понимая характер работы историка (потому, как к ней никогда не приобщался) и сущность