Глава 2. Первая сцена: момент, которого мы не помним, но который помнит нас

В психоанализе первая сцена — это не просто зачатие. Это сакральная точка, где реальность субъекта начинается, но ещё не принадлежит ему. Это пространство до-сознания, до-языка, до-осознания себя как отдельного существа, но уже с формирующейся историей. Для психики этот момент остаётся непостижимым, потому что он лежит за пределами опыта, но при этом структурирует самость, закладывая фундамент будущего восприятия себя, мира и своего места в нём.

Что такое первая сцена? Психоанализ говорит о первой сцене как о том, что предшествует субъекту, но формирует его. Это момент, в котором нас ещё нет, но мы уже появились. Как нас ждали? Были ли мы случайностью? Было ли это желанным событием? Было ли это табу? Это первая великая тайна, которую бессознательное унаследует как основной код существования. Первая сцена — это не только воспоминание о том, что мы когда-то родились. Это наше представление о себе как о ком-то, кто имеет право быть. Мы могли появиться в мире, где нас ждали, и тогда фундамент нашей самости строится на ощущении принятия. Мы могли быть неожиданностью, и тогда формируется тревога о своём месте. Мы могли быть нежеланными, и тогда внутри закладывается вопрос: «А имею ли я право на жизнь?» Мы не знаем этого напрямую, но тело помнит. Психика несёт в себе этот первый след, который повторяется снова и снова. Первая сцена не принадлежит нам, но мы становимся её следствием. Это опыт, который закладывает отношение к себе, к своему желанию, к своим границам, к праву занимать место. Это место, где впервые рождается вопрос: «Кто я?»

Мы думаем, что первая сцена осталась в прошлом. Но бессознательное не знает времени. Каждый раз, когда мы вступаем в новый этап жизни, мы бессознательно переживаем её заново. Поступление в школу. Первая любовь. Новая работа. Первый день в коллективе. Вхождение в новый проект. Даже покупка новой книги и момент, когда мы решаем, что хотим её прочитать. Как мы сталкиваемся с новым? С любопытством или со страхом? С уверенностью или с сомнением? С готовностью быть или с тревогой, что нас отвергнут? Каждое новое начало несёт в себе отзвук первой сцены. Вы уже переживаете свою первую сцену с этой книгой. Сейчас, когда вы держите её в руках, что привело вас сюда? Это было решение или импульс? Вы знали, чего хотите, или просто почувствовали, что «что-то откликнулось»? Вы ожидали, что найдёте здесь ответ, или, наоборот, — хотите быть в вопросах?

Либидозная реакция — желание обладать, узнавать, исследовать — всегда несёт в себе память первой сцены. Первая сцена никогда не остаётся в прошлом. Она переписывается каждым новым опытом, каждым выбором, каждым столкновением с неизвестным. Как вы реагируете, когда что-то неочевидно? Что происходит, когда перед вами не ответ, а пространство для исследования? Если остановиться в этом моменте и вслушаться, можно многое заметить. Как вы проживаете первую сцену своей жизни — снова и снова?

Либидо — это психическая энергия, это сила, движущая нами на протяжении всей жизни. Оно пронизывает наши желания, стремления, интересы, нашу способность чувствовать вкус к жизни и вовлекаться в процессы. Это не просто о сексуальности, хотя эта тема часто становится центральной, когда речь заходит о либидо. Это о притяжении, об активности, об импульсе, который ведёт нас вперёд. Либидо — это энергия, которая делает жизнь наполненной. Оно проявляется во всем: в жадности к знаниям, в удовольствии от работы, в способности увлекаться и страстно интересоваться чем-то. Оно выражается в наших привязанностях, в том, насколько мы эмоционально включены в отношения и взаимодействие с миром. Но, как и любая энергия, либидо не остаётся постоянным. Оно может быть ослабленным, подавленным, замороженным. В такие моменты человек чувствует себя обессиленным, апатичным, оторванным от жизни. Он словно выпадает из движения, теряет интерес к происходящему, перестаёт ощущать связь с окружающим миром и с собой. Это может выражаться в депрессии, в тревоге, в неспособности испытывать удовольствие. А может быть наоборот — либидо может быть слишком интенсивным, хаотичным, неуправляемым. Тогда человек не может насытиться, не может найти точку покоя, всё время стремится к новым впечатлениям, к бесконечному поиску. Это проявляется в чрезмерной импульсивности, в отсутствии чувства меры, в постоянном ощущении нехватки чего-то, что невозможно до конца определить.

Мы не привыкли думать о либидо как о чём-то, что можно наблюдать и исследовать. Но оно окружает нас повсюду. Оно движет нами, когда мы испытываем интерес, когда нас что-то увлекает, когда мы чувствуем, что живы. Мы регулируем своё либидо бессознательно: через действия, через решения, через выборы. Оно направляется на объекты, на людей, на идеи. Но что происходит, когда либидо блокируется? Оно не исчезает, а трансформируется. Оно может стать тревогой, может обратиться в агрессию к себе, может превратиться в навязчивые мысли, в бесконечную внутреннюю борьбу. Оно может выражаться через сомнения, через страхи, через ощущение внутренней пустоты.

Либидо — это основная валюта психической жизни. Оно определяет, куда направлена наша энергия, насколько мы включены в происходящее, насколько нам интересно жить. Это наш ресурс, но он требует внимания. Потому что, если либидо перестаёт двигаться, жизнь замирает.

Когда вы держите эту книгу в руках, это тоже акт либидо. Что вас привело сюда? Желание узнать, исследовать, прикоснуться к чему-то новому? Может быть, эта книга — часть вашего процесса, вашего поиска? Либидо всегда о движении, о стремлении, о притяжении. Оно не даёт окончательных ответов, но оно указывает путь.

Человеческая психика не возникает в момент рождения. Она формируется ещё в утробе, в теплоте амниотической жидкости, в ритме сердца матери, в постоянной слитности с телом, которое даёт жизнь. В этот период нет границ между «Я» и «не-Я». Всё воспринимается как единое целое. Нет ощущения времени. Нет различения между собственным голодом и объектом, который его утоляет. Нет понятия чуждости. Мир — это тепло, покой, колебания жидкости, в которой можно плыть, не сопротивляясь, не зная, что такое сопротивление. Но эта вселенная рушится в момент рождения. Для младенца это первая психическая катастрофа. И если взрослый человек переживал бы нечто подобное, он бы описал это как острую фазу психоза.

Что происходит в этот момент?

• Внезапное изменение всего: температуры, давления, сенсорного окружения. Всё, что было плавным и слитным, превращается в резкое, контрастное, жесткое.

• Вдох воздуха — первое столкновение с реальностью, которая не прощает. Лёгкие обжигаются.

• Кожа впервые чувствует холод. То, что было стабильной средой, исчезло.

• Гравитация тянет тело вниз, оно больше не парит в невесомости.

• Исчезает постоянный ритм материнского сердца — единственный звук, который был в этом мире.

• Разрыв контакта с матерью становится необратимым.

Младенец ещё не осознаёт себя как отдельного субъекта, но его психика уже знает, что произошла катастрофа. Мозг новорождённого переживает сенсорный шторм, в котором нет ни одной точки опоры. Это состояние нельзя описать языком взрослого опыта. Можно лишь попытаться представить: полная потеря связи с реальностью, абсолютное чувство беспомощности, невозможность понять, что происходит, но при этом проживание всего этого на уровне тела, нервной системы, внутренней сумятицы, невыносимой, за пределами осознаваемого страдания. Но что-то удерживает. Руки, которые держат. Голос, который звучит. Кожа, которая согревает. Это первая возможность пережить травму рождения.

Но что делает мать способной на эту связь? На последних этапах беременности в её мозге формируются новые нейронные связи. У неё не просто появляются новые обязанности. Её восприятие перестраивается. Женщины, которые родили, часто говорят, что стали забывчивыми, что не могут концентрироваться, что испытывают странное ощущение «замирания» в процессе взаимодействия с младенцем. Но это не усталость. Это не личностная особенность. Это эволюционно заложенный механизм. Мозг матери переключается с когнитивных процессов на язык аффектов. В первые три месяца после родов его главная задача — настроиться на младенца, стать частью его сенсорного мира. Это происходит на уровне тела, а не мыслей, в обход речевого центра.

• Она ловит его страх кожей.

• Она улавливает его дыхание не разумом, а нервной системой.

• Она синхронизируется с его паническим криком так, что внутри неё возникает телесная потребность его утешить.

Этот процесс не формируется у нерожавших женщин. Они могут быть эмпатичны, могут понимать чувства младенца, но у них нет этой биологически встроенной системы ко-регуляции. У младенца есть шанс пережить катастрофу рождения, потому что мозг матери синхронизирован с его аффектами. Но что происходит, когда мать не получает поддержки? Традиционные общества знали: мать не может существовать в изоляции.

• Кто-то должен готовить для неё.

• Кто-то должен заботиться о доме.

• Кто-то должен помогать ей оставаться в этой тончайшей синхронизации с младенцем.

Если заботы нет, мать перегружается.

• Хроническая усталость разрушает её настройку на младенца.

• Сон становится прерывистым, нервная система истощается.

• Уровень стресса влияет на гормональный фон, молоко становится менее жирным.

• Регуляция младенца становится сложнее.

Тревога передаётся от матери к ребёнку, и он начинает жить в состоянии беспокойства. Но почему мы говорим об этом в книге, которая не про родительство? Потому что психика знает, что такое первая сцена. И она снова и снова разыгрывает её. Первая сцена не остаётся в прошлом. Она становится тем сценарием, по которому мы будем встречать новое. Первое столкновение с незнакомой средой. Первый опыт профессиональной идентичности. Первая любовь. Первое предательство. Все эти моменты несут в себе память первой сцены. И то, как мы проходим их, зависит от того, что было заложено в момент нашего появления. Рождение — это не только момент, когда мы пришли в этот мир. Это уже отыгранный шаблон всех наших будущих встреч с неизведанным. И это то, что формирует нас глубже, чем любые осознанные выборы.

Мы привыкли говорить о чувствах и эмоциях так, будто это одно и то же. Однако в психоанализе и нейронауке эти понятия чётко различаются. Есть аффекты, есть эмоции, есть чувства, а есть состояния. И если эмоции — это реакция на конкретный объект, а чувства — устойчивые эмоциональные паттерны, то аффекты — это первичная, неосознаваемая психическая энергия, реакция тела и психики, которая лежит в основе всего остального. Аффекты невозможно осмыслить, их можно только прожить. Они приходят до мысли, до понимания. Они вспыхивают в нас внезапно, захватывают, управляют телом. Они телесны, неразговорчивы, необузданны. Ребёнок не анализирует свой страх, он просто кричит. Он не рефлексирует грусть, он её переживает. Это фундамент нашей психической жизни. Без аффектов мы не смогли бы ни чувствовать, ни осознавать, ни даже выживать.

Аффекты — это универсальный биологический язык, на котором «говорит» наша психика. Это первая форма переживания, которая появляется у младенца и остаётся с нами на всю жизнь. Психика сначала переживает аффект, а потом уже достраивает вокруг него слова, смыслы, объяснения. Рассмотрим пять фундаментальных аффектов.

1. Страх — «отойди от меня, ты чужой». Биологически это реакция на угрозу. Мозг мгновенно активирует систему «бей или беги». У младенца нет слов, чтобы объяснить страх, но он инстинктивно отстраняется, напрягается, замирает.

2. Отвращение — «это не моё, убрать из себя». Этот аффект защищает нас от попадания внутрь токсичных веществ — как физических (испорченная еда), так и психических (враждебные объекты). В психической жизни отвращение проявляется в отталкивании тех, кто кажется нам чужеродным или угрожающим.

3. Гнев — «ты забрал моё, ты плохой». Гнев — это реакция на нарушение границ. Это импульс защитить себя, отстоять своё, вернуть утраченное. Гнев телесен: у ребёнка сжимаются кулаки, он краснеет, плачет. Но если гнев не прожит, он трансформируется в подавленную агрессию или аутоагрессию.

4. Грусть (траур) — «то, что было моё, исчезло». Переживание утраты — один из базовых механизмов психического развития. Без грусти мы не могли бы смиряться с потерями, интегрировать опыт, двигаться дальше.

5. Радость — «будь рядом со мной, мне безопасно». Это единственный положительный аффект, который позволяет переживать безопасность, близость и удовлетворение. Он закрепляет связь с объектом, создавая фундамент доверия к миру.

Аффекты в жизни младенца — это переживание мира без слов. Первый год жизни ребёнка — это пространство чистых аффектов. Ещё нет эмоций, нет осознания, нет связи между переживанием и мыслью. Есть только голая реакция тела и психики. Младенец не знает, почему он плачет, но он кричит от дискомфорта. Он не осознаёт, что его бросили, но его тело проживает тревогу разлуки. Он не понимает, что голоден, но он чувствует боль. В этот период мать становится для него переводчиком аффектов. Она ловит его страх, его голод, его дискомфорт раньше, чем он осознаёт их. Она контейнирует переживания младенца, возвращает их в переработанном виде. Если мать синхронизирована с ребёнком, он учится, что страх можно вынести, боль можно успокоить, утрату можно пережить. Если мать недоступна, он остаётся с чистыми, неотрегулированными аффектами, которые накрывают его как шторм.

В психоанализе выделяют пять базовых аффектов, и один из них — отвращение. Оно — первичное, фундаментальное. Именно отвращение позволяет психике устанавливать границы: это мое, это чужое, это безопасно, это угрожает. Мы знаем этот аффект на уровне тела — младенец отстраняется от пищи с неприятным вкусом, ребенок морщится при виде чего-то чуждого, и даже взрослый организм реагирует на отравление рвотным рефлексом.

Отвращение — это защита, древний механизм, который не только физически, но и психически оберегает нас от проникновения нежелательного. Но по мере развития психики аффекты усложняются, трансформируются, принимают новые формы. Отвращение перестает быть лишь биологической реакцией и начинает наполняться символическим содержанием. Оно становится не просто реакцией на вкус или запах, а эмоциональным процессом: мы испытываем отвращение не только к испорченной пище, но и к определенным ситуациям, словам, отношениям. Именно здесь появляются новые грани аффекта — презрение и ненависть. Если отвращение — это инстинктивное стремление отвергнуть, то презрение добавляет к нему смысл, превращая его в активную позицию: это не просто чуждое, это ничтожное. Ненависть же возникает тогда, когда презрение встречает препятствие — когда невозможно просто отвернуться, невозможно избежать контакта. Тогда включается другой механизм: стремление уничтожить объект, стереть его, чтобы он больше не вызывал этой невыносимой внутренней реакции.

Но если смотреть глубже, все эти чувства объединяет одна и та же динамика. Они рождаются там, где человек сталкивается с чем-то, что невозможно принять. И чем более болезненным, чем более бессильным было раннее переживание отвращения, тем сильнее оно закрепляется в психике и в дальнейшем трансформируется в мощные реакции ненависти или презрения. Это и есть связь с ранними психическими структурами.

В детстве мы переживаем первые столкновения с границами мира — сначала через тело, потом через эмоции, потом через смысл. И если в этой ранней истории было слишком много боли — например, если человек в детстве сталкивался с унижением, отвергнутостью, отсутствием ответа на свои потребности, — психика усваивает этот опыт как тотальное отвержение. И тогда взрослый человек, сталкиваясь с чем-то, что напоминает тот опыт, переживает не просто раздражение или дискомфорт. Он проживает бурю, где презрение к объекту смешивается с презрением к себе, где ненависть захватывает и не оставляет пространства для размышлений. Потому что в этот момент психика не просто реагирует на реальность — она воспроизводит древнюю историю, в которой когда-то была невозможность защитить себя, невозможность изменить ситуацию, невозможность быть услышанным. И здесь, в самой сердцевине этих аффектов, скрывается тот самый момент раннего бессилия. Тот момент, когда отвращение было не просто реакцией, а переживанием невозможности сказать «нет», невозможности отвергнуть то, что вторгалось в личное пространство, невозможности повлиять на среду. И теперь этот опыт вспыхивает вновь, но уже не как детское бессилие, а как взрослая ненависть, которая пытается вернуть контроль. Но именно в этом месте, если удается не просто прожить эти чувства, а осознать их природу, появляется шанс что-то изменить. Потому что осознанное презрение уже не требует разрушения — оно перестает быть единственным доступным инструментом защиты. Оно может стать чем-то иным — границей, точкой понимания, даже силой, но уже не слепой.

Мы уже говорили об аффектах — психических процессах, которые, будучи интенсивными и кратковременными, выполняют функцию сигнальной системы. Они указывают на нарушения, внутренние конфликты и непреодолённые противоречия. Аффекты, эмоции, чувства и состояния — всё это динамические проявления глубинных ценностей, которые лежат в основе психического аппарата. Если аффекты — это процессуальная часть психики, то ценности — её базис. Они формируют опорные структуры, в рамках которых разворачиваются мотивация, идентичность и способность субъекта к регуляции. Каждый аффект связан с определёнными ценностями.

• Отвращение сигнализирует о границах допустимого, о нарушении внутренних норм и конфликте ценностей.

• Гнев связан с защитой значимого и борьбой за сохранение целостности.

• Страх указывает на зоны уязвимости и возможные потери.

• Радость свидетельствует о встрече с подтверждением ценностных установок.

• Горе и траур связаны с утратой значимых объектов и необходимостью пересборки системы ценностей.

Но аффекты не только маркеры, они также обладают трансформирующей функцией: они изменяют психическую картину мира, меняют границы допустимого и пересобирают субъективную реальность. Ценность себя, чувство собственного достоинства, ощущение успеха, удовлетворение, самочувствие, способность к саморегуляции — всё это неразрывно связано с базовыми ценностными координатами, через которые психика структурирует реальность. Ценности формируют не только картину мира, но и стратегию субъекта в отношениях с собой, с другими и с внешними обстоятельствами. Они могут быть: опорой, обеспечивающей стабильность и устойчивость. Или препятствием, если находятся в противоречии друг с другом или с внешней реальностью.

Что здесь первично — ценность или аффект? Вопрос сложнее, чем кажется. В разные периоды жизни субъективная система координат претерпевает изменения: ценности могут пересобираться, аффекты — трансформироваться в новые состояния, создавая новые точки напряжения. Как исследовать этот процесс? Можно продолжать анализировать аффекты, распутывая причинно-следственные связи.

Страх — один из фундаментальных аффектов, формирующий границы психического и телесного «Я». Он не просто сигнализирует об угрозе, но и конструирует субъективную реальность, определяя, какие территории остаются закрытыми, а какие — требуют защиты. Но страх — не только про угрозу. Он — про баланс между движением и остановкой, про поиск опоры, про фундаментальный выбор: столкнуться или избежать.

Страх — это психическая координата. Любой страх — столкновение с границей возможного.

• Страх близости — защищает от растворения в другом, но и мешает встрече.

• Страх перемен — указывает на стремление сохранить стабильность, даже если она невыносима.

• Страх дистанции — показывает, насколько субъект нуждается в признании и связи.

• Страх постоянства — структурирует ценность обладания и границы допустимого риска.

Страх не просто предупреждает — он выстраивает стратегии, через которые субъект взаимодействует с миром.

Если мы берём классический психоанализ, то страхи не существуют сами по себе — они формируются вокруг фундаментальных потребностей. Их четыре.

1. Страх близости. Тревога перед слиянием, перед потерей границ, перед тем, чтобы стать слишком зависимым от другого.

• Он же: потребность в дистанции — необходимость сохранять своё пространство, автономию, право на внутреннюю неприкосновенность.

2. Страх дистанции. Страх остаться одному, быть отвергнутым, не выдержать разобщённости.

• Он же: потребность в близости — стремление к соединению, к принятию, к присутствию другого, которое даёт ощущение ценности.

3. Страх перемен. Тревога перед неизвестным, страх потери контроля, невозможность предугадать последствия.

• Он же: потребность в постоянстве — желание стабильности, устойчивости, предсказуемости, опоры.

4. Страх постоянства. Боязнь застывания, рутины, потери гибкости, страх быть пойманным в капкан неизменности.

• Он же: потребность в переменах — жажда развития, обновления, движения, новизны.

Но страх не просто предупреждает. Он выстраивает стратегии, которые нам бессознательно диктуют, как мы выстраиваем коммуникацию с миром. Знание своей системы координат позволяет более осознанно выстраивать отношения в бизнесе, семье и жизни.

Контейнирование — один из ключевых процессов формирования психики. Это механизм, через который младенец учится перерабатывать свои переживания. Если мать чутко воспринимает его страх и успокаивает его, он постепенно начинает ощущать себя в безопасности. Если она не реагирует, страх остаётся голым и необузданным. Контейнирование — это не просто забота. Это передача психических навыков. Ребёнок учится чувствовать себя через мать. Если мать даёт ему пространство для его переживаний, он учится выдерживать эмоции. Если мать сама не справляется, он остаётся один на один с аффектами, которые не может переработать. Так формируется способность к самоценности. Если младенец чувствовал, что его страхи воспринимали, его переживания признавали, его боль утешали, он получает внутреннюю опору: «Я есть. Мои чувства важны». Если его аффекты были отвергнуты, он привыкает их не чувствовать. Они становятся невидимыми, но продолжают управлять психикой.

Что происходит, если аффекты остаются неконтейнированными? Человек может: Либо перестать чувствовать. Вытеснение аффектов приводит к эмоциональному онемению, психической пустоте. Либо переполняться ими. Если регуляции не было, любые переживания становятся хаотичными, захлёстывающими, невыносимыми. Либо переносить их на других. Когда человек не осознаёт своих аффектов, он начинает проживать их в отношениях, проецируя их на партнёров, друзей, коллег.

Аффекты и взрослая жизнь связаны. Это сценарии, которые мы не осознаём. Чем менее осознаны наши аффекты, тем больше они управляют нами. Если они не были контейнированы в младенчестве, они становятся невидимыми структурами нашей психической жизни.

• Если в детстве страх не был переработан, во взрослом возрасте он может превратиться в тревожность или избегание.

• Если гнев был подавлен, он может выражаться через пассивную агрессию или психосоматику.

• Если отвращение не было осознано, человек может бессознательно отталкивать всё, что напоминает ему о травматическом опыте.

Но когда мы начинаем осознавать свои аффекты, мы начинаем управлять своей психической реальностью. Осознание аффектов — это не просто рефлексия. Это инструмент работы с бессознательным. Аффекты — это первая дверь к себе. Они могут стать либо бессознательными ловушками, либо инструментами осознания.

• Когда я злюсь — что на самом деле стоит за этим гневом?

• Когда я испытываю страх — что именно вызывает тревогу?

• Когда я чувствую отвращение — какой опыт скрыт за этим?

Психоанализ работает с аффектами, потому что именно они позволяют выйти за пределы рационального, прикоснуться к тому, что управляет нами изнутри. Когда мы начинаем видеть в себе не только эмоции, но и их фундамент — аффекты, мы приближаемся к пониманию своей психической структуры. Аффекты — это не просто базовые реакции, это код нашей психики. Они управляют нашим восприятием, отношениями, самоценностью. Если они осознаны — мы владеем собой. Если нет — они управляют нами. Но ключ всегда у нас. Аффекты — это не враги. Это путь к осознанной жизни.

Мы ввели пять ключевых терминов — первая сцена, либидо, рождение, аффекты и контейнирование. Но кажется, что мы ещё даже не сделали первый шаг. Мы только обозначили те точки, которые существуют за пределами нашей памяти, но определяют весь наш жизненный сценарий. Психоанализ беспощаден. Он не просто даёт определения — он предлагает всмотреться в то, что кажется очевидным, но остаётся невидимым. Мы сказали, что рождение — это не только момент, когда мы пришли в этот мир. Это шаблон всех будущих встреч с неизведанным. Это матрица, на которой строятся наши реакции, наши выборы, наши страхи и наши прорывы. Это то, что формирует нас глубже, чем любые осознанные решения. Но если рождение — это шаблон, тогда возникает вопрос: насколько мы вообще осознаём этот механизм? Мы можем думать, что живём, принимаем решения, движемся вперёд, но уделяем ли мы внимание первой сцене? Или мы просто воспроизводим её автоматически? Что значит «автоматически воспроизвести»? Здесь нам понадобится ещё один термин, который психоанализ вводит как ключевой, — фиксация.

Фиксация — это вынужденное повторение-реинсценирование опыта. Это когда вместо того, чтобы жить, мы снова и снова проигрываем один и тот же сценарий. Представьте себе прожектор, который проецирует один и тот же образ на стену. Вы смотрите только на эту стену, видите только этот образ, и вам кажется, что это и есть реальность. Но психоанализ задаёт вопрос: а что, если повернуться? А что, если выключить этот прожектор? Что, если за этой стеной есть что-то ещё? Фиксация — это не просто привычка. Это психическая необходимость удерживать стабильность, даже если она давно стала невыносимой. Мы все имеем разную структуру. И дальше, в , мы будем говорить о том, как она формируется в отношениях. Как разные схемы, разные защиты, разные способы взаимодействия со страхами определяют то, как мы живём. Но прежде, чем двигаться дальше, нужно понять главное: если мы не видим, что повторяем, — мы не можем изменить ничего. И если психоанализ чем-то и отличается от других подходов, то тем, что он требует от нас этой боли — встретиться с тем, что мы привыкли не замечать.

Фиксация — это момент, когда психика выбирает остановку вместо движения, застревает в определённом состоянии, которое начинает определять её восприятие, реакции и выборы. Это невидимая петля, в которую раз за разом попадает человек, воспроизводя одни и те же сценарии, даже если они больше не соответствуют его реальности. Термин фиксации был введён Фрейдом в контексте психосексуального развития. Согласно его теории каждый проходит несколько стадий: оральную, анальную, фаллическую, латентную и генитальную. Каждая из них оставляет свой отпечаток, формируя механизмы удовлетворения потребностей и способы взаимодействия с миром.

Но если на одной из стадий произошло что-то, что прервало нормальное развитие — травма, отсутствие безопасности, нарушение границ, — часть психики словно застывает в этом моменте, и этот опыт начинает воспроизводиться снова и снова. Фиксация — это не просто память о прошлом, это непереработанный опыт, который превращается в бессознательный алгоритм. Она проявляется в отношениях, в выборе партнёров, в стратегиях избегания или зависимости, в тревогах и страхах, которые трудно объяснить. Психика фиксируется на том моменте, который остался нерешённым. Это может быть момент отказа, утраты, неоправданных ожиданий или нарушение границ. Она остаётся там, где не смогла справиться. Вот почему анализ фиксации — это не просто разбор ошибок прошлого, а возможность вернуть себе утраченную пластичность, научиться проживать ситуации по-другому.

Но в чём опасность фиксации? Фиксация всегда кажется безопасным вариантом. Это привычная реакция, знакомый способ существования. Даже если он приносит страдания, он предсказуем. Фиксация — словно узкий коридор, через который психика снова и снова вынуждает нас проходить. В аналитическом процессе она проявляется особенно ярко: пациент не просто рассказывает о своих проблемах, он воспроизводит их в кабинете аналитика. Где-то он снова ждёт одобрения, где-то боится наказания, где-то пытается завоевать внимание. Психоанализ предлагает не просто осознать фиксацию, а пройти через изменение, которое кажется невозможным. Это момент разрыва старой системы, когда человек перестаёт действовать автоматически и встречается с неизвестностью. Но именно в этом — точка роста. Фиксация — это как один застывший кадр в фильме жизни. Пока он остаётся неизменным, сюжет не двигается дальше. Но если нажать на плей, картина оживает. Какое застывшее воспоминание до сих пор управляет вашими выборами?

Фиксация не просто ограничивает, но и хранит в себе ключ к пониманию того, где психика когда-то остановилась. Она сигнализирует о месте, где ресурса оказалось недостаточно, а неизвестность оказалась непереносимой. Психоанализ предлагает не бороться с фиксацией, а исследовать её, дать ей звучание, позволить ей проявиться, чтобы понять, что именно застряло в этом повторении.

Первый шаг: увидеть застревание. Каждая фиксация — это принятый психикой компромисс, решение, которое в какой-то момент стало единственно возможным. Мы повторяем этот механизм, не потому что не можем иначе, а потому что когда-то он стал единственным способом сохранить чувство стабильности и целостности. Осознание фиксации — это уже движение. Это не исправление, а распознавание: Где я попадаю в одно и то же? Как я строю отношения? Какие страхи управляют моими выборами? Что для меня остаётся невозможным? Психоанализ не предлагает «отпустить» фиксацию — он помогает понять, какие процессы за ней стоят.

Второй шаг: исследовать, прожить, удержать. Фиксация всегда о дефиците. Если психика застряла на определённой стадии, это значит, что там чего-то не хватило. Безопасности. Принятия. Поддержки. Разрешения быть собой. Но только умственного понимания фиксации недостаточно. Важен опыт её проживания. Нужно не только «разобраться», но почувствовать, как это влияет на жизнь. Почему каждая разлука кажется концом света? Почему я боюсь авторитетных фигур? Почему мне нужно постоянно доказывать свою ценность? Вопросы разворачивают фиксацию, делают её объектом наблюдения, а не неосознаваемой частью самости.

Работа с фиксацией — это длительный процесс, потому что он включает в себя три глубинных уровня.

1. Осознание и страдание. Часто за фиксацией стоит невыносимый аффект. Именно поэтому психика защищается повторением — оно кажется лучше, чем встреча с болью. Разрыв с фиксацией — это проживание той самой точки, которую психика когда-то не вынесла.

2. Интерпретация и сборка новой реальности. Когда фиксация становится видимой, человек начинает видеть связь между своими переживаниями и механизмами, которыми он защищается. Он понимает: «Это не просто мой характер, это то, как я научился выживать».

3. Навёрстывание и корректирующий опыт. Психоанализ помогает не просто разобраться в прошлом, а достроить его. Освоить процессы, которые когда-то были прерваны. Фиксация — это не просто «неправильное поведение», это непереработанный опыт. Она не исчезает от осознания. Она исчезает, когда становится пережитой.

Продолжая размышления о фиксациях, о первой сцене, мы неизбежно сталкиваемся с вопросом: а что вообще нами управляет? Человеческая эволюция — это не только развитие тела, но и развитие психики. Мы привыкли мыслить себя существами разумными, наделёнными волей и свободой выбора, но чем глубже мы исследуем психику, тем очевиднее становится: осознанное — лишь вершина айсберга. Почему мы верим в бессознательное? Когда мы слышим слово «бессознательное», оно кажется чем-то абстрактным, загадочным, почти мистическим. Но бессознательное — это не вера. Это факт нашей жизни, проявляющийся в повседневности.

• Почему мы раз за разом выбираем похожих партнёров, даже если клялись «больше никогда»?

• Почему вдруг забываем важные вещи или делаем случайные оговорки, которые оказываются точнее наших намерений?

• Почему определённые сцены, запахи, слова вызывают в нас необъяснимые эмоции?

Бессознательное не требует доказательств. Оно себя проявляет. Иногда — в снах. Иногда — в том, как мы спотыкаемся на ровном месте, теряем вещи, забываем даты. Иногда — в странном чувстве дежавю или в страхе, который мы не можем объяснить. Но самое главное — бессознательное проявляет себя в закономерностях. Психика человека устроена так, что однажды сформировавшийся паттерн — поведенческий, эмоциональный, ролевой — начинает повторяться. Мы можем осознавать, что нам некомфортно, можем страдать, пытаться что-то изменить, но бессознательное устроено не линейно. Оно не обновляет себя автоматически, как программное обеспечение. Мы не видим бессознательное напрямую, но мы видим следы его работы. Психоанализ, по сути, создаёт научный язык для разговора с этим скрытым пластом психики. Он показывает, что в нашем поведении нет случайностей. Всё, что происходит, — это или желание, или сопротивление желанию. Фрейд первым заговорил о том, что психика — это не прямая линия. Что наши мысли, чувства, поступки пронизаны неосознаваемыми мотивами, что внутри нас есть другой, скрытый порядок, который управляет нашим выбором. Психоанализ — это не магия, а инструмент. Психоанализ не предлагает веру. Он предлагает метод исследования.

Психоанализ прочно укоренился сразу в трёх областях — медицины, образования и философии. Как часть здравоохранения он исследует механизмы психических процессов, помогая облегчить страдания и прояснить внутренние конфликты. Как инструмент образования он ведёт мощную просветительскую деятельность, расширяя границы понимания себя. А как философия он неизменно обращается к вопросам смысла, существования, человеческой природы, черпая ресурсы из многовековых размышлений о душе и сознании. Бессознательное нельзя увидеть напрямую, но можно отследить его влияние, как можно увидеть гравитацию чёрных дыр по тому, как она искривляет свет. Вот почему психоанализ не даёт готовых ответов, но создаёт пространство, где ответы начинают проявляться сами.

Зачем нам всё это знать? Потому что, не зная, как работает бессознательное, человек остаётся заложником своих автоматических реакций.

• Можно раз за разом ходить по кругу своих отношений и считать, что это судьба.

• Можно снова и снова срываться, обижаться, злиться и не понимать почему.

• Можно бояться перемен и говорить себе, что «так просто удобнее».

Но можно разглядеть закономерности. Понять, что ни одно желание не исчезает просто так, что ни одно воспоминание не случайно, что за любым выбором, страхом, протестом — всегда стоит что-то большее. И тогда становится ясно: тьма — это не конец пути, а его начало. Она хранит не только страх, но и источник движения вперёд.

Когда мы говорим о бессознательном, мы неизбежно сталкиваемся с двумя фундаментальными силами, которые управляют нашей психической жизнью. Это страх и любознательность — два полюса, на которых строится весь наш опыт познания. Мы жаждем узнать больше, но одновременно боимся того, что откроем. Нас влечёт к новому, но этот же импульс вызывает тревогу.

Страх: охранник границ психики. Страх — это древний механизм, который защищает нас от разрушения. Он формируется раньше сознания и закладывает основу нашей реакции на неизвестность. В детстве он оберегает нас от травм, помогая инстинктивно избегать угроз. Во взрослом возрасте он превращается в систему психологических ограничений: мы боимся перемен, боимся быть отвергнутыми, боимся потерять контроль. Но в психоанализе страх — не просто защитный рефлекс. Он — ключ к фиксациям. Мы застреваем в одном сценарии, потому что боимся выйти за его пределы. Мы бессознательно воспроизводим один и тот же паттерн, потому что так безопаснее. Даже если этот паттерн причиняет боль, он знакомый, а значит, предсказуемый.

Любознательность: инстинкт исследования. Любознательность — это сила, которая толкает нас познавать мир и самих себя. Это движение в сторону нового опыта, желания постигать сложные структуры, разгадывать тайны, проникать в глубину. В детстве она проявляется в естественном стремлении исследовать окружающий мир, в настойчивых «почему?» и «зачем?». Во взрослом возрасте она становится импульсом к творчеству, развитию, поиску смыслов. Но любознательность влечёт за собой риск. Она требует выйти за пределы известного. Узнавая новое, мы неизбежно сталкиваемся с тревогой, потому что новое разрушает старые убеждения. Именно поэтому многие предпочитают остаться в границах своих фиксаций, вместо того чтобы рискнуть и открыть неизведанное.

Конфликт между страхом и любознательностью. Всю жизнь мы балансируем между этими двумя силами. В моменты, когда страх побеждает, мы остаёмся на месте, повторяем привычное. В моменты, когда любознательность берёт верх, мы совершаем прорывы, расширяем границы понимания, встречаемся с истиной — какой бы сложной она ни была. Психоанализ делает этот конфликт осознанным. Он не устраняет страх, но позволяет выдерживать его и двигаться дальше. Он не гарантирует ответы, но создаёт пространство, где можно размышлять и исследовать, не убегая. Так и эта книга — она не даёт готовых решений, но приглашает наблюдать за тем, как ваша психика балансирует между двумя силами. В каких моментах страх вас останавливает? Когда любознательность толкает вас вперёд? И главное — как эти два механизма управляют вашей жизнью, даже если вы не отдаёте себе в этом отчёта?

Невроз — это как внутренний пожар, который мы привыкли скрывать под привычными действиями, мыслями и эмоциями. Он не всегда разрушает, но часто изматывает, заставляя нас бесконечно крутиться в одном и том же цикле вопросов, страхов и невыносимых сомнений. Невротический ад — это состояние, где любая деталь становится острой, любая мысль — болезненной, а любое действие — тревожным. Но что, если можно этот ад не разрушить, а преобразовать? Психоанализ предлагает не избавиться от невроза, а встретиться с ним, прожить его и, возможно, трансформировать. Как сказал Фрейд, цель терапии — это не создание иллюзии счастья, а способность выдерживать реальность. И здесь ключевым становится идея перехода: от невыносимого к сложному, от хаоса к структуре, от невротического ада к тяжёлым, но стабильным будням. Тяжёлые будни — это не отсутствие страдания, а возможность жить с ним, не убегая и не теряя себя. Это умение выстраивать рутину, находить опоры в малых вещах, которые, казалось бы, не имеют значения. Это ежедневный труд, который кажется простым, но на самом деле является актом внутренней свободы. Превращение невротического ада в тяжёлые будни начинается с осознания. Не бегства от тревоги, а изучения её механизмов. Не попытки раз и навсегда избавиться от страха, а понимания его корней. Этот процесс требует времени и усилий, потому что невроз — это не просто симптом, это способ быть в мире, пусть и болезненный. Тяжёлые будни — это место, где можно находить баланс. Это пространство, где тревога превращается в напоминание о том, что жизнь полна изменений, а страдания становятся материалом для роста. Это не про счастье или лёгкость, это про устойчивость, про способность выдерживать сложное, про маленькие шаги, которые мы делаем каждый день. И возможно, главный урок, который мы можем вынести из этого процесса, заключается в том, что невроз — это не конец. Это вызов, с которым можно работать. Ад внутри нас не исчезает, но он может перестать управлять нами. И в этом смысле тяжёлые будни — это не поражение, а настоящая победа.

Слово «невроз» звучит как диагноз, как нечто пугающее, недоступное для понимания и, возможно, даже опасное. Оно вызывает образы хаоса, нестабильности, потери контроля. Для обывателя невроз кажется чем-то, от чего нужно срочно избавиться, что нужно подавить или «вылечить». Но если отбросить этот страх и внимательно рассмотреть, что стоит за этим термином, становится понятно: невроз — это часть человеческого опыта, проявление наших внутренних конфликтов и способ справляться с ними. С точки зрения психоанализа невроз — это не болезнь в классическом смысле слова. Это психологическая реакция на внутренние противоречия, которые мы не можем разрешить. Это может быть конфликт между желанием и запретом, между мечтой и реальностью, между нашими потребностями и ожиданиями окружающих. Невроз рождается там, где наша психика пытается примирить эти противоречия, но не может найти устойчивого решения.

Почему это слово пугает? Возможно, потому что оно заставляет нас задуматься о том, что не всё в нас идеально. О том, что внутри нас есть ранимость, слабость, тревога. Невроз обнажает наши слабости, а слабости — это то, что мы чаще всего пытаемся скрыть. Обыватель боится слова «невроз» потому, что за ним стоит признание: наша психика не железобетонная крепость. Но невроз — это не приговор. Это сигнал. Сигнал о том, что внутри нас есть что-то, что требует внимания. Это способ психики адаптироваться к сложным обстоятельствам, даже если эта адаптация временами кажется болезненной. Невроз говорит нам, что есть конфликт, который ещё не решён, травма, которая ещё не прожита, или страх, который ещё не интегрирован. Парадоксально, но невроз — это не слабость, а показатель силы. Психика всегда на вашей стороне. И невроз — это свидетельство того, что психика борется, ищет выход, пытается сохранить баланс. Он говорит о том, что человек живёт, чувствует, переживает. И да, невроз может быть мучительным, но он также может стать началом изменений.

Фрейд писал, что страдание, вызванное неврозом, часто указывает на возможность роста. Осознав свои внутренние конфликты, мы можем перестать быть их пленниками. Невроз пугает, потому что он требует работы — работы над собой, над своими чувствами, над своей жизнью. И может быть, главное, что нужно понимать: невроз — это не враг. Это часть нас, часть нашей истории. И когда мы перестаём бояться этого слова, мы начинаем понимать, что за ним стоит не хаос, а попытка понять себя, попытка примириться с собой и с миром.

Наше путешествие в глубины психики постепенно выстраивает многослойную картину: первая сцена — точка, откуда начинается история каждого из нас, но которая навсегда остаётся за пределами нашей памяти; либидо — психическая энергия, формирующая наши желания, стремления, способы взаимодействия с миром; рождение — не просто момент появления в этом мире, а архетипический сценарий всех наших будущих встреч с неизвестным; фиксация — механизм, который удерживает нас в привычных паттернах, сопротивляясь переменам; страх и любознательность — два базовых конфликта, которые определяют наш путь, удерживая или направляя нас вперёд; аффекты — первичные импульсы психики, возникающие до слов и осознания, определяющие наши реакции, взаимодействие с миром и способность перерабатывать переживания; контейнирование — процесс, благодаря которому эти первичные импульсы находят свою форму, превращаясь в осознаваемые эмоции и чувства, формируя нашу устойчивость или, напротив, обнажая уязвимость.

Каждое из этих понятий — не просто термин, но вектор движения, по которому развивается наша психика. Человеческая личность — словно калейдоскоп, где каждый поворот открывает новую грань, сложный и непредсказуемый рисунок. Мы движемся по жизни, реагируя на внешние и внутренние импульсы, иногда удивляясь собственным реакциям и чувствам. Но если присмотреться внимательнее, можно увидеть за этими движениями определенные принципы, которые формируют нашу личностную фигуру. Представьте себе архитектуру старого города. Каменные стены, узкие улочки, величественные здания с лепниной и коваными балконами. Город живет веками, пропуская через себя потоки людей, перемены эпох и культурные столкновения. Так и наша личность — в ней живут и традиция, и порыв, и мечта, и глубокая тоска по контакту.

Мы уже можем заметить, что вся наша жизнь — это сцепление непрерывно повторяющихся процессов. Мы не только рождаемся однажды, но и переживаем внутреннее «рождение» снова и снова, каждый раз, когда встречаемся с чем-то новым, с чем наша психика ещё не сталкивалась. Мы не просто пережили первую сцену — она впечатывается в нас и бессознательно разыгрывается в различных контекстах, формируя наш стиль отношений, взаимодействие с миром, переживание себя. Мы не просто боимся или стремимся вперёд — мы находимся между этими полюсами, где страх оберегает нас от разрушения, а любознательность толкает за пределы возможного.

Теперь пришло время перейти к понятным и описанным фазам психосексуального и психоэмоционального развития. Эти стадии — ключ к пониманию, почему наша психика устроена именно так, как она устроена. Они объясняют, как формируются желания, страхи, способы привязанности и в конечном счёте наш способ существования в мире. То, что кажется нам хаотичным или случайным, на самом деле подчиняется законам, которые закладываются в самые ранние периоды жизни. И эти законы мы сейчас разберём.