Однажды на дом к «песняру» Мулявину явились чекисты. Силой снимать на загранпаспорт, чтоб ехал на фестиваль в Берлин. Песняр уперся: не до Берлина ему было, шины к дочкиному велосипеду качал. Реальной дочке было двенадцать, а киношной и все восемнадцать, и вопрос, отчего бы взрослой телке самой не взять насос, так и остался тайной рода Мулявиных. Папа стоял стеной. Пришлось усилить нажим личным звонком Первого секретаря Белорусского ЦК товарища Машерова, велевшего живо в Берлин, иначе все: чахотка и Сибирь. Так Советская власть годами гнула художников.

Идея, авторами которой в титрах значатся аж четыре мудреца, проясняется ко второй серии. Зная жуткую тоску, которую нагоняла группа на всех, кто моложе двадцати, авторы приняли решение делать кино про какой-то вымышленный и дерзкий рок-бенд. Реальные «Песняры» играли тишайший лоялистский этно-поп зримо пенсионерской направленности. Красные и зеленые цветов белорусского флага костюмы клеш в сочетании с нежным «ля» особенно тешили сердца городских в первом поколении дедков и одиноких дам за сорок — самую взыскательную аудиторию советских времен. Своих текстов у группы не было, а избранные поэты явно были в годах: «Молодость моя Белоруссия», «в них с вечностью спорит судьба человека», «Ради высокой любви мы обязаны / Помнить, что с нами пожизненно связаны / Очень ранимые, / Очень ранимые / Наши любимые». Да и баллада «За полчаса до весны» не имела к весне никакого отношения — она о том, как на закате лет встретил родное серденько, а лучше бы весной. «Ластонька ты сизокрылая, / Легкий мой сон растревожила». Для людей, слушавших «Машину», «Зодиак», «Витамин», «Песняры» были глубочайшим западлом именно в силу их сервильности и патриархальности. Их даже в «Ну, погоди!» ставили (6 серия, Волк на комбайне).

В картине же бабушкина радость подается как образец бунтарства и несгибаемого рок-н-ролльного поведения. «Сидим и не высовываемся!» — велит в опалу Мулявин (ох, много ж они высовывались). «Ну, и кого же мы посылаем в противовес их энергичным гитарным группам? — гневается в поддержку „Песняров“ Машеров. — Цымбалистку??» Нет, Петр Мироныч! Мы посылаем звезд куража и драйва с песней про реченьку и рушничок! В Берлине их глубоко перепахивает «Иисус Христос суперстар» — Мулявин аж просветляется в зале: «Я думал, я один. Но я не один!» — и начинает двигать музыку к звездам вместе с Эндрю Ллойдом Веббером, никогда не слышавшим о группе «Песняры».

Вокруг жанра «Песни о доле» копья ломаются весь фильм — в итоге заявленная рок-опера выходит «одноактной театрализованной кантатой» с рифмой «сынулька-татулька». «Рок-музыка — это бунт, это кураж, это взрыв!» — вещает Мулявин. И годами играет «В Вологде-где-где-где, в Вологде-где».

Творческому становлению мешают все. Партия злоумышляет. Народ безмолвствует. Ревнивые мужья кляузничают. Крикливая мать, рептильная власть, боягузы-соратники и худруки школьных ансамблей ставят палки в колеса. «Запрещаю тебе делать рок-оперу — или я, или она!» — говорит жена и становится первой женой.

Володя неумолим и лезет на рожон. Контры с властями самой тиражной, самой тарифицированной, гипервыездной и мегаэфирной группы вызывают слезы восторга. «Вот и Ванька Пырьев, оказывается, от сталинизма страдал», записал как-то в дневнике злой Г. М. Козинцев. И «Песняры» от режима потерпели.

Нет, кастинг-директора потрудились на славу. Сергея Година, Максима Пониматченко и Георгия Петренко от Борткевича, Мисевича и Кашепарова не отличить. Артем Волобуев, годами игравший пухлую партийную нечисть, наконец-то получил достойную главную роль. Только у Коршунова и сценаристки Графковой, делавших «Вокально-криминальный ансамбль» и с тех пор оседлавших советский попс, как тогда совести не было, так и сейчас нет. «Песняры» как знамя рок-н-ролла — додуматься нужно.

Когда «витаминщики» рвали новогодний эфир «Что? Где? Когда?» «Лолитой» — это был рок-н-ролл.

Когда «Песняры» запевают «Хлопец пашеньку пахает, ой-ёй-ёй» — это смотр самодеятельных коллективов Подмосковья ко Дню мелиоратора.

Курицы довольны.