Ищут прохожие, ищет милиция, ищут дружинники нашей столицы,

Ищут давно, но не могут найти дядю какого-то лет тридцати.

Среднего роста, сутулый, но крепкий. Ходит в ушанке, а может быть, в кепке,

В зимнем пальто или в летнем пальто — этого точно не знает никто.

Кто же, откуда и что он за птица — дядя, которого ищет столица?

Ходит про дядю таинственный слух: он убивает детей и старух.

Будто бы дядя работник «Мосгаза», странный преступник, сбежал от Указа,

Будто он псих, будто садист, будто какой-то заезжий артист.

Роздали сыщикам дяди приметы, дядино фото и пистолеты,

Под наблюдением каждая дверь — трудно преступнику скрыться теперь.

Ловит милиция разных прохожих — каждый прохожий на дядю похожий.

В МУРе гадают: псих иль не псих? А дядя еще укокошил двоих.

Ходят прохожие, смотрят уныло. Спички берут в магазинах и мыло.

Снова скупают крупу и муку. Врезали в двери еще по замку.

Людям не спится, люди устали, в гости к знакомым ходить перестали.

Из-за какого-то там подлеца дети домой не пускают отца.

Ясно одно: что преступник один; русский, татарин или армянин.

Рубит по кумполу — только держись; песню поет «Я люблю тебя, жизнь».

Ходит он в кепке, а может быть, в шапке. Носит с собой телевизор в охапке.

Любит кататься на самосвале — больше о нем ничего не слыхали.

Чудный стишок про черный ужас, накрывший Москву в декабре 63-го. «Мосгаз»-Ионесян переполошил город на полстолетия вперед. До него незнакомцам открывали без спроса: красть в миллионах домов страны все равно было нечего. Нео-Раскольникова это не смутило: он рубил жильцов по принципу «пять старушек — рубль»; в хозяйстве и веревочка сгодится. Выносил свитера, облигации, пряжу, авторучки и флакон «Шипра». Попался на телевизоре: соседи запомнили кавказца с громоздким грузом. После него двери закрылись наглухо.

«Мосгаз» возродил поувядшую со сталинской поры стихию слухов: молва пережила убивца с топором на десятилетия. Кукушка намеряла ему всего-ничего: розыск в прямом смысле вылез из кожи и взял крайне мобильного упыря на двадцать третий день после первого убийства. Забыв покой, сон и Новый год, сыщики поквартирно опрашивали и обшаривали целые микрорайоны. В середине месяца впору было выходить на общегородскую демонстрацию с лозунгом «Слава советской милиции!»: с такой скоростью не сворачивали башку ни одному маньяку мира. При редкой интенсивности Ионесян успел убить всего пятерых.

Из них — троих 11-12-летних мальчишек.

Каникулы были у ребят.

Из всего этого складывался мощный детектив, но на восемь серий материала бы не хватило никак.

Сценаристка Зоя Кудря, наш лучший охотник на привале, величайшая мастерица лить пули, забивать баки и плести пышную околесицу, пошла другим путем: путем Черного Пионера. Страшилки. Жуткой каляки-маляки про золотую руку. Она напустила в сюжет Сыщика-В-Черной-Шляпе, несметных сокровищ в банке с-под маринада, шансона-кафешантана, бородатых злодейцев и пионеров — добровольных охотников за чудовищем. И это был отличный ход, ибо в современной России путь кинокомикса ждет немалый успех: ледяное равнодушие сограждан к любому прошлому своей страны, кроме жгучих-прежгучих тайн века, массовая индо-турецкая наклонность к мелодраматизму, расширенным зрачкам, плохой игре в немое кино и вообще любому перебору и дурновкусию могла бы реанимировать pulp fiction начала века — стиль серийных романчиков про Ника Картера и Фантомаса, в которых не важны реалии и психологизм, а лишь бы пробирало и хватало за все места.

Случись такое, грамотно исполненный жанр искупил бы все неумейки и несообразности нашего кино: кому какое дело, что в те годы так пионерский галстук не вязали, «мне кирдык» не говорили, а кабинеты дознавателей не были размером с Дворец бракосочетаний. Главное — антураж: иностранные меценаты, уединенные особняки, сутулые незнакомцы и раскроенные черепа, король сыска в длинном пальто, убийца в манишке и с усиками и звезда варьете с низким голосом, зовущей ухмылкой и папироской в гибкой руке.

А нужна для этого самая малость — ироническое отношение к материалу и четкая задача продюсеров группе: «Мы снимаем гон, дурнину, залипуху-беллетристику. Нам безразличны мытарства советского человека под игом парткомов и выездных комиссий. Больше зловещих такси с конусами фар, липких ножей в луче света, истошного визга в конце каждой серии и окровавленных простыней на веревке. Так победим».

И тут-то и кроется главная закавыка: первой, в чей адрес следовало произнести эту огневую речь, является сама Зоя Кудря. Уже с «Ликвидации» было видно, что каждый сюжет на три серии она норовит раскатать на полноценные восемь посредством клонирования вброшенных гранат, повешенных свидетелей и никчемных, но киногеничных убийств. Без парткома, семейных дрязг, потерявшихся детишек и новогодних заказов ей никак, потому что это дополнительный метраж. Представьте на секунду нуар, в котором детектив Марлоу после сшибки на подземном паркинге является домой кушать суп с фрикадельками, размышляя, давать ли развод мегере-жене, — и вы составите точное представление о сериале «Мосгаз», который и мог бы быть хорош, да утонул в советской бытовщине. И Первый канал понял это раньше других, назначив пробную премьеру на украинском ТВ, где публика попроще (ну, не к выборам же).

И никто-то автору по-дружески не спел: «Зоинька, вы не реалист, вы гонщик, это разные амплуа. Об эпохе 46-го и 62-го годов вы не знаете ровным счетом ничего, да вам и не надо, не ваш профиль. Режьте безжалостно эту бабскую сентиментальщину в виде помешавшихся с горя мамаш, не доделавших уроки сирот, семейных пельменей и строгачей за аморалку. Прочь художника Стаса, терпящего бедствия за вздорный нрав и отход от реалистической манеры письма. Сливайте следователя-сатрапа с манерами 37-го года, у Холмса должен быть антипод-дурак, инспектор Лестрейд, а не инспектор Пожидаев. На 37-й год зрителю плевать, и режиссеру плевать, и вам самой плевать, это видно». Но сказать такое некому, ибо в понимании единства жанра и ехидном отношении к делу рук своих Первый канал с нечеловеческим треском проигрывает Второму. Это у них бредовая история про фашистский мятеж в Одессе превратилась в «Ликвидацию». Это они экранизировали кудрявую прозу Акунина единственно возможным способом бульварного романа («Шпион»). А Первый продолжает говорить людям горькую Правду, которую сам не знает, да она им и ни к чему.

Итог — хромой на обе ноги сериал для Украины, помесь «Мальтийского сокола» с «Дядей Степой». Ноль самоиронии. Немыслимое уважение к созданному самими фанерному фантому. И самое досадное — огромный потенциал для нужного результата. Артист Максим Матвеев будто специально создан для игры в дразнилку, он чудесный насмешник, трепач и хлыщ в самом лучшем значении слова. Артистка Александрова — завидная виктимная краля, особенно загримированная под артистку Ходченкову; только ей не надо изображать судмедэксперта, хлопающегося в обморок, и звать майора дядей Ваней — она в ресторане хороша и в черной вуали среди сугробов. Режиссер Малюков умеет великолепно снимать пургу и охотничьи рассказы — он, на минутку, делал сериал «Диверсант» и, судя по диагональным ракурсам и колебанию теней на лестнице, единственный понимает, во что играем. Но сценарий упорно ведет его с блатной малины и ресторана в милицейский партком и на коммунальную кухню.

Конечно, авантюрная фантазия сценариста тоже нуждается в окороте. Какой-то цеховой общак неизвестного назначения: воры в свой скидываются для грева пацанов на киче, а цеховикам к чему держать доходы вместе? Какой-то чудо-свидетель Славик, узнающий загримированных преступников по голосу. Опер-фронтовик, регулярно воющий в небо над трупами даже не друзей, а сослуживцев. Девушка-лейтенант, оставленная в органах после сокрытия ключевой улики по подрасстрельному делу.

Но все равно без пельменей было бы лучше.

Вы спросите: а при чем, при чем, при чем здесь, собственно, «Мосгаз»-Ионесян? Вслед за Первым отвечаем: а ни при чем, просто к слову пришлось.

Погремуха звонкая.