Кино о советском атомном проекте — заведомая головная боль.

Физика не киногенична, как и все другие науки.

Ядерщики, собранные вместе, производят впечатление душевнобольных. Трудятся в стерильно белых помещениях. Ходят из угла в угол в одинаковых халатах. Готовы вцепиться друг другу в бороду из-за трех закорючек на доске. Непонятно шутят. Обнимаются и встают на голову из-за превышения норм вибрации. Впадают в депрессию, когда нормы в норме.

Правда, сегодня они пообнимаются, а завтра Хиросима всё — но установить прямую связь между этими событиями кинематографу удается только с помощью тревожной акцентированной музыки, которая всем надоела (и в новом фильме тоже).

Разведка, куда более эффектная, спасает мало. Фильм делался к юбилею атомпрома, а ученые по понятным причинам склонны преуменьшать вклад чекистов. По объему и характеру добытой информации можно без труда определить источник — потому допуск к разведданным имели единицы. У Курчатова был на Лубянке персональный кабинет и присутственный день — возможно, то был единственный канал связи между чистой наукой и грязным шпионажем. Не развернешься.

Поэтому хребтом сюжета всех фильмов про атомщиков остается классический любовный треугольник. Авторы «Бомбы», отдавая должное предтечам, даже напрямую позаимствовали его схему из «Девяти дней одного года» и полупародийной «Еще раз про любовь»: победитель — долговязый русский (Баталов, Лазарев), проигравший — саркастический еврей (Смоктуновский, Ширвиндт), меж ними ангел красоты, все язвят. Ангелом красоты, как и в большинстве фильмов продюсера Тодоровского, стала Евгения Брик; не у одних засекреченных физиков бывает красивая жена. Отставленного атомщика Рубина играет Евгений Ткачук, которого последнее время несут, как Петрова, — за энергетику и законную востребованность. Ткачук держит кадр, а побочная линия с маляршей-зэчкой усугубляет интригу. Все бы ничего — но у охотно снимающего небо в амурах режиссера Копылова начисто отсутствует понятие исторического времени. О бомбежке Хиросимы его герои рассуждают с позиций гуманистов XXI века — забыв, что у Союза с Японией война, а Дальневосточные фронты как раз в это время выдвигаются на Большой Хинган, где многих убьют. На свадьбе 45-го года ни на ком нет орденов, хотя считается, что половина воевала. Собравшиеся евреи (а их среди атомщиков было процентов этак семьдесят) рвут баян и поют частушки про «расщепил свое ядро». Назревающая в стране перемена в отношении к еврейству не отражена никак.

Какие-то ученые дискуссии с равным голосованием эмэнэсов и членкоров, нарком Ванников, целящий из нагана по академической элите, хамство вертухаев подопечным выдвиженцам Берии — все это искусственное взвинчивание драматического конфликта, которого в жизни не было и быть не могло. Понятно, отчего в середине с проекта соскочил самый вменяемый из сценаристов Дмитрий Константинов (с пятой серии его в титрах уже нет) — и именно с его ухода начинается самая патока: «верую в любовь», «удивительный пейзаж», дозиметры в виде обручального кольца и грандиозная по напыщенной пошлости рифмовка деторождения с дебютным ядерным взрывом.

А вот что авторам безусловно зачтется — это латентная реабилитация самого Берии, которую от фильма о Бомбе ждали и дождались; неслучайно каждый пятый отметил на форумах работу исполнителя Виталия Коваленко. Обществу порядком надоел миф о самодержавном педофиле, порожденный грязной фантазией Хрущева и тысячекратно оспоренный всеми причастными лицами, — настолько, что растленные школьницы не попали в Википедию даже в виде версии. Берия при всех своих грехах дважды — в 38-м и 53-м — сотнями тысяч освобождал невинно осужденных (в абсолютных цифрах — до 500 000 в первый заход и 1 200 000 во второй). Как и подобает шефу спецслужб, организовывал партизанское движение. Курировал атомный проект — сводя в нужной пропорции деятельность науки и разведки, обеспечивая кадры, финансы, базирование и секретность. В атомной отрасли отношение к нему самое почтительное.

Компартия, тирания, штурмовщина, лагеря — сгинули. А мировые лидеры по-прежнему говорят с нами на сниженных тонах — благодаря Курчатову, Харитону, Арцимовичу, Тамму, Иоффе, Сахарову, Кикоину.

И Берии Лаврентию Павловичу, генеральному комиссару государственной безопасности.

Тот случай, когда последние слова употреблены в их исконном значении.