Режиссер Иванов — кажется, самая туманная фигура в нашем кинобизнесе. Можно сказать: мутная. А можно: затейливая.

Все проклятия его фильмам полностью заслужены.

Все удивленные комплименты — тоже.

Ему бы продюсера, что ли, хорошего. Но шатает Иванова из стороны в сторону так, что ни один толковый продюсер не выдержит.

Он отлично работает с малоизвестными артистами и не боится давать им главные роли («Немцы» открыли Евгения Коряковского, «ЮЗЗЗ» — Кузьму Котрелева и Антона Кузнецова). Он же заставляет их совершать диковинные поступки и произносить лажовые речи собственного сочинения (сам себе и сценарист). А посреди картины одумывается и резко перекладывает галс в пользу разума и стиля. А в последней серии заворачивает такую поганку, что и сам не знает, как закончить.

У него хватает безвкусицы в сорок лет называться Стасом.

У него же хватает вкуса выпутаться из кондовейшего сюжета о современных Ромео и Джульетте.

В стоп-листе намертво запрещенных к запуску тем у матерых продюсеров Ромео-Джульетта занимают почетное первое место. Ибо стоит одноклеточному дилетанту захотеть денег, он тотчас генерирует идею: новые Ромео с Джульеттой как отпрыски славянской и кавказской ОПГ. Без вариаций. В нулевых, когда в отрасли запахло деньгами, эту схему рассылали по студиям минимум трижды в неделю. Редакторы даже придумали ей кратчайший отзыв-код: «РиД», — что означало: немедленно в корзину. Брак.

Единственный опыт постановки только укоренил фобии. Автор «Петрова и Васечкина» Алеников с мытарствами, муками и увольнением за бездарность снял-таки фильм «Война Принцессы» о войне кавказской и славянской мафий двенадцатилетних детей, с кровью-любовью. В лонг-листе претендентов на звание самого безобразного русского фильма стало одной строчкой больше.

Однако производство росло, и негласные запреты забылись. Храбрый Иванов достал с антресолей старую балалайку.

Программист Равиль (Котрелев) нацелен на Америку, одет в обноски и влюблен в племянницу главвора города Ростов-на-Дону Элю (Мария Мацель). Доны славянской (Кузнецов) и кавказской (Гела Месхи) наркогруппировок начинают подтягивать его к движению — он выбирает Север, она остается с Югом. Пробитые менты Ростова крышуют бизнес, играя за конкурентов. А ЮЗЗЗ, стало быть, — ростовский Юго-Запад.

Смотреть это поначалу нет никаких сил. Босс хачей носит лиловую тройку в стиле латино-мафиозо и откликается на имя Кока, которое не взял бы себе ни один блатной (слишком на Кококо похоже). Гопники Ростова мечтают стать неграми и для этого поголовно играют в баскетбол. Лидер славян лично валит стукача при свидетелях. Шайка скинов ночами кошмарит цивилов, шмаляет с огнестрела и прыгает месить наряд ППС. За одну только серию все поднимают с пола такой ворох тяжелых статей, что на протяжении остальных мотали бы пожизненное. Изъясняются они при этом, как ботаны, решившие шокировать маму: «Окей, пять сек!», «Бро, что за мутки?», «Жесть, как мы отжигаем». Вопрос насупленному другу «Че ты на хмуром?» явно сигналит: Иванов понятия не имеет, что «хмурым» в этих кругах исстари зовется героин.

Но к середине фильма пробивает: какую бы чушь из 90-х ни пороли персонажи — на них на всех интересно смотреть. Как только спадает плотность «парольного» сленга (мол, я свой, возьмите в мафию), у всех нарастает куча проблем с любовью, бытом и лошадиными сроками. У командира славян фамилия Дымов и жена попрыгунья-стрекоза (Мария Машкова). А у нее незаконная любовь с мужниным адъютантом, чреватая братской могилой. А один из пробитых ментов — джульеттин папа. А брошенная Равилем лялька — сестра атамана скинов. И когда тот перед садомазо с Джульеттой рисует себе помадой джокерский рот, становится ясно, что с головой у него не в порядке и жесть грядет адова.

Четыреста минут в фильме действуют сильные мужчины-убийцы и слабые мужчины-крысятники. Четыреста минут Ромео выбирает, кем быть, — видя, что женщины тянутся к крысам: убийц валят и вяжут, а без них пусто и одиноко (крыс, впрочем, тоже).

В том, видимо, и состоит главный ивановский секрет: когда дело по-настоящему, без дураков касается жизни и смерти (а у Иванова именно так), смысловые и языковые вывихи простительны.

Даже без конца повторяемые слова «чел» и «стопудово».