Америка стала снимать такие фильмы в ранних 80-х.

Типа собираются семейные пары старых друзей на вилле, пьют-поют-дурачатся, летом купаются по старой памяти голышом, а после двое признаются друг другу в застарелой любви, у третьего обнаруживается неоперабельный рак, а у четвертого гомосексуальные наклонности. Все ободряюще обнимаются со слезами на глазах: «Четыре сезона» Алана Алды, «Большой холод» Лоренса Касдана, «Друзья Питера» Кеннета Браны, чуть позже в виде пародии — «Идеальные незнакомцы» Паоло Дженовезе. Знак первичного старения ядерного поколения 60-х, определившего стиль эпохи; чувство, что жизнь прожита, и сомнения в ее состоятельности, сбиваемые поддержкой друзей. Выцветшее групповое фото с волосами, рожками и дацзыбао «Мир Вьетнаму».

Чеховские мотивы (у Антона Палыча все пьесы — о разбитых надеждах и элегической усталости взрослых людей).

У нас шестидесятники в то время были на коне, а кино в ауте, и тема старых молодых людей возраста пятьдесят плюс осталась нераскрытой — зато сейчас как раз подошел срок, потому что в возраст лишнего веса и запоздалых любовных признаний вошло поколение 80-х, сделавшее страну такой, какая есть.

Итак. Заммэра Москвы по паркам (Кирилл Сафонов), зная об инфаркте и бесплодии, предлагает жене (Евгения Брик) непорочное зачатие от кого-то из друзей, раз уж ему недолго осталось. Друг-рокер (Олег Ягодин) в отказе, друг-ресторатор (Юрий Быков) согласен, тайком от жены-актрисы (Виктория Исакова) и двух ее ангелят от прошлого брака. Влюбленная в рокера мегера (Яна Сексте) тиранит буку-дочь, а мирит их тюлень-папа (Александр Робак). Друг-телезвезда (Виталий Коваленко) клеит еще какую-то несущественную марамойку. До времени все хорошо. Драматург Званцова хоть и склонна к пересолу в интриге — но в психологии волочет изрядно и эмоций нагнетает с горкой. Когда восемь сильных артистов на крупном плане играют осознание конечности бытия и тихую зависть к резвящимся в День города юным бандерлогам — возрастному зрителю есть где вздохнуть и даже украдкой выпить.

Но фильмы подобного рода на большом экране уже невозможны, ибо зрителю стационаров двадцать лет и он намерен жить вечно, — а на дистанции в восемь серий светлой грустью об ушедшей талии и молодом задоре внимания не удержишь. Так называемое перекрестное опыление у бывалых компаний случается часто и за давностью лет игнорируется — но Званцова в целях интриги заставляет друзей вести себя на пределе жлобства и эгоцентризма. Заммэр врубает Отелло и подозревает жену в измене вместо бесконтактного «обмена жидкостями». Актриса, прознав о суррогатном отцовстве мужа, гонит его из дому (ладно бы бездетная была — но крошки налицо). Дочь мегеры зла на мать, ибо в курсе ее шур-мур с рокером. Времена массовой коммуникации на дворе, и если фильм назван «Никто не узнает» — ясно, что все узнают гораздо больше, чем им хотелось бы знать. И если в первой серии предки пылят, найдя в телефоне дочери фоточки с края крыши, — к концу ждешь, что все до одного взрослые поочередно попрыгают из окон от треснувших дружб и семейных союзов. За битьем горшков как-то меркнет светлая грусть подкравшегося возраста, одышливая субботняя беготня грузных дядек с футбольным мячом и кокетство усохших теть на фоне мягко утекающей жизни.

Совсем забыть главное все же не удастся. О бренности сущего люди обычно вспоминают на похоронах сверстников — недаром «Большой холод» начинается с поминок; как и схожий по интонации наш «Белорусский вокзал» (вряд ли кто поверит, что Папанову с Глазыриным в картине всего по сорок восемь лет, а Леонову и Сафонову — и вовсе по сорок четыре, — так что они полные ровесники всех исполнителей «Никто не узнает»). У продюсера Тодоровского умерла на картине жена, та самая Брик — и он, похоже, знал, что все так будет, и она знала. Срежиссировать последний выход — высокое искусство, недаром в 2013-м в шоу Урганта Валерий Петрович так превозносил Званцову за сценарий «Оттепели». Она, конечно, не изменила манере перессорить всех героев в дым (как уже делала в «Частице Вселенной» и «Закрытом сезоне») — но масштаба ролей чрезмерная конфликтность отнюдь не умаляет. Такой партией закончить жизнь и судьбу — подарок Провидения; ну, и мужа, конечно.

«А вы в курсе, — спросит Робак на субботнем футболяне, — к жизни двадцать лет добавили? Раньше старость наступала в пятьдесят, теперь — в семьдесят лет».

Как выяснилось — не у всех.