Глава 24
Пока разворачивались все эти события, в отделении милиции царила атмосфера спокойствия и доброжелательности. Что Бурунов, что Таранец были образцово-показательными задержанными, не скандалили, не возмущались, не задавали глупых вопросов. Акимов привел ребят, пригласил садиться. Как-то так получилось, что уже по дороге лейтенант «случайно» проговорился, что ни в чем он не собирается пацанов обвинять, но им надо оказать содействие правоохранительным органам. И внушительно завершил монолог:
— Ваше задержание — цепь оперативного плана. Смекаете?
Можно было поклясться, что эти двое перевели дух. Хотя кто бы на их месте не перевел, будучи арестованным, потом и ведомым по району, на виду у всех?
Бурунов, тот, который посерьезнее и постарше, уточнил:
— То есть нас в краже не подозревают?
Акимов не выдержал, хохотнул:
— Что у вас: в одном крыле подпустят — в другом возмущаются? Откуда про кражу-то знаете? Военная ж тайна.
— Да знаем уж… так что?
— Нет, не вас. Потому и комедию эту ломаем, чтобы, так сказать, бдительность усыпить.
— Хмара? — вдруг спросил Таранец.
Сергей только головой покачал.
Около запертой двери отделения — куда все делись, интересно? — слонялся туда-сюда незнакомый товарищ, невысокий, с симпатичным, круглым, как блин, лицом.
«Это что еще за фигура?» — подивился Акимов и спросил:
— Вы к нам?
Тот, обернувшись, протянул руку:
— Здравия желаю. Лейтенант Муравьев, из Омска. Мне бы начальство.
— Что, прям из Омска? — удивился Бурунов.
— Это Сибирь? — уточнил образованный Таранец. — Или Урал?
— Все верно, — успокоил Муравьев, сияя. Удивительная у него была улыбка, точно луна пополам треснула.
— Подождем вместе, — Сергей отпер замок, — обычно начальство всегда депешу оставляет: где и когда будет.
На столе Акимова, в кабинете, в самом деле лежал листок бумаги, но не с сообщением, а загадкой: «Была девочка. Вызвали зав. “Родиной”. Появится — задержи до нашего прихода» — и стояла причудливая подпись Сорокина.
Акимов, пожав плечами, рассадил «гостей», предложил чаю. Пока набирал в чайник воду и ставил его на плитку, пытался сообразить, что бы это значило.
При чем тут завкино? Хотя, прямо сказать, давно пора.
Поверхностное знакомство с заведующим кинотеатром Ляпуновым никаких приятных воспоминаний не порождало. Несколько раз Акимов делал ему намеки по поводу спекуляций, то есть перепродажи билетов в непосредственной близости от официальных касс. Более того, удалось подцепить на крючок одну такую гражданку Фатееву, которая аж с августа 1948 года нигде не работала, а одевалась так блестяще, что глаза резало. Все оказалось просто: на каждом перепроданном билете она зарабатывала в три и более раза против номинала. Один раз ее выловил Остапчук, второй раз бдительные граждане доставили, на третий раз, уже не выдержав, возбудили-таки уголовное дело. Выяснилось попутно, что орудовала дамочка по всей Москве, так что пятидесяти трех — только доказанных — фактов как раз хватило на пять лет с конфискацией.
Неоднократно Сорокин указывал на не всегда отвечающий советской идеологии перечень показываемых фильмов — товарища завкино слишком кренило в сторону перченых сюжетов, пополняющих кассы. После просмотра подобной продукции граждане, возбужденные искусством, путали кино и реальность, особенно после вечерних сеансов.
Как раз подтянулся и обдумываемый субъект, пожилой, вежливый, говорливый, в сияющих калошах и шикарном макинтоше. Сняв шляпу, с чувством потряс руку. Предложили чаю и ему.
— Да вам, Сергей Палыч, по-хорошему, должен в ножки поклониться, — заявил он как бы некстати, — вы меня наставили на путь истинный.
— Это чем я так вам послужил? — удивился Акимов.
— Ну как же? Не укажи вы мне на приоритет идеологической направленности перед экономической целесообразностью… э-э-эх! — он всплеснул ручками. — Отправился бы я куда-нибудь на хутора, не то и дальше. Я ж ведь по простоте полагал, что главное — сборы, а все фильмы проходят комиссии, все на пользу — оказывается, нет. Один одобряет, я заказываю, привожу, кручу — а второй мне грозит ответственностью…
— Вы на нас намекаете? — уточнил Сергей.
— Нет. Я вообще, про принцип, — твердо заявил Ляпунов.
Акимов поменял тему:
— Вы трудитесь уже, нашли вам место?
— Так я потому вам спасибо и говорю, что в культурном отделе показал понимание повестки и получил хорошее назначение, — пояснил уже бывший завкино, — и к дому ближе, и народу больше. Не будет никакой нужды рискованные картины заказывать…
Вдруг в разговор влез омский гость Муравьев:
— Вы, простите, заведующий местным кинотеатром?
— Был.
— А что случилось, почему был?
— Закрыли кинотеатр, на реконструкцию, в связи со сменой направления, — охотно пояснил Ляпунов.
— Что же будет вместо культурного заведения? — продолжал интересоваться пришелец.
— Этого я не скажу, какое-то общественное заведение.
— Стало быть, помещение у вас большой площади, с высокими крышами.
Акимов удивился. Ляпунов — тоже.
— Да, бывшая церковь, — подтвердил он, — а, собственно, к чему…
— Нет-нет, я так, насчет отопления хотел узнать, как налажено, — пояснил Муравьев, улыбаясь, как дружелюбный блин.
— Котел, твердотопливный, разводка самотеком… Товарищи, я что-то не понял, — признался Ляпунов, — мне что, уже и хозяйственное преступление вменяют?
— Я — нет, — открестился Акимов.
— Имейте в виду, топливо сжигается на глазок, ежедневного учета нет. Пройдет декада-другая, и бухгалтер выводит среднюю цифру расхода, а данные истопник дает…
— Да не волнуйтесь вы так, товарищ. Я просто инженер по первому образованию, по специальности коммуникации, — объяснил Муравьев, по-прежнему сияя, — к тому ж из Омска.
— Ну и как там, в Омске? — все еще настороженно спросил деятель культуры.
— Прохладно, — признался тот, — потому-то отоплением поинтересовался, как у вас, в столице, это дело налажено.
Ляпунов, заметно успокоившись, уверил, что с отоплением в столице все хорошо, так же как и на местах, то есть большое по площади, с высокими потолками помещение обычно отапливают посредством котла, установленного в обособленном, как и положено, помещении, необходимая по нормативу температура достигается посредством труда машиниста, то есть истопника, после чего теплоноситель поступает по трубам, разведенным по помещению…
— Классическая то есть схема, — терпеливо выслушав треп, резюмировал омич, — при хорошем, старательном истопнике надежная конструкция.
— Ну как сказать, надежная…
— Что, пил, негодяй? — добродушно спросил Муравьев.
— Нет, с этим повезло, — признался Ляпунов, — сначала да, пил истопник, но потом приняли на смену женщину, тихую, старательную, кристальной трезвости. И честности. Так что если расход топлива и был выше нормативного, то исключительно из-за общей изношенности оборудования, неудачным углом при разводке труб… а то и случаи были… ну я не про нас, а вообще. Истопников задерживают представители общественности в тот момент, когда они сами ведрами тащат со двора уголь. Актики-то составляют, а фактам хищения социалистической собственности не придают серьезного значения…
Он продолжал трепаться, как раз перешел к намекам на то, что истопник сжигала наиболее крупный уголь, который по правилам следовало сберечь на холодное время, а Акимов размышлял о том, что странно: на такое просторное помещении кочегарит одна баба. «Интересно, я ее и не видел никогда. Хотя котельная в подвале, не отлучишься, работа такая, что не разгуляешься. А даже если виделись, небось и не узнал бы, отмытую от сажи…»
Тут подоспели на смену Остапчук и Сорокин, оба какие-то запаренные и грязные — как с удивлением увидел Сергей, как раз в чем-то, похожем на сажу.
Капитан, узрев Ляпунова, похвалил:
— А, тут уже? Очень хорошо, спасибо, что пришли.
— Да как же я мог… — начал было лебезить тот, но Сорокин уже вопрошал омича Муравьева:
— Вы откуда, товарищ?..
— Я к вам, — протянул он бумагу.
— Омский угрозыск, — прочел капитан, и тут же, увидев пацанят, осекся: — Товарищ лейтенант, молодые люди у нас по делу или чаи гонять пришли?
Акимов глянул время: «Что ж такое, полтора часа уже сидим. Где этот великий стратег? Ребята вроде понятливые, но что ж мне их, до утра тут держать? Почему бы не выставить их вон, вежливо поблагодарив за содействие, и пусть дурак Пожарский сам разбирается. Ведь тут намечается что-то стоящее».
Сергей, поколебавшись, решил: подождем для ровного счета еще полчаса. И заверил руководство, что да, по делу молодые люди.
— Хорошо, тогда они пусть посидят тут, а вы мне нужны. Пройдемте в кабинет.
* * *
Еще никогда Андрей не ощущал себя таким ослом. Они вышли за территорию ремесленного училища и поперли по направлению к отделению. Недовольство свое Пельмень вывалил на пацана, рявкнул:
— Руки из-за спины убрал. Строишь из себя.
— Я ничего, — вежливо ответил Максим и замолчал.
Прошли еще немного. Было уже довольно темно, полил дождь. Хорошо, что на улице никого нет, что никто не видит этого позорища, как Андрюха, порядочный человек, не держиморда, тягает какого-то сопляка, доходягу одноглазого, до отделения.
«А там-то небось уже и нет никого! Хотя Колька сказал, что Акимов ждет. Этот еще… друг, называется. Нет чтобы толком объяснить, что к чему — гоняет, как осла по кругу…»
Тут «задержанный», гнусавя, спросил:
— Нет ли где колонки? Замыть бы.
В самом деле, из носа юшка потекла.
— Платка нет, что ли? — уточнил Андрюха и, получив заверение, что нет, еще больше расстроился. Вот же, нормальный парень, не сморкач какой. После любовных разочарований он сам эту буржуйскую привычку оставил.
Ближайшая колонка была в опасной близости от фабричного общежития, но, во-первых, не оставишь же человека истекать кровью, во-вторых, все наверняка в кино, так что позора Андрюхи могут и не увидеть. «А чуть что — совру, что прогуливались!» — решил Пельмень.
И надо ж так стрястись, что, как только они вышли к фабричному скверу, все пошло не по плану. Народ, вместо того чтобы культурно просвещаться в кино, за каким-то лешим отдыхал под мокрыми навесами танцплощадки. Слышались голоса, оживленный гогот, кто-то, посвистывая, изображал на балалайке легкомысленный джаз.
Может, фильм не понравился. А скорее всего, кто-то из оргнабора прописывался или вернулся с отпуска с «друзьями», то есть пузырями домашней самогонки.
«Пес с ними», — решил Пельмень, подводя Хмару к колонке.
Он успел лишь пару раз налечь на рычаг, как расступились мокрые кусты, белая фигура, точно бегущая по волнам, метнулась к нему. Раздался нежный голосок:
— Товарищ, товарищ, спасите… ах! Андрей! — и Лида, простоволосая, в распахнутом плаще, бросилась к нему в объятия.
Андрюха, чуждый любой литературе, однажды со скуки схватился за одну книжку в голубой обложке, с парусником и словами «Бегущая по волнам», открыл ее — и с тех пор никакой другой книжки не перечитывал так часто, тайком, прячась от Яшки и вообще от всех. Так вся эта история его потрясла, поразила, и так было до слез жалко, что никакой подобной красотищи с ним случиться не может.
И нате, пожалуйста! Это ли не чудо? Или вся эта обстановка подействовала, вот эти кусты и деревья, шумящие от непогоды, как волны морские, то ли неожиданное появление любимой, казалось, навек утраченной, то ли ослепительные (для неискушенного Пельменя) видения распущенной белой косы, заплаканных синих глаз и распахнутой блузки на груди — ошеломленному парню вообще показалось, что она голая. А скорее то, что Лидка не просто бросилась на шею, но впилась в губы таким холодным и притом обжигающим поцелуем, что все нутро взорвалось и растеклось горячей лавой, как вулкан, в котором плавились и сгорали все посторонние, до Лидки не касающиеся мысли.
Когда до конца назначенного Акимовым получаса осталось несколько минут, он, попросив позволения командования, вышел — и столкнулся в коридоре с Пельменем. Промокший насквозь, растрепанный, он с видом тихого идиота встал, вперив в лейтенанта пустой, расфокусированный взгляд, и зачем-то сказал:
— Я пришел.
Сергей чуть не выругался в том смысле, на кой он вообще тут сдался, но лицо Андрюхи сияло таким неземным светом, что лейтенант как-то не посмел, а просто спросил: и что с того?
— А я не знаю, — признался блаженный Пельмень, — Колька сказал прийти — я и пришел.
— Ты никого не должен был привести? — уточнил Акимов.
— Я и вел, — объяснил этот ненормальный, — но он куда-то делся.
— Хмара сбежал? — Оказалось, что Бурунов уже тут как тут, переминается с ноги на ногу, чуть не взлаивая, но воспитанно храня полное молчание.
— Ага, — подтвердил Андрей, — а что?
— Сергей Палыч, мы пойдем, можно? — спросил Таранец, который тоже материализовался, прислушиваясь к разговорам.
И лейтенант, потеряв терпение, потребовал:
— Очистите помещение! Все вон, — и присовокупил, что, мол, разберутся сами. Нет времени разбираться с детскими играми.
