Часть 2
Глава 7
Войдя в новый зал Княжей палаты, обвожу взглядом рассаживающихся вокруг круглого стола князей и чувствую, как невольная улыбка растягивает мои губы.
«Прям рыцари короля Артура!»
Поприветствовав всех присутствующих, прохожу к своему креслу и продолжаю саркастически ерничать.
«Хотя нет! С учетом стоящих за благородными сеньорами ближних бояр и дьяков, это зрелище больше напоминает Репинское заседание государственного совета».
Новое здание государственных приказов и палаты князей закончили отделывать как раз к первому в этом году заседанию. Зимняя сессия, как сказали бы в нашем времени, не состоялась по причине экстраординарных военных действий, поэтому этот зал и этот стол князья видят впервые, и некоторых он смущает своей, мягко сказать, нетрадиционностью.
Раньше-то, как было! Ярослав и председатель палаты, то бишь я, в президиуме, а все остальные на лавке строго по старшинству. Первым Смоленский князь и так далее по убыванию. А теперь стол круглый, и место старшего ничем не отличается от всех остальных, да еще кресло Ярослава с одной стороны, а председателя прямо с противоположной. Поди тут разберись кто родовитее и круче, а еще каждое кресло с именной бронзовой табличкой, и специально выделенный человек разводит князей по предписанным им местам.
Едва все расселись, я объявляю, что сегодняшнее заседание начинается с приятного события — с официального приема в палату князей сразу двух новых членов.
Мой взгляд поочередно останавливается на Константине Полоцком и Василии Клинском.
Ну, с Константином всем все понятно, а вот другой кандидат вызывает у членов палаты удивленный интерес. И неудивительно, ведь до этого Клин упорно держался на стороне Москвы и напрочь отказывались от членства в Союзе.
Для многих это сюрприз, потому что работа с князем Василием велась тайно и началась еще в марте. Тогда, едва вернувшись из похода, я немедля попросил боярина Острату съездить в Клин. Этот город традиционно оставался в сфере влияния Москвы, но со смертью Михаила Хоробрита и до воцарения на Московском столе нового князя появлялся некий политический вакуум, который я решил заполнить в свою пользу.
Прибыв в Клин, Острата в доверительной беседе настоятельно порекомендовал князю Василию Сухому, не мешкая, присоединиться к Союзу городов. Намек был прозрачен до очевидности. Московской крыши у Клина больше нет, а объединение русских городов вокруг Твери дело настолько богоугодное, что ежели Василий этого своевременно не поймет, то случиться может всякое… Если уж московский стол так нечаянно освободился, то и в Клину завсегда другой князь может оказаться.
Василий все понял правильно, и уже в апреле делегация от городка Клин прибыла в Тверь и с нижайшей просьбой подала прошение о принятии их в Союз городов русских. Просьбу, конечно, уважили, и вот сегодня дело подошло к финальной точке.
Объявляю голосование, и единогласным одобрением палата князей принимает еще двух новых членов. Завтра это же проделает Государственная дума, и Союз городов серьезно расширится как на запад, так и на юг.
Я собой очень доволен и в этом благодушном настроении уже хочу перейти к следующим вопросам, как неожиданно подает голос Бежецкий князь Жидислав.
— Я вот спросить хочу тебя, консул!
Он делает паузу, и у меня появляется стойкое ощущение, что это совсем небезобидный вопрос.
Словно бы подтверждая мои опасения, Жидислав Старый продолжает.
— Вот ты объясни мне, консул, как так получается, что вроде бы мы все тут одно дело делаем. Правим совместно Союзом городов. — С язвительной улыбочкой он оглядел новый стол. — Сидим вот, как равные, за одним круглым столом! — Он уставился на меня насмешливо-прищуренным взглядом. — А войском нашим общим командуешь только ты⁈
Вопрос повис в воздухе, и в наступившей тишине он обвел взглядом всех присутствующих.
— Ведь здесь среди нас немало славных воевод, коим можно доверить любое войско, а у тебя полками командуют простолюдины да инородец. Как так⁈ Непорядок!
Жидислав еще говорит, а я старательно пытаюсь понять, в чем тут дело. У меня нет ни малейшего сомнения, что Бежецкому князю нет никакого дела до того, кто там и чем командует. Он в союзе только для того, чтобы нашлось кому Новгородских ушкуйников укоротить, мол поопасаются тогда земли Бежецкие терзать.
«Значит, старый хрыч поет с чужого голоса! Кто-то бросил старика под танк, а сам хочет отсидеться в сторонке. Кто же это⁈ — Ни на кого не глядя, мысленно прохожусь по лицам князей и делаю однозначный вывод. — Решили побезобразничать, Всеволод Святославич, по интригам подковерным соскучились!»
То, что это Всеволод Смоленский подбил Жидислава, я уже не сомневаюсь. Просто никто другой не решился бы, да и Бежецкий князь вряд ли кого другого послушал! Мне даже понятно, почему именно сейчас смоленский князь все это затеял. Да потому что зависть заела!
После победы под Зубцовым я очень постарался, чтобы вся слава досталась Ярославу, и провел целую рекламную компанию по этому поводу. Заказал скоморохам кукольный спектакль, сам набросал сценарий и сам же дал денег на подготовку. Гусляры сочинили новую былину о подвигах Ярослава и начали гундосить ее по всем трактирам.
Спросите, зачем мне все это! Ну так я отвечу. У нас с юным князем Ярославом договор. Ему неземная слава, мне вполне земная власть. Он свою часть блюдет неукоснительно и в дела мои не вмешивается, вот пришла и моя пора свою долю внести.
В общем, начали славить еще по возвращении и продолжают по сей день. А ныне на ярмарке так и вовсе ажиотаж. Спектакль у скоморохов идет на ура, по пять раз в день гусляры поют про лихую атаку князя Ярослава на каждом углу. Ну у кого тут зависть-то не заскребется.
Мое задумчивое молчание Жидислав, видимо, расценил как слабину и полез совсем уж не туда.
— Опять же решения все по войску ты один принимаешь, с палатой не советуешься.
Вижу, разошелся дед и надо его как-то укоротить. Поднимаюсь и, вскинув руку, останавливаю разговорившегося князя.
— Ты, Жидислав Ингваревич, все в кучу то не вали! Задал один вопрос, так уж давай с ним сначала разберемся. — Мой жесткий взгляд вцепился ему в лицо, словно бы говоря — напрасно ты полез в это дело, дед!
Как-то разом ссутулившись и поникнув, Бежецкий князь опустился на свое место, а я, глядя только на Всеволода Смоленского, обратился вроде бы ко всем присутствующим.
— Хотите полками командовать⁈ Хорошо! Я не против! Тока тут вот какое дело. У меня по уставу все командиры обязаны специальную школу пройти. Училище закончить! И только после этого я их командовать ставлю. — Тут я позволяю себе слегка приврать и для убедительности подсыпаю непонятных иностранных слов. — Они ведь у меня тактике и стратегии обучены, карты читать умеют. Грамотой опять же владеют! А кто из вас все это может⁈
Не глядя, протягиваю руку, и стоящий за спиной Прохор понимает меня без слов. Он кладет на мою раскрытую ладонь скрученный рулон с картой.
Мысленно поаплодировав его догадливости, раскатываю на столе карту и обращаюсь ко всем князьям.
— Кто из вас, — тут я чуть склоняю голову в сторону Ярослава, как бы беря его в сообщники, — акромя Ярослава Всеволодовича, может на карте мне маршрут проложить или место, что я укажу, показать⁈
Не желая лишний раз опозориться, никто даже не дергается. Все отводят глаза и сидят так, словно мой вопрос касается кого угодно только не их.
Подождав пару секунд, я развожу руками.
— Ежели желающих нет, то что поделать! У меня в союзном войске правила строгие, без учебы могу только место взводного предложить. Хочет ли кто⁈ — Тут я вновь перевожу взгляд на Всеволода Смоленского, и мои губы непроизвольно растягиваются в чуть насмешливой улыбке.
— Так что, Всеволод Святославич, не хочешь пойти в союзное войско взводным?
— Издеваешься! — князь разом вскипел гневом. — Хочешь родовитого князя над жалкой полусотней поставить⁈
Я тут же изображаю саму невинность.
— Да помилуй бог, князь! И в мыслях такого не было! Это ж Жидислав Бежецкий вопрос поднял, а я ведь потому и не зову вас в союзное войско, что обиды чинить не хочу!
Получилось довольно складно, и Смоленский князь как-то враз поутих, а я, не давая никому возможности вернуться к этому вопросу, сворачиваю разговор совсем в другое русло.
— А уж если про войско вспомнили, то я вам правильный пример приведу. — Тут я перевожу внимание на Старицкого князя. — Вот Андрей Васильевич наперед глядит и потому сына свого в училище определил. Ныне Петр Андреич уже его закончил и в битве под Зубцовым успел отличиться. За что был мною представлен к званию капитана, и ежели так споро и дальше пойдет, то скоро он бригадиром станет, а там и полковником!
На мои слова все повернулись к Андрею Старицкому, а тот зарделся довольной улыбкой. Забота о своих сыновьях появилась в глазах у каждого, и я не преминул этим воспользоваться.
— Вот эта дорога правильная, и всем нам следует подумать о будущем и начать готовить детей наших к великим свершениям!
* * *
Ярмарка гудит шумной разноголосицей и еще тысячью всевозможных звуков, а площадь забита народом так, что мне с трудом удается протискиваться сквозь толпу. В надвинутой на глаза шапке и в обычном крестьянском армяке меня никто не узнает, и на мою активность отвечает мне такой же бодрой работой локтей.
То и дело раздается возмущенное — куда прешь, твою мать⁈ И всякий раз недовольный норовит посильней ткнуть меня в ответ, но мне все это в радость. Княжеская палата, как сборище сосущих энергию вампиров, кажется выпила меня досуха, а здесь среди народа, толкаясь и ругаясь в самой его гуще, я словно бы подпитываюсь жизненной силой.
Впереди меня торит дорогу Куранбаса, а сзади прикрывает тыл Калида. Чуть ускорившись, касаюсь плеча половца и, склоняясь к самому уху, кричу.
— Давай к воротам пробивайся, хочу на матч глянуть!
Пока проталкиваемся к южному выходу из города, вспоминаю, как мне пришла в голову мысль, что пора двигать спорт в массы. По весне в тех сводках, что Прохор кладет мне на стол по утрам, я все чаще и чаще стал замещать сообщения о драках между моими подразделениями. Победители литвы почувствовали в себе боевой задор, ну и пошло… То в трактире по пьяни раздерутся пикинеры с алебардщиками, то стрелки не поделят баб с разведкой, то еще что! Мне стало это сильно надоедать, и вот тогда-то у меня в голове и проснулся старый и добрый лозунг.
«О спорт, ты мир! — Беззвучно прошептал я и уже почти в голос произнес. — Вот куда надо направить бушующие гормоны моих бойцов».
Мяч по моему заказу сшили в кожевенных мастерских, и надутый он даже какое-то время держал приличное давление. Поле расчистили, поставили ворота, а пока все это готовилось, я на пальцах объяснил кузнецу Волыне правила. Его я выбрал на роль арбитра, потому как из всех знакомых мне людей он единственный, кто подходил на этот пост по всем параметрам. Авторитетный, но при этом достаточно здоровый, чтобы пробегать на поле почти полтора часа, не из армии, но пользующийся у военных уважением. Почему не из армии⁈ Да чтобы никто не мог обвинить его в пристрастности!
Когда все было готово, вывел я на поле взвод разведки вместе со своим капитаном и взвод стрелков аж с самим полковником Хансеном.
Объяснил правила, указал на ворота, затем на судью и дудку у него в руках и сказал.
— Он вам на этом поле и царь, и бог! Слушайте его, дети мои! — Бросил им мяч и посулил серебряный червонец победителю.
Ванька Соболь, сплюнув себе под ноги, сходу заявил, что дело плевое, но когда песчаные часы отмерили два тайма, приз все же достался датчанину. Ваньку это задело, аж скулы свело, а он парень упертый, и на новую встречу забились через неделю. Готовились обе команды аж до темна, и во второй раз разведчики добились ничьей. Тут уж сказалась магия футбола, и остальные подразделения тоже захотели потягаться. Тогда уже начали все делать по-взрослому: команды, форма, сетка чемпионата, и так далее. В общем, я все подогнал к тому, чтобы финальный матч пришелся ровно на открытие ярмарки. И вот сегодня как раз финал, встречаются все те же команды Соболя и Хансена, но уже не как новички, а как бойцы, заматеревшие в футбольных боях прошедшего турнира.
Задумавшись, пропускаю хороший тычек в ребра и понимаю, что выбрал не лучшее место для воспоминаний. Дальше иду уже более осмотрительно, но мы почти в воротах, еще немного и выходим из города. Футбольное поле буквально сразу же за городским рвом. Обычно оно не сильно выделяется из общего зеленого ландшафта, но не сегодня. Сейчас его ни с чем не перепутаешь. Собравшаяся по периметру толпа орет в лучших традициях футбольных фанатов. За прошедший чемпионат выросли не только игроки, но и болельщики. Обе команды уже обросли активными фанами, которые поддерживают своих, не щадя голосовых связок.
Проталкиваемся к середине поля и там сразу же сталкиваемся с Ратишей. Тот в азарте не замечает нас, пока я не хлопаю его по плечу.
— Ну, и кто выигрывает, Ерш⁈
Тот, вздрогнув, начинает суетиться и оправдываться, что вот мол его парни порядок тут обеспечивают, так он вот только пришел посты проверить.
— Да, ладно! — Успокаиваю я разволновавшегося полковника. — мы ж тоже поболеть пришли.
Обрадовавшийся Ратиша тут же удрученно сообщает, что два — три, наши проигрывают.
Кто у него «наши» непонятно, но спрашивать я не стал и перевожу взгляд на поле. Смотрю, как довольно азартно и неуклюже носятся по вытоптанному газону парни в красных и синих рубахах, и невольно улыбаюсь пришедшему на ум сравнению.
«Прямо ЦСКА — Динамо!»
Тут мяч влетает в ворота красных, и Ратиша, как и добрая половина зрителей, взрывается яростным воплем.
— Гол! Сравняли!
К своему удивлению, понимаю, что он болеет за команду датчанина, и, дождавшись тишины, спрашиваю.
— Ты что за синих что ли болеешь?
— Так, конечно, за наших, за пехоту! — Он отвечает мне с таким видом, будто я спросил какую-то глупость, ведь это же и ребенку понятно.
Я-то все ж болею за Соболя и потому не могу не сыронизировать.
«Вот так-то, друг мой, у него датчанин теперь свой, потому как пехота, а разведка это уже чужие — другая каста!»
На последних минутах у ворот синих настоящая свалка, и красные все-таки запихивают мяч в сетку. Волына свистит! Матч окончен!
Какой тут начался гвалт. Одни орут.
— Не по правилам! Рукой!
Другие.
— Судья все видел! Он же не слепой!
Стою, слушаю эти вопли, и прям ностальгия нахлынула, будто я действительно на матче ЦСКА — Динамо побывал. В целом, сознаюсь, я доволен и обстановкой, ну и конечно же результатом.
В таком приподнятом настроении идем обратно. Народу за это время на улицах поубавилось, и Куранбаса вдруг спрашивает.
— Может на бой еще зайдем? Там сегодня наш тверской супротив татарина бьется.
Заинтриговано останавливаюсь, одновременно усмехаясь про себя.
«Вот тебе и еще одна загадка природы. У половца Куранбасы русский свой, а степняк уже чужой!»
Вслух же переспрашиваю.
— Еще раз, кто с кем⁈
Куранбаса смотрит на меня, как на чумного.
— Да ты что, не слышал что ли⁈ Весь город только об этом и гудит! — Он еще раз с недоверием покосился на меня. — Ты же сам деньги на приз давал, неужто забыл⁈
Теперь я вспоминаю, что, учреждая футбольный чемпионат, я также выделил гривну серебром победителю в турнире по боксу. Там, правду сказать, я вообще не участвовал в организации и совсем не думал, что он вызовет такой ажиотаж.
В недоумении поворачиваюсь к Калиде.
— И что, взаправду интересный бой будет⁈
Тот пожимает плечами.
— Кому как! Но в трактире на Столбовой народу действительно не протолкнуться уж недели две поди.
Куранбаса нетерпеливо перебил его.
— Да то так себе бойцы были! А сегодня лучшие из лучших, те, что всех побили! — Он умильно взглянул мне в глаза. — Пойдем, а⁈
Не тороплюсь с ответом, потому как мои мысли вдруг свернули несколько в иную плоскость. На секунду задумавшись, вновь обращаюсь к Калиде.
— И что, там поди ставки на победителя принимают?
Тот утвердительно кивает, а у меня в голове уже идет подсчет.
«Если две недели по несколько боев в день, то какие же деньги крутятся в этом трактире⁈ — Пока я даже приблизительно не могу это представить и поэтому лишь повторяю. — Две недели забитый до отказа трактир! Да уж, а делится со мной почему-то никто не торопится!»
Последняя мысль оказалась решающей, и я искренне улыбнулся половцу.
— А знаешь что, пожалуй, ты прав! Пойдем-ка сходим! Глянем, что там за чемпионы!
