Часть 1
Глава 13
Желтый свет от притушенной лампы ложится на кровать светлым пятном, вычерчивая лежащую на ней девушку. На темном фоне затаившегося по углам полумрака она кажется неестественно белой. Белоснежная ночная рубашка, светло-русые распущенные волосы, бледная кожа на застывшем лице. Она замерла в таком напряженном ожидании, что только вздымающаяся грудь говорит, что передо мной живой человек.
«Вот дерьмо! — Мысленно выругавшись, делаю шаг к кровати. — Знал ведь, что будет непросто, но чтобы так… Прямо Гоголевская панночка! Одни глазища горят!»
Еще один шаг, и ее испуганный взгляд вцепляется мне в лицо.
— Ты же не сделаешь мне больно? — Пронзительно звучит ее тихий, грудной голос.
От неожиданности я чуть не вскрикиваю в голос.
«Мать честная! Да что ж такое-то! За кого меня здесь принимают⁈»
Желание и без того не било через край, а теперь и вовсе пропало.
«Ладно, — мысленно посылаю все к черту, — пусть ребенок сначала немного подрастет, пусть в девочке проснется женщина, вот тогда уж и будем наследников заделывать!»
С мрачным сарказмом пытаюсь хоть юмором скрасить идиотизм ситуации. Остановившись на полушаге, стараюсь чтобы в моем голосе было побольше мягкости и теплоты.
— Ты не бойся, никто тебя не тронет! Можешь спать спокойно, а я пойду к себе в кабинет.
«У меня там тоже кровать есть, — добавляю уже про себя, — там я хоть высплюсь, наконец!»
Едва я пытаюсь развернуться к двери, как моя панночка резко вскидывается в кровати.
— Нет! Не уходи!
«Вот те на! — Поворачиваюсь обратно. — И что это значит⁈»
На меня смотрят огромные голубые глаза, наполненные слезами.
— Не уходи! Я же поутру от стыда с ума сойду! Все как на прокаженную будут смотреть — муж от нее в первую брачную ночь ушел!
'О времена, о нравы! — Не к месту вспоминаю Цицерона и уже с мягкой иронией обращаюсь к взволнованной девушке.
— И как же нам тогда быть, красавица⁈
Пару секунд мы смотрим друг на друга, и в моей голове всплывают десятки подобных сцен из различных фильмов. Все они почему-то заканчиваются тем, что мужчина укладывается на полу, и у меня вырывается невольное возмущение.
— Ну уж нет! Теплое местечко на полу можешь мне даже не предлагать! Моя любовь к детям не настолько сильна!
— Чего⁈ — Искреннее недоумение, вспыхнувшее в голубых глазах, говорит мне, что такой уровень иронии для моей юной супруги еще сложноват.
Молчание затягиваете, и я вижу, что «дитя» привыкло к тому, что все решения в доме всегда принимает мужчина.
— Ладно! — Говорю ей уверенно, но со всей возможной мягкостью. — Давай разделим владение. Ты спишь на своей половине, а я на своей. — Тут я не могу сдержать улыбки. — И мы оба соблюдаем принцип территориальной целостности и невмешательства во внутренние дела!
— Чего⁈ — Девушка вновь округлила свои и без того огромные глаза.
— Не бери в голову! — Хмыкнув, я улегся на кровать и вытянул ноги. — Это дяденька так шутит!
Откинувшись на подушку, закрываю глаза. Без одеяла немного прохладно, но я так устал, что это проблема для меня не существенная. Уже начинаю отключаться, но не тут-то было! Соседская сторона решила проявить свою великодушную натуру.
— Тебе холодно, наверное, — девушка вытолкнула на мою сторону половину одеяла, — на вот, возьми, укройся!
«Спасибо тебе, милое дитя!» — С ироничной улыбкой на губах закутываюсь в свою долю шерстяного тепла.
Глаза вновь закрываются, и я уже проваливаюсь в сон, как капризно-взволнованный грудной голос вновь возвращает меня в реальность.
— Ты совсем не хочешь меня⁈ Почему⁈ Я тебе не нравлюсь⁈
'О женщины! — С усилием воли открываю глаза и, приподнявшись, поворачиваюсь к девушке. Смотрю на нее в упор и вдруг понимаю, что впервые вижу ее вот так близко, без тонны румян и белил. Бесцеремонно разглядываю ее по-славянски скуластое лицо, ее чуть курносый носик, четкий рисунок чувственных губ и испуганные в пол-лица глазищи.
В этот момент совершенно неожиданно для себя я вынуждено признаю.
«Да она настоящая красавица!»
Мой серьезный взгляд и молчание девушка расценивает по-своему, и прикрывшись одеялом, она вдруг резко поднимается.
— Я не красивая⁈ У тебя в Риме есть девушка лучше⁈ — Сидя в кровати, она смотрит на меня сверху вниз и в этот миг больше всего похожа на испуганно-возмущенную кошечку, выпустившую коготки.
Натянувшаяся ткань ночной рубашки рельефно выпячивает контур девичей груди.
Засмотревшись, я не сразу понимаю о чем она говорит.
«В каком Риме⁈ Какие девушки⁈» — Из глубины полусонного сознания всплывают один за другим недоуменные вопросы.
Через секунду уже окончательно проснувшись, я улыбаюсь, глядя ей прямо в глаза.
— Нет! Ты красивее всех девушек Рима вместе взятых. Там никогда не увидишь таких огромных голубых глаз и таких бесподобных золотых волос.
— Правда⁈ — На губах моей жены впервые появилась радостная улыбка, придавшая ее красоте настоящую изюминку
'Правда, правда! — Шепчу я про себя и, начиная ощущать растущее возбуждение, старательно отвожу взгляд. Уж слишком близко эта откровенная нагота плеч и едва скрытая полупрозрачной тканью девичья грудь.
«Нет, ну нельзя же так! Я все ж таки мужчина, а не робот!» — Ворчу про себя, а девушка, почувствовав себя уже более уверенно, продолжает выяснять.
— Тогда почему ты не смотришь на меня⁈ Я же вижу! Я тебе неприятна⁈
— Да нет! — Пытаюсь было ей объяснить, что она очень красивая, просто еще ребенок, но она резко обрывает меня.
— Я не ребенок! Я уже могу родить тебе сына!
Сверкнувший в ее глазах вызов только усиливает мое возбуждение, и я вдруг решаюсь.
«Да какого черта! Она ведь моя жена, и рано или поздно это должно произойти! Пусть уж женщина проснется в ней в моих объятиях!»
Протягиваю ей свою ладонь и ласково улыбаюсь.
— Иди ко мне! — Мой голос звучит мягко и в тоже время властно, не позволяя девушке вновь удариться в панику.
Секундное замешательство, и она решается. Тонкая девичья ладошка ложится сверху на мою руку, а я, глядя в расширившиеся во все лицо глаза, притягиваю ее к себе.
* * *
Просыпаюсь от ощущения, что безнадежно проспал. Поворачиваю голову и вижу уткнувшуюся в мое плечо Евпраксию и ее золотистые волосы, разметавшиеся по моей груди. В сознании всплывает бурно проведенная ночь вместе с пониманием, что заснули мы только под утро.
«Солнце во всю палит в окно, — вспыхивает в голове беспокойная мысль, — а оно у меня на западной стороне и раньше полудня его здесь не бывает».
С того времени, как попал в это время, я не могу припомнить, чтобы просыпался так поздно. Наоборот, здесь же вся жизнь от рассвета до заката, хочешь не хочешь, а подъем вместе с солнышком.
Аккуратненько, чтобы не разбудить жену, вытаскиваю руку и встаю с постели. На цыпочках прохожу в ванную. Затворив дверь, встаю под душ и открываю краны. Теплая вода полилась на голову, прогоняя остатки сна и навевая ироничные мысли.
«Что-то ты разоспался, Иван Фрязин! — Насмешливо подначиваю самого себя. — Молодая жена — это, конечно, хорошо, но вот текучку-то за тебя никто не переделает!»
Накинув халат, прохожу через другую дверь прямо в кабинет. Здесь на столе уже лежат подготовленные для меня бумаги.
Плюхаюсь в кресло и беру верхнюю, но прочесть не успеваю. Услышав мои шаги, из приемной заглядывает Прошка.
— Проснулись, господин консул! — Широкая физиономия парня расплылась в счастливой улыбке. — Доброе утро!
— Какое уж тут к чертям утро, — недовольно бурчу в ответ, — уж полдень на дворе!
— Это да! — Ничуть не тушуясь, Прошка осклабился еще шире. — Я ведь к вам, как раз поэтому. Там у нас буза со вчерашнего дня!
Отложив папку, поднимаю взгляд на парня.
— Где⁈ Что за буза⁈
— Дак на поле, за воротами сразу, господин консул! — Говоря, он вошел в кабинет, неся в руках поднос с завтраком.
Взяв паузу, он быстро переставил на стол кружку с горячим сбитнем, вареные яйца и тарелку со свежими булочками.
Я требовательно смотрю на него, и едва закончив, он тут же продолжает.
— Дак это, заволжские с гончарным концом еще вчера разодрались, но Калида их разнял. Вроде бы успокоились, а сегодня с утра опять завелись. К гончарным еще кузнечные подтянулись, так им тесно на площади стало, и они все двинулись за ворота, знать, чтоб простору для драки было.
Понимаю, что это не конец истории, нетерпеливо подстегиваю парня.
— Ну и…
— Дак я и говорю, — Прошка сунул пустой поднос под мышку, — собрались они на лугу за воротами и пошли стенка на стенку, а тут Калида со стрелками. Встал он между драчунами, мол расходитесь, таков приказ консула. Ну, те ни в какую, орут, мол сам иди, не мешай народу веселиться! Думаю, они по сей час там стоят, лаются!
«Этого только не хватало! — Мрачно чешу затылок. — Надо с этим что-то делать, пока до смертоубийства не дошло».
Задумавшись, подхожу к стоящему в углу сундуку и поднимаю крышку. Смотрю на лежащие сверху две пары боксерских перчаток, и в голове уже окончательно формируется озорная мысль.
«А не размяться ли тебе дружище! Ты же хотел молодость вспомнить, вот тебе и шанс, лучше не придумаешь!»
После последнего похода я понял, что мне требуется подтянуть физическую подготовку. Дыхалка уже не к черту, да и мышцам требуется тренировка. Решил подзаняться спортом, про юность, про секцию боксерскую вспомнил. В общем, нарисовал я эскиз и отнес своей портнихе Бериславе. Растолковал что и как делать, и вот буквально за неделю до свадьбы принесли мне мой заказ. Тогда дел было невпроворот, так что я даже опробовать их не успел. Сейчас вот только и вспомнил.
Вытаскиваю перчатки из сундука и, закинув на плечо, весело поворачиваюсь к Прошке.
— Ну что же, пойдем тряхнем стариной! Надеюсь, не зашибут меня богатыри русские!'
Не совсем понимая, о чем я и чего затеял, тот смотрит на меня с вопрошающим любопытством, но объяснять ему я ничего не собираюсь. Скинув халат, натягиваю штаны, и ровно в тот момент, когда я прыгаю на одной ноге, пытаясь другой попасть в брючину, вдруг раздается отчаянный женский вопль.
Чуть не грохнувшись на пол, все же успеваю всунуть ногу и, уже натягивая штаны на ходу, бросаюсь в спальню. Из кабинета в спальню проход только через ванную комнату, и рванув дверь, я застываю на пороге, не зная что и сказать.
В углу под струями душа стоит Евпраксия, как есть одетая, и, подставив ладошки под падающие капли, смеется.
— Смотри! Дождик! — Ее огромные глаза сияют в этот момент такой детской озорной радостью, что мои губы тоже невольно расползаются в улыбке.
Шагнув вперед, протягиваю руку и закрываю кран.
— Напугала ты меня, дуреха! Чего кричала-то так?
— Да я зашла, подумала, что за диковинка! Вот эту штуку, — она тыкнула пальчиком в кран, — повернула, а тут на меня, как хлынет!
Она вновь засмеялась, заражая и меня своим смехом. Прижимаю мокрую девушку к себе и чувствую, как с промокшей одежды натекает на пол лужа.
Ее смеющееся лицо вскидывается мне навстречу.
— А ты испугался, да⁈ Волновался за меня⁈
Не отвечая, чмокаю ее в подставленные губы.
— Да уж, так переживал, что чуть лоб себе не разбил!
Насмеявшись, я показываю ей как тут все работает и оставляю ее дальше уже разбираться самостоятельно.
* * *
Прикрывая город с западной стороны, река Тьмака течет там вдоль городской стены, а затем делает крутой поворот, образуя прямо за городскими воротами большой пойменный луг. По весне его заливает речной разлив, но сейчас к июлю высохший и скошенный он представляет собой идеальное место для драки.
Еще на подходе я уже увидел всю картину целиком. Толпа заволжских, с сотню не меньше, встала против такого же примерно количества тверских, а между ними, как волнолом, вклинился взвод алебардщиков во главе с Калидой.
Торопливо шагая, слышу грозный рев Калиды.
— Ежели счас же не разойдетесь, то велю парням гнать вас силой!
— А ты не пугай! Пуганые мы уже! — Несется ему в ответ, и наоборот обе враждующие стороны только плотнее сжимают вокруг него кольцо.
Народ так увлечен, что меня никто не замечает, и я молча вклиниваюсь в толпу. Работая локтями, пробиваюсь в центр, и только тут до разгоряченных мужиков доходит.
— Это ж консул! — Почти радостно орет кто-то из толпы, и ему тут же завторили другие голоса.
— Консул!
— Скажи ему, Фрязин! Пусть не мешает!
Я стою и спокойно жду, пока народ поутихнет, а потом как бы невзначай обращаюсь к Калиде.
— А что, мой друг, может и правда пусть потешут удаль молодецкую.
Калида в ответ бросил на меня непонимающий взгляд, мол ты же сам приказал — никаких драк. Делаю вид, что не замечаю этого, и продолжаю.
— А что, пусть зубы себе повыбивают да кости переломают друг другу! — Обвожу взглядом нацеленные на меня лица. — Они же вам не нужны! Вы же свое отъели уже, жевать то больше не надо⁈ Так ведь⁈
Народ вокруг не сразу, но понимает, что я издеваюсь, и из задних рядов несется в ответ.
— А че нам зубы-то! Чтобы кашу есть, зубов не надоть, а другой еды у нас не бывает!
Эти слова толпа встречает дружным смехом, и я тоже поддерживаю его. Смеясь, все ж таки успеваю заметить, кто это крикнул, и свой удар наношу уже адресно.
— С кашей ты, Микитка, прям не в бровь, а в глаз, тока вот на именины князя нашего Ярослава я вновь столы на площади собираюсь накрыть. Там, как и вчера, и мясо, и другие угощения будут, жаль только, что тебе, Микитка, этого уже ничего не попробовать.
— Это почему же⁈ — Не утерпев подставился парень, и я добиваю.
— Дак, тот у кого рот никогда не закрывается, первым без зубов и останется!
Толпа встретила мои слова одобрительным смехом, а я, по-прежнему держа на лице панибратскую улыбку, добавляю.
— Счас вот пока шел к вам, жену Панфила встретил. Говорит, уже не встает совсем, а ведь какой мужик был. Богатырь! Еще на рождество здесь же с вами в стенке стоял, а ныне вон усыхает и обузой на семье лежит.
Народ притих, а я продолжаю давить.
— Скажете, не повезло мужику! Бывает! Подумаешь, ну отбили чего-то внутрях, дак все мы под богом ходим! Может и так, только как нам с остальными-то быть⁈ С Яремой, что по весне схоронили⁈ С Петром…⁈
Враз посерьезнев, обвожу толпу жестким злым взглдом.
— Они тож не думали, когда веселились! Ток вы теперь это вдовам ихним да детишкам малолетним объясните! Мол папашки ваши неразумные, не в бою с врагом полегли, а от глупости своей сгинули.
Лица вокруг мрачнеют с каждым моим словом, но знаю, простое внушение ничего не исправит. Если бы все было так просто, то я давно бы уже традицию эту дурную похоронил. Нет, тут нужен другой подход. Не запрещать, а предложить что-то взамен. Это я и собираюсь сделать.
Дождавшись, когда мои слова дойдут до каждого, я вновь расплываюсь в широчайший улыбке.
— А знаете что, мужики! Давайте вот как сделаем! — Бросаю на землю одну пару перчаток, а вторую натягиваю на руки. — Вот ежели кто меня одолеет, то так и быть, деритесь сколько хотите, слова вам больше не скажу. А ежели нет, то отныне будет по-моему. Только один на один и, — поднимаю вверх руку в перчатки и показываю всем, — только вот в таких вот рукавицах!
Народ мнется, не решаясь принять вызов, и я подначиваю толпу.
— Ну что слабо! Неужто смельчаков среди вас нет!
Тут из кузнечного ряда выходит здоровенный мужичина почти с меня ростом, но раза в два шире в плечах. Подняв перчатки, он поднес их к лицу.
— Чудно как-то! — Он покрутил их перед носом. — В этом что ль⁈
Смеясь, я по-дружески тыкаю его в бок.
— Это, Дорофей, чтобы ты консула без зубов не оставил! А то приедут к нам послы иноземные, а я им шепелявым ртом — здрассте!
Представив эту сцену, народ весело заржал, и обстановка сразу же поменялась. Толпа поверила, что бой будет всерьез и расступилась, образуя внутри себя круг.
Пока кузнец одевает перчатки, ко мне протиснулся Калида и, пригнувшись к уху, зашептал.
— Ты сдурел совсем, он же зашибет тебя! Это же Дорофей, он одним ударом быка валит!
Забота товарища мне приятна, но я награждаю его суровым взглядом.
— Может ты припомнишь хоть раз, кода бы я что-нибудь необдуманное сделал? — Тот молчит, и я вразумляю его. — Так неужели ты думаешь, что твой друг вот так враз поглупел⁈
Калида не находит, что сказать, и я выхожу в круг. Дорофей уже готов, и его немалые кулачищи в перчатках смотрятся еще огромнее.
Встаю в стойку и делаю шаг вперед. Рука кузнеца взлетает в замахе, но как-то вяло. Он еще в нерешительности и действует с оглядкой, как бы не зашибить консула.
Легко ухожу от удара и конкретно врезаю ему левой по почкам. Дорофей крякает от боли, и во всем его виде читается вполне конкретное предупреждение — не зли меня, консул, пришибу!
Еще один замах, уже пошустрее, но все ж вполсилы, и снова хлесткий ответ, но уже с другой стороны. В толпе раздается обидный смех, а в глазах кузнеца вспыхивает настоящая злость
«Ну-ка, ну-ка!» — Мысленно подначиваю противника, давай-ка покажи удаль молодецкую.
Словно услышав меня, кузнец размахнулся со всей дури, норовя одним ударом свалить меня с ног.
«Вот это то, что надо!» — Инерция его движения так велика, что я без труда ныряю под его руку и встречаю его прямым в солнечное сплетение.
Ннаа!
Булькнув надувшимися щеками, Дорофей выпучил глаза и попытался разинутым ртом вернуть разом остановившееся дыхание. Даю ему пару секунд на восстановление и впечатываю следующий удар прямо в массивную челюсть.
Форма у меня уже не та, но вот так, по подставленной физиономии, я еще могу вложиться от души. Голова кузнеца дернулась назад, разбрызгивая кровавые сопли, а могучее тело начало валиться на землю безвольным мешком.
Выдохнув, обвожу взглядом очумелые лица.
— Ну что, еще кто-нибудь желает⁈
Скоротечность схватки и ее финал настолько поразили народ, что все в полной прострации смотрят на поверженного гиганта, а я, стащив с рук перчатки, бросаю их на землю рядом с безуспешно пытающимся подняться Дорофеем.
— Раз желающих больше нет, то значит пришли к согласию! — Мой жесткий взгляд устремляется в толпу. — Теперь только один на один и в перчатках!
