Крупный пес повис на подвешенной на веревке автомобильной покрышке. Он впился в нее зубами, его задние лапы оторвались от земли на три фута. Высоко стоявшее солнце казалось воспаленным красным пузырем на пронзительно голубом небе. После столь долгого времени челюстные мышцы пса одеревенели, язык превратился в вяленый кусок кожи и свисал с одной стороны пасти. И все же в глубине горла он чувствовал вкус черного масла и крови.

Но все равно не разжимал челюсти.

Он знал: этого лучше не делать.

Позади него заговорили два голоса. Пес узнал хрипотцу дрессировщика. А вот второй был новый, писклявый и склонный шмыгать носом почти после каждого слова.

– Как долго он там висит? – спросил незнакомец.

– Сорок две минуты.

– Не может быть! Во дает, чертов ублюдок… Но ведь он не чистый питбуль?

– Помесь питбуля и боксера.

– Тогда с ним все ясно. Кстати, у меня есть стаффордширская сука, пусть он покроет ее в следующем месяце. И я скажу тебе: для суки она та еще стерва. Щенков поделим.

– Случка обойдется в тысячу.

– Долларов? Ты чокнутый или как?

– Сам ты знаешь кто… Только за последний бой он принес мне двенадцать кусков.

– Двенадцать? Не заливай. Всего за один собачий бой?

Дрессировщик фыркнул.

– И это после оплаты ринга. Победил самого главного чемпиона. Такое надо видеть. Это был монстр, скажу я тебе! Сплошные мышцы и шрамы. На двадцать два фунта тяжелее Брута. Судья почти отменил бой после взвешивания. Назвал моего пса приманкой на ринге. Но мой Брут показал им, чего он стоит. В общем, плакали их денежки. Я озолотился на этом бою.

Смех. Грубый и жестокий. Без капли тепла.

Пес покосился на людей краем глаза. Дрессировщик стоял слева, одетый в мешковатые джинсы и белую футболку. Покрытые татуировками руки. Выбритая налысо голова. Незнакомец был затянут в кожу и держал под мышкой шлем. Он то и дело стрелял глазами по сторонам.

– Давай уйдем с этого гребаного солнца, – наконец сказал незнакомец. – Обсудим цифры. Мне в конце недели должно привалить кило зелени.

Они отступили в сторону. Пса что-то ударило в бок. Больно и сильно. Но он так и не разжал хватку. Пока еще не разжал.

– Отпускай!

По команде пес наконец разжал челюсти и рухнул на землю. Задние лапы онемели, налились кровью. Но он повернулся к двум людям. Поднял плечи и прищурился от солнца.

В руках у дрессировщика была деревянная бита. Незнакомец сунул кулаки в карманы куртки и отступил назад. Пес учуял его страх, горьковатую сырость, – словно пропитанная старой мочой трава.

У дрессировщика страха не было. Держа в одной руке биту, он недовольно нахмурился. Наклонился и отцепил с ошейника пса железную пластину. Та упала на утрамбованную землю.

– Эта штука весит двадцать фунтов, – объяснил дрессировщик незнакомцу. – На следующей неделе я доведу ее вес до тридцати. Помогает утолщить загривок.

– Если будет чуть толще, он не сможет повернуть голову.

– Мне и не надо, чтобы поворачивал. Это будет стоить мне отметки на ринге.

Бита указала на череду клеток. Ботинок пнул пса в бок.

– Живо тащи свою задницу обратно в будку, Брут.

Пес было оскалился, но тотчас побрел прочь, мучимый жаждой и усталостью. В задней части двора выстроились в ряд огороженные вольеры. Цементные полы в них никто никогда не мыл.

Когда он приблизился, псы в соседних клетках подняли голову – и снова угрюмо опустили. У входа он поднял лапу и пометил свою территорию, из последних сил стараясь не дрожать на онемевшей задней лапе.

Он не мог показать свою слабость.

Он выучил этот урок еще в первый день.

– Быстро входи!

Ботинок пнул его под зад, загоняя в клетку. Единственная тень была от листа жести, прибитого к задней половине вольера. Дверь захлопнулась.

Пес устало направился по грязному полу к своей миске с водой, опустил голову и напился. Голоса постепенно стихли, эти двое направились к дому. Но один вопрос остался висеть в воздухе.

– Кто дал этому монстру кличку Брут?

Пес не обратил внимания на эти слова. Это воспоминание было для него осколком пожелтевшей кости, зарытой глубоко-глубоко. За последние две зимы он пытался окончательно сгрызть его. Но прошлое крепко застряло в памяти – правда, которую невозможно забыть.

Его не всегда звали Брут.

– Давай сюда, Бенни! Хороший мальчик!

Это был один из тех дней, что текли, как теплое молоко, такие сладкие, такие приятные дни, наполнявшие его радостью… Черный щенок мчался по огромной зеленой лужайке. Даже с дальнего конца двора он уловил запах хот-дога в руке, спрятанной за спиной худенького мальчика.

Позади него над крыльцом высился кирпичный дом, увитый плющом и фиолетовыми цветами. Гудели пчелы. С приближением сумерек заквакали лягушки.

– Сидеть! Бенни, сидеть!

Щенок замер на росистой траве и присел на задние лапы.

Он весь дрожал. Ему хотелось получить хот-дог. Хотелось слизать с этих пальцев соль. Хотелось, чтобы его почесали за ухом. Хотелось, чтобы этот день никогда не кончался.

– Молодец, хороший мальчик!

Рука показалась из-за спины, пальцы разжались. Щенок сунул свой холодный нос в ладонь, отхватил кусок от хот-дога и шагнул ближе. Затем завилял задом и еще крепче прижался к мальчику.

Возникла куча мала, и оба они полетели в траву.

Смех звенел, как солнечный свет.

– Осторожно! К вам бежит Джуни! – крикнула с крыльца мать мальчика. Она качалась на качелях, наблюдая за борьбой мальчика и щенка. Ее голос был добрым, прикосновения – мягкими, манеры – спокойными.

Совсем как у его собственной матери…

Бенни вспомнил, как мать лизала ему лоб, как тыкалась носом в его ухо, как оберегала их всех, десятерых, эту копошащуюся кучу лап, хвостов и жалобного поскуливания. Но теперь даже эта память постепенно меркла.

Он едва мог представить ее морду – только тепло ее карих глаз, когда она смотрела на них, а они, отталкивая друг друга, подбирались к ее соскам.

И он тоже был вынужден бороться, будучи самым маленьким из братьев и сестер. Но ему никогда не приходилось бороться в одиночку.

– Джуни! – крикнул мальчик.

В кучу малу на газоне добавился новый участник. Сестра Бенни, Джунбаг. Она тявкала и тянула все, что только можно было ухватить: рукав рубашки, штанину, виляющий хвост. Последний был ее излюбленным предметом. Джунбаг оттащила от соска за хвост многих своих братьев и сестер, чтобы Бенни мог напиться материнского молока.

Теперь эти самые острые зубы зажали кончик хвоста Бенни и дернули. Он взвизгнул и подпрыгнул вверх – не столько от боли, сколько ради доброй игры. Все трое катались по двору, пока мальчик не упал на спину, сдаваясь. Брат и сестра тотчас принялись с обеих сторон лизать ему лицо.

– Довольно, Джейсон! – крикнула с крыльца их новая мать.

– Но мама!.. – Мальчик приподнялся на локте в окружении двух щенков.

Щенки смотрели друг на друга через грудь мальчика, виляя хвостами, высунув языки и тяжело дыша. В этот застывший момент времени глаза сестры, сияя, смотрели на Бенни, полные веселья, озорства и восторга. Это было все равно как смотреть на самого себя.

Вот почему их взяли вместе.

– Они как две горошины из одного стручка, эти двое, – сообщил старик, опускаясь на колени рядом с ними, и поднял брата и сестру, показывая их посетителям. – На правом ухе у мальчика – белая метка; на левом у девочки точно такая же. Зеркальное отражение. Согласитесь, чем не парочка? Даже не хочу их разлучать.

…И ему не пришлось этого делать. Брата и сестру вместе взяли в их новый дом…

– Можно мне поиграть чуть дольше? – крикнул мальчик.

– Никаких споров, молодой человек. Твой отец скоро будет дома. Так что иди и переоденься к ужину.

Мальчик встал. Бенни прочел в глазах сестры волнение – такое же, как и его собственное. Они ничего не поняли, кроме последнего слова матери.

Ужин.

Выскочив из-за мальчика, пара щенков помчалась к крыльцу.

Хотя Бенни и был меньше, он компенсировал свои малые размеры невероятной скоростью. Пулей бросился через весь двор, предвкушая полную миску с ужином и, возможно, печенье, которое можно будет пожевать потом. О, если бы… но тут его снова дернули за хвост. Внезапная атака сзади – и он споткнулся, пропахал носом по траве и растянулся, растопырив все четыре лапы.

Его сестра пронеслась мимо него и взлетела по ступенькам крыльца.

Бенни поднялся на ноги и последовал за ней. Хотя старшая сестра, как обычно, перехитрила его, это не имело значения. Его хвост продолжал вилять. Он надеялся, что эти дни никогда не кончатся.

– Может, вытащим его оттуда?

– Пока рано.

Брут трепыхался на середине бассейна. Его задние лапы взбивали воду, пальцы были растопырены. Он бил также и передними лапами, стараясь удержать морду над водой. Ошейник и утяжеленная стальная цепь норовили утащить его на цементное дно. Плетеные веревки удерживали пса на середине бассейна. Его сердце было готово выскочить из горла. Каждый вдох был наполнен отчаянными брызгами воды.

– Эй, чувак! Ты собрался его утопить?

– Немного воды его не убьет. Через два дня у него бой. Можно получить хороший навар.

Брут отчаянно греб лапами, вода жгла глаза. Его зрение тускнело по краям. Тем не менее он видел сбоку дрессировщика. Тот был в плавках и без рубашки. На голой груди рисунок – две собаки, рычащие друг на друга.

Двое других мужчин натягивали цепи, не давая ему подобраться к краю бассейна.

Измученный и окоченевший, пес почувствовал, как его задняя часть начала опускаться глубже. Забил лапами, но его голова все же ушла под воду. Он хлебнул воды, попавшей в легкие. Задыхаясь, снова забил лапами, и его нос вновь высунулся над водой. Он закашлялся и принялся отплевывать воду. Затем его вырвало желчью, та растеклась вокруг его пасти. Из ноздрей пошла пена.

– Он на последнем издыхании. Вытаскивай его.

– Хочу посмотреть, сколько он выдержит, – сказал дрессировщик. – Сука была там дольше, чем он.

На протяжении еще одного отрезка мучительной вечности Брут боролся с натяжением цепи и тяжким грузом собственного тела. Его голова падала в воду с каждым четвертым гребком. Он вдохнул столько же мерзкой воды, сколько и воздуха. Он оглох, не слыша ничего, кроме биения собственного сердца. Его зрение сжалось до одной слепящей точки. В конце концов у него не осталось сил держаться на поверхности. В его легкие попало еще больше воды. Он погрузился – в бездну и во тьму.

Но покоя не было.

Темнота по-прежнему пугала его.

Летняя гроза гремела ставнями и громыхала оглушительными раскатами, похожими на конец света. Струи дождя остервенело лупили по окнам. Ночное небо рассекали вспышки молнии. Бенни вместе с сестрой забился под кровать. Он дрожал, прижавшись к ее боку.

Джуни присела на задние лапы, подняв уши и высунув морду. Каждый громовой раскат эхом отозвался в ее груди, и она всякий раз рычала на этот угрожающий грохот. От страха Бенни описался, намочив под собой ковер. Он не был таким храбрым, как его старшая сестра.

…бум бум БУМ…

Комнату озарила яркая вспышка, прогоняя прочь все тени. Бенни заскулил, его сестра залаяла.

Откуда-то сверху, с кровати появилось лицо и наклонилось, чтобы посмотреть на них. Опустив голову, мальчик поднес к губам палец.

– Тсс, Джуни, ты разбудишь папу.

Но сестра Бенни отказывалась его слушать. Она все лаяла и лаяла, пытаясь отпугнуть то, что пряталось в сумасшедшей грозе. Мальчик скатился с кровати и распластался на полу. Затем протянул под кровать руки и сгреб в охапку обоих щенков.

Бенни охотно пошел к нему на руки.

– Фууу… да вы все мокрые.

Джуни вырвалась и с лаем забегала комнате, задрав торчком хвост и навострив уши.

– Тсс, – сказал мальчик, пытаясь поймать Джуни и прижимая к себе Бенни.

В коридоре открылась дверь. Послышались шаги. Дверь спальни распахнулась. Вошли большие голые ноги, похожие на стволы деревьев.

– Джейсон, сынок, мне завтра рано вставать.

– Извини, папа. Они испугались грозы.

Последовал долгий зевок. Крупный мужчина поймал Джуни и поднял ее на руки. Она принялась лизать ему лицо, шлепая хвостом по его рукам. Но всякий раз, когда раздавался раскат грома, продолжала рычать.

– Им придется привыкнуть к грозам, – сказал мужчина. – Эти громовые раскаты будут с нами все лето.

– Я отнесу их вниз. Мы можем спать на диване на заднем крыльце. Если они будут со мной… возможно, это поможет им привыкнуть.

Отец вернул мальчику Джуни.

– Хорошо, сынок. Только возьми еще одно одеяло.

– Спасибо, папа.

Мальчику на плечо легла большая отцовская рука.

– Ты хорошо о них заботишься. Я горжусь тобой. Они вон уже какие вымахали!

Мальчик рассмеялся, пытаясь удержать в руках обоих щенков.

– Знаю!

Через пару минут все трое устроились в гнездышке из одеял на старом диване. Благодаря ветру и сырости Бенни чуял запах мышей и птичьего помета. И все же сейчас, когда они были все вместе, это была лучшая постель, в какой он когда-либо спал. Даже гроза и та утихла, хотя с темного безлунного неба продолжал лить сильный дождь, громко стуча по черепичной крыше крыльца.

В тот момент, когда Бенни наконец успокоился и даже смежил веки, его сестра вскочила на ноги и зарычала. Шерсть на ее холке встала дыбом. Не разбудив мальчика, она выскользнула из-под одеяла. У Бенни не было выбора, кроме как следовать за ней.

Что там такое?

Бенни мгновенно навострил уши. С верхней ступеньки крыльца он смотрел на залитый дождем двор. Ветви деревьев раскачивались. Ливень плотной стеной обрушивался на лужайку.

И тогда Бенни тоже услышал.

Скрипнула боковая калитка. Раздался чей-то приглушенный шепот.

Там кто-то был! Его сестра спрыгнула с крыльца. Недолго думая, Бенни рванул следом за ней. Они вдвоем помчались к калитке.

Шепот превратился в слова:

– Тише, мудак… Надо проверить, там ли собаки!

Бенни увидел, как калитка распахнулась. Во двор шагнули две темные фигуры. Бенни замедлил шаг, а затем в нос ему ударил запах мяса, сырого и сочащегося кровью.

– Что я тебе говорил?

В темноте расцвел крошечный огонек. Джуни замедлила бег, и Бенни догнал ее. Один из незнакомых людей опустился на колено и протянул открытую ладонь. От нее исходил насыщенный мясной запах.

– Вкусно, не правда ли? Давайте, жрите, маленькие засранцы.

Джуни подобралась ближе, даже не на лапах, а на животе, и робко вильнула хвостом в знак приветствия.

Бенни поднял нос и принюхался. Дразнящий запах манил его к себе вслед за сестрой.

Стоило им добежать до калитки, как на них прыгнули две темные фигуры. На Бенни упало что-то тяжелое и крепко обвилось вокруг него. Он попытался завизжать, но чьи-то пальцы сжали ему челюсти, и вместо визга он лишь жалобно заскулил. Те же самые звуки издавала и его сестра.

Его схватили на руки и потащили прочь.

– Если вы хотите, чтобы собаки клюнули на приманку, дождитесь хорошей грозы. Никто ничего не заподозрит. Во всем обвинят гром. Мол, маленькие засранцы перепугались и убежали.

– Сколько мы за них выручим?

– По пятьдесят за голову, как с куста.

– Круто.

И вновь прогремел гром, знаменуя конец старой жизни Бенни.

Брут вышел на ринг. Голова низко опущена, плечи приподняты, уши прижаты к черепу. Шерсть на холке уже встала дыбом. Ему было больно дышать, но он скрывал свою боль. От воды бассейна легкие по-прежнему горели огнем, который еще ярче вспыхивал с каждым новым вздохом. Он настороженно принюхался к запахам вокруг себя.

Песок ринга все еще очищали от крови предыдущего боя. И все же ее свежий запах наполнял старый склад вместе со зловонием жира, масла, цемента, а также мочи, пота и фекалий, как собачьих, так и человеческих.

Бои шли от заката и до поздней ночи.

Но никто не уходил.

Никто не уйдет, пока не закончится этот бой.

Пес слышал, как они снова и снова выкрикивали его имя:

– Брут… чувак, ты только посмотри на яйца этого монстра… на вид от горшка два вершка, но я видел, как Брут победил кобеля вдвое больше его самого… разорвал ему горло…

Пока Брут ждал в своем загончике, мимо него проходили люди. Многие притащили с собой детей, чтобы взглянуть на него. В него тыкали пальцами, его ослепляли вспышки. В ответ он лишь глухо рычал. Наконец дрессировщик прогнал их всех своей битой.

– Проходите дальше! Это вам не бесплатный цирк. Если он вам так нравится, идите, делайте на него ставки!

Под приветственные крики и свист трибун, хриплый смех и редкие сердитые проклятия Брут прошел через калитку в трехфутовом деревянном ограждении ринга. От гула голосов его сердце заколотилось, как бешеное. Его когти впились в песок, мышцы напряглись.

Сегодня на ринг они вышли первыми.

Там, позади толпы, раскинулось море клеток и огороженных вольеров. В них шевелились или расхаживали туда-сюда большие темные фигуры.

И лишь изредка раздавался лай.

Собаки знали, что нужно сохранять силы для ринга.

– Только попробуй продуть, – пробормотал дрессировщик и потянул за цепь, привязанную к ошейнику пса. Ринг осветили яркие огни. Они отразились от бритой головы дрессировщика, высветили чернильные рисунки на его руках, черные и красные, как кровавые синяки.

Они стояли у края ринга и ждали. Дрессировщик хлопнул пса по боку и вытер влажную руку о джинсы. Мех Брута все еще был влажным. Перед боем дрессировщик противника обычно моет пса своего соперника, чтобы убедиться, что на шерсть не нанесена скользкая смазка или отравляющие масла, дающие собаке преимущество.

Пока они ждали, когда их противник выйдет на ринг, Брут ощутил исходившее от дрессировщика возбуждение. На его лице застыла усмешка, приоткрывавшая зубы.

За забором к краю ринга приблизился другой человек. Брут узнал его по тому, как он шмыгал носом, а также по резкому шлейфу страха, который сопровождал его. Будь этот человек собакой, он поджал бы хвост между задних лап и жалобно заскулил.

– Я поставив на этого ублюдка кучу денег, – сказал мужчина, подходя к забору, и посмотрел на Брута.

– И?.. – произнес дрессировщик.

– Я только что увидел собаку Гонсалеса. Блин, чувак, да ты чокнутый? Этот монстр – наполовину бульмастифф.

Дрессировщик пожал плечами.

– Знаю, но у него только один хороший глаз. Брут победит его. Или, по крайней мере, ему желательно это сделать. – Цепь снова дернулась.

Мужчина за забором потоптался и наклонился ближе.

– У вас тут что, договорняк?

– Да пошел ты. На хрена мне какой-то договорняк.

– Но я тут слышал, у тебя когда-то был другой пес… Одноглазый.

Дрессировщик нахмурился.

– Был. Продал его Гонсалесу пару лет назад. Не думал, что эта псина выживет. После того как он потерял свой гребаный глаз и все такое прочее. У него началась инфекция. Продал его этому парню Гонсалесу за пару бутылок вискаря. Такой глупости я ни разу не совершал. Пес ушел – и заработал этому говнюку кучу денег. С тех пор Гонсалес вечно меня этим подначивает. Но сегодня я возьму реванш.

Цепь дернулась и соскользнула с лап Брута.

– Только попробуй облажаться. Иначе уже сегодня вечером мы устроим очередное барбекю.

Пес уловил за этими словами угрозу. Самих слов он не понял, но уловил их смысл. Только не проиграй. За последние две зимы Брут видел, как проигравших собак убивали выстрелом в голову, как их до смерти душили собственными цепями или другие собаки в клочья разрывали их на ринге. Прошлым летом один бультерьер укусил дрессировщика Брута за икру. Пес был избит до крови за то, что проиграл бой, и набросился на дрессировщика. Позже, вернувшись во двор, бультерьер попытался просить прощения, но дрессировщик облил пса бензином и поджег. Объятый пламенем, пес с воем бегал кругами по двору, слепо натыкаясь на вольеры и заборы. Люди во дворе хохотали до упаду.

Собаки в будках смотрели молча. Все они знали главное правило своей жизни. Никогда не проигрывай…

Наконец в центр ринга шагнул высокий тощий мужчина и высоко вскинул руку.

– Собаки на исходную линию!

Ворота на другом конце распахнулись, и на ринг устремилось массивное четвероногое создание, чуть ли тащившее за собой невысокого мускулистого дрессировщика с широкой улыбкой и в ковбойской шляпе. Но внимание Брута было приковано к псу. Тот был горой мускулов. Уши коротко купированы. Хвоста нет. Пес рвался вперед, его лапы глубоко врезались в песок.

Двигаясь вперед, противник Брута склонил голову набок, одним глазом разглядывая ринг. На месте второго глаза был уродливый рубец.

Человек в центре ринга указал на прочерченные граблями в песке линии.

– Занять исходную позицию! Это последний бой вечера, друзья! Тот, которого вы так долго ждали! Два чемпиона снова сойдутся вместе! Брут против Цезаря!

Из толпы полетел смех и радостное улюлюканье. Ноги застучали по доскам пола.

Но Брут слышал только одно имя.

Цезарь.

Внезапно его охватила дрожь. Азарт пронзил его с такой силой, что казалось, будто его кости загремели под шкурой. Он изо всех сил старался сохранять спокойствие. Пристально посмотрел на своего противника – и вспомнил…

– Цезарь! Давай, ублюдок; ты голоден или нет?

Под утренним солнцем Бенни висел в воздухе, удерживаемый рукой незнакомца. Пальцы крепко держали его за холку, и он болтался в центре незнакомого двора.

Бенни пискнул и выпустил на землю струйку мочи. За заборами он видел других собак. Но, судя по запаху, тут их было еще больше. Его сестру сжимал в руках один из тех двух людей, которые похитили их со двора мальчика. Его сестра громко гавкнула.

– Заткни эту суку. Она отвлекает его.

– Я не хочу этого видеть, – сказал второй человек, но все же сжал челюсти его сестры.

– Эй, отрасти себе яйца. За что, спрашивается, я заплатил тебе сотню баксов? Собаке положено жрать, верно? – Пальцы мужчины еще крепче сжали Бенни холку и с силой тряхнули его. – А приманка – это приманка.

– Эй, Джус! – крикнул еще какой-то человек из тени двора. – Какой вес положить на санки на этот раз?

– Пятнадцать кирпичей тебе хватит?

– Пятнадцать?

– Мне нужно, чтобы Цезарь хорошо прокачался, у него на следующей неделе бой.

Бенни услышал стук и лязг чего-то тяжелого.

– А вот и он! – крикнул человек-тень. – И наверняка голодный!

Из темноты возник настоящий великан. Бенни никогда не видел такого огромного пса. Гигант рвался вперед, натягивая упряжь на груди. Из его пасти свисали толстые нити слюны. Когти впивались в темную землю. Позади к ремню крепились сани на стальных полозьях. На них высилась груда цементных блоков.

Мужчина, держащий Бенни, глухо хохотнул.

– Да, он чертовски голоден! Я не кормил его два дня!

Бенни выпустил очередную струйку страха. Взгляд пса-великана был прикован к нему. Бенни прочитал в его глазах дикий, свирепый голод. Слюна потекла еще гуще.

– Поживее, Цезарь, если хочешь позавтракать!

Державший Бенни человек отступил на пару шагов назад.

Огромный зверь с каждой секундой приближался, с усилием волоча за собой сани. Длинный язык, весь в пене, свисал из пасти. Он задыхался и рычал. Сани ползли по земле с хрустом разгрызаемой кости.

Сердце Бенни испуганно забилось в его маленькой груди. Он попытался вырваться, но не смог. Ему не было спасения ни от железной хватки человека… ни от безжалостного взгляда огромного пса.

Тот двигался прямо на него. Бенни завыл и заскулил.

Время растянулось в длинную острую линию ужаса.

Гигант неумолимо приближался.

Наконец мужчина удовлетворенно фыркнул.

– Довольно! Отцепи его!

Из тени выбежал еще один человек и дернул кожаный поводок. Упряжь слетела с плеч монстра. Разбрызгивая слюну, огромный пес скачками понесся по двору.

Человек отвел руку назад и швырнул Бенни вверх и вперед. Щенок, крутясь волчком, взлетел высоко в воздух. Он был слишком напуган, чтобы издать хотя бы слабый писк. Вращаясь, мельком увидел, как огромный пес несется к нему; но также заметил свою сестру. Человек, который держал Джуни, начал отворачиваться, отказываясь смотреть на происходящее. Должно быть, он ослабил хватку, потому что Джуни высвободила нос и вцепилась зубами ему в палец.

Затем Бенни упал на землю и покатился по земле. Удар выбил воздух из его легких. Он беспомощно лежал, а гигантский пес во всю прыть несся к нему. И тогда, объятый ужасом, Бенни использовал единственное свое преимущество – скорость.

Он вскочил на ноги и бросился влево. Огромный пес не смог повернуть достаточно быстро и проскочил мимо того места, где только что упал щенок. Бенни понесся через двор, для скорости ставя задние лапы вперед передних.

Он слышал позади себя сопение жуткого пса. Ему бы только нырнуть под низкие сани и спрятаться там…

Но он не знал двора. Одна лапа задела осколок плитки в зарослях сорняков; Бенни потерял равновесие, ударился плечом и покатился по земле. Когда огромный пес набросился на него, он лежал набоку.

Бенни содрогнулся. В отчаянии он перекатился животом вверх и пописал на себя, показывая, что сдается на милость противника. Но это не подействовало. На него надвигался оскал желтых клыков.

Но что это? Внезапно монстр резко замер в середине прыжка и, удивленно тявкнув, развернулся. Бенни увидел: к его хвосту что-то прицепилось.

Это была Джуни. Выскочив из рук человека, она применила к монстру свой излюбленный прием – впилась зубами ему в хвост. Пес закрутился на месте, но Джуни не ослабляла хватку. Это была не игра. Похоже, она мертвой хваткой сжимала его хвост. Пытаясь сбросить Джуни, большой пес лишь содрал еще больше шерсти и кожи со своего хвоста.

Во все стороны полетели брызги крови.

Но в конце концов даже Джуни не смогла совладать с грубой силой огромного животного. Пес стряхнул ее, и она с окровавленной мордой отлетела в сторону. Монстр бросился за ней следом, всем своим весом навалился на нее и подмял под себя.

Бенни ничего не видел, но зато все слышал.

Резкий крик Джуни, затем хруст костей.

Нет!

Бенни вскочил и бросился к монстру. У него не было никакого плана действий – только дикая, первобытная ярость. Он прыгнул прямо на пса. В прыжке мельком увидел сломанную лапу, из которой торчала кость. Монстр зубами схватил его сестру и с силой тряхнул. Она безвольно шлепнулась на землю. В разные стороны полетели багровые капли, а затем, смешанная со слюной, из пасти Цезаря закапала кровь.

Различив все это, Бенни рухнул в темное место, в яму, из которой, как он знал, ему никогда не сбежать. Он прыгнул на монстра и очутился на его морде. Он царапал, впивался зубами – делал все, что угодно, лишь бы этот зверь отпустил его сестру.

Увы, по сравнению с псом он был всего лишь жалкий цуцик.

Цезарь мотнул тяжелой головой, и Бенни отлетел прочь – навсегда потерянный, в крови, ярости и отчаянии…

Брут посмотрел на Цезаря, и все тотчас вернулось. Прошлое и настоящее пересеклись, слились в багровое пятно. Он стоял на исходной черте, не помня, как подошел к ней. Он сам не мог понять, кто на ней стоял.

Брут или Бенни.

Цезарь растерзал его сестру, а Бенни избежал жестокой смерти. Его храбрость привела дрессировщика в восторг. Настоящий Брут, вот он кто. В одиночку набросился на Цезаря! И какой проворный… Вы только взгляните, как он бегает! Нет, он слишком хорош, чтобы служить приманкой.

Цезарь так и не оправился после их короткой схватки. В драке Бенни когтем задней лапы порвал веко противника и повредил ему левый глаз. Пес наполовину ослеп. А еще загноился хвост, там, где в него впились зубы Джуни. Дрессировщик топором отрубил ему хвост и попытался прижечь культю горящей головешкой. Но глазу и хвосту стало только хуже. В течение недели из вольера Цезаря доносился смрад гноя и гниющей плоти. Над ранами черными тучами роились мухи. Наконец появился незнакомец в ковбойской шляпе и с тачкой. Он пожал дрессировщику руку и увез Цезаря, терзаемого лихорадкой, в наморднике, жалобно воющего.

Все думали, что он умрет.

Но люди ошибались.

Оба пса скребли когтями черту на песке. Цезарь не узнал своего противника. Единственный глаз не вспыхнул узнаванием, лишь жаждой крови и слепой злобой. Монстр бесновался на конце цепи, роя лапами песок.

Брут сел на задние лапы. В крови закипала старая ярость. Он оскалился и глухо зарычал, и рычание это исходило из каждой косточки в его теле.

Высокий тощий человек вскинул обе руки.

– Собаки готовы! – Он резко опустил руки и отступил назад. – Вперед!

Раздался щелчок карабина на ошейнике. Цепи упали. Бойцы были свободны. Рыча и разбрасывая брызги слюны, они набросились друг на друга. Тела столкнулись.

Брут первым делом напал со слепой стороны Цезаря. Он впился зубами в огрызок уха, пытаясь удержаться. Хрящ порвался. По его языку потекла кровь. Ухо было слишком маленьким, чтобы продержаться на нем долго.

В свою очередь, Цезарь задействовал всю свою тяжелую массу, чтобы сбросить его с себя. В плечо Бруту вонзились клыки.

От боли он разжал челюсти – и тотчас оказался придавлен огромной тушей противника. Цезарь поднял его, как тряпичную куклу, и швырнул на песок.

Но Брут не утратил реакции. Он извивался и изворачивался, пока не оказался брюхом к брюху с чудовищем. После чего, словно заяц, пустил в ход задние лапы. Цезарь был вынужден отпустить его плечо. Почувствовав свободу, Брут попытался вцепиться противнику в горло. Но тот мгновенно обрушился на него.

Прижавшись морда к морде, они нещадно терзали друг друга. Брут внизу, Цезарь сверху. Кровь летела брызгами и текла ручьями.

Брут снова пустил в ход задние лапы, раздирая когтями мягкий живот противника, а затем внезапно вцепился Цезарю в морду. Крепко сжав челюсти, он отчаянно брыкался и царапался – и вылез-таки из-под навалившейся на него туши. Он старался держаться слева от зверя, на его слепой стороне.

На мгновение упустив Брута из виду, Цезарь метнулся в ошибочном направлении и тем самым подставил противнику бок. Брут тотчас вцепился ему в заднюю лапу. Задействовав все мышцы своей морды, он с силой впился зубами в мясистую часть бедра и, разрывая ее, замотал головой.

В этот момент слепой ярости Брут внутренним взором увидел крошечное обмякшее тельце, зажатое в окровавленных челюстях, растерзанное, безжизненное. Взор тотчас застелила чернота.

Он задействовал все свое тело – мышцы, кости и кровь, – чтобы рвать и терзать.

Толстое сухожилие в задней части ноги оторвалось от лодыжки.

Цезарь взревел, но Брут не отпускал его. Встав на задние лапы, он опрокинул противника на спину. Только тогда разжал хватку и бросился сверху на поверженного зверя, чтобы вцепиться зубами ему в горло. Еще миг – и он это сделал. Клыки погрузились в нежную плоть. Он рычал и рвал, раздирал и терзал.

Из-за черноты раздался свисток – сигнал отпустить противника и разойтись по своим углам. Дрессировщики бросились к псам.

– Отпусти! – крикнул его хозяин, схватив сзади за ошейник.

Брут услышал аплодисменты, узнал команду. Но все зашло слишком далеко. Он вошел во вкус.

Его пасть была полна горячей крови; та стекла ему в легкие, капала на песок. Цезарь корчился под ним. Яростное рычание превратилось в жалобный скулеж.

Но Брут остался глух к нему. Кровь заполняла все пустоты внутри него, пытаясь до края залить их. Но безуспешно.

Что-то ударило его по плечам. Снова и снова. Деревянная бита дрессировщика. Но Брут не разжимал пасть, крепко вцепившись в горло другой собаки. Он не мог его отпустить, навсегда запертый в черной яме.

Деревянная бита раскололась на его спине.

Внезапно в уши ему ударили новые звуки. Свист, тревожный и надрывный, а следом – истошный вой сирены. Темноту пронзили мигающие огни. Ринг взорвался криками, команды переросли в пронзительные окрики.

– Это полиция! Всем на колени! Руки на головы!

Брут наконец поднял свою истерзанную морду, оторвавшись от горла другого пса.

Цезарь неподвижно лежал на песке, посреди лужи крови. Брут поднял глаза и посмотрел на окружавший его хаос. Люди бежали с трибун. Собаки лаяли и выли. Темные фигуры в шлемах и с прозрачными щитами в руках встали так, что образовали вокруг песчаного ринга большее кольцо. Через открытые двери было видно, как в темноте ярко горят фары машины.

Брут настороженно застыл над телом поверженного противника. Он не испытывал радости от убийства. Лишь мертвое оцепенение.

Его дрессировщик стоял в шаге от него. С его губ сорвалась череда проклятий. Бросив сломанную биту на песок, он гневно указал на Брута.

– Когда я говорю «отпусти», ты должен отпустить, тупой мешок дерьма!

Брут тупо уставился на протянутую к нему руку, затем на лицо. По его выражению он понял, что видел перед собой дрессировщик. Эта картина исходила из всего его существа. Брут оказался в ловушке ринга гораздо глубже, чем все, кто были там, под песком, в яме, из которой ему никогда не сбежать, в адском месте боли и горячей крови.

Дрессировщик испуганно вытаращил глаза и попятился назад. Пес двинулся за ним – не просто обычная собака, а воплощение кровожадной ярости.

Без предупреждения – ни рыка, ни оскала, – Брут набросился на дрессировщика. Острые зубы впились в его руку. Ту самую руку, которая в качестве приманки держала щенков, руку истинного монстра песчаного ринга, того, кто вызывал из теней ужасы и поджигал живых собак.

Зубы сомкнулись на бледном запястье. Челюсти сжались в мертвой хватке. Кости хрустнули и пошли трещинами.

Дрессировщик закричал.

Краем глаза Брут увидел, как к ним бежит фигура в шлеме, зажав в поднятой руке пистолет.

Из дула вылетела вспышка.

Затем – шипение ослепляющей боли.

И наконец, снова тьма.

Брут лежал на холодном бетонном полу вольера, положив голову на лапы и глядя на калитку. Потолочная лампа в проволочной сетке освещала побеленные цементные стены и ряды вольеров. Он прислушивался оглохшим ухом. Время от времени до него долетали звуки – копошение других собак, лай или вой.

Маленькая дверь позади него вела во внешний огороженный вольер. Брут редко выходил туда. Он предпочитал тень. Его разорванную морду сшили, но пить все равно было больно. Пес ничего не ел. Он пробыл здесь пять дней, отмечая через дверной проем смену дневного света и ночной тьмы.

Иногда приходили люди, чтобы посмотреть на него. Или написать что-то на деревянной табличке, висящей на его двери. Люди в белых куртках дважды в день делали ему уколы, для чего использовали прикрепленную к длинному стальному шесту петлю, чтобы удержать его, прижимая к стене.

Он рычал и огрызался. Главным образом из раздражения, чем из настоящей злости. Просто хотел, чтобы его оставили в покое.

Он проснулся здесь после той ночи на ринге.

И часть его все еще оставалась там.

Брут знал, что такое оружие. Он узнавал его угрожающие формы и размеры, помнил запах смазки, горьковатое и резкое зловоние дыма. У него на глазах стреляли в десятки собак – в одних, чтобы быстро прикончить, в других – забавы ради. Но пистолет на ринге выстрелил с шипением, которое скрутило его мышцы и выгнуло ему спину.

Он был жив.

Это больше всего на свете заставляло его злиться и страдать духом.

Внимание пса привлек шорох резиновых подошв по полу. Он не поднял голову, только повел глазами. Для шеста и иголок было еще слишком рано.

– Он здесь, – произнес чей-то голос. – Мы только что получили распоряжение судьи этим утром усыпить всех собак. Этот тоже в списке. Говорят, его пришлось ударить из «Тейзера», чтобы он отпустил дрессировщика. Так что особой надежды нет.

Брут увидел, как трое людей подошли к его вольеру. На одном был серый комбинезон с молнией спереди. От него пахло дезинфицирующим средством и табаком.

– Вот он. К счастью, мы отсканировали его – и нашли старый микрочип. Так мы смогли отыскать ваш адрес и телефон. Вы говорите, что его украли с вашего двора?

– Два года назад, – сказал высокий мужчина, в черных туфлях и костюме.

Брут повел одним ухом. Голос был ему смутно знаком.

– Да, его и его однопометника, – продолжил мужчина. – Мы думали, что они убежали во время грозы.

Брут поднял голову. Между двумя высокими мужчинами протолкнулся мальчик и шагнул к воротам. Брут встретился с ним взглядом. Мальчик был старше, выше, более долговязый, но его запах был знаком, как старый носок. Мальчик заглянул в темную будку, и первоначальная вспышка надежды на его детском лице сменилась ужасом.

– Бенни? – пискнул он дрогнувшим голосом.

Потрясенный и не верящий своим ушам, Брут снова упал на брюхо и, тихо зарычав, отполз в сторону. Он не хотел помнить… и особенно не хотел этого. Это было слишком жестоко.

Мальчик обернулся и через плечо посмотрел на высокого мужчину.

– Ведь это Бенни, как ты думаешь, папа?

– Думаю, да. – Рука мужчины в костюме указала на него. – У него белая метка на правом ухе. – Его голос стал скользким от страха. – Но что они с ним сделали?

Человек в комбинезоне покачал головой.

– Превратили в зверя, в настоящего монстра.

– Есть ли надежда на реабилитацию?

Человек в комбинезоне снова покачал головой и постучал по карте.

– Все собаки обследованы бихевиористом. Она написала, что пес не подлежит реабилитации.

– Но, папа, это ведь Бенни…

Брут прижался к дальней стенке вольера так сильно, как только мог. Это имя было как удар хлыста.

Мужчина пониже достал из кармана комбинезона ручку.

– Поскольку вы все еще являетесь его законным владельцем и не участвовали в организации собачьих боев, мы не можем усыпить его, пока вы не поставите под этим текстом свою подпись.

– Папа…

– Джейсон, Бенни был у нас всего два месяца. У них же он провел два года.

– Но это все равно Бенни! Я знаю. Давай попробуем?

Мужчина в комбинезоне скрестил на груди руки.

– Он непредсказуем и чертовски силен, – негромко произнес он. – Плохая комбинация. Он даже изувечил своего дрессировщика. Парню пришлось ампутировать руку.

– Джейсон…

– Знаю. Я буду осторожен, папа. Обещаю. Мы должны дать ему шанс, ведь так?

Его отец вздохнул.

– Если честно, не знаю…

Мальчик опустился на колени и заглянул Бруту в глаза. Пес хотел отвернуться, но не смог. Встретив взгляд мальчика, он скользнул в прошлое, которое, как он думал, давно похоронено – пальцы, сжимающие хот-дог, беготня по зеленой лужайке и бесконечные солнечные дни. Он оттолкнул все это прочь. Слишком больно, слишком мучительно. Он не заслуживал даже этих воспоминаний. На ринге им не было места.

В его груди пророкотал глухой рык. И все же мальчик схватился за забор и посмотрел в глаза сидящему внутри монстру.

– Все равно это Бенни. Где-то там, в глубине, – убежденно произнес он с пылом, свойственным невинности и юности.

Брут отвернулся и со столь же твердым убеждением закрыл глаза.

Мальчик ошибался.

Брут спал на заднем крыльце. Прошло три месяца с тех пор, как с него сняли швы и скобы. Его еда больше не пахла лекарствами. За это время он и его семья заключили некое перемирие, оказавшись в холодном, неловком тупике.

Каждый вечер они пытались уговорить его войти в дом, тем более что листья уже пожелтели и падали, образуя высокие кучи под ветвями деревьев, а газон ранним утром покрывался инеем. Но Брут упорно оставался на своем крыльце, избегая забираться даже на старый диван, покрытый толстым одеялом.

Он держался на расстоянии от всего, от чего только мог, все еще вздрагивал от прикосновений и рычал, когда ел, не в силах остановить себя.

Но на него больше не надевали намордник.

Возможно, они чувствовали поражение, превратившее его сердце в камень. Он проводил дни, тупо глядя на двор, лишь изредка шевелясь, и поднимал ухо, если вдруг какая-нибудь храбрая белка, распушив хвост, осмеливалась прыгать вдоль забора.

Скрипнула задняя дверь, и на крыльцо вышел мальчик. Брут поднялся на лапы и попятился.

– Бенни, ты уверен, что не хочешь войти внутрь? Я приготовил для тебя на кухне постель. – Мальчик указал на открытую дверь. – Там тепло. И посмотри, у меня для тебя угощение…

Мальчик протянул руку, но Брут уже уловил запах бекона, запах жирной хрустящей корочки. Он отвернулся. На тренировочной площадке другие тоже пытались использовать приманку. Но после смерти сестры Брут неизменно отказывался, даже если бывал голоден.

Пес подошел к верхней ступеньке крыльца и лег. Мальчик тоже подошел и сел – правда, на расстоянии.

Брут не стал возражать.

Какое-то время они сидели вместе. Бекон все еще был в руке у мальчика. Наконец тот откусил его сам.

– Ладно, Бенни, мне нужно делать уроки.

Мальчик начал было вставать, но остановился и осторожно протянул руку, чтобы коснуться его головы. Брут не зарычал, но шерсть у него на холке встала дыбом. Заметив это, мальчик грустно поник, убрал руку и поднялся.

– Ладно. Увидимся утром, Бенни, приятель.

Он не стал провожать мальчика взглядом, но слышал, как захлопнулась дверь. Довольный тем, что снова остался один, пес опустил голову на лапы и посмотрел на двор. Луна уже взошла, полная и яркая. Замерцали огни.

Ему было слышно, как в доме люди готовятся ко сну. В передней комнате тихо шептал телевизор. Брут услышал, как мальчик что-то крикнул сверху. Услышал, как мать ответила ему.

Внезапно пес вскочил на ноги и замер, не уверенный в том, что, собственно, насторожило его. Он стоял неподвижно, только навострил уши.

В переднюю дверь постучали.

В темноте.

– Я открою, – крикнула мать.

Брут тотчас повернулся, бросился к старому дивану на крыльце, залез на него и заглянул в витражное окно. Перед ним был темный центральный коридор, который вел в освещенную прихожую.

Он увидел, как женщина подошла к двери и приоткрыла ее.

Но прежде чем она открыла ее на фут, дверь со стуком распахнулась, задела женщину и сбила ее с ног.

Внутрь ворвались двое мужчин в темной одежде и масках, натянутых на головы. Еще один остался стоять у открытой двери. Первый мужчина, пятясь, вошел в коридор. Его огромный пистолет был нацелен на женщину, лежавшую на полу. Второй шмыгнул налево и нацелил оружие на кого-то в столовой.

– Не двигаться! – крикнул второй бандит.

Брут напрягся. Он узнал этот голос, хриплый и безжалостный. Сердце тотчас бешено забилось в его груди, шерсть по всему телу встала дыбом, а он сам задрожал от ярости.

– Мама? Папа? – крикнул мальчик с верхней площадки лестницы.

– Джейсон! – откликнулся отец из столовой. – Оставайся там!

С пистолетом в руках главарь шагнул в комнату.

– Старикан, ну-ка сел! Быстро!

– Что вам нужно?

Пистолет вновь показал дуло.

– Эй! Где моя собака?

– Ваша собака? – спросила, сидя на полу, мать дрожащим от ужаса голосом.

– Брут! – крикнул мужчина. Он поднял другую руку, показывая культю запястья. – За этим гаденышем кое-какой должок… и это включает любого, кто заботится о его заднице! Мы устроим себе старомодное барбекю. – Он повернулся к человеку в дверях. – Чего ждешь? Марш за бензином!

Его напарник исчез в темноте.

Брут соскочил на крыльцо, отполз к перилам и напряг задние лапы.

– Эй! Где вы держите этого гребаного пса? Я знаю, вы забрали его!

Сжавшись, словно пружина, Брут прыгнул вперед, распрямляя в прыжке тело. Он задел диван, кувырком перелетел через него и лбом пробил окно. Раздался звон стекла. Пес влетел внутрь и приземлился на пол кухни. Его передние лапы ударились о линолеум еще до того, как упал первый осколок. Другие осколки полетели на пол, когда Брут молнией пролетел через всю кухню.

Услышав шум, вышедший в коридор бандит обернулся.

Но он опоздал. Пригнув голову, Брут уже летел по коридору. Еще миг – и он схватил стрелка за лодыжку и разорвал ему сухожилие. Потеряв равновесие, бандит закачался, падая, ударился головой об угол столика в коридоре и рухнул на пол.

Брут заметил на переднем крыльце еще одного человека, с двумя большим красными банками в руках. Увидев, что пес несется прямо на него, он, вытаращив от страха глаза, на миг застыл на месте, затем бросил канистры, повернулся и дал стрекача.

В следующий миг в замкнутом пространстве дома грохнул пистолетный выстрел. Что-то стукнуло пса по передней лапе. Та тотчас согнулась под ним, но он уже успел прыгнуть на однорукого бандита, своего старого дрессировщика. Налетел на него всей своей массой, как тяжелый мешок с цементом, боднув его головой в грудь. Сила удара сбила бандита с ног, и тот упал навзничь. Брут – вместе с ним.

Пистолет выстрелил снова. На этот раз что-то обожгло псу ухо, и с потолка посыпалась штукатурка.

Затем они оба рухнули на паркет. Человек упал на спину, Брут – на него сверху. Пистолет вылетел из пальцев человека и упал под стул столовой.

Дрессировщик пытался сбросить с себя пса. Увы, он слишком хорошо его натаскал. Брут увернулся от его колена и с рычанием бросился к горлу своего мучителя. Тот схватил его здоровой рукой за ухо, но Брут потерял бóльшую его часть в старом бою. Ухо выскользнуло из пальцев мужчины, и Брут впился зубами в его горло. Клыки погрузились в плоть, готовые убивать.

– Бенни! Нет! – раздался позади него пронзительный крик.

Краем глаза он увидел отца, скорчившегося у стола в столовой. Подняв с пола пистолет, он направил его на Брута.

– Бенни! Сидеть! Отпусти его!

Из темноты ямы Брут зарычал на отца и крепче впился в свою жертву. Кровь текла рекой. Он отказывался разжать хватку. Дрессировщик под ним захрипел и забулькал. Затем вслепую ударил кулаком, но Брут еще крепче сжал челюсти. Кровь потекла сильнее.

– Бенни, немедленно отпусти его!

– Папа, нет! – раздался с лестницы еще один голос, вернее, писк.

– Джейсон, я не могу позволить ему убить кого-то в моем доме.

– Бенни! – крикнул мальчик. – Пожалуйста, я прошу тебя, Бенни!

Брут не обращал на них внимания. Он им не Бенни. Он знал: его место в яме, где, в конце концов, он всегда оказывался. Его зрение сузилось, тьма поглотила его, и он все глубже и глубже погружался в этот черный бездонный колодец, увлекая за собой человека. Брут знал: ему не сбежать от тьмы, но он не даст сбежать и ему.

Пришло время положить конец всему.

Но как только он, соскользнув во тьму, погрузился в яму, что-то остановило его, удержало от падения. Странно. Как такое может быть? Позади него никого не было, но он отчетливо почувствовал рывок. Кто-то схватил его за хвост. Удерживая, медленно оттягивая от края ямы. Понимание пришло медленно, просачиваясь сквозь отчаяние. Он узнал это прикосновение. Оно было ему знакомо, как и его собственное сердце. Хотя в нем не было подлинной силы, оно сломало его, разбило на части.

Он помнил его, помнил из далекого прошлого, ее излюбленный прием.

Призванный защитить его.

Его вечный хранитель.

Даже сейчас.

И всегда.

Нет, Бенни…

– Нет, Бенни! – повторил мальчик.

Он услышала их обоих, голоса тех, кто его любил, голоса, стиравшие грань между прошлым и настоящим, но не кровью и тьмой, а солнечным светом и теплом. В последний раз содрогнувшись от ужаса, пес повернулся спиной к яме. Затем разжал челюсти и скатился с тела дрессировщика.

Он стоял на дрожащих лапах. В стороне дрессировщик блевал и задыхался под черной маской. Отец приблизился к нему с пистолетом.

Ковыляя на трех лапах – одна передняя безвольно болталась, – пес побрел прочь.

Сзади послышались шаги. Рядом с ним возник мальчик, а в следующий миг ему на холку легла ладонь. Мальчик не убрал руку. Он не испугался.

Пес дрожал, но все же прижался к нему. Он нуждался в поддержке.

И получил ее.

– Хороший мальчик, Бенни. Хороший мальчик.

Мальчик опустился на колени и обнял пса.

В конце концов… Бенни разрешил ему это сделать.