Встряхнув привычным движением запястья баллончик с аэрозолем, Су-Лин-Чой нанесла последний мазок красной краски на цементную стену темного переулка. Закончив, отступила назад, чтобы рассмотреть свою работу и не испачкать краской черное шелковое платье.

Она осталась не вполне довольна результатом. У нее случались работы и получше. Это был китайский иероглиф, известный как «фу», ее фирменный знак. Ей было всего шестнадцать, и она весьма критически относилась к себе. Она знала, что талантлива. Она даже была принята для раннего зачисления в Академию дизайна Лос-Анджелеса.

Но это было важнее любой стипендии. Су-Лин посмотрела на часы. Тетя Лу уже в театре.

Она хмуро посмотрела на свое творение.

Ладно, сойдет.

Протянув руку, потрогала середину китайского иероглифа. Как обычно, тотчас ощутила знакомое покалывание, от которого стало жарко ее суставам. Тепло быстро распространилось вверх по руке и накрыло ее головокружительной волной. Символ на миг засветился, отгоняя мрачные тени темного переулка.

Готово.

Но прежде чем она успела убрать руку, ее запястье, словно чьи-то острые когти, пронзила ледяная боль. Глубоко, до самых костей. Издав сдавленный крик, она оторвала руку от стены и отшатнулась.

Су-Лин осмотрела запястье. Никаких следов, лишь эхо загадочного холодного прикосновения. Она потерла руку, пытаясь растопить лед, и прищурилась, вновь придирчиво разглядывая свою работу.

На стене ее ярко-малиновый знак почернел, став темнее, чем тени переулка.

Она продолжала массировать запястье, сгибая его то в одну сторону, то в другую и пытаясь понять, что произошло. Символический иероглиф – ее «метка» в последние три года – был точно таким же, как сотни других, которые она нарисовала по всему Лос-Анджелесу.

Я сделала что-то не так? Слишком поторопилась, работала слишком небрежно, допустила какую-то ужасную ошибку?

Тревога в ее груди превратилась в боль. Она была готова перерисовать знак, но у нее не было времени. Занавес в театре поднимется менее чем через пять минут. Тетя Лу уже наверняка сидит в частной ложе их семьи. Она терпеть не может необязательность и будет в ярости, если Су-Лин вновь опоздает.

Вскоре боль в руке утихла. Из краски исчезла чернота. Ее символ вновь засветился ярко-алым, как будто ничего не случилось.

В чем бы ни заключалась проблема, ее, похоже, больше нет. Сунув аэрозольный баллончик в сумочку, Су-Лин поспешила по переулку к поджидавшему ее лимузину.

Обернувшись напоследок, она потянулась к ручке двери. Ее иероглиф по-прежнему сиял на стене, словно брызги крови. Для большинства китайцев это был просто знак удачи, связанный с празднованием Нового года. Он представлял собой две руки, ставящие банку с рисовым вином на алтарь в качестве подношения.

Но для Су-Лин этот иероглиф, где бы она ни рисовала его, означал силу, защиту. Сегодня вечером в этом месте не будет никаких грабежей, и владелец магазинчика может спать спокойно.

По крайней мере, так ей хотелось думать. Это был ее маленький способ почтить память умершей матери и ее древние суеверия. Способ оставаться на связи с ней и с прошлым, которое они, мать и дочь, делили. Это прошлое уходило в глубь веков, к деревням посреди рисовых полей, где поутру благоухают цветущие вишни.

Вознеся матери молчаливую молитву, она забралась в лимузин. Следом за ней с близлежащего пляжа Хантингтон-Бич внутрь проник порыв морского бриза, несущий запах соли и легкого гниения. По телу Су-Лин пробежала дрожь.

Это просто рыба и водоросли, заверила она себя.

Сидевший за рулем Чарльз кивнул ей. Им не нужны были слова. Он был с ее семьей столько, сколько она себя помнила.

Но ей хотелось побыть одной, и она подняла стеклянную перегородку между ними и попыталась успокоиться. Перед ней в стекле маячило ее отражение. Длинные черные волосы были собраны в рыхлый узел, который удерживала пара изумрудных заколок, не давая им темным каскадом упасть ей на плечи и спину.

Ее глаза были того же цвета и сияли, как эти изумруды.

Как призрак матери.

В последние годы Су-Лин начала замечать, что постепенно она все больше становилась похожа на мать, словно ее поколение становилось другим. Боль одиночества и потери опустошила ее.

Она мысленно вернулась к их последнему свиданию, когда мать была уже на смертном одре, за несколько часов до того, как злокачественная лимфома отняла у нее жизнь. Больничная палата пропахла дезинфектантом и медицинским спиртом. Это было совсем не то место для ее хрупкой матери, верившей в пользу травяного чая, целительную силу статуй и иероглифов и в древние суеверия.

– Это теперь твое, си лоу чай, мое дитя, – прошептала ее мать, пододвигая к ней листок бумаги с больничной печатью. – Это наследие нашей семьи. Матери передавали его дочерям на протяжении тринадцати поколений. Ты – тринадцатое поколение, и это тринадцатый год твоего рождения. Это число наделено силой.

– Мама, отдохни, прошу тебя. Химиотерапия – вещь тяжелая. Тебе нужен сон.

Су-Лин взяла у матери листок и перевернула его. Красивым рукописным шрифтом мать нарисовала на нем китайский иероглиф удачи и счастья.

Фу.

– Моя маленькая розочка, теперь ты хранитель Города Ангелов, – сказала она с гордостью и печалью. Каждое слово давалось ей с великим трудом. – Жаль, что я не объяснила тебе раньше. Эти тайны могут быть раскрыты только после первой крови женского организма.

– Мама, пожалуйста… отдыхай…

Но мать продолжала говорить. Взгляд ее глаз был отсутствующим, затуманенным воспоминаниями и лекарствами.

Она рассказывала о пророческих снах и о том, как с помощью мазка краски на стене или двери можно поставить заслон порче. Су-Лин послушно внимала ей, одновременно слыша попискивание кардиомонитора, тихое бульканье капельницы, приглушенный шепот телевизора в коридоре.

Какое место занимали все эти древние истории, полные богов и призраков, в современном мире электрокардиограмм, биопсии и страховых полисов?

Наконец в палату, в тапочках на резиновой подошве, тихо вошла медсестра.

– Часы посещения закончились, мисс Чой.

Мать было запротестовала, но быстрый поцелуй дочери успокоил ее.

– Я вернусь завтра… после школы.

Воспользовавшись предлогом, Су-Лин выбежала из палаты – спасаясь не только от новых историй, но и от демона по имени рак.

– Смотри… остерегайся… – крикнула ей вслед мать. Но дверь палаты закрылась, заставив ее умолкнуть навсегда, и Су-Лин так и не услышала ее последних слов.

Той ночью мать впала в кому и умерла.

Су-Лин вспомнила, как смотрела на больничную бумагу, которую сжимала в руках.

Благословения и удача, – кисло подумала она. Можно подумать, это как-то помогло ее матери…

– Мы прибыли, мисс Чой, – сказал Чарльз, возвращая ее из прошлого в настоящее. Их лимузин затормозил возле тротуара перед театром в Санта-Монике.

Су-Лин стряхнула с себя задумчивость и соскользнула с сиденья. Водитель уже открыл дверь.

– Спасибо, Чарльз.

Выйдя, она увидела, что к ней по ступенькам торопится взволнованный юноша во взятом напрокат смокинге.

– Су! Ну, наконец-то!

Увидев его, она невольно улыбнулась, но не позволила улыбке достичь лица. Китайским девушкам не положено выказывать свои чувства. Как и ее знак, это еще один способ почтить помять матери и таким образом соблюсти древнюю традицию.

Молодой человек бросился к ней. Это был худой и долговязый парень, на голову выше ее. Смокинг болтался на нем, как на вешалке; длинные волосы собраны в хвост.

Бобби Томлинсон был ее ровесником. Они дружили с первого класса. Один из немногих ее друзей. Оба неудачники, что и свело их вместе.

Он был типичный компьютерный гик и любитель кино, она – застенчивая ученица, привыкшая говорить шепотом. Со временем их еще сильнее сблизила тайная любовь к граффити. Бобби познакомил ее с этим своим увлечением, когда ей было одиннадцать, и она тотчас подсела на него. Это был ее способ бросить вызов миру, в котором жила ее безнадежно больная мать; частица свободы и радости, помогавшей справиться с невыносимым горем и гневом. Следующие несколько лет они вместе бегали по улицам, прячась от полиции, чтобы всеми правдами и неправдами оставить свой след в городе в виде разноцветных брызг краски.

Стоило ей это вспомнить, как запертая внутри нее улыбка сделалась еще светлее. Бобби повел ее вверх по лестнице в фойе театра. И пока они шли, он сбивчиво рассказывал ей о своей новой должности стажера в кинокомпании «Титан Пикчерз».

– Завтра мы начинаем снимать мюзикл о вампирах, о котором я тебе рассказывал. Я буду помогать команде электриков!

Она посмотрела на него и вопросительно подняла бровь.

Бобби пожал плечами.

– Я тоже не знаю, что делают эти парни. Но меня отправили к ним.

Они вошли в частную ложу ее семьи, когда оркестр уже исполнял первые такты увертюры. Бобби посмотрел на нее. Его голубые глаза блестели задором. Ложа была пуста.

– Где тетя Лу? – спросила Су-Лин, ожидая застать здесь свою тетю.

– Она позвонила и сказала, что должна лично проконтролировать одну важную сделку в банке. Так что сегодня вечером мы здесь одни.

Су-Лин пришла в ужас от того, что оказалась наедине с Бобби. Нет, конечно, они провели вместе не один вечер, бегая по улицам от полиции. Но это было совсем другое. Сейчас они оба были нарядно одеты и делили это темное тесное пространство. Су-Лин была рада, что свет приглушен. Полумрак скрывал румянец на ее щеках.

Тем не менее, перед тем как войти в ложу, она замешкалась. Тут явно что-то не так. Балет был страстью тети Лу. Чего нельзя было сказать о них с Бобби. Плюс к этому, некая небольшая часть ее существа хотела сбежать, двигаться дальше, напуганная странным ощущением, что она оказалась в ловушке.

Су-Лин потерла запястье и повернулась к Бобби.

– Знаешь, раз тети Лу здесь нет, нам не нужно оставаться здесь. В Театре Граумана идет ретроспектива фильмов…

– Джорджа Пала! – закончил он за нее. – Я знаю! «Война миров». Фильмы о Синдбаде.

Су-Лин знала: Бобби обожает спецэффекты – от старомодных комбинированных съемок, где использовались миниатюрные модели и стоп-кадры, и до новейшей компьютерной графики. Во многих смыслах он, как и она, также угодил в ловушку между прошлым и настоящим, застряв между традицией и современностью.

– Тогда вперед! – сказала Су-Лин, проникаясь его воодушевлением.

Смеясь, они улизнули с балета, и лимузин довез их до Голливудского бульвара. Этим вечером они были единственными посетителями Китайского театра Граумана, одетыми в смокинг и нарядное шелковое платье. Проходя под огромным навесом, Бобби взял ее под руку, как будто они шагали по красной дорожке по случаю кинопремьеры. При этом глаза Су-Лин невольно подмечали древнюю китайскую символику и архитектуру старого театра. В ней опять пробудился призрак матери.

Но стоило им занять места, как ей снова передалось воодушевление Бобби, затмив все болезненные воспоминания. Он продолжал грузить ее рассказами о том, почему режиссер Джордж Пал считается истинным отцом современных спецэффектов и как техника стоп-кадра стала достоянием прошлого. Затем свет в зале погас, и начался первый фильм. Между ними тотчас воцарилось дружеское молчание. Они словно купались в мерцающем свете, отделявшем этот мир от мира иллюзий.

В какой-то момент ее рука оказалась в руке Бобби. Она не могла сказать, кто взял чью руку. Это произошло также естественно, как нанесение на стену мазка краски. И все же они не осмеливались смотреть друг на друга, взгляды обоих были устремлены на экран. Когда во время перерыва включили свет, Су-Лин повернулась к Бобби, готовая наполнить тишину пустыми словами. Она еще не была готова обсуждать, в какую сторону пойдут их отношения. Ее рука выскользнула из его руки.

– Бобби…

Внезапно ее грудь словно взорвалась болью. Этот взрыв, одновременно ледяной и огненный, поглотил все слова. Задыхаясь, Су-Лин упала на пол. В глазах у нее потемнело, и она провалилась в кромешную тьму.

И пока она погружалась в эту бездонную черноту, рядом с ней слышался омерзительный глумливый смех.

– В следующий раз, моя дорогая. В следующий раз ты станешь моей, – раздался голос, такой жуткий и ледяной, что в ее жилах тотчас застыла кровь. В голове промелькнул образ владельца магазина «Севен-Илевен»; тот лежит лицом вверх в растекающейся луже крови, а в его груди зияет рваная рана…

А затем вновь ничего, одна только тьма.

Но потом реальность вернулась в фокус, и она увидела перед собой лицо Бобби. Увидела, как шевелятся его губы, но ей потребовалось время, чтобы понять, что он говорит.

– …ушиблась? Су-Лин, с тобой все в порядке?

Она попыталась сесть.

– Да. Вроде бы.

– Может, вызвать врача? Похоже, ты упала в обморок.

– Нет, Бобби. Мне просто нужно домой.

Воздух в кинотеатре как будто сделался разреженным и холодным.

– Я поеду с тобой.

У нее не было сил возражать. Едва волоча ноги и опираясь на плечо Бобби, она вышла из кинотеатра к лимузину, точнее, он ее вынес.

– Нам нужно отвезти ее домой, – сказал Бобби Чарльзу.

– Пожалуйста… можно по пути проехать мимо магазина «Севен-Илевен»? – прошептала Су-Лин, рухнув на кожаное сиденье.

Она должна была убедиться.

Бобби сел рядом с ней и обменялся тревожным взглядом с Чарльзом.

Вскоре они уже неслись по хайвею. На их счастье, движение в этот час было слабым. Жадно ловя ртом воздух, Су-Лин смотрела в окно, вцепившись в край своего сиденья побелевшими от напряжения пальцами.

Стоило им выехать на бульвар Санта-Моника, как движение застопорилось. Вокруг царил хаос автомобильных сирен и мигалок.

Полицейские машины столпились перед магазином «Севен-Илевен». Освещенный красными вспышками, полицейский махнул им рукой – мол, поезжайте дальше. Лимузин скользнул мимо магазина, и Су-Лин увидела, как фельдшер затолкал в карету «Скорой помощи» прикрытую простыней каталку.

– Хотите остановиться, мисс?

– Нет.

Она увидела то, что ей нужно было увидеть.

– Ты ведь пометила этот магазин, верно? – спросил Бобби, касаясь ее руки, словно почувствовал ее боль.

Она кивнула.

– Но ты не закончила свою метку? Как тогда, в Лагуне?

Су-Лин вспомнила. Это случилось в первые дни после того, как она взяла на себя роль защитницы города.

Тогда Су-Лин еще плохо верила в себя. Она испугалась и позволила полиции прогнать их прежде, чем закончила рисовать свой знак. Вскоре после этого магазин был уничтожен пожаром.

Даже после этого ее все еще терзали сомнения. Как и сейчас. Она использовала иероглиф фу в честь матери, чтобы почтить ее память. Это был ее долг перед традицией, рожденной чувством вины и утраты.

И вот теперь это…

– Нет, – тихо ответила Су-Лин. – Я ее закончила, эту метку. Тут дело в чем-то другом. – Она вспомнила ледяной коготь, царапнувший ее грудь, и жуткий сатанинский смех. И тут ее как будто прорвало.

Су-Лин чувствовала себя глупо, рассказывая ему все, но она знала: все ее слова до единого были сущей правдой.

– Мне кажется, некая сила знает обо мне… и охотится на меня.

Бобби молчал. Су-Лин понимала: он не в состоянии полностью осознать услышанное и, вероятно, не очень-то верит в ее силы. Хотя именно он пристрастил ее к граффити. Бобби также знал, как глубоко ранила ее смерть матери. Однажды она поделилась с ним историями, услышанными от матери, о мистических способностях, якобы передававшихся в их семье по женской линии. Заинтригованный Бобби предложил использовать иероглиф фу в качестве ее новой метки, чтобы добавить вес и цель их совместным ночным вылазкам. С этого все и началось.

Но в глубине души – гораздо глубже, чем она была готова признать – Су-Лин всегда помнила, что за этим кроется нечто большее. Она не могла этого объяснить. Трагедии притягивали ее, взывали к ней, и с помощью баллончика с краской она могла неким образом их предотвратить.

До сегодняшнего дня.

– Что ты будешь делать? – наконец спросил Бобби.

– Не знаю.

– Может, мне позвонить тетушке Лу?

Су-Лин нахмурилась. После смерти матери ее младшая сестра, тетушка Лу, взяла ее к себе. Практичная и серьезная, тетя была кредитным специалистом в Банке Америки. Она презирала древние традиции, которыми так дорожила мать Су-Лин.

– Я не уверена, что в данном случае тетушка Лу сможет помочь.

Да и вряд ли захочет. Но она вполне может что-то знать, что поможет понять, что происходит.

Выбора не было. Су-Лин достала свой айфон и дрожащими пальцами нашла в телефонной книге номер тетушки. Бобби протянул руку и накрыл ее ладонь своей. Легонько сжав ее пальцы, взял у нее телефон.

– Давай лучше я.

– Спасибо.

Пытаясь сдержать дрожь, она сложила руки на коленях и, пока Бобби набирал номер ее тети, смотрела в окно. Его голос растворился в гуле транспортного потока.

Всю дорогу домой Су-Лин ломала голову, пытаясь понять случившееся. Кто-то знал о ее занятии. Или не кто-то, а что-то… Ее взгляд внезапно остекленел, зрение сузилось до сплошной темноты. Она слепо вцепилась в руку Бобби, цепляясь за него, как тонущий за соломинку.

Но на этот раз Су-Лин знала, что происходит.

Ей открылось видение. Она увидела все.

Затем возникает пустая кирпичная стена… под выездным знаком на Риверсайд… выше скрытой линии разлома.

Она поняла, что это значит. Пустая стена – это ее следующее живописное полотно. Стена взывала к ней, молила защитить город от грядущей трагедии.

Вскоре видение начало меркнуть. Су-Лин одновременно испытала и облегчение и страх. Даже спустя три года эти призывы пугали ее до мозга костей. Она больше не могла отмахиваться от них, как от совпадений или ночных кошмаров, порожденных тревогой и чувством вины. Как только крики умирающих умолкли, вновь прозвучал знакомый глумливый смех.

Су-Лин узнала эту злобную насмешку. Это был тот, кто охотился на нее. Он раскрывал себя, давал знать о своем присутствии. Это был одновременно и вызов и предостережение.

Бобби обнял ее за плечи и привлек к себе.

– Что не так, Су?

Она зарылась лицом в ладони – не хотела, чтобы Бобби увидел ее такой растерянной и испуганной. В глубине ее сознания, заглушая крики гибнущих людей, раздавался все тот же мерзкий смех.

– Землетрясение. Завтра, – наконец прошептала Су-Лин, уткнувшись лицом в его смокинг. – Я могу остановить его, но он попытается остановить меня.

– Кто он?

– Не знаю, но нам нужно спешить. Мне нужны ответы.

– …просто старые байки. – Тетушка Лу расхаживала по красному марокканскому ковру, устилавшему пол гостиной. Вслед за ней тянулся шлейф сигаретного дыма. Она была коренастая, с короткой, почти мужской стрижкой. В ней не было ни малейшего намека на изящество и грацию матери Су-Лин. – Суеверная чушь. Все эти благовония и прочая псевдорелигия.

– Тетя, у меня нет времени на разговоры. Ты всю мою жизнь хранила от меня секреты. – Су-Лин, сидевшая на кожаном диване рядом с Бобби, выпрямилась. – Мама знала, что у меня есть способности, и она наверняка рассказывала тебе.

– Су-Лин, неужели ты действительно веришь…

– Что-то охотится за мной, – перебила она тетю. – И я это знаю.

По лицу ее тети промелькнула тень.

– Чтобы заполучить меня, это нечто уничтожит наш город, – добавила Су-Лин.

Тетя Лу отвернулась и принялась рассматривать рисунки на старинной китайской вазе.

– Если ты права, значит, он нашел тебя, – еле слышно прошептала она.

Сердце Су-Лин замерло.

– Кто он?

Но тетя даже не повернула головы, словно боялась столкнуться воочию с этим загадочным нечто. Он не вписывался в ее мир электронных таблиц и финансовых оценок.

– Пожалуйста, тетя, кто? Скажи, я прошу тебя!

– Гуи соу, – наконец прошептала тетя, словно прогибаясь под тяжестью древней истории. – Демон.

При звуке этих слогов внутри Су-Лин как будто что-то шевельнулось. Зверь получил свое имя, гуи соу, и ее тело его узнало.

– Что тебе известно, тетя?

– Только сказки, которые рассказывают детям, чтобы уложить их в постель. Ничего, кроме легенд и мифов.

Су-Лин прошла через комнату и обняла ее сзади. Тетя Лу дрогнула в ее объятиях.

– Это не мифы, тетя. Это правда, как и моя плоть.

Но тетя высвободилась из ее объятий и подошла к камину.

– Я отказывалась в это верить.

– Но почему?

– Семейные истории повествуют о бесчестье. О трусости и позоре. Наша семья в свое время опозорила себя. Я должна была рассказать тебе, когда ты достигла совершеннолетия. Но мне это казалось выдумками. Я думала, что, скрыв нашу семейную тайну, смогу уберечь тебя от ненужного стыда.

– Ничего не понимаю. Имея эту силу, по идее, нужно ею гордиться, а не стыдиться ее.

Тетушка загасила сигарету в хрустальной пепельнице.

– Так и было. Когда-то. Наш клан был в числе тридцати пяти избранных семей, по одному из каждой провинции Китая. На каждую семью была возложена обязанность защищать свою провинцию. Наша семья охраняла провинцию Шаньдун на побережье Желтого моря. Мы были уважаемым кланом в Китае.

– Так что же случилось? – не выдержал Бобби.

– Считается, что боги порядка и хаоса вечно воюют между собой. Семьи-защитницы стали частью этого баланса сил. Они получили в дар умение разрывать некоторые нити хаоса и предотвращать бедствия.

– Как и я, – прошептала Су-Лин.

Тетя кивнула и села на подлокотник кресла.

– Да. Но за прошедшие века Повелитель Хаоса пришел в ярость от нашего вмешательства – и из части своей селезенки, гуи соу, сделал охотника, чтобы тот уничтожил кланы-защитники. Этого охотника выпустили в мир, и многие были убиты, прежде чем семьи наконец объединились. Каждая семья послала одного своего представителя, чтобы они совместными усилиями поймали охотника в западню. Чтобы окружить зверя и загнать его в ловушку, потребовалось тридцать пять защитников, но до того, как заклинание было завершено, один участник, представитель нашей семьи, испугался и сбежал. Круг разомкнулся, и заклинание утратило силу. Охотник уничтожил оставшихся стражей, убил тридцать четыре человека. Наша опальная семья была изгнана из Китая. После десятилетий странствий мы в конце концов поселились здесь.

– А что стало со зверем?

– Говорят, что во время неудачного нападения гуи соу был ранен, но как только восстановит свои силы, он вернется в наш мир, чтобы полностью покончить с кругом хранителей. Он знает, что сила хранителя передается только одному представителю каждого поколения. – Тетя Лу в упор посмотрела на нее. – А от этой линии остался только один представитель.

Су-Лин вернулась к дивану и рухнула на него.

– И конечно же, это я.

Тетя Лу молча кивнула.

Бобби взял ее за руку, молча напоминая ей, что она не одна.

– И как я остановлю демона? В прошлом для этого требовалось тридцать пять опытных стражей. Я же одна. Где я найду остальных до того, как взойдет солнце?

– Не знаю. Мне больше ничего неизвестно.

Су-Лин закрыла глаза. Если ничего не предпринять, Лос-Анджелес обречен.

Но как она может сразиться с демоном в одиночку?

Из коридора раздался бой старинных напольных часов, фамильной реликвии трех поколений семьи. Бом! Час ночи. Время на исходе. И тут подал голос Бобби:

– У меня есть идея. Правда, довольно необычная…

Су-Лин с сомнением повернулась к нему.

– Это какая?

– Магия.

В два часа ночи в студии все еще кипела жизнь. Ярко горели прожекторы и натриевые лампы. Ковбои в джинсах из нового вестерна смешались с толпой с ниндзя в черных одеждах из боевика, а между ними сновали костюмеры и операторы из съемочной группы.

Никто не обратил внимания на Су-Лин и Бобби, пока те пробегали через съемочный павильон.

– Что, если нас поймают? – спросила она, цепляясь за него.

Бобби указал на свою спину. Он сменил смокинг на куртку, спину которой украшал логотип киностудии «Титан Пикчерс».

– Ее выдали мне как стажеру. Никто даже не посмотрит в нашу сторону.

Похоже, его слова ее не убедили.

– Не переживай, – заверил ее Бобби. – Это страна иллюзий. Главное – не то, кто ты есть, а то, за кого тебя принимают.

И он поднял воротник куртки.

Наконец студийная суматоха осталась позади, и они направились в более тихую часть студии. Су-Лин огляделась по сторонам. Бобби так толком и не объяснил ей свой замысел.

– Куда мы идем?

Ее друг молча шагал дальше.

– Бобби…

Остановившись, он повернулся к ней.

– Если этот, как ты утверждаешь, демон следит за тобой, возможно, нам лучше не посвящать его в наши планы. На данный момент, чем меньше ты знаешь, тем лучше.

Впервые она заметила на его лице страх. Внезапно Бобби сделался и старше и моложе одновременно. Его полные тревоги глаза сияли в темноте. Но было за этим что-то еще, нечто такое, что всегда было там, только она раньше этого не замечала. До сих пор.

– Тебе не обязательно это делать, – сказал Бобби. – Еще не поздно. Мы могли бы позвонить нашим родным. Могли бы сбежать отсюда.

В его словах звучал обычный задор, но Су-Лин знала: этот задор притворный, такая же иллюзия, как и все остальное в студии. Бобби действительно хотел, чтобы она поскорее уехала из города, чтобы осталась жива.

Су-Лин понимала его страх и то, что крылось под ним. Это дало ей силы податься вперед и приподняться на мыски. И когда только Бобби успел так вымахать?

Она нежно поцеловала его в щеку, вновь опустилась на пятки и твердо сказала:

– Я никуда не уеду. Это наш город.

Бобби улыбнулся и покраснел до ушей.

– И это правильно.

Повернувшись на пятках, он повел ее прочь. И вновь ее рука каким-то образом скользнула в его ладонь. Они поспешили по лабиринту закоулков киностудии, пока Бобби не остановился перед зеленой дверью с надписью «С/Э».

– Спецэффекты? – спросила Су-Лин, сбитая с толку. – Ничего не понимаю.

Бобби наконец снизошел до ответа.

– Похоже, наступил тот момент, когда нужно кое-что объяснить тебе.

И он изложил ей свой план. Су-Лин выслушала его, вытаращив глаза.

– Ты с ума сошел? – ахнула она и шлепнула его по плечу.

Он потер руку и пожал плечами.

– Ну, если у тебя есть план получше.

Увы, плана у нее не было – и уж, конечно, не было времени, чтобы придумать что-то еще. Ей ничего другого не оставалось, кроме как поверить, что Бобби знает, что делает.

– Хорошо. Тогда давай сделаем это.

Его улыбка стала шире.

– Кто знал, что все так легко и просто?

– Молчи.

С помощью ключ-карты Бобби открыл дверь и вошел в студию спецэффектов. Су-Лин последовала за ним в рабочую комнату на втором этаже. Помещение было заставлено компьютерным оборудованием, гигантскими плазменными мониторами. К нему примыкала еще одна студия, с зеленым экраном.

– Ты знаешь, как все это включить?

Бобби посмотрел на нее так, словно хотел спросить: «За кого ты меня принимаешь?»

– Кто из нас вырос на игровых приставках «Икс-бокс», а в девять лет смог с нуля собрать свой собственный компьютер? Кроме того, как стажер, я провел здесь несколько недель, принося монтажерам кофе и пончики. Я узнал все, что мог. Ты удивишься, когда узнаешь, какие двери открывает мокко-латте с двойными сливками.

Су-Лин огляделась по сторонам.

– Что я должна сделать?

– Во-первых, тебе понадобится новый наряд. – Бобби указал на ряд черных эластичных комбинезонов на крючках вешалки. На комбинезоны были наклеены шарики для пинг-понга. – Можешь переодеться за этой занавеской.

Она глубоко вздохнула, схватила самый маленький из комбинезонов и отступила за занавеску. Быстро сняв бюстгальтер и трусики, натянула на себя тесный комбинезон. А когда закончила, посмотрела на свое тело. Эластичная ткань липла к ней, как вторая кожа. Су-Лин тотчас почувствовала себя голой и… круглой дурой. Белые шарики для пинг-понга подчеркивали каждый сустав, каждый изгиб ее тела.

– Где ты там застряла? – окликнул ее Бобби. – У меня все готово.

Она вышла из-за занавеса и предупреждающе подняла руку.

– Ни слова!

При виде ее у Бобби отвисла челюсть. Он тотчас поднял к подбородку палец и закрыл рот, но его улыбка осталась – и говорила она о многом.

Бобби подошел к ней и протянул очки, похожие на большую черную маску для подводного плавания. От очков тянулись черные провода.

– Что теперь? – спросила Су-Лин.

Он указал на соседнюю студию со стенами, затянутыми чем-то зеленым.

– Костюм лучше всего работает на фоне зеленого экрана. Надень защитные очки, и ты увидишь все, что я делаю на компьютере.

Бобби провел ее в пустую студию и помог надеть тяжелые очки. Внутри маски был один большой цифровой экран. Перед глазами Су-Лин возникла компьютеризированная тестовая таблица.

– Хорошо, – сказал Бобби. – Просто стой там, пока я не дам команду.

– И что тогда?

– Делай то, что ты делаешь лучше всего. И пока ты будешь рисовать, я возьму на себя управление процессом.

Су-Лин услышала, как он подключил провода к розетке и вышел из студии. Дверь закрылась. Она внезапно почувствовала себя ужасно одинокой. За эти годы Су-Лин прониклась подозрением к технике – в свое время медицинское оборудование так и не сумело сохранить жизнь ее матери. Неудивительно, что она обратилась к тому, что любила ее мать: простоте краски на холсте, брызгам краски на стенах. Для нее это было сродни волшебству. Холодный и бездушный мир компьютерных технологий остался ей чужд.

Зато для Бобби это был родной мир, естественная среда обитания. Она должна была довериться ему… и она доверилась.

В крошечных динамиках, встроенных в защитные очки, послышался голос Бобби.

– Су, помаши мне руками. Хочу убедиться, что компьютер правильно фиксирует твои движения.

Чувствуя себя глупо, она тем не менее выполнила его просьбу.

– Отлично! Идеальная калибровка. Я тебя включаю.

Тестовый рисунок в ее очках исчез, и Су-Лин обнаружила, что видит перед собой новый мир. Казалось, будто она стоит перед мольбертом посреди луга, окруженная со всех сторон полевыми цветами. Вокруг нее от цветка к цветку порхали бабочки, над головой кружились и щебетали птицы. Она подняла руку, загораживая слепящий солнечный свет – но перед ней поднялась не ее рука, а ее компьютерная копия.

– Не слишком ярко? – прошептал из крошечных динамиков в очках голос Бобби. – Трудно судить по монитору.

– Да… слишком ярко, режет глаза.

– Сейчас уменьшу яркость.

Су-Лин прищурилась и стала разглядывать луг. Солнце внезапно опустилось к горизонту, тени стали длиннее.

– Ну как? – спросил Бобби.

– Вот теперь лучше, – сказала она. – Но что я должна делать?

– Нарисуй свой знак, Су. Он привлекал зверя раньше. Замани его в виртуальный мир. А я запишу его отсюда.

Собрав нервы в кулак, она сделала резкий вдох и потянулась к кисти и палитре масляных красок. Хотя на самом деле перед ней ничего не было, движение и реакция были идеальными, как в настоящей жизни. Су-Лин была готова поклясться, что почти почувствовала в одной руке кисть, а в другой – палитру.

После нескольких неуклюжих попыток она нашла свой обычный ритм. Набрав на виртуальную кисть краску, осторожно сделала первый мазок, алый на белом холсте. Еще несколько секунд – и к первому мазку добавились остальные тринадцать. Ее метка была готова.

Сжимая в руке виртуальную кисть, она ждала.

Ничего не произошло.

– Бобби?

– Ты правильно нарисовала знак, Су?

Она придирчиво присмотрелась. Получилось идеально.

И тут Су-Лин вспомнила. А вспомнив, тотчас ткнула пальцем в пустой воздух. Одновременно в другом мире сгенерированный компьютером палец потянулся к центру нарисованного на холсте иероглифа. Как только был установлен контакт, по ее руке пробежало знакомое покалывание. Она напряглась и, затаив дыхание, выждала нескольких ударов сердца.

По-прежнему ничего.

Она начала опускать руку, как вдруг ее запястье пронзил ледяной холод.

Ей отчаянно хотелось отдернуть руку, как то было раньше, но Су-Лин знала: на этот раз она должна стоять твердо, держаться крепко, не позорить семью, – как ее далекий предок много веков назад.

В ее сознание, словно давно забытые сны, хлынули чужие образы. Вспомнилась провинция Шаньдун, солнце, встающее над Желтым морем. Су-Лин вспомнила рыбалку вместе с братьями, лепестки цветущей вишни, плавающие на воде. Вспомнила свою первую любовь, Ван Ли, вспомнила, как тот отвернулся от нее после ее позора…

– Су? – В голосе Бобби слышалась растерянность. – Что ты делаешь? На экране, где должна быть ты, какая-то старуха в халате.

Паря между прошлым и настоящим, Су-Лин едва слышала его. По мере того как ее наполняли старые воспоминания, к ней начало приходить понимание.

– Это подруга, – в конце концов пробормотала она, зная, что это правда. – Я не совсем понимаю, что происходит, но твоя догадка была верной. Оно приближается. Я это чувствую. Как электричество перед грозой.

Холод пополз вверх по ее руке, в поисках сердца. Затем послышался сухой смех, старческий и надтреснутый, и рассыпался в слова.

– Наконец-то я тебя нашел, так далеко, мой маленький цветочек…

В ее сознание вторглись смутные воспоминания. Туманная долина, окруженная высокими деревьями, мычание буйволов с дальнего рисового поля, и существо из ночных кошмаров, с его глумливым голосом.

Губы Су-Лин зашевелились, но она не знала, кто говорит: она сама или ее предок.

– Гуи соу.

И снова жуткий смех.

– Смотрю, ты знаешь мое имя. Ты хорошо спряталась за эти годы, забралась так далеко… Но теперь я пришел за тобой. Как только я обрету свободу – смогу свободно перемещаться по миру людей, – я стану носить тебя, как украшение.

С цветущего луга на полу поднялся туман и превратился в старческое лицо, желтое и сморщенное, как сухой абрикос. Его губы растянулись в ухмылке, обнажив острые клыки. Туман продолжал окружать Су-Лин, образуя кольца змеи и когтистую лапу рептилии, сжимавшую ее запястье.

В ней тотчас, словно дым от потушенного костра, проснулись былые страхи.

Голова пульсировала, мир накренился, перед глазами все поплыло.

– Су-Лин!

Голос Бобби вернул ее в настоящее.

– Я вижу на мониторе этого монстра. Уходи оттуда!

Из тумана возникло чешуйчатое, утыканное шипами тело зверя. Су-Лин уже было отдернула руку, но ей в голову вторглась чужая мысль.

Нет, стой твердо, дитя. Ты должна дать ему отпор.

– Су, я закрываю программу.

– Нет, Бобби! – закричала Су-Лин. Наконец она все поняла. – Круг не завершен. Он последует за мной.

– Пусть только попробует! – пригрозил Бобби. – Он еще пожалеет, что связался со мной.

Его слова, полные храбрости и любви, пробудили в памяти более свежие воспоминания. Они с Бобби бегут по переулкам. Бегут от полицейских и членов уличной банды и смеются. Оставляют метки по всему городу. Моему городу! Нашему городу!

– Просто делай, как мы планировали, – сказала она. – Замкни круг.

Гуи соу подался ближе, словно что-то заподозрив. Его дыхание источало смрад, как развёрстая могила.

– С кем это ты разговариваешь, малышка? Возносишь молитвы? Даже не утруждай себя, обращаясь за помощью к твоим жалким хилым богам. Молитвы тебя не спасут.

– Кому нужны молитвы, когда имеешь друзей, которые тебя любят? – И она знала, что это правда. – Давай, Бобби!

– Задействую копии!

На пустом лугу внезапно появились еще тридцать четыре мольберта, точные копии ее собственного. И тут же расположились по кругу. Затем замелькали руки без тел, повторяя то, что ранее нарисовала она. Тридцать четыре руки взяли кисти и палитры и синхронно нарисовали одинаковые знаки. Затем все они потянулись вперед, чтобы коснуться центра своих иероглифов.

На желтушном лице существа мелькнуло замешательство. Его огненные глаза заметались по всему лугу. Когти, сжимавшие руку Су-Лин, исчезли в тумане. Змеиные кольца растворились в серой пелене. Глумливое лицо приблизилось.

– Что это за хитрость, ведьма?

Она знала ответ.

– Заклинание, нарушенное давным-давно, соткано снова.

– Это невозможно. Здесь нет других стражей. Что за обман?

Подобрав свои туманы, как женщина подбирает юбки, гуи соу заскользил по лугу. Он попытался вырваться из круга, но был остановлен незримой стеной силы. Распластал на барьере свои туманы, нащупывая отверстие. Затем с визгом заметался взад и вперед по лугу, кидаясь на стены своей новой тюрьмы.

Спустя минуту демон оставил попытки и набросился на нее.

– Опусти руку, ведьма, разорви круг, и я позволю тебе снова сбежать.

Все тот же старый трюк.

– Не в этом веке, – усмехнулась Су-Лин.

– Ты не можешь стоять там вечно, – выкрикнул он, в ярости вставая на дыбы. – Ты устанешь! И тогда я сожру тебя!

Су-Лин, глянув на монстра, надменно выгнула бровь.

– В самом деле? Тогда позволь мне приветствовать тебя в новом тысячелетии! Ты – всего лишь призрак прошлого. И в прошлом ты и останешься. Запертый навсегда в памяти… И громко крикнула: – Бобби, давай!

– Сохраняю запись на диск!

Мир в очках отступил назад, сжимаясь буквально на глазах, пока цифровое окно не стало размером с почтовую марку. И тогда Су-Лин увидела их. Они появились за остальными мольбертами: китайские женщины разного возраста, растерзанные провинциальные стражи из древнего прошлого. И поклонились ей, признавая древний долг, оплаченный сполна.

В последний момент до нее донесся шепот, полный любви и гордости.

Си лоу чай…

Она узнала этот голос, эти нежные слова. К глазам тотчас подступили слезы, откуда-то из глубин сердца хлынула нежность.

– Мама…

Ее наполнило тепло, но слабая связь уже начала исчезать. Су-Лин из последних сил пыталась удержать ее, но это было все равно что пытаться схватить дым. Связь завершена, как то и должно быть. Это был не ее мир.

Но тепло внутри нее осталось.

Истинный призрак ее матери.

Ее вечная любовь.

В очках возникло изображение с рабочего стола компьютера. Оно застыло на последней картинке: тридцать пять стражей, окружившие демона.

Затем этот файл пополз к иконке папки. На папку был наложен значок кодового замка. Щелчок – и замок закрылся.

– Готово! – крикнул Бобби.

Су-Лин глубоко вздохнула и сняла очки.

Она снова стояла в пустой студии. За ее спиной распахнулась дверь, и внутрь ворвался Бобби.

– Су, с тобой все в порядке? – с тревогой спросил он, увидев ее лицо.

Она вытерла слезы.

– Спрашиваешь! Лучше не бывает.

И это была правда. Бобби подошел ближе и вручил ей диск. Его поверхность покрывала тонкая корочка инея.

– Он ведь теперь в ловушке, верно?

Су-Лин кивнула и взяла у него диск.

– Я очень надеюсь.

– Итак, мы одержали победу, – сказал Бобби со вздохом облегчения. – Правда, только в битве, но не в войне.

Она знала: гуи соу – это лишь малая часть Владыки Хаоса. В Риверсайде все еще была стена, которая ждала, когда Су-Лин нанесет на нее свой знак, иначе на рассвете Лос-Анджелес действительно рухнет в тартарары.

Бобби встал перед ней.

– Что теперь?

– Пора за работу. У тебя есть баллончик с краской?

Он обиженно поднял брови – мол, за кого ты меня принимаешь?

– Конечно, есть.

Су-Лин наклонилась и снова встала на цыпочки. На этот раз она поцеловала его в губы.

– Тогда давай спасем мир.