Последний, кто брал Рейхстаг

В декабре 2015 года центральные газеты сообщили печальную новость: в Петербурге умер Н.М. Беляев – последний остававшийся в живых участник штурма Рейхстага. Ему было 93 года.

Он родился в 1922 году. После окончания восьми классов работал в газете. В 1941‐м добровольцем ушел на фронт. Свою службу начал подносчиком в третьей минометной роте 58‐го стрелкового полка 52‐й стрелковой дивизии. В 1945‐м, во время штурма Рейхстага, комсорг 756‐го стрелкового полка 150‐й Идрицкой стрелковой дивизии лейтенант Беляев был в группе прикрытия, следовавшей за знаменной группой. После капитуляции гарнизона он оставил на стене Рейхстага надпись «Наша Лиза» в память о Лизе Чайкиной, расстрелянной фашистами в годы войны.

В дальнейшем Н.М. Беляев служил на Тихоокеанском флоте, а после увольнения еще 40 лет работал в Ленинграде на фабрике «Красное знамя». На пенсии возглавлял спортивно-технический клуб, неоднократно бывал в Берлине в дни празднования годовщин Победы и все свободное время посвящал историко-патриотической работе с молодежью. В день своего 90‐летнего юбилея он совершил полуденный выстрел из пушки Петропавловской крепости.

И вот его не стало! Не стало последнего остававшегося в живых участника штурма Рейхстага! Однако через некоторое время в редакции «Московского комсомольца» раздался телефонный звонок:

– Сказали, что Беляев был последним, а как же я? Ведь я тоже участвовал в этом знаменитом бою!

Звонившим оказался Лев Юрьевич Зубилевич. Он тоже родился в 1922 году. Окончил среднюю школу. Увлекался радио. На Всесоюзном конкурсе радиолюбителей занял 1‐место. Работал на районном радиоузле.

В августе 1941‐го его призвали в армию и направили в Ульяновское училище связи, где обучался до осени 1942 года. На фронт Лев Юрьевич попал зимой 1943 года, а в первый бой вступил 23 февраля. Весной 1945‐го Зубилевич – лейтенант, командир взвода радиосвязи 674‐го стрелкового полка 150‐й стрелковой Идрицкой дивизии. Вот что он рассказал А. Добровольскому о том времени: «– Вместе с другими частями 1‐го Белорусского мы в середине апреля 1945 года перешли в решительное наступление. Перед началом его на левом берегу Одера имелся лишь один советский плацдарм – Кюстринский. Иза три дня до начала операции вся наша 3‐я ударная армия втиснулась на этот «пятачок». Там буквально ступить было некуда. Переправлялись через Одер по понтонной переправе, которую немцы все время обстреливали.

В наступательных действиях принимали участие все девять дивизий армии. Основные сражения завязались южнее нас – в районе Зееловских высот. А у нас бои были не сказать что очень ожесточенные – немцы здесь не так сильно сопротивлялись. Поэтому мы без особых проблем достигли северных пригородов Берлина. Не пытаясь отвоевывать кварталы немецкой столицы, прошли еще дальше на запад, там развернулись и двинули в противоположном направлении – на восток. То есть наступали на Берлин как бы с тыла, двигаясь навстречу другим советским войскам. Неприятель предполагал, что наше наступление на Рейхстаг будет с востока и, конечно, большинство своих сил сосредоточил именно с той стороны. А против нас с запада таких мощных оборонительных рубежей не было.

“Главное здание Третьего рейха” брали два полка 150-й дивизии – наш 674‐й и 756‐й. У меня сохранилось несколько фотографий, на которых запечатлены офицеры, руководившие этим штурмом и участвовавшие в нем.

Вот лейтенант Сорокин – командир разведвзвода. Он со своими лихими ребятами еще днем 30 апреля повесил на скульптурной группе над входом в Рейхстаг штурмовое красное знамя 674‐го полка…

Давыдов, комбат. Насколько я помню, он до 28 апреля находился в офицерском резерве. А 28‐го немцы неожиданно напали на штаб нашего полка. Командир в это время проводил совещание: как будем завтра брать Рейхстаг. В числе других офицеров присутствовал и командир 1‐го батальона Твердохлеб. Штаб находился в подвале одного из берлинских домов. А немцы вдруг сумели оказаться на верхних этажах и оттуда стали бросать гранаты. Твердохлеб говорит: я сейчас свой батальон приведу, чтобы немцев отогнать подальше. Только вышел из подвала на улицу – и тут же упал, сраженный осколком прямо в дверях! После этого из резерва взяли Давыдова и назначили комбатом. Под его командованием батальон назавтра участвовал в штурме Рейхстага – так Давыдов буквально за два дня боев прославился, попал в историю войны.

Тут надо уточнить, что на самом деле в штурме Рейхстага участвовало не два полка, а фактически два батальона. Поскольку еще с рубежа Одера – с самого начала наступления – полки дивизии не получали пополнения, то в результате больших потерь каждый полк мог выставить для штурма Рейхстага лишь один полноценный батальон, в который и были сведены остатки всех обескровленных батальонов. Так что в обоих полках на тот момент было по одному командиру и одному комбату.

– А вы где находились во время этих решающих событий?

– При штурме Рейхстага моей задачей было обеспечивать радиосвязь «сверху – вниз» – от командира полка к командиру батальона. Еще дней за пять до того случился у нас бой с немцами, неожиданно напавшими на полковой штаб. Во время него был убит начштаба, а кроме того, пострадала в основном наша рота связи, из офицеров-связистов в строю остался я один, остальные погибли или были ранены.

Мне там, в Берлине 1945‐го, судьба не раз улыбалась – отводила смерть. Хорошо помню один из случаев. Накануне штурма приехал в полк начсвязи дивизии. Мы с ним обсуждаем, как будем организовывать связь при штурме Рейхстага, – вдруг рядом взрывается немецкая граната, и ему осколок попадает в бедро, перебивает артерию. Медсестра так и не смогла остановить кровотечение…

Когда брали Рейхстаг, мы были совсем неподалеку, в подвале “дома Гиммлера” – здания рейхсканцелярии, где находился наблюдательный пункт командира полка. Вот тут командир полка подполковник Плеходанов сидит, тут рация для связи с батальоном Давыдова, при ней радист Михаил Мишин и я рядом. Главная моя задача: в случае если возникала какая-то неполадка в работе рации, я как специалист должен разобраться и быстренько исправить. А то ведь в связисты набрали ребят, которые и паяльника-то в руках не держали, не знали, что такое радиолампа, что такое сопротивление… Приходилось всю технику во взводе самому ремонтировать.

В самый глухой час ночи с 1 на 2 мая вдруг принимаем по нашей полковой радиосвязи сообщение от какого-то “чужака”. Как выяснилось, это вклинились в эфир немцы. Они сообщили о том, что берлинский гарнизон – а его зона боевых действий к тому времени уже ужалась до «пятачка» вокруг Рейхстага – готов обсудить условия капитуляции.

– Но почему немецкое командование обратилось с этим к простому командиру полка?

– Дело в том, что в зоне возле Рейхстага действовали две частотные сети – 674‐го и 756‐го полков. Возможно, слышимость по нашей полковой радиосети была лучше, поэтому немцы и “влезли” со своим обращением именно в нее… При этом их “диктор” говорил на чистейшем русском языке, без акцента. Так что радист Миша и я, первыми услышавшие это обращение, быстро поняли, что происходит. Конечно, сразу переключили рацию на режим громкой связи. Плеходанов находился в двух шагах от нас. Подполковник тут же проинформировал о немецком заявлении командира дивизии, оттуда эта информация ушла еще выше…

– А кто же «с той стороны» говорил по радио?

– Я не знаю, кто конкретно из гитлеровцев озвучил через нашу сеть готовность капитулировать. У нас в полку вообще никто этого не знал… Ответ советского командования на полученное обращение был передан уже не через нас, а с армейской штабной радиостанции. Немцам предложили, чтобы в 6 утра перед главным входом в Рейхстаг построились все их части, сложив предварительно свое оружие в определенном месте. Как и многие другие офицеры нашего полка, я присутствовал утром 2 мая при этой капитуляции. В общей сложности сдались менее 2 тысяч гитлеровцев – все, кто еще уцелел к тому времени в здании Рейхстага и соседних с ним домах.

Уже вечером того же дня мы получили приказ передислоцироваться из центра Берлина в район Моабит. Для охраны и, как сейчас говорят, “зачистки” Рейхстага был оставлен соседний 756‐йполк, командира которого, полковника Зинченко, назначили комендантом этого разгромленного “логова врага”».