Книга: ОПЕРАЦИЯ "АНТИИРОД"
Назад: В ТОЧКУ, АЛЕКСАНДР ЮРЬЕВИЧ! ПОЗДРАВЛЯЮ С ПЕРВЫМ УСПЕХОМ!
Дальше: Эпилог

Я БЫ НЕ СОВЕТОВАЛ ВАМ, УВАЖАЕМЫЙ АЛЕКСАНДР ЮРЬЕВИЧ…

 

- МОЛЧА-АТЬ!!! - мысленно гаркнул Саша. Я не желаю больше слышать этот гнусный голос в своем мозгу! Вон отсюда! ВОН!!! Саша закрыл глаза, чувствуя, как от напряжения заломило в висках. Юрий Адольфовичэ приложите и вы свои сверхъестественные способности! Пора гнать этого гада, чтоб не лез в наши мысли. Теперь Саша попытался вызвать в сознании наиболее подходящую образную картинку этого самого изгнания. Ему привиделась комната. Пустая, огромная, с каменным полом и бегающей крысой. Шипя и огрызаясь, она пятилась в угол, скаля острые желтые зубы. Брысь, мерзкая! Саша видел и себя с тяжелым ведром и шваброй в руках. Обыкновенной грязной шваброй. Но тем позорней выглядело изгнание крысы. Загнанная в угол, она с трудом протиснулась в узкую дыру и исчезла. Вот так-то лучше, подумал Саша, заделывая дыру аппетитной смесью цемента и битого стекла. И хватит забивать себе голову пустыми спорами: есть душа, нет души, нужна - не нужна… Я для себя все давно решил. Буду спасать родное человечество. И точка. Букет на столе зааплодировал цветами.
Для начала, не суетясь, оглядимся по сторонам. Наш удобный мир непременно подсунет какую-нибудь подсказочку. Саша и вправду огляделся. И, конечно же, сразу нашел. На письменном столе лежала его папка. "Рабочие документы" - было вытиснено на ней. Золото потускнело и местами вытерлось, что лишний раз доказывало: документы действительно "рабочие". И приблизительно не представляя, что там сейчас обнаружит, Саша открыл папку. И тут же разулыбался до ушей. Нет, не тому, что увидел, а скорее своему мгновенно пришедшему озарению.
Я все понял. Вперед, друзья! Победа будет за нами!
Первым документом, лежащим в рабочей папке, оказался протокол осмотра места происшествия. Лобовое столкновение автомашин "Волга" и "Опель-вектра" на семнадцатом километре московской Кольцевой автодороги. Так, так, так, список погибших… Сашина рука автоматически потянулась к телефону.
- Гриша? Привет! Да, да, виделись… Ты проверял список погибших?
- Яэ - ничуть не удивляясь вопросу и даже не уточняя, о каких именно погибших идет речь, ответил Серебряков.
- И что?
- Ничего особенного. Семь трупов, все опознаны. Копии протоколов опознания тоже у тебя.
- Гриша, ты что-то не договариваешь, - догадался Саша. Серебряков до сих пор считает себя незаслуженно обиженным приемной комиссией театрального института. Но актерские свои способности лелеет и всячески развивает, упражняясь на коллегах.
- Я съездил на квартиру к этим Кашиным, ну, которые на "Опеле", расспросил домработницу…
Сашино сознание мгновенно зафиксировало логическую неувязку: в магазине колбаса по два девяносто, а у какого-то Кашина - "Опель-вектра".
- Стой, стой, Гриша, какая домработница? Ты о чем? Кто вообще этот Кашин? Откуда у него такая тачка? Ты выяснял?
В трубке молчали. Молчал и Саша, с ужасом и надеждой ожидая, как ЭТОТ мир справится с вдруг возникшим противоречием. Ежу понятно, что в своем прежнем образе Юра-контрабандист не мог здесь существовать.
- Са-аш, - по Тришкиной интонации легко было представить, как он сейчас откинулся в кресле, устало прикрыв глаза, - ты меня удивляешь. Ты б хоть газеты иногда читал… Небось "Красную звезду" прямо из почтового ящика в макулатуру складываешь?
- Хватит меня воспитывать, - буркнул Саша. - Можешь по-человечески объяснить?
- Вся страна, - монотонным голосом, явно кому-то подражая, начал Серебряков, - гордится подвигом советских космонавтов Кашина и Пашина, побивших рекорд пребывания человека в космосе. А вы, товарищ Самойлов, проявляете грубую политическую неграмотность и, я бы сказал, близорукость…
- Ладно, ладно, понял. - Саша зажал трубку рукой, чтобы не заржать в голос.
Вот это да! Вот это всем сюрпризам - сюрприз! Деревянный Юра - советский космонавт! Ого-го!
У Саши тут же родилась шальная мысль - каким-то образом постараться отыскать ЗДЕСЬ Шестакова, чтобы поделиться неожиданным превращением жжаргского прихвостня. Но… Как родилась, так и померла.
Некогда, мужики, некогда. Вот вернусь, тогда и… "А когда я вернусь?" - спрашивал незабвенный тезка Галич. Очень я его вопрос понимаю, хотя и причины, и отъезд у него были совершенно иные.
- Ты закончил на том, что поехал на квартиру к Кашиным.
- Ну да, поехал, поговорил с домработницей. Хорошая девушка, перепугалась, конечно, в слезах вся…
- Серебряков, не отвлекайся. Я ни секунды не сомневаюсь, что тебе удалось утешить хорошую девушку. Мне сейчас интересно другое. Зачем ты вообще туда поперся?
- Ну уж и поперся, - обиделся Гришка. - Съездил в целях проверки обстоятельств. Не каждый день у нас, слава Богу, космонавты в авариях погибают. Надо было все выяснить.
- Выяснил?
- Так точно. - Помолчали несколько секунд.
- Ну и что ты на это скажешь? - Гришка у нас очень любит в загадки с начальством поиграть. Ну что ж, составим ему компанию. Блеснем осведомленностью. - Куда, по-твоему, делся ребенок Кашиных?
Звук был такой, как будто Серебряков ударился зубами о телефонную трубку.
- Ты… Откуда ты знаешь?
- У меня свои каналы информации, - уклончиво ответил Саша. - Что еще удалось выяснить?
- Ничего.
- Домработница точно знает, что ребенок поехал с Кашиными?
- Мамой клянется, что стояла рядом, когда они грузились в машину. А с другой стороны, Саш, на черта им с собой в Москву няню везти, если без ребенка?
- Значит, третий труп в "Опеле" - это няня?
- Да. Кольцова Татьяна Игоревна, 27 лет, сотрудник Второго хозяйственного управления при Министерстве Космонавтики.
- А эта, вторая, домработница… Тоже - сотрудница?
- Конечно!
Ну, правильно, если бы они здесь были тривиальными кагэбэшницами, это было бы просто пошло. А так - сотрудницы хозяйственного управления. Не с улицы же няню к космонавтному ребенку брать.
- Так. - Саша зажал трубку плечом, подтянул к себе сигареты. - Что у нас на месте происшествия? Видеозапись есть?
- Она у меня. Привезти?
- Обязательно. Удивлен, что ты еще не в пути.
Ну, запись. Да, запись. Чудо современной техники. Саша так внимательно вглядывался в экран, что заболели глаза.
- Почему так хреново видно?
- Так ночь же. Они и так, как могли, светили.
- Ну и что?
- Никаких следов ребенка.
- Угу, угу. - Саша походил немного по комнате, строго взглянул на вазу с цветами: только пикни! Повернулся к Серебрякову:
- А сам ты машину смотрел?
- Смотрел. Только это уже не машина, а куча дерьма. Ее ведь еще и разрезали, пока этих… доставали.
- Насколько я знаю, - Саша наморщил лоб, - в таких крутых тачках предусмотрено детское сиденье. Сиденье нашли?
- Н-нет, - неуверенно произнес Гриша.
- "Н-нет" или нет?
- Не помню.
- А где этот разрезанный "Опель"?
- Где, где… У нас, в боксе. Сегодня утром привезли.
- Значит, так. - Саша подошел к окну, несколько минут сосредоточенно думал, потом начал говорить четко и сжато:
- Позвони Грыммам, пусть еще раз съездят, поищут детское сиденье. Сам живо дуй домой, собирайся. Через… - он взглянул на часы, - через час выезжаем в Москву. Сбор здесь. Захвати свитер, на завтра обещали похолодание. - Не дожидаясь Тришкиной реакции, Саша снял трубку, набрал номер Лэймы. - Это снова я. Света вернулась? Давай ее. Света? Одевайся по-походному, возьми у Лэймы термос, настрогайте побольше бутербродов, через полчаса сбор у меня. Что? В Москву едем. - Он подумал еще немного и точно в таком же сжатом стиле вызвал для поездки Гешку Козлодоева. Четверо - оптимальное количество. И в машине не тесно, и для дела полезней. Самый жаркий спор возник по совершенно идиотскому (для стороннего наблюдателя) поводу: брать ли с собой вазу с цветами? Букет непременно хотел ехать. Саша отбрыкивался ногами и руками.
- Да поймите же, милый вы мой Юрий Адольфович! Как я вас возьму? Молчать всю дорогу для вас равносильно самоубийству. А посвящать в наши дела Гришку и Козлодоева я не хочу!
- Я буду молчать. - Букет с готовностью шел на любые жертвы.
- Не верю! - рычал Саша, бегая по квартире.
- Меня нельзя здесь оставлять, я полезный! - умолял Юрий Адольфович.
- Ну как? Как это будет выглядеть?! Капитан Самойлов едет на задание с букетом цветов!
- А вы дайте меня в руки Светлане. Пусть это выглядит так, будто вы хотите положить цветы на место аварии…
- А потом? Что ж вас, оставлять там?
- На месте разберемся, - залихватски ответил букет.
Короче говоря, именно такая развеселая компания и погрузилась в Сашину "Тойоту" примерно через час. Примерно, потому что атмосфера на рабочую ничуть не походила. Мужики считали, что шеф просто устраивает легкую увеселительную поездку в сторону Москвы, прикрываясь "делом космонавта" (так с легкой Тришкиной руки стали называть трагедию на Кольцевой дороге). А Свете в суете сборов ничего объяснить не удалось. Саша даже не успел выяснить, знакома ли она в этом мире с женой Юрия Петровича Кашина. Перед самым выходом позвонили Грыммам, убедились, что ни клочка от детского сиденья на месте аварии не обнаружилось. Света разговора не слышала, поэтому, ничего не подозревая, сидела на заднем сиденье, прижимая к себе Юрия Адольфовича (по-прежнему в виде вазы).
Саша был задумчив и не разделял веселья сотрудников. Еще спускаясь по лестнице, он вдруг остановился, наморщив лоб, словно пытаясь вспомнить что-то важное.
- Подожди-ка, Гриша, - остановил он Серебрякова, когда тот красиво вырулил со двора, спугнув стайку старушек, - ты куда собираешься поворачивать?
- Знамо дело - куда. Налево, и там по Наличной, - ответил Гришка тоном лихача-извозчика.
- Нет, друг, давай лучше направо. И по Малому.
Гриша послушно повернул на Беринга. Лицо его автоматически скроилось в солдафонское: "вы начальник, вам виднее".
- Прекратите кривляться, товарищ Серебряков, - спокойно сказал Саша, не поворачивая головы. - Я этого не люблю.
Позади хмыкнул Гешка, слегка двинул Гришу в спину. Ничего, ничего, обыкновенная разминка перед выездом на задание.
- На Малом шибко не разгоняйся, остановимся ненадолго. - Теперь уже Серебряков не гримасничал и вообще не выразил никаких эмоций по поводу того, что шефу вдруг заблагорассудилось остановиться около кладбища. Гриша - надежный сотрудник и давно уже научился чутко улавливать Сашины интонации.
Я не могу сейчас докопаться, откуда взялась эта уверенность. Но я точно не смогу уехать, не поговорив…
Отец Евгений стоял за оградой, немного поодаль, одной рукой опершись о березу. Казалось, он не заметил подходящего Сашу. Глаза его были широко раскрыты, губы беззвучно шевелились.
- Здравствуйте, отец Евгений, - вполголоса сказал Саша.
Господи, что ж дальше-то говорить? Да услышит ли он? Судя по глазам, он не спал несколько суток. Что? Что? Что я хотел у него спросить? Но я точно знаю, что не будет мне дороги без… без чего? Благословения? Не то, не то… Оперативникам не нужно благословение. Мне факты нужны…
- Отец Евгений, - неуверенно начал Саша, - мне кажется, мы нашли его…
Словно ветер шевельнул листья березы… нет, это заговорил отец Евгений. Вначале тихо, еле слышно, но с каждым словом голос его крепчал:
- "Горе непокорным сынам, говорит Господь, которые делают совещания, но без Меня, и заключают союзы, но не по духу Моему, чтобы прилагать грех ко греху…"!1
Он сердится, что ли?
- Мы знаем, кто он… - Саша сделал еще одну попытку, чувствуя одновременно и неловкость от этого странного монолога, и в то же время странную торжественность. - Я хочу найти его, но… - Я не знаю, как.
- "И уши твои будут слышать слово, говорящее позади тебя: "вот путь, идите по нему", если бы вы уклонились направо и если бы вы уклонились налево". - Отец Евгений произносил слова монотонно, чуть прикрыв глаза, словно читая их где-то в себе. - "И будет там большая дорога, и путь по ней назовется святым; нечистый не будет ходить по нему; но он будет для них одних; идущие этим путем, даже и неопытные, не заблудятся".
Саша молчал, понимая, что вопросы здесь ни к чему, просто нужно слушать и стараться понять и запомнить каждое слово. Он уже почти пожалел, что выскочил из машины один. Надо было Свету с собой взять, она тоньше эти вещи понимает… Господи, ну и глаза у него… У Саши мелькнула шальная мысль: отец Евгений мог бы нам очень пригодиться, но тут же исчезла, прогоняемая словами:
- "Будешь искать их и не найдешь их, враждующих против тебя; борющиеся с тобой будут как ничто, совершенно ничто; ибо я - Господь Бог твой; держу тебя за правую руку твою и говорю тебе: "не бойся, я помогаю тебе"2.
Здорово, все это ты здорово говоришь, старина Евгений, да проку мне от этого? Мне бы что попроще, поконкретней. Понимаю я, понимаю, что Господь на нашей стороне, и путь нам, говоришь, укажет, и верным словом подбодрит. Спасибо, конечно. Но главное не это. Главное, что я хотел-то спросить: что мне делать с этим чертовым ребенком, когда я найду его, Господи, с твоей помощью, сам ли… Даже если предположить - а моя вера, Господи, не так уж сильна, - что пойму я твой знак и буду УВЕРЕН, что именно его, дьявольское отродье держу в руках - что дальше?
Откуда-то из глубин памяти, налезая и перегоняя друг друга, полезли картинки - все виденные когда-либо дети: маленькие и большие, вредные и трогательные, улыбающиеся и орущие навзрыд… Промелькнула где-то младенческая фотография сестры Ирки - хитрющие глаза, нос в варенье и до невозможности трогательные ямочки на щеках… Видно, нужно быть настоящим, упертым, несгибаемым фанатиком, чтобы поднять руку на ребенка. Да не смогу я, Господи! Даже если весь мир станет вокруг меня и в одну глотку станет кричать: убей!
И дальше снова картинки: почему-то воспоминания о детских драках, потасовка в мексиканском порту, пьяный Вась-Вась, шатающийся по коридору общаги с бутылочной "розочкой" в руке… и тут же, вперемешку, - странные, незнакомо-узнаваемые, несомненно его собственные. Саша успел поразиться, понимая, что да, собственные, и в дело пошла, заработала память ЕГО МИРА! Раненый Славка, мертвой хваткой вцепившийся в ногу бандита, Боцман, держащий пистолет у Лешкиного виска, и маньяк Данилов, захвативший на Ленинском проспекте в заложники целую семью… Тупой халявщик и явный непрофессионал, он срывающимся голосом орал из окна свои условия, что-то там про вертолет на крышу и сто тысяч рублей, когда капитан Самойлов снес ему полбашки, стреляя с чердака противоположного дома… Ну и что? Ты тогда долго раздумывал? Сомневался? Обращался к Богу за разрешением уничтожить эту мразь? Не смеши людей. К этому моменту ты уже услышал по рации, что ублюдок, дабы поторопить нас, начал лить кипяток на голову связанной женщине… Не то, не то. К чему все эти копания и примеры? Ведь ТАМ все было очевидно: я прав, я действую. Но как быть, когда НЕ УВЕРЕН?
Отец Евгений молчал. Саша стоял перед ним, ожидая слова, знака, хоть какой-нибудь крошечной реальной подсказки. Спиной он уже чувствовал нарастающее нетерпение ребят в машине: чего это шеф там застрял? Саша глубоко вздохнул.
- Прощайте, отец Евгений, - решительно сказал капитан Самойлов, поворачиваясь, чтобы уйти.
Ну что ж, не получилось у нас поговорить. Ладно, пусть так.
- Знак - змея, - вдруг глухо донеслось ему вслед. Саша резко обернулся.
Отец Евгений уходил прочь, и деревья поднимали ветки, пропуская его.
- Ну? Едем уже? - перекрикивая музыку приемника, проорал Серебряков.
- Едем, - кивнул Саша. С Богом. "И будет там большая дорога и путь по ней назовется святым…". "Знак - змея". Затылком чувствовал вопрошающий взгляд Светы, но не оборачивался, твердя про себя, заучивая последние слова отца Евгения.
Когда выехали на Московский проспект, Гришка, который весь уже изъерзался за рулем, наконец взмолился:
- Товарищ начальник! Может, все-таки поедим чего-нибудь на дорожку?
- Отставить, - голосом мудрого старшины ответил Саша. - Лучше передай-ка мне руль, а то ты так активно провожаешь взглядами каждую чебуречную, что мы обязательно в кого-нибудь впилимся.
- Пожалуйста, - обиделся Серебряков. - Но предупреждаю: мне от такой перемены мест меньше есть не захочется.
- Не страдай. Полюбопытствуй в багажнике. В "аэрофлотовской" сумке должны быть бутерброды.
- Много? - У Гришки загорелись глаза.
- Штук двести, - серьезно ответил Саша. - Лэйма делала. А она у нас, сам знаешь, натура широкая.
Бутерброды кончились уже при подъезде к Тосно. Но хорошее настроение не покидало ни Гришу, ни Гешку. Сашу немного удивляла эта беспечность подчиненных. К тому же, если учесть, что жертвой аварии был национальный герой, их веселье казалось немного неуместным. Наконец, Саша решил, что сам невольно запрограммировал такое отношение к Юрию Петровичу Кашину, и на этом успокоился.
Ночевать решили в Торжке. Аккуратная, но тесная местная гостиница смогла предложить четверым сотрудникам Управления городской безопасности из Ленинграда три места в восьмиместных апартаментах и одно - в одноместном люксе, больше похожем на шкаф, чем на комнату. Сердобольная дежурная по этажу, поглядев в голодные глаза Серебрякова, сбегала на кухню и принесла пять холодных котлет. Хлеб, сахар, кипяток и заварка тоже нашлись без труда.
- Королевский ужин! - провозгласил Козлодоев, набив рот котлетой. - А у нас в комнате, между прочим, выпивают! Я забегал туда и все видел! Человек восемь мужиков, и все - животноводы.
- С чего ты решил, что именно животноводы? - удивился Гришка.
- А у них тут сейчас симпозиум проходит. Внизу объявление висит. "Привет участникам симпозиума животноводов РСФСР!" Причем первая половина лозунга изготовлена значительно раньше второй.
- Правильно, - кивнул Саша, прихлебывая чай. - Они вывешивают "привет участникам", а чего именно - пишут по мере надобности.
- Боюсь, с этим самым симпозиумом выспаться нам сегодня не удастся, - сокрушенно сказал Козлодоев, провожая взглядом последний кусок котлеты, исчезавший у Гришки во рту. Геша Козлодоев - всем известный спун и жрун.
- А ты напихай в уши ваты и одеялом накройся, - посоветовал Саша. - Я, например, именно так и собираюсь поступить.
- А можно и компанию составить. Животноводам, - предложил, в свою очередь, Гришка, но тут же споткнулся о суровый взгляд начальника.
- Отставить компанию. - Саша поставил стакан на табуретку, служившую столом. - Сейчас проведем коротенькое совещание, и спать. Завтра подъем в шесть ноль-ноль.
Нет, не пикнули. Сразу чувствуют, когда командир к делу переходит и пора шутки бросать. Света, весь вечер молчавшая, настороженно взглянула на Сашу. Добрым ведьминским взглядом.
- Значит, так, товарищи, - начал Саша, открывая рабочую папку. - Цель нашей поездки вовсе не Москва, как ошибочно полагают некоторые любители поразвлекаться, а… - С подоконника с жутким грохотом свалилась ваза. Слава Богу не разбилась, но разлившейся водой залило весь пол и к тому же сильно забрызгало Гришу.
- Вот черт! - закричал, вскакивая, Серебряков. - Что у них тут - землетрясения по вечерам?
- Я сейчас все уберу, - Света быстро наклонилась, поднимая цветы. - Геша, вы не принесете воды? - Она протянула Козлодоеву литровую банку, в которой только что заваривали чай. По Гешиному лицу смело можно было заключить, что ради Светы он готов принести воды из любого, наугад выбранного водоема земли. Он принял банку, словно хрустальный сосуд, и вылетел из комнаты. Серебряков неуклюже пытался отряхнуть мокрую спину. - Гришенька, - ласково обратилась Света, - иди-ка ты переоденься, а то простудишься. - Вот таким ловким образом из комнаты за три минуты были удалены непосвященные. Саша во всю эту суету не вмешивался, стоя у стены и напряженно размышляя, что бы это значило.
- Вы соображаете, что делаете?! - злым шепотом заговорил букет, как только за Гришей закрылась дверь. - Вы что, собираетесь сейчас обсуждать с этими молодыми людьми вопрос о ребенке?
- Это не просто молодые люди, - почему-то оправдываясь, сказал Саша, - это мои сотрудники.
- Оч-чень мило, - прошипел букет. Судя по всему, отсутствие воды не повлияло на силу его сарказма. - К сожалению, у нас мало времени, поэтому соображайте живей.
- Что соображать?
- Какую липовую легенду вы им сейчас сочините. А Светлану при всем этом я настоятельно прошу немедленно поставить вам эмоциональный блок. Во избежание утечки информации.
- Что поставить? - Света недоуменно смотрела на букет
- Блок, блок! - раздраженно повторил тот. - Вы же ведьма, в конце концов! Заморочьте всем голову! Пускай все настоящие Сашины мысли будут недоступны для внешних наблюдателей! Торопитесь!
- Вошедший с банкой воды Козлодоев застал Сашу со Светой стоящими около окна с неловко-смущенными лицами. Гешка расценил это по-мужски однозначно: люди только что целовались.
- Ты знаешь, Геша, я тут решил, что совещаньице мы перенесем на утро. Ты иди спать, - глупым голосом сказал Саша, чувствуя, как пылают щеки. - Я сейчас приду.
Козлодоев кивнул, поставил банку на табуретку и повернулся, чтобы выйти. На мгновение замешкался у двери, соображая, желать ли спокойной ночи в такой деликатной ситуации и если да, то кому? Решил промолчать, чтобы не нарываться, и, еще раз кивнув, вышел.
- Что ты делаешь? - теперь уже зашипела Света. - Ты же авторитет свой роняешь!
- Да подожди, Светило, не до авторитета сейчас! Давайте быстро соображать, что нам делать? Ты поняла, о каком блоке говорит Юрий Адольфович?
- Конечно. - Света пожала плечами. - Мы это еще на первом курсе проходили. Я его уже поставила. И тебе, и себе.
- А ему? - Саша кивнул в сторону букета.
- Ему не нужно. Он в данном случае проходит по классу нежитей, - ответила Света голосом примерной ученицы. - Сам справится.
- Справлюсь, справлюсь, - буркнул букет, обидевшись, что его обозвали нежитью, - вот только дождусь, когда кто-нибудь вспомнит обо мне и нальет, наконец, в вазу воды. Я тут жизнью рискую, а всем наплевать…
- Извините, Юрий Адольфович! - Света бросилась к банке.
- Благодарю вас, - вздохнул букет.
- Ладно, хватит расшаркиваться. Давайте о деле. У кого какие соображения?
- Я так понимаю, у тебя никаких соображений нет? - вскинула бровь Света.
- Ну-у… Вообще-то есть…
- Не верю, - мерзким голосом сообщил букет. - Я прекрасно вижу все ваши мысли. И, надо сказать, не нахожу в них ничего конструктивного.
- Вот как? - Саша стал в дверях. - В таком случае, я с удовольствием послушаю ваши предложения.
- Мое первое предложение, то есть даже не предложение, а настойчивая просьба, - быстро сказал Юрий Адольфович, - удалить ваших многоуважаемых сотрудников из их комнаты.
- Почему?
- Потому что часть информации о наших намерениях уже просочилась на враждебную сторону и нам теперь будут стараться помешать.
- Вот как? - снова повторил Саша. - И зачем я их должен удалить? И главное - куда?
- Это ваша забота. Но если вы этого не сделаете в течение ближайшего часа, могут возникнуть большие неприятности.
- А вы это откуда знаете?
- У меня, Саша, несколько иные отношения с временем и пространством, нежели у вас. Выражаясь общепринятым языком, я могу видеть будущее. Не слишком отдаленное, конечно, но на час-два заглянуть, в случае необходимости, могу.
- И вы, это… заглянули? - Саша не мог еще разобраться, сердиться ему, радоваться или срочно бежать вызволять Гришу и Гешку.
- Заглянул, - небрежно сказал букет. - И могу вам сообщить, что в данный момент, пренебрегая вашим запретом, сотрудник по фамилии, если я не ошибаюсь, Серебряков, уже выпивает с животноводами первую рюмку "за знакомство". Примерно через двадцать минут в результате внезапно возникшей неприязни завяжется ссора, довольно быстро перерастающая в драку. Сильно пострадают трое участников симпозиума и ваш сотрудник Григорий Серебряков…
- Ах ты черт! - только и успел сказать Саша, выбегая из комнаты.
Атмосфера в восьмиместном номере царила самая теплая. Раздетый по пояс Козлодоев сидел, накинув на плечи гостиничное полотенце, Гришка уже приятельски похлопывал по спине какого-то крупного дядечку. Дядечка, в свою очередь, тоже похлопывал Серебрякова рукой, издали сильно смахивающей на лопату.
- Добрый вечер, товарищи, - громко сказал Саша, входя. - Извините, пожалуйста, но мне нужно срочно поговорить со своими сотрудниками. - Сделав страшные глаза, мотнул головой: живо на выход! И уже в коридоре скомандовал стальным голосом:
- Сейчас соберете свои манатки и отправляетесь спать в машину! Даю на все сборы две минуты. Лейтенант Серебряков, по прибытии в Ленинград получите взыскание. Живо выполняйте.
- Есть - выполнять, - тихо ответили проштрафившиеся подчиненные и поплелись за вещами.
- Я сказал: живо. - Сашу колотило от злости.
На хрена их только взял? Приходится признать, что моих командирских - или педагогических? - способностей оказалось недостаточно, чтобы набрать в команду достойных людей. Нет, Шестакова с Дрягиным здесь явно не хватает…
Саша лично проводил Серебрякова с Козлодоевым до машины, проследил, как оба улеглись, и только тогда вернулся к Свете в номер. Ему было уже абсолютно наплевать, что подумают об этом мужики.
В номере он застал раскрасневшуюся Свету, которая стояла, уперев руки в бока, перед вазой с цветами и сердито выговаривала:
- …невысокой квалификации, говорите? Ну-ну. Чья бы корова мычала! Таскаемся с ним как с писаной торбой, потому что он обратно в человека превратиться не может!
- Да, не могу! - огрызался букет. - И в этом моей вины нет! А если вы претендуете на ту квалификацию, которой постоянно тычете мне в глаза, может, попробуете сами превратить меня в человека?
- Вот еще! - отвернулась Света. - Не мое это дело - чей-то заговор снимать.
- Ага, ага! - вскричал букет, но тут же осекся, видимо заметив стоящего в дверях Сашу.
- В чем дело, господа-товарищи? - Капитан Самойлов прошелся по комнате, заложив руки за спину. - Рабочий момент? Дискуссия о теории колдовства? - После чего сел на табуретку и тяжело вздохнул:
- Вот работнички достались… Лучше б я в колонию для трудных подростков пошел работать. Там хоть дисциплина… А здесь - у всех свои заморочки, да еще и у каждого - хара-актер! - Не спрашивая разрешения, Саша достал сигареты, закурил и повернулся к букету:
- Ну, а вы, гербарий с мозгами, почему вы раньше мне не сказали, что можете будущее видеть?
- Потому что раньше в этом не было никакой необходимости. То есть смысла… то есть… я считал, что мои паранормальные способности могут служить лишь в какой-то мере вспомогательным орудием для достижения общей глобальной цели…
- Юрий Адольфович, - терпеливо сказал Саша, - ч, в общем-то, и сам не вчера от сохи, тоже кое-что кое-чем скумекать могу, но у меня от ваших фраз головокружение начинается.
- Он считает себя самым крутым экспертом по чудесам, - вставила Света.
- И вовсе нет! - Букет негодующе замахал цветами. - Я такого никогда не говорил!
- Зато думал, думал, думал! - Света чуть не запрыгала по комнате.
- Все, - очень сурово произнес Саша. - Прекратить детский сад! Отвечать только на мои вопросы.
- Тебе действительно пошла бы колония для трудных подростков, - быстро сказала Света, но тут же зажала рот ладошкой. Саша сделал вид, что не слышал этого последнего замечания.
- Еще раз, уважаемый Юрий Адольфович, повторите, пожалуйста, как далеко в будущее вы можете смотреть?
Букет ненадолго задумался.
- Вы знаете… Четко я могу видеть на два - два с половиной часа. А общую тенденцию могу разглядеть и на месяц вперед.
- Хорошо. - Саша задумчиво кивнул. - И какова эта тенденция в нашем случае?
- Честно говоря, ни один из вариантов не достигает нужной цели, - смущенно ответил Юрий Адольфович.
- Так. - Саша вдруг ощутил пугающую пустоту. Везде. И вокруг себя, и внутри. Резко тряхнул головой, отгоняя пессимистические мысли. - Оставим пока эту тему. А сейчас скажите мне, пожалуйста, о чем это вы так горячо спорили, когда я пришел?
- Мы спорили о том, какой блок ставить, - ответила Света. - Юрий Адольфович настаивал на общем блоке, а я говорю, что Гришке и Козлодоеву блок вообще не нужен. Они-то уверены, что мы ищем ребенка Кашина для того, чтобы охранять его.
- Точно?
- Конечно. - Света пожала плечами. - Как же иначе? Семья погибла, государство должно взять на себя заботу об осиротевшем мальчике. А еще, - теперь она заговорила голосом дежурной ябеды, - Юрий Адольфович считает, что нам с тобой нужен глухой блок, а я считаю, что не глухой, а маскирующий.
- Ты не могла бы объяснить подоходчивей? Я в ваших тонкостях не разбираюсь. Что значит - глухой? Что значит - маскирующий?
- О Господи, ну это же так просто! Глухой - это полная блокировка всех излучений мозга. Как будто ты вообще ни о чем не думаешь. Я думаю, это выглядело бы слишком подозрительно. Поэтому я предлагаю именно маскирующий.
- То есть я буду думать одно, а ты будешь изображать другое?
- Именно.
- Хорошо. Я понял. Но ведь тебе этим придется заниматься все время?
- Что поделаешь, - вздохнула Света, - работа у нас такая…
- Все. - Саша встал. - Давайте на сегодня все обсуждения закончим, надо отдохнуть. А завтра ПОСМОТРИМ. - Он подошел к двери и снова задумался. Все это очень мило. Но где же мне спать? Да и Юрия Адольфовича вроде неудобно здесь оставлять… - Пойду-ка я тоже в машину. А то там мои подчиненные уже, наверное, целое кляузное письмо генералу Степницкому накатали.
- Не накатали, - сообщил букет. - Они курят и рассказывают неприличные анекдоты.
- Тем не менее. Вы как, Юрий Адольфович, со мной?
- Я думаю, букет можно оставить здесь, - ангельским голоском сказала Света. - Если он пообещает не подсматривать.
- Детский сад, - пробормотал Саша. - Спокойной ночи, товарищи.
Стартовали утром, чуть свет. Похлебали чаю, попрощались с сонной дежурной и выехали. Через полчаса поездки пассажиры уже дремали. Саша вел машину, сосредоточенно размышляя о предстоящем задании. В меру сил в этом размышлении участвовал Юрий Адольфович. Безусловно, мысленно.
- Я не представляю, что нам делать. Ну, найдем мы этого ребенка, и что? - мысленно спрашивал Саша.
- Уничтожить! - решительно отвечал Юрий Адольфович.
- Как?! Как вы себе это представляете? Башкой об стенку? Пристрелить?
- Чутье подскажет, - твердо отвечал пианист.
- Не уверен. - Саша трусливо гнал прочь мысли о ребенке.
- Вы просто поймите, ЧТО это за ребенок! Это же НЕ человек! Это маяк, стационарный маяк, установленный для того, чтобы легче было воровать наши души! - Юрий Адольфович упорно гнул свое, не давая Саше отвлекаться.
- А вы-то откуда это знаете?
- Я… я не могу это объяснить… - У Юрия Адольфовича действительно не хватало даже мысленных образов, для того, чтобы объяснить, КАК он понимает действия вороватых пришельцев. - Я… попытался быть… как бы одним из них… Я понял, то есть я, конечно, не смог до конца их понять, они слишком, чудовищно другие, чем мы… до такой степени, что… ах, мне не объяснить… мы оказались на их пути по чистой случайности… мы им не интересны, как нам не интересен муравей… нет, даже не муравей, как нам не интересен пролетевший мимо атом кислорода…
- У кислорода двухатомная молекула, - зачем-то вставил Саша.
- Это совершенно не важно, ну, пусть какой-то другой атом… единственное, что их интересует, это наши души. Оказывается, для них - это совершенно новая форма существования материи… или пространства, простите, я в этом совершенно не разбираюсь… у них даже нет понятия времени как такового. Поэтому они видят нас как бы целиком - все человечество, нет, всю историю Земли, начиная с первой живой клетки, как на ладони. Они в принципе не желают нам зла, поскольку и такого понятия у них тоже нет… Им нужны наши души, и они сделают все, чтобы получить их столько, сколько сочтут нужным… - Юрий Адольфович мысленно замолчал.
- Ну, положим, насчет их отношения ко времени я уже понял, - отвечал Саша. - Иначе как они вернули нас обратно, изменив кое-какие детали? И я думаю…
- Я думаю, - внезапно перебил его Юрий Адольфович, поддавшись внезапному озарению, - что именно здесь и надо искать выход!
- Где - здесь?
- Во времени! - Тут их мысленный диалог прервался, потому что Гришка, задремав, ударился головой о стекло.
- Фу! - вскрикнул он, просыпаясь. - Что, уже приехали?
- Нет, - ответил Саша, - нам еще часа два пилить. Ты поспи, поспи еще.
- Не, не хочу больше. У меня шея сильно затекает. - Серебряков покрутил головой.
- Ну, тогда буди остальных, проведем утреннее совещание.
- Прямо так, в машине? А поку-ушать? - Серебряков принялся картинно почесывать живот. Потом вытащил карту, повертел головой и радостно сообщил:
- Километров через пять будет отличное кафе!
- Знаешь, Гриша, - задумчиво проговорил Саша, - иногда я просто поражаюсь, как мирно в тебе уживаются два совершенно разных человека…
- Чего-чего?
- С одной стороны - патологический жрун и трепло, а с другой стороны - классный оперативник. - Саша смотрел прямо перед собой. - Вот послушать тебя в мирной обстановке - ну не мужик, а какой-то желудок ходячий!
Гришка неопределенно крякнул, но ничего не ответил. Ему было обидно за "желудок ходячий", но наверняка чертовски приятно за "классного оперативника".
- Это, что ли, твое кафе? - равнодушно спросил Саша, кивая на указатель.
- Оно!
- Сворачиваем. - Саша, подражая Гришке, картинно зарулил на стоянку и аккуратно стал в размеченный прямоугольник.
- Глянь. Глянь, какой пижон! - громко отком-ментировал сзади Козлодоев, тыча пальцем мимо Сашиной головы.
Все повернули головы вслед за Гешкиным пальцем. В дальнем углу стоянки, темно-серый, словно его одного вдруг накрыла тень от пролетающей в небе тучи, стоял автомобиль. Ну, машина как машина. Из шикарных. Тоже небось какой-нибудь космонавт или артист разъезжает.
Саша почувствовал, как у него за спиной вздрогнула Света.
Совпадение, Светило, не дергайся так. Не мог он пролезть в НАШ с тобой мир. Не мог, по определению. Да ладно, даже если и пролез - оставим это на вашей женской совести, - ЗДЕСЬ он не может быть нам опасен! Опасен. Опасен… Опасен?
- Ну, идите поинтересуйтесь местным меню, да узнайте заодно, чего тут можно с собой взять, - обратился Саша к Серебрякову с Козлодоевым.
- А ты не пойдешь, что ли?
- Нет. Я, в отличие от вас, аппетит дольше нагуливаю.
- Ладно, как хочешь. Пошли, Светик! - Гриша в несколько прыжков обежал машину и галантно распахнул перед Светой дверцу.
- Спасибо, Гришенька, я тоже не хочу. - У нее голос выцветший, как флаг на корме нашего "Забайкал-Кобылина". Чего, кстати, не скажешь о сочном, истомившемся в молчании баритоне Юрия Адольфовича.
Стоило мужикам удалиться на достаточное расстояние, букет прямо-таки захлебнулся словами:
- О чем вы говорите? Какая опасность? Карлик полностью изолирован, я это проверил несколько раз! Что с вами, Светлана? Саша, о какой опасности вы говорите?
- Да так, один старый знакомый, - сквозь зубы ответил Саша и резко повернулся к Свете:
- Ну, что ты? Что? - Вот сейчас я, наверное, решился бы и обнял ее. Она сидела, зажав ладошки коленками, похожая на смертельно несчастную девчонку. Я вспомнил, Светило, Господи, почему я сейчас это вспомнил? Именно такие глаза были у тебя тогда, в пятом классе, в мае… Мы пинали грязный мяч по школьному двору, одуревшие от теплой весны, а ты… а вы искали пропавшего отца… - Ну, что ты, милая… - Черт, и слова-то все не те лезут… - Ну, хочешь, я сейчас сам схожу и проверю. И ты убедишься, что это НЕ ОН, его здесь не может быть. Хочешь?
Саша не стал дожидаться согласия. Он решительно вышел из машины и направился к кафе.
Я не знаю, что я сейчас с ним сделаю!
Теперь Саша уже желал этой встречи. Чтобы вот сейчас, там, в кафе, за одним из столиков сидел этот проклятый Антонов, да пусть хоть с сотней телохранителей!
Нет, ребята, меня уже никто не остановит. Я - в своем мире. Здесь все играют за меня!
Он вдруг очень ясно, нет, не услышал, а целиком почувствовал шквал сумбурных мыслей Светы, обращенных не к нему, а куда-то гораздо выше ("… Господи, прости меня, я не хочу ему ничего плохого, Господи, не делай ему больно, ведь я же любила его, прости меня, Господи, я только и хочу, чтобы он отпустил, оставил, оставил меня в покое, Господи, я не могу так больше…"), и дальше что-то совсем непонятное, про какого-то убитого парня…
Саша взялся за ручку двери. За спиной чей-то тонкий голос нервно крикнул неразборчиво, кажется, "осторожней!", дверь открылась, Саша сделал шаг…
…и по колено провалился в зловонную жижу.
- Смотри, куда прешь, дятел! - заорали над ухом. - Руку давай! - Красный от злости Цукоша протягивал Сане измазанную грязью лапищу. Бормоча что-то забористое по поводу придурков на болоте, он вытащил Двоечника на сухую кочку и даже замахнулся было…
Санино лицо выражало такое детское изумление, что Азмун только крякнул и махнул рукой.
А и немудрено, ребята. Мы с Двоечником еще с десять минут отходили от столь неожиданной встречи, вяло размазывая болотную грязь по лицу (в который раз! - по нашему ОБЩЕМУ лицу) и глупо улыбаясь. То есть улыбался, положим, Саня. А Саша, как раз наоборот, таращил глаза, пытаясь сообразить, какого дьявола он здесь оказался и что, черт побери, теперь делать. Как - что? Эх, мужики, а вопрос-то не так уж прост. Бешенство еще бродило в нем, руки еще сжимались в кулаки, тем более что объект его ненависти стоял буквально в десяти метрах и что-то серьезно обсуждал со Стармехом.
Вот сейчас бы сорвать автомат с плеча да и всадить по полной, прямо в грудь, в пижонский заляпанный комбинезон Вомбата…
Но чужой мир, словно быстродействующий наркотик, попавший в кровь, уже действовал, заволакивая сознание звуками, запахами, цветами… Вон Дима, морщась, раскуривает отсыревшую сигарету, сосредоточенно кивая словам Командира, Цукоша уже не хмурится, а улыбается, слушая очередную импровизацию Пургена, прямо под левой ногой жадно хлюпает болото и два разомлевших прустня вяло раскрывают рты на пролетающую дурынду… Все эти чужие, но качественно сработанные декорации вдруг породили у Саши стойкую ассоциацию со школьными выездами за город, покоем, ожиданием приключений и незабываемым ощущением "рядом друг". Любое проявление агрессии здесь казалось настолько неуместным…
Как если бы я, принимая кружку с чаем из рук Мишки Житомирского, вдруг плеснул бы ему в лицо…
Саша резко поежился от дикости сравнения и отошел на край сознания, предоставив Двоечнику самому выслушивать нагоняй Вомбата.
- Саня! Ты что, спишь на ходу? Или стихи сочиняешь? Под ноги кто будет смотреть? - В голосе Командира - отеческая забота и четко отмеренное количество отеческой же строгости. Саша моментально чувствует приторно-сладкий привкус этого спектакля и начинает потихоньку выползать из своего угла.
- Я задумался, - жалобно ноет Двоечник, не смея поднять глаз, пригвожденный осуждающими взглядами команды.
- Уж не о печальной ли судьбе Семинога? - ядовито осведомляется Вомбат.
И все снова становится на свои места: салага-Двоечник опять провинился, Командир правильно сердится, Пурген хихикает, Стармех равнодушно смотрит в сторону, поскольку Двоечника в принципе не уважает. А Саше в это время предлагается просмотреть очередную серию захватывающих воспоминаний Сани под названием "Что случилось с Семиногом".
…А Семиногом, братцы, звали нашего первого проводника по Серебряному Болоту. (Саша не торопясь и даже с каким-то болезненным удовольствием вникал в бессвязную Санину болтовню, даже не пытаясь разобраться в хаосе собственных мыслей, а лишь придерживая их, чтобы не мешать Двоечнику расписывать коварство молчальников или сумасшедший побег от болмаша-обманки, или красоту цветущей на закате мартын-травы…)…Семиног говорит. А мы - ржем! Он, помню, тогда ужас как обиделся. Еще бы немного, и ушел бы на фиг, оставил нас посреди болота. Но тут Вомбат скумекал, что по горячему ходим, все, говорит, хватит по траве валяться, слушайте, что человек говорит! На Семинога тогда это очень подействовало. Еще бы! - человеком принародно назвали! По жизни-то, между нами говоря, Семиног был тот еще подарочек… Точно знаю, что в Матоксе его даже в таверну не всегда пускали. Брезговали. Да и слухи про Семинога нехорошие ходили. У нас как? Сидишь ты, например, в Таборе. И нужен тебе, скажем, проводник. Ну, там, через Узкие Ворота. Или через то же Серебряное Болото. Посоветовали тебе человечка, встретились вы, сговорились, ну и пошли. Когда вас теперь в Табор занесет - хрен его знает. Может, через неделю, а может, и через год. А проводник свое дело сделал и опять - в Таборе сидит, брагу потягивает. Никому и в голову не придет спрашивать: как шли, да как дошли, да все ли в порядке, да не случилось ли по пути неприятностей каких? А если у проводника этого самого вдруг какая вещица чужая окажется, так ее и подарить могли. На память. В качестве особого расположения. Народ у нас сплетен не любит. Но про Семинога поговаривали, поговаривали…
Стоп, стоп, хватит, Саня, остановись! Мне нет никакого дела до ваших проводников, хоть семи-, хоть двадцатиногов! Мне сейчас нужно…
Саша даже не успел мысленно произнести, ЧЕГО именно ему нужно в этом мире, так, намек, еле заметный кивок в сторону объекта, слабый отголосок ненависти к Антонову… И тут же получил такую мощную, мысленную же оплеуху от Сани, что чуть было не вывалился из сознания.
- Эй, Сань! Тебе что - плохо? - Пурген заботливо вглядывался в побелевшее лицо. - Эй, мужики! Двоечнику плохо.
А ты, кретин, на что надеялся? Заскочить на минутку, замочить Антонова, и - обратно в кафе, пирожки с морковкой кушать? Бред. Ни на что я не надеялся. Я и предположить не мог, что меня занесет сюда… Бедный Саня, каково ему сейчас? Такого змея у себя внутри обнаружить, а? И врезал-то он мне неслабо, ишь как командира своего любит… В прошлый раз, помнится, мы с Двоечником быстро общий язык нашли. Ха, так тогда и ситуация другая была. Вомбат ушел, Команду бросил, предатель… Не то, что сейчас: сплоченный дружный колектив, братание и единение, добрые дежурные шутки, сигарету пополам, руку-давай-а-то-утонешь. Идиллия, одним словом. Так он мне и позволит на Антонова наезжать. Да я, собственно, и не собирался… В смысле сюда отправляться и здесь разборки устраивать. Как же это меня все-таки угораздило? Подсознательный толчок? Догадка? Или это наша любимая ведьмочка постаралась? Ладно. Торопиться пока не будем. Поиграем немножко по местным правилам. А там, глядишь, и получится что-нибудь. И с Саней профилактическую работу проведем. Ну? Вперед?
Саша еще успел рассеянно проводить мимо забавную мысль (что, интересно, поделывают сейчас мои сотруднички? - застыв на месте, ждут моего возвращения? Или подняли уже на уши все окрестности в поисках капитана Самойлова?), а сам уже внимательно прислушивался и приглядывался к окружающему его миру, стараясь сильно не высовываться из своего уголка.
Пурген как раз заканчивал рассказ о пресловутом Семиноге, а именно красочно описывал его бесславную кончину.
- Он ведь нам все уши стер своими рассказами о перевертышах. Всю дорогу твердил: нету на местных болотах большей заразы, чем перевертыши! Каждую кочку подозрительную, помню, обнюхивал, лишний раз по горло в воде проходил, чем по кочкам. - Леня сильно потер перносицу и, прищурившись, посмотрел куда-то вдаль. - Вот и накликал. - Азмун горестно покачал головой. Судя по четко расставленным паузам, история была хорошо откатана. И явно из любимых. Народ слушал внимательно, и даже Стармех не спускал с Лени глаз. Сигарету он, как всегда в минуты сосредоточенности, держал очень близко к лицу, незаметно затягивался и лишь время от времени закутывался дымом.
- Я как раз за Семиногом тогда шел, - неспешно продолжал Пурген, но глаза у него уже сделались круглыми, румянец выступил на щеках, - помнишь, Вомбат, когда мы спешным порядком от Кам'Аза уходили? - Не поворачивая головы, все просто почувствовали кивок Командира. - Я еще удивился, до чего он спокойно идет. Даже не спокойно, а… как это… уверенно, что ли? Так не похоже на Семинога… Я уже потом догадался, что он тогда здорово трусил… И еще помню, что я почему-то смотрел не себе под ноги, а на него. Именно на него. Словно ждал чего-то… - Леня поежился и быстро-непонятно взглянул на Цукошу. - А потом Семиног встал на кочку… Уверенно так встал… Зачем-то двумя ногами… Повернулся… Я думал, он что-то сказать хочет. И вдруг его ка-ак швырнет… Он так лицом вниз, не сгибаясь, и упал… В воду. И тут же пропал. Я - туда. Всего-то метра три до него было.
Смотрю: ни воды, ни кочки. Кусок земли твердой, метр на метр примерно, - Леня неловко развел руками, показывая, сколько, - и посередине - две подошвы…
- Перевертыш… - после длинной паузы выдохнул Азмун. А Двоечник, словно специально для Саши, прокрутил в памяти в бешеном темпе картинки последующих попыток спасения Семинога. Грязь, суета, ругань, страх и - полная безнадега. Результат - нулевой.
Саша тем временем, потихоньку покинув свой укромный уголок, с любопытством просмотрел предложенный спектакль, но никакого удовольствия не получил, а только лишь разозлился сильнее на Командира-Антонова.
Вот ведь гад, каких игрушек тут наворотил для своих бойскаутов!
Какая-то мерзкого вида тварь, пуская тягучие желтые слюни, выползла из-за кочки и тупо уставилась на Санины ботинки, видимо соображая: прокусить или нет? Да пошел ты! Саша быстро решил сомнения задумчивой мерзости (которая после любезного пояснения Двоечника оказалась пустяком) ударом ботинка.
- Ты чего это? - обалдело спросил Стармех у Сани. Да и остальные глянули с не меньшим удивлением.
Да он-то ничего. Это я вашего пустяка шуганул, ребята. Потому что противный он очень. Дрянь слюнявая. И Вомбат ваш - сволочь. На этот раз Саша оказался вполне готов к Саниному выпаду. И довольно ловко увернулся.
Вот что, друг. Ты меня лучше не зли. И свои наскоки на меня оставь. Я сюда за делом пришел, так что не мешай. Нюхай свои цветочки и топай, куда велят. Но уж когда мне понадобится - не обессудь, придется подвинуться.
- Я думаю, мужики, нам пора, - решительно сказал Стармех, вставая. - Засиделись. До вечера нужно с болота уйти. К тому же Двоечник, похоже, уже какой-то дряни здесь надышался. Скоро на нас кидаться начнет.
Все тут же повскакивали со своих кочек и преувеличенно бодро начали собираться.
То есть это опять-таки мне показалось, что преувеличенно. Видно, раздражение все нарастает и нарастает, вот и придираюсь по пустякам. Все. Расслабься и - вперед. Вместе со славной командой господина Вомбата. Бойскауты так бойскауты. Верная рука товарища, каша из котелка. Страшилки на сон грядущий. Играем дальше.
Болото, слава Богу, кончилось уже метров через пятьсот. Ненадолго остановились, счищая налипшую грязь, и бодро потопали дальше.
До самого вечера никаких особых приключений не подвернулось. Так, по мелочи: проходя Замотанным Подлеском, как водится, потеряли тропу, да еще перед самой ночевкой спугнули целый выводок трындычих. Толстенная мамаша с поросячьим визгом выскочила из-под ног Вомбата и понеслась прочь, на бегу теряя перья и плохо закрепившихся на спине детенышей.
Вечером Саша долго ворочался в спящем Санином сознании, пытаясь придать мыслям хоть какую-то видимость порядка. Замучился и тоже уснул. А за ночь что-то сдвинулось, схлопнулось, переварилось и переплавилось. Сашина ненависть, слившись с Саниной терпимостью, привела обоих к неожиданному душевному консенсусу уровня братьев-близнецов.
- Хорошо рубаешь… - заметил Цукоша за завтраком, провожая взглядом миску Двоечника с изрядной порцией добавки.
- Ага, - разулыбался Саня, чуткий до похвалы.
День предстоял замечательный. Вомбат предлагал совершить ле-егонькую прогулочку к Старому Руслу, дабы поупражняться немного в стрельбе по кислотникам. Добряга-Квадрат в последний раз отвалил нам такое количество патронов, что у Цукоши к вечеру от тяжести свело спину. Ну грех не облегчить рюкзаки…
По пути Пурген от избытка хорошего настроения исполнял на бис свой любимый "Марш заики", потом хохмил, не переставая. Настолько увлекся, что свалился в дрысячью нору под дружный смех Команды. Короче говоря, все шло расчудесненько.
До тех пор, пока Вомбат не подстрелил юнгера.
То есть вначале никто ничего и не понял. Какая-то худая нескладная фигура замаячила среди деревьев, Двоечник даже подумал: клен-бродяга мается по жаре. А Вомбат уже - раз! - и выстрелил. Как всегда, быстро и метко. Несмотря на густо понатыканные сосенки.
- Кого это ты? - удивился Пурген, близоруко всматриваясь.
Вомбат брезгливо передернул плечами и равнодушно закинул автомат за спину. Мужики ломанулись смотреть, и только Саня (не Саша!) заметил оттянутый вниз непонятной ненавистью угол рта Командира.
- Ах ты, ежкин кот! - даже не воскликнул, а обалдело выдохнул Азмун, останавливаясь около лежащего юнгера. И (теперь уже Саша) ощутил всю тошнотворную нелепость ситуации. Нет, даже не нелепость, а… какую-то мальчишескую стадность. Словно на глазах учеников обожаемый учитель-гуманист, выйдя после лекции о любви ко всему живому, вдруг ни с того ни с сего ударил ногой бездомного пса. Сильно ударил. Убил.
Юнгер лежал на сухой земле в неловкой позе человека, который только что во сне перевернулся с боку на спину. Смуглое лицо его постепенно разглаживалось, и только печальная улыбка еще долго держалась в уголках губ. Левая рука лежала на сердце, правая сжимала дудку. Вот он кто, оказывается. Юнгер-дудочник. Непонятное и робкое создание из загадочного племени бродячих паяцев и поэтов. Встречали мы таких пару раз в Таборе, встречали. Не люди и не цветы - их пластилиновые лица способны были за секунду поменять тысячу выражений, а тихие гипнотические песни вышибали слезу у самых отъявленных негодяев - живодеров с Железки. Их музыка утоляла жажду и веселила до колик, а недолговечные водяные картинки оставались в памяти на многие недели. Никто не знал, откуда приходят юнгёры и куда они уходят. Чем они питаются и откуда берут сбой странные мотивы. Но от Стругацких Полей до западной границы Города, от Усть-Вьюрта до Карам'д'Уморта обидеть юнгера считалось самой низкой низостью.
Команда растерянно столпилась вокруг, все молчали. На Вомбата никто не смотрел. Двоечник так просто не мог дышать от ужаса.
Саша вглядывался в спокойные черты лица бродячего музыканта, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Откуда вдруг в нем взялась эта странная болезненная жалость? Ведь это просто очередной фокус Вомбата, какой-нибудь сентиментальный пустячок, воспоминание розовой юности - да? - безделушка, прихотливо реализовавшаяся здесь в виде бродячего музыканта… Звереешь ты, парень, звереешь, коли свои пустячки начал отстреливать. Вон бойскауты твои аж дар речи потеряли.
Если бы в этот момент Саня не был в таком шоке, что практически перестал соображать, может быть, Саша и пропустил бы легчайшую догадку, мелькнувшую в его собственном подсознании. Он быстро оглядел молчавших мужиков. Еще раз вгляделся в лицо мертвого музыканта. Не упустил злобного торжествующего оскала Вомбата… И понял. Нелогичность, ребята. Испорченная мизансцена. Талантливые артисты срочно обыгрывают появление на сцене случайного, чужого человека. Не было у вас тут никаких юнгеров! Вам это только что на ходу подсказали! Как раз в этот момент Саша был готов поклясться, что услышал далекую мольбу о помощи. Страдающий женский голос просил: спаси его, спаси…
Улыбка на лице юнгера медленно таяла. На мгновение Саша почувствовал сильнейший укол ревности: так вот каким ты его себе придумала? Жесткие черные волосы, широкие монгольские скулы… И удивительно красивая, тонкая, но сильная рука, лежащая на остановившемся сердце…
Саня! Саня! Очнись! Ты можешь, нет, ты должен мне помочь! Здесь мы сами себе - волшебники! Саня!
Двоечник вылезал из оцепенения, как из тягучего предутреннего кошмара.
Думай, Саня, думай, соображай, миленький! Юнгер - какой он? Он изменчив, словно песок и вода. Но разве можно убить песок? Или воду?
Своим окрепшим, двойным уже, сознанием Саша отчетливо почувствовал, как, отвечая на его подсказку, переливается, перетекает что-то внутри недвижного тела юнгера… И как дрогнуло его сердце, выталкивая пулю.
- Ребята… - прошептал Саша (Саня? Света?!) - Он жив…
Я не знаю, как они меня услышали, потому что в это самое время Вомбат выстрелил еще раз. В землю. Потом в дерево. Еще. Еще. И еще раз. В дерево. Ствол его автомата упорно не хотел поворачиваться в нужную сторону. Потом Вомбат зарычал. Как бешеный зверь, которому, связанному, живьем выпускают кишки. Рванулся в сторону, продолжая палить куда попало. Отбежал шагов на десять, оступился на кочке… Патроны кончились.
А потом его вдруг дернуло вверх, весь он страшно вытянулся, пласт земли под ногами (правильно, Ленька, примерно метр на метр!) начал подниматься… Словно крыло мельницы, Вомбата провернуло прямо в невесть откуда взявшееся водяное оконце… Саша, холодея, увидел подошвы. Ребристые, неснашиваемые подошвы ботинок военного образца…
Спектакль продолжался.
Он и не мог не продолжаться, пока хоть капля сознания, грамм ненависти еще жили в замурованном под землей человеке. Сдаваться он не собирался. Но сил у него уже оставалось маловато.
Саша, с трудом удерживая на месте Саню, с любопытством наблюдал, как рванулся с места Стармех, на ходу вытаскивая саперную лопатку. Как Пурген руками рвал жесткую траву, выворачивая куски дерна.
И как бестолково копался в аптечке Цукоша, когда они таки вытащили на свет извивающийся комок человеческой плоти, еще десять минут назад изображавший сурового Командира.
- Воды! - ревел Дима, стоя на коленях около Вомбата, пытаясь дрожащими руками очистить лицо. - Воды, скорее! - Грязь отделялась вместе с кожей, густо мешаясь с кровью. - Азмун! Не стой, как сволочь, коли ему что-нибудь!
Что? Куда колоть? Куда? Где в этом вздрагивающем куске грязного мяса было место для нужного укола? После третьего котелка воды, вылитого на Вомбата, зрелище стало настолько жутким, что Леня не смог бежать за четвертым. Его вырвало прямо на ошметки комбинезона.
Стармех озверевшим взглядом нашел Двоечника и просипел пересохшим горлом:
- Саня… Квадрат?… - А Леня с Азмуном уже расстилали на земле плащ-палатку и замирали, и топтались рядом с Вомбатом, не зная, как и за что ухватиться, чтобы переложить еле живое тело.
Бледный Саня с трясущимися губами стоял около сосны, царапая ногтями кору, и широко открытыми глазами смотрел на старания команды. Со стороны вполне могло показаться, что наш дорогой барометр вычисляет местонахождение чудо-лазарета. А вот что у нас в тот момент творилось в душе! Ох, ребята, ни одному пациенту психушки такого не пожелаешь! Одно дело, когда горький пьяница изображает борьбу с самим собой на предмет выпить еще стакан водки или нет. Совсем другое - заставить себя пересилить тошнотный страх и прыгнуть через пятиметровую пропасть. И уж совершенно третье - борьба двух самостоятельных личностей в одном сознании. При том, что одна из этих личностей - тщательно придуманный придурок-интуитивист, основным инстинктом которого является: умри, но командира спасай. А вот другая, братцы, это я сам, Самойлов Александр Юрьевич, обыкновенный парень, ни за что ни про что огребший вдруг полную охапку приключений, да еще и обремененный всечеловеческой ответственностью…
Саша отстраненно смотрел на замерших марионеток из команды Вомбата, прислушиваясь к жалобному трепыханию мыслей Двоечника, успевая понять: да, чувствует Саня, вот он, ваш волшебный Квадрат, где перемолотого Командира ждет чудесное избавление. Не так уж и далеко, около километра на север. А точнехонько на юг - слышу, Саня, слышу - двухэтажное здание Полбудки, где можно без опаски оставить оживающего юнгера. И быть твердо уверенным, что ни одна сволочь не посмеет его там тронуть. Ты еще сомневаешься, Саня? Колеблешься? Тогда, извини, придется подсыпать соли на твои душевные раны… С чего начнем? С прошлого предательства Вомбата? Или, может, отца твоего припомним? Всесильного, но безногого ВД? Или еще что-нибудь? Я могу. Ведь вся твоя мастерски выписанная рукой маньяка-человеконенавистника память - у меня на ладони. Не нужно пояснять, кто ее тебе такую насочинял? Девушка, говоришь, любимая была? Это… стойте, стойте, дайте приглядеться… Та, беленькая, с челочкой, которую на твоих глазах Финскому Десанту скормили?…
Двоечник вздрогнул всем телом и, отлепившись от сосны, покачиваясь, двинулся на юг. Стой, парень, стой! Мы тут кое-кого забыли. Под осатаневшим взглядом Стармеха Саня взвалил на себя легкое податливое тело юнгера.
Так и пошли. Впереди Двоечник с юнгером на спине. Позади - Стармех с Цукошей тащат Командира. Замыкающий - Леня, который спотыкается о каждый корешок и что-то тихо бормочет себе под нос. Попутно можно заметить, как вместе с Вомбатом медленно умирает его мир. Вялые шляршни, сбившись в кучу, не обратили никакого внимания на проходивших людей. Полянка надуванчиков теперь ничем не отличалась от своих мирных желтоголовых родственников. Но, как видно, последним всплеском злобы Вомбата вдруг выполз на тропу обессиленный группе. Да так и сдох, вытянув мощные лапы и оскалившись.
Когда Саша дотащил юнгера до Полбудки, окружающий мир уже почти полностью потерял краски и очертания. Где-то позади, словно разрядившиеся роботы, еще шагали Азмун с Димой, волоча за собой плащ-палатку. Еле-еле шевелился в подсознании потерявший рассудок Двоечник, напевавший дурацкие песенки. Куда подевался Леня - одному местному богу известно… Последними четкими картинами остались: до блеска отполированные рельсы Железки, Полбудка и смуглое восточного типа лицо мальчика-юнгера. Саша положил его в первой же комнате, прямо под окном. Музыкант был без сознания, но в тишине, казалось, уже звучит тихая тоскливая мелодия. Дудку он так и не выпустил.
- Будь здоров, музыкант, - зачем-то вслух сказал Саша, поворачиваясь, чтобы уйти. Но как раз в этот момент в дверном проеме появились Стармех с Азмуном. Лица их были пусты и невыразительны. Молча они опустили Вомбата на пол и сразу же повалились сами. Смотреть на то, что они принесли, совершенно не хотелось, но Саша заставил себя подойти и взглянуть.
Вомбат был еще жив. Слабое клокотание вырывалось из рваной дыры, бывшей когда-то ртом. Где-то сбоку, в районе груди, вздувался в такт слабеющему дыханию розовый пузырь. Жутковатое зрелище. Но поучительное.
Хорошо, Светило, что тебя здесь нет и этого ты не увидишь. Нет ничего более абсурдного, чем женская жалость. Ведь ты бы сейчас его пожалела, да? И простила бы? И, чего доброго, заставила бы оживить?
Саша вдруг ни с того ни с сего вспомнил Штрипка. Вот сейчас я почему-то абсолютно уверен, что Длинный Мохаммед снимал с него скальп живьем. Все его веселые оранжевые косички…
- Не мое это дело, Антонов, - хрипло сказал Саша, не глядя на Вомбата, - да только нет моих сил смотреть, как сволочи вроде тебя за хозяев мира себя держат. - Постоял еще несколько секунд. Услышал, как лопнул пузырь с последним вздохом Вомбата. Обернулся, сам не понял, куда. И, не глядя, вышел в открытую дверь.
- Осторожней, молодой человек! - Строгий дядька в сером костюме, упираясь в Сашу животом, хмурил лохматые брови. - Смотрите, куда идете! Вы меня чуть дверью не пришибли!
- Из…звините, - с трудом выдавил капитан Самойлов, уступая дорогу.
Дядька еще раз укоризненно покачал головой и вышел.
Не буду проверять, но могу заложиться на последний полтинник до зарплаты, что он и есть хозяин той серой машины. Саша крепко зажмурился, за несколько вдохов-выдохов установил себе нормальный пульс и как ни в чем не бывало подошел к ребятам.
Жадность - самый большой порок человечества!
- Козлодоев, - строго сказал Саша, глядя на Гешкин поднос, - думаешь, после такого завтрака ты еще сможешь что-нибудь соображать? У тебя же вся кровь от мозгов к желудку отольет!
- А если я не поем как следует, - надулся Гешка, - я вообще ничего соображать не буду.
После сытного завтрака прямо на столе расстелили карту.
- Вот. - Серебряков ткнул пальцем в правый угол. - Поселок Матвеево. А вот, - еще один тычок, рядом, - место аварии. До поселка всего полкилометра, я проверял. Я думаю, надо начать именно оттуда.
- Редкий ум, - откомментировал Козлодоев, восхищенно глядя на Гришу. - Я бы в жизни не догадался.
- Очень хорошо, - сказал Саша, как всегда не обращая внимания на пикировку друзей. - По приезде нужно будет связаться с местным отделением милиции, может, они смогут чем-то помочь…
- Ну а мы? - Света выглядела очень усталой. Не забывай, она круглосуточно дурит головы нашим приятелям из космоса.
- Начнем опрашивать население. Кто что видел, слышал, знает, догадывается…
Неожиданности, причем неприятные, начались сразу по прибытии. Оказывается, накануне вечером в местном отделении загса был пожар. Нет, ничего страшного, даже пострадавших нет. Но сгорел весь архив. Поэтому определить реальное количество законнорожденных младенцев мужского пола в возрасте двух-пяти месяцев пока не представляется возможным.
Саша около часа разговаривал с начальником отделения, усиленно вдалбливая тому, насколько важная задача стоит перед его сотрудниками, и, кажется, добился своего. Капитан Жучко решительно хлопнул ладонью по столу:
- Все, уговорил. Бери двух моих в помощь. Но учти: от сердца отрываю!
А уже через пять минут Саша знакомил оторванных от сердца лейтенантов Миронова и Шилдобина со своими гавриками.
- Значит так, товарищи, - вновь организованная оперативная группа расселась на траве около отделения. - Задача сложная. Пропал ребенок космонавта Кашина. Поскольку сигналов о его обнаружении не поступало, возможна версия похищения. Ее и примем за рабочую. Предлагаю разделиться и прочесывать поселок тремя подгруппами. Первая: Серебряков - Миронов, вторая: Козлодоев - Шилдобин, третья: Самойлов - Жукова. Вопросы есть?
- Товарищ капитан, - удивленно поднял белесые брови, кажется, Миронов, - а как же вы? Вы же никого здесь не знаете.
- У нас свои методы, - ответил Саша дежурной фразой. И добавил извиняющимся тоном:
- Но машину я оставляю себе. Где тут у вас заправка?
- Да прямо за углом, - махнул рукой тот же лейтенант.
- Спасибо. Сейчас и заправлюсь. А вы - как только что-нибудь узнаете или даже заподозрите, немедленно свяжитесь со мной. Все ясно? Выполняйте.
Обе новоиспеченные подгруппы развернулись и отправились прочесывать уютный поселок Матвееве.
- Знаешь что, Свет, - сказал Саша, садясь в машину после заправки, - я думаю, нам с тобой надо для начала съездить на место происшествия. Может, у тебя какие-то мысли появятся?
- Хорошо, - кивнула она.
На дороге, кроме поломанного ограждения, ничего не говорило о произошедшей на этом месте страшной аварии. Света долго задумчиво бродила туда-сюда, потом спустилась в кювет и пропала в кустах. Саша, чтобы не мешать ей, сидел в машине и курил. После пятой сигареты Света появилась метрах в пятидесяти впереди и слабо махнула рукой: сюда.
Лицо ее было зеленовато-бледным, глаза с огромными зрачками слезились.
- Света, ты нормально себя чувствуешь? - испуганно спросил Саша.
- Нормально, нормально, - тихо ответила она. - Я, кажется, что-то нашла…
- Что?
- Не знаю. Чувствую какой-то слабый след… - Света махнула рукой, Саша вышел, последовал за ней. - Вот здесь… здесь лежал ребенок… - Саша немного испугался Светиного голоса. Жуткий, глухой, практически без интонаций, кажется, именно такой и называется загробным. - А перед этим он… летел… из машины, наверное… лежал недолго… подняли… понесли… - Света, как сомнамбула, двинулась через кусты. Саша рванулся за ней, потом вспомнил, что не закрыл машину, бросился назад, заметался. Плюнул на машину, догнал Свету. Тихо пошел сзади, лишь иногда вздрагивая, когда ветки слишком уж сильно хлестали по ее лицу. Она этого, кажется, и не замечала.
Метров через двести они вышли на тихую улицу. Здесь Света немного замешкалась, постояла, наклонив голову, повернула направо. Пошла вдоль домов, время от времени останавливаясь, словно прислушиваясь к какому-то своему внутреннему голосу.
- Ах, черт, там же Юрий Адольфович в машине остался! - вспомнил Саша. - Надо было его с собой взять!
Около четвертого или пятого дома Света резко остановилась.
- Здесь, - слабо махнула рукой и покачнулась. Саша еле успел подхватить ее, чтоб не упала.
- Света! Тебе плохо? - Он ужасно испугался. Ему и самому было как-то не по себе: колотилось сердце, не хватало воздуха. - Постой здесь, я сейчас пригоню машину. Сможешь постоять?
Света кивнула. И тут, на их счастье, на другом конце улицы показался Серебряков. Саша замахал руками со скоростью ветряной мельницы в ураган. Гришка подбежал, испуганно глянул на Свету:
- Что случилось?
- Потом объясню. Гриша, стой здесь, держи Свету, я - за машиной! - Саша рванул обратно на дорогу. Теперь уже он не обращал внимания на злые плети кустов, хлещущие по щекам. Выскочил на шоссе чуть дальше, чем рассчитывал, подбежал к машине.
- Скорее! - почему-то выкрикнул букет. - Торопитесь!
Машина взревела, срываясь с места. Саша, к счастью, еще раньше заметил съезд с дороги, поэтому, не петляя, буквально через минуту выскочил на ту самую улицу.
- Умоляю, поторопитесь! - кричал Юрий Адольфович, подскакивая на сиденье. - Она может в любой момент потерять сознание и снять блок! - Сашу колотило, как в лихорадке. Подъезжая, он увидел, что Света сидит на траве, а рядом бестолково топчется Серебряков. Резко затормозил, подняв огромный клуб пыли, выпрыгнул из машины. - Света, Света, не волнуйся, Света мы его нашли? - Она смогла слабо кивнуть. - Он в доме? - Еще кивок. - Света, не волнуйся, все нормально, твоя задача сейчас - только держать блок, слышишь, Света? - Он схватил ее ледяные руки, сжал их и, чувствуя, как за спиной разверзается уже черная ненасытная пропасть, быстро-быстро заговорил:
- Держись, Светило, держись, ведь, если не мы, то - никто, понимаешь, никто не сможет помочь, пожалуйста, держись, я верю в тебя, я люблю тебя… - Саша вскочил и, почти не видя ничего вокруг, бросился вперед, сорвав с петель ветхую калитку. Словно кто-то вел его слабеющей рукой - он вбежал в дом, безошибочно повернул направо, проскочил почти пустую кухню, ворвался в комнату. Испуганно вскрикнула женщина, не успевшая заслонить собой лежащего на кровати ребенка.
Розовый улыбающий младенец, пуская слюни и взбрыкивая ножками, лежал на кровати. Именно такой, каким себе его и представлял Саша. Симпатичный, смешной. И совершенно безобидный. Стоявшую рядом женщину Саша не успел разглядеть. Так, что-то маленькое, до смерти напуганное, в сером платьице.
- Не забирайте его… - тихо сказала женщина. И Саша моментально понял и этот просящий тон - разве так скажут о родном? - и заметил разные пеленки: рядом со сложенными стопкой ветхими, застиранными, явно, нарезанными из старых простыней, лежали тоненькие, дорогие, с кружевами и вышивкой. Вышивкой? Словно специально для Саши, снизу высовывался уголок с престранным рисуночком. Что за мастерица вышивала это маленькое ухо с выползающей из него змейкой? "Знак - змея". Вот оно, недосказанное пророчество отца Евгения… Словно боясь прикасаться к детскому тельцу, Саша быстро и неловко завернул ребенка в пеленку, схватил и выбежал на улицу.
Саше показалось, что с ним снова сыграли шутку с перемещением и за дверью оказался другой мир.
Да нет же, все тут, кажется, на месте. Та же улица, Сашина "Тойота", Света сидит на траве с бесконечно усталым лицом… Что же изменилось?
Да все. Все, мужики, стало вдруг лениво-простым и безразличным. Молчал букет, стоявший на заднем сиденье машины. Серебряков протягивал Свете кружку с водой. На соседнем дворе загорелая тетка в сарафане, с любопытством оглядываясь, развешивала выстиранное белье. Возились в пыли шустрые деревенские воробьи… А самое главное - исчезло ощущение бездонной черной пропасти за спиной.
- Ну, что, космонавт нашелся? - весело спросил Серебряков, подходя к Саше. - Э-э-э, капитан, я вижу, тебе уже и автограф дали… - Ребенок разулыбался, продолжая писать на Сашину рубашку.
Как вам такой поворот? Герой в мокрой рубашке. На руках у него гулюкает новоявленный Антихрист. Рядом в траве сидит любимая ведьмочка. Жутко переживает превращенный в букет цветов гениальный музыкант. И все мы со страшной силой радеем за судьбу родного человечества. Да нет, почему же юродствую? Просто пытаюсь объяснить, как все выглядит со стороны.
- Какие же мы все-таки дураки, - сказал Саша, перекладывая ребенка в руки упирающемуся Серебрякову. - Неси его в дом, сейчас разбираться будем.
- А чего тут разбираться? - Гришка перехватил младенца под мышки. - Если у тебя не очень мокрые руки, можешь достать у меня из кармана факс от Грым-мов. Компьютерная реконструкция аварии показала, что детское сиденье от удара просто вылетело из машины и плавненько урулило в кусты.
- Угу, угу, - покивал Саша, - урулило.
- …где и было найдено гражданкой Ляпиной, - казенным тоном закончил подошедший лейтенант Миронов и строго посмотрел куда-то мимо Саши. - Нехорошо, гражданочка Ляпина, нехорошо! Зачем вы ребенка прикарманили? Опергруппа из Питера тут с ног сбивается, ищет, а вы себе и в ус не дуете! Вы знаете, чей это ребенок? - На его строгий выговор никакой реакции не последовало, и Миронов вполголоса пояснил для Саши:
- Я думаю, она и вправду не знала, чей он. У нее и телевизора дома нет. Одинокая она. Верующая. Муж три года как умер. Нашла ребеночка, вот и обрадовалась. А соседям сказала, что сестра у нее в Балашихе заболела, за мальцом некому ухаживать. - Загорелая тетка, та, что только что вешала белье, с любопытством прислушиваясь, уже стояла у калитки.
- Гриша, разбирайся тут сам, - устало произнес Саша и повернулся к Миронову. - Руки где можно помыть?
- Ей за это что-нибудь будет? - спрашивала Света, сидя в светлой уютной кухне дома у лейтенанта Миронова.
Полчаса назад они проводили Серебрякова, Козлодоева и младшего Кашина в Москву, надавав кучу ценных указаний по работе с младенцем. В Москву, потому что, во-первых, "дело космонавта" приняло, по слухам, серьезную политическую окраску. А, во-вторых, Саша совершенно себе не представлял, что теперь делать с этим ребенком, раз уж не удалось его придушить сразу.
- Бу-удет! Конечно, будет! - важно отвечал Миронов, пытаясь размешать в чае восьмую ложку сахара.
Света переводила тоскливый взгляд с него на Сашу, потом в окно - на гулявших по двору кур, потом снова - на Сашу. Где-то у соседей надрывно лаяла собака. Из стоящего на допотопной этажерке красного магнитофона-мыльницы энергичная импортная дамочка настойчиво призывала неизвестного Фреда.
- Свет, - Саша говорил с трудом, словно только что отбарабанил трехчасовую речь на митинге, - что там за ерунда с пеленками? Откуда взялся этот дурацкий сюжет со змеей?
- Илонкины заморочки. - Света пожала плечами. - Не знаю. Просто выпендривалась, наверное. Увидела в каком-нибудь каталоге татуировок. Она и себе хотела такую сделать. На заднице.
Лейтенант Миронов подвигал лицом, словно хотел сплюнуть. Странные ребята, эти ленинградцы. Примчались, шухер навели, разговаривают как-то необычно… Вазу с цветами за собой таскают.
- В сущности, она несчастная баба. - Миронов мотнул головой и с удовольствием прихлебнул свой сироп. Саша удивленно повернул голову, не сразу сообразив, о ком речь. - Ляпин этот, муженек ее, дерьмо был порядочное. Пил, как свинья. Может, потому у них ребенков-то и не получалось… С родней всей поссорился, с работы его три раза выгоняли. А как помер, так она и вовсе - одна осталась…
Знаешь, Миронов, в другое время я, может быть, и послушал бы твои деревенские истории. И даже, может быть, выпил с тобой пива под местную, так красочно расписываемую рыбу. Но если бы ты только знал, как мне сейчас не до этого!
Саша в который раз обвел взглядом уютную кухню и вдруг с ужасом поймал себя на мысли, что врет. Врет сам себе! А точнее… Точнее, его внутреннее состояние выглядело как очередное раздвоение личности. Спаситель человечества Саша Самойлов еще ерепенился, суетился, надо признать, скорее по привычке. А капитан Самойлов спокойно пил чай и ждал машину, которая доставит его и сотрудника Жукову прямо к поезду. Какому поезду? А, неважно, на ходу сочинится что-нибудь достаточно комфортное, идущее прямо до Ленинграда. Елки-палки! Чего я рыпаюсь? Куда? Вот он, мой собственный, кайфово устроенный мир. Все здесь так, как я себе захотел. Нормальная мужская работа, дом, друзья, Света (Света!). Только полный кретин мог бы еще сомневаться, что выбрать.
- Пойду-ка я прогуляюсь, - задумчиво произнес Саша, поднимаясь со стула. На это заявление никто из присутствующих не среагировал. Миронов пил чай, Света отрешенно смотрела в стену.
И деревня мне эта нравится. Слаб я, конечно, в географии, и неизвестно, есть ли такой населенный пункт в Московской области, но даже здесь придумано симпатично. Дома крепкие, люди славные, вон корова упитанная прошла. А завтра приедем в Ленинград, доложимся начальству, может, поощрение какое отвалят и снова к серьезной оперативной работе допустят…
Словно отвечая Сашиным мыслям, в кармане запиликал радиотелефон. А что, и правильно. Раз здесь "Тойоты" водятся, почему бы и радиотелефону не быть?
Звонил генерал Степницкий.
- Здорово, здорово, Самойлов. - Голос у генерала был по-доброму стандартно-киношный. - Ну что ж, поздравляю с очередным успехом. Мы тут подумали, - голос генерала стал тише, как будто он там у себя кивнул в сторону на тех, с кем подумал, - не назначить ли тебя начальником отдела по борьбе с… киднеппингом. - Саша, ухмыльнувшись, представил, как на столе рядом со Степницким лежит листок бумаги с крупно написанным иностранным словом.
- Спасибо, Глеб Егорович, - серьезно ответил Саша, - но нам бы что посерьезней…
- А чем тебе это не серьезно? - явно заводясь, повысил голос генерал. Но тут же потишал и примирительно закончил:
- Ладно, приезжай, обсудим.
- Есть - обсудить! - гаркнул Саша и снова представил, как Степницкий, повесив трубку, сообщает кому-то из друзей-генералов: "Упрямый, черт. Но команда у него лихая!"
Здорово, да? Но уж больно все просто. Ну, приедем мы в Ленинград, выцыганим какое-нибудь крутое дело, с блеском его провернем… Рано или поздно, хм, а именно - сейчас! - к тебе придет, - да пришла уже, пришла! - элементарнейшая мысль. А что осталось ТАМ? ТАМ, у НАС, не в придуманном Ленинграде, в настоящем Питере? Мне, безусловно, плевать, что творится сейчас с господином Антоновым, Вомбат которого так неудачно наступил на перевертыш. Кстати, непонятно, почему именно о нем я вспомнил в первую очередь? Гораздо интересней, что случится со мной ТАМ, если я останусь ЗДЕСЬ? А Света? А Юрий Адольфович? А все-все-все? Я тут буду ловить выдуманных преступников и передавать их в руки выдуманного правосудия. А в это время какие-то дрянные халявщики-инопланетяне, черт бы их подрал, будут доить человечество, забирая наши бессмертные души…
Саша остановился около какого-то заборчика. Хмурая женщина, сидя на крыльце, чистила живых карасей.
…А мы будем стоять с идиотским видом пресловутой коровы, которую доит деревенский вор? И чем все это закончится?
- … а тем, что вы перестанете кичиться своей цивилизацией, вернетесь в леса и моря и станете жить спокойной жизнью обыкновенных животных! - вдруг заявила ужасно знакомым голосом веселая пучеглазая рыба, вырываясь из рук женщины и посмотрев Саше в лицо.
Женщина дико вскрикнула, уронила нож и свалилась с крыльца. Саша тоже покачнулся, но не упал, а только ударился грудью о забор. Но тут же взял себя в руки и строго сказал:
- Юрий Адольфович! Это что еще за дикие шутки?
Что происходило дальше в тихом поселке Матвеево - неизвестно. Дневной свет вдруг померк, под коленки Саше ткнулось что-то мягкое…
И вот уже вместо солнца - справа горит торшер, под ногами вместо деревенской улицы - знакомый палас в клетку, а под… короче говоря, через мгновение Саша обнаружил себя сидящим к кресле. "Света…" - с тоской успел подумать Саша и тут же услышал:
- Приношу свои глубочайшие извинения за столь грубое вмешательство, но мне показалось, вы слишком неосмотрительно упускаете инициативу! - Вездесущий букет стоял на столике, сурово уперев в бока вазы наспех придуманные фарфоровые ручки.
- Юрий Адольфович, - устало попросил Саша, - ну, хоть теперь-то вы можете принять человеческий вид?
- В данном случае абсолютно не принципиально, в каком виде я буду с вами разговаривать! - еще строже произнес букет.
- Вы сердитесь? - удивился Саша.
- Я?! - Букет дернулся и чуть не свалился на пол. - Я просто вне себя! - Видно, распиравшие Юрия Адольфовича чувства были настолько сильны, что он решил немедленно это продемонстрировать. Ваза взорвалась во все стороны осколками, сильно обрызгав Сашу водой.
- Красиво, - спокойно заметил он, отряхиваясь.
- Прошу прощения, - смутившись, сказал Юрий Адольфович, превращаясь в зеленоватую каплю. - Не сдержался.
- Пожалуйста, пожалуйста, - Саша на всякий случай отодвинулся подальше.
- Я больше не буду, - пообещала капля. Но тут же взяла официальный тон:
- Уважаемый Александр Юрьевич, объясните мне, пожалуйста, ваши действия.
- Какие именно? - Саша уже полностью успокоился и готов был отвечать на любые вопросы.
- Я не правильно выразился. Правильнее было бы сказать: ваше БЕЗдействие. - Капля снова начала горячиться. - Мы тратим огромные силы, ставим блок, находим ребенка… И когда все уже в ваших руках, вы внезапно останавливаетесь, глупо улыбаетесь и пускаете все на самотек!
- Я действительно глупо улыбался? - переспросил Саша.
- Не поручусь за улыбку, но лицо у вас было весьма… - Капля строго покашляла. - И теперь я спрашиваю вас: что, черт возьми, произошло?
- Ничего особенного. Я просто понял всю бессмысленность наших действий.
- Ка-ак - бессмысленность?
- Понимаете, Юрий Адольфович, - быстро начал объяснять Саша, опасаясь очередного взрыва, - я подумал… сейчас, сейчас, вы все поймете… Когда я выскочил с ним, ну, с ребенком, на улицу, я знал, что должен делать… - Саша на мгновение зажмурился, волшебный мир услужливо открутил назад пленку, и прямо на стене появилось четкое объемное изображение.
Вот Саша, прижимая к себе пищащего ребенка, бежит к машине. Света с бледным до прозрачности лицом сидит на траве. Короткая улица со стоящей в тупике облезлой будкой и вывеской "Керосин". Длинные емкие несколько секунд, за которые "Тойота" успевает набрать скорость, а Саша - начинить будку допотопным топливом для керосиновых ламп.
Взрыв.
- Ну, и? - спросила капля, немного помолчав.
- Что - "и"?
- Почему вы этого не сделали?
- Да уж, всяко, не потому, что пожалел себя! А потому что мотивация у вашего "героического одномоментного" оказалась весьма и весьма средней!
- Не понял.
- Прежде, чем валиться очертя голову на амбразуру, уважаемый Юрий Адольфович, стоит иногда немного подумать. - Саша поудобней устроился в кресле и мысленно попросил сигарету.
- Позже, - отрезала капля. - Рассказывайте.
- Я попробую объяснить с помощью ассоциации.
- Попробуйте.
- Представьте себе, что болен человек. Например, гриппом. Вы же не станете вылавливать у него вирусы и уничтожать их по одному? А мы занимались как раз этим. Ну, грохнулся бы я с этим ребенком, и что? Аппарат Поплавского по-прежнему работает, куча людей тусуется там целыми днями. Чего проще - наделать еще таких младенцев и разбросать по свету? - Саша почти импровизировал, но ему самому вдруг стало жутко от открывшейся перспективы. - Мы за ними всеми не угонимся.
- Заигрались, - тихо произнес Юрий Адольфович. - Увлеклись приключениями.
Потолок низкой комнатки медленно пошел вверх, стены раздвинулись. Через несколько минут Саша уже сидел в огромном полутемном зале. Рядом в резном деревянном кресле задумался похожий на Вольтера немолодой изможденный человек.
- Я, пожалуй, воспользуюсь вашей ассоциацией, - звучным низким голосом сказал он, - и предположу, что уничтожать надо было самый первый вирус?
- Логично, - кивнул Саша. - Но как его найти? Как выяснить, ЧТО стало этим самым вирусом?
- Ну-у, например… - Человек (называть его Юрием Адольфовичем было почему-то труднее, чем дурацкую вазу с цветами) потер переносицу, - воспользоваться ИХ методом и разминуться с ними в пространстве. Ну то есть сделать так, чтобы они нас не заметили.
- Угу, - кивнул Саша, стараясь сдержать смех, - они летят, летят, а мы - шмыг, и за Юпитер спрятались!
Человек в кресле засмеялся басом. В зале стало светлее.
- А вот воспользоваться, как вы сказали, ИХ методом… - Саша понял, что вот-вот ухватит, наконец, нужную мысль. - Так, так… Рассуждаем, рассуждаем…
- Можно просто уничтожить аппарат Поплавского, - предложил Юрий Адольфович.
- Уничтожить, - задумчиво повторил Саша. - Разумно. В какой-то из действительностей мы это уже делали… Самое главное в таком случае сообразить, КОГДА это сделать. Юрий Адольфович, скажите, пожалуйста, какие у вас отношения со временем?
- Довольно свободные, - с ходу понял вопрос музыкант.
- Вы можете…
- Могу. Особенно с вашей помощью я могу перемещаться во времени… - он подумал немного, - достаточно далеко.
- Отлично, отлично. - Саша встал и прошелся вокруг кресла. - Может, я все-таки покурю? - В пальцы ему немедленно ткнулась зажженная сигарета.
Сейчас я буду думать. Спокойно и взвешенно. Цитата из "Правил пользования Волшебными Палочками": "Особое внимание уделите корректной формулировке Вашего желания. Учтите, что Палочка выполняет точно то, что вы заказали. Во избежание недоразумений при пользовании Палочкой воздержитесь от посторонних высказываний и не относящихся к делу восклицаний". Так. Самое простое: пролезть в эту "Фуксию" и повторить все действия Валерки Дрягина. А именно - разнести аппарат в щепки. Ну, не в щепки, а… короче, разбить. Да, и не забыть еще про тот аппарат, что в лаборатории. Хорошо. Допустим. Но от этого, в сущности, ничего не меняется. Поплавский сделает другой аппарат. Значит, убираем доктора. Как? Физически. Фу ты, пошлость какая!
Саша сделал еще несколько кругов во залу. Юрий Адольфович, не двигаясь, следил за ним. Он, естественно, слышал все Сашины мысли.
А если глобальней? Двинуться чуть дальше в прошлое и задавить этот аппарат, так сказать, на корню? Выбить у Поплавского из головы саму идею? Как? По башке! Вот, черт, опять насилие. К тому же не забывай, парень, о судьбе знаменитой бабочки Бредбери. Куда и как раскрутятся события без этого аппарата? Юрий Адольфович останется со своими изуродованными руками. Да сколько еще людей потеряет надежду на выздоровление! К тому же не лукавь, свою судьбу тебе тоже не хочется терять… Вот задачка. Как бы так сделать, чтобы все осталось по-прежнему и души наши остались при нас?
- Да очень просто! - вдруг встал Юрий Адольфович. - Если не хотите, чтобы птица улетела, нужно плотно закрыть клетку!
- Что?
- Нельзя ее выпускать!
- Птицу?
- Душу!
Вот оно! Не выпускать! Пусть они все ложатся на кушетку, а доктор Поплавский считает до пяти. Пусть им снятся все их сны с приключениями. Важно, чтобы душа при этом оставалась на месте!
Саша остановился, соображая, куда бы бросить окурок.
- Почему вы вдруг отвлеклись? - Юрий Адольфович стоял перед Сашей с пепельницей в руке.
- Я не отвлекся. Я просто немного… запутался.
- Отчего же? Мне как раз показалось, что мы, наконец-то, нашли выход.
- Нет. Не правильно. Мы его еще не нашли. Мы только узнали, что он где-то есть. В теории, так сказать.
- Ну, почему же… - Юрий Адольфович снова сел в кресло.
- Потому что пока не понятно, как это сделать технически.
- Очень просто! - Прямо перед Сашей вдруг осветился прозрачный куб, в котором стоял аппарат Поплавского. - Вот этого проводка, - Юрий Адольфович ткнул наугад пальцем, - здесь быть не должно. И все. - Куб пропал.
- У вас, простите, какое образование? - недоверчиво спросил Саша.
- Консерватория, - ничуть не смущаясь, ответил музыкант.
- Тогда откуда вы знаете…
- Мы сами придумываем правила игры в своих мирах, - грустно улыбаясь, заметил Юрий Адольфович.
- И вы уверены, что все получится? - Тоскливое предчувствие сжало Сашино сердце.
- Других вариантов я не вижу.
Все? Конец? Начало? Лихорадка последних секунд охватила Сашу. Постойте, а как же… я? Неужели в пещере, полной сокровищ, ничего нельзя взять себе? Света! Света!! Неужели ты никогда меня не полюбишь?!
- …Пять. - Игорь Валерьевич Поплавский приготовил электрод и внимательно посмотрел на пациентку. Спокойное лицо, ровное дыхание. Так. Плечевой нерв. Черт возьми, сделают когда-нибудь в лаборатории нормальный свет? Голова женщины оказалась в тени, словно в сером облаке. А с другой стороны к кушетке не подойти. А что, если? Игорь аккуратно дотронулся электродом до виска пациентки. Ни одна стрелка на аппарате не отозвалась на это прикосновение. Ну, естественно, а чего же вы хотели? Доктор еще раз чертыхнулся и занялся плечом.
- Юра! - Раскрасневшаяся Юлия Марковна заглянула в комнату мужа. - Ты что, еще не собрался? Ты же не успеешь! Елисеевский в два часа закроется на обед!
Юрий Адольфович виновато поднял глаза от нот.
- Юленька, а может, Бог с ней, с ветчиной? Леночка мяса не ест, у тебя - гастрит…
- А ты?
- А я вполне переживу без ветчины. - Юрий Адольфович ласково улыбался.
- Ох, ну и семейка! - Юлия Марковна всплеснула руками, выпачканными мукой. - Ладно уж, лентяй. - Она ушла на кухню, приговаривая про себя:
- За последние двадцать пять лет первый раз на столе не будет ветчины…

 

Назад: В ТОЧКУ, АЛЕКСАНДР ЮРЬЕВИЧ! ПОЗДРАВЛЯЮ С ПЕРВЫМ УСПЕХОМ!
Дальше: Эпилог