В декабре 1468 или 1469 года в подмосковном селе Елохово родился мальчик, крещенный Василием. По преданию, уже само рождение его было необычным: младенец появился на свет на паперти местной Владимирской церкви. Родители его, люди простого сословия, хотели, чтобы сын освоил какое-нибудь ремесло. Поэтому, когда Вася подрос, его отдали в подмастерья к сапожнику.

Азы профессии мальчик освоил быстро. Но была в его характере и поведении какая-то странность: порой он бросал работу и замирал, словно внимая чему-то неслышному для других. А вскоре у Васи открылся неожиданный дар предвидения. Как-то в мастерскую зашел купец и заказал себе сапоги, которые долго бы носились. Когда заказчик ушел, юный подмастерье вдруг заплакал. Изумленный сапожник спросил, что случилось, и тот, плача, ответил: «Даже не обует он эти сапоги – завтра умрет». Пророчество полностью подтвердилось.

С тех пор видения посещали Василия все чаще, и порой он пребывал уже не столько в земном мире, сколько в горнем. Становилось ясно, что Бог избрал юношу то ли для предсказаний, то ли для духовного подвига. В шестнадцать лет Василий покинул родителей и отправился в Москву.

Вскоре вся столица уже знала блаженного. Да и как не приметить молодого мужчину, ходившего по самым людным местам нагим, и в жару, и в морозы не снимающего тяжелых железных цепей. Однако не всем был по нраву юродствующий правдолюб. К примеру, стоят на торжище калашник или квасник, продают свой товар, расхваливают, торгуются. Как вдруг появляется Вася-юродивый и опрокидывает лотки! Торговцы чуть ли не в драку, кричат, бранятся. Но вот кто-то попробует остатки харча и как закричит: «Люди добрые, а в калашной-то муке мел да известь подмешаны, а квас-то прокисший!» Оказывается, блаженный за покупателей радел.

Порой Василий даже не пророчествовал – радость или горе можно было предсказать по его поведению. Однажды, подойдя к Богородицкому собору, он вдруг заплакал. И в ту же минуту окружившие его прохожие увидели, как из соборных окон рвется пламя! Но стоило блаженному утереть слезы, и огонь исчез без следа. «Быть большой беде, а за ней – великой радости», – шептались те, кто уже убедился, что каждый поступок Василия несет тайный смысл. И оказались правы: вскоре Москву сожгли татары Махмет-Гирея, но затем город отстроился и стал еще краше.

Похожий случай, правда, уже не с таким счастливым исходом, произошел в Вознесенском монастыре на Остроге (позднее – Воздвиженском). Василий, проходя мимо, остановился у дверей монастырской церкви и вдруг безутешно зарыдал. На следующий день храм загорелся. Пламя перекинулось на соседние дома и другие улицы. Выгорел почти весь центр – главный базар, царский и митрополичий дворцы, обрушились даже каменные дома. Лишь после люди вспомнили, как плакал Василий, чувствуя беду, но не в силах предотвратить ее.

Судьба хранила блаженного и отводила от него недоброжелателей. Как-то боярин, уважавший Василия, подарил ему свою лисью шубу.

– Истинно ли желаешь дать? – строго спросил юродивый.

– Истинно желаю, ибо люблю тебя от сердца, – был ответ.

Накинув шубу, Василий пошел на торжище, где его увидели воры. Один мошенник лег на землю, притворившись мертвым, а второй пристал к блаженному, прося милостыню на погребение.

– Давно ли умер? – не взглянув на тело, спросил Василий.

– Только что, – лицемерно вздохнул вор.

Тогда блаженный снял шубу, накрыл ею «покойника» и ушел, бросив через плечо:

– Будь же отныне мертв за лукавство твое.

Обрадованный вор подхватил шубу… и вскрикнул, увидев под ней мертвого товарища.

В то же время Василий, сам будучи нищим, неизменно подавал милостыню другим нуждающимся. Так, однажды некий богач подарил ему несколько золотых монет. Блаженный принял деньги, подошел к прилично одетому иноземцу и высыпал золото ему в ладонь. Позже люди узнали, что этот приезжий купец потерял состояние, три дня не ел, но просить милостыню стеснялся.

Надо заметить, что у юродивых на Руси всегда складывались особые отношения с правителями. Сильных мира сего как магнитом тянуло к блаженным, несмотря на то что те и в богатых покоях чувствовали себя непринужденно и бесстрашно. Юродивый мог во весь голос упрекнуть правителя, обвинить его, не подбирая выражений. И это было вовсе не шутовство. Шут дерзок, но осторожен, ибо питается крохами со стола тех, кому дерзит. Для юродивого князь или царь – такой же человек, как и все, только спрос с него строже: ведь на нем лежит ответственность за судьбы многих.

В этом отношении блаженные не боялись никого и ничего, будучи уверенными, что находятся под защитой божественного покровительства и народного уважения. А вот их самих правители порой побаивались – одно слово юродивого могло сорвать завесу величавости и обнажить истинную суть поступков.

Такие особые отношения сложились у Василия Блаженного с Иваном Грозным. Возникало у жестокого государя иногда нормальное желание – выслушивать от блаженного правду о самом себе. Однажды он начал строить себе новый дворец на Воробьевых горах. И очень ему хотелось побыстрее въехать в новые палаты… Как-то, возвращаясь с богослужения, царь заметил блаженного и спросил:

– Где ты был сегодня, Вася?

– Там же, где и ты, на Воробьевых, – последовал ответ.

– Я был во храме на литургии, – удивился царь.

– Нет, ты мысленно ходил по Воробьевым горам и строил свои палаты. Стоять во храме и помышлять о житейском – значит не быть в нем.

Нечего было государю ответить на упрек, за который кто угодно, кроме блаженного, отведал бы плетей. И не только! Головы мог лишиться любой, осмелившийся дерзить самому суровому из русских царей. Но как всякий тиран, предчувствующий неминуемую небесную кару, Грозный прислушивался к любому высказыванию, похожему на пророчество. Припадки полубезумного гнева сменялись у него периодами раскаяния, и в эти моменты царь чуть ли не заискивал перед ясновидцами. Неудивительно, что Василия частенько звали в царские палаты, чтобы хоть как-нибудь умилостивить сурового венценосца.

Так, однажды, в день своего ангела, царь пригласил его на пир. Трижды наливали юродивому вина, и трижды он выливал его в окно. Рассерженный царь спросил, почему он так поступает.

– Угасил я пламя, коим объят Новгород, – ответил блаженный и ушел с пира.

На следующий день Грозный отправил в Новгород гонца, которому жители рассказали, что в городе действительно начинался большой пожар, но внезапно пламя угасло. При этом многие видели в небе над Новгородом светлый образ нагого человека, заливающего огонь. Так приобрел Василий славу не только пророка, но и чудотворца, защитника и покровителя людей. Многие стали взывать к нему о помощи, особенно после того, как распространился слух о его прогулках по Москве-реке, словно посуху.

Однажды в Каспийском море буря застигла персидский корабль, на котором плыли несколько православных. Судно сбилось с курса, палубу заливали волны – близилась гибель. И тут один из русских сказал:

– В Москве есть блаженный Василий, который ходит по водам, и волны его слушают. Он спасет нас.

Православные стали молиться, взывая к блаженному, и вскоре те, кто был на палубе, разглядели во мраке очертания нагого человека, который вел корабль. Постепенно ветер стих и волны улеглись. Об этом чудесном спасении персидский шах поведал в письме Ивану Грозному. И еще не единожды после этого случая молитва чудотворца спасала застигнутых штормом мореплавателей.

Несмотря на лишения, Василий Блаженный прожил долгую жизнь. На восемьдесят восьмом году заболел тяжко, сам предсказал день смерти своей и испросил причащения. Узнав о его болезни, царь пришел к нему проститься. Не один пришел, а с царицей Анастасией и сыновьями: младшим, болезненным младенцем Федором, и старшим – здоровым трехлетним Иваном, наследником престола.

Умирающий благословил Анастасию, затем Федора.

– Старшего благослови, – подтолкнул сына Ивана в спину Грозный. – На будущее царство благослови…

– Будущего царя я уже благословил, – сказал Василий, – а старшему на царстве не бывать. Кровью его будущее обагрено.

– Глупости в бреду говоришь! А мне будет твое благословение? – посуровел царь.

– Не серчай, государь, нет от меня благословения царю Ироду.

Царь вышел от умирающего мрачнее тучи. Да и каково ему было после таких пророчеств!

2 августа 1557 года Василий скончался. О его смерти скорбела вся Москва, тысячи людей пришли проститься с блаженным провидцем, причисленным впоследствии к лику святых. Тело погребли на кладбище при Троицком храме, что был расположен на Красной площади.

Храм вскоре снесли, и на его месте по приказу Ивана Грозного был построен редкой красоты собор, названный Покровским. А в 1588 году Федор Иоаннович приказал пристроить с северо-восточной стороны собора придел в честь Василия Блаженного. Этот придел, куда перенесли мощи юродивого, к тому времени официально признанного святым, и дал собору второе название, закрепившееся на века, – собор Василия Блаженного (храм Василия Блаженного).

Долгое время, до возведения Ивановской колокольни в Кремле, храм Василия Блаженного был самым высоким зданием Москвы (высота его центрального купола – 65 м). Время и люди уничтожили множество российских церквей, однако этот храм пережил и вандализм армии Наполеона, и недовольство Сталина, и косые взгляды строителей коммунизма.

Возведенный в совершенно нетипичном для Руси архитектурном стиле, собор Василия Блаженного похож на разноцветную игрушку или сказочную декорацию. Четыре большие и четыре маленькие церкви окружают центральную Покровскую, и ни одна из них не похожа на другую. Все церкви соединены между собой системой переходов и все вместе образуют многоцветный и ликующе-праздничный храм Василия Блаженного.

До революции день святого Василия Блаженного праздновали с большой торжественностью. На богослужении обычно присутствовали император и вся его семья. Служба святому была написана соловецким старцем Мисаилом еще до канонизации Василия. И хотя на Руси всегда были и кликуши, и псевдоюродивые, люди хорошо чувствовали, кто действительно блажен, а кто лишь маскируется личиной юродивого.