Сэр Артур Конан Дойл – историческое лицо, все чаще встречающееся в контексте мировых сенсаций и мистификаций. К этой истории он тоже имел отношение, поскольку не мог пройти мимо такой будоражащей воображение загадки. История таинственного корабля обросла огромным количеством слухов и домыслов. Что здесь было правдой, а что – легендой, сказать трудно. К числу художественных деталей относится, например, найденная на борту собака, напуганная и жалобно скулившая. В других рассказах собака становилась кошкой или брошенным младенцем. Готовый к употреблению, еще теплый обед, дымящийся в тарелках суп – тоже из области слухов. Что же произошло с кораблем, поспешно оставленным экипажем и дрейфующим в открытом море?

Итак, 4 декабря 1872 года английский бриг «Деи Грациа», совершавший рейс через Северную Атлантику, шел к берегам Европы. Судно везло керосин из Нью-Йорка в Гибралтар. В полдень капитан Дэвид Морхауз определил координаты – 38°20′ северной широты и 17°37′ западной долготы, не менее 400 миль до Гибралтарского пролива. Он хотел уйти в каюту, но вдруг услышал возглас впередсмотрящего: «Два румба слева – парус!» Вскоре стала видна бригантина – двухмачтовое судно с прямыми парусами на передней мачте и с косыми, как у шхуны, – на задней. Капитан Морхауз, разглядывая судно в подзорную трубу, обратил внимание, что оно заваливается в разные стороны и идет зигзагами, зарываясь носом в волны. На мачте «Деи Грациа» подняли два флага «Е» и «S», что означало вопрос: «Как называется ваше судно?» Ответа не последовало. Капитан увидел, что бригантиной никто не управляет, а штурвал свободно поворачивается то влево, то вправо. «Деи Грациа» приблизилась к паруснику на 100 м. Стало видно, что это американское судно «Мария Челеста» – бригантина капитана Бенджамина Бриггса, друга Морхауза. «Мария Челеста» тоже вышла из Нью-Йорка 7 ноября и направлялась в Геную. Но теперь, почему-то развернувшись, она шла навстречу английскому бригу. Вдобавок на «Марии Челесте» никого не было, а часть парусов была изодрана в клочья. На палубе валялись перепутанные снасти, за борт в воду свисали обрывки канатов.

Бриг «Деи Грация» совершил поворот и пошел рядом с «Марией Челестой». Несколько человек отправились осматривать корабль. У штурвала никого не было, и он крутился из стороны в сторону. На нижней палубе и в носовом трюме плескалась вода, крышки грузовых люков были открыты. Моряки обратили внимание на открытый люк носового трюма. В глубине трюма плескалось около метра воды и стояли бочки. Позднее выяснилось, что 1700 бочек были заполнены коньячным ректификатом. Второй трюм тоже оказался открытым, но люковые крышки были сложены правильно – нижней стороной к палубе. В этом трюме тоже была вода. Все окна кормовой надстройки были закрыты брезентом и заколочены досками. Вся мебель стояла на своих местах, вещи висели на вешалке, койка была аккуратно заправлена, но при этом все в каюте было влажным. В каюте по соседству, принадлежащей старшему штурману, было сухо. Все вещи, как и у капитана, находились на положенных местах. Лишь посреди ковра почему-то стоял деревянный ящик с набором плотницких инструментов. На столе лежал раскрытый судовой журнал, последняя запись была сделана 24 ноября 1872 года: в полдень этого дня судно находилось по астрономическому определению в точке с координатами 36°57′ северной широты и 27°20′ западной долготы. В кают-компании все выглядело так, будто люди только что ее покинули. Стол был сервирован к обеду. У иллюминатора стояла швейная машинка с незаконченной детской блузой. На полу разбросаны игрушки двухлетней дочери капитана. На письменном столе штурман «Деи Грациа» Оливер Дево увидел грифельную доску, на которой обычно делались черновые пометки перед тем, как занести запись в вахтенный журнал. Судя по записи, 25 ноября 1872 года в 8 часов утра бригантина находилась в шести милях к зюйд-зюйд-весту от одного из Азорских островов – острова Санта-Мария. В книжном шкафчике стояла незапертая деревянная шкатулка с золотыми кольцами, браслетами, медальонами, ожерельем, украшенным драгоценными камнями. В другом отделении шкатулки находилась толстая пачка десятифунтовых банкнот. На дне лежала пачка потоньше – американские двадцатидолларовые купюры.

В кают-компании все было влажным, но почему-то деревянный ящик, лежащий на сыром диване, был сухим. В ящике находилась украшенная перламутром гармоника. Под футляром диван был мокрый, то есть ящик был поставлен на него уже после того, как вода проникла в каюту.

На нижней палубе тоже плескалась вода, но был полный порядок: рундуки с личными вещами закрыты, четыре койки заправлены. Все выглядело так, будто произошло что-то невероятное, вынудившее всю команду в спешке покинуть бриг, бросив даже любимые личные вещи.

Прекрасное судно, ни единой пробоины, ни одного повреждения, дрейфовало в океане подобно «Летучему голландцу».

Судьба «Челестой» сама напоминает легенду. Англичане назвали ее поначалу «Амазонкой» за стремительность. Однако новому владельцу языческое название не понравилось. Он снял с носа фигуру, изображавшую обнаженную по пояс женщину с луком и стрелой, и назвал бригантину «Мария Челеста» (то есть «Небесная Мария»). Теперь бушприт украшала смиренная монашка. Бюро судоходства выдало ее новому владельцу сертификат на годность к плаванию с отметкой «судно высшего класса». В деле комиссии были сведения и о капитане Бенджамине Бриггсе: уроженец штата Массачусетс, 38 лет от роду, опытный моряк с 20-летним стажем, пунктуальный, выдержанный, приветливый. Бриггс принял командование бригантиной за десять дней до ее выхода из Нью-Йорка – после старшего штурмана Альберта Ричардсона из штата Мэн, любителя парусных гонок. Ричардсон имел несколько рекордов по скорости перехода в Австралию. О нем говорили, что он «знал секреты всех ветров», но лихачество было не по нраву владельцам судна. Когда Бриггс принял командование, Ричардсон, влюбленный в бригантину, согласился на понижение в должности, лишь бы остаться на корабле.

Но и это еще не всё. В 1862 году, во время первого плавания с острова Спенсер в Виндзор, капитан «Амазонки» бесследно исчез. А в 1867 году, когда судно уже принадлежало американской компании, оно налетело на камни возле мыса Бретон. Над ним навис злой рок.

Моряки пришли к выводу, что бригантина прошла на восток 400 миль за 10 дней, однако потом повернула на запад. При этом напрашивался вывод, что судно покинуто недавно. Капитан, прихватив семью, ушел в море на шлюпке, причем взял с собой судовые документы, секстант и хронометр, но компас почему-то оставил.

Версия о пиратах отпала: драгоценности, деньги и груз были целы. Морякам «Деи Грациа» полагался приз – пятая стоимость груза и судна. Поэтому штурман корабля с двумя помощниками перебрались на «Марию Челесту» и повели ее в порт. «Деи Грациа» прибыла к месту назначения вечером 7 декабря 1872 года, на следующий день в Гибралтар пришла «Мария Челеста». На следующий день капитан «Деи Грациа» сделал официальное заявление местным властям о спасении «Марии Челесты», обнаруженной в океане. Американский консул в Гибралтаре по телеграфу известил о случившемся владельца бригантины и компанию в Нью-Йорке, где она была застрахована.

Главный прокурор Гибралтара Сол Флуд назначил для расследования специальную комиссию, включавшую чиновников Адмиралтейства, капитанов английских военных кораблей, инженеров-кораблестроителей и юристов. Морхауз представил подробный отчет о происшествии. Через 3 дня члены комиссии осмотрели бригантину, ознакомились с ее состоянием, проверили показания капитана «Деи Грациа» и изучили записи, сделанные в вахтенном журнале и на грифельной доске «Марии Челесты». Комиссия пришла к выводу, что людей могло подобрать какое-нибудь судно. Но прошла неделя, а никаких сообщений о команде капитана Бриггса не поступило. С 18 по 20 декабря адмиралтейская комиссия выслушала и запротоколировала показания Оливера Дево и двух моряков «Деи Грациа».

Комиссии стало известно, что перед началом последнего рейса «Марии Челесты» на ее борт взошли помимо капитана и старшего штурмана второй штурман Эндрю Джиллинг, кок Эдвард Хэд, четыре матроса, а также жена Бриггса – Сара Элизабет Кобб-Бриггс и их дочь Софи. Последний владелец «Марии Челесты» Джеймс Винчестер в прошлом сам был капитаном. В 1866 году, сколотив капитал, он бросил службу и с четырьмя компаньонами, тоже из капитанов, основал акционерное общество «Джеймс Винчестер и К°». В фирме насчитывалось полтора десятка парусников. Старшим компаньоном Винчестера был Бриггс, которого акционеры сообща назначили капитаном своего лучшего судна. Кстати, весьма примечательный момент: младшая дочь главы фирмы Кобба незадолго до происшествия с «Челестой» вышла замуж за штурмана Ричардсона.

Прошло больше месяца, капитан Морхауз настойчиво требовал вознаграждение за спасение судна, но генеральный прокурор заявил, что следствие еще далеко не закончено. Винчестер, который уже успел нанять в Гибралтаре нового капитана и новую команду, был зол. Педантичность англичан возмутила его, и он заявил: «Я очень жалею, что мои предки чистокровные англичане. Если бы я знал, по каким венам у меня течет английская кровь, я перерезал бы их, чтобы выпустить ее вон!»

На самом деле версия о причастности «Деи Грациа» к исчезновению команды не выглядела невероятно: это было первое, что могло прийти в голову, учитывая полагавшееся вознаграждение. Но кроме смутных подозрений у адмиралтейской комиссии не было никаких доказательств, а значит, и никаких оснований задерживать «Деи Грациа» в порту Гибралтара. Капитан Морхауз, ничего не получив, отплыл в Италию. Следствие по делу пропавшей команды временно было приостановлено.

Когда Морхауз после очередного рейса вновь появился в Гибралтаре, с ним еще раз пожелал побеседовать главный прокурор Флуд. Он скрупулезно изучил отчет капитана и был сильно озадачен некоторыми несоответствиями капитанского доклада и показаний экспертов комиссии, осмотревших бригантину в Гибралтаре. Дело, по мнению Флуда, оказалось гораздо сложнее, чем виделось вначале.

Адмиралтейскую комиссию смущала запись на грифельной доске. Предполагалось, что она сделана одним из помощников капитана «Марии Челесты». Но адмиралтейская комиссия установила, что эта запись сделана не рукой Бриггса, не рукой Джиллинга и не рукой Ричардсона. Об этом свидетельствовал анализ почерков. Кроме того, на этой же самой доске, в самом низу, комиссией обнаружена еще одна запись: «Франциска! Моя дорогая и любимая жена!» Слова были нацарапаны каким-то твердым острым предметом. Франциска – имя госпожи Ричардсон, жены помощника капитана «Челесты» и дочери ее владельца. Сличение почерков показало, что последняя запись была сделана рукой Альберта Ричардсона. На основании этого Флуд пришел к выводу о возможности мятежа на корабле или нападения на команду. Дело выглядело зловеще.

С течением времени фантазия моряков превратила историю «Марии Челесты» в легенду. Все пытались разгадать загадку покинутой бригантины. Министр финансов США Уильям А. Ричардсон разослал по всем атлантическим портам страны циркуляр с просьбой сообщить любые известия. Комиссия Адмиралтейства продолжала следствие. Один из членов комиссии, опытный капитан парусника, заявил, что, по его мнению, речь идет об инсценировке. Если люди покидали судно в спешке, то им некогда было думать о необходимых вещах, поэтому были оставлены курительные трубки и вещи, разбит и брошен компас.

И тут водолаз, обследовавший днище судна, увидел на борту в 50 см над водой узкий надрез двухметровой длины, глубиной примерно сантиметра два, который не походил на случайную царапину от удара о причал. Похоже, что он был сделан каким-то острым инструментом. Обследовав обшивку носа бригантины с противоположной стороны, водолаз обнаружил там точно такой же надрез. Вновь зашла речь о мистике. Каким образом были нанесены эти разрезы, никто понять не мог.

Версия о мятеже была отброшена, и 12 марта 1873 года, по прошествии трех с лишним месяцев, следствие по делу пропавшей бригантины и ее экипажа было прекращено, а комиссия распущена. Через два дня городской суд Гибралтара назначил Морхаузу 1700 фунтов стерлингов. 15 марта 1873 года Винчестеру сообщили, что его судно отправлено в Геную.

Между тем мистический характер «Марии Челесты», получившей репутацию несчастливого судна, продолжал порождать новые истории. Через два года после таинственных событий владелец бригантины Винчестер решил избавиться от нее и продал буквально по дешевке. Уже на следующий год после продажи «Мария Челеста» попала возле Монтевидео в ураган и потеряла обе мачты. Когда бригантиной командовал капитан Паркер, она наскочила на полном ходу на рифы Рошелл. На них-то ей и пришел конец – прибой превратил «Марию Челесту» в настоящие щепки. На сей раз комиссия по расследованию легко доказала – крушение было предумышленным преступлением ради получения страховки. Суду были представлены документы, которые доказывали сговор судовладельца с капитаном бригантины. Накануне вынесения приговора капитан Паркер покончил жизнь самоубийством.

Американскую судоходную компанию «Джеймс Винчестер и К°» возглавлял уже правнук бывшего владельца «Марии Челесты» Ной Винчестер. Он, как и сын капитана Артур Бриггс, получал письма с просьбой рассказать подробнее об обстоятельствах исчезновения экипажа. Вскоре после окончания следствия из здания гибралтарского суда каким-то образом исчезла часть следственных документов, включая судовой журнал «Марии Челесты».

История корабля стала достоянием общественности. Рассматривались разные версии. Например, о пиратах, захвативших экипаж, но не успевших забрать сокровища из-за приближения другого судна. Или об эпидемии чумы, которая заставила капитана запереть матросов на нижней палубе. Разумеется, шла речь и о страховке, которую хотел получить судовладелец. Он подговорил матросов убить капитана и затопить судно, однако матросы тоже погибли. По другой версии, матросы напились и устроили дебош. Еще одна версия, весьма экзотическая, объясняла зарубки топором на правом борту: на судно напал гигантский кальмар, и капитан топором рубил его щупальца, но монстр оказался сильнее команды. По мнению газеты «Таймс», Бриггс был сумасшедшим, о чем никто не подозревал. Однажды в момент помешательства он зарубил саблей всех, кто был на борту, и попытался скрыться, уничтожив документы и следы, но, дрейфуя на шлюпке, умер от жажды. Еще одна версия гласила, что экипаж отравился пищей и стал жертвой галлюцинаций. Некоторые утверждали, что всех отравил кок. Было предположение и о смерче. Авторство одной из самых смешных версий принадлежало журналистам. Они считали, что матросы решили устроить соревнование по плаванию вокруг судна, а команда собралась на площадке, которая была сооружена для дочери капитана, наблюдавшей за прыжками дельфинов. Мостик не выдержал тяжести и обвалился. Некоторые утонули, а других атаковали тигровые акулы. Естественно, появились самозванцы, выжившие после исчезновения экипажа. В одном Нью-Йорке их оказалось шесть. Некий Эдвард Хэд объявил себя коком и рассказал об эпидемии чумы на борту. Жена настоящего кока разоблачила эту ложь, но мошенник скрылся. Эта история породила настоящую эпидемию – бесконечное появление Эдвардов Хедов в газетах со своими историями. Несколько напоминает историю Ильфа и Петрова с «детьми лейтенанта Шмидта». В Лондоне появились два взрослых «сына капитана Бриггса», но английские газеты были в курсе, что сыну Бриггса семь лет.

О «Марии Челесте» стали забывать, однако 12 лет спустя в лондонском альманахе «Корнхилл мэгэзин» появился очерк под названием «Сообщение Шебекука Джефсона». Это была чистейшая мистификация – без подписи, но от имени одного из участников драмы. Автором очерка был молодой Конан Дойл. В его талантливом изложении история звучала столь убедительно и правдоподобно, что читающая публика приняла художественный вымысел за правду. Некоторые газеты даже вышли с заголовками: «Тайна “Марии Челесты” раскрыта!»

А в 1925 году англичанин Лоренс Китинг, автор морских романов, в интервью лондонской газете заявил: «Нет больше тайны “Марии Челесты”, я ее раскрыл». Если судить по рассказу кока по фамилии Пембертон, виновником гибели экипажа «Марии Челесты» являлся капитан «Деи Грациа» Дэвид Морхауз. Морхауз, отплывавший в Европу, дал Бриггсу трех своих матросов. Они договорились, что корабли встретятся в условленном месте у Азорских островов и Бриггс переправит трех матросов обратно к Морхаузу. Но на борту «Марии Челесты» оказался пассажир, вернее, пассажирка, из-за которой произошла трагедия. Во время сильной качки жену Бриггса задавило фисгармонией, и капитан, обезумев от горя и алкоголя, которым он пытался его заглушить, сначала обвинил в убийстве жены штурмана, а потом приказал выбросить за борт фисгармонию, а когда это было сделано, капитан тоже бросился в пучину. После этого между пьяными матросами вспыхнула ссора, и одного из них убили в драке, а потом все сели в шлюпки и поплыли к Азорским островам. Вскоре многие заметили, что реальные имена членов экипажа бригантины «Мария Челеста» совершенно не те, которые приводит Китинг. Расследование Китинга тоже оказалось мистификацией.

Английский историк и публицист Арнольд Филлимор пришел к выводу, что эта история вовсе не мистика, а уголовное дело о контрабанде: судно перевозило в пустых бочках из-под спирта фальшивые марки. Преступники отправили шхуну «Ломбардия» на перехват бригантины, и «Ломбардия» приняла экипаж и ценный груз на борт. Но потом судно попало в шторм, и все, кто на ней был, погибли вместе с марками.

Внучатый племянник Бриггса Кобб получил временное право на распоряжение архивом Морхауза и, ознакомившись с документами, написал книгу «Розовый коттедж». Там говорится, что причиной происшествия стал груз – скопившиеся пары спирта просто взорвались; поскольку эти взрывы стали цепной реакцией, капитан приказал покинуть судно. Корабль ушел на восток, а шлюпка вместе с людьми попала в шторм и погибла.

Конец XX века породил и фантастические гипотезы о захвате экипажа пришельцами из космоса, об исчезновении в Бермудском треугольнике и «петле времени». Астрологи, в свою очередь, утверждали, что трагедия произошла из-за рокового расположения планет. Говорилось и об инфразвуковой волне, вызвавшей безумие и страх у команды, которая то ли в спешке покинула судно, то ли бросилась за борт. Кто-то утверждал, что бригантина попала в зону интенсивного истечения газа из нижних слоев океана, что создало картину «кипящего моря».

С момента истории на борту «Челесты» в ноябре 1872 года прошло уже 144 года, но она отнюдь не забыта. И более всего в памяти всплывает фраза, сказанная членом следственной комиссии: «Это была какая-то инсценировка».