Глава 27:
Дела земные и небесные
Вид у Божена был встревоженный.
— Здорово, святоша! — ухмыльнулся я. — Соскучился, или случилось что?
— Привет, княже!
Божен даже не улыбнулся в ответ, только досадливо поморщился.
— Да ладно тебе! — хлопнул я его по плечу. — Мы уж с каким только дерьмом не разбирались. Заходи!
Божен шагнул в ворота. За его спиной я увидел худого мужичка в разорванной рясе. Взгляд его был испуган, под правым глазом лиловел здоровенный синяк.
— Ты никак приятеля привёл? — окликнул я Божена. — У кабака подобрал, что ли?
— Знакомься, княже! — официальным тоном сказал Божен. — Это отец Пафнутий. Его капище стоит в деревушке Чистые Мхи. Стояло.
Я окинул взглядом отца Пафнутия. Его лицо напряглось, но глаз священник не отвёл.
Я улыбнулся.
— Ну, шлёпайте за мной, святые отцы!
Погрозил кулаком шейлуньскому золотарю, который высунулся посмотреть на гостей, и провёл священников по тропинке в дом.
— Голодные? — спросил я гостей, усаживая их за стол.
Сытин с любопытством поглядел на отца Пафнутия. Священник и ему ответил прямым взглядом, хотя видно было, что он еле держится на ногах.
— Я не хочу, — ответил Божен. — А отца Пафнутия покормите. Он только сейчас до меня добрался, и мы сразу к вам. Плохие новости, княже!
— Херовые, — автоматически поправил я Божена. Но он опять не улыбнулся, только еле заметно показал глазами на отца Пафнутия.
Ясно, бля! Сельский священник шутки понимает плохо. Ладно. Бывает, чо!
Я сходил на кухню, налил в чистую миску тёплых щей, плюхнул кусок мяса побольше, захватил ложку.
Поставил миску перед гостем и сказал:
— Стесняться не надо. Ты пока ешь, а Божен будет рассказывать. Как поешь — добавишь, что он не сказал.
Сытин одобрительно кивнул.
Отец Пафнутий встал и чуть наклонил голову.
— Спасибо, князь!
Поднял глаза к потолку, одними губами прошептал молитву, снова уселся за стол и взял ложку.
Ел он нежадно, но торопливо. Видно было, что проголодался не на шутку.
Чтобы не смущать голодного, я повернулся к Божену.
— Ну? Что случилось-то?
Божен посмотрел на меня, потом на Сытина.
— Нечисть с церковью враждует. Отцу Пафнутию капище сожгли. Сам еле спасся.
Я вспомнил обугленный обрубок идола, который прибило течением к берегу Волхова.
Дела, бля!
— Ну, чего ты начинаешь-то? — примирительно сказал я Божену. — Нечисть враждует с церковью! Одно капище — ещё не вся церковь. А пара поджигателей — не вся нечисть. Разберёмся спокойно. Невиновных — накажем, непричастных — наградим, как положено.
Отец Пафнутий не выдержал и фыркнул в миску со щами. Лицо его расслабилось, и я увидел, что мужичок он умный, и с чувством юмора у него всё в порядке.
Может, за это и в глаз получил?
— Твоё начальство в курсе? — спросил я Божена.
Не хватало мне ещё разборок с церковной верхушкой.
— Пока нет, — ответил Божен. — Отец Пафнутий, как до Старгорода добрался — первым делом ко мне заглянул. И слава богам! Если дело до верховного волхва дойдёт — быть беде!
— Может, и так, — пожал я плечами, — а может — и нет. А почему отец Пафнутий к тебе пошёл, а не начальству жаловаться?
— Так он мой ставленник, — сказал Божен. — я его в священники рекомендовал. И в Чистые Мхи его тоже по моей просьбе отправили Мы родом из одной деревни.
— Ясно, — улыбнулся я. — Значит, протекция и коррупция, как везде. Удобно.
— Немой! — возмутился Божен. Умолк, оглянувшись на Пафнутия, и поправился:
— Княже!
— Немой, Немой, — кивнул я. — Ты, Божен, с этим «княжем» задолбал меня уже!
Пафнутий доел щи и облизал ложку.
— Ну, рассказывай, отче — что там за раздоры у тебя с нечистью? Давно начались? — сказал я ему.
Пафнутий, собираясь с мыслями, машинально потрогал рукой синяк и поморщился.
— Вообще-то я с нечистью всегда стараюсь ладить, — неторопливым тенорком заговорил он. — Бывало, домовой наозорничает, или банник. Хозяева ко мне бегут жаловаться. А я что? Приду, поговорю с нечистым. Бывает, он не прав. А бывает — и хозяева. Так я и хозяев вразумлял. Чистый там, или нечистый — я считаю, надо в мире жить. По-соседски.
Голос Пафнутия журчал по-домашнему уютно. Я поневоле закивал в такт его словам.
— А на Ярилин день пропала у нас в деревне девка, Настасья. Невеста Севки Рыжего. Севка прибежал — на нём лица нет. Они с Настасьей договорились вместе через костёр прыгать. Севка припоздал чуть-чуть — лапти у него расплелись, как на грех. Пришёл и видит, как Настасья с другим парнем за руку держится. Это как?
Пафнутий опять потрогал синяк и снова поморщился.
— Сильно болит? — спросил я.
— Ничего, уже меньше, — ответил Пафнутий. И продолжил:
— Так вот, Севка к ним хотел подойти. А они разбежались и через костёр — прыг! И пропали!
— В смысле — пропали? — спросил я. — Убежали?
— Нет, — покачал головой Пафнутий. — Пропали, словно не было их. Молодёжи вокруг много было. Все это видели.
— В народе есть поверье, — вмешался Божен. — Если леший прикинется парнем, обманет девку и прыгнет с ней через костёр — то она пропадёт, словно её и не было.
— И что, правда это? — заинтересовался я.
— Выходит, так, — вздохнул Пафнутий.
— Искали эту Настасью? — спросил я.
— Всей деревней искали, — кивнул Пафнутий. — Отец её Игнат вместе с Севкой пошли в самую глухую чащу. Вдруг, откуда ни возьмись — на них волки вышли. Целая стая, зверей десять, не меньше! Это летом-то!
— Сожрали? — спросил Сытин.
— Нет, — ответил Пафнутий. — Окружили и повели к опушке. Почти до самой деревни довели, и только потом ушли. Тут-то мы и поняли, что Настасью искать уж бесполезно.
— А вы что? — посмотрел я на священника.
Пафнутий пожал плечами.
— А что мы? Погоревали, да и всё. Только Севка всё ходил по деревне, мрачнее тучи. Пил, ругался. Лешему грозил. Со всем парень от горя с ума сошёл. А потом наши бабы пошли в лес за грибами. И увидели Настасью. Давай кричать ей, звать. А она как побежит! Видно, околдовал её леший вконец. А может, и не Настасья это уже была, а душа её.
Рука Пафнутия привычно коснулась груди, на которой почему-то не было креста. Священник моргнул и растерянно взглянул на свою ладонь.
— Отец Настасьи, как услышал от баб, что они его дочку видели — так сразу ко мне. Проси, говорит, Пафнутий, богов, чтобы вернули мне дочку!
— А ты что?
— Я и пошёл в капище, богов просить. Зашёл и увидел, как леший идолы топором рубит. Я к нему бросился, а он повернулся и по лицу меня кулачищем! Я упал. Леший наклонился ко мне — морда жуткая, вся шерстью заросла! И говорит: «Капище твоё сожгу и тебя вместе с ним»! Потом дым повалил, всё загорелось. Я насилу выбрался — и в Старгород!
Пафнутий замолчал и нерешительно взглянул на меня.
Я хмуро поглядел на Сытина.
— Херня какая-то!
— Полная херня! — весело ответил Сытин. Затем повернулся к растерявшемуся от наших слов Пафнутию.
— Вспомни точно и подробно. Ты зашёл в капище. Дальше что было?
— Леший идолы топором рубил, — ответил Пафнутий.
— А почему ты решил, что это леший?
— Так он мохнатый весь, ухал по-звериному! Да и кто ещё будет идолы рубить, кроме нечисти?
— Да уж больше некому, это ясно! Дальше!
— Я к нему подбежал, закричал. Он бросил топор, повернулся и ударил меня.
— Бросил топор и ударил кулаком? А потом пригрозил убить и сжечь?
— Ну да.
Пафнутий совсем растерялся.
— Понимаешь, Немой? — прищурился Сытин. — Божен, ты правильно сделал, что к нам его привёл.
Сытин поднялся из-за стола и прошёлся по комнате.
— Когда это случилось?
— Сегодня ночью, — ответил Пафнутий. — Я с обозом до Старгорода добрался.
— Ясно! — Сытин пристукнул ладонью по столу. — Ну, что, Немой? Сможешь на полдня Старгород бросить? Смотаемся в Чистые Мхи — верхом тут быстро. Надо девкиного отца расспросить. И этого, как его… Севку!
Бля! Здесь литовский посол воду мутит, там лешие капища жгут! А мне — хоть разорвись!
Ну, и куда податься? К умным, или к красивым?
— Так не нужно вам в Чистые Мхи ездить, — сказал Пафнутий. — Здесь они.
— Кто? — не понял Сытин.
— Севка и Настасьин отец, Сидор. Они обоз и привели.
— Ага! — просиял Сытин. — Где они остановились?
— Так за торговой площадью, на постоялом дворе. Там все останавливаются, кто в город торговать ездит.
— А когда они назад собирались? — спросил Сытин.
— Как всё продадут, так и поедут, — ответил Пафнутий. — Дня через три, не раньше.
— Ясно, — кивнул Сытин. — Ну, значит, время у нас есть. Ты сам-то где остановился?
— Пафнутий у меня поживёт, — вмешался Божен. — Только вот что, Василий Михалыч! С этим делом тянуть нельзя. Отец Пафнутий обязан доложить о происшедшем.
Сытин повернулся ко мне.
— Слушай, Немой! А прикажи-ка дружинникам взять этих молодцов. Пусть ночку в темнице посидят. А утром мы их допросим.
Я с сомнением посмотрел на Сытина.
— Давай-давай! — кивнул он. — Если они ни при чём — так на постоялом дворе сэкономят. А если замешаны — пусть посидят, подумают.
Я вытащил из кармана зеркальце.
— Прошка! Не спишь? Найди Джанибека и Сашку с Мишкой! И рысью к дому Сытина! Дело есть!
— А нам что делать? — настойчиво спросил Божен.
— А вы подождите пока, — ответил Сытин. — Отец Пафнутий, сходишь с дружинниками. Посмотри, чтобы они тех самых взяли.
— Нехорошо священнику арестовывать людей, — мягко ответил Пафнутий.
Сытин опёрся руками о стол и наклонился к нему.
— Ты за помощью пришёл? Так помоги нам не ошибиться.
— Я к вам не приходил, — тихо, но твёрдо отозвался священник. — Меня попросил Божен, и я доверился ему. Но, видимо, ошибся. Вы вместо того, чтобы нечисть унять, людей хватаете. Это не по-божески.
Он тоже поднялся из-за стола и повернулся ко мне.
— Спасибо за хлеб-соль, княже! Я сейчас же иду к старшему волхву.
Сытин крепко сжал губы.
— Да погоди ты! Опиши их хотя бы!
Пафнутий неохотно остановился.
— Севка — коренастый такой. Рыжий, лицо всё в крупных веснушках. Глаза голубые. А Сидор…
Тут Пафнутий снова замялся, подбирая слова.
— Сидор чернявый. Волосы, брови, глаза — всё, как смоль.
— Ладно!
Сытин махнул рукой.
Пафнутий кивнул мне и пошёл к двери. Божен поднялся вслед за ним.
Возле дверей Пафнутий остановился и бросил через плечо:
— Я предупрежу старшего волхва, что вы арестовали невинных.
* * *
Я проводил обоих святош до ворот. Отодвинул тяжёлый засов и потянул створку на себя. На улице стояли четверо монахов в длинных чёрных рясах, с копьями в руках. Их сопровождал высокий худой священник с серебряным крестом на груди. На его широколобом треугольном лице нелепым крючком торчал здоровенный нос, похожий на клюв.
Я рукой загородил дорогу Божену с Пафнутием. Крючконосый сделал шаг вперёд и сдержанно кивнул мне.
— Князь Добрыня Немой? Я — старший волхв Перуна, Воисвет. Позволь мне поговорить с братьями Боженом и Пафнутием!
Несмотря на вежливый тон, голос волхва звучал твёрдо, начальственно. На меня он смотрел холодно, словно оценивал.
Мне как-то сразу захотелось послать этого волхва на хер. Но я сдержал свой искренний порыв и кивнул головой. В конце концов, это их разборки, церковные. Да святоши, вроде, и сами собирались идти к этому Воисвету.
Воисвет перевёл взгляд на священников.
— Братья Божен и Пафнутий! Горько говорить, но вас обвиняют в поощрении святотатства! Я надеюсь, что это ошибка, но мы должны во всём разобраться. Идите за мной!
Пафнутий испуганно втянул голову в плечи. Божен покорно ссутулился. На меня они даже не оглянулись.
И я не выдержал.
Хера се! Свидетелей из-под носа уводят! Я князь, или кто?
— Эй, волхв! Я ещё не договорил со святошами! Да и сами они не очень-то хотят идти с тобой.
Взгляд волхва стал довольным и насмешливым. Как у сороки, которая списдила у растяпы блестящую побрякушку.
Этот гад словно ждал, что я полезу заступаться за Божена с Пафнутием.
— Извини, князь! Может быть, мы спросим этих почтенных священников?
Волхв только что в голос не заржал.
— Братья Божен и Пафнутий! Выполните ли вы мою скромную просьбу пойти в главное капище для разбирательства? Или предпочтёте остаться в гостях у князя нечисти?
— Мы идём! — нестройным, но дружным хором ответили святоши.
Тоже мне!
— Видишь, князь! Братья хотят как можно быстрее восстановить справедливость.
— Да мне по херу! — взбеленился я. — Я их не отпускаю!
— Во взгляде волхва появилась снисходительная жалость. Он заговорил с мной тоном, которым обычно разговаривают с маленькими детьми:
— Церковь не подчиняется земной власти, князь! Так было всегда, так будет и впредь. Если тебе будет нужен мудрый отеческий совет — можешь прийти ко мне, или к верховному волхву. Только сообщи заранее о своём приходе — мы можем быть заняты. У божьих слуг много дел.
Тут волхв кротко поднял глаза к темнеющему небу. Я увидел его длинную шею с острым выступающим кадыком.
Вырвать бы тебе его, бля!
Я услышал цокот копыт по деревянной мостовой. Из переулка выехали четверо конных.
Дружинники!
Сопровождавшие волхва монахи напряглись и крепче перехватили копья.
Волхв взглянул на дружинников и на мгновение задумался.
— Предугадать мой приход ты никак не мог, даже при помощи колдовства, — задумчиво заметил он. — Значит, вызвал дружинников для другого дела. Уж не для того ли, чтобы схватить мирных жителей деревни Чистые Мхи, которые и сообщили мне о святотатстве?
Умён, сука!
— Не трать время попусту, князь. Эти жители уже у меня и находятся под защитой церкви. Они будут говорить на суде. А ты…
Волхв торжествующе улыбнулся.
— Займись городом, который на время доверил тебе Всеволод. Мостовые почини, что ли. Выгребные ямы почисти. Иначе как отчитаешься перед кровным братом?
Воисвет коротко взглянул на Божена и Пафнутия.
— Идёмте, братья! Если вы невиновны — боги скажут мне об этом.
Сука-волхв кивнул мне и зашагал по улице, ни на кого не обращая внимания. За ним семенили Божен и Пафнутий, и монахи-копейщики шагали следом.
Дружинники, растерянно посмотрели на меня.
Ну, а хер ли?! Ткнули вашего князя хлебальничком в грязь, да ещё и повозили в ней прилюдно!
Я сплюнул и пошире открыл створку ворот.
— Заезжайте, хрен ли стоять!
