Глава 4
В горбольнице тоже не обошлось без неожиданностей. Перво-наперво Федора Васильевна отправила меня к доценту Звонарю, а тот вручил приказ об освобождении от работы в Службе реабилитации.
— Сегодня дежуришь, завтра отдыхаешь, а со среды выходишь уже в Бюро, — объявил Макар Демидович.
Заявление это произвело двойственное впечатление, и я не преминул прозондировать почву.
— Что-то случилось?
Звонарь покачал головой.
— Нет, просто из столицы специалисты понемногу возвращаться начинают. Я и сам днями на Кордон уеду. Душно мне здесь. Тесно. Развернуться негде.
Чего-чего, а простора на Кордоне и в самом деле хватало, тут не поспоришь.
— По проекту всё в силе остаётся?
— Да, работаем в прежнем режиме. Отчёты на Кордон пересылать будешь как раньше.
— И вот ещё что, Макар Демидович! — встрепенулся я. — Нет ли смысла расширить моё исследование вариантами оказания бессимптомного воздействия на здоровье оператора путём изменения состояния его внутренней энергетики? Такое ведь возможно, правильно?
Звонарь кивнул.
— Лечение болезней нетрадиционным путём? Подобные исследования действительно ведутся. А лечить или калечить… — Он вновь кивнул. — Да, имеет смысл. Обсуди этот момент с Сутолокой.
На этом мы и разошлись, а четыре часа спустя подошла к завершению и моя работа в Службе реабилитации. И пусть я всегда прекрасно отдавал себе отчёт, что рано или поздно придётся возвращаться в Бюро, но подсознательно рассчитывал на отсрочку хотя бы до июня.
И вот как оно в итоге вышло! Теперь месяц под руководством Вяза продержаться придётся!
Месяц!
На душе стало не просто неспокойно, но прямо-таки муторно. Ещё и спал плохо, всю ночь снилось, будто стою в шеренге, а из неё то каждого пятого, то каждого второго выдёргивают. Меня — нет. Не сегодня.
Утром встал с гудящей головой, наскоро привёл себя в порядок и отправился грызть гранит науки. На одной из перемен пересёкся в буфете с Ингой, и та вручила несколько исписанных убористым почерком листков.
— Держи! До часу ночи вчера цифры подбивали.
— И как? — уточнил я, начав просматривать записи. — Если в двух словах?
— Динамика показателей у йогов на среднем уровне, никакого сравнения со спортсменами, но срывов даже меньше, чем у курсантов, а скорость восстановления примерно такая же, — пояснила Инга. — Сможешь это использовать?
— Думаю, да, — кивнул я и убрал расчёты в портфель, потом спросил: — И что это было вчера? Ладно — меня выставили, тут всё понятно. А Карла чего не выперли, если женским коллективом остаться хотели?
Инга хихикнула.
— А его Маринка попросила кровать отремонтировать. У неё ножка подломилась, так она учебники подложила.
Я начал кое-что понимать.
— Подожди-подожди! А подломилась ножка случаем не в ночь с пятницы на субботу, когда ты у меня ночевала?
— Именно в эту ночь она и подломилась, — выразительно глянула в ответ Инга и засобиралась. — Всё, бежать пора!
Она поспешила на лекцию, я отправился в студсовет. Застал там Касатона курящим на крыльце.
— Рано ты сегодня! — удивился он моему появлению в неурочный час.
— Разговор есть, — пояснил я и уточнил: — У тебя с Горицветом как отношения?
Стройнович неопределённо пожал плечами.
— Общаемся. Не могу сказать, будто я во всю эту эзотерическую ерунду верить начал, но и рациональное зерно в его методике определённо присутствует.
Я достал полученные от Инги листки и продемонстрировал их старшему товарищу, попутно указывая на цифры и давая необходимые пояснения.
— По идее, мы эту статистическую аномалию можем к своему проекту пристегнуть, чтобы помимо занятий физической культурой и спортом рекомендовать массово внедрять занятия йогой. Если кто-то не хочет вдруг подтягиваться и гантели тягать — пусть пытается просветления достичь. Под руководством Михаила Прокопьевича. Как думаешь, ему это интересно будет?
Касатон озадаченно хмыкнул.
— Вполне возможно, что и будет. А что ты хочешь получить взамен?
— Ничего, — ответил я, убирая листы в портфель. — Мы ведь увеличение эффективности учебного процесса во главу угла ставим, личных интересов не преследуем.
— И вправду! — понимающе улыбнулся Стройнович. — Полагаю, с Горицветом безотлагательно поговорить надо, пока Беляк сотоварищи не успели никому свои голоса пообещать?
— Это было бы просто замечательно.
— Поговорю, — кивнул Касатон и ухмыльнулся. — Как не поговорить, когда увеличение эффективности учебного процесса на кону стоит!
Я пообещал появиться сразу после обеда и рванул обратно в главный корпус. Занятия на сегодня у меня уже закончились, но осталось одно дело, тянуть с которым и дальше не было никакой возможности. Если на этой неделе не согласую план курсовой, допуска к экзамену по теории создания энергетических структур не видать как собственных ушей. Тогда точно дорога на кафедру пиковых нагрузок окажется закрыта.
И вроде согласование плана — сущая формальность, но не тут-то было! Доцент Паук поглядел на титульный лист, полистал уже отпечатанную вступительную часть и вдруг спросил:
— И какая научная ценность у вашего… труда?
Говорить о научной ценности работы второкурсника, если это не умник вроде Герасима Сутолоки или Миши Поповича, было по меньшей мере неуместно, но я на одном дыхании выдал:
— В первую очередь целью моего проекта является привлечение внимания к необходимости более углублённого изучения теории создания энергетических структур и важности этой дисциплины не только в проектно-исследовательской, но и в сугубо практической деятельности.
Доцент в ответ на это заявление соизволил продемонстрировать досадливую гримасу.
— Мой предмет называется теория создания энергетических структур, — объявил он, — а в вашей курсовой речь идёт исключительно о методике их разрушения. Ломать — не строить, молодой человек! Ломать — не строить! Мы пока что не на военной кафедре!
Я весь так и обтёк. Тему мне ещё в самом начале семестра согласовали, и никаких претензий к ней тогда не возникло, теперь-то что изменилось⁈
Но приводить этот аргумент я благоразумно не стал и попробовал зайти с другой стороны.
— Эффективность разрушения структур напрямую зависит от понимания принципов их создания! Даже при сносе зданий нужно обладать инженерными познаниями, а здесь и подавно!
Паук глянул снисходительно, будто на неразумное дитя.
— Тогда, полагаю, вам не составит труда самостоятельно освоить и продемонстрировать мне создание любой, пусть даже самой примитивной энергетической структуры?
— Это же программа третьего курса! — напомнил я.
— И что с того? Если теория разрушения зиждется на теории созидания, освоить ту же шаровую молнию сможете без всякого труда. Ведь так?
— Наверное, — осторожно подтвердил я, не понимая в чём тут подвох.
Я прямо сейчас хоть десяток шаровых молний создать могу!
Тоже мне проблема!
Но — да, без подвоха не обошлось.
— И вот ещё что: напомните основное отличие структуры от конструкции! — потребовал вдруг Паук.
Ответ я знал назубок, но радости мне это обстоятельство отнюдь не доставило.
— Сочетание автономности и управляемости, — произнёс я упавшим голосом.
— Молодец! — похвалил меня доцент. — Будет результат — получите допуск на экзамен. Нет — уж не взыщите.
Он пригласил в кабинет дожидавшуюся своей очереди старшекурсницу, ну а я вышел, тихонько и очень аккуратно притворив за собой дверь, хоть внутри всё так и клокотало от бешенства.
Выискался очередной пацифист на мою голову! Разрушение ему не нравится, понимаешь! По сторонам, умник, оглядись! Все только и делают, что чужие структуры разрушают! А кто не справился — сдох!
И что самое поганое — второкурснику пособие по созданию полноценных шаровых молний на руки не выдадут, а с кондачка с этим не разобраться, пусть даже более-менее и представляю, в каком направлении двигаться. Там столько нюансов, что сотворение неуправляемых энергетических конструкций или даже управляемых, но с помощью силовых жгутов, — это лишь самая вершина айсберга.
Принцип совершенно иной!
И что делать?
Деваться было некуда, я достал записную книжку, отыскал рабочий телефон Герасима Сутолоки и позвонил ему, передал вердикт доцента Звонаря касательно моего рационализаторского предложения, заодно спросил, не поможет ли тот с отработкой создания шаровых молний.
— Сейчас нет времени, — послышался в трубке через лёгкое потрескивание помех ответ собеседника. — Я так понял, у тебя сегодня свободный день? Подходи ко мне к девяти. Поужинать куда-нибудь выберемся, заодно всё обсудим.
— Могу опоздать минут на пятнадцать, — предупредил я. — У меня тренировка.
— Тогда встретимся… — Герасим задумался, потом уточнил: — Там рядом кафе «Лира» есть. Знаешь такое?
— Найду.
— Вот сразу туда и подходи.
Я пообещал так и сделать.
На тренировку в кои-то веки явились полным составом, при этом значками «Защитник республики» помимо Матвея щеголяли ещё и Клевец с Полушкой, а Митя Жёлудь посматривал на всех столь самодовольно, что сразу становилось ясно — не обошла награда стороной и его самого, просто шифруется по примеру старших товарищей из контрольно-ревизионного дивизиона.
Сам я, к слову, вернул на место значок с символикой РИИФС. Не пытался скрыть от остальных факт награждения, просто не видел особого повода для гордости. Награда и награда. Не орден, чай. Да орденом и не за что жаловать, если разобраться. И вскрылись бомбисты во многом совершенно случайно, и на вокзале мог чище сработать.
Максим Бондарь памятного знака не удостоился, но расстроенным отнюдь не выглядел.
— Завтра на работу выходишь? — спросил он у меня в раздевалке.
Я кивнул.
— Облом теперь с повышенным довольствием, Макс? — хохотнул Сергей Клевец. — Ты с завтрашнего дня уже не зам у Малыша?
Бондарь пожал плечами.
— Мороки меньше.
— Да какая там морока? — деланно удивился Сергей. — Группы-то всё это время и не было, считай! Ты заместителем командира исключительно по бумагам проходил!
— И доплату ни за что получал, если так разобраться, — поддержал товарища Илья Полушка. — Чем Петю в своё время попрекал. Нехорошо.
— Вы языки-то прикусите! — рыкнул на них Макс.
Эффекта окрик не возымел, «псы» только рассмеялись.
— А то что? — хрустнул костяшками пальцев Сергей, а после щёлкнул ногтем по своему красному значку со стиснутым кулаком. — Опять пригрозишь донести куда следует о наших симпатиях пролетарским бригадам?
— Стукачок! — вторил ему Илья.
Обстановка как-то неожиданно резко накалилась, и если Карл наблюдал за перепалкой округлившимися глазами, а Матвей спокойно подпирал плечом шкафчик и в происходящее не вмешивался, то Митя Жёлудь промолчать не смог.
— Ой, да кому надо на вас доносить! — насмешливо фыркнул он. — О ваших политических пристрастиях ещё в комендатуре знали. Зуб даю, в личных делах всё прописано.
— Не в этом дело! — отмахнулся Сергей.
— Ага, — кивнул Илья. — Вообще не в этом!
Макс Бондарь задумчиво глядел на них, будто прикидывал, сумеет ли заломать их сразу обоих. Шансы на это были не так уж и малы, но тут распахнулась дверь и в раздевалку зашёл Александр Малыш. Он открыл было свой шкафчик, но сразу почувствовал неладное и огляделся.
— Чего не переодеваетесь?
В руках Мити Жёлудя как по волшебству оказалась газета.
— Последние новости обсуждаем! В Зимске риковцы нихонскую разведсеть накрыли! — объявил он. — Её замгубернатора возглавлял, представляете?
— Большое дело! — фыркнул не впечатлённый этим известием Илья Полушка. — На трансконтинентальной магистрали каждого десятого железнодорожника старше мастера за саботаж арестовали!
Меня от такой формулировки аж покоробило.
— Каждого десятого, да? — нахмурился я. — Рядком, наверное, всех выстраивали и отсчитывали? Или всё-таки в результате проверок по подозрению в саботаже было задержано десять процентов от списочной численности начальствующего состава?
— Вот ты горазд к словам цепляться, Линь! — возмутился Илья. — Делать больше нечего?
— Ты лучше слушай, что умный человек советует! — неожиданно поддержал меня Малыш. — И сам за языком следи! Думай, что говоришь.
— Вот именно! — поддакнул Макс.
В присутствии тренера «псы» посылать его куда подальше не стали, промолчали. Мы переоделись и пошли в зал, а уже в коридоре навстречу попался запыхавшийся Сергей Брак.
— Почему опаздываешь? — потребовал объяснений Малыш у ассистента Альберта Павловича.
Тот шумно выдохнул и пояснил:
— Шеф из командировки вернулся, заданиями нагрузил!
Я так и обмер.
— Альберт Павлович вернулся⁈ Когда?
— Утром с медиками прилетел, — пояснил Брак, глянул на Малыша и спешно добавил: — Бегу-бегу!
Он поспешил в раздевалку, а я двинулся вслед за остальными в состоянии, близком к прострации. Альберт Павлович вернулся в Новинск утром и не удосужился не только со мной встретиться, но и просто весточку передать? Они с Городцом сговорились, что ли⁈
Да, куратора с марта в городе не было, неотложных дел полно и рабочие вопросы накопились, но тут столько всего стряслось за это время! Столько всего рассказать надо!
Зараза!
Немного отпустило только к концу разминки, а дальше и вовсе не до того стало. Начали отрабатывать связки ударов — зазеваешься, выхватишь. Мне с синяками ходить не улыбалось, взял себя в руки. Успокоился.
После тренировки в зале отправились на полигон, там нарабатывали навыки сверхэнергетического противодействия. Рассеивали, блокировали, гасили и отводили в сторону силовые выплески, уходили от воздействий, бьющих по площадям, уклонялись от пик и плоскостей давления, а под конец Малыш даже погонял нас полноценной плазменной плетью. Ну и без вышибал тоже не обошлось. Вымотались все просто до невозможности.
Ни в какое кафе мне идти не хотелось, но намечалась чисто деловая встреча, так что взял себя в руки, принял душ, попрощался с Матвеем и Карлом и потопал себе тихонечко. Уже вечерело, но посвежеть не посвежело, шёл и беззастенчиво любовался барышнями в коротеньких сарафанчиках и лёгких платьицах.
А почему бы и нет? В конце концов, мы с Ингой не пара.
Имею право!
В кафе «Лира» гуляла молодёжь, летняя веранда оказалась забита до отказа. Разряженный, что твой туземный генерал, вахтёр глянул было свысока, но после упоминания того, кто именно меня ждёт, тут же переменился в лице.
— Проходите! — распахнул он дверь. — Вас проводят!
И точно — тут же рядом оказался официант, начал указывать путь. Играл оркестр, танцевали парочки, на глаза попалась госпожа Хариус, беседовавшая с эффектной блондинкой лет тридцати.
Популярное место, что ни говори!
Герасим и Лия расположились за угловым столиком во втором зале, где музыка уже не заглушала голосов и можно было спокойно поговорить. Впрочем, судя по раскрасневшемуся лицу моей бывшей одноклассницы, танцами они тоже не пренебрегали.
— Привет! — поздоровался я, обменялся рукопожатием с Герасимом, чмокнул в щёку Лию.
Та сразу поднялась из-за стола и предупредила:
— Я пока к девочкам пойду, как дела обсудите, зови.
Герасим кивнул.
— Хорошо. — А мне пояснил: — У младшей дочки Врана сегодня день рождения. Они в соседнем доме живут, мы здесь случайно встретились.
Фамилия показалась знакомой, я порылся в памяти и уточнил:
— Это замминистра промышленности? Он при должности остался?
— Непотопляемый господин, — улыбнулся Герасим и предложил: — Вино, коньяк?
— Чай.
— Ужинать будешь?
Мне никого обременять своим присутствием не хотелось, вот и покачал головой.
— Нет, дела обсудим и побегу.
Официант принял заказ и отошёл, тогда Герасим спросил:
— Так что у тебя опять стряслось? Рассказывай!
Начал я с одобренного Звонарём предложения и нельзя сказать, будто своей идеей так уж собеседника удивил.
— Ну что-то такое я и предполагал, — кивнул он. — Только об отложенном воздействии не думал. Очень уж это всё с этической точки зрения… неоднозначно.
Я развёл руками, и Герасим понимающе улыбнулся.
— Да не проблема! — уверил он меня. — Подберу для начала литературу по экспериментальным методикам лечения, а в следующем семестре, если желание будет, на этот курс запишешься. Что ещё?
Официант принёс миниатюрный чайничек буквально на одну чашку, выставил передо мной, попросил немного подождать, чтобы успела настояться заварка.
Я кивнул и поведал о поставленной доцентом Пауком задаче. Герасим хмыкнул.
— Ловко он тебя!
— Угу, а при согласовании темы никаких вопросов не возникло.
— Да не в курсовой дело. Он тебя завалить решил. С гарантией.
— Хотел бы завалить, завернул бы курсовую, — покачал я головой. — А так мне для допуска любую полноценную структуру освоить надо. Ту же шаровую молнию…
— Не освоишь! — уверил меня Герасим. — За месяц просто не успеешь. Без вариантов.
— Если без методички — тогда да, — согласился я, наливая себе чая. — Но ты ведь поможешь?
Собеседник вздохнул.
— Шаровая молния, конечно, не бог весть что, но хоть представляешь, как студенты осваивают структуры? Там с энергетическими конструкциями разница принципиальная!
Мне как-то сразу стало не по себе.
— А именно?
— Для создания и управления полноценной структурой нужно всеобъемлющее понимание. Поэтому её основа в обязательном порядке прописывается в подсознании. В первую очередь это касается по-настоящему сложных резидентных структур, но даже шаровую молнию ты с кондачка не освоишь. Просто вызубрить схему не получится.
Я сделал небольшой глоток и уточнил, заранее догадываясь об ответе:
— А студенты?
— Студенты используют гипнокоды, — подтвердил мои опасения Герасим. — Что в твоём случае не сработает.
Захотелось выругаться, но вместо этого я сделал очередной глоток, потом спокойно произнёс:
— Но ведь и до массового внедрения гипнокодов энергетические структуры изучались, так?
— Изучались. Вопрос только в том, сколько времени на это уходило! — заявил Герасим и попросил: — Ты не мог бы не стучать? Раздражает.
Я поймал себя на том, что постукиваю пальцами по краю столешницы в ритме три к пяти и вновь взял чашку.
— Извини, больше не буду.
— Методичкой по созданию шаровых молний я тебя обеспечу, — сказал тогда Герасим. — Позанимаемся в свободное время. Может, и сумеешь выкрутиться.
— Всё ещё хуже, — произнёс я и допил чай. — Если абсолютно все структуры завязаны на гипнокоды, к которым я не восприимчив, впору об ущербности задуматься!
— Да брось! Создание большинства структур вполне реально освоить самостоятельно — вопрос лишь во времени.
— Ну да, ну да… — вздохнул я. — Если уж примитивную шаровую молнию за месяц освоить не сумею, то воистину нет предела совершенству!
— Попробуем уложиться в месяц. Я тебе полноценную методичку из старых достану, не урезанную версию с гипнокодами.
— Спасибо! — совершенно искренне поблагодарил я собеседника и поднялся из-за стола. — Ладно, пойду!
— Не вешай нос!
— Прорвусь!
Ну — да, именно так я на самом деле и полагал. Если разобраться, ерунда это всё на постном масле, просто слишком много всего разом навалилось.
Я попрощался с Герасимом и отправился на выход. Народу в соседнем зале ещё прибавилось, Эльвира Хариус пила шампанское в окружении молодых людей, у многих из них на лацканах посверкивали значки «Защитник республики».
Хорошо живут в аналитическом дивизионе! Дорогие заведения посещают!
Впрочем, я и сам мог провести здесь вечер, просто не хотел. Чувствовал себя тут откровенно не в своей тарелке, и дело было отнюдь не в купленном в магазине готового платья костюме. Чуждость этому месту ощущалась на каком-то подсознательном уровне.
На улице меня окликнули.
— Петя!
Я обернулся и обнаружил у входа на веранду Льва, его соседа по квартире и ещё двух незнакомых мне молодых людей — определённо сослуживцев. Все были с приметными нагрудными знаками.
— Отмечаете? — предположил я, поздоровавшись.
— Именно! — подтвердил Юрий, вдавив папиросу в пепельницу. — А ты чего не надел? Я тебя в наградных списках видел! Линь ведь, так?
— Именно, — подтвердил я. — Просто пиджак дырявить не хочу.
— Присоединяйся!
— Да нет, бежать пора.
— Я тоже пойду, — поднялся на ноги Лев, который в отличие от остальных пил не вино, а зелёный чай. — Попрощайся за меня с Эльвирой Генриховной.
— Брось! — попытался остановить его Юрий. — Ольга Вран всех к себе пригласила! Знаешь, какие она вечеринки закатывает!
Лев покачал головой.
— Помедитирую лучше.
От входа в кафе всех позвали:
— Вы долго ещё курить будете? Идёмте!
Я едва не вздрогнул, порадовался даже, что стоял к дверям спиной. Голос оказался прекрасно знаком — торопил всех некто Соль, младший военный советник или кто он там сейчас по званию! До чего же мир тесен, если разобраться! Второй ведь раз после Всеблагого встречаемся!
— Мы уже идём, Дамир! — откликнулся Юрий, приложился к фужеру и заявил: — Лев, тебе определённо надо расслабиться!
Но мой бывший одноклассник только головой покачал.
— Успею ещё! — отказался он. — Пошли, Петя!
Я отсалютовал всем на прощание и зашагал от кафе бок о бок с товарищем.
— Ты чего-то не шибко радостный, — заметил я ему.
— Да, честно говоря, бесконечные вечеринки уже утомлять начали, — признался тот. — Михаил Прокопьевич говорит, это на пользу не пойдёт.
Я подумал, что имело смысл обратиться к Горицвету не через Касатона, а через Льва, но сразу выкинул эту мысль из головы, решив не смешивать в одну кучу рабочее и личное. А ещё подумал, что совершенно напрасно отказался от ужина. Пусть и аппетита нет, и кусок в горло не лезет, но желудок-то уже от голода подводить начинает!
Мы как раз проходили мимо пивной, вот я и указал на красочный плакат.
— Может, по ракам? Сто лет раков не ел!
Лев заколебался было, но махнул рукой.
— А и давай!
Занимавшее подвал жилого дома заведение оказалось весьма уютным, а ещё там было достаточно прохладно — аж испарина прошибла, как спустились. Посетителей набралось очень даже немало, но хватало и свободных столиков. Вроде бы здесь имелся ещё и второй зал или выходившая во двор веранда.
Я заказал двойную порцию раков и светлого, а вот Лев от алкоголя решил воздержаться. Впрочем, хватило его ненадолго — как перед нами выставили два здоровенных тазика с посыпанными зеленью раками, так он и сдался, попросил принести кружку и ему.
Пиво оказалось холодным и горьковатым, раки — горячими и в меру солёными, я и не заметил, как опустела кружка. Тогда заказал вторую. Лев вздохнул и тоже половиной литра ограничиваться не стал.
— Смотрю, у вас многих наградили, — отметил я, вытирая руки полотенцем.
Двойной порции раков хватило за глаза, но идти домой расхотелось. И не только мне, идея заказать по третьей кружке принадлежала уже Льву.
— Многих, — подтвердил он, глотнув пива. — Это за ликвидацию боевиков «Правого легиона». Мы их вчистую переиграли. Просчитали и переиграли!
В голове приятно шумело, и я не удержался от снисходительной улыбки.
Лев истолковал её верно, развёл руками.
— Ну да, за кончик нити опера контрольно-ревизионного дивизиона потянули, но у них одни только кусочки мозаики были, а мы им готовую картинку предоставили. Началось всё с выявления студенческой ячейки…
Основную канву случившегося я и без того уже знал, но даже так отдельные моменты в рассказе одноклассника оказались откровенно неожиданными.
— В один день планировалось нападение на полицейское управление и энергетическое училище, исполнителей ещё на подходе перехватили, только это всё отвлекающие маневры были, — поведал мне Лев, понизив голос. — Они на пакгаузы со снарядами нацелились. Когда при расформировании железнодорожного корпуса подвижной состав армейцам передавать стали, инвентаризация боеприпасов началась. Их там тонны свезли, а охраной нормальной не обеспечили. Не до того было. Если б рвануло — все б дома в округе посносило!
Я махнул рукой официантке.
— Нам повторить! — и кивнул.
Если б рвануло, то — да, мало бы никому не показалось. Выходит, перестрелка на привокзальной площади тоже в какой-то мере отвлекающим манёвром была.
— Только мы над складами три дня уже как висели! — самодовольно улыбнулся Лев. — А знаешь, кто постановкой маскировки занимался? Я! Это, доложу тебе, было колоссально! Я десяток операторов координировал, схему воздействий и алгоритм минимизации энергетических возмущений от и до самостоятельно просчитывал! Мы лучи света так искривляли, чтобы дирижабль с земли видно не было. До нас такое ещё никто делал, насколько знаю! Круто?
— Спрашиваешь!
Мы легонько стукнулись пивными кружками, приложились к ним, и как-то так получилось, что домой я не пошёл, заночевал на диване в гостиной Льва. Посидели душевно.
Слышал, будто жизнь как зебра с её чёрными и белыми полосами. Чепуха!
Жизнь как воронка. Пока ты наверху — всё прекрасно и удивительно, а только лишь притопят, и крутись — не крутись, выплыть одно только чудо разве что и поможет.
И как-то слишком уж кучно на меня в последнее время неприятности валиться начали, нисколько не удивился даже, когда при попытке попасть на территорию студгородка на проходной вручили предписание в час пополудни явиться в Бюро оперативного реагирования.
Удивился? Нет. Напрягся? Ещё как!
Именно поэтому на одной из перемен я и рванул на кафедру кадровых ресурсов, дабы пообщаться на сей счёт с Альбертом Павловичем. Особо даже не надеялся застать куратора на месте и для начала собирался выяснить его расписание на сегодняшний день, но неожиданно улыбнулась удача — столкнулся с Альбертом Павловичем в коридоре.
Правда, тот откладывать своих дел не пожелал.
— Идём, пройдёмся! — позвал он меня за собой, на ходу ознакомился с предписанием и усмехнулся. — Долго же Вяз удобного случая выжидал! Стратег!
— И что мне теперь делать? — спросил я.
— А что ты можешь сделать? Иди и узнай из-за чего этот сыр-бор.
— Одному идти?
— Точно нет. Сергею поручу тебя сопровождать.
— А сами вы?
Спускавшийся по лестнице Альберт Павлович лишь плечами пожал, на меня даже не взглянул.
— Первак тебе что сказал? Никакого административного ресурса, так? Своим умом живи!
Мы вышли на улицу, и куратор решительно зашагал к проходной.
— Появится конкретика — заходи. Не застанешь на кафедре, загляни в «Жар-птицу». У меня встреча с Палинским, могу задержаться.
Я вытер вспотевший лоб и оттянул от горла воротник сорочки.
— Ещё вопросы? — уточнил куратор.
— Как в столице?
— Непросто, но так всегда было. — Альберт Павлович остановился и вдруг хлопнул себя ладонью по лбу, затем полез во внутренний карман и достал из него бумажник, а уже из того извлёк какой-то клочок бумаги, протянул мне. — Держи квитанцию, багаж твой на следующей неделе прийти должен. На главпочтамт до востребования отправили, чтобы точно не потерялся.
Я попытался завести разговор об интересе со стороны РКВД, но куратору было определённо не до того, пришлось откланяться. На душе остался какой-то неприятный осадок, заподозрил даже, будто меня окончательно списали со счетов, но впадать раньше времени в уныние не стал.
Если уж на то пошло, Вяз меня не первый раз сожрать пытается!
Подавится!
В приёмной директора Бюро нас промариновали ровно полчаса, минута в минуту. Нас — это меня и Сергея Брака, который за время ожидания весь прямо-таки извёлся.
Я — нет. Не могу сказать, будто совсем уж не испытывал нервозности, просто нашёл чем себя занять — погрузился в лёгкий транс и попытался не просто уловить энергетические аномалии в кабинете, куда нас не спешили приглашать, но и отфильтровать возмущения, производимые Вязом, заранее настроиться на его волну. Так увлёкся, что от дребезжания телефонного аппарата даже вздрогнул и машинально поправил нацепленный на лацкан значок «Защитник республики».
— Проходите! — разрешил нам секретарь, возвращая трубку на рычажки. — Вас ожидают.
Меня так уж точно ждали, а вот при виде ассистента консультанта Вяз удивлённо распахнул глаза, но успел обуздать эмоции прежде, чем мне удалось в них разобраться.
И что это было?
Разочарование? Облегчение? Удовлетворение?
Последнее определённо присутствовало, но и плевать!
— Господин директор, Пётр Линь по вашему приказанию явился! — объявил я прямо от двери, не спеша подходить к столу.
— А вы, молодой человек? — посмотрел хозяин кабинета на моего спутника.
— Сергей Брак, — представился тот. — Ассистент консультанта кафедры кадровых ресурсов.
Директор перевёл взгляд на меня.
— Это действительно необходимо?
Сидевший по правую руку от директора представитель оперчасти многозначительно улыбнулся.
— Чует за собой грешок, значит!
— Да тут, Михаил Игоревич, дураком надо быть, чтобы подвоха не заподозрить, — ответил я нагловатой ухмылкой.
— Поговори мне ещё тут! — оскалился оперативник.
— Довольно! — веско произнёс директор и попросил меня: — Молодой человек, потрудитесь выбирать более подходящие выражения. — После сказал уже Вязу: — Начинайте, Андрей Сергеевич. Прошу!
Начальник управления физической защиты взял лежавший перед ним лист и зачитал:
— Объявляю об увольнении со службы по дискриминирующим обстоятельствам сотрудника Бюро оперативного реагирования Петра Сергеевича Линя! Ознакомьтесь с приказом!
— Это по каким ещё таким дискриминирующим обстоятельствам? Какие ко мне претензии? — уточнил я, нисколько не удивившись услышанному, и указал на блестевший золотом нагрудный знак. — Меня тут на днях государственной награды удостоили, между прочим!
Вяза аж передёрнуло.
— Вам слова не давали! Подписывайте!
А вот это заявление меня удивило и ещё как!
— То есть объяснений не будет?
— Я сейчас прикажу вас вывести! — отчеканил Вяз. — И мы зафиксируем ваш отказ ознакомиться с приказом.
— Как вам будет угодно! — пожал я плечами и повернулся к своему спутнику. — Отметь нарушение процедуры увольнения, выразившееся в отказе ознакомить меня с причинами оного и дать необходимые пояснения.
Сергей отмер и полез за блокнотом.
— Непременно. Мы оспорим увольнение и взыщем средства, причитающиеся за вынужденный прогул.
Хозяин кабинета тяжело вздохнул.
— Постойте! — Он снял очки и принялся протирать их кусочком замши, потом сказал: — Андрей Сергеевич!
Вяз после мимолётной заминки объявил:
— Причины увольнения не могут быть оглашены, поскольку это может повредить ведущемуся расследованию.
Я напрягся было, но тут же заподозрил, что нас попросту водят за нос и спросил:
— И кто же его проводит?
— Допустим, я! — с нескрываемым самодовольством заявил представитель оперчасти.
И вот это он сделал совершенно напрасно.
— Следственные действия в отношении сотрудников Бюро осуществляются исключительно контрольно-ревизионным или следственным дивизионами ОНКОР! — зачастил Сергей. — Я незамедлительно поставлю в известность руководство о факте грубейшего нарушения процессуальных норм!
Михаил Игоревич скривился, будто уксуса хлебнул.
— Я же сказал: «допустим»! — пошёл он на попятную.
Мой консультант уловил шаткость позиции противной стороны и перешёл в наступление.
— Так расследование проводится или нет? — потребовал он объяснений.
— Проводится, — подтвердил Вяз, не став вдаваться в детали.
— Но проводит расследование не Бюро? — догадался Сергей. — И какой процессуальный статус в нём моего подопечного? — Он повернулся ко мне: — О возбуждении уголовного дела тебя не уведомляли, так?
Я отрицательно покачал головой. Ассистент Альберта Павловича хотел было что-то сказать, но его опередил Вяз.
— Хорошо! — произнёс начальник управления физической защиты с лицемерным смирением. — Видит бог, я не хотел выносить сор из избы, но вы не оставляете мне выбора. Так вот: Пётр Линь во время своей командировки в столицу проявил преступную халатность, которая стала причиной гибели заведующего первой лабораторией и выдающегося учёного господина Вдовца! Довольны?
Сергей в изумлении захлопал глазами, ну а меня так просто смутить не удалось.
— Очень интересно! А позвольте поинтересоваться, кто отправил меня в командировку? Может быть, Бюро? Так нет, ректорат! — быстро произнёс я, опасаясь быть перебитым. — И в каком качестве меня отправили в командировку? Как сотрудника Бюро? Нет, как лаборанта! Какая цель была прописана в командировочном удостоверении? Охрана господина Вдовца? Нет, всего лишь его сопровождение в качестве ассистента! Откуда бы взяться халатности, тем более — преступной⁈
Удивительное дело, но заткнуть меня не попытались, Вяза ответный выпад оставил совершенно равнодушным, а оперативник так и вовсе злорадно ухмыльнулся.
— Ишь как юлит! Будто уж на сковородке!
— Я бы попросил вас! — возмущённо глянул на него Сергей.
— Жену свою просить будешь! — прозвучало в ответ.
Ассистент Альберта Павловича задохнулся от возмущения и пошёл красными пятнами, но, прежде чем успел хоть что-либо произнести, новый удар нанёс Вяз.
— У нас имеется копия распоряжения, которым Петру Линю предписывалось обеспечивать безопасность господина Вдовца!
Сергей уставился на меня, а я сообразил, о каком именно документе идёт речь, и не удержался от страдальческого вздоха.
— Не выиграл, а проиграл и не в карты, а на бегах, — негромко процитировал после этого бородатый анекдот.
— Есть что сказать по существу? — уточнил директор, хмуря брови.
— Если речь идёт о внутреннем распоряжении республиканского идеологического комиссариата, то согласно оному мне давалось право задействовать сверхспособности для обеспечения безопасности господина Вдовца, а вовсе не вменялось в обязанность его охрана. К тому же я не являлся и не являюсь сотрудником комиссариата, там в любом случае не могли ничего мне поручить. Любое такое поручение ничтожно с юридической точки зрения. И это даже если не брать в расчёт то обстоятельство, что в момент покушения на господина Вдовца я находился в другом месте.
Ассистент Альберта Павловича насупился.
— Господа! Это просто возмутительно! Я не вижу никаких оснований для увольнения своего подопечного!
Вяз резко бросил в ответ:
— Оснований — хоть отбавляй! Каждый сотрудник Бюро должен сохранять бдительность двадцать четыре часа в сутки! Это вопрос профессионализма! Не говоря уже о том, что в отношении гибели Вдовца до сих пор продолжается следственная проверка и по нашей информации рассматривается в рамках него и вопрос о халатности!
— Фактически под видом борьбы за чистоту рядов вы желаете избавиться от человека до признания его виновным! Запрягаете телегу впереди лошади! — возмущённо выкрикнул Сергей. — А ведь самое большее, что тут можно сделать, это отстранить его от службы до окончания следствия!
Хозяин кабинета хмыкнул и сказал:
— Разумно. Увольнять не будем, временно отстраним. Андрей Сергеевич?
— Не возражаю, — легко согласился с таким решением Вяз. — Только хочу заметить, что человек с подмоченной репутацией не может представлять Бюро в студсовете! Это дискредитирует и нас, и дисциплинарный комитет, при котором он состоит секретарём. Я требую его незамедлительной замены!
— Есть на примете достойный кандидат? — уточнил директор.
— Есть, — подтвердил Вяз. — Выдвинем молодого специалиста из оперчасти.
Я будто прямой в голову пропустил, до того неожиданно всё произошло. Такая обида накатила, что небо с овчинку показалось и взвыть захотелось. А когда совладал с эмоциями и решил высказаться в свою защиту, то безнадёжно с этим опоздал — нас попросту выставили в приёмную.
Окончательно я пришёл в себя уже только в коридоре, там и напустился на Сергея:
— Ты что творишь? Ты вообще на чьей стороне⁈
— А что такое? — захлопал тот глазами. — Альберт Павлович сказал, что главное увольнение по порочащим обстоятельствам предотвратить! А отстранение ты в любом случае не оспоришь! Имеют право!
Захотелось со всех сил хватануть кулаком по стене, но побоялся пробить ту насквозь, сдержался.
— Да закончится следствие и восстановят тебя на службе! — утешил меня Сергей. — Не принимай близко к сердцу!
Объяснять ему что-либо не было никакого смысла, и я отправился поговорить по душам с Альбертом Павловичем. Тот оказался на месте, внимательно выслушал доклад ассистента, похвалил его и отпустил, после обратился ко мне:
— Ну а ты что скажешь?
На языке у меня так и вертелось крепкое словцо и даже не одно, пришлось обуздывать эмоции, вот и произнёс совсем не то, что собирался сказать изначально:
— Смотрю, вас орденом пожаловали! Это каким, если не секрет?
И в самом деле — лацкан пиджака куратора отмечала орденская розетка, только не солдатского креста и не рубиновая капелька «Знака Почёта», а совершенно незнакомая на вид.
— Орден Республики вручили по совокупности заслуг, — пояснил Альберт Павлович. — Но вернёмся к нашим баранам. Ты чем-то недоволен?
— Вы зачем со мной этого дундука послали⁈ — взорвался я. — Меня из-за него от службы отстранили! Вам самому сходить сложно было⁈
Куратор откинулся в кресле, сложил на животе руки и его округлое лицо приобрело на редкость благостное выражение.
— Спасение утопающих — дело рук самих утопающих, разве не об этом вы условились с господином Перваком? — заметил Альберт Павлович. — Никакого административного ресурса! Было такое?
Я упёрся кулаками в стол и навис над ним, но не нашёл что сказать и опустился на стул.
— И от службы тебя отстранили не из-за этого, как ты выразился, дундука, а по причине настоятельного желания господина Вяза. Напомнить, из-за чего он на тебя зуб заимел? — сыпанул куратор соли на мою душевную рану и усмехнулся. — Так-то вот!
— Легко вам говорить! — пробурчал я.
— На надутых воду возят, на сердитых — кирпичи! — выдал Альберт Павлович и потребовал: — Начинай мыслить конструктивно!
Я попытался, получилось не очень. Но куратор меня не торопил и взялся разбирать корреспонденцию, так что появилась возможность хорошенько всё обдумать. Тогда-то я и ухватился за его оговорку об административном ресурсе.
— Правильно понимаю, что вы бы не позволили меня отстранить?
Альберт Павлович оторвался от бумаг и кивнул.
— Не позволил бы. Более того — и сейчас ещё могу отыграть всё назад. Только делать этого не стану. А знаешь почему?
Первыми пришедшие на ум ответы «вам плевать» и «не желаете утруждаться» определённо были далеки от истины, поэтому я предположил:
— Это по силам мне самому?
— В яблочко! — подтвердил куратор. — Я вижу самое меньшее два пути решения этой проблемы, но не советую требовать восстановления на службе. Этого реально добиться, просто не нужно. Тебе не нужно в первую очередь. Сожрут тебя в Бюро, поверь на слово.
Я кивнул.
— И вот ещё что, — сказал куратор. — Заруби себе на носу: знания только лишь своих прав и обязанностей недостаточно для оценки всей полноты картины.
— Понятней не стало, — проворчал я.
— А ты подумай. Чай, не дурак.
Именно этим я и намеревался заняться, но только поднялся на ноги, и Альберт Павлович меня остановил.
— Погоди-ка! Совсем забыл! — Он вынул из папки какой-то листок и протянул его мне. — Держи!
Листок оказался благодарственным письмом, и я не удержался от ехидного смешка.
— Вам орден, значит, а мне даже медальки не обломилось?
— Глаза открой! — потребовал Альберт Павлович неожиданно жёстким тоном. — Это письмо лучше всякой медали и даже ордена! Думаешь, было так уж просто занести его на подпись Баюну в первый день создания соврескома?
Я посмотрел на исходящий номер, дату и расшифровку подписи, сворачивать листок не стал и аккуратно уместил меж страниц тетради, поблагодарив перед тем куратора:
— Спасибо!
Совершенно искренне поблагодарил, нисколько душой не покривил.
Ну а как иначе? Благодарность от председателя совета республиканских комиссаров и первого секретаря соцпартии — это не баран чихнул. Это серьёзно!
— Прибери! — посоветовал Альберт Павлович. — Пригодится ещё.
На этом наш разговор и подошёл к концу. Куратор распространяться о своих столичных делах оказался не расположен, да мне и самому было не до расспросов. Пусть и успокоился самую малость, но именно что — самую малость. Внутри всё так и кипело, хотелось действовать, а не думать, и я отправился в лабораторный корпус.
Там оторвался на полную — без разогрева и долгих подготовок выдал шестьдесят киловатт, обновил своё индивидуальное достижение. Вымотался за час работы с силовой установкой до полной невозможности, сел пить в буфете травяной чай, начал прикидывать свои дальнейшие действия.
Права и обязанности, права и обязанности…
Мне категорически недоставало информации, и само собой вспомнилось, как в прошлый раз в аналогичной ситуации я сидел в библиотеке распределительного центра и штудировал закон об операторах сверхэнергии. Но это тогда, а что изучать сейчас?
Свои права я знаю прекрасно, а с чьими мне нужно ознакомиться для осознания всей полноты картины?
В итоге в читальном зале я попросил положение о Бюро оперативного реагирования, но лишь впустую убил на его изучение полтора часа. Ничего полезного почерпнуть из документа не вышло, поскольку большинство принципиальных моментов регулировалось внутренними инструкциями и распоряжениями, которые относились к документам для служебного пользования.
Зараза!
В сердцах я схватил портфель и выскочил на улицу, опомнился, заставил себя успокоиться и вернулся обратно. Уселся на прежнее место, забарабанил пальцами по краю стола. Вновь начало корёжить от приступа лютой злобы, и я решил не держать её в себе, а позволить выплеснуться на бумагу.
Ну да — взял листок и принялся строчить донос.
Хотя не донос конечно же, а всего лишь доклад куда следует. Не жаловался я майору Городцу на притеснения со стороны начальника управления физической защиты и не напоминал, что в эту историю оказался втравлен усилиями Георгия Ивановича, просто разложил всё по полочкам, сделав акцент на неформальных контактах господина Вяза с сотрудниками республиканского комиссариата внутренних дел, которые выразились в предоставлении тому на невыясненных условиях служебных документов РКВД. И о налаженном сотрудничестве с представителем оперчасти тоже упомянуть не забыл. При этом воздержался от каких-либо негативных оценок, так чтобы уже точно никто не подкопался.
Когда изложил всё это на бумаге, определённое даже удовлетворение испытал. Сразу и на душе легче стало, и мысли прояснились. Вспомнил совет Альберта Павловича не зацикливаться на восстановлении в Бюро и решил прикинуть, что можно сделать, дабы хотя бы удержаться на посту секретаря дисциплинарного комитета.
Взаимоотношения двух структур — это как розетка и штепсель, вот я и запросил положение о совете студенческого самоуправления. Полистал, похмыкал, получил брошюру на руки. Вроде бы забрезжил свет в конце тоннеля.
Вроде бы — да…
Касатон Стройнович при моём появлении так и подскочил.
— Это что ещё такое⁈ — помахал он каким-то листком. — Что за дела⁈
Я подошёл, ознакомился с содержимым документа и с усмешкой произнёс:
— Филькина грамота это! — После протянул Касатону заложенную на нужной странице брошюру. — Сам посмотри.
Стройнович взялся изучать положение о студсовете, посопел напряжённо с минуту и попросил сидевшую тихонько как мышка Лебеду.
— Ирина, оставь нас ненадолго.
Барышня глянула в ответ с нескрываемой укоризной, но сцен закатывать не стала и вышла из кабинета. Касатон вздохнул и попросил:
— Рассказывай, что у тебя опять стряслось.
— Конфликт с руководством, — пояснил я. — Меня временно от работы отстранили, ну и в студсовете заменить решили. Только дело в том, что Бюро имеет право лишь выдвинуть кандидатуру секретаря дисциплинарного комитета, отозвать меня у них полномочий нет.
— Да это понятно! — отмахнулся Стройнович. — Только хрен редьки не слаще! Не станут наши с Бюро ссориться. Что те не имеют прав тебя с должности отозвать — это замечательно, конечно, просто ничего не мешает сразу новую кандидатуру утвердить!
Я постарался скрыть разочарование и пожал плечами.
— Да я за эту должность не держусь…
— А вот этого вот мне тут не надо! — пригрозил пальцем Касатон. — Неправильный это подход! Контрпродуктивный! — Он немного помолчал, потом спросил: — Кем тебя хоть заменить хотят? Что ещё за Бондарь?
— Курсант. В оперчасти стажируется.
— Ещё и не студент? — поморщился Стройнович. — Уже что-то, но этого мало. Ладно, идём! Ты помалкивай, сам говорить буду!
Он снял со спинки стула пиджак и двинулся на выход, на ходу просовывая руки в рукава. Я зашагал следом.
В небольшом закутке перед дверью в кабинет председателя студсовета, который тот делил с парой заместителей, переминался с ноги на ногу Максим Бондарь, и я не удержался от широченной улыбки.
— Привет-привет!
— Заходи давай, Линь! — поторопил Касатон, пропустил вперёд и плотно притворил за нами дверь. — Ну что решать будем? — обратился он к руководству студсовета, обнаружившемуся внутри в полном составе.
— А что тут ещё можно решить? — спросил Яков Беляк, одарив меня неприязненным взглядом.
Я сообразил, что так и не удосужился справиться у Касатона, как отнёсся Горицвет к возможному включении йоги в наш проект и состоялся ли разговор на сей счёт вовсе.
Если нет — досадно. Это бы могло сейчас мне в плюс сыграть.
Стройнович передвинул к столу свободный стул, уселся на него и кинул перед собой брошюру.
— Во-первых, положением о студсовете не предусмотрена процедура отзыва представителя Бюро! — объявил Касатон. — Мы можем утвердить новую кандидатуру, а можем этого не делать. Это наше внутреннее решение.
Диана покачала головой.
— Прямо прописано, что секретарём дисциплинарного комитета должен быть сотрудник Бюро!
— Нет нигде такого! Бюро лишь вносит на утверждение своего кандидата! — возразил Касатон. — Во-вторых, Пётр не уволен и остаётся сотрудником Бюро!
— А как же потеря доверия? — уточнил Всеволод.
— Да какая ещё потеря доверия⁈ Ему для включения в список награждаемых знаком «Защитник республики» только на днях в Бюро превосходную характеристику дали! Он в партии уже год как состоит! — взорвался Стройнович. — Слушайте, да вы же сами мне всю плешь проели необходимостью сроки соблюдать! Сейчас мы укладываемся в неделю! Консультантов студенты привлекают лишь в каждом седьмом случае, официально оспаривается лишь пять процентов решений и ни одно из них не отменили и не направили на повторное рассмотрение! Что вам ещё надо, а?
Председатель студсовета откинулся на спинку стула и постучал кончиком карандаша по столешнице.
— Даже если так, стоит ли ссориться с Бюро?
— В первую очередь надо решить, самостоятельная мы структура или просто поиграть в самоуправление вышли! — стукнул Стройнович кулаком по столу. — Сейчас секретарём дисциплинарного комитета курсанта из оперчасти назначат — и что от доверительных отношений со студентами останется? Мне одному всю работу не потянуть!
— Не горячись! — попросил Всеволод. — Уверен, не всё так критично!
— А я спокоен! — объявил Касатон. — Громкими словесами бросаться не стану и в отставку не подам, но если наше хвалёное самоуправление не всерьёз, то тратить на него впустую время не стану и на перевыборы свою кандидатуру не выставлю. Уйду в Февральский союз молодёжи! Меня в бюро институтской ячейки давно зовут!
Председатель студсовета посмотрел на меня и спросил:
— Ну а ты что скажешь?
— Воздержусь, — лаконично ответил я, поскольку сказать-то мне сейчас было и нечего.
А вот Касатон за словом в карман не полез.
— Я за него поручусь! — объявил он.
Всеволод тяжело вздохнул, хрустнул костяшками пальцев и произнёс:
— Позиция товарища Стройновича понятна, аргументы весомы. Давайте решать, что станем делать: дружить с Бюро или гнуть свою линию. Учитывая серьёзность момента, предлагаю идти на обострение ситуации лишь в случае единогласного принятия такого решения. Итак, кто за предложение товарища Стройновича отказать в замене секретаря дисциплинарного комитета?
Касатон первым поднял руку, вслед за ним проделал это и сам Всеволод. К нему присоединились ещё двое заместителей, Диана даже не преминула с усмешкой произнести:
— Коней на переправе не меняют!
И все мы выжидающе уставились на Якова Беляка, который следовать примеру коллег не спешил. Сидел набычившись, сопел, морщил лоб.
Неужели пролечу из-за нашей стародавней ссоры?
Неужто всё было напрасно?
