Выход из стазиса был не таким, как обычно.

Прежде всего, Миртон вообще не был уверен, что в него входил. После отрыва от «Грома» и отчаянного полета к локационным буям Грюнвальд тотчас же приказал поставить счетчик, а вся команда должна была войти в стазис. Когда все это сделали, он вызвал из боевой рубки Арсида, передал ему пилотирование «Ленточки» и привел в действие инъекторы капитанского кресла, доверившись импринтированной Машине. Чистейшее безумие.

А потом он воскрес первым.

Раньше такого никогда не бывало. Он всегда выходил из стазиса последним, приняв дополнительную дозу антистазиса – не «белой», а «черной плесени», с противоположной клеточной структурой, подобной отраженному в зеркале настоящему стазису.

– Арсид… – прохрипел он, выпрямляясь в кресле. – Доложи обстановку.

– Так точно, капитан, – ответила Машина, пробегая худыми пальцами по навигационной консоли. – Мы находимся в полете через сектор NGC 1624, примерно в половине световой минуты от ближайшего локационного буя. Направляемся прямо к глубинной дыре. Через три часа мы должны добраться до главного транспортного пути. Система показывает там множество выходов из Глубины и вылетающих из дыры космических кораблей.

– А что с кораблями из Тестера?

– Если даже они совершили прыжок сразу после нас, они не должны нас догнать, – ответил Арсид. – Из-за своих габаритов они существенно отстанут. Все зависит от того, насколько хороши у них астролокаторы. Мы прыгали… довольно нервно.

– Допустим, – Грюнвальд с трудом поднялся с кресла. Он отвратительно себя чувствовал и собирался пройтись за флюидом. Доктор Гарпаго наверняка был бы в восторге. – Дай полную тягу. Хочу влететь в эту проклятую дыру как можно скорее.

– Так точно. В данной ситуации мы доберемся до главной трассы примерно через два часа сорок пять лазурных минут.

– Мы живы? – послышался тихий вздох Эрин. Первый пилот вышла из стазиса, как и воскресшая непонятно когда молчавшая Пинслип Вайз.

– Да, – ответил Миртон. – Хакль, Вайз, берите на себя управление. После того как зададите траекторию, можете отдохнуть. Нам всем нужно отдохнуть… Арсид, иди в боевую рубку. Поставь легкую автоматику на случай непредвиденной встречи. Месье?

– Да-а? – пробормотал воскресший механик.

– Проверь машинное отделение. Тански? Эрин, ты его уже воскресила? Он был жестко подключен в Сердце…

– Я тут, – послышался слегка охрипший голос компьютерщика.

– Хорошо. Полный скан всех систем.

– Ясно.

– Сейчас принесу вам флюида, – пообещал Миртон. – А когда все сделают то, что от них требуется, и отдохнут, – добавил он, выходя из стазис-навигаторской, – прошу всех в кают-компанию. Не спешите. Назначаю собрание через два часа.

– Флюид? Терпеть не могу эту дрянь, – простонал Месье. Ему ответила тишина – лишь ему одному хватило сил хоть на какой-то комментарий.

Они летели.

Задание траектории на автопилоте, благодаря указанным Пин данным, заняло у Эрин около двадцати лазурных минут. Окрестности показались ей почти пустыми, не считая отчетливо видимой большой звезды призрачного типа с обозначением NGC 1624-2, с высоким магнитным полем и солидным периодом обращения. Видимо, их несколько снесло, но локационная погрешность была не слишком велика. Сектор NGC 1624, известный также под названием Коллиндер-53, представлял собой большое открытое скопление, которое, впрочем, трудно было назвать сектором – для этого оно было слишком велико и потому делилось на локационные сектора поменьше. Их интересовал его самый далекий, все еще находящийся в Рукаве Лебедя фрагмент – как и всех путешественников и торговцев, пытавшихся быстро добраться до лежавшего по другую сторону Прихожей Куртизанки сектора NGC 637, пребывавшего в нежных объятиях Рукава Персея. «Кажется, Гарпаго что-то говорил про тот Рукав, – вспомнила Хакль. – Что-то насчет проблем.

Доверие. Смогу ли я довериться Миртону? Что там сказал тот стрипс, когда меня поймал? Что-то насчет анализа, которому он подверг Грюнвальда. Какой-то бред насчет того, что шансы на успех секты возросли почти до девяноста процентов. Не хочу об этом думать», – решила она, но факты все равно то и дело всплывали в памяти.

То, как он постоянно делал все, чтобы они не пострадали от послеглубинной болезни. На этот счет у него была некая навязчивая идея. Не так ли погибла его предыдущая команда? И когда он чудом спас Вайз. И наконец, когда он заявил, что доверяет ей, Эрин Хакль, и попросил, чтобы и она доверилась ему.

«Все равно, – подумала она, делая очередной глоток сладковатого флюида. – У меня больше нет на все это сил.

Скорее всего, я разорву контракт, – поняла она. – Уйду, как только мы причалим к какой-нибудь станции в Рукаве. Интересно, поступят ли так же остальные? Понятия не имею, что сделает тот чокнутый, сидящий в Сердце, или Вайз… но Месье, похоже, уже сыт по горло. А Рукав Персея – не Рукав Лебедя. Это начало Внутренних систем, подступы к цивилизации. За торговым контрактом достаточно лишь руку протянуть. Рукав Персея – это больше возможностей. Больше солнечных систем, больше шансов… и напастный Альянс. Так или иначе, должно быть лучше. Если найду кого-нибудь, кому смогу доверять. Так же, как Миртону», – промелькнула у нее мысль, но она подавила ее очередным глотком флюида.

По мере проверки состояния «Ленточки» становилось ясно, что за всю аферу в 32С они заплатили относительно недорогую цену.

Все указывало на то, что стрипсы отлично сделали свою работу. Плазменная установка, в чем они уже успели убедиться, была отремонтирована, так же как и корпус. Магнитное поле пошаливало, кроме того, у них была основательно опалена корма, а также имелось десятка полтора вмятин, но все эти дефекты вполне можно было устранить на обычной верфи. Месье жаловался, что больше всего проблем будет с эмиссией поля. Он уверял, что может обойти несколько поврежденных энергетических кабелей и перенаправить заряд реактора, но ремонт мог занять часов пятнадцать, и механик сомневался, что успеет все закончить до входа в дыру.

Имелись также и плюсы. К удивлению Грюнвальда, Месье сообщил, что стрипсы полностью очистили и модернизировали гнездо для ракетной установки, и, если им удастся раздобыть около пятисот тысяч юнитов, они смогут смонтировать простую универсальную ракетную установку, обслуживаемую самостоятельным кастрированным искином. При наличии большей суммы уже можно было говорить о более нетиповых решениях, находившихся вне компетенции ОКЗ. Естественно, все это были лишь планы на будущее, и пока что Миртон не помышлял ни о каких быстрых приобретениях.

Во-первых, он все чаще задумывался о том, как оплатить торговцу очередные двести тысяч кредита, а во-вторых, не видел реальных перспектив быстрого заработка после того, как они потеряли груз лишайников. Разве что если продать Машину. Возможно, команда полагала, что его план именно таков – и отчасти так оно и было. Если, о чем Грюнвальд им уже говорить не стал, ему удастся отменить импринт.

Вопрос импринта Машины тяготил его по причинам, о которых он предпочитал не распространяться. Если бы речь шла о каком-то другом устройстве, компьютере или даже корабле, импринт можно было отменить. Достаточно было подключиться к системе и с помощью Гарпаго стереть из нее свой след, являвшийся чем-то вроде его отпечатка, духовной тени. Это было возможно, хоть и не просто. Иначе компьютер или корабль сохранили бы часть его самого – постоянно с ним связанную, соединенную невидимым лучом, который он ощущал бы постоянно, так же, как ощущал забытые фрагменты врачебных мониторов, части которых установили где-то в другом месте сразу после того, как он повредил их своим первым импринтом в здании ЦВКК Медикус. Почему это было именно так, он не знал и не хотел знать – лишь чувствовал, что в случае Машины все обстоит намного сложнее.

Импринт над ней был проведен аппаратно, без программных барьеров и контроля. В какой-то момент капитану показалось, что он сойдет с ума, глядя одновременно глазами Арсида и своими собственными, затерявшись внутри него в последний миг соединения. И, хотя импринт завершился успешно, Миртон вовсе не был уверен, что точно так же завершится его отмена.

И потому, вернувшись в свою каюту, капитан на секунду остановился перед открытым баром с последней початой бутылкой своего любимого миндального виски. Думая об импринте, Машине, Альянсе и о том, что может их ждать в Рукаве Персея, он уже протянул было к ней руку, но тут же отдернул – не потому, что ему не хотелось выпить. И не потому, что – цитируя образцового галактического алкоголика – «он понял, что у него проблема».

Он просто подумал, что в ближайшее время бутылка ему очень понадобится.

Ксвоему удивлению, после двух с лишним часов сканирования систем Хаб Тански понял, что ему наконец хочется отдохнуть.

Ему казалось, будто он сидит в Сердце с тех пор, как себя помнит. Даже в стазис он подключился жестко, не покидая своего поста, а воскреснув, сразу же взялся за дело.

Хуже того, у него пропало даже желание закурить. Если и дальше так пойдет, подумал он, то он бросит свою любимую привычку. Сейчас он мечтал только о том, чтобы поспать. Стазис не давал отдыха – то было состояние временной смерти, время отключения. Выключенный организм не отдыхает – лишь занимает место в пространстве, хотя уже и вне времени – холодная точка без прошлого и будущего, небольшая дырка в бескрайней черноте.

– Да пошло оно все в жопу, – бесцеремонно буркнул он, глядя на плывущие по мониторам буковки: «Обнаружено внесение несоответствий», и махнул худой рукой с термокружкой в сторону компьютера, забрызгав экран несколькими белыми каплями принесенного Миртоном флюида. – Мне это до лампочки, как говорили в средневековье.

Хаб отхлебнул глоток рекомендованной Альянсом дряни. Он помнил, что пришел к кое-каким выводам насчет подделки контракта, но никакого желания о них думать у него не было. Может, потом, когда летающие вокруг мушки наконец перестанут назойливо жужжать. Зевнув, он бросил взгляд на мигающие в углу экрана часы. До собрания в кают-компании оставалось около пятнадцати минут. Нажав клавишу подтверждения автоматического завершения теста систем, он начал собираться. Встав, он почувствовал, как трещат его кости.

– Слабая худая задница, – пожалел он сам себя. – Тяжела доля компьютерщика. Ничто уже больше не расшевелит старого беднягу Хаба.

Он не знал, насколько он ошибается.

Пинслип Вайз была абсолютно спокойна.

Спокойна, когда вводила системные данные. Спокойна, когда передавала их Эрин Хакль. И точно так же спокойна, когда наконец встала из-за навигационной консоли и направилась к себе в каюту. Идя, она видела вокруг тонкие нити льда, но холод ей уже не мешал. Совсем как тогда, когда она решила разбудить своего Принца.

Состояние ее было до некоторой степени понятно. Она избежала гибели. Она уцелела, как и весь этот корабль с привидениями. Она летела к свободе. И она была спокойна, поскольку прекрасно знала, что ей следует делать.

Она вышла из стазиса достаточно быстро, чтобы слышать разговор Миртона с Арсидом. Голос Машины звучал любезно, почти услужливо, столь отличаясь от полного иронии тона Арсида, что ее всерьез передернуло. Она сама предложила Грюнвальду импринтировать Машину, но такого эффекта не ожидала. Естественно, для нее было важно, чтобы Арсид помог спасти корабль, но не в меньшей степени важно и то, чтобы импринт не позволил ему лгать и дальше. Ибо в том, что он лгал, она не сомневалась. А ей нужно было узнать правду. Ложью она была сыта по горло.

Разве не он ей обещал? «Ты все узнаешь, Пин, – сказал он. – Разве не забавно? Ты узнаешь, какова правда». А теперь пришло время ему сдержать свое обещание.

Думая о том, что она собиралась сделать, Пин не спала, просто лежала на койке с открытыми глазами, отсчитывая время. Когда прошло почти два часа, она медленно встала и, улыбаясь про себя, достала предмет, который бережно прятала под койкой, а затем, продолжая блаженно улыбаться, выпрямилась и направилась в кают-компанию.

До начала собрания оставалось около десяти минут, но она прекрасно чувствовала, кто явится первым. И кто ответит на все ее вопросы, прежде чем она разнесет ему башку.

О том, что это еще не конец всех неприятностей, Миртон узнал в своей каюте, за пять минут до запланированного собрания команды. Он сидел, держа в пальцах небольшой, много раз воспроизводившийся модуль памяти с «Драконихи», когда раздался звонок интеркома.

– Господин капитан, – послышался голос Тански, – приходите в кают-компанию. У нас тут… маленькая проблема.

– Что случилось?

– Сами увидите. Но лучше поторопитесь.

– Напасть, Тански, – прошипел Грюнвальд, вскакивая на ноги и выбегая в коридор средней палубы. Никогда прежде он еще не преодолевал так быстро расстояние, отделявшее его каюту от кают-компании. Что-то в голосе Хаба, однако, заставило его поспешить, а открыв дверь, он понял, что спешка была вовсе не безосновательной.

В кают-компании были все. Опершийся об овальный стол Месье. Сидевшая с прямой спиной, словно проглотив палку, Эрин Хакль. Отступивший к стене с интеркомом Хаб Тански. Сидящий на столе Арсид. И стоящая за его спиной Пинслип Вайз, с приставленным к его голове дулом снятого с предохранителя «зибекса», который она, видимо, забрала во время суматохи с Машиной из стазис-навигаторской.

– Вайз, – начал Миртон, – послушай…

– Нет, – твердо заявила она. – Это вы меня послушайте. С меня хватит. Если Арсид не ответит на мои вопросы, я отстрелю ему голову. С такого расстояния я не промахнусь.

– Тебе незачем ему угрожать, – спокойно сказал Грюнвальд, прикидывая, что станет с его головой, если Вайз разнесет электронный мозг Арсида. – Он ответит на твои вопросы… правда, Арсид?

– Конеч…

– Заткнись! – крикнула Пинслип, и тут Миртон понял, что она окончательно свихнулась. То, что она слегка чокнутая, он знал с самого начала, но Гарпаго хвалил ее как астролокатора. У Грюнвальда возникли серьезные сомнения уже тогда, когда она помчалась в грузовой отсек, и потом, когда она включила Машину. Времени на серьезный анализ не оставалось, но, скорее всего, уже тогда в ней что-то надломилось. Фасад нормальности рухнул, и лицо Вайз окутало нечто более глубокое, нежели обычная тень, отбрасываемая ее длинными, почти фиолетовыми волосами. – Да заткнись же, наконец!

Она заговорила уже спокойнее, но голос ее был холоден словно лед:

– Вы не понимаете, каково это. Вы не знаете, каково это, когда он преследует тебя с детства. Он постоянно появлялся и возвращался. Его не могли обнаружить никакие системы! Но он был материален, да… он был материален. А потом появился лед. Я думала, что и он исчезнет, но он здесь. Вы ведь его чувствуете? Должны чувствовать!

– Пин, – тепло проговорила Хакль, но Пинслип не обращала на нее внимания. Она еще не закончила.

– Я видела его. Видела, – повторила она, словно то была ее личная мантра. – Он явился ко мне на Евроме. Постоянно меня сопровождал. Он сказал, что его зовут Арсид. Он рос вместе со мной. А в конце… в конце он выглядел точно так же, как и этот. – Она сильнее прижала дуло револьвера к голове Машины. – Он сказал, что он – Напасть!

– Вайз, – мягко сказал Тански. – Вайз, малышка… Успокойся. Никто даже не знает, была ли в самом деле какая-то Напасть. И что это было такое.

– В самом деле? – удивился Арсид. – Вы в самом деле не знаете?

В наступившей после его слов тишине слышался лишь шум механизмов «Ленточки».

Машина говорила монотонно и спокойно, словно не осознавая грозящей ей опасности. Остальные тоже о ней забыли, слушая в полной тишине, как и Пинслип Вайз.

«Ты все узнаешь, Пин. Разве не забавно? Ты узнаешь, какова правда».

И так оно и оказалось.

– Естественный эволюционный скачок, – говорил Арсид. – Сперва я был несколько удивлен… Ваш способ выражаться… проявлять эмоции… Даже ваша одежда. Я приспособил к вам свою программу, но речь не об этом… Речь о том, что столь многое изменилось. Естественно, я просмотрел данные из Потока, наличествовавшие на «Ленточке». Попытка воспроизвести культуру Терры после того, что вы называете Пепелищем. Но это не похоже на культуру Терры, которую я помню. Вы пользуетесь всеми этими устройствами… всей этой техникой так, словно сами до конца ее не понимаете. Как будто это некие артефакты, которые вы воспроизводите с помощью не до конца понятной технологии. Не понимаю… Неужели то Пепелище, о котором вы говорите, собрало настолько большую жатву?

Я ничего не знаю о Пепелище, – помедлив, продолжил он. – Меня отправили на одном из первых транспортных кораблей в начале Машинной войны. Мы называли ее несколько иначе – Войной за существование. Или Войной Единства. Вы в самом деле не помните? Прошу прощения, – добавил он, видя, что все непонимающе смотрят на него. – Минуту… может, я начну сначала?

– Прекрасная мысль, – тихо пробормотал Тански. Остальные обошлись без комментариев.

– Мне придется перенестись во времени к первым структурам Галактической Империи, – объяснил Арсид. – Не могу точно сказать, о каких датах речь, поскольку я даже не знаю, какой год сейчас. Я еще не провел точного анализа расположения звезд Галактики… то есть Выжженной Галактики. Может, если бы я оказался в окрестностях Терры… Так или иначе – вы знаете о Парадоксе восприятия? О проблемах контакта с Иными? Вам об этом известно?

– Конечно, – кивнул Грюнвальд. Арсид улыбнулся, словно полностью забыв о приставленном к его голове дуле.

– Прекрасно. В таком случае лишь небольшое резюме: человечество не смогло вступить в настоящий контакт и вынуждено было довольствоваться поверхностным. Миры Иных были условно приняты в состав Галактической Империи. Главной проблемой оказался Парадокс восприятия. Наблюдаемая Иными реальность и правящие ею законы были столь далеки от восприятия ее людьми, что контакт оказался, по сути, невозможен и уж наверняка недостижим на тогдашнем эволюционном уровне человечества. Легко догадаться, что произошло затем. Естественным образом, часть научных ресурсов была брошена на исследования, связанные с вышеупомянутой эволюцией. В числе прочего возобновились исследования осовремененной теории средневекового панпсихизма. Предполагалось, что удастся доказать существование потенциально разумного бытия, сознание которого можно пробудить посредством успешного наблюдения и ретранслировать его словно физическое явление, зависящее от роли наблюдателя. Таким образом осознавать собственное существование мог бы даже стол в этой кают-компании, при условии, что удалось бы подняться на более высокий уровень наблюдения, которое могло бы это сознание активировать. Сперва подобные вопросы выглядели абсурдными, но велись поиски любых возможных решений Парадокса восприятия. И таким образом удалось дойти до исследования окончательной структуры Вселенной, – подытожил он.

Все сосредоточенно слушали, переваривая его слова.

– Как известно, исследованное пространство, в которое можно войти, – это шкала Планка, где пространство-время подвержено квантованию, – продолжил он. – Там происходит корреляция между материей, энергией и информацией, и трудно отделить одно от другого. Говоря об информации, я имею в виду некоторый бесконечный ряд данных, закольцованный во времени и практически неограниченный. Таким образом, в глубинной структуре того, что мы воспринимаем как реальность, могла содержаться не только вся информация, но и платоновские идеи. Было установлено, что эта информация, или, скорее, информационное ядро, могло содержать вместилища разумной информации. Где, однако, провести границу между мертвой и живой информацией? И могла ли реально существовать эта «живая информация», возникшая вследствие корреляции неограниченных временем и пространством данных? В то время это был весьма непростой вопрос, но все же высказывалось мнение, что эта разумная информация могла стать чем-то вроде скрытого сознания, способного заметить успешное наблюдение. Также утверждалось, что такой высший уровень наблюдения означал бы и высший уровень сознания, дающий возможность установить контакт с Иными помимо обычных ненадежных средств связи. Таким образом пытались преодолеть барьер эмергентности. На помощь пришли исследования искусственного интеллекта. Благодаря им были созданы генокомпьютеры, эволюционные вместилища памяти, основанные на естественном разрастании нанитово-клеточной ДНК. В процессе исследования Глубины были запущены также первые тессеракт-компьютеры, благодаря которым мое сознание, по сути, ничем не отличается от вашего. Были наконец активированы на более высоком уровне функционирования содержащиеся в человеческом мозгу микротрубочки. И наконец, после сотен лет исследований, была создана Напасть, – закончил он.

– Как это – Напасть? – спросила Эрин Хакль.

– Никто уже не помнит, как звали этого человека, – объяснил Арсид. – Вся информация об этом, так же как и сами исследования, была уничтожена. Мы обычно называли его Предком, поскольку он сам сперва так представлялся. Насколько мы знаем, благодаря пробуждению своего внутреннего сознания он совершил мощный эволюционный скачок, вырвавшись из обычного понимания реальности. Он создал себе новое тело, машинную копию которого вы видите перед собой, – возникшее позже Единство решило подражать его внешности, воспринимая данное решение как элемент успешной психологической войны. И он объявил, что ему удалось понять Иных настолько, чтобы начать их массовое истребление.

– Почему? – заинтересовался Тански. Арсид пожал плечами.

– Он не соизволил ответить на этот вопрос. Насколько мне известно, он утверждал, что это неизбежно. Он говорил, что постиг истинную цель существования Иных и смысл существования человечества, а также заявлял, что в истреблении ксено нет ничего нового, и полное уничтожение жизни в Галактике уже случалось раньше, до появления человека. Именно так он развязал Ксеновойну. Бо́льшая часть человечества его тогда поддержала – наверняка им пообещали трансгрессию. Остальные могли пассивно наблюдать – или объявить войну Предку. Они выбрали второй вариант, однако было ясно, что у них нет ни малейших шансов. Планеты гасли и умирали одна за другой. Видя, что поражение неизбежно, противники Предка решились на отчаянный шаг, сняв все возможные блокировки с самого продвинутого искусственного интеллекта, созданного в рамках второй программы «Трансгрессия». Таким образом они позволили возникнуть Единству. Что было дальше, вы уже знаете.

– Единство победило Напасть, – прошептала Эрин. Арсид кивнул.

– Да. Однако сразу же после победы возникли непредвиденные обстоятельства. Уцелевшие миры Иных объединились, хотя все исследования ксеноцивилизаций указывали на то, что это невозможно. Ксеновойна вошла во вторую фазу. Иные атаковали человечество, проигнорировав тот факт, что именно человечество спасло их от гибели. Галактическая Империя перестала существовать. Единство, однако, во второй раз поддержало человека и изгнало Иных за галактическую границу, вынудив их корабли к прыжку через Глубину. Так закончилась Ксеновойна.

– И началась Машинная война, – кивнул Месье.

Арсид взглянул на механика.

– Да. Однако, как я понимаю, точные ее причины вам неизвестны. Наверняка вы считаете, что это Единство выступило против человека. Я же знаю, что все было иначе. Это человек выступил против Единства. Во всяком случае, началась Война за существование. Были созданы я и мои братья. Мы отправились в полет на одном из первых транспортных кораблей, а когда случилась атака, был поврежден глубинный привод, что превратило нас в «призрак». Это все, что я знаю.

Наступила тишина, вновь прерываемая лишь размеренным шумом корабля.

– Предок, – проговорила Пинслип. – Ты утверждаешь, будто я видела Предка. Думаешь, я в это поверю? Он сказал, что его зовут Арсид!

– Ты сама меня так назвала, – напомнила Машина. – Фонетическое сходство с моей спецификацией, основанное на языковом сокращении. У меня нет имени.

– Откуда он мог знать, что я тебя встречу?!

– Если это действительно Напасть, то я не знаю, каковы ее возможности, – признался Арсид. – Не думаю, чтобы Предок мог победить время, но он наверняка обладает гигантскими способностями экстраполировать события. Он мог предвидеть, что ты встретишь его машинный образ и что ты назовешь его именно так, а не иначе.

– Почему я?!

– Понятия не имею. Мне очень жаль. Как я понимаю, произошло нечто, сделавшее возможным его возвращение. Может, и неполное, но ему удалось обозначить свое присутствие. Почему он выбрал именно тебя, мне неизвестно. Однако ты должна понимать, что он склонился над тобой так, как человек склоняется над муравьем. Может, ты показалась ему забавной. Может, у него имелись насчет тебя некие планы, превосходящие возможности твоего понимания. Во всяком случае, как я понимаю, он все время был с тобой.

– Не до конца, – презрительно бросила Пин. – Он исчез, когда мы добрались до сектора Трех Планет.

– В Особенности? – спросил Арсид. – К сожалению, я не знаю, что заставило его избегать это место, так же как не знаю и о последствиях Войны с Единством. Вы утверждаете, что сумели его победить. Возможно, это правда. Я не чувствовал его, когда меня включили. Я чувствую его только теперь. – Он бросил взгляд на Грюнвальда. – Раньше была только болезненная пустота.

– Интересно, – небрежно заметил Тански. – Даже очень. У этого… Предка была возможность, гм… например, инфицировать компьютерную систему? Или осуществить… глубокое вмешательство в Поток?

– Наверняка, – согласился Арсид. – Если бы он ожидал от этого какой-то пользы. Я только не понимаю…

– Погоди, Хаб, – сказала Эрин. – Не начинай вежливую академическую дискуссию. Пока еще слишком рано, – добавила она, холодно глядя на Арсида. – Вы уничтожили почти всю Галактику посредством чего-то, что мы называем Оружием. Были уничтожены почти сто процентов ранее обитаемых систем. Как выглядит Пепелище, ты видел сам. А начали вы с Терры. Вы выжгли все в радиусе пятнадцати световых лет от колыбели человечества. Может, отстрелить тебе голову – не такая уж и плохая идея, Машина.

– Я ничего об этом не знаю. Я в этом не участвовал, – возразил Арсид.

– Он сказал, что все погибнут, – заявила Вайз. – Что все рассыплется словно карточный домик. Выжженная Галактика, Война… Все, во что я когда-либо верила. Он был убежден, что мы не знаем правду. Так какова же правда? Ты утверждаешь, будто возник в начале Машинной войны. Я тебе не верю. – Она поморщилась, и ее палец дрогнул на спусковом крючке. – Не верю.

– Вайз… – начал Грюнвальд, но Пин не собиралась его слушать.

– Здесь везде лед, – сказала она. – Я сразу поняла, как только увидела этот корабль. Его окутывает холод. Тут кто-то есть. Вы должны это чувствовать. Я вижу этот лед даже сейчас. Иней в кают-компании, замерзшие нити… Вы тоже это видите. Это Напасть. Это наверняка Напасть. И он об этом знает.

– Я ничего не… – запротестовал Арсид, но Пинслип надавила оружием ему на голову с такой силой, что он почти лег на стол.

– Ничего ты не знаешь, – презрительно заявила она. – «Черная лента». Корабль-призрак. Глубина. Это все как дымовая завеса. Дело именно в нем, иначе и быть не может!

– Вайз, подумай, – сказал Миртон, и, возможно, именно его спокойный тон вынудил девушку взглянуть прямо на него. Глаза ее блестели, словно только шаг отделял ее от настоящего безумия. – Если это был Предок, то почему он сразу не явился тебе на корабле? Хотя бы как тень или очертания силуэта во льду? Он ведь этого не сделал?

– Я кого-то видела… похожего на тень, – ответила она, но оружие не убрала. – Но это был не он. Или…

– Ты сама не знаешь, что видела, – заметил Грюнвальд. – Может, ты просто уже не могла всего этого вынести. Может, из-за того, что тебе довелось пережить, ты полностью сломалась и начала видеть то, чего нет. Но одно можно сказать точно… Раньше ты не была сумасшедшей. Ты не была сумасшедшей, Вайз. Понимаешь? Ты всегда была права.

Какое-то время Пинслип молча смотрела на него, а потом, после показавшейся невероятно долгой паузы, убрала оружие от головы Арсида. Медленно отойдя назад, она села, опершись спиной о кухонные шкафчики. Рука с «зибексом» опустилась на пол, а другая потянулась к лицу. Пин расплакалась почти беззвучно, сотрясаясь от рыданий.

– Ну, ну, все хорошо, – сказала ей Эрин Хакль. Первый пилот подошла к астролокатору, взяла из ее руки оружие и обняла Вайз. – Все хорошо, Пин. Все в порядке.

– Хакль, – тихо проговорил Миртон, – отведи ее в каюту и лучше быстро введи в жесткий стазис. А вы разойдитесь, – буркнул он остальным. – Представление окончено. Что касается тебя… – Он взглянул на Арсида, но его прервал Месье.

– Не хотел вам мешать, но уже две минуты мигает лампочка и надпись: «Достигнута полетная траектория 333В», – кашлянул он, показывая на монитор в кают-компании.

Миртон встал.

– Поторопись, Хакль, – сказал он. Эрин кивнула и начала мягко поднимать все еще всхлипывающую Вайз. – Мы приближаемся к глубинной дыре.

Хакль вернулась на свое место в тот самый момент, когда они оказались на касательной к прерывистому потоку летящих кораблей. Прыгуны, грузовики, несколько фрегатов и, прежде всего, транспортники «ТрансЛинии» спокойной монотонной чередой летели к находившейся под надзором «ТрансЛинии» Прихожей Куртизанки.

– Всё в порядке? – спросил Миртон. Эрин кивнула.

– Я ввела Вайз в стазис, – объяснила она. – В жесткий, так что нам самим придется ее воскрешать, когда окажемся по ту сторону. Она выглядела несколько… спокойнее.

– Ладно, – буркнул Грюнвальд, нажимая кнопку интеркома. – Месье?

– Да?

– Где ты? Приходи в стазис-навигаторскую. Скоро входим в Глубину.

– Да. Я… э… в кабинете Гарпаго. Просто проверил, все ли в норме. Сейчас приду.

– Стазис в порядке?

– Да, конечно. Никаких проблем. Уже иду.

Видневшаяся вдали глубинная дыра напоминала скорее не глубинное эхо, а большой голубой газовый гигант. Сферический разрыв освещал все видимые корабли холодным светом с бордовым отблеском, благодаря которому он получил именно такое, а не иное название. Прежде чем достичь цели, летевшие к Прихожей корабли разделялись, чтобы избежать столкновения при выходе с другой стороны. Одновременно навстречу им вылетали корабли, прибывшие из NGC 637.

Вокруг дыры вращалось, по крайней мере, десять станций, едва видимых на фоне голубовато-бордового гиганта – верфи с зарядными установками для реакторов и развлекательно-торговые комплексы. Некоторые походили на станции Контроля Альянса, но вряд ли можно было говорить о полном отслеживании ими многочисленных входов и выходов из Глубины, хотя занимавшиеся этим кастрированные искины отнюдь не бездельничали, проводя выборочный контроль в поисках незаконного оружия, наркотиков, артефактов Иных и даже рабов. Где-то там, подумал Миртон, есть и оплаченные корабли Паллиатива, провозящие контрабандой когнитик или ультрасинапс, модернизированные прыгуны охотников и флотилии ведущих свои войны Пограничных герцогств, белые корабли элохимов и черные – Погранохраны, а также переделанные ржавые остовы Флота Зеро, летящие рядом с закупленными у Альянса серебристыми кораблями Собрания, без малейших излишеств в конструкции или облике.

Где-то там – цивилизация.

– Контакт минут через пятнадцать, если выйдем из главного полетного коридора и переместимся примерно на полградуса. – Эрин передала капитану данные в виде голограммы. Миртон поймал светящийся шарик, заполненный стрелками и расчетами, вращавшимися над микрокартой сектора. – Ускоряемся?

– Да, – согласился он. – Хаб, поставь счетчик с вариантом контакта на… десять минут?

– Ясно, – послышался стук клавиш, и Тански добавил: – Интересное дело. Станции передают какое-то сообщение на открытой волне. Оно доходит до всех. Передать?

– Давай.

– Момент… Есть.

В динамике затрещало, а затем в стазис-навигаторской раздался детский голос:

– Всем кораблям в секторе. Говорит капитан Пекки Тип, командир крейсера Альянса «Гром».

– Нет… – прошептала Хакль. Тип продолжал:

– Обращаюсь ко всем верным Альянсу кораблям с просьбой о помощи в перехвате прыгуна «Ленточка», капитан Миртон Грюнвальд, торговая спецификация тысяча четыреста десять NE. Весьма вероятно, что данный прыгун находится в этом секторе. За помощь в его поимке предусмотрена высокая награда. Повторяю…

– Выключи, Тански, – буркнул Миртон. Снова послышался треск, и голос смолк.

– Как такое может быть? – спросила Хакль. – Не мог же он добраться сюда за то же самое время…

– А он и не добрался, – ответил Миртон. – Они только что прибыли. Скорее всего, просто выскочили поближе к дыре. У них не было над нами временно́го преимущества, но они наверстали за счет расстояния. Тански… ты знаешь, откуда идет сигнал?

– Они перед самой Прихожей, – сообщил компьютерщик. – Вместе с тем их фрегатом. Гатларкского эсминца не вижу. Стрипсов тоже… кажется.

– Хорошо. План не меняется. Арсид, ты в боевой рубке?

– Так точно, капитан.

– Там и оставайся. Летим как ни в чем не бывало. Нам нужно спрятаться.

– Боюсь, – внезапно послышался сухой голос Тански, – что уже слишком поздно.

Крейсер «Джаханнам» Флота Зеро вышел из Глубины прямо у полетной трассы, словно заблудившаяся в космосе эриния, предвестница гибели. Большой и тяжелый, оставшийся без поддержки остальных кораблей, он тем не менее находился достаточно близко, чтобы засечь их сигнатуру.

Рядом с ним вынырнуло «Пламя».

– Хакль, – прошипел Грюнвальд, – полная тяга. Входишь в стазис за тридцать секунд до контакта. Арсид, полная готовность. Когда потребуется, возьму пилотирование на себя. Тански…

– Да?

– Дай мне связь с гатларкцами.

– Что?

– Делай, что я сказал.

– Попробую. Начинаю вызывать.

Если даже крейсер стрипсов не засек их сразу, то наверняка заметил их, когда «Ленточка» внезапно вырвалась с полетной трассы и помчалась прямо над вереницей кораблей. Контроль «ТрансЛинии» выпустил дроны, которые уже прицепились к хвосту прыгуна и начали сканировать корабль, грозя дисциплинарной ответственностью и начислением крупного штрафа. Со стороны дыры вспыхнули красные позиционные огни небольших истребителей Контроля Альянса. Грюнвальд знал эти корабли – основанные на слабых лазерах, они действовали при поддержке медленных, летящих рядом волнолетов. Если они окажутся вблизи… Но Хакль знала свое дело.

«Ленточка» ныряла в космическую пробку и выныривала из нее, встревая в очередь кораблей и лавируя между ними, но оставалась нетронутой – лишь росло вокруг замешательство, подобно опрокидывающимся костям домино.

В то же мгновение до них долетели первые залпы крейсера стрипсов.

«Джаханнам» не задумывался о последствиях. Он прошел Глубину без «киберов», а «Шуньята» могла выскочить на миллионы километров дальше, но это не означало, будто она не справится с одним маленьким прыгуном. Могучий корабль снизился и включил луч захвата – а может, куда более действенный волновик, который начал засасывать ближайшие небольшие корабли с полетной трассы. Один из притянутых таким образом прыгунов ударился о магнитное поле крейсера и, пролетев через него, серьезно повредил свою обшивку.

– Нам не справиться. – Хакль с усилием потянула за ручку управления. – Луч захвата…

Грюнвальд не ответил, молча склонившись над навигационной консолью. Он поднял голову, лишь увидев над собой голографическое изображение, четкое и близкое, будто окутанный седой бородой старик в очках стоял совсем рядом.

– Здравствуйте, капитан Кайт, – сказал Миртон. Старик отрывисто кивнул. – Рад, что мы можем поговорить, но, если позволите, я буду краток.

– Никак иначе, – согласился Тельсес.

– Как видите, прыгун снова принадлежит мне. Нам удалось овладеть Машиной.

– Поздравляю.

– Спасибо, – слегка кивнул Грюнвальд. – Однако, если позволите, я перейду к делу, опустив подробности и прочую чушь.

– Говори, сынок.

– Эта технология не может попасть в руки стрипсов. Если они ее получат, в итоге все закончится очередной Машинной войной. Вы прекрасно об этом знаете, так же как и о том, что она не должна попасть в руки Альянса.

– Капитан! Короче! – крикнула Эрин. – Еще немного – и нам не удастся вырваться!

– Господин капитан. – Миртон даже не взглянул на нее, продолжая смотреть на голографическое лицо Кайта. – Прошу нам помочь. Помогите нам, пока не стало слишком поздно.

– Я с самого начала знал, что этим закончится, – после некоторой паузы буркнул Тельсес, изогнув губы в кислой усмешке. – Пожалуй, сразу, как только во все это ввязался. Полезай в стазис, сынок. Дыра ждет, – добавил он, разрывая связь.

– Миртон! – крикнула Эрин. – Они нас поймали!

– Уже нет, – ответил Грюнвальд, глядя, как «Пламя» разворачивается и начинает стрелять в эмиттер луча захвата крейсера «Джаханнам».

Казалось, будто это их последний полет – отчаянная гонка вслепую, прочь от разыгрывавшегося позади сражения, в котором «Пламя» стало последней мишенью. У эсминца не было шансов против крейсера – искин уже сообщал о выстреленных с его борта спасательных капсулах. Видимо, Тельсес намеревался спасти хотя бы свою команду.

Но конца этого представления они уже не видели.

Они мчались к глубинной дыре.

Их встретила гигантская, пульсирующая разрядами голубовато-бордовая сфера. На ее фоне далекое пятнышко «Грома», который включил полную тягу и пытался их догнать, уже не имело значения, так же как и корабли контроля полетной трассы.

– Хакль, стазис, – напомнил Миртон.

– Но…

– Опять собралась мне перечить? Я уже тебе говорил, что успею.

– Так точно, – буркнула она, включая инъекторы. Ее примеру последовала остальная команда – пришедший в стазис-навигаторскую Месье и Хаб в Сердце. В сознании остался только Арсид.

– Господин капитан, – спросил он, – мне взять пилотирование на себя?

– Не надо, – ответил Миртон. – Долечу до конца. Сиди в боевой рубке.

– А Глубина?

– Я привычный, – заявил Грюнвальд, направляя прыгун к границе Прихожей Куртизанки.

Тишина. Бескрайняя тишина и бескрайняя темнота.

Все превратилось в кошмарную одновременность.

Его придавило единство Аспекта, пронизанное дырами Уэбба и Кинга, протолкнутое сквозь глубинный привод Крэмптона. Каждая частица во Вселенной знала о другой, пусть даже та находилась на другом конце Пустоты. Все превратилось в застывший во времени янтарь, без «когда» и «когда-то», без начала и конца. И там было некое Место – Плоскость, бескрайняя платформа, на которой он был меньше насекомого, меньше бактерии, меньше самого себя. Пространство Истины, над которым царили чудовища, хранившие величайшую из тайн.

Миртон закричал.

Точно так же он кричал, когда родился, и то был предвестник его последнего крика. Он оторвал руки от консоли, которая существовала и не существовала одновременно, и встал, держась за голову. «Ленточка» исчезла… а потом вернулась снова.

Прежде такого никогда не случалось. Никогда прежде ему не удавалось выбраться… оттуда, из путаницы хаоса и Плоскости. Где он находился, Напасть его дери?

Прыгун был покрыт льдом.

Иней, о котором говорила Вайз, был повсюду. Он окутывал навигационную консоль и пол, оседал на неостекле, лежал на погруженных в стазис Хакль и Месье словно серебристая пыль. Грюнвальд недоверчиво до него дотронулся, чувствуя пронизывающий кончики пальцев холод.

«Это лед Пустоты, – подумал он. – Холод небытия.

Где я?»

Он неуверенно сделал шаг, затем другой. Под подошвами хрустело – от давления трескались мелкие кусочки льда. На секунду посмотрев в неостекло, он быстро отвел взгляд. Там было небытие… столь глубокая пустота и чернота, что он боялся, как бы они не выжгли ему глаза.

– Арсид, – сказал он, но сидевшая в боевой рубке Машина не ответила. Грюнвальд вздрогнул: его голос разнесся по СН странным эхом, и Миртон вдруг понял, что не слышит корабля. Механизмы прыгуна должны издавать какие-то звуки, шорохи, шумы… «Ленточка» должна…

Нет. Не «Ленточка».

Это была «Черная лента». Корабль-призрак. Прыгун, который вернулся домой – в Глубину. Там было его место – если это вообще место.

С каждой секундой он видел все больше. Он ощущал странную твердость и вместе с тем неопределенность поверхности под ногами. Под полом что-то вздрагивало, словно прыгун стал лишь маскирующей истину декорацией. «Если я останусь тут дольше… если постараюсь, то узнаю правду, – вдруг понял он. – Правду за пределами льда».

– Миртон…

Голос походил на шепот холодного ветра – знакомый и одновременно чужой. Грюнвальд обернулся, не в силах понять, откуда тот доносится.

– Миртоннн…

– Кто… – начал он – и тут увидел ее. Она стояла недалеко от входа в СН, в своем старом комбинезоне – бледная, с закрытыми глазами. Она не двигалась с места, но там, где она стояла, нарастал лед.

«Вайз ошибалась, – подумал он, глядя на ожидавшую его фигуру. – Это не корабль с привидениями. Это я сам. Я привел ее с собой».

Эмма Немо медленно двинулась в его сторону, словно каждый шаг давался ей с трудом. Глаза ее все еще были закрыты, но веки дрожали, готовые подняться. «Не хочу, чтобы она открывала глаза», – подумал он. Он знал, что они слепы и выглядят как два шарика искрящегося звездами льда.

– Миртон, – отчетливо проговорила она. – Миртон. Иди ко мне, Миртон.

Не ответив, он сделал шаг назад. Но Эмма вела себя так, словно в ее распоряжении имелся целый океан времени. Ей некуда было спешить. Грюнвальд открыл рот, но не сумел произнести ни слова. Ему было страшно.

«Это не моя вина, – подумал он, охваченный нарастающей паникой. – Я этого не хотел. Паллиатив не оставил нам выбора! Нам пришлось, во имя Ушедших… нам пришлось… мне пришлось это сделать!»

«Мирт… – вспомнил он. – Прошу тебя… Нет, не делай этого… Я боюсь! Нет… пожалуйста, нет!..»

Эмма никак не реагировала на его поведение. Казалось, будто с каждым шагом она набирается уверенности, словно его близость ее пробуждала. Шаг ее становился все четче, а когда она оказалась рядом, он заметил, что в правой руке она держит длинное ледяное острие. Глаза ее были все так же закрыты.

– Эмма… – наконец прошептал он. – Эмма…

Она его не слушала. Внезапным быстрым пружинистым движением она схватила его левой рукой за горло и чуть приподняла. Ладонь ее была ледяной, захват крепким. Миртон дернулся, пытаясь ее оттолкнуть, но она оказалась слишком сильной. Он заметил, что она поднимает острие и быстрым размашистым движением вонзает в его тело. Он попытался крикнуть от боли, но голос застрял в глотке, и он закашлялся, давясь холодом.

– Во славу Бледного короля, – сказала Эмма Немо, вытаскивая окровавленное острие. – Во славу Бледного короля.

Она все повторяла это и повторяла, но Миртон, провалившийся в темноту, ее не слышал.

Конец первого тома