Турецкое нападение, весьма смутившее герцога и вообще всю Италию, оказалось зато на руку Флоренции и Сиене: одна, казалось, вновь обрела независимость, а другая избавилась от опасностей, угрожавших ее свободе. Убеждение это подтвердилось жалобами герцога при оставлении им Сиены на то, что злая судьба, допустившая событие столь нежданное и непредвиденное, лишила его возможности получить в Тоскане верховную власть. Это же событие существенно изменило взгляды папы: прежде он не желал принимать и выслушивать никаких флорентийских послов, теперь же настолько смягчился, что охотно прислушивался к любым разговорам о всеобщем замирении. Так что флорентийцы уверились, что если они снизойдут до того, чтобы просить прощения у главы церкви, то и получат его. Решено было не упускать этой возможности, и к папе отправили посольство в составе двенадцати человек, которым по прибытии их в Рим папа все же под различными предлогами долго не давал аудиенции. Под конец, однако же, обе стороны договорились о том, какие у них в дальнейшем будут взаимоотношения и что именно каждая из них будет вносить в дела мира и войны. Затем послы преклонили колена перед папой, ожидавшим их во всем блеске своего могущества и в окружении кардиналов. Они всячески оправдывались во всем происшедшем, ссылаясь на людское коварство, на слепую ярость народа, на злую судьбу тех, кто вынужден либо сражаться, либо погибнуть, признавая справедливость гнева папы. Говорили о том, что пришлось перенести флорентийцам, чтобы избежать гибели, и как флорентийцы переносили тяготы войны, отлучения и все другие бедствия, которые они навлекли на себя благодаря происшедшим событиям. И все ради того, чтобы их республике избежать рабства, которое для свободных городов хуже смерти. Однако, если даже против своей воли флорентийцы чем-то провинились, они готовы засвидетельствовать свое раскаяние и довериться милосердию главы церкви, который, следуя по стопам Спасителя нашего, не отвергнет их и откроет им свои отеческие объятия.

Папа ответил на эти оправдания словами, полными надменности и гнева, укоряя флорентийцев за все то, в чем они в былое время провинились перед церковью. Он добавил, что, следуя заповедям Божьим, готов даровать им прощение, коего они просят, но пусть они знают, что отныне должны повиноваться церкви; если же выйдут из повиновения, то и впрямь вполне заслуженно утратят свободу, которую уже едва не потеряли. Лишь те заслуживают свободы, кто употребляет ее во благо, а не во зло, ибо свобода, дурно использованная, гибельна и для себя самой, и для других. Кто не чтит Бога, а еще того менее церковь, тот не свободен, а разнуздан и склонен более ко злу, чем ко благу, и покарать его должно не только государям, но и всем добрым христианам. Во всем, что произошло, флорентийцы должны винить только самих себя, ибо их злые дела вызвали эту войну и дальнейшие, еще худшие, поступки питали ее. Если же теперь она кончилась, то не благодаря флорентийцам, а по доброте их противников.

После этого прочитали текст договора и формулу папского благословения. Но тут папа добавил к тому, о чем уже договорились, что если флорентийцы хотят, чтобы благословение это пошло им на пользу, они должны за свой счет вооружить пятнадцать галер и содержать их все то время, что турки будут воевать против королевства Неаполитанского. Послы горько жаловались на это возложенное на Флоренцию добавочное бремя, однако ни их жалобы, ни просьбы их друзей не облегчили его. Впрочем, после возвращения посольства во Флоренцию Синьория отправила к папе для подписания договора своим полномочным представителем Гвидантонио Веспуччи, незадолго до того вернувшегося из Франции. Благодаря своей рассудительности он сумел добиться гораздо более терпимых условий и был осыпан милостями самого главы церкви, что послужило знаком окончательного примирения.

После того как Флоренция заключила договор с папой, Сиена так же, как и она, сама избавилась от страха перед королем — благодаря уходу войск герцога Калабрийского. Война с турками продолжалась, и флорентийцы принялись всеми способами добиваться от короля возвращения своих крепостей, которые, уходя из Тосканы, герцог Калабрийский оставил в руках сиенцев. Находясь в трудном положении, король опасался, как бы флорентийцы не отступились от него, а начав воевать с сиенцами, не помешали бы получению им помощи от папы и от других итальянских государств, на которую он рассчитывал. Поэтому он согласился на возвращение крепостей и теснее связал себя с Флоренцией новыми взаимными обязательствами. Так государей вынуждают сдерживать данное ими слово сила и необходимость, а не договоры и обещания.

Когда крепости были возвращены и новое союзное соглашение утверждено, Лоренцо Медичи вернул себе все то значение в государстве, которого он было лишился из-за несчастной войны и из-за сомнительного замирения с королем. Ведь в это время находилось немало людей, открыто клеветавших на него, будто он, спасая свою шкуру, предал отечество, у которого война отняла территорию, а мир отнимает свободу. Но теперь города были возвращены, с королем заключили почетный союз, республика вернула себе прежнюю славу, и вот Флоренция, город, жадный до всяческого витийства и судящий о вещах не по существу их, а по внешнему успеху, опять изменил свое мнение и стал до небес прославлять Лоренцо, возглашая, что благодаря мудрости своей он при замирении получил все, злою судьбой отнятое во время военных действий, что его рассудительность и разумение оказались сильнее, чем оружие и мощь противника.

Турецкие нападения отсрочили войну, готовую было разразиться из-за недовольства папы и венецианцев миром между Флоренцией и королем. Но если эти нападения оказались совершенно неожиданными и привели ко благу, то окончание их, тоже непредвиденное, послужило причиной немалых бед. Султан Мухаммед внезапно скончался, между сыновьями его начались раздоры, и турецкие войска, находившиеся в Апулии, оказались брошенными своим повелителем на произвол судьбы. Поэтому они договорились с королем Неаполитанским и возвратили ему Отранто. Теперь страх, сдерживавший папу и венецианцев, прошел, и все опасались какой-нибудь новой беды. С одной стороны, папа и венецианцы заключили союз, к которому примкнули Генуя, Сиена и другие менее сильные государства; с другой — совместно выступали Флоренция, король и герцог Миланский, а с ними находились Болонья и многие другие владетели.

Венецианцы хотели завладеть Феррарой. По их мнению, они имели для этого подходящий предлог и твердо надеялись на успех. Предлогом было утверждение маркиза Феррарского, что он не обязан больше принимать у себя в Ферраре венецианского вице-доминуса и приобретать у Венеции соль, ввиду того что договор на этот счет был заключен сроком на семьдесят лет и теперь срок истекал. Венецианцы же считали, что до тех пор, пока маркиз Феррарский держит под властью своей Полезине, он обязан принимать вице-доминуса и соль от Венеции. Так как маркиз эти притязания отвергал, венецианцы сочли, что у них есть законное основание взяться за оружие, да и время для этого самое благоприятное, покуда папа разгневан на флорентийцев и короля. Чтобы еще больше расположить к себе главу церкви, венецианцы с великим почетом приняли приехавшего к ним графа Джироламо, наделив его гражданскими правами и нобильским званием, а это высшая честь, какую Венеция может оказать чужеземцу. Готовясь к войне, венецианцы установили на все товары новую пошлину, а главой своего войска взяли синьора Роберто да Сансеверино, каковой, будучи не в ладах с правителем Милана синьором Лодовико, укрылся в Тортоне. Там он поднял смуту, затем бежал оттуда в Геную, где и находился, когда венецианцы пригласили его к себе и назначили военачальником.