Есть те, кто не верит в способность пропаганды подтолкнуть человека к действию, утверждая, что она не способна создать в человеке что-то новое. Были даже поставлены психологические эксперименты с людьми, некоторые мнения которых пытались изменить. Они доказали, что если и происходят изменения в их сознании под влиянием каких-либо психологических манипуляций, то их невозможно измерить. Взять любого коммуниста или истинного христианина, убежденных в своей вере, и попытаться им внушить противоположную точку зрения, они ни за что не поддадутся пропаганде. Также трудно поддаются изменению устойчивые предрассудки или распространенные стереотипы мышления, так, например, сколько пропагандистских усилий приходится применять, чтобы искоренить расовую дискриминацию, но общее негативное мнение о неграх, евреях, буржуа или колонизаторах за долгое время пропаганды если и изменилось, то незначительно. Также не представляется возможным сформировать условный рефлекс или построить миф на пустом месте, как если бы человеку предложили построить дом в пустыне из ничего. Но если, допустим, условный рефлекс уже сформирован, как заставить человека реагировать в нужном направлении, а не как ему заблагорассудится, трудно представить себе, что человеком можно управлять как автоматом. Выработанный рефлекс не превращает автоматически человека в робота. Поэтому приходится признать, и все эксперименты это доказывают, что пока не существует такой методики психологической обработки, которая позволила бы заставить человека под влиянием внешних факторов совершать действия или поступки вопреки его воле. Однако, психологи делают из этого факта поспешные выводы: они считают, что у пропаганды слишком узкое поле воздействия, что ее эффективность столь незначительна, что нельзя на нее рассчитывать. Мы чуть позже докажем, почему этот вывод в целом ошибочен, но зато он дает повод задуматься над тем, как сделать пропаганду более результативной.

Прежде всего пропагандист должен быть хорошо знаком с аудиторией, на которую он собирается распространить пропагандистское влияние, понимать ее чаяния и господствующие настроения, знать ее структуру, состав и распространенные предубеждения. Необходимым условием для начала работы является понимание особенностей, сложившихся стереотипов, ведущих мифов и социологическая оценка групп, входящих в ее состав. Методы воздействия, как и содержание пропагандистских действий, должны быть четко выверены в соответствии с ожидаемым результатом пропаганды, т. е. с представлением о характере человека, на мировоззрение которого она нацелена. Пропаганда – это не просто совокупность поливалентных технологий и средств, применимых неважно к кому с заранее известным результатом. В недавней истории есть примеры того, как в организации пропаганды были допущены ошибки, и результат не всегда получался ожидаемым. Технология, таким образом, состоит в том, чтобы надежно просчитать, какие методы нужно использовать, чтобы добиться нужного действия в зависимости от особенностей индивидуума, на которого воздействует пропаганда.

Второе правило пропаганды следует сформулировать таким образом: никогда не стоит воздействовать напрямую на устоявшееся мнение, обоснованную позицию, стойкий стереотип или превалирующие взгляды. Если пропагандист рассчитывает легко и быстро изменить массовое сознание, это – плохой пропагандист. Но из этого не следует, что стоит предоставить событиям развиваться спонтанно, раз уж с массовым сознанием ничего нельзя поделать. Нужно иметь в виду два момента: во-первых, напоминаем, что нет однозначной зависимости между сформированными понятиями и образом действий. Иногда невозможно логически объяснить, почему человек, который дорожит своей собственностью, ценит свой бизнес, гордится заводами и фабриками, но при этом голосует за коммунистов, или наоборот, воспевая социальную справедливость и веря в коммунистическое представление о мире, придерживается радикальных взглядов.

Пытаясь разрушить с наскока устоявшееся мнение, неумелый пропагандист рискует перепутать осознанное представление о мире с бессознательным и получить неожиданный результат, иногда обратный планируемому. Настоящий пропагандист формирует готовность к активной деятельности, не затрагивая область убеждений, не разрушая стереотипы мышления, а нацеливаясь сразу на подсознание. Другой момент: можно изменить взгляды и убеждения, предложив им равнозначную замену, либо воздействуя на первоисточник представлений, либо доказав их двусмысленность и противоречивость. Потом уже, исходя из сформированных представлений, выставляя их как справедливые и единственно верные, можно заставить человека делать то, что он не собирался прежде делать, внедрить в его подсознание иные убеждения. Так, например, сторонники мирного сосуществования в СССР смогли развернуть среди правых во Франции пропаганду против милитаризации Германии, опираясь на антигерманские настроения.

Следовательно, не надо идти против общественного мнения, наоборот, надо его использовать в пропагандистской работе. Ведь у каждого индивида имеется набор стереотипов, представлений, оценочных суждений и схем, надо только выбрать то, с чем легче будет работать, что, обладая максимальной силой, скорее позволит привести индивида к желаемому действию. Те, кто разделяет мысль о том, что невозможно преодолеть устоявшееся мнение путем пропагандистских усилий, были бы правы, если бы человек состоял из одного единственного убеждения с ясным и однозначным определением. Но это – редчайший случай, точнее так могло бы быть, если бы пропаганда свела убеждения индивида в одну линейку. Но обычный человек нашего демократического общества состоит из гаммы разнообразных чувств, взглядов и суждений. Надо только выделить те, которые не поддаются воздействию наскоком, и не рассчитывать на то, что их удастся с легкостью изменить, используя силу убеждения, играя на противоречиях.

Но есть еще третий важный нюанс, который следует извлечь из экспериментов, проводимых, в частности, в США: пропаганду нельзя создать на пустом месте, невозможно из ничего сделать что-то. Она должна базироваться на каком-либо чувстве, на какой-то идее, предварительно уже существующем у индивида. Условный рефлекс базируется на базе врожденных рефлексов или на основе ранее сформированного условного рефлекса. Нельзя создать миф, если в предыстории нет опыта верований, новый миф должен отвечать на совокупность спонтанных желаний. Не стоит рассчитывать на получение ответной реакции, если не выработан механизм реагирования. Опыт жизни в социальной среде, образование, церковь, политический режим дают такой опыт и определяют особенности поведения индивида, а пропаганда использует уже существующие механизмы, она их не создает.

Эти поведенческие механизмы можно классифицировать по четырем категориям: во-первых, есть описание устоявшихся психологических реакций, т. е. можно с большей или меньшей точностью предполагать, каким образом индивид отреагирует на то или иное действие. Психологи пока не имеют единой точки зрения на эту проблему, поэтому действия пропагандиста в такой ситуации зависят от того, на какой выбора интерпретации. Сторонники бихевиоризма, изучающие глубины подсознания, придают большое значение инстинктам, описывая совершенно разные психические состояния, объясняя мотивацию поведения наличием связей с факторами среды. С другой стороны, есть точка зрения, описывающая разные схемы поведения для определенных типов личности в ответ на конкретные условия среды. К третьей категории стоит отнести теории, объясняющие поведение, в той или иной степени зависящее от сознания. На самом деле только эти теории предлагают брать во внимание интеллект, хотя их можно отнести скорее к пара-интеллектуальным. На них пропагандисту стоит обратить внимание в первую очередь. В этом исследовании мы не собираемся выяснять, на сколько близка к истине та или иная экономическая теория или политическая доктрина и каким способом их следует распространять. Заметим, однако, что их внедрение в общественное сознание считается высшим достижением, на которое может претендовать пропаганда. Наконец, четвертая категория условий, определяющих поведение, которые должен иметь в виду пропагандист, если он заинтересован в успехе, – потребности тех, на кого рассчитана пропаганда. Любое пропагандистское влияние должно отвечать потребностям, либо реальным (хлеб, мир, безопасность, работа и т. д.) либо удовлетворять потребности в пропаганде. Позже мы подробно остановимся на последней категории. Пока поговорим о том, что пропаганда должна быть обоснованной. Нельзя просто заявить: «Давайте сделаем пропаганду чего-нибудь для этой группы населения»! Нужно, чтобы у этой группы были хоть какие-то потребности, и нужно понимать, в чем они заключаются (в этом состоит недостоверность экспериментов, проводимых в США: обычно их пропаганда никак не ориентирована на потребности испытуемых). Часто совершается одна и та же ошибка: пропагандируется нечто, что не имеет отношения к реальным потребностям тех, на кого рассчитана пропаганда. Разумеется, когда мы говорим, что пропагандист должен применять уже известные инструменты пропаганды, мы не имеем в виду, что он использует их в лоб, напрямую. Нет, мы уже ранее указали на необходимость действовать косвенным путем, так, чтобы никто не догадался, что на него влияют с помощью пропаганды.

Тут отметим, что на основе уже известных инструментов пропагандист может придумать что-то новое. Было бы ошибкой полагать, что следует ограничиваться существующими методами, нет, ни в коем случае, надо идти дальше. Никто не обязан повторять то, что существовало в прежние времена. Разве так необходимо, опираясь на стереотипы, бесконечно воспроизводить старую форму? Разумеется, нет. То, что уже существует, помогает пропагандисту изобретать что-то новое в опоре на классические образцы, но не на пустом месте, а с учетом прежнего опыта. Возьмем, к примеру, несчастных рабочих, живущих под страхом увольнения, малооплачиваемых, потерявших надежду изменить свою жизнь. Карл Маркс показал, что может случиться так, что их охватит революционный дух, и что иногда происходят рабочие стачки, но никогда рабочие не выходят за пределы спорадических забастовок, а вот пропаганда, наоборот, используя объективные обстоятельства и текущие настроения, сможет поднять самосознание рабочих и создать надежное революционное движение и сделать его продолжительным.

Точно также, если возьмем для примера некий срез населения, необязательно одной расовой принадлежности, не говорящих на одном языке, не объединенных общей историей, но собранных в одном месте и под гнетом общего завоевателя или обидчика, к которому все испытывают ненависть и негодование (подобные чувства обычно развиваются исключительно индивидуально). Даже если эта группа объединена общим управлением, попытки противостоять захватчику время от времени выливаются в одиночные столкновения или акты терроризма. Но с помощью пропаганды в такой группе могут развиться националистические настроения на основе призывов к гордости и мести за попранную независимость и пр. но национализм в этой группе будет совершенно очевидно сфабрикованным. Примеры видим у алжирцев, югославов и в Африке.

Так пропаганда становится движущей креативной силой. Иначе говоря, она руководит тем, что создает: страсти или предрассудки, которые ей удается разбудить в человеке, позволяют ей управлять им и, исходя из этого, она может заставить его сделать то, на что он до этого не был способен, о чем он раньше и не помышлял. Таким образом, нет оснований полагать, что пропаганда особенно на начальной стадии воздействия, ограничена в своих ресурсах. Она может атаковать исподтишка, действовать не торопясь, постепенно заменять старые идеалы новыми, не обращая внимания на прежние завоевания, создавать новые интересы, формировать новые предрассудки, отказываясь от привычных заблуждений, она может заставить человека действовать вопреки его убеждениям, да так, что он этого и не заметит.

Наконец, стоит особо подчеркнуть, что пропаганда не должна пытаться исправлять в человеке высокие гуманные идеалы, ставшие результатом эволюции человеческого самосознания, она не должна играть на благородных, пусть редких его чувствах, не должна ставить целью сломить человека, но может использовать некоторые его качества для реализации своих планов. То есть она может опираться на распространённые взгляды, общие стереотипы поведения, обычные чувства и примитивные поведенческие привычки. Исходя из этого ей принадлежит невысокое место среди факторов, определяющих поведение человека, и в том, что она в нем находит, чтобы использовать в своих целях, и в том, что она может ему предложить в качестве идеала, к которому надо стремиться. Ненависть, страх лишений, гордыня, чувство превосходства и пренебрежение к другим скорее станут для пропаганды инструментом управления человеком, чем любовь, бескорыстие и честь.

Но пропаганда не должна ограничиваться только теми качествами, что найдет в человеке, она должна также принимать во внимание основные течения в обществе, в котором распространяет свое влияние. Она должна иметь в виду общие выводы по исследованиям социологов в отношении распространенных мифов, глобальных идеологий, характерных для мира вообще и для данного сообщества в частности. Мы не имеем в виду текущие политические суждения временного характера, внезапно появляющиеся и исчезающие через полгода, но фундаментальные психосоциальные явления, на которых базируются общество, мифы и заблуждения, присущие не отдельному индивиду, и даже не определенной, но ограниченной прослойке в обществе, но свойственные всем людям общности в целом, политические взгляды и социальные убеждения, которые разделяют все без исключения члены общества, к каким бы классам они не принадлежали. Пропаганда, идущая вразрез c фундаментальными основами общества, являющимися реальными, с одной стороны, так как представляют собой базис, на котором общество строится, а с другой стороны – психологическими, так как в полной мере присущи и человеку, не имеет шансов быть успешной. А в том случае, если пропаганда основывается на настроении масс, учитывает принятые в обществе идеалы и ценности, выражает их, она будет услышана и принята. Пропаганда представляет собой составную часть цивилизационного кода, является материальным воплощением верований, моральный принципов, социальных правил, и не может быть от них отделена. Она потерпит крах, если займет позицию, противоположенную фундаментальным основам общества. Впрочем, речь идет именно об их психологическом воздействии, которые в пропаганде должны найти воплощение. Нам представляется, что они выражаются в двух основных формах в обществе: социальные представления, а также мифы и заблуждения. Под социальными представлениями мы понимаем совокупность чувств, верований и суждений, в соответствии с которыми общество безусловно принимает какое-либо событие или идею, не подвергая их сомнению. И эти социальные представления носят коллективный характер, т. е. разделяются всеми членами данного общества или данной социальной группы и принимаются с их молчаливого согласия. Какими бы ни были разногласия у отдельных представителей этой группы, американцев или русских, коммунистов или христиан, они лежат вне сферы этих общих социальных представлений; общих – потому что разделяются всеми, социальных – потому что благодаря им мы погружены в тот социум, которому принадлежим, они роднят нас с соплеменниками.

Нам представляется, что можно выделить четыре категории этих представлений в современном социуме. Мы подразумеваем под этим не только США и Западный мир, но все страны, участвующие так или иначе в техническом прогрессе и организованные по национальному признаку, то есть также и коммунистические страны, но пока еще не включая Африку и Азиатский мир. Получается, что общие социальные представления у буржуа и пролетариев и т. д. таковы: цель жизни человека – быть счастливым; человеческая природа изначально благостна; история человечества усложняется; цивилизация непрерывно эволюционирует; мир материален.

Если подобные формулировки кого-то натолкнут на мысль о философии, поспешим опровергнуть этот вывод – мы ни в коем случае не перечисляем тут философские сентенции, ни материализм, ни гедонизм, мы всего лишь пытаемся обобщить популярные представления об обществе и мире, отражающие мнение большинства и выраженные в конкретных словосочетаниях.

Другое отражение физической реальности современного мира мы находим в мифах и заблуждениях. Они отражают глубинные тенденции происходящих в обществе процессов и являются безусловным свидетельством принадлежности части человечества к определенной цивилизации, находящейся в фазе либо расцвета, либо кризиса. Эти представления ярки, красочны, стойки, иррациональны и в общих чертах дают представление о том, насколько глубоко в сознание индивидуума проникают заблуждения. Безусловно, они замешаны на отголосках религиозных верований. В нашем обществе я бы отметил два фундаментальных мифа, от которых отталкивается все мифотворчество современного общества: это Наука с одной стороны, а с другой – История. Именно в них находят свои истоки коллективные заблуждения современности, детерминирующие во многом поведение человека: миф о Труде, миф о Счастье (не путать с представлением о цели жизни человека – бать счастливым), миф о Национальных приоритетах, о Молодежи, о Героях и Героизме и т. п.

Пропагандист должен тщательно изучать социальные представления и опираться на мифы, иначе никто не будет его слушать. Пропаганда может проникнуть в самую суть общества, к которому обращается, а может также ее усилить. Но если она попытается заменить стремление к счастью добродетельным поведением или предложит картину будущего в рамках жестких ограничений, она не соберет аудиторию. Ничего, кроме скандала, не вызовут пропагандистские заверения о том, что прогресса не существует. Потерпит крах идеология интеллектуалов, утверждающих, что счастье в работе и пр.

Стоит отметить, что удивительным образом социальные представления в сочетании с мифами дополняют друг друга. Если у представлений не хватает аргументов для защиты от пропаганды, появляется нужный миф, чтобы отразить атаку.

Поэтому пропагандистская работа должна основываться на символах и убеждениях той части населения, с которой она работает, чтобы завоевать сердца и умы каждого человека. С другой стороны, она не должна отступать от главной линии эволюции общества. Кстати, это согласуется с верой в прогресс. Есть, конечно, обычный ход эволюции, случайный, но закономерный, более или менее предсказуемый, даже если человек не может его осознать. И пропаганда должна ему следовать, если хочет добиться успеха. Понятно, что технический прогресс – процесс непрерывный и поступательный, и пропаганда должна отражать эту его особенность, чтобы соответствовать убеждениям человека. Она должна использовать веру человека в то, что прогресс неизбежен, что благосостояние человека улучшается на базе прогресса, что Нация приобретает преимущества перед другими, используя технические новшества, и т. п. Если вдруг пропаганда попытается убедить человека в пользе устаревших способов производства, старомодных форм управления, отживших стандартов социального устройства, ей не добиться успеха, хотя реклама иногда удачно ссылается на старые добрые времена, но политическая пропаганда не может позволить себе использовать этот аргумент. Эта последняя должна рисовать заманчивые образы светлого будущего, что особенно важно, если ее цель – привести человека к действию. Однозначно пропаганда должна следовать этому убеждению, а не идти против него. Тем более, что, двигаясь в потоке, она приобретет дополнительную силу воздействия. Например, используя естественное чувство национальной гордости, она усилит националистические взгляды. Опираясь на чувство патриотизма, она способствует созданию мифа о превосходстве расы и может получить шокирующие примеры готовности к действию.

А вот повернуть поток вспять практически невозможно. Допустим, в стране, где отсутствует централизация власти, еще можно развернуть пропаганду за усиление администрирования из центра, поскольку представления современного человека чаще всего рисуют картину мощного государства именно за счет сильной власти, но никакая пропаганда в обратном направлении невозможна. Пропаганда федерального устройства (настоящий федерализм приведет рано или поздно к разрушению национальной структуры, в отличие от так называемого федерализма по советскому или по европейскому образцу, которые, напротив, ведут к супер-национализму) не будет иметь успех, так как подрывает основы мифа о национальном единстве и мифа о социальном прогрессе: любое разрушение трудового единства и отказ от административной системы на местах воспринимаются населением как регресс, как деградация.

Понятно, что анализируя подчиненный характер пропаганды по отношению к социальным представлениям и распространенным мифам, мы не предлагаем ей все время их воспевать и с ними соглашаться: надо лишь постоянно говорить о счастье и росте благосостояния (во все времена эти темы популярны в народе), но в пропагандистской работе о них стоит помнить всегда и никогда не упоминать в обращении к человеку что-либо, что войдет в противоречие с общими представлениями и мифами. Своего рода молчаливое согласие подразумевает: человеку необязательно постоянно слышать от своего собеседника, что, например, «я тебя уважаю», это и так подразумевается в манере поведения, в оборотах речи и поэтому каждый постоянно и бессознательно чувствует, что другой разделяет его позицию по отношению к общим мифам и представлениям. То же и в пропаганде: человек, сам того не осознавая, ждет от нее, что она разделяет его убеждения, даже если напрямую об этом не говорит. Равно как и наоборот: пропаганде, в опоре на представление о пользе технического прогресса, легче убедить человека купить электробритву, чем кривую турецкую саблю.

Кроме учета общепринятых представлений и мифов пропаганде для успешной деятельности стоит иметь в виду еще два важных аспекта. Материалистический характер структуры общества и его эволюция, фундаментальные социальные процессы связаны, разумеется, с самой структурой. Пропаганда должна вплетаться и в материалистическую структуру общества и отражать одновременно материальный прогресс. Она включает в себя все аспекты, характеризующие состояние общества: экономическое развитие, административную структуру, политику и образование, иначе она ничего из себя не представляет. Она должна также включать в себя и местные национальные особенности. Так, например, для Франции характерна общая тенденция к социальным преобразованиям общества, и пропаганда не может ни обойти эту тему, ни подвергнуть ее сомнению. Левые настроения повсеместно приветствуются, а правым приходится защищать свое право на существование перед левыми (иногда даже правые отчасти разделяют левые взгляды). Пропаганда таким образом должна включать в себя принципиальные элементы левой идеологии, без этого ее не примут.

Но иногда между местными убеждениями и глобальной идеологией возникает конфликт… Бывает так, что интересы локальной группы противоречат тенденциям общества в целом. А иногда они даже доминируют, потому что связи внутри пусть даже небольшой группы прочнее, чем между остальными членами общества, но бывает, что большинство побеждает, потому что оно – большинство. Пропаганда будет успешной, если она угадает, какая позиция окажется сильнее, т. к. она отразит надежды большинства в обществе на данный момент времени. Например, на юге США проблема черного населения типична для такого рода конфликтов. Местное население одобряет дискриминацию черных, тогда как в целом американцы против расизма. В общем понятно, что рано или поздно расизм в отношении негров будет побежден, несмотря на сплоченность локальной группы представителей белой расы. Южанам придется со временем сдаться, так как для пропаганды своей позиции у них не найдется сторонников во внешней среде, например, среди европейцев. Пропаганда должна опираться на большинство в общественном мнении в мировом масштабе, а для Азии, Африки и большей части населения Европы присущи антирасистские настроения, так как они согласуются с мифом о социальном прогрессе.

Однако из вышесказанного не следует, что пропаганда должна однородна на всех континентах. Напротив, до настоящего времени она имеет много различий, особенно в Азии, Африке от остального мира. «До настоящего времени» – означает, что западные мифы постепенно завоевывают страны этих континентов по мере того, как к ним приходит технический прогресс и в обществе утверждаются национальные приоритеты. Но западные мифы, привычные для нас как кровь и плоть духовного наследия, пока еще не стали для этих народов простой житейской истиной. В конечном счете считаем доказанным утверждение о том, что пропаганда должна отражать фундаментальные представления и тенденции в структуре общества.

Но есть и другая сторона: по форме пропаганда должна отражать как традиционные, так и современные тенденции в обществе. С одной стороны человека можно заинтересовать и мобилизовать к действию, если совместить его внутренние убеждения с тем, что исподтишка предлагает ему пропаганда. С другой стороны, ему будет малоинтересна тематика пропаганды, если она будет далека от современности. Эти два элемента не то, чтобы всегда противоречат один другому, как может показаться на первый взгляд, они скорее взаимодополняемы, так как интерес вызывают те события современности, которые так или иначе сопоставимы с глубинными явлениями в обществе или являются их более привлекательным следствием. Так новый автомобиль потому привлекает внимание, потому что представляет собой техническое усовершенствование предлагаемого ранее. Неразрывная связь между актуальными фактами, которые могут быть использованы в пропаганде, и фундаментальными основами общества похожа на ту, что существует между девятым валом и остальной частью воды в море: волна существует, потому что прочая масса водной стихии поднимает ее над собой и несет к берегу. Эту волну человек и замечает, она привлекает его, вдохновляет, завораживает, только благодаря ей человек осознает, что такое море, в чем его сила и глубина, тогда как на самом деле без остальной воды волна не может существовать. Также и пропаганда, она не может обрушить на человека всю свою силу и влияние, не будучи связанной с основами его фундаментальных представлений, но могла бы она его заинтересовать, если бы не отражала мимолетные черты сегодняшнего дня?! Это мгновенье, которое фиксирует взгляд человека, не случайно привлекает внимание и запечатлевается в памяти, оно напоминает ему мифы и представления, ранее сложившиеся в его сознании.

С другой стороны, публика всегда острее реагирует на события, если они связаны с текущим моментом. Главное, чтобы эти события задевали его за живое. Если человек спокоен, чувствует себя в полной безопасности, равнодушен к происходящему, пропагандистское влияние на него оказать невозможно. Возьмем, к примеру, среднестатистического индивидуума, типичного человека нашего времени – его не интересуют события далекого прошлого, равно как и метафизические проблемы философии, он не чувствителен к вселенскому горю или к вопросам, которые Бог мог бы ему задать на Страшном Суде. Единственно, что может вызвать его любопытство, это вопросы внутренней и отчасти внешней политики и экономика. Отсюда – пропаганда должна затрагивать именно эти темы современности. Если пропагандист попробует вызвать у публики интерес, опираясь на исторические факты, ему не добиться успеха. Никого не интересует пропаганда Вишистского режима против Англии, мнение Наполеона о Жанне Д’Арк… Пусть эти факты укоренились в истории Франции и на самом деле имеют большое значение для современности, они не станут удачной отправной точкой для современной Пропаганды. Очень быстро забываются и, следовательно, оставляют человека равнодушным даже события недавнего прошлого: исследование общественного мнения (май 1959 г.) показали, что среди молодых французов (от 14 до 15 лет) 70 % понятия не имеют, кто такие Гитлер и Муссолини, 80 % забыли включить Россию в список победителей во Второй мировой войне и никто не увидел связи между словами Данциг и Мюнхен с недавними прошлым.

Нужно также иметь в виду, что человек очень быстро меняется под влиянием обстоятельств. Стоит случиться чему-нибудь значительному, как человек теряет интерес к событию, даже если оно продолжает оказывать на него влияние. Человек испытывает чувство облегчения, как будто ему удалось этого избежать и ему больше нет до этого события никакого дела. С другой стороны, человек способен сосредоточить внимание на небольшом количестве важных событий. Удерживать в поле зрения сразу много существенных фактов ему не свойственно, новое вытесняет предыдущее. У большинства людей память устроена именно так. Так что событие недолго остается значительным, через какое-то время все о нем забывают, оно больше никому не интересно. Например, в Бордо в 1957 году некое общество организовало конференцию по поводу угрозы атомной войны, был приглашен известный ученый-физик, событие представляло известный интерес (но не для пропаганды). Среди студентов были распространены множество листовок, афиши приглашали посетить событие, но никто из студентов не пришел. А почему? Дело в том, что в это же время в СССР запустили первый спутник, и именно это было у всех на устах. Публика просто «забыла» о том, что совсем недавно представляло для всех огромный интерес.

Публика всегда удивительно чувствительна к тому, что происходит в текущий момент времени. Она чутко реагирует на яркое событие, тем более, если оно как-то отражает мифы и заблуждения, распространенные в обществе в данный момент. Тут же все с воодушевлением или с негодованием начинают это обсуждать, забывая об остальном. К тому же если это все остальное, что было в центре внимания вчера или позавчера, уже стало привычным. Не то, чтобы об этом все забыли, просто потеряли интерес (мы понимаем, о чем идет речь) – феномен привыкания. Вдруг все начинают обращать внимание на Берлин, когда в 1958 году Хрущев сформулировал ультиматум, чтобы решить проблему Берлина. В начале 1959 года он сказал, что он дает три месяца на поиск решения. Прошло две-три недели, но война не началась, и, хотя проблема осталась, никто больше об этом не вспоминал, все уже привыкли к этой новости. Привыкли настолько, что когда срок ультиматума, установленный Хрущевым, истек (27 мая 1959), никто даже не обратил на это внимания, но только удивились, когда им об этом напоминали. Сам г-н Хрущев ничего не сказал, хотя он так ничего и не получил, только 27 мая упомянул вскользь о своем ультиматуме. Этот факт показывает, что как пропагандист он никакой! Ведь невозможно организовать пропагандистскую кампанию вокруг события, которое никого не интересует, о котором все забыли. 30 ноября 1957 года коммунистические страны собрались и подписали соглашение, касающееся проблем мира и политики на международной арене. Был составлен потрясающий текст, один из лучших, которые когда-либо были написаны на эту тему. Примечательно, что никто на эту тему не высказался. Пропагандисты не заинтересовались, сторонники мира во всем мире не отозвались, хотя, по правде говоря, документ получился замечательный. Наверное, эта тема уже устарела и потому мир остался к ней равнодушен, не удалось «подогреть» к ней интерес видимо потому, что население не слишком обеспокоилось угрозой войны.

Здесь нам стоит, по всей вероятности, подчеркнуть, что пропаганда мира только тогда имеет успех, когда население боится войны. Коммунисты преуспели в этом: они сами создавали угрозу войны, тем временем активно агитируя за мир. Сталину удалось, постоянно угрожая войной, вовлечь в движение за мир не только коммунистов, но и некоторых сторонников других партий. Понятно, что это движение могло случиться только в условиях соответствующей политической обстановки. Но в 1957 году именно благодаря Хрущеву угроза войны перестала быть острой, поэтому тема борьбы за мир ушла из пропаганды. Но в то же время мир почувствовал исходящую от коммунистов угрозу из-за событий в Венгрии, и глобальная тема борьбы за мир отошла на второй план. Совокупность разных событий привела к тому, что текст договора, который мог бы стать главным в общественном мнении того времени, практически не был замечен и оценен по достоинству. В любом случае, этот факт лишний раз доказывает, что пропаганда должна иметь долгий и непрерывный характер и черпать сюжеты из текущих событий современности.

Употребляемые в пропаганде темы, сюжеты должны нести в себе заряд энергии, вызывать интерес, ломать барьеры безразличия в человеке; слова как «пули» должны проникать в мозг, вызывать сразу серию ассоциаций, зажигать и будоражить. Не стоит употреблять устаревшие слова, не надо также их специально повторять многократно с целью «вдолбить» в сознание. Только связь с сегодняшним днем может придать слову звучание, сделать его аффективным, взрывным. С одной стороны масс медиа позволяет пропаганде проникнуть в сердца человеческие, но не стоит полагаться исключительно на технические средства и обрабатывать население, пользуясь преимуществами, которые они дают. Надо искать мощные слова, так, например, появилось в Западной Европе слово «Большевик» в 1925 году, слово «Фашизм» в 1936, слово «Коллаборационист» в 1944, слово «Мир» в 1948, слово «Интеграция» в 1958. Но они же служат примером того, как слово перестает шокировать и теряет власть над людьми, когда событие перестает быть актуальным, уходит в историю.

Вместе с тем и пропаганда, какой бы силой она не обладала, выхватывая из потока событий те, которые в наибольшей степени способны оказать влияние на людей, она никак не способствует осмыслению этих событий, не позволяет углубиться в их суть. Человек остается на поверхности происходящего, не может оценить значимость, понять связь с предыдущей историей. Находясь в гуще событий, он не в силах остановиться, чтобы отрефлексировать их, понять себя, общество, мир, сфокусировать взгляд на самом главном или оценить взаимосвязь их всех. Мы уже упомянули тот факт, что человек не способен держать в уме множество фактов и событий, чтобы сложить их вместе, противопоставить одно другому или оценить зависимость одного от другого. Одно событие следует за другим и замещает его в поле зрения человека. Клин клином вышибают. Новое приходит на смену старому. В таких условиях мышление не справляется с потоком информации, человек не может позволить себе осмыслить и тем более взять на себя ответственность за происходящее, в лучшем случае он их чувствует, но не понимает связи или противоречий между последовательными событиями. Добавим к этому способность человека забывать то, что ему неинтересно или неприятно. А это, кстати, очень важная, даже полезная информация для пропагандиста: он всегда может сослаться на то, что ранее сказанное, услышанное, доказанное, проверенное уже просто стерлось из памяти. К этому можно добавить неосознанную защитную реакцию индивида, его способность не замечать противоречий, не обращать внимания на то, с чем он не согласен. Таким образом он бессознательно защищает себя от избытка информации, сохраняет целостность своего внутреннего мира. Но есть и другая сторона: человек по мере того, как он воспринимает события только поверхностно, не вникая в их суть, забывая и отказываясь от того, что произошло вчера, обрекает себя на фрагментарное восприятие собственной жизни, непонимание связи между причиной и следствием, между прошлым и будущим.

«Человек, живущий одним днем» очень удобный объект для пропаганды. В самом деле, такой человек очень чувствителен происходящему, его интересует буквально все, т. к. он не привязан к определенной теме, его настроение переменчиво, потому что он эмоционально реагирует на все, что ему предлагают, и он не способен сопротивляться влиянию именно из-за этой своей излишней эмоциональности. Он буквально купается в потоке разных событий, его возбудимость делает его психически неуравновешенным, что делает его легкой добычей любого пропагандиста. Нет противоречия между происходящими событиями и реальным положением дел, нет прямой связи между событием и индивидуумом. Информация о происходящем никак не задевает человека, т. к. она не имеет к нему никакого отношения. Что может быть более впечатляющего и остросюжетного, чем распад атомного ядра? И тем не менее этот факт меркнет на фоне спортивных достижений, к примеру, так как для любого человека является малозначимой информацией (если, конечно, это не касается взрыва атомной бомбы). Обычному человеку не интересно погружаться в суть явлений, пусть информация будет поверхностной, но если она эффектна, сенсационна, будоражит чувства, то это как раз то, что надо. На это пропаганда должна ориентироваться, т. к. только это и может заинтересовать человека, вызвать отклик, привести к принятию решения или помочь выработать точку зрения.

Здесь мы должны сделать важное уточнение! Упомянутое событие может быть реальным фактом, объективно существующим, но может содержать в себе только голую информацию, т. е. в опоре на действительно существующие или придуманные события, т. е. распространяемая информация может быть как реальным, так и предполагаемым фактом. Иначе говоря, информация не обязательно представляет собой отражение объективной реальности. Проблема разделенного на две части Берлина – реальный факт, так уж сложилось, но этот факт давно уже публику не интересует. Но как только Хрущев сделал заявление о том, что это может послужить толчком к обострению отношений или даже вызвать войну и предложил немедленно решить проблему, поставив в известность Запад, заявив, что ждет от него уступок, как тут же событие стало поводом для освещения в прессе, (хотя объективно для Берлина ничего не изменилось). Когда вскоре Хрущев перестал угрожать войной (заметим, что в 1961 году это случилось уже в четвертый раз), факт утратил свою актуальность, перестал быть политической новостью.

Аналогичную информационную атаку СССР предпринял в ноябре 1957 года, заявив, что собирается напасть на Турцию. По этому поводу в Le Monde появилась статья, в которой говорилось: «Не стоит воспринимать всерьез звучащие в последние дни предостережения русских о так называемой бактериологической войне, но стоит извлечь урок – они, как оказалось, способны раздуть проблему на пустом месте, обвиняя всех вокруг в самых тяжких преступлениях, но буквально на следующий день заявить о том, что угроза миновала. Правда это не означает, что неделю или месяц спустя они вновь не начнут ту же кампанию». Мы рассмотрели проблему «актуального события» в контексте пропаганды. Но считаем своим долгом подчеркнуть, что событие, которое может задеть человека за живое, возбудить его любопытство, совсем не обязательно должен происходить из реальности, объективно существовать – и это во многом упрощает работу пропагандиста. Таким образом, не оно, событие реальное или придуманное, является отправной точкой для пропаганды, а реакция на него, проявленный интерес со стороны человека в тот момент, когда он понимает, в какой мере это «касается его лично».

То, о чем мы говорили выше, стоит прояснить и дополнить коротким исследованием вопроса, хорошо знакомого тем, кто называет себя political scientists, вопроса, посвященного колеблющимся. Это – люди, мнение которых окончательно еще не сформировалось, которые на самом деле составляют довольно большую часть населения и те, которые для пропагандиста представляют большой интерес. Стоит уточнить, что колеблющиеся и безразличные – это разные группы. К последним относят тех, кто считает себя «аполитичным», не имеющим мнения, таких не больше 10 %. А вот колеблющиеся – это не те, кто стоит особняком, напротив, они принимают активное участие в жизни общества, но пока еще не составили мнения относительно острых проблем современности. Они пока находятся в резерве, чтобы принять окончательное решение. Задача пропагандиста – подтолкнуть их к этому, превратить их потенциал в решительное действие. Но это осуществимо только в том случае, если этот человек реально включен в жизнь сообщества, в котором он живет. Как в этом убедиться? Какова реальная позиция колеблющихся?

Мощным фактором, влияющим на процесс принятия решения индивидуумом и на его позицию, является более или менее глубокая интеграция в жизнь коллектива. Пропаганда может вовлечь его в свои сети, только если он хоть как-то участвует в социальных процессах. Крестьянин с хутора или лесник, имеющие эпизодические контакты с общиной только на деревенском рынке, мало вовлеченные в жизнь своего села, мало чувствительны к пропаганде. Она для них практически не существует. Только тогда они обратят на нее внимание, когда под влиянием обстоятельств будут вынуждены изменить образ жизни или когда в результате экономических потрясений не смогут продавать свою продукцию по обычным правилам. То есть какие-то социальные потрясения могут открыть для пропаганды двери, но в тишине леса или в горах она теряет силу воздействия.

Напротив, с тем, кто вовлечен в социальную жизнь, имеет «общий интерес» с другими членами сообщества, участвует вместе с соседями в общих делах, пропаганде легко справиться. Я читаю в газете яркую рекламу новой модели автомобиля, но она меня нисколько не интересует, потому что я не фанат механики и не автолюбитель. Вот если бы тема задела меня за живое, я мог бы обратить внимание на эту рекламу. Значит, чтобы человек подвергся пропагандистскому влиянию, нужен предварительный коллективный акт. Пропаганда неэффективна, если нацелена на индивидуальные предпочтения индивида, надо, чтобы сообщество проявило интерес к теме, чтобы толпа отдельных индивидуумов имела общий центр интересов.

Вот почему религиозная пропаганда, например, в настоящее время не дает результата: большинство членов общества уже не интересуются вопросами веры. В свое время в Византии из-за расхождений по теологическим вопросам люди были готовы вступить в драку, а сейчас только отдельных индивидуумов интересует религия. Она стала частной темой для некоторых, общество в целом к этой теме уже остыло.

А вот пропаганда современных технических идей, несомненно, вызовет в обществе резонанс. Политические темы сейчас также популярны. Поэтому пропаганда будет иметь успех внутри каждой из этих групп, объединенных общим Центром интересов.

Будем осторожны с определениями: говоря о центре интересов, мы не имеем в виду распространенные заблуждения и общепринятые стереотипы, т. к. они уже несут в себе некое суждение, оценку. Напротив, у общего центра интересов точка зрения не выработана. Например, политика в наши дни представляет, несомненно, центр общих интересов (в XII веке такого не было). Левые с одной стороны или правые политические убеждения уходят на второй план; они уже становятся частной точкой зрения, но превалирующий для всех, коллективный интерес представляет политика. Для пропаганды представляет интерес уже не те или иные политические убеждения, а коллективный центр интересов – политика как таковая, теперь именно она определяет сферу действия возможной пропаганды. Конечно, левые или правые предпочтения, сформированные под влиянием воспитания, образования, профессии и т. д. имеют отличия с точки зрения их происхождения, но они – частное дело каждого, а вот политика – продукт всего общества, общий центр интересов. Почему человек сегодня так интересуется техникой? Ответить на этот вопрос можно, проведя исследование всего современного общества. То же касается любого центра интересов, доминирующих в сообществе. Следует отметить, что эти центры характерны практически для всех частей света. Примерно аналогичным образом возникают и развиваются центры интересов в сфере политики в Азии, в Африке, у мусульман, у православных. Распространение по континентам одинаковых сфер интересов гарантирует в то же время и распространение пропаганды. Она, конечно, не идентична в разных странах, но существует по одинаковым схемам по отношению к одинаковым центрам интересов.

Пришло время упомянуть еще один важный признак из области социальной психологии, характерный для пропаганды: она эффективна настолько, насколько социальная жизнь в группе, частью которой является человек, ярка и интенсивна. Пропаганда в группе, где слабо выражены чувство единения, где нет общей идеи, члены которой не имеют ярко выраженного общего центра интересов, где редко происходят споры по неважно каким вопросам, не имеет практически шансов дать хоть какой-нибудь результат ни в отношении отдельного члена группы, ни в отношении группы в целом. И напротив, пропагандистская работа результативна, если сообщество активно в проявлении общих интересов, и не только: члены этой группы более восприимчивы к пропаганде вообще. Чем активнее ведет себя группа, тем в большей степени ее члены готовы воспринимать пропаганду и верить ей. Но это касается только пропаганды внутри группы по отношению к ее членам. Если мы пойдем дальше, то увидим связанную с этим явлением, но более глобальную проблему: насколько активна жизни внутри сообщества. Не вызывает сомнений тот факт, что в активных сообществах коллективная жизнь может быть слабо выражена; и наоборот: слабые сообщества могут демонстрировать высокую степень коллективной жизни. Исторически сложилось так, что даже при дезинтеграции общества интенсивность коллективной жизни может быть высока. Так, как случилось, например, в Римской империи к IV веку, в Веймарской Германии или даже во Франции в наши дни. Неважно, насколько коллективная жизнь отражает здоровье общества, главное для пропаганды – насколько она насыщена и сенсационна, независимо от того, какие причины вызывают эту интенсивность. Когда в обществе преобладают дезинтеграционные процессы, их интенсивность располагает членов этого общества прислушиваться к пропаганде, не заостряя внимания поначалу, к чему именно она призывает. Индивидуум, возможно, и не готов выразить то или иное мнение, но он более податлив на психологическое воздействие.

Неважно, кстати, по какой причине общественная жизнь стала интенсивной, вызвана ли она естественными причинами, или же создана искусственно. Причинами могут служить напряженность политической жизни или экономические проблемы, как во Франции в 1948 году или в средневековых городах. А может возникнуть из-за манипуляций определенных групп, как в гитлеровской Германии или в фашистской Италии. В любом случае результат один: человек оказывается втянут в водоворот событий и потому подвержен влиянию пропаганды. Тот, кому удается остаться в стороне от общественной жизни, именно по этой причине оказывается вне влияния пропаганды.

События в основном формируются, как можно предположить, вокруг центра интересов, т. е. развитие ориентированно не в случайном направлении, оно структурировано по форме и по содержанию. Напряжённость общественной жизни приводит не к бессвязному взрыву во всех направлениях, скорее она представляет собой силовое поле, и центр интересов служит ему своего рода ориентиром: часто именно благодаря ему интерес социальной жизни сосредотачивается в одном направлении (например, в Европе XIX активным центром притяжения стала политика). Вокруг такого центра интенсивность общественной жизни проявляется наиболее ярко. Например, в наши дни безусловным центром интересов является бизнес: если кто-нибудь пассивно участвует в социальных процессах группы, если разговор касается прочитанных книг или семейных отношений, но он тут же готов активно поддержать разговор, как только речь заходит о бизнесе. Его реакция не субъективна, она продукт его участия в жизни сообщества. Таким образом, мы в качестве заключения сформулируем три принципа:

– пропагандист должен искать сюжет для пропаганды внутри поля, на котором сосредоточены центры интересов данной группы;

– пропагандист должен иметь в виду, что пропаганда будет более успешной в той группе, где социальная жизнь протекает активнее;

– пропагандист должен помнить, что социальная жизнь группы более интенсивна в том случае, если она отражает общие для группы интересы.

В том случае, если пропагандист учитывает эти принципы в своей работе, ему удастся привлечь колеблющихся и присоединить их к большинству, смело рассчитывая примерно на 93 %; с остальными нерешительными и колеблющимися можно поговорить, чтобы помочь им определиться со своей позицией, ссылаясь на неоднозначность выбранной темы пропаганды, давление со стороны большинства, фрустрацию и т. п.

Остается упомянуть о всем известной проблеме, которая почему-то редко обсуждается: речь пойдет о том, насколько близка пропаганда к истине (точнее о соотношении описания факта с реальностью. Поговорим о том, насколько точно изложенные в пропаганде факты отражают правду жизни, термин «истина» здесь не очень подходит, лучше использовать общепринятое значение, отраженное в разговорном языке словом «реальность» или «правда»). Чаще всего понятие пропаганды связывают с ложью, измышлениями, называют ее враньем, считая, что иначе быть не может. Сам Гитлер подтвердил эту точку зрения, утверждая, что чем больше лжи, тем скорее публика в это поверит. Отсюда проистекают две позиции по отношению к пропаганде: первая – «Мы не станем жертвами пропаганды, потому что способны отличать правду от лжи». Это очень удобная для пропаганды позиция, так как пока люди уверены, что им сообщают правду, они не считают это пропагандой, тем самым они делаются для нее более доступными, легковерными.

определение понятию пропаганды, считает эту ее особенность основополагающей. Но это утверждение в корне не верно. Все пропагандисты на каждом углу уверяют, что их главная задача – избегать лжи. Наиболее часто встречаемое утверждение любого пропагандиста: «достоверность в пропаганде вознаграждается». Еще Ленин об этом говорил.

В противовес мнению Гитлера можно вспомнить рекомендации Геббельса по поводу точности в изложении распространяемых фактов. Как объяснить это противоречие? Для этого стоит, пожалуй, различать в пропаганде сам факт и его интерпретацию, его представление публике, иначе говоря – определить границу между материальной структурой и моральной составляющей. Точность, за которую стоит бороться, находится на уровне факта. Необходимая ложь, которая тоже чего-то стоит, находится на уровне изложения этого факта. Таково фундаментальное правило интерпретации событий, принятое в пропаганде.

Проблема факта: всем давно известно на примере рекламы, что правдивость, точность в описании товара и услуги являются важной составляющей. Клиент должен доверять объявлению, если по опыту он поймет, что его обманули, и так несколько раз, очевидно, что он больше не будет доверять рекламе. Вот почему рекламодатели строго следуют этому правилу и даже организовали фирму, которая проверяет рекламные обещания с целью выявить недобросовестную рекламу, вводящую в заблуждение потребителя, а также выдает знак качества тем, кто честен. Но есть такой объективный проверочный критерий – опыт. В таких вещах, как политика, очень трудно проверить посулы опытным путем, поэтому стоит различать частные случаи, где опыт может служить проверкой правдивости, и другие. Очевидно, что пропаганда должна действовать очень осторожно в первом случае, где проверка возможна, иначе она разрушит сама себя. Пренебречь проверкой достоверности можно, конечно, но тогда население нужно держать в ежовых рукавицах, чтобы пропагандировать что угодно, рассчитывая, точнее будучи уверенным, что тебе поверят, но это – редкий случай, имеющий потом неприятные психологические последствия.

Для более сложных вещей, глобальных и протяженных во времени, где проверка пропагандистских посулов обычным экспериментальным путем невозможна, точность в изложении фактов, в общем и целом, тоже стараются соблюдать. Можно согласиться с тем, что статистические данные, предоставленные страной Советов и США, скорее всего, верны за небольшим исключением. К тому же вряд ли у кого-то появится интерес основывать пропагандистскую кампанию на вымышленных или подтасованных статистических данных. Статистика как правило не врет. Ярким примером обманной пропаганды может служить запущенная коммунистами история с бактериологическим оружием. Без сомнения, в какой-то момент она была необходима с определенной точки зрения, и многие «истинные патриоты» поверили в то, о чем тогда говорилось. Но среди колеблющихся она вызвала скорее негативный эффект, они заметили противоречия, налет неправдоподобия в этой вымышленной истории и решили, что это – неудачная попытка властей навести тень на плетень. Но если подобное случилось бы в Западной Европе, история вызвала бы большой резонанс в Северной Африке и в Индии. Стоит заметить, однако, что иногда случалось добавить ложь к реальному факту, и это небесполезно, но теперь встречается все реже.

К этому замечанию следует добавить три поправки. Прежде всего, пропаганда может с легкостью базироваться на осуждении лжи, основываясь на факте, который на самом деле реально существовал, но который с трудом поддается проверке. В такого рода упражнениях преуспел Хрущев: он с возмущением обвинял во лжи тех, кто руководил страной до него, чтобы убедить всех в правдивости своих собственных заявлений. Так в декабре 1958 года на заседании ЦК Компартии он утверждал, что Маленков «закоренелый обманщик», что предоставленные им статистические данные – это вымысел и подтасовка. У меня нет оснований верить Хрущеву больше, чем Маленкову, но я понимаю, как это работает: раз Хрущев осуждает Маленкова за то, что тот лжет, значит сам Хрущев говорит правду. Хрущев, называя Маленкова лгуном, понижает приведенные Маленковым цифры собранного в 1952 году урожая зерновых (не 9,2 миллиарда пудов, а, якобы, 5,6 миллиардов), а значит, по словам Хрущева, за 6 лет к 1958 году урожайность возросла не на 15 %, а на 75 %! Это потрясающе! Но в этой ситуации почему-то я в большей степени склонен считать, что верные цифры привел не Хрущев, а Маленков.

Вторая поправка касается манеры представления фактов. Если событие или цифры составляют часть пропаганды, можно проверить их достоверность, но обычно факты представляются таким образом, что слушатели или читатели не могут понять, откуда они взяты, или не понимают, какие выводы можно сделать из представленной информации. Цифры, например, подаются вне всякой связи с источником данных, заявляется, что производительность возросла на 30 %, но не указывается за какой период времени, или, к примеру, говорят, что уровень жизни возрос на 15 % без пояснений о том, каким образом ведутся подсчеты и т. д. Таким образом, приведение цифр в рамках пропаганды – очень удобный способ манипулирования, если трудно понять, насколько они не согласуются между собой и противоречивы. Исходя из процентных показателей сложно понять картину в целом. Можно, конечно, провести исследование, восстановить зависимость, сопоставить с другими источниками, но эта работа требует времени и терпения, а также специальных знаний. Эта работа – для опытного специалиста, конечно, можно все привести в порядок, но результат появится много позже пропагандистской акции, к тому времени она уже произведет нужный эффект. Кроме того, результат исследования будет опубликован в виде технического отчета и станет известен лишь небольшой аудитории. Публикация результатов исследования, отражающих реальное состояние вещей, для пропаганды не представляет большой опасности. Но современный пропагандист, не желая рисковать, не станет откровенно врать, он предпочтет умолчать о фактах, не согласующихся с его кампанией. Не случайно пятая часть рекомендаций, которые Геббельс составил между 1939 и 1944 годами для печатной прессы, относились именно к умалчиванию. То же самое можно сказать и о советской пропаганде. Если событие нельзя было утаить, о нем упоминали вскользь, или информация о нем появлялась много времени спустя. Так, например, случилось с докладом Хрущева на XX съезде: во Франции и в Италии информация о нем появилась лишь несколько недель спустя после того, как он прекратил работу. Народ в Алжире узнал о событиях в Венгрии только в мае 1960, а до этого пресса ни словом не обмолвилась о том, что случилось в Венгрии в октябре 1958. А Хрущев в декабре 1958 года в докладе ЦК КПСС ничего не сказал о китайских коммунистах.

Обойти молчанием важное событие – превосходный пропагандистский прием, позволяющий исказить реальное положение вещей, изменить контекст происшедшего. Есть замечательный пример тому в пропагандистской кампании против бывшего президента Пьера Мендес-Франс: Мендес-Франс покинул Индокитай, Мендес-Франс уехал из Туниса, Мендес-Франс закрыл банк в Индии и т. д. Перечисление второстепенных событий, имевших место на самом деле, но ни слова о внутриполитической борьбе в Индокитае, об борьбе за независимость в Марокко и последующих вслед за этим событиях в Тунисе, ничего о заключенном предыдущем правительством соглашении по Индии.

Есть еще много способов умалчивания или искажения правды. Но нам хочется указать на использование пропагандой публикаций о реальных фактах и о том, как таким образом запускается механизм внушения. Американцы называют эту технику «барбуяж» (пачкотня, грунтовка, зачистка сознания). Факты следует излагать таким образом, чтобы вовлечь читателя в водоворот событий социального характера. Кратко и четко предоставляя аудитории неоспоримые факты, надо сделать так, чтобы выводы на их основе были очевидны. В итоге получается, что абсолютное большинство людей делают одинаковые выводы, таким образом формируется обобщенное мнение. Иначе говоря, происходит следующее: истинный факт не вызывает ни у кого сомнений, краткий, сформулированный в двух словах вывод через какое-то время укореняется в коллективном сознании. В такой ситуации никто не сможет пойти против мнения большинства. Любой оппонент, стоит ему попытаться разубедить аудиторию, будет обречен на неудачу. Если он попробует доказать всем, что в основе их общих убеждений лежит ложь, ему никто не поверит. Так в результате внушения формируется общественное мнение.

Суть понятия и его толкование: на этом уровне появляется ложь, но как раз здесь ее и труднее всего обнаружить. Тот, кто намеренно занимается фальсификацией, позаботиться о том, чтобы привести неоспоримые доказательства. Отрицать, что в Алжире применялись пытки, становится все труднее. Напротив, никакие аргументы и никакие доказательства нельзя использовать, если пытаться опровергнуть интерпретацию фактов. Всем ясно, что толкование любого факта будет разным, если его анализирует буржуазный экономист, советский политик, историк-либерал, ученый-теолог или марксист. Эти расхождения в толкованиях вполне объяснимы, так как видение факта с разных точек зрения связано с разными убеждениями исследователей. Но они окажутся еще более значительными, если свою интерпретацию предложит пропагандист, умеющий умышленно искажать факты. Можно ли осуждать или подозревать в недобросовестных намерениях того, кто открыто провозглашает борьбу за мир? Но если события демонстрируют, что на самом деле он развязал войну, он всегда может сослаться на обстоятельства, которые оказались выше его доброй воли, или указать на тех, кто его к этому принудил. Мы уже забыли о том, что Гитлер в период с 1936 по 1939 год постоянно провозглашал свое желание укреплять мир, предлагал решить все проблемы мирным путем при своем посредничестве. Он никогда открыто никому не угрожал и не заявлял о намерении начать войну. Если он вооружал страну, то «из-за блокады Балкан». Все кончилось тем, что Англия и Франция объявили ему войну, значит ли это, что вовсе не он – поджигатель войны.

Пропаганда по своей природе всегда выливается в искажение фактов, предвзятое освещение событий и ложные толкования. Пропагандист начинает с оправдания своих поступков и параллельно осуждает действий противника. Но осуждение не просто по любому поводу, безосновательно или голословно. Нельзя осуждать просто так за какое-либо злодеяние: смысл в том, чтобы осуждать за то, что сам намеревался сделать, за преступление, которое сам намеревался совершить. Тот, у кого есть намерение развязать войну, должен не просто на словах демонстрировать свое стремление к миру, но и осуждать противника в идеологической борьбе за то, что тот стремиться к войне. Тот, кто содержит концентрационные лагеря на своей территории, должен осуждать своего соседа за то, что он это делает. Тот, кто намеревается установить диктатуру, должен обвинять своих партнеров в диктаторских замашках…

Обвинения о плохих намерениях, которые кто-то выдвигает, обнаруживает его собственные недобрые стремления, но публика не может сразу этого понять, так как обвинитель ссылается на достоверные факты и убедительно разоблачает своего противника. Механизм, который здесь хорошо работает, основан на смещении обсуждения приводимых в доказательство реальных фактах в сторону рассуждений о моральной стороне проблемы, обсуждение их с этических позиций. Во время Суэцкого кризиса различия в намерениях Насера и франко-английской коалиции обнаружилась в различиях при интерпретации фактов двух пропагандистских планов с египетской стороны и со стороны прогрессивных сил, что доказывает, что правильно организованная пропаганда может привести к взаимопроникновению и даже к совпадению интерпретаций, несмотря на разность целей. В качестве примера можно вспомнить о событиях, которые происходили в Мюнхене, где между обеими сторонами произошло смешение в интерпретации фактов. Еще один удачный пример на эту тему мы находим в пропаганде FLN (Front de la Libération Nationale – Фронт Национального Освобождения, левая политическая партия, в годы войны за независимость в 1954 г. возглавлял национально-радикальное движение против Франции, далее – ФНО) во Франции и в пропагандистских речах Фиделя Кастро.

Второй элемент допустимой лжи, к которой прибегает пропагандист, и о чем нам следует здесь упомянуть, заключается в том, что он ни в коем случае не может разоблачать истинные намерения того, в чью пользу он ведет пропаганду. Пропаганда не должна проболтаться о настоящих планах правительства, обнародовать его секреты! Потому что с одной стороны в таком случае они окажутся в поле публичных дискуссий и столкновения различных мнений, что губительно отразится на кампании, а с другой, что еще опаснее, – эти планы станут известны оппозиции, и она сделает все возможное, чтобы их провалить. Пропаганда, напротив, должна служить ширмой для этих планов и истинных намерений. Она как дымовая завеса до поры до времени скрывает маневры в ходе морских сражений. Настоящие баталии совершаются под покровом словесной шумихи, где и сосредоточено внимание широкой публики. Получается, что пропаганда сообщает населению как раз то, что делать никто не собирается, причем говорит это убедительно, словно это – чистая правда. Так говорят обычно о мире, об истинных ценностях, о социальной справедливости. Разумеется, нет необходимости объяснять, как именно к этому прийти, уточнять пункты реформ и называть точные сроки, иначе потом трудно будет объяснить расхождение между тем, что было обещано, и тем, что будет сделано. Хотя сравнивать обещанное и достигнутое можно только в том случае, если пропаганда относится к ближайшим событиям. Чтобы не рисковать, ей лучше придерживаться таких тем, как мораль, ценности, добрые намерения, короче, таких, к которым трудно подобрать повод для упрека. Но если чей-то зловредный ум вдруг и здесь найдет противоречие, все знают, как сделать так, чтобы это не стало достоянием общественности.

Итак, когда пропаганда заводит разговор об истинных ценностях, о всеобщем благе, о справедливости, о счастье, она лжет, равно как и тогда, когда занимается интерпретаций фактов, приводит красочные примеры, предлагает правильные формулировки. Но, напротив, она точна, когда приводит верные цифры или говорит о реальных событиях, надо только помнить, что она это делает для того, чтобы создать словесную завесу реально происходящему, или чтобы с их помощью доказать более глобальную ложь, внутри которой эти примеры реально существуют. Так в мае-июне 1957 года Хрущев громогласно заявил, что СССР догонит и перегонит Америку по производству продуктов питания. В качестве доказательства он привел реальные цифры, подтверждающие прирост сельскохозяйственной продукции за последние 10 лет. Отсюда он заключил, что к 1958 году в Союзе будет столько же сливочного масла, сколько в США, а в 1960 они догонят Америку по производству мяса. Но в реальности ни к 58, ни к 60 году этого не случилось. Экономисты предсказывали, что в лучшем случае его прогнозы сбудутся к 1975 году, но он поднял их на смех, вызвав одобрение со стороны своего окружения. Вот – пример того, как на реальных цифрах можно создать словесную ширму, интерпретируя реальность по-другому.

Феномен лжи, применяемой в толковании реальных фактов в чьих-либо интересах, позволяет объяснить многие случаи пропаганды. Так, к примеру, гитлеровская пропаганда научилась систематически использовать ложь как инструмент трансформации сознания у населения, манипулируя такими понятиями как общечеловеческие ценности, извращая общепринятые моральные устои и на этой основе деформировать и разрушать психику индивида. Можно сказать, что обман стал основным механизмом управления обществом, но не обычное вранье, оперирующее вымышленными цифрами или ложными фактами, а более глубокая ложь. Сталинская пропаганда – явление того же порядка.

В противоположность предыдущим примерам, можно утверждать, что американская и ленинская пропаганда основаны не на вранье, а на поисках правды, но с использованием похожих пропагандистских приемов, ради того, чтобы создать общую систему ложных представлений. Так, к примеру, когда США провозглашают себя вечным и единственным защитником свободы всегда, везде и повсюду, или когда СССР настаивает, что только он является истинным глашатаем настоящей демократии, – все это примеры создания системы ложных представлений. Единственно, что, как правило, тут речь не идет о специально организованной лжи для достижения скрытых целей, скорее всего – это своего рода вера, чистосердечное убеждение, пусть даже и искреннее заблуждение, приводящее к искаженному восприятию действительности, ложным толкованиям и далекой от реальности интерпретации фактов, потому что их вера нужна им для того, чтобы противостоять реакции, она для них – как компенсация расхождения реальности и действительности, как вуаль, скрывающая ту действительность, которую они не хотят замечать. Возможно, что США, представляя себя защитником либеральных свобод, на самом деле в это верят, а СССР, считая себя чемпионом в борьбе за демократию, искренне полагают, что так и есть. Их представления не лживы, а ложны и, отчасти, являются результатом их собственной пропаганды. Очевидно, что успех коммунистической пропаганды против капиталистической построена на разоблачении ложных представлений капитализма: утверждаемая коммунистической пропагандой «истина» заключалась в том, чтобы вскрыть противоречия буржуазного общества (семейные ценности, блага трудовой деятельности, свобода и демократия) на фоне реальных фактов из жизни этого общества (плохие условия жизни и труда пролетариата и пр.) Эти ценности ложны, потому что они нужны только для того, чтобы представить доказательства успеха. Но и сам коммунистический режим создавал систему ложных ценностей того же порядка. Как раз этим и занимается пропаганда: снабжает систему ошибочной интерпретацией происходящего, извращает факты, распространяет ложные представления. Мы как раз и находимся на той стадии развития общества, когда на наших глазах ложь разрушает глобальные представления о мироустройстве, меняет менталитет, переворачивает с ног на голову традиционные ценности и понимание справедливости. Система ценностей формируется у индивида под влиянием общества, построенного на фальсификациях, вот почему не имеет смысла каждый раз выяснять, где истинное утверждение или интерпретация, а где ложь, так как уже вся система построена на ложных представлениях. Когда инструмент верификации испорчен, все показания уже неверны, они не отражают реальность. Как бы мы не пытались восстановить сегодня исторический ход событий, это уже никому не удастся, так как воззрения наши уже сформированы определенным образом под действием все той же пропаганды. Пусть бы даже мы поверили в искренность представлений США или СССР о своем предназначении в этом мире и убедили бы себя в том, что их слова и поступки идут от чистого сердца, но как только вокруг ложных представлений они выстраивают систему пропаганды, тут же рассеиваются их заверения в честности, вскрывается продуманность их поступков, становятся понятными и объяснимыми их сфальсифицированные ценности. Ложь раскрывается в глазах лгуна. Нельзя заниматься пропагандой от чистого сердца. Пропаганда обнажает мистификацию и в то же время держит нас в ежовых рукавицах, не позволяя вырваться из плена ложных представлений.

Проанализировав характер пропаганды, мы смогли подойти к ее определению. Разумеется, мы не претендуем на исчерпывающую дефиницию, уникальную и исключающую все другие. Нам просто надо зафиксировать идеи в более или менее определенном понятии. Итак, пропаганда представляет собой совокупность методов, используемых определенными лицами, с целью подтолкнуть массу психически однородных индивидуумов, входящих в состав некой группы, к активному или пассивному действию с помощью психологических манипуляций.