Часть вторая
РАТМИР РАСКРЫВАЕТ ПРЕСТУПЛЕНИЕ.
Глава 1
Утром следующего дня Ратмир вновь отправился верхом на лошади к озеру. Светловолосый конюх Фёдор, улыбаясь, проводил его взглядом. Мирослава не смогла поехать с Ратмиром как собиралась ранее, по причине того, что к ней по каким-то делам приехал из Москвы душеприказчик её покойного мужа.
Подъезжая к озеру, Ратмир уже заранее предвкушал полные упражнения. Он решил побольше тренировать больную ногу, потому как ему до смерти надоело таскать с собой везде этот посох.
Неожиданно тишину разорвал отчаянный женский крик:
– Помогите, помогите же кто-нибудь! Он сейчас утонет!..
Ратмиру показалось, что он слышит крики послушницы Марфы, и подстегнул лошадь. Заскочив на пригорок, скоморох увидел тоненькую светловолосую женскую фигурку, в светлом одеянии, мечущуюся по берегу и простирающую руки в сторону озера. Переведя взгляд в ту сторону, Ратмир увидел, что кто-то барахтается почти на середине озера.
Ратмир быстро спешился с лошади, и, прихрамывая, почти побежал к озеру, скидывая с себя на бегу кафтан и сапоги.
Внезапно женщина повернула к нему голову, и словно молния пронзила Ратмира.
«Виола!..Моя Виола!..Откуда она здесь?!» – подумал, было, он, но тут же понял, что обознался. То воздушное создание, что сейчас смотрело на него умоляющим взглядом больших, фиалковых глаз, чем-то напоминало его первую любовь, но всё-таки было другим человеком.
– Умоляю вас, спасите брата! – в нежном, почти детском голосе девушки лет шестнадцати было столько отчаянья и мольбы, что Ратмир, не раздумывая, кинулся спасать её брата, благо, что тот ещё каким-то чудом держался на поверхности воды. Ратмир делал крупные взмахи руками, подгребая под себя озёрную гладь воды, приближаясь к тонувшему. При этом у него самого перед глазами стоял только жалобный взгляд воздушного создания.
Тонущим оказался мальчишка лет девяти. Он периодически вскрикивал: «Помогите!» и колотил вокруг себя руками, пытаясь удержаться на поверхности воды.
– Не вздумай цепляться за меня! – крикнул ему Ратмир и быстрым движением обхватил тонущего со спины и потащил его за собой. Мальчишка поначалу пару раз дёрнулся, но, убедившись, что его держат на поверхности воды, успокоился и даже немного стал помогать, подгребая ладонями воду под себя.
Вскоре Ратмир догреб почти до берега и, нащупав ногами дно, аккуратно отпустил мальчишку. Тому вода оказалась чуть выше груди, но он продолжал холодной рукой держать Ратмира за руку.
– Всё уже – не бойся, – успокаивающе кивнул ему тот и вновь взглянул на застывшую прямо у воды девушку. Незнакомка стояла, вытянувшись в струнку, прижав в волнении тонкие пальцы к щекам и что-то шептала. Увидев, что брат её в полном здравии выходит на берег, она со стоном кинулась к нему и, заключив в свои объятия, громко воскликнула нежно-капризным голоском: – Ну, что же ты, Митенька! Я так просила тебя не заплывать далеко! Я же молила тебя, братец, быть осторожнее. Ты мог погибнуть!.. Спасибо, нашелся добрый человек и спас тебя…
Она повернула голову к спасителю её брата, и Ратмира вновь словно ударило молнией. Невыразимо прекрасные, большие глаза смотрели ему прямо в душу. Нежный овал фарфорово-бледного лица окаймляли пряди золотисто-пепельных густых волос, схваченных парчовой повязкой, обшитой золотой нитью. Тонкая беззащитная шейка отделяла эту прекрасную головку от бурно вздымавшейся в волнении девичьей груди в лёгком кисейном одеянии. Девушка направилась прямо к нему.
Ратмир растерянно смотрел на приближавшуюся нимфу и впервые в жизни не знал, куда девать свои руки. Он ошеломлённо смотрел прямо в лицо юной девушки… Что-то знакомое чудилось в нём. Такие лица Ратмир видел на картинах известных итальянских художников, и кого-то она ему очень сильно напоминала. Девушка была на голову ниже его. Она смотрела на скомороха снизу вверх, трогательно хлопая длинными ресницами.
– Как же мне отблагодарить вас, сударь? – произнесли искусно вырезанные, римской формы губы девушки.
– Ч-что? – запнувшись, произнёс Ратмир, не в силах оторвать свой взор от незнакомки.
– Я спросила, как мне отблагодарить вас, сударь, за спасение моего брата? – хрустальным смехом рассмеялась девушка. Или так показалось Ратмиру…
Он растерянно улыбнулся и покачал головой: – Вы мне ничего не должны, сударыня…На моём месте так поступил бы каждый христианин…
– Я.. и моя бабушка, – мы очень благодарны вам за то, что спасли нам сегодня нашего Митеньку, – неожиданно девушка схватила его за руку и поцеловала её. Ратмира словно копьём пронзило. Он почувствовал необыкновенный аромат, шедший от её волос. Странное волнение охватило его.
– Как вы здесь оказались? – неверным голосом спросил он, не сводя с неё глаз.
Неожиданно девушка зарумянилась и отвела взгляд в сторону: – Вы на меня так смотрите, сударь… Мне, право, неловко. Пожалуй, мы пойдём с братом, а то бабушка хватится нас.
Она смущённо опустила глаза, и двинулась было в сторону стоявшего чуть поодаль брата, но Ратмир схватил её за руку: – Я не отпущу вас, пока мне не скажете, откуда вы здесь появились. Я точно знаю, что раньше вас здесь не было.
– Мне же больно! – обиженно произнесла растерявшаяся девушка, и её большие глаза наполнились слезами.
– Ох, простите! Я ни в коем случае не хотел вас обидеть! – Ратмир в замешательстве отпустил руку девушки и почувствовал себя последней скотиной. Он уже сам не знал как ему вести с ней. Но одно понимал точно – он должен узнать, где живёт это неземное создание.
– Ещё раз простите меня за вольность, что я позволил себе. Только скажите мне, как вас зовут, – он с мольбой посмотрел на неё.
– А вы не будете больше больно хватать меня за руки? – наивно спросила она и подняла на Ратмира свой восхитительно-трогательный взгляд.
– Никогда в жизни, – тихо произнёс Ратмир, понимая, что пропал. – Только скажите, где вы живёте. Вы ведь недавно появились здесь?
– Да, мы с братцем только вчера вечером приехали к нашей бабушке. Она живёт здесь на крайнем подворье. Её зовут Анна Дмитриевна, и она служит при монастыре по хлебному делу. Сказала, что мы с братцем скоро станем дородными, как и положено купеческим детям, – смех девушки необыкновенно приятными колокольчиками отозвался в душе Ратмира.
– Так как всё-таки зовут вас?
– Я – Ольга. А это мой братец – Митенька, – вдруг шаловливо улыбнулась девушка и, схватив братца за руку, легко побежала с ним прочь от озера. – Прощайте, сударь! – крикнула она Ратмиру. – Впрочем, погодите. Нельзя ли мне на вашей лошадке прокатиться? Я страсть как люблю кататься на лошадях.
– Если позволите, то я вас прямо до самого подворья и довезу, – не веря своему счастью, спросил Ратмир.
– А как же вы довезёте? Ведь у вас только одна лошадка. А нас с вами уже трое, – опять звонко рассмеялась девушка.
– Так я вас с братцем посажу на лошадь, а сам рядом пойду, – счастливо улыбнулся Ратмир.
– Ну, если только так, – согласилась девушка и добавила с чуть капризной интонацией: – А то я ужас как не люблю пешком ходить лишний раз.
Ратмир испытывал странные, волнующие, уже давно забытые чувства, подсаживая почти невесомую, похожую на хрупкую статуэтку Ольгу на свою лошадь. Аромат волос и юного тела девушки кружил ему голову. Следом он помог забраться ей за спину её братцу. Затем, взяв лошадь под уздцы, повёл её, старательно обходя любые кочки и буераки. Про боль в ноге он забыл напрочь…
Они весело переговаривались между собой ни о чём. Развеселившийся мальчишка также вставлял свои фразы в их разговор. И они не заметили, как оказались у больших деревянных ворот небольшого подворья, находившегося на приличном расстоянии от подворья боярыни Мирославы.
– Вот мы и приехали. Ратмир, помоги мне спуститься, – капризно-весёлым тоном произнесла юная Ольга, весело глядя на радостно улыбающегося скомороха. И добавила: – Ничего, что я тебя на «ты» назвала. Ты мне совсем не кажешься взрослым дядькой. Ты такой весёлый и милый.
– Я только рад этому, – неожиданно засмущался Ратмир и подставил ладонь под ножку девушки. Она чуть приподняла светлое платье, отороченное кружевами, чтобы удобнее было спуститься, и у Ратмира неожиданно перехватило дыхание при виде её сухощавой, узкой лодыжки…
Девушка взялась рукой за щеколду двери.
– Подожди, Ольга, – внезапно во рту у Ратмира пересохло. – Я бы хотел ещё раз покатать тебя на лошади. Или просто прогуляться вместе у озера.
– Хорошо, я завтра приду с братцем туда же. Но только к полудню. Приходи, если хочешь, – рассмеялась Ольга.
– Я обязательно буду, – кивнул Ратмир, не сводя с неё глаз, словно впитывал в себя образ юного создания, прежде чем перед ним захлопнутся ворота.
Спустя несколько минут после того как ворота эти перед ним всё-таки закрылись, он взял лошадь под уздцы и, не торопясь, направился опять в сторону озера.
Глава 2
Кое-как закончив упражнения на озере, Ратмир вернулся на подворье, где его уже с нетерпением ждала Мирослава. В трапезной на большом столе, покрытом искусно вышитой скатертью, стоял кувшин с рябиновым квасом, и вкусно пахло свежевыпеченными шанежками и сладкими пирогами.
– Садись, милый, на своё любимое место, – указал рукой Мирослава на лавку в начале стола. – Буду тебя вкусным квасом и шанежками баловать.
Ратмир рассеянно улыбнулся и, кивнув, сел на указанное место. Он, молча, как-то отстраненно стал наблюдать за тем, как Мирослава взяла серебряную, украшенную самоцветами чашу, и начала наливать в неё из запотевшего глиняного кувшина тёмный пенистый напиток… Шаловливый взор юной нимфы продолжал стоять у него перед глазами…
– … твой квас… Ратмир, держи чашу-то!.. – неожиданно ворвался в его сознание встревоженный голос женщины. Она с недоумением смотрела на него: – Я зову тебя, зову, зову, чтобы ты чашу взял, а ты замер, словно окаменел вдруг, глаза в одну точку… Что с тобой, Ратмир?
– А-а … нет, нет, ничего, – встрепенулся скоморох, протягивая руку за чашей, наполненной янтарно-коричневым напитком. Взгляд его стал более осмысленным и озабоченным. – Извини, милая. Что-то я призадумался. Всё это дело об убиенных послушницах ваших мне покоя не даёт.
– Вот ещё шанежку возьми, Ратмирушка, – Мирослава пододвинула к нему поближе серебряное блюдо с румяными шанежками.
– А скажи-ка мне, милая, ты что-нибудь слышала здесь о темнице при монастыре?
Мирослава удивлённо посмотрела на него и, чуть помедлив, кивнула:
– Года два назад я слышала от одного из местных стариков, что должна быть темница. Только где – он не говорил. А может и говорил, да я не запомнила. Оно мне нужно было тогда?
– А как мне найти этого старика?
– Так он помер прошлым летом.
– Вот как! Очень жаль, – нахмурился Ратмир.
– Да уж, хороший был старик. Умный. Тем более, что он как раз и трудился каменщиком при строительстве нашего собора. А что это вдруг тебя заинтересовало? Думаешь, что как-то связано со смертью наших послушниц?
– Не думаю. Просто вчера случайно игуменья проговорилась о ней, да и не захотела больше об этом ничего рассказывать. Вот мне и любопытно стало, – Ратмир потянулся за шанежкой.
– Матушке игуменье нелегко приходится, – вздохнула Мирослава, сложив руки под подбородком. Она с любовью посмотрела на Ратмира. – Как говорится: многие знания – многие печали. Вот и она много знает, да не всё скажет. Особенно того, что, на её взгляд, не имеет отношения к тому, чем ты занимаешься.
– Конечно, – нахмурился Ратмир. – Зато просить меня помочь ей в деле, которое не имеет отношения к убийству – это всегда пожалуйста. Так дело не пойдёт. Если я что-то спрашиваю – значит мне это нужно.
– Верно! Вот сейчас поедешь в монастырь и так ей прямо и скажи! – горячо поддержала Мирослава, не сводя с него внимательных глаз. Что-то её стало смущать в поведении любимого мужчины, но что именно – она пока никак не могла понять.
Спустя некоторое время Ратмир подъехал к воротам монастыря, и узнавшая его охрана спокойно распахнула перед ним ворота.
Игуменья Евникия уже ждала его у себя в келье.
– Доброго тебе дня, матушка Евникия, – поприветствовал он её.
– Спаси Бог тебя, Ратмир, – каким-то странно-глухим голосом отозвалась игуменья, перебирая на столе свитки. Ратмир заметил, как дрожат её бледные, чуть искривлённые пальцы с коротко обрезанными ногтями.
– Всё ли хорошо, матушка? Мы идём к вашей сестре Агафье за приходными книгами? – скоморох вопросительно посмотрел на неё.
Та издала какой-то странный звук, похожий на птичий клёкот, кашлянула и тем же глуховатым голосом произнесла:
– Так нет её, сестры Агафьи-то.
– Как это – нет? А куда же она подевалась? – вскинул брови Ратмир.
– Никто не ведает. Когда она не пришла к заутрене, сёстры кинулись к ней в келью и не нашли. Стали искать везде – и опять не нашли. До сих пор ищут, – игуменья села на лавку и мучительно потёрла правой рукой лоб.
Ратмир опустился на лавку и озадаченно посмотрел на игуменью:
– Неужели всё так серьёзно? Что ты сама думаешь об этом, матушка Евникия? Могла она скрыться где-нибудь?
– Сама в раздумьях терзаюсь, – пожала плечами та. – В келье у неё словно ватага побывала. Всё в страшном беспорядке… Сказала сёстрам, чтобы ничего там пока не прибирали до твоего досмотра. Правильно я сказала?
– Правильно, матушка, правильно. А сундук?! Сундук с документами?
– Сундук сломан, и книг там наших я не нашла, – игуменья растерянно посмотрела на Ратмира. – Что же это такое творится, Ратмир? В богоугодном монастыре?!
– Погоди так волноваться, матушка Евникия, – попытался успокоить её Ратмир. – Давай вместе сходим к ней в келью, и я сам на месте ещё раз всё обсмотрю. Просто так никто никуда не может исчезнуть.
Всю дорогу до кельи Ратмир внимательно оглядывался по сторонам. Он старался ещё раз рассмотреть все здания и подходы к двухэтажному зданию, где располагались кельи более богатых послушниц. Встречавшиеся им по пути монашки в полупоклоне подбегали к игуменье за благословением и тут же исчезали, торопясь по своим послушаниям. Последние дни лета были теплы и солнечны на радость всем. Лёгкий ветерок развевал полы чёрной одежды игуменьи Евникии и волновал блестящие тёмные пряди прихрамывавшего и опиравшегося на посох скомороха. Беспечные птахи продолжали весело чирикать в рано пожелтевшей от засухи листве деревьев и кустов. Худые монастырские коты, прижимаясь к тёплой земле, внимательно следили за ними из засады в надежде заполучить себе обед…
В келье, действительно, царил полный беспорядок: разворошенная постель, разбросанные одежды и вещи. Даже иконки на покрытой белым кружевным рушником полочке в красном углу были потревожены. Ратмир окинул взглядом слабоосвещённое помещение и прежде всего обратил внимание на сундук. Снесённый чем-то тяжёлым вместе со скобами старинный амбарный замок валялся неподалёку в ворохе разбросанных, потемневших от времени листов бумаги, каких-то тряпок и маленьких коробочек.
Ратмир поднял замок с деревянного пола и прикинул его на руке на вес. Потом внимательно оглядел со всех сторон и покачал головой:
– Недюжинной силы человек это сделал. Женщина вряд ли смогла бы сбить такой крепкий замок. Не знаешь ли ты, матушка Евникия, кого из мужчин, бывающих в монастыре, у кого есть такая сила?
– Дай подумать, Ратмир, – вздохнула игуменья, в который раз окидывая печальным взором разорённую келью сестры Агафьи.
Ратмир тем временем продолжил осмотр всего, что находилось в келье. Вот он расчистил посохом кучу вещей в углу и склонился над каким-то тёмным пятном на дощатом полу. Потом взял со стола тяжёлый латунный подсвечник с горящей свечой и, опустив его к полу, присмотрелся. Достав из сапога кинжал, кончиком лезвия поковырял пятно и поднёс кинжал к носу. Прикрыл глаза, понюхал и, опять открыв глаза, покачал головой:
– Боюсь, что ваша сестра Агафья не смогла далеко убежать. Запах свежей крови.
Игуменья Евникия только охнула, зажав ладонью рот.
– Вот ещё пятно… и вот… – Ратмир с небольшим усилием поднялся и посмотрел на игуменью:
– Скажи людям, чтобы искали везде: в подвалах, в реке, на леднике. Даже в лесу. Кому-то очень не хочется, чтобы приходные книги попали в твои или мои руки. Я так полагаю, матушка Евникия, что это, скорее всего кое-кто из местных. У кого есть возможность быстро получать сведения о наших с тобой встречах и разговорах. Пусть ищут. А мне пока нужно съездить…
– Ох, нашли, нашли, матушка!! – неожиданно послышались шум и женские плачущие голоса в конце длинного коридора, куда выходили дверцы келий других сестёр.
Ратмир с игуменьей выскочили навстречу: – Где нашли? Жива?
Запыхавшиеся, взволнованные монахини, подвывая и качая головами, кинулись к игуменье: – Ох, погибель наша пришла, матушка! Знать какое проклятие на наш монастырь наложено!
– Так жива или нет?! Говорите толком! – воскликнула раздосадовано матушка Евникия.
– Где она?! – рявкнул Ратмир, поняв, что сестры Агафьи больше нет в живых.
– Там, матушка, в подклети, в соборе она на себя руки-то и наложила. Стылая уже висит. Глаза прикрытые, ручки-ножки холоднющие…
– Руки на себя, говорите, наложила? – игуменья недоумённо посмотрела на Ратмира.
Тот пожал плечами и вздохнул:
– Надо идти – смотреть. Там ясно будет: сама или помог кто.
На подходе к Смоленскому собору они увидели чёрную толпу взволнованных женщин. Едва сдерживаемые рыдания, перешёптывания и скорбные возгласы, издаваемые этой чёрной массой, заметно попритихли при появлении игуменьи Евникии и Ратмира. Последние, спустившись в подклеть, увидели тёмную женскую фигуру. Казалось, что она просто стоит в углу плохо освещённого светом маленького, зарешёченного окошечка. Окошечко это находилось примерно на уровне головы покойницы, и ближайший к ней откос был немного испачкан чем-то тёмным. Только при более внимательном осмотре можно было заметить, что фигура в черной монашеской одежде как бы парила над запылившимся, мраморным полом, чуть не доставая его своими ногами. Небольшое, разлившееся тёмное пятно на полу под фигурой поблёскивало тёмным отсветом. Тут же лежала упавшая на бок скамья.
Ратмир попросил принести подсвечник со свечой. Игуменья только глянула на сопровождавшую их монахиню, как та тут же выскочила за дверь, чтобы исполнить его просьбу. Пока она ходила за свечкой, Ратмир медленно обошёл помещение, глядя себе под ноги и по стенам. Затем он подошёл к висевшей на толстой, конопляной верёвке покойнице и стал внимательно рассматривать её лицо, шею, руки. Потом опустился на одно колено и рассмотрел запёкшуюся лужу крови под ногами покойницы. Кинул взгляд на опрокинутую скамью и покачал головой:
– Мёртвой её уже вешали здесь, матушка Евникия. Где-то через два часа после того, как убили…
– Откуда знаешь?
– Следы на шее и глаза о том говорят. Когда вешают живого человека, то в глазах у него кровь остаётся, а на шее кожа перетёртая до крови бывает, потому как тело сопротивляется смерти. А здесь как будто куклу подвесили… да и скамья больно далеко от неё лежит…и другие ещё приметы отсутствуют…
– Значит, боролась она, говоришь с убийцей?
– Боюсь, что не успела побороться. Близко она подпустила к себе человека, что ей такой удар по голове нанёс. Вон аж лицо как перекосило, да лоб вдавленный, весь чёрный от свернувшейся крови. Знала она этого человека хорошо, потому и допустила к себе… Во сколько ложатся спать насельницы в этих кельях?
– Да как солнце заходит, так вскорости и ложатся. А что понапрасну-то свечи жечь? И поутру к службе рано встают, прямо с петухами… К чему ты это спросил, Ратмир?
– Понять хочу, как к ней в келью смог незаметно зайти убийца. И как у него получилось её оттуда вынести и дотащить сюда так, чтобы никто этого не заметил и не услышал, – задумчиво оглядел входную дверь подклети Ратмир. Он подошёл к рубленому из дерева косяку и где-то на уровне плеча увидел на нём какие-то зацепившиеся цветные волокна и несколько длинных седых волос… Аккуратно снял их и, подойдя к покойнице, сравнил волосы.
– Это её волосы. Значит, кто-то притащил её сюда на своём плече. И была она скорее всего завёрнута во что-то цветное… Вот эти волокна от какого-то ковра или одеяла, – Ратмир показал игуменье обрывки цветных волокон и, завернув находку в белую тряпицу, зажал в руке.
– А как верёвку на балку накинули? Она же вон – аж под самым сводом, – спросила игуменья, глядя куда-то верх над висевшей покойницей.
– Говорю же, знающий человек всё это проделывал. Значит, знал, как туда можно дотянуться с верёвкой, – вздохнул Ратмир. – Думаю, что при помощи той палки, что приспособлена для затушивания свечей. Где-то же она есть – эта палка?
– Должна быть, – кивнула игуменья, с уважением глядя на скомороха. Затем она перевела взгляд на стоявшую у входа невысокую, приземистую монашку с одутловатым, морщинистым лицом: – Иди, сестра Ирина, и скажи нескольким сёстрам искать эту палку и ковры или одеяла какие, если где валяются или куда припрятаны. А остальные – все марш на послушания. Мы сами тут разберёмся и потом пошлём гонцов к митрополиту Филиппу да дьяку Лаврентию. Так ведь, Ратмир?
– Всё так, матушка Евникия, – кивнул Ратмир и добавил: – И пришли ещё, сестра Ирина, кого из мужиков снять покойницу. Всё что мне нужно было, я уже увидел.
Он направился к выходу, следом за ним пошла и игуменья. Навстречу им, придерживая на голове тёмный остроконечный капюшон-куколь, уже семенил престарелый духовник схимонах Павел:
– Матушка Евникия, да что же это такое творится?! – запыхавшись на ходу, зачастил он, переводя слезящиеся, мутноватые старческие глазки с игуменьи на скомороха и обратно, и теребя дрожащими искривлёнными пальцами край своего аналава, надетого поверх подрясника. На аналаве отливали серебром искусно вышитые восьмиконечные «голгофские» кресты с подножием и были выписаны тексты молитв. – Мне когда сообщили, что сестра Агафья руки на себя наложила, то я ни разу и не поверил! Не могла она такого удумать, не для этого она в монастырь пришла. А ты что скажешь, Ратмир? Ты ведь здесь по сыску убийц наших юниц-послушниц. А тут ещё и это!
– Соглашусь с тобой, отец Павел. Не своей смертью погибла ваша сестра Агафья. Убили её самым жестоким образом. А повесили для отвода глаз. Дескать, вешалась, качнулась и головой об угол окна сама и ударилась. Только то, что я видел, говорит о том, что всё было как раз наоборот, – вздохнул Ратмир и обратился к игуменье: – Ехать мне нужно, матушка Евникия, в Москву. Могу по дороге сам дьяку Лаврентию всё сообщить. А вот к митрополиту уж пошли кого-нибудь сама. Ну и с сестрой Агафьей можете уже делать всё, что положено по православному обычаю.
– Хорошо, Ратмир, – устало кивнула игуменья. – Тогда к дьяку Лаврентию ты уж заедь да сообщи ему эту скорбную весть. В остальном я тут сама распоряжусь. Ты уж сегодня ведь больше здесь не появишься?
Ратмир неопределённо пожал плечами:
– Скорее всего – нет. Хотя, кто его знает, что там дальше будет, – он запнулся и, словно вспомнив о чём-то, неуверенно спросил: – А где, говоришь, находится тот терем, что дьяк Лаврентий мне назначил, пока я тут сыск провожу?
– Да там же, что и мой терем, рядом. Только что он в разы меньше моего и для гостей наших предназначен, – внимательно посмотрела на него игуменья.
– Это к тому, что события начали лихо закручиваться, и мне, может быть, лучше здесь пока и дневать, и ночевать, – нахмурившись, поспешил пояснить Ратмир.
– А я тебя ни о чём и не спрашиваю, – бесстрастным голосом ответила игуменья и, опустив взгляд вниз, добавила: – Делай так, как тебе удобнее, Ратмир. Только найди этих извергов.
Спустя некоторое время Ратмир подъехал к Разбойному приказу и, оберегая ногу, спешился с лошадки. Сунув под нос стражнику выданную дьяком Лаврентием доездную память, пошёл, чуть прихрамывая, по уже знакомому коридору.
У дверей в кабинет дьяка Лаврентия стоял другой рослый стражник:
– По какой надобности? – острым взглядом окинул он скомороха.
– По приказу самого дьяка Лаврентия. Срочно. Вот документ, – Ратмир терпеливо предъявил бумагу стражнику.
Тот кинул на неё быстрый взгляд и приказал:
– Стой здесь и жди, пока сам не впущу. – С этими словами стражник исчез за массивной деревянной дверью.
Через несколько минут он появился вновь и махнул рукой: – Давай быстрее заходи, да недолго там. Занят он очень.
Ратмир шагнул в комнату и дверь за ним захлопнулась. Он прошёл вовнутрь, но не увидел никого. За столом дьяка Лаврентия было пусто.
Внезапно стоявший рядом за столом шкаф заскрипел и сдвинулся немного в сторону. В проёме показался неожиданно румяный дьяк Лаврентий, заправляющий рубаху в портки:
– Ну, что там у тебя такого срочного, Ратмир? – он, весело щурясь, посмотрел на Ратмира. – А то отрываешь меня от важных дел, – и, увидев изумлённый взгляд скомороха, визгливо расхохотался на весь кабинет: – А ты что думал?! Что только к таким красавчикам как ты бабы льнут? Так, милый, не только красотой нужно баб брать, но и другим умением. Да что ты в этом понимаешь! Давай быстрее говори, чего там у тебя. А то у меня молодуха сейчас застоится.
Ратмир пожал плечами и коротко доложил о происшедшем. Дьяк Лаврентий нахмурился, постучал костяшками пальцев по столу:
– Никак ещё и неведомое ранее осиное гнездо ты там разворошил. Давай-ка поаккуратнее, Ратмир. Если кто в помощь нужен, говори. Придётся тебе и этим заняться. И нет никакой уверенности, что эти убийства не связаны между собой.
– Вот и я об этом подумал, – согласился с ним скоморох. – Продолжу сыск уже завтра с утра. А так мне нужно своих наведать.
– Ну, наведай, наведай, – с какой-то хитрецой на него глянул дьяк Лаврентий. – Как там наша вдовушка Мирослава Авдеевна? Охомутала тебя по полной? Ядреный бабец, а, Ратмирка? Да, ладно, не мятуйся, не мятуйся, скоморох. Дело наше такое – мужицкое – бабам не отказывать в утешении, – опять визгливо расхохотался дьяк Лаврентий и сделал выдворяющий жест рукой: – Ну, давай, давай, иди уж. Посылай мне гонцов каждый вечер как обычно. Да проси, ежели чего нужно будет. И старайся быстрее, а то этот Филиппка мне уже проходу не даёт.
Он дождался, пока ошарашенный увиденным и услышанным скоморох прикрыл за собой дверь, и ушёл за шкаф. Последний опять заскрипел и встал на прежнее место.
Дьяк оказался в небольшой комнате, оббитой разноцветным сатином. Почти половину комнаты занимала большая кровать. Тут же стоял деревянный стол с большим белым кувшином и латунным тазиком. На столе теснились вперемежку небольшие блюда и чаши с различными коробочкам и склянками. На лавке были разбросаны материалы и предметы женской и мужской одежды…
– Ну, что, говоришь, что этот дурачок уже почти созрел. Быстро, конечно как-то. Ну, да ладно, тебе виднее. Так давай, начинай его прощупывать. Я же нутром чувствую, что не просто так он в Москве околачивается. Да и мои люди начали о нём интересные вещи узнавать. Потому любовь – любовью, но и о деле не забывай. Он сказал, что сейчас поедет своих товарищей навестить. Так что время у нас ещё есть. Давай, быстро иди ко мне, и продолжим… – с этими словам дьяк завалился на постель и, довольно хохоча, стал отлавливать прячущиеся в куче перин и одеял голые женские ножки.
Глава 3
– Ой, Ратмир! А мы тебя уже заждались совсем! Наконец-то ты явился! – послышались радостные возгласы скоморохов, завидевших на пороге комнаты улыбающегося Ратмира.
– Ох, как же я по вам по всем соскучился! – он кинулся обниматься с каждым поочередно. – Каждый день вспоминаю. Обикались уже тут, наверное.
– Да, всяко бывало, – сдержанно усмехнулся старик Никифор. В его глазах светилась радость. Здоровяк Василий тоже не скрывал эмоций и, удовлетворённо покачав головой, похлопал Ратмира по плечу.
– А ты уже насовсем приехал, дяденька Ратмир? – схватив скомороха крепко за руку, заглянул в его глаза Теодорка. Андрейка прижался к Ратмиру с другой стороны и тоже, не тая своей радости, пытался произнести какие-то приветственные слова.
– Я только навестить вас, да узнать не нужно ли чего, – виновато пожал плечами Ратмир. – Уже и сам устал от этих сысков, да деваться пока некуда. Такие уж мне условия поставлены.
– А ну, отстаньте от человека! Видите же, что с дороги он. Дайте отдохнуть, да еды хорошей из корчмы нам всем сюда несите живо, – звонко прикрикнула на мальчишек карлица Авдотья. Она протянула им несколько монеток и отправила вниз в корчму за снедью. Сама же пристально оглядела Ратмира с ног до головы и завела противно-елейным голоском:
– Присаживайся, соколик наш ясный. Как твоя ноженька? Уже лучше? Мазь-то монастырская помогает?
– О-о, Дуняша! Только не начинай таким тоном, – умоляюще произнёс Ратмир, с удовольствием опускаясь на лавку.
– А что это тебе тон мой не нравится? Слышь, Олёна, тон ему мой не нравится. Понятно, что чей-то тон тебе, сокол ты наш неугомонный, более по душе. Ну и как она?
– Кто она? – терпеливо улыбнулся Ратмир, хорошо зная Авдотью.
– Как – кто?! Молодуха наша. Как она там у тебя поживает? Мирослава-то?
– Ах, вот ты о ком, – усмехнувшись, покачал головой Ратмир. – У неё все хорошо, Дуняша. А как ты поживаешь, радость моя? – обезоруживающе улыбнулся он карлице.
– Так, Авдотья, прекращай! – повысил неожиданно на неё голос старик Никифор. – Не наше это дело. Понятно!
– Да, понятно, понятно, Никифор, – удивлено посмотрела на него карлица. – А что это ты так разозлился-то?
– А ты почему на человека накинулась? Твоё какое дело? Коли повезло ему такую женщину встретить, так не мешай их счастью, – с досадой пробормотал Никифор и присел поближе к Ратмиру. – Ты лучше скажи, Ратмир, сыск-то твой как проходит?
Карлица перекинулась с Еленой недоумёнными взглядами.
– Дело начинает развёртываться. Только опять люди гибнут. Вот и сегодня утром нашли одну монашку повешенную. А я вчера собирался у неё кое-какие документы забрать, – нахмурился Ратмир.
Женщины в комнате тихо охнули.
– И документов у неё этих не оказалось, – полуутвердительно предположил рыжеволосый здоровяк Василий, сидя на меховой полости в углу комнаты.
– Да, Василий, документы пропали, – кивнул Ратмир. – И я очень сожалею сейчас, что не забрал их сразу. Поддался на уговоры этой монашки, что она мне их утром отдаст. Так этой же ночью её и убили.
– Значит, с кем-то она успела поделиться, что ты хочешь глянуть на них, – старик Никифор посмотрел на входивших в комнату мальчишек с большими подносами в руках. Подносы были заставлены деревянными и глиняными блюдами с различной снедью, и комната моментально наполнилась вкусными ароматами.
Мужчины легко вытащили тяжёлый деревянный стол на середину комнаты, придвинули лавки. Женщины ловко расставили блюда и разлили по глиняным чашкам горячего сбитня. Затем все быстро и дружно сели за стол и, как раньше, весело переговариваясь и шутя, принялись за трапезу одной большой дружной семьёй.
Через пару часов Ратмир заторопился.
– Очень рад, что у вас тут всё хорошо, – улыбался он, опять поочерёдно обнимаясь с каждым. Даже карлица Авдотья, расчувствовавшись, промокнула рукавом навернувшиеся на глаза слёзы:
– Ты уж давай, Ратмирушка, возвращайся к нам скорее. А то нам так не хватает тебя. Как будто осиротелые мы остаёмся, – шмыгая носом, прижалась она к его бедру.
Скоморох, чуть морщась, опустился перед ней на колено и прошептал прямо в ухо: – Я тоже очень люблю тебя, Дуняша.
Она всхлипнула и крепко обняла его за шею.
– А это ничего, что ейный родной муж тут стоит? – шутливо навис над ними руки в боки рыжеволосый силач Василий.
– Да ну тебя! – отмахнулась от него карлица. – Человек вон опять в опасные места идёт. А я-то от тебя, Василий, куда денусь, горе ты моё луковое…
Ратмир поднялся с колена и окинул взглядом присутствующих:
– В общем, договорились, други мои. Чтобы вам не скучать, да навыки не терять – спокойно пока выступайте без меня по ярмаркам в Москве. Разрешение на это я отдал Никифору. Он остаётся за главного. Всё, что выручите – ваше. Никифор с Авдотьей знают, как поделить.
– Ну, это мы справимся, – кивнул старик Никифор. – Давай-ка я провожу тебя до лошадки.
– И мы, и мы! – вскочили со своих мест мальчишки.
– Никто никуда не пойдёт! Все остаются здесь, – прикрикнул на них старик Никифор.
– У-у, – недовольно загудели мальчишки, но послушно опустились на лавки, исподлобья косясь на него.
– Зря ты так с ними, Никифор, – спускаясь по ступенькам лестницы, заметил Ратмир.
– Ничего, пусть привыкают к порядку, – отмахнулся старик Никифор. – Я что хотел сказать-то, Ратмир…
Они вышли во двор и направились к лошади Ратмира, привязанной у изгороди.
– Говори уж, Никифор, не тяни, – вздохнул Ратмир.
– Ты Мирославу-то не обижай, – как-то потупив глаза, негромко, но жёстко произнёс тот.
– Так я и думал, – покачал головой Ратмир и воскликнул: – Да с чего ты взял, что я её обижать собираюсь?! Я к ней отношусь хорошо, как ко всем вам.
– Вот именно, что как ко всем, – взгляд старика Никифора стал колючим.
– А как нужно?! И, вообще, Никифор, я уже тогда начал подозревать, что ты просто-напросто сам влюбился в неё как мальчишка, – Ратмир внимательно посмотрел на друга.
– Это не тебе решать, – неожиданно резко оборвал его собеседник. – Только я тебя очень прошу не обижать её. Мирослава очень достойная женщина. Сейчас таких мало. Поверь.
– Охотно верю тебе, Никифор, – рассеянно огляделся по сторонам Ратмир. – Только у меня сейчас полно других забот и я не уверен, что смогу уделять ей столько внимания, сколько тебе хочется. Понимаю, что, если бы она выбрала тебя, то ты уж не отходил бы от неё ни на шаг. Так ведь? – спросил Ратмир, с усилием забираясь на свою лошадь.
– Да, я бы не отходил. Только у меня нет никаких шансов против твоей молодости и смазливости, – сумрачно ответил старик Никифор.
– Тогда и не говори мне больше о ней, Никифор, в таком тоне. Мы же с тобой уже давно как-то договорились, что не позволим ни одной женщине встать между нами. Нет ничего крепче мужской дружбы. Помнишь?
– Помню, – неохотно подтвердил старик Никифор.
– Вот и не забывай. Всё, Никифор, прощай! – Ратмир чмокнул губами, дёрнув за уздцы, и его лошадь лёгкой рысью направилась к выходу с постоялого двора.
– Только тогда не было Мирославушки, – бесцветными губами прошептал старик Никифор, с прищуром глядя ему вслед.
Спустя час с лишним Ратмир оказался в Александровой слободе и заехал в печатню, чтобы убедиться, что работа по подготовке печатных машин к работе заканчивается. Навстречу к нему вышел управляющий печатней Андроник Невежа. Взгляд у него был растерянным, на лице гуляла глуповатая улыбка. Он пожал плечами и неуверенно произнёс:
– А знаешь ли ты, братец мой Ратмир, что за невероятная новость сегодня утром со мной приключилась?
– И что же такого произошло? – улыбаясь, спросил Ратмир, неторопливо спешиваясь с лошадки.
– А вызвали меня с утреца в Посольский приказ. И представляешь, братец ты мой, сам дьяк Посольского приказа и говорит мне, что, мол, в самой Италии их мастера печатного дела прослышали про мои умения в этом деле. И взяли, да и прислали мне приглашение для того, чтобы я их там поучил уму-разуму. А они за это покажут и расскажут мне, какие у них там новшества появились. Прямо как гром среди ясного неба! – он растерянно развёл руками.
– Вот и поезжай, Андроник! И впрямь много новых вещей узнаешь по печатному делу, да здесь потом их и применишь. Всё на благо отечества, – опять улыбнулся Ратмир.
– Так они же католики! А у нас на Руси католиков, сам знаешь, за людей не считают. Только вот сам царь-батюшка к ним имеет благоволение по непонятным нам причинам. И ещё у меня же жена и двое маленьких детей!
– Наверное, их можно взять с собой?
– Сказали, что могу взять с собой хоть два села людишек помимо семьи, – как-то виновато усмехнулся Невежа.
Они прошли в печатню, где сильно пахло извёсткой и конопляным маслом.
– Тогда я не понимаю, чего ты беспокоишься? – внимательно посмотрел на него Ратмир.
– А кто же здесь за всем присмотрит? – управитель печатни обвёл грустным взглядом пока тихие помещения со стоящими в безмолвии печатными станками.
– Так ты же ненадолго поедешь. Месяц-другой… Вот и оставь тому, кому ты больше всего доверяешь и кто в этом знает толк, – усмехнулся Ратмир, почти не сомневаясь в ответе Андроника Невежи.
– Ну, хорошо, – вздохнул последний и с надеждой глянул на Ратмира: – Только тебе, брат, могу я доверить это моё хозяйство. Не откажешь?
– Ты уверен? Может у тебя есть ещё кто на примете из доверенных лиц?
– Доверенных-то лиц у меня много, да понимающих толк в печатном деле раз-два и обчёлся. Вот я и прошу тебя остаться.
– Хорошо, – кивнул Ратмир. – Постараюсь оправдать твоё доверие, Андроник.
– Вот и спасибочки, братец ты мой! А теперь пошли ко мне домой. Там у нас сегодня расстегаи с зайчатиной да боровики жаренные в сметане, да морс клюквенный горячий с ватрушками творожными… Жена с тёщей наготовили сами. Они у меня по этому делу любую повариху обскачут.
Близилась полночь, когда лошадка Ратмира в отсвете лунных лучей вынесла его из лесу Александровой слободы. Ратмир ещё раз посмотрел на звёздное небо и, покачав головой, направился в сторону Девичьего поля. Вокруг стояла тихая, лунная, безветренная ночь. Умиротворяюще стрекотали сверчки. Где-то в лесу ухал филин. И в этой тишине гулко отдавался отзвук от топота копыт лошади Ратмира. Последняя ускорила свой ход, почувствовав приближение знакомого стойла. Впереди перед ними лежало освещённое нежным полупрозрачным лунным светом огромное Девичье поле в окружении лесов. Высокий Смоленский собор, огороженный мощным деревянным забором, белел на этом поле подобно богатырю-исполину в кругу своих друзей-прихлебателей в виде теремов да различных пристроек.
Направив лошадь в сторону подворья боярыни Мирославы Кольчуговой, Ратмир чуть придержал её и посмотрел долгим взглядом в сторону другого подворья. Лицо его осветила мечтательная улыбка, а в глазах заискрилась радость….
– Что же ты так, барин, судьбу свою испытываешь? – неожиданно ворчливо произнёс молодой помощник конюха Фёдор, принимая у него лошадку. – Сколько вон лихих людей по дороге бродят.
– Так я, вроде, не впервой по ночам один езжу, – пожал плечами Ратмир, несколько удивлённый такой заботой.
– Опасно это сейчас одному ездить. Товарища с собой какого-нибудь лучше брать, – не унимался обеспокоенный Фёдор. Светловолосая голова его в лунном свете ярко отливала серебром. – Вон боярыня вовремя из Москвы вернулась, так за неё и душа спокойна. А вот по твою душу, барин, она чуть ли не каждые пять минут на крыльцо выскакивает, да всё на дорогу смотрит. А-а… вон опять на крыльцо вышла…
И впрямь Ратмир услышал знакомый женский голос:
– Ратмирушка, ты вернулся! Слава Богу, ангел мой. А я уж вся тут испереживалась. А вдруг, думаю, нападут на тебя грабастики какие. А я помочь-то и не успею, – женщина, держа латунный подсвечник с укреплённой на нём горящей свечой, быстро сбежала по ступенькам вниз, прикрывая огонёк ладонью. Она прильнула всем телом к усталому скомороху. – Устал, верно, милый. А у меня уже и банька для тебя давно истоплена. Хочешь, с тобой схожу?
– Нет, Мирослава, иди в дом. Я быстро сполоснусь, да приду. Мочи нет, как устал. Так сразу в сон и провалюсь, кажется, – устало пробормотал Ратмир и, забрав у Мирославы подсвечник со свечой, без посоха похромал к стоявшей чуть поодаль липовой баньке.
– Одежда там твоя чистая в предбаннике на лавке лежит. Сам найдёшь? – вслед ему донёсся голос боярыни Мирославы.
– Найду, милая, найду. Ты иди в терем, я сейчас же и вернусь, – Ратмир махнул ей рукой и открыл дверь в баньку.
Через некоторое время он вышел из бани в чистой одежде и, привычно откинув назад с лица влажные пряди чисто промытых тёмных волос, направился к крыльцу терема. Помощник конюха Фёдор возле входа в конюшню, позвякивая железом, заканчивал прибирать лошадиную амуницию.
Ратмир не торопясь поднялся на верхнюю ступеньку и, передыхая, прислонился плечом к деревянной стойке, поддерживавшей крышу терраски. Свет от свечи в латунном подсвечнике, который он держал в правой руке, играл бликами на его утомлённом, осунувшемся красивом лице.
С высокой терраски открывался чарующий вид на освещённый дрожащим лунным светом сам Смоленский собор и на большую часть Девичьего поля. Мечтательный взгляд Ратмира был устремлён на темневшее вдали подворье, где одно окошечко в верхней части терема было чуть освещено и выделялось неярким, розовым пятном на фоне находившейся в тени части строения…
Неожиданно раздался странный, жужжащий звук, и в деревянную перекладину прямо рядом с виском Ратмира с резким треском вонзилась оперенная железная стрела. Ратмир резко отдёрнул голову и непонимающе посмотрел на дрожавшую стрелу. Вокруг неё был закручен кусок бересты, накрепко привязанный суровой нитью.
Помощник конюха Фёдор в три прыжка заскочил на террасу и взволнованно посмотрел на Ратмира:
– Не задело тебя, барин?
– Как видишь, нет, – едва слышно произнёс побледневший Ратмир.
– Так давай быстрее за мной на лошадей и искать того, кто стрелял в тебя! Я за лошадьми… – кинулся, было, он вниз к конюшне.
– Стой! – воскликнул Ратмир.
– Чего ждать-то?! Он уйдёт!
– У нас нет ни кольчуги, ни шлема. А без них скакать и искать в темноте вооружённого луком человека глупо, – нахмурился Ратмир, разглядывая торчащую из балки стрелу. – Считай на верную погибель…
– Да, ты, барин, наверное, прав, – нехотя стал подниматься обратно Фёдор. – Тогда что будем делать?
– Пока ничего, – сдвинув брови, произнёс Ратмир, с силой выдёргивая стрелу из балки. Он отвязал от неё бересту и, поднеся поближе к горящей свечке, вслух прочитал: «Первое и последнее предупреждение. Убирайся, покуда цел. Срок – до полудня завтрашнего дня ».
– Однако, – только и проговорил помощник конюха.
– Угольком написано… Кто бы это не был – убивать меня он не собирался. По крайней мере – сейчас. Если хотел бы, то сразу в голову и попал бы. Сразу видно, что стрелок отменный, – крутя в руках кусок бересты и размышляя вслух, проговорил Ратмир. – Это предупреждение…
– Что тут у вас? – послышался встревоженный голос Мирославы. Она подошла к Ратмиру в наброшенной на плечи душегрейке. Полы её обшитой кружевами нижней рубахи едва слышно шелестели на каждом шагу. Она взяла из рук Ратмира стрелу. Он сам протянул её кусок бересты. Она прочитала и, охнув, прикрыла ладонью рот.
– Что же это значит, Ратмирушка? – с отчаяньем в голосе спросила она, не сводя с него встревоженного взгляда.
– Это значит, что я на верном пути, – вздохнул Ратмир и, обняв женщину за плечи, кивнул Фёдору: – Иди спать, Фёдор. На Руси есть одна хорошая поговорка: «Утро вечера мудренее». Нам всем нужно отдохнуть, а утром будем уже решать, что делать дальше.
Помощник конюха тоже согласно кивнул и, легко сбежав по ступенькам лестницы, направился к себе на конюшню.
Ратмир с Мирославой зашли в дом. Поставив подсвечник на стол, Мирослава подошла к сидевшему на постели Ратмиру и опустилась перед ним на колени:
– Ратмирушка, сокол мой ясный. Я же могла потерять сейчас тебя навсегда. Скажи мне, что я могу для тебя сделать, чтобы знать, что это поможет тебе избежать такой вот нечаянной погибели?
– А что ты сможешь сделать, Мирослава? – пожав плечами, улыбнулся Ратмир. – Не в силах человек всё предусмотреть. Невозможно уберечься от того, что уже начертано свыше… Значит, пока не судьба… Ложись, милая. Сегодня у меня был нелёгкий денёк. Мне нужно отдохнуть до завтра, – Ратмир с удовольствием растянулся на своей половине постели и, подправив под головой пуховую подушку, прикрыл глаза.
– Конечно, спи, радость моя, – торопливо согласилась Мирослава. – Только спросить я тебя уже давно хотела. А вот после сегодняшней стрелы мне тем более нужно знать. Кто ты, Ратмир? Я только и знаю, что ты – скоморох и друзья твои – скоморохи.
– И что ты хочешь знать? – не открывая глаз, неожиданно жёстким голосом спросил он.
– Ну, есть же у тебя отец с матерью, братья, может сёстры… Где-то ты же жил до этого? – взволнованно глядя на лежавшего перед ней мужчину, произнесла Мирослава. – Вот убили бы тебя сейчас – кому я должна была бы сообщить эту скорбную весть?
– Не убили же, – тем же жестким тоном ответил Ратмир.
– И, Слава Богу, что не убили. Но кто ты, откуда родом?
– Родом я из Суздаля. Батюшка умер, когда мне было восемь лет. Матушка скончалась, когда мне минуло двенадцать. Братьев и сестёр у меня нет. Если убьют – сообщишь моим скоморохам. Этого достаточно, – как отрезал, ответил скоморох и повернулся на бок. – Спи, Мирослава. Я, действительно, очень устал и хочу спать.
– Хорошо, Ратмирушка. А только мне было бы спокойнее, если бы ты рассказал мне побольше о себе. Я ведь так люблю тебя, – жалобно произнесла женщина. В ответ ей была тишина…
Мирослава потушила свечку, легла на спину, накинула на себя лёгкое покрывало и уставилась широко раскрытыми глазами в потолок. По её щеке, освещённой мягким, рассеянным лунным светом скатилась прозрачная слеза…
Глава 4
Ранним утром Ратмир осторожно встал с постели, набросил на себя кафтан и направился к выходу.
– Что так рано поднялся, Ратмирушка? Только светать начало? – приподнялась на локте Мирослава.
– Взглянуть хочу, пока не потоптали, кто там мог быть за забором со стрелами. Может следы какие оставил. А ты спи-спи пока, милая, – озабоченно произнёс Ратмир.
– Куда уж тут спать, – Мирослава тоже встала с постели и потянулась за душегрейкой. – С тобой пойду.
– Послушай меня, Мирослава. Вот мне сейчас совсем не нужно, чтобы ты ходила туда со мной. Я должен один всё внимательно обсмотреть и подумать. А ты только отвлекать будешь. Пойми и не обижайся: я – мужчина и решаю мужские дела. А ты – женщина. Вот и займись по хозяйству или чем другим, – уже другим, не терпящим возражений тоном, произнёс Ратмир и, с лёгкой досадой посмотрев на женщину, шагнул за дверь.
– Хорошо, милый, как скажешь, – Мирослава озадаченно присела на постель и огорчённо вздохнула.
Ратмир вышел за забор и пошёл вдоль него, прикидывая взглядом расстояние и место возможного пребывания неизвестного стрелка из лука. Легкий ночной туман ещё стоял низко над землёй и мешал рассмотреть следы под ногами. Тем не менее, метров за сто от терраски Ратмир увидел на земле отпечатки лошадиных подков. Он присел на корточки и внимательно стал их разглядывать. Потом поднялся и прошёл по ним в сторону от подворья Мирославы ещё метров двести и понял, что следы, скорее всего, ведут к подворьям, расположенным около Девичьего монастыря…
Затем он вернулся на подворье боярыни Мирославы и увидел помощника конюха Фёдора, державшего под уздцы двух лошадей. Поймав удивлённый взгляд Ратмира, тот торопливо пояснил:
– Боярыня Мирослава Авдеевна приказали подготовить их. Сказали, что вы с ней собирались к озеру для гимнастических упражнений. Пойти, позвать её?
Лёгкая досада опять пробежала по лицу скомороха, но он промолчал и только кивнул. Фёдор протянул ему поводья обеих лошадей и опрометью кинулся в терем. Почти тут же он выскочил обратно, и через несколько мгновений следом за ним появилась улыбающаяся женщина с какой-то котомкой в руках.
– Едем, Ратмирушка? – она подошла к лошади и оглянулась на Фёдора. Тот без слов подскочил к ней и помог взобраться на спокойно стоявшее животное. Ратмир пожал плечами и с небольшим усилием забрался на свою лошадь и, тронув поводья, молча, направил её к воротам.
Так они проехали, не разговаривая, почти половину пути до озера.
– Ратмирушка, у меня сердце разрывается от твоего молчания, – наконец-то решилась она. – Скажи, что я не так делаю? Обидела тебя чем? Ты сам не свой стал в эти дни…
– Не обращай внимания, милая, – глуховатым тоном отозвался скоморох, кинув на неё внимательный взгляд. – Сама видела вчера – какие события стали происходить. Вот и идёт голова кругом. Не до любовных утех мне пока, прости.
– А я вовсе не о любовных утехах говорю, – Мирослава покачала головой. – Просто мне кажется, что чем-то я стала тебе докучать. Женщины всегда это чувствуют… Только что именно тебя смущает – не пойму…
– Тебе это кажется, – ответил её собеседник, спешиваясь с лошади. Затем он подошёл ко второй лошади и, придерживая стремя, помог Мирославе спуститься на землю. Неожиданно добавил: – Хотя, да, Мирослава. Есть одно, что не по душе мне порой приходится в наших отношениях…
– И что это? – замерла Мирослава.
– Извини уж за прямоту, но ты в последнее время всё чаще относишься ко мне по-матерински: пытаешься руководить мною, указывать, что мне делать, решаешь за меня все простейшие вопросы… – Ратмир, чуть прищурившись, посмотрел ей прямо в глаза: – А я – мужчина. Я должен сам решать все свои дела. И прости за честность, но заниматься любовными утехами с женщиной, пытающейся заменить тебе мать – противоестественно человеческой натуре…
– Во-о-т как, – растерянно протянула Мирослава. Слова Ратмира неприятно удивили её. – Так я же хочу, чтобы было как лучше для тебя.
– Наверное, – пожал плечами скоморох, стягивая в себя рубаху. – Только мне это не нужно и я этого не просил и не прошу у тебя.
Мирослава присела на траву и, прижав к груди котомку, растерянно замолчала. Покусывая губы, она стала просто наблюдать, как разминает в гимнастических упражнениях своё мускулистое тело Ратмир. Из глаз её покатились прозрачные слезинки.
В какой-то момент Ратмир обернулся и, увидев, что женщина беззвучно плачет, тут же кинулся к ней: – Ну, что ты, что ты, милая?! Полно, не нужно плакать. Прости, если обидел тебя грубым словом, – он присел рядом и привлёк её за плечи к себе: – Только и ты меня пойми. Я – взрослый мужик и нянька мне не нужна…
– Х-х-хоро-ш-о, я п-постараюсь, – давясь в рыданиях, жалобно пробормотала Мирослава, с наслаждением прижимаясь к его крепкому телу.
– Вот и договорились, – тихонько рассмеялся Ратмир, пальцем снимая слезинки с её щёк. – И забыл ещё у тебя спросить. Конюх Фёдор сказал, что ты вчера в Москву ездила…
– Ну, да, ездила, – облегчённо вздыхая, ответила Мирослава. – Поверенный по делам мужа моего покойного Григорий Степанович просил приехать. Бумаги там нужно было подписать. Ты же видел его в тот день здесь, на подворье… А что? Что-то случилось из-за этого?
– Нет, просто спросил, – покачал головой Ратмир и поднялся на ноги: – Продолжу я упражнения, милая. Страсть как мне этот посох надоел. Скорее бы от него избавиться.
– Конечно, конечно, занимайся, Ратмирушка, – с жаром воскликнула, успокоившись, Мирослава. – Это ведь по моей вине ты пока хромаешь.
Ратмир улыбнулся ей в ответ и продолжил свои упражнения.
Солнце поднималось всё выше, и туман над землёй уже почти рассеялся. Усилился птичий гомон в лесных чащах. В зарослях кустарника на противоположном краю озерца сидел крупный, темноволосый мужчина и тайно наблюдал за Ратмиром и его спутницей…
Через час Ратмир с Мирославой уже держали путь обратно на её подворье.
После сытного завтрака Ратмир вышел на терраску и окинул взглядом подворье. Жизнь здесь шла своим чередом, без дела никто не сидел: две девчушки лет восьми сидели возле горки чистого речного песка и с серьёзным видом усердно начищали мелким песочком серебряную посуду, вилки, ложки. Тут же с вениками по двору ходили мальчишки-ровесники и тщательно выметали мусор со двора. Причем и те, и другие были коротко стрижены. Правда, девчушек можно было как-то отличить по большим пукам волос на висках и по длинным летним холщовым рубахам. Девочки постарше, в платьях из грубого, крашеного холста обихаживали гусей, уток, индюков и прочую домашнюю птицу в птичниках. Волосы у них уже были более отросшими, и на головах они носили разноцветные суконные повязки с выцветшими вышитыми цветочками. Повязки эти сужались к затылку и были перевязаны сзади блеклыми цветными лентами. Как правило, все эти вещи носились аккуратно и передавались из поколения в поколение. Юные отроковицы, зажав рты ладошками и глупо хихикая, посматривали на своих ровесников-подростков, работавших на конюшне, в свинарнике или в овчарне, а также в столярне или в гончарне.
С летней кухни доносились зычные голоса дородных поварих и писклявые голоса носившихся вокруг них поварят. Гремели железные ухваты и кочерги, доставались из печей чугунные горшки с вкусно пахнувшими кашами и раскалённые железные противни с пряженными духмяными пирогами. Из раскрытых окошечек кружевной мастерской слышался характерный перестук коклюшек и негрозные окрики старшей мастерицы… Помощник конюха Фёдор возился с лошадиной амуницией, тщательно очищая её от грязи и ржавчины. Он периодически посматривал на Ратмира, готовый подбежать к нему по первому же зову.
Ратмир стоял у той же деревянной перекладины, куда вчера вечером попала железная стрела. Взгляд его был устремлён в сторону подворья работницы монастырской хлебопекарни Анны Дмитриевны. На губах его играла загадочная полуулыбка.
– Что-то ты не торопишься сегодня в монастырь, – неожиданно за его спиной раздался голос Мирославы. – Или тебе уже не нужно туда?
– Нужно, – Ратмир словно очнулся и посмотрел на солнце. Время подходило к полудню. – Пожалуй, пора. Буду к вечеру. Фёдор, подавай лошадь, – крикнул он молодому помощнику конюха.
Ратмир, чуть прихрамывая, без посоха, спустился по лестнице. С легким усилием забрался на свою лошадку и, кивнув Мирославе, направился к воротам.
– Не закрывай ворота, Фёдор, и приготовь мне повозку. Да скажи Савелию, что сейчас обратно едем в Москву к душеприказчику Григорию Степановичу. Как раз к вечеру и должны успеть обернуться, – озабоченно произнесла Мирослава и, глянув в сторону уехавшего скомороха, удивилась: – А чего это он опять к озеру-то направился?
Но в этот момент её окликнула главная помощница по хозяйству – ключница Степанида, и Мирослава отвлеклась на хозяйские заботы…
Ратмир в состоянии лёгкого душевного волнения подъехал к озеру и разочарованно оглядел пустынный берег. Только шустрые воробьи, громко чирикая, плескались на мелководье и затем, перелетев на сушу, копошились в сухой земле, поднимая вокруг себя взвеси пыли. Скоморох посмотрел на небесное светило, вздохнул, спешился с лошади и пустил её гулять по берегу. Сам же подошёл к раскидистому кусту, покрытому желтеющими листьями, и опустился на землю. Достал из-за пазухи небольшую книжку, и взялся было читать. Но почти тут же отложил её в сторону и вздохнул. Время ожидания потекло для него томительно долго…
Неожиданно что-то красное со свистом пролетело мимо него и упало рядом с глухим стуком. Ратмир подскочил, быстро оглянулся и увидел катившееся к нему густо-красное большое яблоко… И тут же из-за небольших деревцев, росших неподалёку от этого местечка, послышался задорный звонкий смех Ольги:
– А-а, испугался, испугался! А ещё говорил, что ничего не боишься! – девушка показалась из-за деревьев и помахала ему рукой.
Ратмиру показалось, что сама весна шла к нему навстречу. «Боттичелли!.. Но не «Весна» и не «Венера»…Нет-нет! Сейчас вспомню…» – судорожно пытался он вспомнить картину, которую так ему напоминала эта маленькая шалунья. Он стоял в растерянности, любуясь приближавшейся к нему почти воздушной девичьей фигуркой в светлой сатиновой рубахе, отделанной кружевами, и нежно-голубой атласной душегрейке с искусной вышивкой жемчугом по низу. Светлые пряди длинных волос Ольги были слегка прихвачены широкой шелковой лентой. И венчал её юную головку богатый венок из маленьких розочек, ромашек и вьюнов.
– Так что же ты не подберёшь яблочка? – весело улыбаясь, спросила она, подойдя к нему.
– Да вот, на тебя засмотрелся, – честно ответил Ратмир, растерянно улыбаясь ей в ответ. – Сейчас подберу…
Но Ольга сама легко подняла яблоко с земли и, обтерев его рукавом рубахи, протянула Ратмиру: – Очень вкусное. Батюшка прислал нам с Волги. Я уже почитай полкорзины успела съесть. Аж медовые на вкус.
До Ратмира опять донесся чудесный аромат её волос, и он послушно поднёс яблоко ко рту и вонзил в него свои крепкие, белые зубы. Действительно, вкусный, сочный, сладко-кислый вкус яблока восхитил его.
– И, правда, вкусно, – кивнул он, не в силах отвести глаз от юного создания. – Я вспомнил, кого ты мне так напоминаешь.
– И кого же? – без особого интереса спросила девушка, поправляя свой венок и оглядываясь по сторонам.
– В Италии есть одно очень известное здание и там находится капелла святого Сикста. Её стены расписывали и расписывают самые известные живописцы мира. И ты очень похожа на картину мастера Боттичелли «Дочь Моисея». Если вас поставить рядом, то будет прямо одно лицо, – с горящими глазами произнёс Ратмир.
– Жаль, – вздохнула девушка и, неожиданно расставив руки, закружилась по берегу озерца в каком-то танце, негромко подпевая себе.
– Почему жаль? – вскинул брови Ратмир, заворожено наблюдая за маленькими ножками, быстро и ловко переступавшими по песчаному бережку озера.
– А потому что мне до этого было приятнее думать, что я одна такая, – кинула она задорный взгляд на стоявшего столбом скомороха. – А ты откуда знаешь, что есть такая картина? Придумал, небось?
– Нет, я сам её видел, – счастливо улыбнулся Ратмир. Давно забытые эмоции буквально распирали его изнутри. Он смотрел и не мог насмотреться на юную красавицу.
– Ты, Ратмир, не смотри так на меня, – опять засмущалась она. – А то я сейчас ускачу к себе. Ещё никто так на меня никогда не смотрел и я не знаю, что мне делать.
– Нет-нет, солнышко. Не бойся меня. Просто от твоей красоты у меня дух перехватывает, и я наглядеться на тебя не могу, – восторженно глядя на Ольгу, поспешил успокоить её скоморох. – Я и пальцем до тебя не дотронусь и другим в обиду не дам, – с жаром добавил он.
– Ну, смотри, ты слово дал, – опять задорно рассмеялась Ольга, весело глядя на смущённого скомороха. Ратмир, не помня себя, опять поднёс яблоко к губам и смачно откусил от него кусок.
– Дай мне тоже откусить, – неожиданно требовательно она протянула руку. – Уж больно ты его аппетитно кушаешь.
Ратмир протянул яблоко. Ольга тут же схватила его и тоже с удовольствием вонзила в белую, сочную плоть яблока жемчужные остренькие зубки.
– М-м-м…какое вкусное! Даже вкуснее, чем те, что были у меня, – простонала она, прикрыв глаза, и, покачав головой, протянула его обратно скомороху.
«Пресвятая Дева Мария! Что со мной?! », – только и подумал Ратмир, тут же поднося яблоко к своему лицу и, с трепетом в душе коснулся губами того самого места, от которого только что откусила эта маленькая нимфа.
Она, глядя на него, опять звонко рассмеялась: – Так, где же находится эта картина, Ратмир? Мне даже стало интересно. Я хотела бы посмотреть на неё.
– Я же сказал, Олюшка, что видел её в Италии, – чуть охрипшим голосом ответил Ратмир,
– Олюшка? Ты теперь будешь меня так называть? – изумлённо распахнув глаза, с детской непосредственностью спросила она.
– Тебе не нравится? Тогда скажи, как мне тебя называть, – торопливо произнёс Ратмир.
– Нет-нет, так и зови меня. Просто раньше меня так только маменька звала, – с грустью в голосе произнесла Ольга и по-детски беззащитно склонила голову к своему узкому девичьему плечику. Потом вдруг встрепенулась: – Ой, а я забыла! У меня же за холмом конь мой привязан. Я специально его там оставила, чтобы с тобой пошутить.
– Я сейчас приведу его сюда, и пусть гуляет здесь на берегу вместе с моей лошадкой, – Ратмир кинулся к холму. Он быстро привёл каурого жеребца и отпустил его к озеру. Тот тут же вошёл в воду и, шумно фыркая, стал жадно пить.
– Только я не слышал, как ты прискакала сюда к озеру, – продолжая улыбаться, машинально заметил Ратмир.
– Так я же раньше приехала. Просто мне хотелось напугать тебя и посмотреть, какой ты смельчак, – опять шаловливо рассмеялась Ольга. – А ты вон сразу подскочил, как ужаленный!
– Да, это правда, – смутился Ратмир. – Просто не ожидал после вчерашнего…
– А что было вчера? – сорвав травинку и покусывая её, спросила Ольга, устремив на Ратмира свои бездонные, фиалкового цвета глаза.
– Да ничего, пустяки, солнышко, – помотал головой Ратмир и заботливо спросил: – Ты не устала стоять, а то можно посидеть там под кустом.
– Так там же нет подстилочки, – с чуть капризной интонацией произнесла девушка, кинув быстрый взгляд под куст.
– А я кафтан свой кину. Будешь сидеть как королевна, – вопросительно посмотрел на неё скоморох.
– Ну, хорошо. Только недолго, а то меня на подворье хватятся. Скоро бабушка вернётся из монастыря, и я должна быть дома. Я ведь потихоньку сюда прискакала. Даже братцу своему ничего не сказала – вот как я тебе доверяю, – важно надув свои чётко очерченные губки, произнесла Ольга.
– Я это очень ценю, – тихо рассмеялся Ратмир, расстилая ей под ноги свой кафтан.
Ольга быстро и ловко разместилась на кафтане и похлопала ладошкой рядом с собой: – Уж и ты садись, Ратмир. Только помни про уговор. Я ведь тебе очень доверяю. Почти как самой себе…
Ратмир с едва скрытым волнением, молча, опустился рядом. Он с наслаждением вдохнул в себя аромат юного девичьего тела и, глядя на выглядывавшие из-под подола красивой сатиновой рубахи узкие щиколотки девушки, вдруг почувствовал, что теряет чувство реальности. Скоморох тут же вскочил на ноги и быстрым шагом направился к озеру.
– Что случилось, Ратмир? – удивлённо прозвучал нежный, почти детский голос девушки.
Ратмир присел на корточки и несколько раз плеснул себе в лицо прохладной озёрной водички. Потом помотал головой и, поднявшись на ноги, подошёл к кусту, под которым сидела удивлённая Ольга:
– Мне пора, Олюшка. К сожалению, есть дела, которыми мне нужно обязательно заниматься, иначе могут быть неприятности…
– А как же я? – Ольга подняла на него чуть обиженный взгляд.
– Я тебя провожу до подворья и поеду по неотложным делам, – Ратмир протянул ей руку.
Слегка опешившая девушка, молча, ухватилась за его руку, приподнялась и, вдруг запнувшись ногой за рукав кафтана, чуть не упала. Ратмир едва успел подхватить её. Широкая ладонь его легла на осиную талию девушки, и он, почувствовав сквозь тонкую ткань рубахи теплоту упругого девичьего тела, невольно прижал Ольгу к себе.
– Ой, Ратмир! – испуганно тихо прошептала она, упираясь руками в его плечи. – Ты же обещал….
Ратмир громко сглотнул и, нехотя отпустив девушку из своих объятий, потряс головой, пытаясь стряхнуть с себя это наваждение.
– Прости, Олюшка, – глухо произнёс он. – Не понимаю, что со мной творится. Видимо, нам не нужно больше видеться, иначе я могу натворить каких-нибудь бед. Ты же ещё дитё совсем. Сама пока не понимаешь, какими чарами владеешь…
– Я же думала, что мы можем просто подурачиться, поиграть. У меня и подруг-то почти никогда не было, – смущённо стала пояснять Ольга. – А то, что скоро с тобой мы больше не увидимся – я это и так знаю.
– Почему?! – резко вскинул голову Ратмир.
– Батюшка жениха мне нашёл. Пишет, что из астраханских купцов будет. Богатый, мол, очень…
– Жениха?! – не поверил своим ушам Ратмир.
Ольга вздохнула и, поправив венок на голове, жалобно посмотрела на Ратмира:
– Я и видеть-то его никогда не видела. И не знаю кто он. Батюшка написал только, что уже пятьдесят годков ему, и первая жена у него померла в родах, когда шестого дитёнка носила. Страшно мне очень, Ратмир, а против отцовской воли не пойдёшь, – девушка опустила голову и пошла в сторону опушки, где пасся её каурый жеребец.
Ошарашенный столь удручающим известием, Ратмир несколько мгновений безмолвно смотрел на опущенные, трогательно-беззащитные плечи девушки и неожиданно почувствовал в себе острое желание защитить и уберечь её от любых бед и невзгод.
– Погоди, Олюшка, – глухим голосом воскликнул он ей вслед.
Она остановилась и медленно повернулась к нему. В глазах её стояли слёзы, а красивые губки подрагивали от обиды.
Ратмир подошёл к ней и, не касаясь руками, произнёс:
– Посмотри на меня, солнце моё. Я тоже старше тебя почти на семнадцать лет. Только не было у меня никогда ни жены, ни детей. Если я тебе не совсем противен и нет у тебя на примете никого из достойных тебя молодцов, то я готов стать твоим защитником. И тогда никто и никогда не посмеет обидеть тебя…
– Что ты такое говоришь, Ратмир?! – девушка с нескрываемым изумлением и восхищением посмотрела на скомороха. – Ты – моим защитником?! А как же батюшка?
– Я сам поговорю с ним.
– Ты не знаешь его, Ратмир! Он же и матушку мою в гроб загнал побоями да попрёками. Ежели что втемяшится ему в голову, то он и будет стоять на своём.
– Ничего, я найду на него управу! – жёстко ответил Ратмир. – Пока я жив – никто не посмеет и пальцем тебя тронуть.
– Не станет он тебя слушать, – покачала головой девушка. – Одно богатство у него на уме. Вот и жениха мне подыскал такого, чтобы с богатством его породниться. Ты, ведь не богат, Ратмир, хотя и живёшь как барин на чужом подворье? – полуутвердительно спросила она.
– Богатство разным может быть, – уклончиво ответил тот.
– Как это – разным? Богатство – оно и есть богатство, – непонимающе посмотрела на него девушка. – Я не совсем понимаю тебя, Ратмир.
– Только одно скажи мне – люб я тебе или нет? Потому как насильно милым быть не хочу и не могу, – с тревожным ожиданием Ратмир уставился в лицо Ольги.
– Я…я.. н-не знаю… – растерялась та и жалобно посмотрела на него. – Я же ещё никогда и никого не любила… Я даже не знаю как это…
– Пресвятая дева Мария! Я убью твоего отца! Что он делает?! – схватился за голову Ратмир. – Как можно отдавать тебя замуж?! Ты же ещё совсем ребёнок!
– А у м-меня уже м-много п-подруг венчаны. Д-детишек д-даже нарожали, – неожиданно начала заикаться, волнуясь, Ольга.
– Когда должен приехать твой отец? – решительно спросил Ратмир.
– Он по реке будет подниматься с низовья Волги. Дней так через двадцать.
– Тогда у нас ещё есть время. Завтра же приходи к этому месту в полдень. Я что-нибудь придумаю. Ты не должна венчаться с этим вдовцом. Пойдёшь замуж, когда сама полюбишь. Я тебе это обещаю! – глаза Ратмира сверкали от решительности и праведного гнева.
– Ой, Ратмир, что же будет?! – растерянно обхватила себя за щёки, продолжая волноваться, Ольга.
– Не переживая так, солнце моё. Поезжай пока домой. И я поеду по своим делам. А завтра встретимся в этом же месте, и я тебе скажу, что я решил. Готова ли ты слушаться меня, чтобы потом самой решать свою судьбу? – Ратмир подставил ей свою крепкую ладонь, и она вновь, упершись в неё своей ножкой, ловко села на свою лошадь.
– У меня сильно разболелась голова, Ратмир. Поеду, полежу, – вздохнула она и слабо улыбнулась ему. – Я очень хочу, чтобы ты помог мне. Может быть, мне и вправду удастся избежать участи моих несчастных подруг и повезёт дождаться своего суженого.
– Хорошо, что ты уже так думаешь, – покачал головой Ратмир. – Я не буду больше провожать тебя, чтобы не было лишних пересудов. И чтобы раньше времени не сообщили твоему батюшке. Станем встречаться тайно, и я обязательно придумаю что-нибудь.
«И ты обязательно полюбишь меня. Я всё сделаю для тебя, радость моя», – подумал он, глядя, как исчезает за холмом тоненькая женская фигурка верхом на лошади. Вот девушка оглянулась назад и, помахав ему рукой, исчезла из вида.
Глава 5
Взволнованный услышанным, Ратмир сел на лошадь и направился в сторону монастыря. Он стал лихорадочно обдумывать варианты спасения Ольги от такого страшного замужества. По дороге мимо него медленно шагали паломники, проезжали, дребезжа, в обе стороны повозки с людьми, дровами, сеном мешками с зерном. Иногда галопом проносились вестовые и охранники монастыря на сытых скакунах.
– Барин, барин! Помоги, если сможешь! Брат Володька отходит, воды просит! А у нас, как назло, всё кончилось… – неожиданно ворвался в сознание Ратмира писклявый мужской фальцет. Скоморох увидел, что сбоку от него, протягивая руки, стоит щуплый богомолец в светлой, грубого холста рубахе и грязно-синих портках на босу ногу. Ратмир перевёл взгляд на обочину и увидел, что там, на повозке, лежит молодой бородатый парень и, закрыв глаза, тяжело дышит и что-то шепчет. Ратмиру его лицо показалось знакомым, но ему было не до того. Рядом с повозкой стояли ещё трое мужиков-богомольцев с котомками в руках. Двое проезжавших мимо всадников с интересом посмотрели на повозку и проскакали дальше.
Ратмир глянул на небесное светило и, вздохнув, направил лошадь к повозке.
– Что с ним приключилось? – спросил он у стоявших рядом богомольцев.
– Да кто же его знает, – хрипло отозвался один из них. – Шёл с нами и упал как подкошенный. Давно уже идём. Может, с голодухи. А ты, барин, не лекарь, случаем? Может, сподобишься глянуть, да вдруг поможешь чем?
Мысленно чертыхаясь, Ратмир спешился и подошёл к повозке с лежавшим без движения парнем. Встав ногой на ось колеса телеги, он склонился было над ним. В этот же момент парень вдруг открыл глаза, и резко, обхватив его крепко за шею, потянул на себя. Двое других богомольцев, не говоря ни слова, навалились на Ратмира сверху, заломили руки за спину и, шумно сопя, стали быстро связывать их крепкой верёвкой. Парень шустро выскользнул из-под скомороха и, спрыгнув на землю, встал рядом с повозкой, прикрывая её собой от любопытных взглядов прохожих.
– Ну, что, сучий потрох?! Тебя же предупредили, чтобы ты убирался отсюда, пока цел! – жарко дыша Ратмиру в затылок луком и чесноком, злорадно прорычал один из богомольцев, потуже затягивая узел на его руках. – Теперь пеняй на себя. Потому как мы тебя сейчас увезём отсюда куда подальше и отправим туда, откуда нет обратной дороги. Эй, братва, давайте быстрее рогожку. Накроем его сверху, да поедем отсюда скорее, – негромко окликнул он своих. Скоморох почувствовал, как его быстро накрыли какой-то вонючей рогожей и, навалившись сверху, стали разворачивать повозку в другую сторону.
Ошарашенный произошедшим, Ратмир, отплёвываясь от попавшей в рот затхлой, прошлогодней соломы, простонал от собственного бессилия, кляня себя за глупость и доверчивость. Но, быстро взяв себя в руки, тут же стал соображать, что можно предпринять в этой ситуации. Вспомнил, что у него в сапоге кинжал, а во внутреннем потайном кармане кафтана есть ещё кое-что. Ратмир стал думать, как ему освободить руки…
В этот момент он услышал топот копыт, приближавшийся к повозке. Раздался звонкий, короткий свист кнута и крики обезумевших от боли людей. Ратмир почувствовал, как прижимавшие его ко дну повозки богомольцы ослабили хватку и завертелись на месте, начав орать нечеловеческими голосами:
– А-а! Кто ты?!…Что тебе нужно?! Проклятье!.. Да кто же ты, сволочь?!
– А-а, бежим, братва! Это дьявол какой-то!! Ой, он мне глаз выбил, паскуда! Бежи-им! – Ратмир узнал фальцет остановившего его несколько минут назад богомольца.
Ратмир, не теряя ни секунды, изловчился, лёжа на боку, сложился пополам и, подтянув связанные за спиной руки к бёдрам, сумел протащить сквозь них всю остальную часть тела. Потом он скинул с себя рогожку и, сев в повозке, быстро достал правой рукой из сапога кинжал. Прежде чем начать резать верёвку на запястьях, он оглянулся и никого не увидел рядом с собой. Только поодаль, сгрудившись, стояли перепуганные богомольцы и, оживленно переговариваясь, указывали руками куда-то в сторону поля. Скоморох глянул в ту же сторону и увидел, как незнакомый ему темноволосый всадник на коне гнал по полю одного из захвативших его богомольцев и нещадно сёк его кнутом. Наконец тот упал и затих, а всадник развернул коня и направился обратно. Но увидев сидящего на повозке скомороха, он не стал более подъезжать к нему, а просто поднял руку в знак приветствия. Ратмир ответно поднял обе связанные руки, и кинжал ярко сверкнул на солнце.
– Благодарю тебя, дружище! – крикнул он своему спасителю. – Подъезжай сюда, скажи мне кто ты.
Но тот ещё раз махнул ему рукой и, резко развернув коня, умчался по дороге, ведшей в лес. Что-то смутно знакомое почудилось Ратмиру в ускакавшем спасителе, но он никак не мог сообразить – что именно…
– А-а, это ты, Ратмир? – удивлённо произнёс один из двух стражников, охранявших Девичий монастырь. Они только что прискакали сюда прямо из монастыря. – Что тут произошло? А то наш Тимоха с вышки стал орать, что здесь какое-то побоище идёт.
– Сам не пойму, что это было, – пожал плечами взъерошенный скоморох. Он подошёл к своей лошади, привязанной одним из похитителей к повозке. Отвязав её, сел верхом и направился к тому месту, где должен был валяться избитый незнакомым спасителем ряженый богомолец. И почему-то нисколько не удивился, не увидев того на том самом месте.
– Ну, что, Ратмир, проводить тебя до монастыря? – окликнул его один из стражников. – А то я смотрю, что лихой народ уже ничего не боится. Прямо у ворот монастыря уже начали нападать!
– Да, пожалуй, поеду с вами, – с досадой в голосе кивнул Ратмир и направился вместе с ними в монастырь.
Спустя короткое время он поднялся по ступенькам деревянного крыльца игуменьи Евникеи.
– Храни тебя Бог, Ратмир, – сдержанно приветствовала она его, скрывая нетерпение. – Нужна ли тебе моя помощь сегодня?
– Очень нужна, – озабочено кивнул Ратмир. – На меня сейчас напали прямо перед монастырём и хотели увезти, чтобы где-то там убить. А вчера вечером ко мне прилетела стрела с берестой, где предупредили, чтобы я убирался отсюда…
В этот момент на пороге горницы игуменьи появился запыхавшийся отец Павел. Он с тревогой посмотрел на Ратмира и с облегчением выдохнул: – Слава создателю, ты жив, сын мой!
– И до тебя, отец Павел, уже дошла эта весть?! – игуменья Евникия схватилась за голову и прошептала: – Что же это такое?
– Так я как раз по двору шёл, когда наши стражники меня остановили и поведали эту историю. Что-то нужно делать, матушка Евникия! – с жаром воскликнул отец Павел.
– Вот Ратмир и просит ему помочь, – игуменья обернулась к скомороху. – Говори, что нужно делать.
– Раз кому-то очень не хочется, чтобы я здесь проводил сыск, то могу предположить, что этот человек или его приспешники находятся здесь в монастыре постоянно. Поэтому прямо сейчас мне нужно, чтобы все мужчины, постоянно пребывающие здесь, вышли на двор, и я хочу их всех рассмотреть, – жёстко произнёс Ратмир.
– Понятно, – кивнул отец Павел. – Весьма здравая мысль, сын мой. А что ты думаешь увидеть? Или кого узнать хочешь?
– Я видел людей, напавших на меня полчаса назад. Мне нужно точно знать, что их нет среди находящихся здесь мужчин. Или, если есть, то отловить их и допросить с пристрастием. Потому как они точно выведут нас на убийц сестры Агафьи и, возможно, трёх ваших послушниц.
– Хорошо, Ратмир. Сейчас я распоряжусь, и они все будут здесь на площади перед моим теремом, – нахмурив брови, решительно заявила игуменья.
– И мне нужно, чтобы они все были без рубах, – неожиданно добавил Ратмир.
– Это ещё зачем? – изумился отец Павел.
– Так надо, – упрямо тряхнул головой скоморох.
– Делай, как он говорит, – в приказном тоне произнесла игуменья Евникия и, приоткрыв дверь из горницы, кликнула свою помощницу.
– Пойду, гляну, чтобы все собрались, – вздохнул отец Павел и вышел за дверь.
Через короткое время двор заполнился бородатыми мужчинами разных возрастов и телосложений. Их было человек двадцать стражников и около десяти обычных трудников. Все они переминались с ноги на ногу и недоумённо перешёптывались между собой. Но никто из них не осмеливался обсуждать указание матушки Евникии.
– Вот, Ратмир, можешь смотреть, – отец Павел указал рукой на голых по пояс мужчин. Всем монашкам в этот момент было категорически запрещено находиться рядом с площадью. Скоморох спустился вниз и пошёл по рядам между недовольно косившихся на него мужиков. Ратмир внимательно всматривался в их лица и пристально разглядывал со всех сторон оголённые по пояс торсы.
– Здесь точно все? – озабоченно спросил он у игуменьи.
– Нет, Ратмир. Есть ещё стражники на вышках – это мы сейчас можем отдельно по вышкам пройтись. И есть люди, что трудятся при монастыре, но живут в своих домах за его забором. Это наши певчие, ремесленники, конюхи, – поспешил пояснить схимонах Павел.
– Пусть кто-нибудь составит мне сейчас же список тех, кто живёт за забором монастыря, и я сегодня же должен их всех увидеть, – обратился к нему Ратмир и махнул рукой стоявшим в ожидании мужикам: – Всё, мужики, можете идти по своим делам. Благодарю вас, братцы, за терпение.
– Пошёл бы ты со своей благодарностью. Лучше бы денежку дал, – тихо зашептались те, разбредаясь по своим делам и натягивая на ходу рубахи.
Далее Ратмир в сопровождении отца Павла поднялся на все вышки и там осмотрел растерянных стражников. Потом он вновь вернулся в обитель игуменьи Евникии и пожал плечами:
– Ничего я пока не увидел, матушка Евникия. С одной стороны это хорошо, что все честно здесь находятся. С другой стороны означает, что тот, кто устроил все эти убийства, весьма коварен и хитёр. И нам всем нужно быть сейчас очень осторожными.
– Ты полагаешь, что душегуб кто-то из наших? – тревожно посмотрела на него игуменья.
– Думаю, что да.
– Так что же делать теперь?
– Вот ещё увижу сегодня всех остальных, кого не удалось застать, тогда смогу принять дальнейшие решения, – Ратмир машинально откинул назад упавшие на лоб вьющиеся пряди волос.
– Это мужик или баба? Как ты думаешь? – нерешительно спросила она.
– Чтобы посадить человека на кол нужна недюжинная силища. Уверен, что женщине это не под силу…
– А сестра Агафья?
– Тоже донести её из кельи до собора, и подвесить – навряд ли какой бабе сподручно, – покачал головой Ратмир.
– Тогда ищем мужика, – вздохнула игуменья Евникия и послала свою помощницу за квасом и обедом для Ратмира, пока несколько стражников разыскивали в подворьях на Девичьем поле остальных трудников Девичьего монастыря мужского пола.
«Или нескольких мужиков», – подумал про себя Ратмир.
Спустя некоторое время за дверью горницы игуменьи Евникии послышался тонкий девичий голосок: «Молитвами святых матерей наших…»
– Аминь, – торопливо воскликнула игуменья и с нетерпением уставилась на дверь.
В проёме двери показалась послушница Марфа. Не поднимая глаз, она быстро произнесла:
– Там, матушка, стражники во двор трудников согнали по твоему приказу.
– Хорошо, Марфа, иди. Мы сейчас выйдем, – ответила ей игуменья и глянула на скомороха: – Ну, что, пойдём, Ратмир. Глянешь и на этих.
Тот, допивая на ходу из деревянного расписного кубка вишнёвый мусс, быстро встал из-за обеденного стола.
Они вышли на террасу и увидели стоявших под уже нежарким солнцем бородатых мужчин. Тут же стоял схимонах Павел и вопросительно смотрел на Ратмира.
Игуменья окинула всех внимательным взглядом и недовольно нахмурилась: – Опять не все, отец Павел. А где певчий Никитка, да столяр Никодим?
– Певчий! – тихо воскликнул Ратмир и хлопнул себя правой ладонью по лбу. – Ну, конечно же певчий!
– Ты о чём сейчас, Ратмир? – встревожено посмотрела на него игуменья.
– А я-то ещё там подумал, что мне его лицо знакомым показалось, – негромко произнёс Ратмир.
– О чём ты, сын мой? – поспешил к ним подняться схимонах Павел. – О каком певчем ты сейчас упомянул? Про Никитку нашего?
– Не знаю я, как его звали. Помнишь, матушка Евникия, в тот день, что я с тобой ходил в первый раз на службу, один из певчих упал и стал биться в падучей?
– Так это и был наш Никитка. У него это уже не в первый раз было. С детства она его мучает. И он с каждым разом всё дурнее и дурнее становится. Один раз так одурел, что думали уже его в Спасо-Евфимьевский монастырь, что в Суздале, отправить. Так отец Павел вон отстоял Никитку, сам лечил его молитвами да травами разными. Сказал, что равных ему нет в округе по пению на клиросе. И что же он?
– Одним из мужиков, что сегодня утром напали на меня, и был ваш Никитка, – мрачно ответил Ратмир.
– Тебе показалось это! – с жаром воскликнул отец Павел. – Не мог он на человека напасть. Ты путаешь его, Ратмир, с кем-то другим. Никитка – тихий, послушный. Он и мухи не обидит.
– Может, и правда, путаешь? – нерешительно произнесла игуменья и вопросительно посмотрела на скомороха.
– Вот теперь я уже точно вспомнил его и уверен в своих словах, – решительно произнёс скоморох. – И почему его сейчас нет среди этих людей? Найдите, и тогда он нам сам ответит – был он сегодня утром среди нападавших или нет. И ещё по одной примете могу я распознать – этот человек или нет.
– Какая такая примета? – с неподдельным интересом спросил схимонах Павел.
– Сам когда увижу – тогда и расскажу, – твёрдо ответил Ратмир и стал спускаться к переминавшимся с ноги на ногу мужикам-трудникам. – И да, отец Павел, помнится мне, что на клиросе у вас в тот день было двое певчих. Что же про второго ничего не упоминаете?
– Это про Савку, что ли? Так его сама матушка игуменья по совету митрополита Филиппа отправила вчера на послушание в Андроников монастырь, – воскликнул схимонах Павел.
– За что? – поинтересовался Ратмир.
Игуменья бросила на отца Павла укоряющий взгляд и вздохнула:
– После тебе расскажу, Ратмир. Ты, давай, пока этих тоже огляди, да отпустим их. Нечего им без дела здесь топтаться.
Ратмир вновь внимательно оглядел недовольных мужиков-трудников и, глянув на игуменью, отрицательно покачал головой.
– Идите все по своим делам, – махнула она им рукой, и площадь перед её обителью мигом опустела.
– Так что – опять отправлять стражников за Никиткой? – нахмурившись, обратился к игуменье схимонах Павел.
– Куда же деваться? Отправляй, раз не смогли сразу его найти, – вздохнула опять игуменья.
– Я тоже поеду с ними за этим певчим, – неожиданно заявил Ратмир.
– Ты?! – поразились игуменья со схимонахом Павлом. – Так они и без тебя справятся, Ратмир. Ты лучше иди пока в свой терем да передохни чуток, – озабоченно добавила игуменья.
– Некогда отдыхать. У меня ещё и другие дела есть. В Москву ехать нужно, – отрицательно покачал головой Ратмир.
– Хорошо, как скажешь. Тогда сам ими и командуй. А куда ехать – Прохор тебе покажет, – согласно махнула рукой игуменья. – Коли разыщете его, так меня непременно сразу и зовите. Точно хочу знать – был он там или не был.
– И меня сразу зови, Ратмир, если что, – повернулся к скомороху схимонах Павел.
Через короткое время Ратмир вместе со стражниками под предводительством уже знакомого ему Прохора прискакали к небольшому, запущенному подворью, огороженному деревянным частоколом, где проживал с родителями певчий Никитка. На резкий стук в ворота никто не откликнулся. Только сторожевой пёс стал бешено лаять и рваться с гремящей, железной цепи.
– Вот и в прошлый раз никто нам не открыл, – пожал плечами Прохор, увидев вопросительный взгляд скомороха.
– Так вы и во двор даже не заходили?! – поразился тот.
– Ну, не заходили… Так там же псина вон какая! Да и дома, видать, никого нет, раз ворота не открывают, – смущённо стал пояснять стражник.
– Ну, что же, тогда берусь сам командовать вами, – разозлился Ратмир. – Быстро один всадник встаёт боком к забору. Ещё двое спешиваетесь и по очереди встаёте первому на плечи и перебираетесь через забор. Только вначале киньте за забор дрын. Один из вас этим дрыном псину в сарай загонит, второй пока нам ворота отопрёт.
– Смело! А не хочешь ли ты сам, Ратмир, полезть и эту псину в сарай загнать?– недовольно пробурчал один из стражников.
Ратмир вопросительно посмотрел на Прохора. Тот покраснел лицом и рявкнул на своего стражника: – А ну марш исполнять что сказано! Разговорчивые больно стали. Кому не нравится – идите вон милостыню у монастыря просить. У меня полно желающих служить здесь при монастыре стражниками.
Стражники замолчали и ринулись исполнять приказание. Через несколько минут скулящая от побоев собака была заперта в сарай, и второй стражник торопливо отодвигал железный засов на неожиданно крепких деревянных воротах.
Остальные стражники по команде Ратмира разбежались по различным постройкам в поисках певчего. Сам Ратмир, чуть прихрамывая, попытался осторожно зайти в дом, но прогнившие ступеньки предательски скрипели при каждом его шаге. Следом за ним шёл Прохор и тихо чертыхался, тоже стараясь не скрипеть при ходьбе.
– Стойте! Не заходите дальше! А то я убью их обоих! – неожиданно раздался отчаянный мужской крик, как только Ратмир попытался приоткрыть потемневшую от времени дверь в горницу. Ратмир замер на месте и крикнул в ответ:
– Это ты, Никитка?
– Сам знаешь, что я. Зачем спрашиваешь? – зло отозвался тот же мужской голос.
– Помогите Христа ради, – донёсся до Ратмира и Прохора жалобный старушечий голос.
– А ну, цыц у меня! – воскликнул тот же мужской голос, и раздались глухие звуки ударов и чьи-то жалобные стоны и крики.
– Иди тихонько обратно и подойди к окну, – зашептал Ратмир Прохору. – Постарайся отвлечь его разговорами.
– Так скрипят же проклятые!
– Иди уже как получится, но только отвлеки его хоть на пару минут…
– Эй, что вы там шепчетесь?! – зло крикнул тот же голос. – Мне всё слышно. Как только кто-то зайдёт сюда, так я им обоим бошки-то и поотрубаю.
Ратмир кивнул головой Прохору и, указав ему глазами на выход, громко прокричал: – А кому ты там, Никитка, бошки-то собрался поотрубать? Курям что ли?
– Каким курям?! – неожиданно сардонически расхохотался мужской голос. – Это родители мои тут: папенька и маменька мои ненаглядные.
– Что же они тебе такого плохого сделали, что ты им такую страшную погибель уготовил? – опять громко прокричал Ратмир, стараясь перекричать скрип ступенек под ногами спускавшегося во двор Прохора.
– А что так орать-то? Чай, не глухие здесь живут, – неожиданно возмутился мужской голос. – А погибель им такую не я уготовил. Они сами себе её выбрали, когда в душу свою дьявола впустили.
Послышался жалобный женский плач, и другой мужской старческий голос стал увещевать разбуянившегося сына.
– Я кому сказал молчать! – заорал первый мужской голос, и вновь послышались глухие удары и жалобные женские крики.
«Да где же ты, Прохор?» – мысленно взмолился Ратмир, не в силах больше слышать эти вопли.
Словно услышав его, неожиданно из горницы послышался густой бас Прохора:
– Эй, Никитка, глянь, что я тебе принёс, – что-то забренчало в горнице.
– Ой, монисто?! Золотое? А мне-то оно зачем? Я же не….
В этот момент Ратмир рывком распахнул дверь и ворвался в комнату. Доли секунды ему хватило, чтобы оценить обстановку, и со странным гортанным криком он, подпрыгнув в воздухе, сделал поворот всем телом и резким ударом ноги вышиб топор из руки оторопевшего певчего Никитки. Опустившись на пол, Ратмир повторно издал похожий крик и просто в следующем развороте уже другой ногой нанёс стопой короткий удар по голове певчего, после чего тот как подкошенный рухнул на пол. Наступила звенящая тишина, и из окна прозвучал озадаченный бас Прохора:
– Да, брат, во ты даёшь! Всякое я видел в жизни. Но, чтобы так ногами управлять – в первый раз узреть сподобился.
– Всё, вяжите его и в монастырь, – обратился Ратмир к забежавшим в этот момент в комнату стражникам. – Хотя подождите… – Он подошёл к лежавшему в беспамятстве певчему и, задрав ему рубаху, покачал головой: – Так я и думал.
Поперёк бледной, рыхлой спины певчего ярко багровела борозда от кнута…
Глава 6
– Кто бы мог подумать?! – всплеснула руками игуменья, растерянно глядя на забившегося в угол маленькой пустой кладовой испуганного бородатого певчего Никитку. Слабый дневной свет едва пробивался сквозь овальное зарешечённое окошечко под самым потолком. – Жил себе здесь как у Христа за пазухой. Обут-одет, накормлен… Чего ещё желать-то было?
Ратмир и схимонах Павел стояли рядом с ней и не спускали с пленника глаз.
– Никитка, а, Никитка? Ты зачем на Ратмира напал? – игуменья сделала шаг вперёд, но схимонах Павел придержал её за рукав и отрицательно покачал головой:
– Не стоит к нему приближаться, матушка. Видишь ведь – не в себе он. Похоже, что опять у него ум за разум начал заходить.
– У него – возможно, – вдумчиво глядя на скрючившегося в углу кладовой певчего, произнёс Ратмир. – А вот у остальных, я думаю, разум был на месте и они понимали, что творят. Пусть назовёт тех, кто был с ним, когда они на меня напали.
– Эй, Никитка, хочешь сладкую сайку с изюмом? – окликнула певчего игуменья Евникия.
– Очень хочу, матушка, – оживился тот, но опасливо глядя полубезумными глазами на Ратмира и схимонаха Павла, умоляюще добавил: – Не секите меня розгами, братцы! Нечистый опять приходил и смущал меня видениями своими…
– И что за видения он тебе представлял? – неожиданно спросил Ратмир.
– А он хитрый… то в образе матушки моей ко мне в опочивальню заглядывает, то в образе батюшки на сеновале вилами машет, – опустив глаза, громко пробормотал певчий.
– Видишь, Ратмир, не в себе он. Вот и в те разы также, после падучей о нечистых заговаривался. Ещё грозился руки на себя наложить, – вздохнул схимонах Павел. – И что интересно, в такие вот моменты силища у него появляется прямо-таки зверская. Сам видел, как он деревья в руку толщиной из земли вырывал…
– Хм… – скоморох с интересом глянул на Никитку. – И всё же, меня интересуют остальные, кто был с ним. Эй, Никитка, скажи, с кем ты сегодня в степи нечистого в поле завалил в повозке? Если назовёшь их имена, то получишь серебряную монетку. Хочешь монетку?
Певчий кинул на него исподлобья тревожный взгляд и громко крикнул: – Дураком меня считаешь?! Да я вас всех умнее в три раза и более. Ты же и был в повозке. Да только не сам я тебя заваливал, а нечистый меня на это подбил…
– А как он это делал? Что сулил тебе?
– Как-как ?! Знамо как. Голосом своим да образами разными. Вот ложусь я спать, а он и начни со мной разговаривать своим мерзким, глухим голосом: «Вставай де, Никитка, и иди мою волю исполнять». А иначе в геене огненной обещает мне сковороду пожарче разогреть… И что мне, горемычному, делать? Встаю и исполняю…
Певчий с надеждой посмотрел на игуменью: – Матушка, а где саечка? Изголодался я очень, пока нечистого в доме у себя изгонял, – и указал рукой на скомороха: – Он мне помешал. Зря ты его не опасаешься, матушка. Рядом с ним стоишь. Он же тоже приспешник рогатого. Если бы не дружок его с кнутом, то мы сегодня же его и распяли бы там на дубу.
– «…распяли на дубу…»… Так ты и твои приятели – воины против нечистого и его войска? – поразился своей догадке Ратмир. – И тех трёх послушниц тоже ты и твои приятели казнили из-за того, что в них вселился дьявол? И сестру Агафью тоже?
– А вот здесь ты всё врёшь, искуситель, – кинул на него быстрый острый взгляд певчий Никитка. – Сестру Агафью ты сам к потолку подвесил…
– Я? – приподнял брови Ратмир.
– А кто же ещё! Так и сказал, что сам её придушишь и к потолку подвесишь, чтобы все подумали, что она на себя руки наложила, – неожиданно выпалил Никитка и опять умоляюще посмотрел на игуменью: – Матушка, дай саечку с изюмом…
– Вот видишь, Ратмир, не в себе он. Плетёт всякую чушь, – прошептал скомороху схимонах Павел. – Душно-то как тут, – он потёр себе рукой морщинистый лоб. – Дай мне немного времени. Я полечу его травками, да молитвами. А как придёт в себя – так и начнёшь пытать. А с безумного сейчас какой толк?
– Пожалуй, ты прав, отец Павел, – чуть растерянно ответил скоморох. – Только погоди минуточку…
Ратмир неожиданно направился к сжавшемуся в углу певчему Никитке и, склонившись над ним, негромко произнёс: – Это я – нечистый. Живо отвечай мне – кто был с тобой на поле, когда вы напали на того скомороха?
– А-ха-ха! – внезапно сардонически расхохотался Никитка и, повалившись на бок, стал кататься по полу.
Ничего не понимающий Ратмир растерянно посмотрел на беснующегося певчего. Игуменья схватилась за голову, а схимонах Павел побледнел.
– Голос-то, голос-то как сейчас же опять поменял! – давясь в смехе, завизжал Никитка. – Думал – не признаю!
– О, Боже милостивый! – неожиданно услышал Ратмир за своей спиной придушённый возглас игуменьи Евникии. – Быстрее сюда, Ратмир!
Скоморох обернулся и, увидев, что игуменья изо всех сил поддерживает сползающее на пол тело схимонаха Павла, кинулся к ней. Певчий тут же прекратил свой нечеловеческий хохот и вновь забился в угол, сжав руками голову.
– Что с ним? – Ратмир подхватил бесчувственное тело схимонаха Павла и аккуратно прислонил его к стене. Приблизив ухо к его лицу, прислушался к дыханию и слегка похлопал по щекам. Тот едва простонал, пытаясь повернуть голову…
– Стоял себе и вдруг начал падать. Едва успела подхватить, – развела руками игуменья. Затем она взяла стоявший здесь же латунный подсвечник со свечой. Зажгла свечу. – Вот ведь, негодный Никитка! Ты теперь сам, Ратмир, видел, что с него сейчас мало чего добьешься. Да и отец Павел немолод уже такие страсти видеть и слышать. Надо его в келью отнести, да лекаря позвать. Может, какие пилюли пропишет.
– А с ним как же? – кивнул Ратмир на съёжившегося певчего, подхватив на руки ещё находившегося в беспамятстве схимонаха Павла.
– А я его здесь на замок запру пока. Никуда не денется, – игуменья торопливо загремела связкой железных ключей. – Сейчас с отцом Павлом разберёмся, да потом и зайдёшь к Никитке дальше пытать, если будет нужда… Хотя он вроде как всё сказал…
– Так ты, мать игуменья, тоже уже уяснила себе, что убийца твоих послушниц пойман и сознался в содеянном? – как-то неуверенно, полуутвердительно спросил Ратмир. Он с трудом, сильнее прихрамывая на правую ногу, стал подниматься по крутой лестнице с схимонахом Павлом на руках.
– Дошло. А что тут такого? – обыденно пожала плечами игуменья, поднимаясь за ним. – Сейчас за лекарем для отца Павла пошлём и заодно дьякону Лаврентию да митрополиту Филиппу гонцов отправим с радостным известием.
В этот момент схимонах Павел застонал и пошевелился в руках Ратмира. Скоморох остановился и осторожно прислонил его спиной к кирпичной стене: – Как ты, отче?
– Ох, а где это мы? – подслеповато щурясь от света свечки, удивился он. – Никак в коридоре я сижу? Ох ты, Боже мой! Вспомнил я всё! – воскликнул он. – Только ноги что-то слабы у меня. И головушка кружится. Дойду ли до дому я, матушка Евникия? Дозволь мне в келье какой-нибудь отлежаться, да мёда испить для укрепления сил.
– Конечно, дозволю, – кивнула игуменья и озабоченно добавила: – Ты, отец Павел, пока был в беспамятстве, Никитка-то – супостат, признался в злодеянии своём. Это он с дружками порешил наших послушниц. Нечистый, говорит, в них вселился. Вот они и казнили невинных девиц из-за того, что у него разум помутился… Надо было его тогда в Спасо-Евфимьевский монастырь отправить. Так, глядишь, наши послушницы и остались бы живы.
– Да-а, дела-а… – протянул ошеломлённый схимонах Павел и стал подниматься на ноги, поддерживаемый скоморохом. Он вдруг оживился: – Гонцов, гонцов скорее нужно послать к дьяку Лаврентию и митрополиту Филиппу!
Они уже ступили на последнюю ступеньку деревянной лестницы.
– А то мы без тебя не знаем, что делать, – проворчала игуменья, открывая дверь кладовой. Яркий дневной свет на мгновение ослепил их.
Доведя схимонаха Павла до свободной кельи для гостей, игуменья Евникия велела двум монахиням присматривать за ним, и исполнять все его просьбы. Сама же вместе с Ратмиром отправилась к себе. Ратмир посмотрел на солнце и вздохнул:
– Пора мне, матушка Евникия, в Москву по другим делам.
– Так поезжай, поезжай, Ратмир. А только не сможешь ли ты и в этот раз заехать к дьяку Лаврентию с доброй вестью? Сам всё и расскажешь, – вопросительно посмотрела на него игуменья.
Ратмир на мгновение представил себе ехидное выражение лица дьяка Лаврентия и недовольно, как от зубной боли, поморщился:
– Не очень-то хотелось бы лишний раз его видеть…
– Так посылать-то нужно надёжного человека. А тут сам видишь, что творится. Свой же певчий и оказался душегубцем. А тебе и почёт сразу будет за то, что сыск провёл ловко и с умением. Съезди, Ратмир, окажи такую милость. А к митрополиту Филиппу сама поеду. Тоже никому не могу довериться сейчас, – игуменья с надеждой посмотрела на скомороха.
– Ну, хорошо, матушка игуменья. Так и быть – заеду, – вздохнул Ратмир и серьёзно посмотрел на неё: – И у меня будет к тебе просьба.
– Говори, Ратмир.
– Приставь охрану к двери в кладовую, где певчий Никитка сидит. Чтобы до моего приезда никто к нему не мог попасть.
– Хорошо, прикажу двум стражникам поочерёдно охранять, пока ты не вернешься, – кивнула игуменья. – А так ты за Никитку не беспокойся. В те кладовые просто так не попадёшь – на века строены. А ключи только у меня от всех замков, что на дверях кладовой.
Спустя некоторое время Ратмир уже скакал на лошадке в сторону Москвы.
В Москве скоморох нашёл знакомого мальчишку и отправил его с запиской в итальянское посольство. Сам Ратмир зашёл в ближайшую харчевню и, купив корзинку с едой и кувшином хорошего кваса, направился на лошади в сторону Разбойного приказа. Не доезжая до приказа несколько десятков метров, он вдруг увидел стоявшую неподалёку повозку Мирославы Кольчуговой. Ратмир остановил лошадь, спешился и, присев на пень от поваленного когда-то бурей старого тополя, стал наблюдать. Спустя некоторое время из дверей приказа показалась Мирослава. Прикрывая платком раскрасневшееся лицо, она, не оглядываясь по сторонам, быстро села в повозку, и та направилась прочь от приказа.
– М-да… – протянул заинтригованный происходящим Ратмир. Он дождался, пока повозка Мирославы исчезла за углом, и направился сам к входу в Разбойный приказ. Привязав лошадь, он уверенно прошёл мимо стоявшего на посту стражника.
– Я к дьяку Лаврентию, – бросил он, сунув тому под нос документ. Стражник только кивнул.
Ратмир дошёл до знакомой двери, у которой стоял другой стражник, и сказал ему доложить о своём приходе.
– Проходи, – распахнул тот дверь, выходя через несколько минут из комнаты дьяка Лаврентия. Ратмир шагнул вперёд.
Дьяк сидел на лавке за столом с гусиным пером в руке и настороженно глянул на входящего:
– Ты с добрыми вестями али как?
– Певчий Никитка признался, что это он и его приятели убили тех трёх послушниц.
– Что – прямо вот так и признался?! Без всяких пыток и уговоров? – недоверчиво посмотрел на него дьяк Лаврентий. – А за что убили-то, сказал?
– Сказал, что в них вселился нечистый, и поэтому их нужно было убить. При нашем разговоре были отец Павел и матушка Евникия.
– Молодец! Хвалю! – неожиданно рассмеялся дьяк Лаврентий. – Вот ни разу я в тебе, Ратмир, не ошибся, когда поставил сыск проводить. Порадовал. А что там с сестрой Агафьей?
– Там придётся ещё покопать, – вздохнул Ратмир.
– Вот и иди, дорогой, копай. Видишь, как у тебя всё ладно получается, не зря мне тебя нахваливали. Ох, не зря, – и он сделал правой рукой уже знакомый Ратмиру выпроваживающий жест.
Через несколько минут скоморох скакал в сторону леса. Пара всадников проскакали вслед за ним по своим делам в том же направлении, и у излучины реки свернули в другую сторону.
Доехав до знакомого места, скоморох спешился, Местечко это было присмотрено им ещё в прошлом году. Высокий кустарник образовал своего рода тенистый грот, где можно было совершенно спокойно посидеть одному или с кем-то. Сам кустарник находился на возвышенности, с которой открывался прекрасный вид на окрестности. Хорошо были видны на полях выстроившиеся в ряд жнецы, собиравшие чахлые стебли ржи и пшеницы в небольшие снопы. Бегали с палками наперевес пастушки, загоняя на вновь зазеленевшие после дождей пастбища домашний скот. Бродили по берегу обмелевшей реки маленькие мальчишки и девчонки и вылавливали корзинками подросших мальков. То тут, то там виднелись мужики, ставившие силки на зайцев и ловившие на продажу певчих птиц…
Ратмир прошёл к пожелтевшему тенистому кустарнику, кинул на землю потёртый коврик и поставил рядом корзинку с едой. В ожидании встречи с Антонио он обошёл местечко по кругу, внимательно оглядев всё по сторонам. Затем опустился на коврик и лёг на спину, подложив руки под голову. На губах его заиграла улыбка: «Ангел мой, Олюшка! Как же я уже соскучился по тебе, ягодка моя…» – Ратмир прикрыл глаза и предался сладостным мечтаниям…
– …просто подходи и забирай всё, что плохо лежит! – неожиданно в его сознание ворвался знакомый голос, говоривший на итальянском языке, и он ощутил чувствительный тычок в ногу. – Что с тобой, брат?
Ратмир открыл глаза и махом сел. Перед ним стоял смеющийся Антонио в плаще с капюшоном на голове.
– Я тебе уже кричать собрался. Потому как ты на все мои приветствия и призывы никак не реагировал. Ты перегрелся на солнце и получил солнечный удар? Где твоя хваленая осторожность?
Антонио прошёл вглубь кустарника и, присев на коврик, потянулся к корзинке со снедью: – Ну, что у нас тут на этот раз? Ого, неплохо-неплохо. Давай, брат, по-быстрому рассказывай, из-за чего так неожиданно вызвал меня сегодня. А то у меня там важная встреча с английским послом Дженкинсом через два часа. Мы же, если мне не изменяет память, должны были с тобой встретиться здесь только спустя три дня. Если по Либерии что-то, то у меня всё идёт по плану. Подкоп начали рыть и прорыли уже довольно прилично…
– Нет, я по другой причине, – несколько смутился Ратмир, доставая из корзинки два деревянных кубка и глиняный кувшин с квасом. С усилием вынув деревянную пробку из кувшина, скоморох аккуратно налил тёмный напиток в кубки и с чуть заискивающей улыбкой посмотрел на своего собеседника: – Я ведь всегда мог тебе доверять, Антонио…
Антонио, подносивший к губам кубок с пенистым квасом, замер и изумлённо посмотрел на Ратмира:
– Та-ак… уже интересно. Слушаю тебя внимательно, брат. И да – разумеется, ты мне всегда можешь доверять.
– Очень нужно помочь одному человеку, – Ратмир собрался с духом и добавил: – Молодой девушке.
– Помочь в чём? – вкрадчиво спросил Антонио. – Понятно, что ты не стал бы обращаться ко мне из-за какой-нибудь ерунды.
– Её насильно хотят выдать замуж.
– И?
– Что – «и»? – с лёгким раздражением переспросил Ратмир. – Я же говорю, что её насильно хотят выдать замуж.
– Я хочу понять – причём здесь ты? Её же не за тебя собираются насильно выдать замуж? Или я чего-то не знаю? – в таком же тоне ответил Антонио, не спуская пытливого взгляда с собеседника.
– Ей всего шестнадцать лет!
– Ей шестнадцать лет, её насильно хотят выдать замуж и..? – невозмутимо произнёс Антонио, вновь поднося кубок с квасом к губам.
– Да что ты заладил своё: « и да и»?! – Ратмир вскочил на ноги. – Разве уже недостаточно сказанного?!
– Ого, – изумлённо поднял брови опять замерший с кубком в руках Антонио. – Таким я тебя видел…э-э-э… лет этак семнадцать назад. Ты можешь толком сказать, что тебе нужно от меня? Потому как в наше время в шестнадцать лет выходят замуж большинство девиц. Насильно или добровольно – без разницы. Только неудачницы выходят позже или не выходят совсем. Почему ты хочешь помочь именно этой девице? Кто она?
– Почему тебе недостаточно моего слова?.. Ты же сказал, что я могу доверять тебе.
– Конечно, можешь. Но только не нужно делать из меня идиота, брат. Ты требуешь от меня доверия, а сам при этом ничего не хочешь говорить о человеке, которому я почему-то должен помочь. И ещё непонятно в чём… – нахмурился Антонио, провожая цепким взглядом двух крестьян, проходивших поодаль с силками в руках.
– Ты прав, брат. Хорошо, слушай, – вздохнул Ратмир. – Девушка, за которую я прошу, очень дорога мне.
– Вот с этого и начинал бы, – понимающе кивнул Антонио. – А то наводишь тень на плетень, как здесь говорят. Слушаю тебя дальше.
– Она очень напоминает мне одну известную нам девочку, с которой мы учились в коллегиуме.
– Виолу?.. Понятно, – покачал головой Антонио. – Шестнадцать лет… Не надумал ли ты сам жениться на ней?
– Один раз я сделал ошибку и упустил своё счастье, – глухо проговорил Ратмир, поднося кубок с квасом к губам. Он сделал большой глоток: – Я не хочу ошибиться вновь. Пресвятая Дева Мария даёт мне второй шанс, и я должен им воспользоваться.
– Сколько времени вы уже знакомы?
– Три дня.
– С-сколько?! – чуть не поперхнулся квасом Антонио.
– Да, всего три дня. Но мне кажется, что я знаю её целую вечность, – Ратмир поднял на Антонио взволнованный взгляд: – Она такая… такая…. Это моя судьба, Антонио, и ради неё я готов на всё.
– Вот так новости! Да уж, многообещающе, – более чем заинтересовано отозвался тот. – И чем же я должен ей помочь?
– Нужно сделать документы и немедленно переправить её в Италию. Я подъеду туда через пару месяцев и смогу быть рядом с ней, – уверенно заявил Ратмир.
– А девушка уже дала согласие на побег из родительского дома? Ты ведь именно это предлагаешь ей? – уточнил Антонио. – Она-то готова на всё ради тебя?
Ратмир нахмурился и, прищурив глаза, посмотрел на Антонио: – Думаю, что она согласится.
– М-м-м… даже и не знаю, что тебе сказать, Ратмир, – почесал свой подбородок указательным пальцем Антонио и внезапно оживился: – Давай сделаем так: ты с ней вначале обо всём договорись, убедись, что она, действительно, готова ехать за тобой хоть на край света. А потом мы с тобой ещё раз встретимся и решим, что можно сделать. Сам понимаешь, я тоже не могу просто так рисковать своим местом, если вдруг случится какой-нибудь политический скандал из-за побега этой девицы.
– Она – не девица. Она – ангел во плоти…
– Я понял, – кивнул Антонио. – Очень хочется взглянуть на этого ангела, который смог зажечь пожар любви в твоём таком неприступном сердце. Познакомь меня с ней, но не сразу. Покажи как-нибудь так, со стороны.
– Обязательно покажу, – кивнул Ратмир и вдруг счастливо улыбнулся: – Она – как ребёнок. Юная, чистая, ничем не испорченная. Красива как принцесса из баллады. Я рядом с ней чувствую себя мальчишкой, самым счастливым мальчишкой на свете. Мне хочется подхватить её на руки, утащить куда-нибудь в замок и наслаждаться в одиночку таким сокровищем…
– Ясно, – улыбнулся в ответ Антонио. – И ты хочешь увезти её в Италию?
– Только туда. Там мой дом и могила моей матери. Я познакомлю её с Учителем, и мы будем счастливы до конца своих дней.
– Прекрасные, прекрасные мечты! Молись Пресвятой Деве Марии, чтобы они сбылись. Да-а, брат, поразил ты меня своей новостью, можно сказать, в самой сердце. Не возражаешь, если я поделюсь ею с нашей Агнешкой?
– Ты же всё равно не удержишься, расскажешь, – улыбнулся Ратмир.
– Спасибо за разрешение, – улыбнулся в свою очередь Антонио. – И мне уже пора, брат. Английские послы весьма щепетильны в вопросах времени.
Через несколько минут он ускакал в сторону Москвы на своём породистом скакуне. Ратмир посидел ещё немного на коврике, но, глянув на садившееся за горизонт солнце, стал собираться, и через короткое время направился в сторону подворья боярыни Кольчуговой.
Глава 7
Уже начало смеркаться, когда Ратмир въехал на лошади на знакомое ему подворье. Жизнь текла здесь своим чередом. Ратмир кинул взгляд на повозку Мирославы и словно вспомнил о чём-то. Он слегка нахмурился и не торопясь спешился с лошадки.
– Всё нормально, барин? – неожиданно спросил помощник конюха Фёдор, забирая у него из рук поводья.
– Ты о чём? – недоумённо посмотрел на него Ратмир.
– Там боярыня весь день слезами умывается, – тихо ответил Фёдор, поглаживая лошадь по мускулистой шее. – Как соседка ейная Наталья Кирилловна шагнула за порог, так боярыня и начала плакать.
– Вот как. Спасибо, что предупредил – терпеть не могу женские плачи, – вздохнул Ратмир и нехотя стал подниматься по деревянным ступенькам. Фёдор проводил его долгим взглядом.
– А, Ратмирушка! Ты, верно, голоден. Сейчас прикажу девчонке стол накрыть в трапезной, – засуетилась Мирослава при его появлении в опочивальне. Ратмир заметил, что она торопливо промокнула покрасневшие глаза краем цветного, бархатного платка, завязанного под затылком, и быстро выскользнула за дверь.
Скоморох как-то странно поморщился и, заложив руки за спину, подошёл к окну и о чём-то призадумался.
– Всё, Ратмирушка, ужин на столе. Пойдём, милый, – стараясь улыбаться, весело проговорила Мирослава, забежав обратно в опочивальню.
«Плохая из тебя притворщица, Мирослава», – подумал Ратмир, глядя на её припухшие от слёз глаза, а вслух спросил: – Ты опять сегодня куда-то ездила? Я смотрю – повозка вся в дорожной пыли.
– Да вновь пришлось к тому же душеприказчику Григорию Степановичу заехать, что-то он там, в бумагах вновь попутал, – не глядя на Ратмира, хлопотала над подносами с едой Мирослава.
– И всё, больше нигде не была? – искоса следя за ней, как-бы, между прочим, поинтересовался скоморох.
– А где же мне ещё было быть, милый? – чуть дрогнувшим голосом ответила женщина. – Ах, нет, была. К свояченице Домне Васильевне заезжала – за рецептом пирога с черёмухой. Превкуснейщий такой пирог – пальчики оближешь! Вот Пелагеюшка завтра испечёт, и тебе очень понравится.
Ратмир вздохнул, сел за стол напротив Мирославы. Он, молча, следил за тем, как неестественно-суетливо она переставляла тарелки с одного места на другое, и продолжал о чём-то размышлять.
– Я тоже хотела тебя спросить, Ратмирушка, – заискивающим голосом начала женщина, крутя в руках серебряную ложку.
– Спрашивай, Мирослава.
– Там к соседке нашей – Михайловой Анне Дмитриевне, говорят, внучка с внуком приехали погостить. Внучку, вроде, Ольгой зовут и годков ей шестнадцать… – Мирослава подняла глаза на сидевшего напротив неё Ратмира. Он, опустив глаза, продолжал, молча, есть, подтирая краюхой каравая вкусный соус от жареного мяса.
Мирослава растерялась и, покраснев как рак, неожиданно выпалила: – Говорят, что тебя видели с ней на нашем озерце.
– Это правда, – как-то странно посмотрел на неё Ратмир. – Она была там с братом, и он тонул. Я вытащил его из озера, спас ему жизнь. Теперь они тоже иногда приходят на это озеро. И очень благодарны мне за спасение её братца.
– Во-от как, – протянула Мирослава, нутром чуя, что Ратмир чего-то недоговаривает. – Но почему ты мне сразу не рассказал об этом чудесном спасении? Мы могли бы потом позвать их всех к нам в гости. Или самим можно было сходить – навестить их…
– Не посчитал нужным, – коротко пояснил Ратмир и, устремив на неё пристальный взгляд, добавил: – Ты ведь тоже мне не обо всём рассказываешь, милая.
– Ну, да… – как-то натужно улыбнулась она. – Не всегда получается…
– Вот видишь, – пожал он плечами и, допив медовуху из серебряной чаши, поднялся из-за стола. – Я сегодня пойду спать на сеновал. Не жди меня.
– На сеновал?! – ахнула Мирослава и схватилась обеими руками за щёки. – Что так, Ратмирушка? А можно и мне с тобой? Вместе на звёзды полюбуемся. Вон сегодня ночь какая – луна серпиком.
– Нет, милая. Мне нужно побыть одному и подумать. И вообще… – Ратмир приостановился у самой двери: – Скорее всего, завтра съеду я от тебя, Мирослава. В монастыре такие дела закрутились, что мне там нужнее быть. Похоже, что дело близится к концу…
– Как съедешь? – упавшим голосом спросила сразу побледневшая женщина и без сил опустилась на лавку. – А как же я, Ратмир? Как же я буду без тебя?
Скоморох внимательно посмотрел на неё и негромко ответил:
– Ну, раньше же ты жила как-то без меня…
– Это всё из-за неё! Из-за этой девчонки Ольги!!! – некрасиво, по-бабьи, вдруг скривив рот, запричитала Мирослава. – Я же сразу почувствовала, что с тобой что-то не то вот уже который день. Окстись, Ратмир, ей же всего шестнадцать лет!
Ратмир чуть прищуренными глазами посмотрел на женщину и, молча, шагнул за порог. Мирослава опустила голову на стол и горько зарыдала.
Ратмир дошёл до конюшни и поискал глазами лестницу на сеновал.
– Если ты, барин, ищешь лестницу на чердак, то она вон там, – неожиданно рядом с ним появился помощник конюха Фёдор и указал рукой куда-то в угол постройки.
– Спасибо, – просто ответил скоморох. – Скажи, чтобы меня до обеда никто не беспокоил.
– Хорошо, барин, скажу, – неожиданно улыбнулся Фёдор, провожая взглядом поднимавшегося по лестнице на сеновал скомороха.
Так и вышло. Никто скомороха до обеда не беспокоил. Когда он спустился с сеновала, то сразу почувствовал, что атмосфера вокруг него как-то изменилась. Холопы пробегали мимо с хмурыми лицами, ключница Степанида тут же опустила голову и, сделав вид, что не заметила его, нырнула в погреб. Бабы, набиравшие воду из глубокого колодца, перешёптываясь, без обычных улыбок осуждающе смотрели ему прямо в глаза…
Ратмир вошёл в терем, где его встретила тишина. На столе в трапезной стояли тарелки с едой, накрытые рушниками. Он поднялся в опочивальню за своими вещами. У окна на лавке сидела бледная, заплаканная Мирослава.
– Не сердись на меня, милая, – вздохнул Ратмир. – Я же сразу предупредил тебя, что ничего не стану обещать. И что рано или поздно покину тебя…
– Но так скоро… – прошептала потерянным голосом женщина.
– Ничего не могу поделать, – развёл он руками. – А обманывать тебя не хочу.
– Молодостью и красотой она околдовала тебя…
На это Ратмир ничего не ответил. Он достал из-под лавки котомку и сундучок. Внезапно скоморох заметил свежие царапины на замке:
– Ты хотела открыть мой сундучок?
– Хотела, – просто кивнула она. – Мне очень нужно было узнать – кто ты и чем ты занимаешься…
– Зачем? – поднял брови Ратмир, удивлённый тем, что она не стала отпираться.
– Затем, что мне это очень нужно знать и сейчас тоже.
– Я тебе уже всё сказал в тот раз, – пожал плечами Ратмир и направился с вещами к выходу.
– Тебе грозит смертельная опасность, Ратмир, – вдруг ему в спину громко произнесла Мирослава.
Он остановился, обернулся: – И ты знаешь откуда?
Она отрицательно покачала головой. Ратмир хмыкнул и вновь шагнул в сторону выхода.
– Я буду очень скучать по тебе, Ратмирушка! – внезапно жалобно воскликнула она и торопливо продолжила. – Я буду ждать тебя, сокол мой ясный, всегда буду ждать… А можно мне иногда приходить по утрам на то озерцо? Ты же будешь туда ходить гимнастические упражнения делать? Я только со стороны буду на тебя смотреть и любоваться. Не буду подходить, беспокоить тебя…Можно, Ратмирушка?!
– Как хочешь, – пожал плечами скоморох и шагнул за дверь.
Глава 8
Ратмир приторочил сундучок позади седла. Сделал то же самое с котомкой, и в этот момент послышался приближавшийся топот копыт. Кто-то изо всех сил забарабанил в добротные деревянные ворота и взволновано прокричал знакомым голосом:
– Тут ли живёт Ратмир?! Ему нужно немедля скакать в монастырь. Матушка игуменья его зовёт скорее…
Стражник на воротах торопливо стал отпирать засов. В распахнутые ворота влетел на взмыленном коне стражник монастыря Прохор. Завидев Ратмира, он стал гарцевать вокруг него, размахивая рукой с зажатым в ней кнутом: – Ратмир, поспешай! Никитка удумал руки на себя наложить… Вовремя из петли вынули… Матушка тебя скорее кличет!..
На террасу выскочила Мирослава и взволновано прижала руки к груди.
Ратмир посмотрел на солнце и растерянно покачал головой: – Но я не могу прямо сейчас. Скажи ей, что я обязательно буду, но попозже.
– Как это попозже?! А вдруг он помрёт в одночасье? Зря игуменья торопить не будет. Давай быстрее, поехали, Ратмир! – стал торопить его Прохор.
На лице Ратмира проявилась сильнейшая досада. Он потерянно обвёл вокруг себя взглядом и неожиданно подозвал к себе Фёдора. Отвёл его в сторону и что-то быстро зашептал. Фёдор выслушал скомороха с невозмутимым лицом и кивнул. Тогда Ратмир с видимым облегчением вскочил на лошадь и вместе с Прохором ускакал в сторону монастыря. Мирослава, закусив нижнюю губу до крови, проводила его долгим взглядом. Затем жестом подозвала к себе Фёдора:
– Что тебе сказал Ратмир?
– Сказал, боярыня, что забыл на конюшне свой кафтан и чтобы я его принёс ему на озеро завтра поутру, – глядя прямо в глаза Мирославе, почтительным тоном ответил тот.
– Забыл кафтан? – с подозрением посмотрела на Фёдора боярыня. – И это всё? Ну, ладно. Мне сейчас нужно срочно уехать в Москву. Как только я вернусь, тут же принеси мне тот кафтан. Я сама его завтра отдам ему.
– Как велишь, боярыня, – поклонился ей помощник конюха, и легкая усмешка скользнула по его губам.
Не прошло и получаса, как Ратмир и Прохор пересекли на лошадях крепкие ворота Девичьего монастыря.
Навстречу к ним уже спешила матушка Евникия:
– Сюда, сюда. Скорее Ратмир! – она подхватила его под локоть и буквально потащила за собой в подклеть своего терема. Здесь у двери стояли двое стражников с грозными лицами и саблями наперевес. Они пропустили игуменью со скоморохом и вновь прикрыли собой дверь в подклеть.
В полумраке небольшого помещения с низким шатровым потолком Ратмир увидел в углу топчан, на котором кто-то лежал на боку, поджав под себя ноги, и тихонько скулил, прячась под грязно-зелёным одеялом. Рядом со скулящим человеком сидела пожилая, крепкая на вид монашка, которая тут же вскочила на ноги при виде входящих игуменьи и скомороха.
– Всё, Дарья, оставь нас пока, да на улице подожди, – махнула ей рукой игуменья и, склонившись над топчаном, легонько прикоснулась к лежавшему под одеялом человеку:
– Никитушка, смотри, кто пришёл?
– Н-не-нет…н-не н-надо….Н-не х-хочу н-никого – в-видеть… – проскулил тот, зарываясь ещё больше в одеяло.
– Подожди, матушка Евникия, – Ратмир чуть отодвинул игуменью в сторону и одним взмахом руки сорвал одеяло с Никитки.
– А-а-а-а! – завизжал тот от страха, завертевшись на топчане как уж на сковородке. Игуменья схватилась за голову, с ужасом наблюдая за происходящим.
Ратмир схватил визжащего певчего за плечи и прижал его к топчану:
– Смотри на меня, Никитка! – негромко произнёс он каким-то особым, глуховатым, умиротворяющим голосом. – Смотри мне в глаза, смотри мне в глаза…Хочешь сайку с изюмом – смотри мне в глаза…
– Х-хочу с-сайку, – продолжая чуть подвизгивать, неожиданно прохрипел разлохмаченный певчий.
– Матушка, принеси Никитке сайку с изюмом или сразу две, – громко обратился скоморох к игуменье, не сводя глаз с распростёртого на топчане молодого мужчины. – А ты, Никитка, прекращай верещать и ответь мне только – в петлю, отчего вдруг полез?
Бледное лицо певчего покрылось испариной и он, кинув по сторонам испуганный взгляд, прошептал: – Так он же велел.
– Кто велел тебе лезть в петлю? – тем же странным успокаивающим голосом спросил скоморох.
– Как – кто? – искренне удивился Никитка и ещё тише шепнул: – Нечистый же и велел… А где саечка, дяденька?
– Где сайка, матушка? Я же просил принести сюда две сайки! – раздражённо посмотрел на стоявшую истуканом игуменью Ратмир
– Ох, а я-то подумала, что ты просто так это сказал, Ратмир. Сейчас, сейчас принесут сайки, – захлопотала игуменья и, выскочив из подклети на мгновение, тут же вернулась и встала у стенки, не сводя глаз с присутствующих. Буквально через пару минут чья-то рука протянула через дверной проём две душистые, мягкие сайки с изюмом.
– Вот, Ратмир, – протянула игуменья скомороху деревянную плошку с сайками.
Ратмир взял плошку одной рукой, продолжая второй удерживать певчего на топчане, не сводя с него глаз. – Хочу отпустить тебя, Никитка. Будешь тихо сидеть и сайку есть?
– Буду-буду, – закивал певчий. Ратмир отпустил его и помог сесть на топчане. Никитка с детским восторгом посмотрел на протянутую ему плошку с сайками и, взяв одну из них, бережно, подставив снизу широкую ладонь, поднёс ко рту: – Вкусно-то как! Благодарю, матушка, за саечку… – с набитым ртом он благодарно посмотрел на игуменью и добавил: – Совсем такая как я в детстве тут едал…
– Так что именно сказал тебе нечистый? – Ратмир внимательно посмотрел на блаженно улыбающегося певчего.
– Сказал, что грехов на мне уже слишком много. Что я своих батюшку и матушку чуть не убил. И что пора мне в чистилище, если я хочу потом в рай попасть, – вдруг грустным голосом ответил тот и жалобно посмотрел на Ратмира: – Только мне так не хотелось в петлю-то лезть. А он всё уговаривал, мол, лезь да лезь в петлю. Иначе, мол, совсем мне худо будет. Даже верёвочку вон под дверь подсунул…
– Верёвочку под дверь… – почему-то не сильно удивился Ратмир и оглянулся на игуменью: – И где та верёвочка?
– Вот она, Ратмир, – игуменья протянула ему длинную конопляную верёвку. – Специально у него отобрала, чтобы потом ещё чего не учудил.
Ратмир осмотрел верёвку, свернул её в клубок и сунул себе за пазуху.
– А скажи мне, Никитка, голос у нечистого какой был?
– Как – какой? Обыкновенный, как у всех нечистых…Мерзкий такой, как из-под земли… – жуя и просыпая на свою всклокоченную чёрную бороду хлебные крошки, проговорил певчий.
– А не похож он был на голос кого-нибудь из твоих знакомых?
– Нет, – уверенно ответил певчий, отправляя в рот последний кусочек сайки.
– Так я и думал, – кивнул Ратмир и вновь посмотрел на игуменью: – Мне срочно нужно ехать по другому делу, матушка. Ненадолго. Так что береги сейчас Никитку пуще всего. Держи здесь, при себе, и охранникам скажи, чтобы никого кроме тебя и меня к нему не допускали.
– Даже митрополита или дьяка Лаврентия, если они вдруг захотят с ним переговорить?
– Я же сказал – никого! – вскочил на ноги Ратмир и направился к выходу. – Постараюсь к вечеру быть. И пусть приготовят мне моё жилище. Теперь здесь буду и дневать и ночевать.
Игуменья кинула на него быстрый взгляд и кивнула: – Всё будет готово, Ратмир, к твоему приезду. А вещи свои можешь пока здесь у меня оставить.
– Так и сделаю, матушка. У тебя надёжнее, – согласился Ратмир.
Глава 9
Никогда ещё в жизни норовистая татарская лошадь Ратмира так не удивлялась как в этот раз. Она и так старалась изо всех сил скакать быстрее по желтеющей равнине Девичьего поля. Но хозяин впервые с такой силой подстёгивал её кнутом, что от боли она была вынуждена нестись во весь опор, закусив удила.
Доскакав, наконец, до знакомого озера, Ратмир окинул взглядом окрестности и с облегчением увидел сидящую под кустом Ольгу и стоящего рядом с ней Фёдора.
– Слава Пресвятой Деве Марии, дождалась, – прошептал он, спешившись с лошади и быстрым шагом, ещё чуть прихрамывая, направился к ним. Он увидел, как смущённо опустила глаза девушка и, что-то весело сказав ей напоследок, поспешил ему навстречу Фёдор.
– Благодарю тебя, Фёдор, за помощь, – улыбнувшись, кивнул ему Ратмир и протянул горсть серебряных монет.
– Ох, барин, щедро ты платишь за мою услугу! – радостно воскликнул тот и быстро спрятал деньги за кушак. Потом хитро посмотрел на девушку и подмигнул Ратмиру: – Хороша барышня! Понимаю тебя, барин. Уехать хотела вначале, только я уговорил тебя дождаться. Всё истории смешные пришлось выдумывать да рассказывать, чтобы совсем не заскучала.
– Всё, Фёдор, иди, а то тебя на подворье хватятся, – поторопил его Ратмир, не сводя глаз с хрупкой Ольги, так изящно сидевшей на соломенной подстилке.
– Предупредить только хотел, что боярыня Мирослава завтра с утра сюда тебе твой кафтан собирается принести…
– Какой кафтан? – непонимающе посмотрел на него скоморох.
– Какой-нибудь, – пожал плечами Фёдор. – Пришлось соврать ей, что ты просил меня кафтан принести, что ты сегодня утром якобы на сеновале забыл. Она же меня спросила – о чём ты, барин, со мной разговаривал.
– Понял, – кивнул Ратмир и, недолго думая, снял с себя кафтан и отошёл с ним за куст. Достав из кармана кафтана белую тряпицу, выложил на неё все свои вещи, находившиеся в карманах и обшлагах рукавов кафтана. Крепко завязав узелок, положил его под куст и подошёл к помощнику конюха:
– Держи и сложи его аккуратно. Отдашь боярыне, раз уж ей так захотелось принести его завтра сюда самой.
– Всё сделаю как надо, – улыбнулся помощник конюха Фёдор. От его внимания не ускользнуло недовольство, промелькнувшее на лице скомороха при упоминании имени боярыни Мирославы…
– Ой, Ратмир, ну что так долго? – неожиданно раздался капризно-нежный голос Ольги.
– Да-да, Олюшка, уже иду! – оживился Ратмир и подтолкнул Фёдора за плечо: – Иди уже…
– Понял, барин, ухожу-ухожу, – понимающе подмигнул тот, но, кинув взгляд на лошадь, охнул: – Ох, барин! А что же ты свою лошадь-то так загнал?! Давай я её быстренько обихожу, да пойду потом…
Ратмир посмотрел на животное и понял, что Фёдор был прав – лошадь выглядела неважно. Он вздохнул и покачал головой: – Хорошо, делай, что нужно. Только побыстрее, – и направился к девушке.
Та сидела, словно живая фарфоровая кукла. Она выжидательно смотрела на него своими восхитительными фиалковыми глазами. Потом вздохнула и вновь чуть капризным тоном произнесла: – Ты так долго сегодня, Ратмир. Мне уже пора возвращаться, иначе бабушка хватится и не разрешит мне больше выезжать одной из подворья. Зачем назначал такое время, если сам не мог?
– Прости, солнце моё. Так срочно вызвали меня по делам в монастырь, что пришлось Фёдора просить, чтобы он тебя предупредил, что я не смогу придти в условленное время, – Ратмир присел рядом с ней и вновь почувствовал неповторимый аромат её волос. – У меня к тебе, Олюшка, серьёзный разговор.
– Ох, страсть как я не люблю серьёзных разговоров, – покачала она головой. – Ну, хорошо, я слушаю тебя.
– Помнишь, ты мне говорила, что не хочешь замуж за астраханского купца?
– Говорила, – девушка прикусила нижнюю губу. – Только против батюшки я и слова не могу сказать. Ночами не сплю после того, как узнала эту весть.
Ратмир посмотрел на нежный овал её девичьего лица, тоненькую синенькую жилку, пульсировавшую вдоль длинной, почти прозрачной шейки, и непривычное для него чувство восхищения и желание всецело обладать этой красотой и невинностью стало нарастать в нём с непреодолимой силой. Он с трудом сглотнул и, нежно коснувшись кончиками пальцев её руки, проникновенно посмотрел в глаза Ольги: – Я хочу и могу помочь тебе избежать этого супружества…
– Но как?! – воскликнула она и, развернувшись к нему всем телом, положила свою узкую ладонь ему на плечо: – Как такое возможно, Ратмир?
Ратмир склонил голову к этому плечу и щекой почувствовал теплоту и мягкость её пальцев. Он нежно потёрся щекой об её руку и негромко ответил:
– Я могу увезти тебя отсюда.
– Ты?! Куда? – глаза её широко распахнулись, и она в волнении облизнула розовым язычком свои сочные, чётко вырезанные губы.
– Эй, барин, я всё сделал, – неожиданно они услышали голос помощника конюха Фёдора и одновременно повернули головы в его сторону.
– Спасибо, дружище! Езжай скорее на подворье, – махнул ему рукой Ратмир. Тот кивнул и бодро зашагал прочь от озера.
– Так куда ты меня можешь отвезти? – нетерпеливо спросила Ольга и рукой поправила распущенные по плечам золотистые пряди густых волос, прихваченные атласной лентой.
Ратмир задумчиво посмотрел на неё и, потянувшись рукой, коснулся одной пряди: – Какие у тебя красивые волосы, Олюшка…
Девушка слегка смутилась, хотела было отстраниться, но вдруг в свою очередь протянула руку к его голове и, потрогав тоненькими пальчиками чёрную прядь скомороха, тихо произнесла: – И у тебя, Ратмир, тоже красивые волосы. И ты сам такой красивый и обходительный. Ты совсем не похож на наших юнцов…
Ратмир посмотрел в её бездонные глаза долгим взглядом и большим пальцем правой руки провёл по очертаниям её губ. Неожиданно для него девушка сделал то же самое, и сердце его бешено заколотилось…
– Я увезу тебя, куда захочешь, – вдруг охрипшим голосом произнёс он, с ужасом осознавая, что теряет над собой контроль.
– Я…я…согласна с тобой хоть куда… – зачаровано глядя ему в глаза, прошептала она и неожиданно провела рукой по его напрягшейся, мускулистой шее: – Какая у тебя крепкая шея…почему я раньше этого не замечала?..М-можно я тебя поцелую? Я ещё н-никогда не целовала мужчину…Т-ты ведь никому не с-скажешь, – волнуясь, стала заикаться Ольга.
В ответ на это Ратмир крепко схватил её за плечи и, притянув к себе, приник долгим, страстным поцелуем к её полураскрытым губам. Девушка неумело попыталась ответить на этот поцелуй, и в этот момент Ратмира словно окатило ушатом ледяной воды. Он отпрянул от Ольги и, застонав, схватился за голову: – Что я делаю?! О, Мадонна! Я чуть не воспользовался твоим доверием и беспомощностью! Ты же ещё совсем ребёнок! Какой же я осёл! – он вскочил на ноги и, тяжело дыша, добавил вдруг охрипшим голосом: – Прости меня, мой ангел. Больше такого не повторится. Я обещаю тебе… Я опять повёл себя как последняя скотина!..
Она быстро опустила голову. Грудь её взволнованно вздымалась. Через несколько секунд она опять подняла голову: – Я..я не поняла, ч-что это было… – она растерянно посмотрела на него. – Это плохо?
– Да нет, Олюшка моя. Это всё хорошо, очень хорошо. Это главное, что может быть между мужчиной и женщиной. Но ты….
– Что я, Ратмир? – выжидательно посмотрела она на него наивным взглядом своих прекрасных глаз.
– Ты слишком невинна и чиста, чтобы я или кто другой мог просто вот так воспользоваться твоим неведением, – окончательно приходя в себя, пояснил ей Ратмир и решительно заявил: – Скоро мы с тобой окажемся в Италии и там обвенчаемся.
– В Италии? – удивилась она и радостно захлопала в ладоши: – Ой, как славно! А я ведь никогда не была в других государствах. А там хорошо?
– Там очень хорошо, милая моя, – Ратмир опять опустился рядом с ней, но уже полностью контролируя себя.
– А где мы там будем жить? – радостно сверкая глазами, спросила она, схватив его за руку.
– У меня есть свой дом. Он большой и красивый. И вокруг него всегда цветут розы.
– А кто ещё там живёт?
– Никого, только мои помощники.
– У тебя есть помощники? – удивилась она.
– Всего несколько человек, – усмехнулся Ратмир. На душе у него было легко и радостно, потому что сейчас рядом с ним сидело самое трогательное и беззащитное существо на свете, ради которого он был готов на всё. И это прекрасное небесное создание было готово уехать с ним хоть на край света. Он вспомнил слова Антонио и, счастливо улыбнувшись, по-отечески нежно приобнял девушку за плечи и стал дальше рассказывать ей про Италию.
Глава 10
– И что?! Тебе же ясно было сказано – загнать этого дурачка Никитку в петлю! Почему он до сих пор не висит? – низкий, мужской голос прозвучал более чем недовольно.
В небольшой, тёмной комнате, склонившись над массивным, деревянным столом, чернели две тяжёлые мужские фигуры и тихо переговаривались между собой. Изредка они прерывали свой разговор, громко прихлёбывая из медных ковшей крепкую медовуху.
– Видит Бог, я сделал всё! – оправдываясь, растерянно ответил другой, более мягкий мужской голос. – Он уже и висел в петле, да только принесла нелёгкая охранника. Решил ему именно в этот момент притащить еды на ужин. Говорят, что услышал хрипы и поспешил открыть дверь, да и обрезал верёвку, на которой Никитка уже болтался.
– А ты-то куда смотрел, старый хрыч?
– Побойся Бога, Васенька! Я же не могу находиться там всё время. И так этот поганец Ратмир суёт свой нос во все дела. Вот и сегодня вечером он окончательно перебрался жить в монастырь и забрал к себе в комнаты Никитку с двумя стражниками. Охраняет его ровно Цербер.
– Скверно. Весьма скверно! – раздражённо отозвался первый, более молодой мужской голос. – Надо быстрее придумать, как завтра избавиться и от него, и от Никитки. Если дознаются до правды, то тогда все в острог пойдём или самих на кол посадят.
– Да не пугай так, Васенька! У меня и самого страх как поджилки начинают трястись, когда этот Ратмирка с вопросами подходит, – с жалобной интонацией в голосе произнёс второй. – А Никитка? Он же почти ни о чём не знает. Его дело было посадить этих девок на кол во имя борьбы с нечистым, что он и сделал мастерски….
– Чёртовы девки! Правды захотелось дурам! Ну и где они теперь?! Ни правды, ни жизни… Ни себе, ни нам… – вздохнул первый голос.
– Что делать-то будем, Васенька?
– Что-что? Первым делом завтра надо придумать, как этого Ратмирку пришибить насмерть. Главная опасность для нас – это он… Вот если бы в тот раз на поле Никитка с нашими ребятами добили бы его, то сейчас мы с тобой уже себе новые терема бы строили, да лошадей породистых табун пригнали бы с Арабии, как давеча надумали. А теперь хорониться приходится, как мышам в норках, пока сыск этот не закончится, – сильная досада прозвучала в голосе первого мужчины.
– Так кто же знал, что защитник у него какой-то объявится да с кнутом на всех набросится словно коршун какой-то! Так и не поняли наши – кто он таков. Был – и сгинул сразу. Пришлый какой-то. Я поспрашивал у знающих людей. В местных ватагах такого никто не знает, – торопливо пояснил второй, пододвигая к себе поближе медный ковш с медовухой.
– Узнавай дальше. Надо его выловить и проучить как следует…
– Слушай, Васенька! Я придумал, как с этим Ратмиркой разделаться! – радостно воскликнул второй голос.
– Да тише ты, дурень! Что орёшь как оглашенный! Моих сейчас всех перебудишь, – придушенно рявкнул на него первый мужской голос. – Выкладывай тихонько, чего надумал…
– Да-да, постараюсь потише, – понизив голос, согласился первый. – Короче, этот недоносок Ратмирка каждое утро ходит на наше озерцо гимнастическими упражнениями заниматься…
– Прямо каждое?
– Как по заказу, – уверенно произнёс второй.
– Откуда знаешь? Сам же сказал, что он вот только переехал в монастырь на проживание, – недоверчиво прервал его первый голос.
– Баба, у которой он до этого жил – боярыня Кольчугова – сама рассказывала. Да и мой человек сейчас у неё на подворье крутиться, – опять торопливо стал пояснять второй. – Так по утрам на озере никого и не бывает. Вот и пошлём туда спозоранку Демидку с Фролкой. Они у нас не только мужиков, но и медведей заламывали… Там они его дождутся и на раз под орех разделают.
– Да уж, заламывали… – саркастически отозвался первый голос. – Да только что-то в прошлый раз от кнута побежали как оглашенные… А-а, что теперь вспоминать… Так-то неплохая задумка… Завтра же утром и покончим с ним. И с Никиткой, давай, тоже не тяни. Что он там любит пожрать-то?
– Да я видел, как он от саек с изюмом аж слюной весь исходит.
– На-ка вот тебе вот эту коробчонку. На поварне когда будешь, возьми ему две сайки и аккуратненько так сбоку надломи и сыпани туда чуток этого порошочка. Вкуса он не почувствует, а вот Богу душу к вечеру отдаст. Помучается, правда, немножко. Но это перед попаданием в райские кущи как раз и зачтётся.
– Бога ты не боишься, Васенька, – засомневался второй голос.
– Боюсь. Но охота пуще неволи. Как вспомню, что меня в Арабии табун таких скакунов дожидается, так всё остальное пустяком кажется.
– Так сам бы всё это и делал. А то меня одного на такие страшные дела подбиваешь, – с какой-то обидой произнёс второй голос.
– Ты же там свой человек. Вот на тебя никто и не подумает. Так что давай, братец, бери вот этот кулёчек и иди. По дороге не забудь к Демидке с Фролом заглянуть. Скажи им, чтобы утром на озере, когда Ратмирку этого пришибут, то пусть не забудут ему камень на шею привязать да в озеро кинуть. Пусть все думают, что сгинул он незнамо куда…
Спустя короткое время одна из мужских фигур поднялась из-за стола и, освещая себе дорогу сальной свечкой, направилась к выходу.
– Чего тебе не спится, Никитка? – негромко спросил Ратмир, услышав в очередной раз, как ворочается на соседней лавке певчий.
– Да всё жду, барин, когда со мной опять нечистый заговорит. Сам не хочу его слушать, а сам жду, – расстроено пояснил тот, подсознательно прислушиваясь к ночной тишине да пению сверчков. Последние старались изо всех сил, наполняя таинственную ночную тишину умиротворяющими звуками своих бесхитростных трелей. И только где-то вдалеке подлаивали беспокойные собаки, охраняя хозяйские подворья.
– Не бойся, Никитка. Здесь он с тобой точно не заговорит, – усмехнулся Ратмир.
– Откуда знаешь? – недоверчиво спросил тот.
– Догадываюсь. Вот вспомни и ответь мне, Никитка. Нечистый с тобой везде разговаривал или только в каких-то одних местах.
– Ну-у… он обычно говорил со мной в моей опочивальне…и вчера вот вечером заговорил в подвале у матушки Евникии…
– А в подвале у матушки Евникии ты его голос в каком месте слышал?
– Как – в каком?
– Ну, из угла он доносился, а может – с потолка?
– Не-а…от двери…от самого низа…
– Так я и думал, – задумчиво произнёс скоморох и добавил: – Спи, Никитка, не бойся. Не будет сегодня нечистый с тобой разговаривать. А если вдруг всё-таки заговорит, то я сам ему отвечу.
– Ты ответишь?! И не побоишься? – возбуждённо спросил певчий, приподнявшись на лавке и всматриваясь в смутные очертания Ратмира, лежавшего на соседней лавке.
– Нет, не побоюсь. Да и не забывай, что там, в соседней комнате ещё два стражника сидят – нас охраняют.
– Хорошо, Ратмир, я тебе верю. Посплю, пожалуй, а то что-то в голове совсем смутно становится.
– Поспи, Никитка, поспи. А завтра к тебе домой сходим. Хочу на твою опочивальню посмотреть, – задумчиво произнёс Ратмир, глядя перед собой в темноту. Оттуда ему застенчиво улыбалась восхитительная в своей робости и невинности Олюшка. Ратмир с трудом сдержал стон – его губы ещё помнили вкус и прикосновение её девичьих уст.
Ратмир проснулся под утро от того, что услышал, как во входную дверь их терема кто-то сильно забарабанил. Прикорнувшие, было стражники, тут же встрепенулись и, подскочив к двери, в оба горла гаркнули: – Кто там?! Чё надо?
Ратмир приподнялся на локте и прислушался.
– Матушка игуменья захворала, нужно Ратмиру быстрее к ней придти, – прозвучал встревоженный женский голос.
Ратмир вскочил с лавки и, подойдя к Никитке, разбудил его:
– Вставай, пойдёшь со мной.
– А-а?.. Что? Куда идти? – невпопад проговорил заспанный певчий.
Они вышли из терема и под охраной стражников направились вместе с монахиней в терем игуменьи.
Войдя в опочивальню, Ратмир увидел метавшуюся в беспамятстве на постели игуменью. Он склонился над ней, подержал за запястье, подняв веки, посмотрел зрачки и махнул рукой монахине: – Сходи в мой терем и принеси оттуда сундучок. Стоит под лавкой, белого дерева. Поторопись…
Та стремглав кинулась вниз по ступенькам.
– Что тут, Ратмир? – на пороге комнаты возник запыхавшийся схимонах Павел.
– Матушка Евникия приболела, – озабоченно посмотрел на него скоморох.
– Никак отравили?! – ужаснулся тот.
– Не похоже, – покачал головой Ратмир.
– Слава Богу! – торопливо закрестился схимонах Павел. – А что тогда с матушкой? Можно ли ей помочь? Или скорее за лекарем послать?
– Хорошая мысль, – согласился скоморох. – И вправду, отче, пошли за лекарем.
– Сейчас, сейчас, сын мой. А то ведь у тебя и своих дел полно, – согласился схимонах Павел и исчез за дверью.
Вскоре появилась, тяжело дыша, монашка с сундучком светлого цвета.
Ратмир забрал его у неё и, поставив на стол, открыл. Достал оттуда замотанный в тряпицу свёрток и, развернув, поставил на стол на попа старинную книгу, оказавшуюся искусно сделанным шкафчиком с маленькими ящичками. На каждом из них белела надпись на латинском языке. Ратмир открыл нужных ящичек и достав оттуда маленький флакончик со светло-коричневой жидкостью. Отлил немного снадобья в кружку и добавив туда воды , поднёс кружку к сухим, воспалённым губам игуменьи:
– Матушка Евникия, попей понемножку. Полегчает, обещаю, – произнёс он и, подложив ладонь под взмокший затылок игуменьи, коснулся краем чашки её губ. Она, видимо, расслышала его слова и сделала несколько глотков.
– Так что с ней всё-таки, Ратмир? – неожиданно Ратмир услышал за спиной шёпот схимонаха Павла.
Он резко обернулся, но увидев схимонаха и стоящую за его спиной монашку Марфу, успокоился и вновь повернулся к игуменье:
– Похоже на нервную горячку.
– Я уже послал за лекарем, Ратмир. И, если тебе куда-то нужно, то я могу сам за ней присмотреть, пока лекарь не приедет, – озабоченно произнёс отец Павел.
– Сам здесь побуду, присмотрю, – покачал головой скоморох. – И с лекарем мне нужно переговорить. А ты, Марфа, иди вниз и скажи стражникам вместе с певчим, чтобы все сюда поднялись. И пусть принесут нам всем еды и квасу. И медвежьих полостей – на пол кинуть.
– Так здесь вам всем тесно будет, – недоумённо посмотрел на него схимонах Павел. – Пусть они внизу побудут. Я сам могу с ними посидеть, если ты так за них беспокоишься.
– Нет, – упрямо махнул головой Ратмир. – В тесноте, да не в обиде. И мне так спокойней.
– А лекарь только часа через два будет.
– Ничего, я дождусь. Иди уже, отче, – недовольно глянул на схимонаха Павла Ратмир.
– Да-да, сын мой. Пожалуй, пойду. Не буду тут мешаться, – засуетился тот и поспешил к выходу.
– Давай, матушка Евникия, ещё несколько глоточков сделай, – склонился опять над игуменьей Ратмир с чашей в руках.
Глава 11
В Александровой слободе только что закончилась литургия. Светало, шёл шестой час утра. Царь Иоанн Четвёртый с сыновьями в окружении опричников направился в трапезную. Шли они строем. При входе – первый поклон иконе, второй – братии, что справа. Третий – братии, что слева. Все протяжно пели молитву.
– Давай, Тимошка, тебя сегодня чтецом назначаю, – кивнул государь одному из опричников, усаживаясь на лавку во главе большого стола. По обе стороны от царя сели его сыновья. Великий государь подал сигнал рукой и тогда сели все остальные.
– Благослови, честной отче, прочитать житие святого Георгия Победоносца, – с поясным поклоном обратился к нему назначенный чтец.
– Молитвами святого Георгия Победоносца, господи Иисусе Христе, сыне божий, помилуй нас, – отозвался тот.
Чтец принялся читать о житие святого Георгия Победоносца. В трапезной стояла звенящая тишина, и только глуховатый голос Тимошки нарушал её.
Спустя некоторое время, услышав заключительное: «Аминь», все, сидевшие за столом, глубоко вдохнули и вновь затянули молитву.
– Братья мои, прошу вашего благословения на пищу, – обратился царь к своим сотрапезникам.
– Бог благословит! – дружно хором ответили те. И государь кивнул:
– Принимайтесь!
И тут же в проёме входных дверей появились тёмные фигуры послушников, заносивших и расставлявших по столам тарелки с едой и глиняные кувшины с квасом. Стольничий Василий Хомутов едва заметными движениями рук и мимикой лица командовал ими, внимательно приглядывая за тарелками и тяжёлой золотой чашей своего государя. Здесь же за столом неторопливо трапезничали Фёдор Басманный и Малюта Скуратов.
– Кто там у меня сидит в сенях? – привычно осведомился Великий государь, не поднимая головы.
– Митрополит Филипп, – буднично отозвался Фёдор Басманный.
– Чего это его нелёгкая опять принесла? – недовольно нахмурился Великий государь.
– Сказал, что только тебе довериться может, – усмехнулся Басманный.
– Вот как! Так приведите его сюда. У меня от моих людей секретов нет! – с вызовом произнёс Великий государь.
Через несколько минут в трапезную вошёл запыхавшийся митрополит Филипп в сопровождении двух опричников. Малюта сделал им знак рукой удалиться и выжидательно посмотрел на государя. Тот продолжил есть, исподлобья рассматривая чуть сгорбленную фигуру митрополита.
– Спаси бог вас, братья! – обратился тот ко всем присутствующим.
– С чем пожаловал, Высокопреосвященнейший Владыко? – без особых церемоний мрачно взглянул на него Великий государь.
– Вести, государь, для тебя и церкви нашей архиважные, – встревоженным голосом отозвался митрополит. – В келье твоей, Великий государь, перемолвиться бы.
– Сто раз уже говаривал! Нет у меня секретов от преданных мне братьев. Говори здесь немедля! – рявкнул на него царь.
– Как прикажешь, Великий государь, – недовольно оглядел находившихся в трапезной людей митрополит. – Примчался сюда доложить тебе скорее, что еретик Феодосий Косой бежал из затвора.
– Как – бежал?! – поразился Великий государь и повернулся к Малюте Скуратову. – Ты же сказал, что из того монастыря невозможно бежать?!
– Измена, государь, – пожал плечами тот. – С того каменного мешка, где он сидел, бежать можно только если кто поможет.
– Так срочно объявить в розыск, отловить и доставить в Москву! Ты сам его и казнишь на моих глазах, – яростно сверкая глазами, объявил ему Великий государь. – И тех, кто помог ему в побеге – казнить.
– С превеликим удовольствием, – хищно ощерился Малюта Скуратов и, поднявшись со своего места, быстро направился к выходу.
– Что там ещё у тебя? – опять с недовольной интонацией спросил Великий государь.
– Это всё, что заставило меня придти к тебе в такое время, Великий государь, – с хмурым выражением лица поклонился ему митрополит Филипп.
– Тогда более тебя не задерживаю, – кивнул ему царь, но тут же, словно, что-то вспомнив, окликнул его: – Погоди-ка, Высокопреосвященнейший Владыко. Что там с розыском татей, что послушниц и сестру в Девичьем монастыре погубили? А то дьяк Лаврентий ко мне уже третий день носа не кажет.
– Вчера только с ним виделся. Он уверил меня, что розыск идёт самым быстрым способом. Что есть у него там большой мастер этого дела и что на поимку преступника ему нужно будет всего-то пара-другая дней.
– Вот как! Ну-ну, дьяк Лаврентий слов на ветер не бросает. Так что, Васька, скоро сам сможешь обидчику своего кума все жилы повыдёргивать, да заместо верёвок на шее завязать, – обернулся Великий государь к своему стольнику. Тот улыбнулся, кивнул и негромко ответил:
– Обязательно так и сделаю, Великий государь.
Он поправил перед царём тарелку и кинул быстрый взгляд на митрополита Филиппа. Затем сделал шаг назад, что-то шепнул на ухо своему помощнику Игнатке и вышел в боковую дверь из трапезной.
Спустя три часа неприметная закрытая повозка остановилась около ворот подворья на Девичьем поле, и хмурый дьяк Лаврентий кивнул своему ратнику. Тот выскочил из повозки и, спустя короткое время в проёме двери появилась женская фигура.
– Быстро садись и внимательно слушай меня, – фальцетом рявкнул дьяк, плотно прикрывая за ней дверцу повозки. – Всё очень плохо. Час с лишним назад у меня был сам Васька Хомутов. Ты должна его знать – это стольничий Великого государя. Он пытался всяческими увещеваниями узнать у меня, кто именно занимается сыском по убийствам послушниц и племянницы его кума – сестры Агафьи… Я его хорошо знаю! Это ещё тот прощелыга!.. Вздумал меня обойти, да сам потом принести Великому государю приятное известие, когда Ратмир закончит сыск. И получить за это царскую благодарность. Но одного он не знает, что наш скоморох, я уверен, совсем не тот за кого он себя выдаёт. Только у меня нет верных доказательств и пытать его сейчас мне никак несподручно. А он, недоносок, слишком хитёр и увёртлив. Мои люди так и не смогли отследить все его пути и знакомства. Того, что они нашли на него – мало. Поэтому вся надежда только на тебя. Что хочешь, делай – примени все ваши бабские хитрости, одурмань чем хочешь, утопи его в плотских утехах, выполни все его желания, но только сегодня же разговори его. Выведай всё, что у него связано с Италией. Он же сам говорил при тебе, что рос с малолетства в этом проклятом католическом вертепе. Любые имена, города – всё запоминай и бегом с докладом ко мне… Я первым должен донести до государя имя убийцы послушниц Девичьего монастыря. И только от меня он должен узнать, что это я поймал иезуитского шпиона. Я уже столько сил и времени потратил на всё это, что готов сам прямо сейчас перегрызть глотку выскочке Ваське Хомутову… И только ты можешь мне помочь в этом архиважном для меня деле! – возбуждённо воскликнул он, сверкая глазами на свою собеседницу. – Иди, действуй. Озолочу потом! Но, смотри! Если загубишь мне эту задумку – берегись! Не пощажу, не посмотрю ни на какие былые заслуги! Всё! Пошла бегом исполнять! – дьяк Лаврентий как клешнями вцепился в женское плечо и вытолкнул женщину из повозки. Рукавом богато расшитого кафтана утёр взмокший лоб и, стукнув кулаком в крышу повозки, громко зазвенел тоненьким фальцетом: – Пошёл!
– Но-о, милая! – протяжно крикнул в свою очередь возница, раздался щелчок кнута и повозка, скрипнув и покачиваясь, стала набирать ход.
Глава 12
– Полегчало ли тебе, матушка Евникия? – Ратмир выжидательно посмотрел на облокотившуюся на пышные подушки игуменью. Та устало посмотрела на него и благодарно улыбнулась: – Спаси Бог тебя, Ратмир! Вовремя ты пришёл. А то сердце у меня словно щипцами сжало и вздохнуть не было мочи… А сейчас хорошо, покойно…
– Вот здесь я положила всё, что ты просил, Ратмир, – обернулась к ним, стоявшая у небольшого стола у окна послушница Марфа. Сидевший в углу кельи на медвежьей полости певчий Никитка, по-детски улыбаясь, посмотрел на послушницу.
– Вот и ладно. Зато всё под рукой будет: и капли, и пастилки… – тоже улыбнулся ей скоморох и тут же перевёл озабоченный взгляд на игуменью: – Просьба у меня к тебе, матушка.
– Говори. Что в моих силах – всё исполню, – с готовностью кивнула та.
– Очень мне нужно сейчас уйти по одному важному для меня делу, – указательным пальцем Ратмир потёр переносицу.
– Так и иди, не беспокойся. Мне уже полегчало…
– Да не о том я беспокоюсь, матушка Евникия. За Никитку. С собой я его не могу взять. А оставить его сейчас без присмотра – значит подвергнуть большой опасности.
В этот момент в дверь кельи тихо постучали и Марфа, выглянув, тихо прошептала:
– Там отче Павел с лекарем.
– Пусть входят, – кивнул Ратмир и вновь посмотрел на игуменью.
– Так оставь Никитку пока здесь, – вздохнула она. – Побудет в моей келье до твоего возвращения.
– Благодарю, матушка. Так будет надёжней. А я постараюсь побыстрее управиться, – одобрительно махнул рукой скоморох, внимательно разглядывая вошедшего в келью лекаря. Убедившись, что тот вполне уверенно и со знанием дела приступил к осмотру больной, он направился к выходу.
– По делам спешишь, Ратмир? Скоро ли тебя ждать обратно? – доверительно спросил у него стоявший у дверей кельи схимонах Павел.
– Как управлюсь, так и вернусь тотчас же, – кивнул ему Ратмир.
– А где тебя искать, Ратмир, если вдруг понадобишься? – неожиданно вслед ему послышался ещё слабый голос игуменьи. – Всяко же может случиться…
Ратмир приостановился у двери, оглянулся на матушку Евникию и нехотя ответил:
– Там я буду, у озера. Марфу пошли, если что… Она знает, – и вышел из кельи.
– Как там, Арчибальд Борисович? Что-то нужно для матушки игуменьи? – с озабоченным видом подошёл к доктору схимонах Павел.
– Уже всё хорошо, – с лёгким английским акцентом ответил невысокий, кругленький, румяный мужчина с седыми бакенбардами и деревянной трубочкой в руке. – Лежать и лежать, и покой. Ну и, конечно, хорошая пища. У вас, сударыня, упадок сил и сильная возбудимость сердца. Тот, кто вам дал выпить этих капель – поступил очень правильно. Настойка валерианы очень хорошо помогает успокоить возбуждённое сердце.
– Тогда и я отлучусь на короткое время. Марфа, присмотри за матушкой и за Никиткой. Я скоро вернусь и тотчас же заплачу вам, Арчибальд Борисович и отправлю вас домой на повозке, – уже в дверях схимонах Павел обратился к доктору. Он торопливо спустился по ступенькам терема игуменьи и быстрым шагом направился к конюшне. Там он сел в повозку и велел быстрее доставить его к своему дому, что находился за забором монастыря. На повороте дороги, ведшей к его хозяйству, схимонах Павел посмотрел в сторону располагавшегося почти у леса озера и подслеповатыми глазами разглядел силуэт всадника, скакавшего в ту сторону.
На озере было безветренно и спокойно. В лучах солнца весело поблёскивала на поверхности озера лёгкая рябь от рассекавших по его зеркальной глади уток с подросшими птенцами. Они громко крякали и хлопали крыльями. В летнем знойном воздухе стоял непрерывный тихий гул от летавших повсюду пчёл, ос, стрекоз. То тут, то там слышалось низкое гудение шмелей. Лёгкие разноцветные бабочки, радуя глаз, порхали с цветка на цветок. Весёлый, птичий гомон раздавался из прибрежных кустарников. Далеко в небе над Девичьем полем кружил в медленном, величавом полёте орёл…
На уже привычном месте под раскидистым кустарником сидела на чистенькой, разноцветной подстилке Ольга. На ней было кисейное воздушное бледно-розовое платье с ажурным кружевом по низу и ярко-красная душегрея на ленточках. Густые волосы были перехвачены красной атласной лентой. Она нервно покусывала губы, облизывала их острым язычком и озабоченно поглядывала в сторону дороги…
На противоположной стороне озера, затаившись в кустарнике, сидел, прислонившись к стволу дерева, незнакомый молодой мужчина в косоворотке и тёмном кафтане и, пожёвывая зубами травинку, спокойно поглядывал в сторону девушки.
Неожиданно послышался приближавшийся топот копыт. Ольга насторожилась и ещё сильнее принялась жевать свои губы до пунцового цвета. Затем облизнула их язычком и с улыбкой уставилась в сторону дороги. Внезапно лицо её вытянулось, и улыбка тут же сошла с сочных, ярких губ – на пригорке показалась Мирослава верхом на гнедом коне. К седлу её коня был приторочен свёрнутый в рулон мужской кафтан.
– Вот так встреча! – почти спокойным голосом произнесла Мирослава. Казалось, что она не сильно была удивлена встречей с девушкой. – Что, не прискакал ещё добрый молодец? Или я рановато объявилась?
– Кхм… – только и смогла выдавить из себя ошарашенная Ольга, не сводя с женщины изумлённого взгляда. Но быстро придя в себя, она пожала плечами и по-детски беззащитно улыбнулась: – О чём вы, тётушка?
– Змея подколодная тебе тётушка. А я для тебя – Мирослава Авдеевна. И нечего мне здесь дурочку из себя разыгрывать, – грубо ответила ей женщина и направила коня прямо на сидевшую под кустом Ольгу.
Мужчина, сидевший на противоположном берегу озера, оторвал спину от дерева и, вытянув шею, стал внимательно следить за происходящим на том берегу.
– Ой, что же вы делаете, Мирослава Авдеевна?! – жалобно воскликнула девушка, закрываясь обеими рукам от нависшей над ней большой лошадиной морды. – Я же боюсь! Что я вам плохого сделала?
– И ты ещё спрашиваешь?! – грозно сдвинула брови Мирослава. – Ты – малолетняя потаскушка!
– За что вы меня так называете? – заплакала Ольга, прикрыв лицо руками. – Что я вам плохого сделала? – жалобно повторила она, продолжая отчаянно рыдать.
– За то, что ты, гадина малолетняя, посмела на чужого мужика позариться. Да он же тебе в отцы годится! Что тебе среди сверстников ухажёров не хватает? И, вообще, откуда ты здесь взялась на мою голову?! Никогда мне бабка твоя, Анна Дмитриевна, не говорила мне про тебя, – продолжая удерживать коня над беззащитной девушкой, сурово произнесла Мирослава.
– М-м-ирослава Ав-вдеевна, уб-берите, пожалуйста л-лошадь, – начав от волнения заикаться, жалобно попросила девушка. – А матушка м-моя с-сбегала из д-дому и п-потому они с-с б-ба-бушкой н-не р-разговаивали д-долго…
– Мирослава, отведи от неё коня немедленно! – неожиданно за спиной боярыни Кольчугиной раздался жёсткий голос Ратмира. Лицо её разом полыхнуло огнём, и она нехотя отвела коня в сторону. С болью в сердце Мирослава увидела, как скоморох тут же подбежал к всхлипывавшей девушке. Он нежно обнял Ольгу за плечи, прижал к себе и гневно посмотрел на Мирославу:
– Что ты творишь, Мирослава?! Кто тебе дал право так измываться над Олюшкой?
– Моя любовь к тебе, – смело ответила Мирослава, глядя прямо в глаза Ратмиру.
– Разве же это любовь?! – с горечью произнёс он, поглаживая рукой по голове, затихшую в его объятиях девушку. – Любовь – это когда любят оба и никто никого не заставляет любить насильно.
– Так разве же я тебя заставляла себя любить? – изумилась, терзаемая видом прижимающейся к Ратмиру девушки, Мирослава. Она ловко спешилась и встала подле коня, держа его под уздцы и с кнутом в другой руке.
– Я никогда и не говорил, что любил тебя, – негромко произнёс Ратмир, посмотрев боярыне Кольчуговой прямо в глаза.
– Так что же это было, Ратмирушка? – в отчаянии прошептала она и прижала пальцы к губам. В глазах её появились слёзы.
– Кто она тебе? – тихо спросила Ольга, подняв глаза на скомороха и продолжая крепко обнимать его.
– Это боярыня Кольчугова. Мне она никто.
– А почему она говорит, что ты любил её? – несмело спросила девушка, не спуская с него глаз. Её тёплое дыхание касалось шеи Ратмира, и он почувствовал, как лёгкая истома начинает охватывать всё его тело.
– Она ошибается, радость моя, – Ратмир коснулся губами её волос, вдохнул их чудный аромат и добавил, вновь глядя прямо в глаза Мирославы: – Я только тебя люблю, Олюшка моя. И только с тобой я хотел бы провести остаток своей жизни.
– Опомнись, Ратмир! – воскликнула боярыня Кольчугова не в силах больше выносить такие муки. – Разве же ты не видишь, что она ещё совсем дитё и сама не знает, что ей нужно! Вот посмотришь, вспомнишь ещё мои слова. Наиграется она тобой и променяет на молодого, богатого… А я тебя всю свою жизнь буду любить и лелеять. Пылинке не дам на тебя сесть… Вернись ко мне, Ратмирушка…
– Нет, Мирослава, – покачал головой Ратмир. – Лучше год прожить с любимой, чем всю жизнь с постылой…
– Постылой?! – ахнула Мирослава, и схватилась обеими руками за щёки. – Так я для тебя постылая?
Ратмир не успел ничего ответить, так как в этот момент со стороны дороги опять послышался приближавшийся лошадиный топот, но на этот раз уже двух лошадей и чьи-то грубые, мужские крики под свист кнута.
Стоявшие все трое переглянулись и растерянно уставились в сторону дороги. Через несколько секунд на пригорке появились два здоровенных бородатых всадника, размахивавших кнутами и палицами.
Ратмир крепче прижал к себе Ольгу и быстрым взглядом окинул окрестности в поисках подручных средств защиты.
– Ну, что, Ратмирка! – крикнул один из них. – Вот и настал твой смертный час!
При этих словах, неизвестный мужик, сидевший на том берегу озера, стараясь быть незаметным, вскочил на ноги и исчез в лесных зарослях.
– Стойте, мужики! Что происходит?! – крикнул скоморох, пытаясь выиграть время и найти возможность спасти женщин и спастись самому. Он с отчаяньем посмотрел на своего коня, пасшегося поодаль. Там к седлу были приторочены сабля и оружие. Ратмир оглянулся на Мирославу и увидел у неё в руках кнут. Женщина поняла его без слов и кинула ему этот кнут. Ратмир тут же толкнул Ольгу на землю со словами: « Лежи смирно» и, подхватив кнут, шагнул навстречу бородатым мужикам: – А теперь поговорим… Узнал я вас, мужики. Это же вы вместе с Никиткой в тот раз напали на меня. Где скрывались-то после того, как с позором бежали тогда от кнута?
– Борзый ты, скоморох! Не твоего ума дело – где мы были. Да и не от твоего кнута утекли мы тогда. А вот сейчас-то ты уже точно ничего не сможешь сделать. Потому как две твои бабы тута. И думаешь, небось, как их спасти от наших любовных намерений. Иль стрекача дашь? А мы-то бабами этими в обязательном порядке попользуемся, – радостно загоготал один из них по имени Фрол.
– Это успеется, – хмуро рявкнул на него второй всадник по имени Демидка. – Сначала давай с Ратмиркой расправимся. А то потом опять от Васьки лещей схлопочем. А ну, бабы, в сторону! – крикнул он растерявшимся женщинам.
– Сделайте, как он сказал, – неожиданно крикнул Мирославе Ратмир и указал глазами в сторону кустарника, где до этого сидела Ольга. – И бегите отсюда обе! Мне так будет сподручнее.
Мирослава кивнула и, подойдя быстрым шагом к лежавшей на земле Ольге, подхватила её за плечи, рывком подняла на ноги и потащила за собой к кустам.
– Ну-ну, – усмехнулся Фрол, направляя на Ратмира своего коня и помахивая кнутом. – Говоришь, легче тебе будет? А я бы на твоём месте ни разу и не сопротивлялся бы. Тогда и смертушка была бы и скорая и безмучительная…
– Это мы ещё посмотрим, – увереннее пробормотал Ратмир, убедившись, что женщины находятся в более-менее безопасном месте.
Фрол кивнул Демидке и тот начал заходить на лошади с другой стороны. Ратмир сделал шаг назад к озеру, оценивая обстановку…
– Что, так и будем стоять и смотреть? – тихо шепнула Мирослава стоявшей рядом Ольге.
– Что предлагаете, Мирослава Авдеевна? – также тихо отозвалась та, не спуская глаз с Ратмира.
– Видишь обломки брёвен под кустами?
– Ага, большие, – Ольга кинула быстрый взгляд под кусты. – Под ноги лошадям кинем?
– Догадливая, – мрачно усмехнулась боярыня Кольчугова. – Кинем – лошади с перепугу шарахнутся. Глядишь и скинут того или другого…
– Ага, или сразу обоих… – поддержала её мысль Ольга, продолжая внимательно наблюдать за медленно загонявшими Ратмира к озеру всадниками. – Надо уже кидать, а то ему одному с двумя такими кабанами не справится.
– Ну, с Богом! – негромко произнесла Мирослава, и они обе почти одновременно наклонились к увесистым обломкам павших деревьев и, подхватив их, тяжело побежали по песчаному берегу в сторону всадников и кинули обломки брёвен прямо под ноги лошадям. Испуганные лошади, заржав, встали на дыбы. Мирослава с Ольгой кинулись обратно к кустам за новыми обломками деревьев.
Страшно ругаясь, всадники попытались удержаться на своих скакунах. В глазах Ратмира мелькнули чёртики и он, мастерски размахнувшись кнутом, зацепил сначала одного всадника и скинул его на землю. Та же участь постигла и второго. Пока они, возясь в пыли, поднимались с земли, Ратмир точными ударами кнута заставил их лошадей ускакать прочь от озера.
– Ну, вы даёте! – восхищённо крикнул он в сторону кустов, где находились Мирослава с Ольгой, и направился было в сторону Фрола и Демидки.
Но в этот момент вновь неожиданно со стороны дороги послышался топот копыт уже нескольких лошадей и на пригорке появились четыре всадника в зипунах и летних ватниках с копьями наперевес. Их бородатые, мрачные лица в шапках-ермолках не предвещали ничего хорошего. Всадники безмолвно проскакали мимо Ратмира и женщин прямиком к Демидке и Фролу. Те закричали страшными голосами и побежали в кусты. Перепуганные женщины подбежали к Ратмиру и крепко прижались к нему с двух сторон. Он машинально обнял их обеих и обескуражено наблюдал за тем, как молчаливые всадники догнали убегавших Фролку и Демидку и поочерёдно всадили в каждого из них свои копья. Те завизжали как свиньи и тут же смолкли. Всадники развернулись и, держа на весу окровавленные копья, также безмолвно проскакали мимо растерянных Ратмира и его женщин и исчезли за пригорком…
Неожиданно Ратмир услышал негромкий свист с другого берега озера. Он повернул голову и увидел там того же самого темноволосого бородатого мужика, что спас ему жизнь несколько дней назад, когда эти же грабастики напали на него возле Девичьего монастыря.
– Кто же ты, дружище? – крикнул ему Ратмир, выпуская из объятий Ольгу и Мирославу.
Незнакомец только, молча, поднял руку в уже знакомом Ратмиру приветствии и, развернувшись, исчез в лесных зарослях.
– Благодарю тебя, дружище! – только и успел крикнуть ему вслед Ратмир, и устало выдохнул: – Что же это такое сейчас было?
– Это значит, что только что нас могли убить, – по-детски глубокомысленно произнесла Ольга и захлопала радостно в ладоши. – Но у них ничего не получилось!
Ратмир поймал насмешливый взгляд Мирославы.
– Вы обе сейчас показали себя бесстрашными и смелыми… – растерянно забормотал Ратмир, не понимая, что ему делать дальше.
– Не нужно, Ратмир, не мучайся, – покачала головой Мирослава. – Я поняла, что она (кивок в сторону Ольги) тебе и вправду дорога. И я готова уступить ей тебя, но с одним условием…
– Говори, – вздохнул Ратмир.
– Проведи у меня сегодня три часа. Попрощаться с тобой хочу. Просто чайку попьём, поговорим напоследок, – Мирослава грустно посмотрела в глаза Ратмиру. Тот растерянно молчал, устремив взгляд куда-то вдаль.
– Сходи к ней, Ратмирушка, – неожиданно тихим, почти детским голосом произнесла Ольга. – Я её как баба бабу понимаю…
– Господи, да что бы ты понимала?! Нашлась тут мне баба! – схватился за голову Ратмир и выдохнул: – Как же я от вас обеих устал!
– Ну, так как? – упрямо спросила Мирослава. – И лучше, прямо сейчас.
– Это ещё почему? – поднял брови Ратмир.
– А потому, милый, что потом у тебя могут появиться всякие дела, и ты не сможешь придти к ней, попрощаться, – опять неожиданно вступила в разговор Ольга и тихо добавила, глядя ему прямо в глаза: – А потом, когда ты уже будешь совсем свободным – мы сможем встречаться с тобой дальше.
– Однако! – только и произнесла Мирослава, с изумлением глянув на засмущавшуюся девушку…
Глава 13
Спустя некоторое время Ратмир с Мирославой заехали в ворота её подворья. Находившиеся там в этот момент холопы, переглянувшись между собой, молча, проводили их взглядами до самых дверей терема. Помощник конюха Фёдор озабоченно почесал себе подбородок.
– Ну, говори, Мирослава, что ты мне хотела сказать напоследок, – нетерпеливо застучал пальцами по деревянному столу Ратмир, сидя на лавке и окидывая взглядом безлюдную горницу.
– Напоследок? – неприятно удивилась та и быстро отвернулась к окну.
– Разве не попрощаться ты привела меня сюда? – с лёгким недоумением посмотрел на неё скоморох. Он увидел, как она вдруг вся сжалась, закрыла своё лицо ладонями, и ему неожиданно стало её жалко. – Не таи на меня обиду, милая. Не всегда мы сами властны над своими чувствами…Да, мне было с тобой хорошо, но это была не настоящая любовь…
– А с Ольгой, стало быть, у тебя настоящая любовь? – Мирослава повернулась к Ратмиру, и он увидел в её глазах боль и отчаянье. Она машинально поправила на голове тёмно-вишнёвый платок с богато расшитыми концами.
– С ней у меня душа поёт, и сердце рвётся из груди. Да, это любовь, – кивнул скоморох и посмотрел светлым взглядом куда-то мимо Мирославы в окно.
– Ну, хорошо, люби её на здоровье, – неожиданно, стиснув зубы, проговорила женщина. Она достала из тяжелого, деревянного шкафчика красивый серебряный кувшин и две серебряные чарки: – Медовуха тут у меня рябиновая. Как ты любишь…Не откажи в милости, пригуби со мной. И забери свой кафтан, что в прошлый раз оставил на сеновале.
– Да-а, медовуха у тебя знатная, – согласился Ратмир, наблюдая за тем, как Мирослава, кинув на лавку у двери его серый кафтан, стала неуверенными руками разливать напиток по чаркам. Вот она недоглядела, и медовуха в одной из чарок полилась поверх прямо на стол. Мирослава нахмурилась и со стуком поставила кувшин на деревянный стол. Потом посмотрела на Ратмира странным потерянным взглядом и неожиданно воскликнула:
– Нет моей мочи терпеть и носить это всё в себе. Я и, правда, очень люблю тебя, Ратмир! Всё для тебя готова сделать. Но, Христа ради, ответь мне только на один вопрос! Мне точно нужно знать – верно ли то, что говорят о тебе?
– А что говорят? И кто говорит? – крутя в руках чарку с напитком, с интересом посмотрел на неё скоморох.
Внезапно Мирослава упала перед ним на колени и взмолилась, сложив руки лодочкой перед собой: – Ратмирушка, сокол мой ясный! Поклянись мне на святом православном кресте, что ты не итальянский шпион! Что ты – простой, русский скоморох!
В горнице наступила звенящая тишина, и она увидела, как вдруг серые глаза Ратмира приобрели стальной оттенок. Он, не мигая, посмотрел ей в глаза и тихо спросил:
– С чего это вдруг ты взял, Мирослава? С кем ты такие разговоры вела?
– Не могу сказать тебе, Ратмирушка, не пытай меня, – всхлипнула женщина, не сводя с него умоляющих глаз. – Только скажи мне, что это не так! Ну не мог же ты, будучи урождённым и крещённым здесь, в православной вере, стать изменником и предателем?!
– Уж не дьяк ли Лаврентий внушил тебе такие мысли? – всё также тихо произнёс Ратмир, холодно глядя на неё. Странная усмешка пробежала по его губам: – Я ведь в тот день видел, как ты выходила из дверей Разбойного приказа. Но почему-то скрыла это от меня. А теперь требуешь от меня же какой-то непонятной правды. Разве это по-честному?
Мирослава, стоя перед ним на коленях, спрятала лицо в ладонях и глухо проговорила: – Не могу я ничего сказать, Ратмирушка. Одно знаю, что грозит тебе смертельная опасность…
– Я уже слышал раз это от тебя. Но и тогда ты мне не сказала – откуда опасность…
Мирослава замотала головой, не отрывая рук от лица: – Не могу, не могу, Ратмирушка! Поверь мне на слово…Но и любить изменника православной веры нашей тоже не могу и не хочу…
– Так и не люби. Я же тебя не заставляю, – пожал плечами Ратмир и, поднеся чарку с янтарно-оранжевой рябиновой медовухой к губам, в несколько глотков опустошил её.
– Значит, это правда, – упавшим голосом произнесла Мирослава и, отняв ладони от лица, потухшим взглядом посмотрела на скомороха. Затем тяжело поднялась с колен.
– Я никогда не утверждал этого, – негромко ответил Ратмир и, вздохнув, потёр пальцем переносицу.
– Но и не отрицаешь сейчас, – Мирослава села на лавку. Она взяла свою чарку с медовухой, пригубила её. Потом поставила на стол и тяжёлым взглядом посмотрела на скомороха: – Одно не пойму, как урождённый на Руси человек может предавать свою державу?
– А тебе никогда не приходило на ум, Мирослава, что порой держава предаёт своих сыновей и дочерей? И тогда им чужбина может заменить родную сторону… – Ратмир откинулся спиной к бревенчатой стене горницы, и устало смежил веки.
– Сама держава?! Или некоторые из её недостойных представителей? – уверенно возразила ему женщина.
Ратмир тут же открыл глаза и изумлённо посмотрел на собеседницу: – Да с кем же ты так разговаривала, Мирослава?! Я никогда не замечал за тобой таких мыслей.
– Это потому, что я никогда не могла представить себе, что человек, которого я полюбила, есть враг моей отчизны, – с сильнейшей досадой произнесла Мирослава и расстроено покачала головой: – Эх, Ратмир, Ратмир, как ты мог?! Ведь твоя родина здесь! Ты ведь и крест-то вон православный носишь! Значит, правду мне сказали, что твоя богопротивная вера позволяет тебе и твоим единоверцам выгоды ради двурушничать и лицемерить.
– Не делай поспешных выводов, – холодно усмехнулся тот и, легко поднявшись с лавки, направился к выходу. Подхватив с лавки свой кафтан, он оглянулся: – Прощай, Мирослава! Пусть у тебя всё будет хорошо. От всего сердца желаю тебе этого…
– Прощай, Ратмирушка, – огорченно прошептала женщина, со слезами на глазах наблюдая за тем, как с лёгким скрипом закрылась дверь вслед за ушедшим скоморохом…
Ратмир вышел на крыльцо терема, держа в правой руке кафтан, и направился к своей лошади, привязанной у небольшой изгороди. Рядом с лошадью стоял помощник конюха Фёдор и тщательно протирал её бока щёткой.
– Я тут, барин, без твоего разрешения дал ей овса и воды, – улыбнулся он Ратмиру, но, увидев его выражение лица, тут же озабочено спросил: – Всё в порядке, барин?
– Да, Фёдор, всё хорошо, – бесстрастно ответил Ратмир и, приторочив кафтан к седлу, легко взобрался на лошадь. Он с озабоченным видом осмотрелся по сторонам и, подстегнув лошадь, поспешил к воротам.
Фёдор проводил его долгим, внимательным взглядом.
Покинув подворье боярыни Кольчуговой, Ратмир направился в Девичий монастырь. Торопливо поднявшись в покои матушки Евникии, он с облегчением увидел сидевшего на лавке за столом певчего Никитку. Тот радостно что-то рассказывал послушнице Марфе, сидевшей у изголовья игуменьи. Последняя лежала в постели, опершись спиной на хорошо взбитые подушки и тоже слабо улыбалась, слушая его байки. Все они дружно обрадовались, завидев на пороге озабоченного Ратмира.
– Что-то не так, Ратмир? – пытливо глянула на него игуменья.
– Да, хватает всякого, – махнул рукой скоморох и пояснил: – Получается так, что из всех, кто видел, как были убиты послушницы, остался живым только он, – Ратмир показал глазами на певчего и добавил: – И мне сейчас очень нужно побывать с Никиткой у него в доме. Но так, чтобы никто не знал об этом.
– Можете взять мою каждодневную повозку, – сразу предложила игуменья. – Она проста и её никто не досматривает на въезде в нашу обитель.
– А ещё можно вам обоим надеть на себя монашескую одежду, – несмело предложила Марфа, кинув исподлобья на Ратмира явно заинтересованный взгляд.
– Превосходная мысль! – воскликнул тот и вопросительно посмотрел на игуменью: – Матушка Евникия, где можно взять монашеское облачение?
– Что за богопротивные мысли пришли тебе в голову, Марфушка?! – Возмутилась, было, матушка Евникия, но, кинув взгляд, на безмятежно восседающего на лавке за столом певчего Никитку, покачала головой. – Иди, Марфа, в мою кладовую и в синем сундуке выбери им подходящие одеяния. Новые не бери, только ношенные. А то ещё изорвут где или попачкают…
Спустя полчаса из ворот Девичьего монастыря выехала скромная повозка, которой управлял доверенный возница матушки Евникии. В самой повозке сидели две крупные, рослые монахини и вели между собой негромкую беседу.
– Давно хотел спросить у тебя, Никитка, да всё никак не получалось, – произнёс Ратмир, поправляя на голове черный головной убор.
– О чём ты хотел спросить? – с любопытством посмотрел на него Никитка, чью нижнюю часть лица с бородой скрывала чёрная же повязка.
– Как у тебя хватило … как ты решился убить тех послушниц? Разве они тебе сделали что-то плохое? Мне говорили, что это были очень хорошие послушницы, которые помогали немощным, больным…
– Я же говорил, что голос мне был. Он и приказал их убить. Сказал, что это демоны приняли обличие наших послушниц…
– Они же просили их не убивать, наверное. Как же ты их не пожалел?
– А тот голос предупредил, что демоны будут умолять их не убивать, – опустил глаза Никитка.
– Так ты не понял, что этот голос…что он сделал из тебя душегуба.
– Нет, наоборот, он сказал, чтобы я никого не слушал и что мне это зачтётся при входе в рай, – улыбнулся Никитка.
Ратмир пристально посмотрел на него и промолчал.
Вскоре они доехали до усадьбы родителей певчего Никитки, с которыми он проживал всю свою жизнь.
– Почему двор пустой? – удивился Ратмир, оглядываясь вокруг.
– А маменька с папенькой уехали к папенькиному брату до тех пор, пока ты не найдёшь преступников. И дворовых они отпустили на тот же срок, кроме Василия. Он оставлен за хозяйством присматривать, да меня обихаживать, – весело заявил Никитка, скидывая с себя монашескую одежду. – Так что ты хотел увидеть, Ратмир в моей опочивальне?
Они поднялись в его комнату и Ратмир начал внимательно изучать всё вокруг. Никитка стоял рядом и спокойно наблюдал за его действиями.
– Оставайся здесь, Никитка, я сейчас схожу вниз, посмотрю там, потом поднимусь за тобой, – Ратмир, придерживая рукой полы длиной чёрной рясы, стал спускаться вниз. Он прошёл по двору и завернул за угол. Скоморох почти дошёл до другого конца дома, когда вдруг услышал чей-то крик. Он тут же поспешил обратно, внимательно оглядываясь по сторонам. Внезапно ему показалось, что в начале дороги ведшей в Девичий монастырь появилась группа одетых в чёрное всадников. «Опричники!» – внезапно понял он и более чем удивился их появлению. Насколько ему было известно, опричники не часто появлялись в районе Девичьего монастыря, находившегося под личной охраной Великого государя.
Ратмир направился в сторону входа в дом, но, проходя мимо повозки, краем глаза заметил, что дверцы повозки были открыты и лошади возбуждённо прядали ушами. Он подошёл к повозке и увидел лежавшего рядом с колесом в крови возницу с перерезанным горлом.
Ратмир сразу напрягся и, внимательно прислушиваясь, направился в дом. Стараясь не скрипеть деревянными полами, он прошёл в горницу и замер на месте – посередине комнаты стоял Никитка и тряпицей обтирал окровавленный нож.
– Это ты сейчас зарезал возницу? – негромко спросил он, не спуская глаз с певчего.
– Ну, да, – улыбнулся радостно Никитка и добавил: – Он меня попросил это сделать. И я зарезал очередного демона.
– Ты опять слышал голос?
– Да, вот совсем недавно. Когда был у себя в опочивальне…
– Опять в опочивальне, – нахмурился Ратмир, стягивая с себя монашье облачение. Он, было, двинулся к лестнице, но в этот же момент певчий Никитка неожиданно сделал выпад рукой в его сторону и Ратмир едва увернулся от окровавленного ножа, просвистевшего в паре сантиметров от его шеи.
– Что же ты делаешь, Никитка?! – воскликнул он, изумлённо глядя на надвигавшегося на него Никитку с ножом наизготовку.
– Он мне сказал, что ты будешь прикидываться моим другом, – весело рассмеялся певчий. Но тут же нахмурился и прошептал: – Стой, где стоишь. Я должен убить тебя, нечистый!
Ратмир посмотрел в безумные глаза спятившего певчего и понял, что должен остановить его, пока этот несчастный не погубил ещё кого-нибудь.
– А скажи мне, Никитка, – пятясь назад и внимательно следя за ножом в руке певчего, спросил скоморох: – Не говорил ли ты кому-нибудь в монастыре, что мы с тобой собирались сейчас приехать в твой дом?
– Не-а, никому…только, когда мы выходили из горницы матушки Евникии я заметил, что отче Павел в углу в сенях чего-то копошился. Спросил меня – куда мы направляемся…
– И ты ему сказал правду?
– Так это же отец Павел. Ему можно… – улыбнулся певчий и тут же, вновь сдвинув брови, сумрачно посмотрел на скомороха и набычился.
– Прости, Никитка, ты мне не оставляешь выбора, – негромко произнёс Ратмир и, мягко подпрыгнув вверх, нанёс ногой сильный удар в голову Никитки. Тот, молча, рухнул на пол. Ратмир подошёл, забрал у него нож и засунул его под печку, стоявшую в углу горницы. Внезапно он услышал какой-то шорох и обернулся. В раскрытое окно скоморох увидел мелькнувшие среди высоких подсолнухов чёрные фигуры в масках. Ратмир кинулся к Никитке и стал его хлопать по щекам: – Вставай, Никитка! Вставай быстрее!
Но тот лежал бесчувственный словно бревно. Тогда Ратмир подтащил его к большому сундуку, стоявшему в углу горницы. Быстро открыв сундук, с трудом закинул туда Никитку. Затем почти бесшумно поднялся по лестнице вверх и подошёл к окну. Оттуда открывался хороший вид на окружающие постройки и деревья. Ратмир разглядел более десятка мужских фигур в чёрном, бесшумно скользивших между деревьями. Внезапно он увидел отца Павла, который подбежал к одному из опричников в тёмной маске и отчаянно жестикулируя, стал что-то ему шептать. Тот властно отодвинул его в сторону и, махнув рукой остальным, направился к входной двери горницы.
– Ратми-ир, ты где? – внезапно снизу послышался голос растерянного Никитки. Скоморох аж вздрогнул от неожиданности и, понимая, что силы неравны, всё равно кинулся к лестнице спасать Никитку.
– Сиди там, Никитка! И закрой крышку сундука скорее! – крикнул он ему, находясь на верхних ступеньках лестницы. Увидев, что тот подчинился, кинулся обратно к окну и выбрался на крышу. Прошёл, пригибаясь по скату и, оглядевшись по сторонам, стал спускаться вниз. В какой-то момент прогнившая доска под тяжесть его тела треснула, и он свалился вниз, и моментально вскочил на ноги. В этот же момент несколько острых копий упёрлись ему в грудь и живот.
– Допрыгался, чертяка! – вдруг добродушно усмехнулся один из опричников. – Шагай вперёд. И не вздумай бежать, далеко не убежишь.
Ратмир кинул быстрый взгляд на копья и понял, что сопротивляться бесполезно. Он пошёл в сторону входа в дом. Там уже слышались грубые мужские голоса и хохот.
– Вот один! – доложил добродушный опричник, подталкивая Ратмира вперёд. В горнице наступила тишина.
Стоявший в центре комнаты опричник в маске пристально посмотрел на скомороха и тихо спросил: – Где певчий?
Ратмир пожал плечами. Он узнал этого человека, несмотря на маску. У стольника Василия Хомутова были очень запоминающиеся глаза и голос.
В этот момент певчий Никитка неожиданно чихнул и этим окончательно решил свою участь. Опричники моментально вытащили его из сундука и поставили перед стольником. Ратмир кинулся было к певчему, но стоявшие рядом опричники удержали его, с силой завернув ему руки за спину.
Стольничий посмотрел на скомороха и усмехнулся: – Значит, ты и есть тот самый ловкий сыскарь? Стой и лучше не дёргайся, а то последуешь за ним.
– Не трогайте его! Он же болен! Тем более, что он уже всё мне рассказал! – воскликнул Ратмир, предчувствуя беду.
– Кто же тебе поверит, – усмехнулся стольник и кивнул одному из опричников. Тот кивнул ответно и, быстро сделав несколько шагов к Никитке, чем-то, спрятанным в рукаве черного кафтана, ткнул ему в живот.
– Р-ратмир! Спаси! – взвизгнул жалобно певчий и, заверещав, попытался бежать, зажимая руками на животе вдруг окрасившийся кровью светлый кафтан. Но трое опричников пинками уложили его на пол и добили кинжалами.
Ратмир зарычал и попытался вырваться из цепких рук здоровенных опричников.
Стоявший в стороне стольничий удивлённо посмотрел на него:
– Хочешь за ним?
Ратмир тяжело дыша, исподлобья с ненавистью посмотрел на него и промолчал.
– Ну, то-то же, – усмехнулся тот и подал своим знак рукой. Опричники, громко переговариваясь, гурьбой вышли из дома. Ратмир подошёл к лежавшему на полу певчему Никитке и, опустившись на колено, прикрыл ему застывшие в безумном ужасе глаза. В этот момент послышался свист кнутов, лошадиное ржание. Опричники с хохотом и гоготом ускакали со двора. Наступила зловещая тишина…
Ратмир тяжело шагая на неверных ногах, вышел на крыльцо и, повернув голову, замер от неожиданности: прямо на него смотрели мёртвые глаза отца Павла, скрючившегося у деревянных перекладин крыльца. Окровавленными руками он держался за нож, всаженный ему в область грудины под самую рукоятку. Внезапно Ратмир увидел, что из кармана кафтана отца Павла торчит какая-то светлая трубка. Он присел, взял её в руки и стал рассматривать. Трубка оказалась небольшим оленьим рогом обрубленным с обеих концов.
Внезапно Ратмира осенила какая-то мысль, и он пошёл вокруг дома, внимательно разглядывая всё у себя под ногами и вокруг. Дойдя до места, куда выходило окно опочивальни певчего Никитки, скоморох ещё более внимательным взглядом окинул всё вокруг, и его внимание привлекла странная длинная палка в детскую руку толщиной торопливо сунутая кем-то в кустарник, разросшийся прямо у стены дома. Ратмир осторожно вытащил её и увидел, что палка внутри была полая и что с одного конца на палке были свежие царапины. А на другом конце палки он увидел несколько седых волосков, зацепившихся за неровности на срезе.
Скоморох вздохнул, аккуратно снял волоски и, завернув их в лист лопуха, положил себе за пазуху. Потом достал оттуда же обрезок оленьего рога и попытался приладить его к концу палки, где были найдены седые волоски. Конец рога лёг в пазы палки в самый раз. Ратмир поднял глаза сверху и стал рассматривать окно опочивальни певчего. Но там он не увидел ничего похожего на то, что искал и нахмурился. В этот же момент его взгляд привлекло темневшее округлое отверстие в большом бревне, служившем опорой для стен второго этажа. Ратмир осторожно поднял палку и протянул противоположный её конец прямо к этому отверстию. Конец палки плотно вошёл в отверстие. Ратмир присел и ухнул в олений рог. Сверху послышался странный, гулкий звук. Ратмир отпустил руки, придерживая рог – палка продолжала висеть.
Тогда скоморох быстрым шагом направился к входу в дом и через пару минут уже внимательно рассматривал отверстие в том самом деревянном бревне, что крепило брёвна второго этажа. Увидеть его можно было, только если пригнуться к самому полу.
– Ну, вот оно и есть то место, откуда Никитке вещал голос. Ай да, отец Павел! – хмуро покачал головой Ратмир. – Такой бы ум да на доброе дело!
Ратмир спустился вниз и, кинув взгляд на остывавшее тело певчего Никитки, вышел за порог. Там он достал из кармана кафтана лист лопуха. Развернул его, аккуратно взял седые волоски и, опустившись на одно колено около мёртвого отца Павла, приложил их к бороде мертвеца. Сомнений не было – волоски с раструба палки принадлежали отцу Павлу.
Ратмир поднялся на ноги и быстрым шагом направился во двор к своей лошади. К счастью, она оказалась на месте и, легко вскочив на неё, скоморох направился к подворью Михайловой Анны Дмитриевны.
Глава 14
Подъехав к подворью, Ратмир быстро спешился и подвешенным деревянным молотком сильно постучал по деревянным, оббитым железными узорами воротам.
– Кто тама? – раздался мужской с хрипотцой голос.
– Мне нужна Анна Дмитриевна. Дело у меня к ней срочное, – нетерпеливо опять постучал в ворота скоморох.
– Счас отопру. Что стучать-то беспрерывно? – беззлобно проворчал тот же мужской голос и загремел засовами. Вот одна из половин ворот сдвинулась со страшным скрипом с места и в образовавшемся проёме неожиданно возникла приземистая женская фигура в зипуне и видавшем виды кокошнике. Женщина бочком выбралась из ворот, кинула на Ратмира быстрый, острый взгляд маленьких, чёрных глаз, чему-то усмехнулась, и торопливо зашагала в сторону маленьких лачужек, стоявших в низине, у самой рекой.
– К Анне Дмитриевне я, – Ратмир по-хозяйски шагнул во двор.
– Так это… нет ещё хозяйки-то, – смущённо почесал затылок худой, желтушный мужик лет сорока с реденькой, сивой бородкой на остром подбородке.
– Ой, Ратмир! Пришёл, как и обещал, – неожиданно раздался нежный голос Ольги из открытого окна терема на втором этаже. – Никодим, покажи ему, где вход, – попросила она мужика, открывавшего ворота. Тот прищурился, пожал плечами и рукой махнул куда-то в сторону дома. Ратмир торопливо зашагал в ту сторону. Мужик внимательно посмотрел ему вслед, сплюнул и пошёл к себе в сторожку.
Ратмир шагнул за дверь вовнутрь терема и оказался в просторной, чистой, светлой горнице. По ступенькам деревянной, добела отскобленной ножом лестницы навстречу ему спустилась Ольга. Её глаза сияли восторгом, маленькая грудь под нежно – розовым платьем вздымалась от волнения.
– Где твоя тётушка? – Ратмир не сводил с неё глаз. – У меня мало времени. Я пришёл просить твоей руки.
– Ой, моей руки! – смущённо воскликнула девушка и зарделась как маков цвет. – А тётушка же на послушании в монастыре, хлеба печёт для сестёр. Она вернётся только к вечеру… Но ведь она не может дать благословения. Только мой батюшка… А он будет в Москве только через десять дней…
– А где твой братец? Где остальные?
– Никого нет. Братец гостит у наших родных в Новгороде. Холопы исполняют свои повинности… – пожала плечами Ольга и, грациозно подбежав к Ратмиру, взяла его за руку. – Разве тебе мало меня одной.
– Девонька моя любимая, – у Ратмира перехватило дыхание, и он поднёс к губам её руку. Она посмотрела на него каким-то серьёзным, почти взрослым взглядом и дыхание её стало учащаться, сочные губы приоткрылись…
Не помня себя, Ратмир притянул её к себе и, крепко обняв, страстно зашептал: – Олюшка, свет мой ясный! Полюбил я тебя всем сердцем… Вчера и сегодня был я на краю гибели и не знаю, что меня ещё ждёт завтра… Нет моих сил больше терпеть эту муку, – Ратмир чуть отпустил её и, взяв за плечи, посмотрел прямо в глаза девушки: – Прошу только об одном – стань моей прямо сейчас. Если уж и суждено мне завтра погибнуть, так я буду знать, что ты моя на веки вечные…Клянусь тебе, что как только мы окажемся в Италии, так тотчас же и обвенчаемся!
Ольга продолжала смотреть на него тем странным, почти взрослым взглядом. Её грудь часто вздымалась, а тонкие крылья носа трепетали…
– Да… я согласна… – прошептала она одними губами и глаза её неожиданно стали наполняться слезами. – Я так люблю тебя, Ратмир… я согласна, – повторила она и сама уже прильнула губами к его напрягшейся мускулистой шее.
– Где твоя опочивальня? – прошептал он, теряя над собой контроль и подхватывая на руки её легкое тело в нежном, кисейном платье.
Девушка махнула рукой в сторону ступенек и, спустя несколько мгновений Ратмир уже открыл ногой дверь в девичью опочивальню.
– Солнышко моё… ладушка моя… ягодка моя сладкая, – возбуждённо прошептал Ратмир, бережно опуская Ольгу на атласное покрывало узкой девичьей постели под балдахином.
– Только, пожалуйста… Ратмир… – прошептала она, пытаясь улыбаться, но глаза её были полны слёз.
– Да, моя девочка…не бойся…я буду очень нежен … Я постараюсь не причинить тебе боли… – Ратмир рывком скинул себя кафтан, сбросил сапоги. Он опустился на колени перед её постелью и рукой наконец-то коснулся до вожделенной узкой щиколотки девушки и сжал её. Она чуть застонала.
– Прости, радость моя, – выдохнул он и, склонившись над ней, нежно провёл пальцем по быстро бившейся на виске девушки синей жилке, по её полураскрытым губам и наконец, сам жадно приник к ним своими губами…
– Ещё никогда в жизни я не был так счастлив как сейчас, – негромко, но взволнованно произнёс Ратмир спустя некоторое время. Он лежал на спине, подложив левую руку под голову. Пальцами правой руки перебирал шелковистые пряди волос Ольги, чья голова лежала у него на груди. Девушка нервно покусывала губы и, казалось, теперь не знала как себя вести.
– Что же теперь будет, Ратмирушка? – стеснительно прошептала она, не поднимая на него глаз.
– А теперь мне сам дьявол на страшен, Олюшка моя, – ответил скоморох. – И я сделаю всё, чтобы устроить наше счастье.
– Ведь твои злоключения уже закончились? – неожиданно спросила она.
– Да нет, радость моя. К сожалению – нет. Становится слишком опасно. Нам с тобой придётся сегодня же укрыться в итальянском посольстве. И сегодня же нужно начать готовить документы на выезд из этой страны. Только, когда мы окажемся в Италии, я буду спокоен за тебя.
– Что ты такое говоришь?! – Ольга от удивления даже приподнялась на локте, не замечая, что грудь её оголилась. – Разве же нас примут в итальянском посольстве? И почему мы там должны скрываться? Что ты такого натворил, Ратмирушка? Мы, что, и вправду поедем в Италию?!
– Да, радость моя. А в итальянском посольстве мои друзья и они помогут нам уехать в мою любимую, солнечную Италию. Ты тоже обязательно её полюбишь. И там я тебя познакомлю с моим Учителем…
– Учителем? Ты никогда не говорил мне о нём, – по-детски удивлённо проговорила Ольга и, спохватившись, прикрыла грудь покрывалом.
– Не нужно, – Ратмир придержал край покрывала. – Дай мне возможность любоваться этой красотой. А Учитель мой – это святой для меня человек. И если бы не он, то ещё неизвестно кем и где я сейчас был бы.
– Он тоже живёт в Италии?
– Да, Олюшка и он будет очень рад нашему счастью.
– А как зовут твоего Учителя? Ты с таким уважением говоришь о нём, – по-детски рассудительно произнесла Ольга.
– О нём мы с тобой потом поговорим. А сейчас, душа моя, я прошу тебя остаться дома и ждать моего приезда. Собери только всё самое необходимое. Я сегодня же перевезу тебя в посольство…
– В итальянское? – уточнила Ольга и глубоко вздохнула: – Ох, Ратмирушка, что-то так страшно мне.
– Не бойся, ангел мой, – Ратмир пальцем приподнял за подбородок её чудную головку, лежавшую у него на груди. Он вновь восхитился отточенными чертами лица девушки и бездонной фиалковой красотой её выразительных глаз. Губы Ольги были полураскрыты, и она была так привлекательна в своей беззащитности и наивности. Ратмир провёл рукой по шелковистой коже вдоль её горячей спины, дошёл до ложбинки между бёдер … Ольга вздрогнула, и слегка сжалась…
– Не бойся, счастье моё, – дыхание Ратмира вновь стало частым и тяжёлым и, дрожа от нетерпения, скоморох опрокинул девушку на спину, Его тяжёлая рука легла на девичью грудь, а правым коленом он осторожно раздвинул её бёдра…
Спустя некоторое время Ратмир, уже одетый, стоял у окна и внимательно оглядывал окрестности.
– Если бы ты знала, ангел мой, как мне не хочется сейчас расставаться с тобой! – с сильной досадой произнёс он, отходя от окна. – Но мне сейчас очень нужно переговорить с Антонио. У меня ведь тут ещё остаются дела.
Ольга, стеснительно прикрывая наготу покрывалом, неумело пыталась прикрыть и оставшиеся на нём следы её теперь утраченной невинности. Ратмир, заметив это, счастливо улыбнулся и, подойдя к ней, опустился на колени. Он взял её за руки и, прижавшись к ним горячими сухими губами, прошептал: – Благодарю тебя, пресвятая дева Мария! Ты мне послала самое большое счастье, что может получить мужчина…
– А кто такой Антонио? – пытаясь скрыть смущение, опустив голову, спросила Ольга.
– Это мой друг. Я вас сегодня же и познакомлю. Всё, радость моя, мне нужно поторопиться. Возможно, что мы покинем Москву сегодня ночью, а с документами нас догонят. У нас есть свои курьеры в разных городах, – Ратмир с трудом оторвался от возлюбленной и буквально заставил себя выйти из её опочивальни.
Через несколько мгновений он, гарцуя на лошади, кинул взгляд на окно Ольгиной опочивальни и увидел там тоненькую, почти воздушную фигурку девушки и её бледное, слабо улыбающееся лицо в ореоле золотистых прядей.
« Моя! Моя навеки! » – пело и ликовало в душе у Ратмира. Он пришпорил свою лошадь и стремглав унёсся на ней в сторону Москвы.
Глава 15
– Что опять такого срочного у тебя приключилось, Ратмир, что мне из-за этого пришлось покинуть заседание в посольстве?! Мы же договорились посылать друг другу этот символ только в самых чрезвычайных ситуациях, – встревожено воскликнул на итальянском Антонио, сидя верхом на породистом гнедом жеребце. На нём как всегда был надет длинный плащ с капюшоном. Антонио только что прискакал к их условленному месту, но спешиваться не торопился.
Ратмир вскочил со своего места под раскидистым кустарником и приблизился к нему: – Мне сейчас очень нужна твоя помощь, брат Антонио.
– Говори скорее, а то, может, я ещё успею вернуться. А что ты так улыбаешься загадочно?
– Просто я очень счастлив, брат, – глаза скомороха светились радостью. – Но мне, действительно, нужна твоя помощь. И не только мне…
– Дай, догадаюсь, – пристально посмотрел на него красавец Антонио из-под края тёмно-красного капюшона с чёрной окантовкой. – Твоя юная копия нашей Виолы Седеркрейц наконец-то окончательно решилась бежать с тобой?
– Она не копия Виолы, – нахмурился Ратмир. – Она – моя невеста и даже уже… – внезапно он замолчал и поднял на Антонио светившиеся счастьем глаза.
– Даже так! – понимающе шевельнул бровями Антонио. – Поздравляю, брат. Хотя ты у нас в этом деле всегда был в первых рядах. Так чем ещё я должен тебе помочь? Помнится, в прошлый раз ты хотел, чтобы я изготовил вам документы для отправки в Италию. У меня уже почти всё готово, осталось только вписать её имя.
– Это всё нужно, – кивнул Ратмир. – Но ещё очень важно, чтобы в эту ночь и, возможно, следующую, мы с ней смогли укрыться на территории посольства.
– У неё такой всемогущий отец? – удивился Антонио, слегка покачиваясь в седле. Конь его в нетерпении переступал длинными, тонкими ногами.
– Это не связано с её отцом, – опять нахмурился скоморох. – Это связано, скорее с одним преступлением, которое я смог наконец-то раскрыть сегодня до конца.
– А помнишь, брат, я ведь ещё тогда говорил, что тебе нельзя этим здесь заниматься? Что весь этот твой сыск может очень повредить нашей основной работе? Ты сейчас просишь укрыть тебя вместе с твоей юной сударыней на территории посольства, что может привести к политическому скандалу. Ты собираешься досрочно покинуть страну, где у тебя остаются незавершённые дела…
Ратмир при этом, молча, опустил голову
– Конечно, Учитель поймёт тебя. Ведь ты у него в любимчиках! – продолжил тихо Антонио. – Но ты же и нас сейчас можешь подвести. Люди днём и ночью роют тоннель, потому что ты пообещал Учителю вернуть одну известную библиотеку на её законное место. Другие наши братья занимаются организацией католических коллегий в разных городах этой варварской страны. Пытаются донести и закрепить в сознании местного населения основные догмы и постулаты нашей святой веры. Все преданы своему делу, как и клялись тогда на встрече у папы. Только ты один занимаешься ещё непонятно чем, кроме своей основной обязанности…
– Так ты не сможешь мне помочь? – подняв на него глаза, прищурился Ратмир. Голос его прозвучал холодно и отстранённо.
Антонио внимательно посмотрел на него: – Всё так серьёзно, брат?
– Я уже говорил, что однажды из-за этой деятельности упустил своё счастье. Больше этой ошибки повторять не намерен, – твёрдо ответил скоморох, не сводя прищуренных глаз с Антонио.
Тот помолчал, потом вздохнул и кивнул:
– Ну, хорошо. Похоже, что в этот раз у тебя, действительно, что-то стоящее.
– Мне только отвезти её в Италию, обвенчаться и я тут же вернусь и всё доделаю как надо, – торопливо произнёс скоморох. – Я буду спокоен за неё, если она будет дожидаться меня там. Тогда я смогу уверенно завершить здесь свою миссию.
– Обвенчаться?! Даже так!.. Ну, что же, приходите оба как стемнеет к боковой двери посольства в полночь. На пять минут эта дверь будет открыта. Если не успеете…
– Успеем, брат, – опять улыбнулся Ратмир и протянул руку: – Спасибо, брат. Я твой должник навсегда.
– Постарайся не забыть об этом, когда наступит время, – усмехнулся Антонио. – Всё, брат, мне пора. Увидимся завтра утром в посольстве. Сегодня ночью там вам покажут вашу комнату.
Ратмир благодарно улыбнулся и кивнул в ответ.
Антонио надвинул на голову поглубже капюшон и поскакал в сторону Москвы. На повороте от реки он внезапно услышал чей-то свист и оглянулся – неподалёку от кустарника стоял неизвестный ему крепкий черноволосый и чернобородый мужчина.
– Что тебе нужно? – по-русски крикнул ему Антонио. – Говори быстрее… Я тороплюсь…
– У меня к тебе есть серьёзный разговор. Это касается твоего друга Ратмира, – неожиданно на латыни ответил ему незнакомец.
Заинтригованный услышанным, Антонио приблизился к нему, спешился и слушал его внимательно около пяти минут, периодически задавая какие-то вопросы. Потом покачав головой, за руку попрощался с незнакомцем, что-то ему сказал и ускакал прочь.
Солнце начинало клониться к закату, когда Ратмир подъехал к постоялому двору, на котором остановились скоморохи. Для них, только что вернувшихся с представления на Торговой площади, его появление стало большой радостью.
– Ой, Ратмир, наконец-то! Мы так по тебе соскучились! – восклицали без устали женщины, устроив вокруг него весёлую кутерьму. Мальчишки скакали от радости и крутили сальто. Мужчины сдержанно поздоровались за руку и с довольными лицами степенно расселись по лавкам. Женщины тут же бросились накрывать стол, послав мальчишек вниз в корчму за едой. И вновь они сели за стол одной большой, дружной, скоморошьей семьёй.
– Как же я сам по вам по всем соскучился! – воскликнул Ратмир.
– Ну, что, узнал уже кто преступник? – спросила детским голоском Авдотья.
– Думаю, что узнал, – кивнул голодный Ратмир, подтягивая к себе поближе блюдо с жареным мясом.
– Ура-а-а! – воскликнул Андрейка. – Это значит, что ты, дяденька Ратмир, сегодня к нам уже вернёшься?
– Пока нет, – покачал головой скоморох. – Чуть позже.
– Понятно, – с ехидцей произнесла Авдотья. – От Мирославы своей никак не оторвётся. Вон ведь глаза-то как светятся – ослепнуть можно…
Ратмир поймал внимательный взгляд старика Никифора и вздохнул: – У меня к тебе разговор есть, Никифор. Пойдём, поговорим.
– А пошли, – сразу согласился тот и вскочил из-за стола.
– Только вы недолго, а то нам без вас скучно, – весело кинула им вслед Елена.
– Ну, говори, – глухо произнёс Никифор, исподлобья глядя на Ратмира. Они стояли около высокой изгороди постоялого двора, за которой тянулось большое поле.
– Женюсь я, Никифор, – счастливо улыбаясь, произнёс скоморох.
Наступила тишина. Никифор побледнел. Перевёл взгляд куда-то вдаль, и на лице его заиграла странная улыбка.
– Что же ты не поздравишь меня? – удивился Ратмир.
– Это ведь не Мирослава? – осторожно спросил Никифор.
– Нет, не она, – на секунду помрачнев лицом, вздохнул его собеседник.
Старик Никифор прикрыл на мгновение глаза и с явным облегчением произнёс: – От всей души поздравляю тебя, Ратмир! Дай Бог тебе всего! И детишек побольше, – неожиданно весело добавил он. – Я по нашим мальчишкам вижу, что из тебя получится хороший отец.
– Спасибо, Никифор! – опять лучезарно улыбнулся Ратмир. – А почему ты не спросишь кто моя избранница?
– Кто твоя избранница? – послушно спросил умиротворённым голосом Никифор.
– Её зовут Олюшка и она прекрасна как весенний цветок.
– Ты же на других и не обращаешь внимания, – усмехнулся старик Никифор. – Чьих она будет?
– Она дочь купца, – улыбнулся Ратмир. – Но это для меня неважно. Главное, что я полюбил её всей душой и она меня тоже.
– А как же Мирослава? Она уже знает? – опять осторожно спросил старик Никифор.
Улыбка сошла с лица Ратмира:
– Да, она всё знает, – сухо ответил он и добавил: – И совершенно не против.
– Можно подумать, что ты стал бы её слушать, если бы она была против, – нахмурился старик Никифор.
– Ты прав, Никифор. Конечно, не стал бы… – пожал плечами Ратмир.
– И когда ты всё успеваешь, Ратмир? – покачал головой старик Никифор. – Ещё неделю назад я от тебя не слышал ни про какую Олюшку.
– Это – судьба! – радостно воскликнул его собеседник. – Всё как в балладах – они неожиданно встретились и полюбили друг друга на всю оставшуюся жизнь… Только нашим пока не говори никому, Никифор.
– Это ещё почему? – удивлённо поднял тот брови.
– Дело в том, что я нашёл человека, который организовал все эти убийства. Он из числа людей, приближённых к Великому государю. В любой момент этот человек может решить, что я слишком много знаю. И мне очень не хочется, чтобы из-за этого кто-то пострадал, тем более моя избранница. Поэтому, Никифор, завтра или послезавтра я уезжаю вместе с ней в Италию.
– Погоди! А как же мы?! – ошарашено воскликнул старик Никифор.
– Ты меня не дослушал, – с досадой произнёс Ратмир. – Я только хочу увезти её туда. Как только мы доберёмся до места, то тут же обвенчаемся и спустя пару дней я тронусь в обратный путь. И после, спустя месяц – другой уже вместе с вами опять вернусь в Италию. Просто, если моя Олюшка будет там, я буду за неё спокоен…
– А-а… – понимающе кивнул старик Никифор. – А нашим ты, как всегда скажешь, что едешь по срочному делу?
– Ты читаешь мои мысли, Никифор. Оно и впрямь срочное – это дело, – весело рассмеялся Ратмир.
– Иногда читаю, – со странной улыбкой согласился тот. – А иногда мне кажется, что я тебя и вовсе не знаю.
– Брось, Никифор! Всё будет хорошо! – Ратмир ободряюще похлопал его по плечу. – Прости, я тороплюсь. Передай нашим, что всех помню и люблю, и что скоро увидимся.
– Уж куда как скоро! – добродушно проворчал Никифор. – Почитай месячишко с лишним тебя и не будет в Москве.
– Время быстро бежит, Никифор, – Ратмир направился к своей лошади. Легко запрыгнул на неё и, помахав Никифору рукой, умчался по деревянной мостовой.
Глава 16
– И что? Ты понимаешь, что этого мало?! Стоило из-за этой чепухи огород городить! Что – не смогла вытрясти из него побольше?! – дьяк Лаврентий с силой хлопнул по своему деревянному столу ладонью. Он повернулся лицом к двери, ведшей в его вторую комнатку, и тоненьким фальцетом прокричал в ту сторону: – Навыки теряешь что-ли? Мне здесь даже не за что зацепиться… ерунда какая-то! Одно остаётся – прямо сейчас скопом всех его дружков-скоморохов посадить в подземелье. Вот тогда он точно заговорит, мерзавец!.. Хотя есть у меня и ещё одна задумка…
В этот момент дьяку Лаврентию показалось, что скрипнула входная дверь, и он быстро обернулся, но там никого не было. Тогда он, не торопясь, сел на лавку за стол и, подперев рукой лоб, озабоченно произнёс: – Всё-равно я тебя достану, пёсий сын! Никто ещё от меня не уходил. А уж за поимку вражеского шпиёна мне Государь не то, что деревеньку – целую волость может отписать во владение…
Начало темнеть, когда Ратмир на своей лошади уже торопился вернуться к возлюбленной, чтобы поскорее спрятать её в итальянском посольстве. Он скакал по деревянным мостовым Москвы и внезапно услышал, как его окликнул знакомый женский голос. От досады Ратмир даже поморщился, но приостановил коня и глянул в сторону Мирославы. А это была именно она, и вид у неё был крайне возбуждённый:
– Ратмирушка, свет мой ясный, – торопливо заговорила она, боясь, что он её прервёт. Лошадь под ней тоже, казалось, нервничала и беспокойно перебирала ногами.
– Послушай, Мирослава! – неожиданно для себя Ратмир повысил на неё голос: – Ты же уже взрослая женщина и должна понимать слово «нет»…
– Да погоди, Ратмирушка… – попыталась перебить его женщина.
– Да нечего тут годить! Я тебе уже тогда сразу сказал, что между нами не может быть ничего серьёзного! – Ратмир даже отмахнулся, словно отодвинул её от себя.
Но женщина не унималась и, умоляюще протянув обе руки к нему, простонала:
– Да выслушай же ты меня, Ратмир!
– Извини, Мирослава, но ты меня сама вынуждаешь сказать это, – неожиданно негромким, звенящим голосом произнёс скоморох и добавил: – Я встретил и полюбил другую. Уверен, что это на всю мою оставшуюся жизнь. А старая баба должна понимать, что она старая баба! Оставь же меня наконец-то в покое, Мирослава!
Наступила оглушительная тишина. Ошеломлённая услышанным, Мирослава, беззвучно открывала и закрывала рот, пытаясь осмыслить сказанное Ратмиром. Тот с досадой поморщился и, стегнув свою лошадь, унёсся в наступавшую темноту.
Мирослава всхлипнула, глаза её наполнились слезами и, прижав ладонь ко рту, она глухо застонала. В голове у неё крутилась только одна фраза: « Старая баба… старая баба…»…
Так она просидела какое-то время, приходя в себя. Лошадь её тревожно прядала ушами и косила вбок большим карим глазом… Вскоре Мирослава, прикрыв лицо руками, несколько раз глубоко вздохнула, затем опустила руки и уверенно направила лошадь в сторону постоялого двора на окраине Москвы.
На постоялом дворе она окликнула мальчишку-полового и, дав ему монетку, велела быстро позвать Никифора…
Если бы перед ним вдруг с небес опустился бы сам архангел Гавриил, Никифор был бы менее поражён, чем его поразило появление Мирославы. Он, на вдруг ослабевших ногах, поспешил к ней. На лице Никифора засияла радостная улыбка, но глянув в глаза женщины, он тут же перестал улыбаться и озабоченно спросил: – Что случилось, Мирослава Авдеевна? С Ратмиром что-нибудь?
– Да нет, с ним как-раз пока всё в порядке, – непривычно-глухим голосом ответила ему женщина. – Быстрее собирай своих товарищей, Никифор и едемте со мной. У вас ведь есть повозка?
– Повозка есть. Всё так плохо? Тебя, боярыня, сам Ратмир за нами прислал? – встревожено спросил Никифор, не сводя с неё глаз.
– Нет, не он… я его хотела предупредить, чтобы он помог вам скорее бежать, но…
– Что «но»? – с нажимом спросил Никифор.
– Он даже не стал меня слушать, – неожиданно всхлипнула Мирослава и зажала рукой рот. Потом откашлялась и встревожено добавила: – Вам всем грозит страшная опасность. Дьяк Лаврентий хочет сегодня же вас всех арестовать и посадить в тюрьму. Я хочу помочь вам и спрячу вас в надёжном месте.
– Не нужно, не печалься, боярыня, – поспешил её успокоить взбешённый Никифор. – Жди нас здесь. Мы мигом.
Спустя короткое время повозки со скоморохами уже неслись в сторону Девичьего поля. Впереди повозок, рядом друг с другом на лошадях скакали Мирослава и старик Никифор.
Ратмир во весь опор летел на лошади по Девичьему полю. Неприятный осадок от встречи и разговора с Мирославой не давал ему покоя всю дорогу. Но на подъезде к подворью, где его ждала юная возлюбленная, он забыл обо всём и думал только о том, как сильно сейчас прижмёт к себе свою пока невенчанную красавицу-жену и о том, чтобы скорее увезти и спрятать её в итальянском посольстве.
Внезапно Ратмир увидел, что ворота приоткрыты и, приструнив лошадь, медленно въехал во двор. На подворье стояла странная тишина. Охранника у ворот не было. Темнота всё больше опускалась на землю…
– Никодим, Никодим, – громко крикнул Ратмир, озираясь по сторонам. Потом он кинул взгляд на тёмное окно опочивальни его Олюшки и, охваченный каким-то предчувствием, быстро спрыгнул с лошади и, перескакивая через две ступеньки крыльца, поспешил в терем. Его встретили полумрак, тишина и беспорядок. Ратмир по лестнице взбежал наверх и, распахнув дверь в опочивальню, замер на месте – в комнате царил хаос. Все вещи были разбросаны, а самой Ольги нигде не было видно. Ошарашенный Ратмир сделал шаг вперёд и неверным голосом позвал: – Олюшка, где ты? Отзовись, ладушка моя…
Ответом ему была зловещая тишина. Ратмир оббежал всё вокруг, на всём подворье не было ни единой души. Только из хлева и птичников доносились звуки засыпавших животных и птиц…
Не понимая, что происходит и что ему делать, Ратмир метался, словно загнанный зверь. Наконец обессилевший, бледный и взмокший от переживаний, он присел на верхнюю ступеньку лестницы, ведшей на второй этаж и, прислонившись спиной к бревёнчатой стене, прикрыл глаза. Он пытался сообразить, что сейчас, ночью, можно предпринять для поиска Олюшки. И тут же, сражённый усталостью и переизбытком впечатлений за день, скоморох просто отключился.
Уже светало, когда внезапно сквозь сон он услышал на первом этаже на лестнице чьи-то шаги и кинулся вниз. Увидев поднимавшегося по ступенькам с виноватым видом Никодима, Ратмир подскочил к нему и, схватив за ворот старенькой косоворотки, тихо страшным голосом спросил: – Где молодая хозяйка?! Где все?! Что здесь произошло?
– Так это…барин… Не извольте гневаться на меня… Моей вины тут нет никакой… – забормотал тот, пытаясь освободить ворот рубахи от цепких пальцев скомороха.
– Да говори же ты уже, бестолочь! – рявкнул на него Ратмир.
– На двор наш ворвались служивые и арестовали нашу барышню Оленьку. А народ-то со страху весь побежал в болота. И я с ними. Всю ночь там просидели… Вот только возвращаемся… – развёл руками Никодим, тряся редкой бородкой.
– А хозяйка где? Где Анна Дмитриевна?!
– Так эти служивые и её с собой забрали… Может вскоре обе и вернутся…
– Какие служивые?! Из какого приказа?! – продолжил трясти его за ворот обезумевший скоморох.
Послышался треск порвавшейся материи.
– Ох, барин, ты же мне единственную рубаху порвал, – жалобно произнёс Никодим, пытаясь рукой нащупать место разрыва.
– Я убью тебя сейчас! Из какого приказа были эти люди?! – Ратмир в ярости замахнулся на него кулаком.
– Из Разбойного, барин!.. Сказали, что из Разбойного… – прикрывая голову руками, торопливо произнёс охранник Никодим.
– Разбойного?! Почему – Разбойного?! – воскликнул Ратмир.
– А я почём знаю! Сказали, что из Разбойного и чтобы ты сам к ним туда явился, – растерянно пробормотал охранник, пытаясь поправить разорванный ворот.
Ратмир, оттолкнув его от себя, кинулся вниз по ступенькам.
– Что же ты задумал, стольничий?! Решил руками дьяка Лаврентия достать меня? Я убью тебя, Васька Хомутов! – пробормотал он, запрыгивая на лошадь. – Не дай Бог, хоть один волос упадёт с её головы!
Едва почти загнанная лошадь Ратмира остановилась около ворот Разбойного приказа, как Ратмир тотчас же спрыгнул с неё и кинулся вовнутрь.
– Эй, стой! – только и успел ему крикнуть вслед стоявший на страже заспанный ратник и, тяжело гремя кольчугой и копьём, побежал за ним.
Ратмир добежал до дверей помещения, где обычно находился дьяк Лаврентий и, пробежав мимо дремавшего второго ратника, ворвался туда.
– Стой, оглашенный! – проснулся второй ратник и вдвоём с первым забежали вслед за Ратмиром.
– Где?.. Где он?! Где она?! – заметался по комнате разъярённый Ратмир. Он ногой распахнул дверь во вторую комнату и, увидев, что и она пуста, обернулся к ратникам: – Где дьяк Лаврентий?! Где моя Олюшка?!
– А ну, охолонись маленько! – рявкнул на него ратник и выставил копье перед собой. – А то сейчас не посмотрю на то, что в приличном кафтане. Вмиг на копьё подниму!
Ратмир непонимающе посмотрел на него, потом на копьё, помотал головой и уже тише произнёс:
– Мне сказали, что ваши служивые захватом увезли мою невесту Ольгу прямо с подворья, что на Девичьем поле…
– Так ты Ратмир что-ли? – усмехнулся второй ратник.
– Да, я, я – Ратмир! Где моя Олюшка?! Кто приказал арестовать её? – возбуждённо воскликнул скоморох.
– Как – кто? Сам дьяк Лаврентий и приказал. И велел передать, что будет ждать тебя на колокольне Смоленского собора, что в Девичьем монастыре. Только ты что-то долго добираешься. Он тебя с ночи уже там ждёт, – опять довольно усмехнулся второй ратник.
– Почему на колокольне? – ошеломлённо посмотрел на него скоморох. – И я ведь только что прискакал с Девичьего поля…
– Ну, как у нас говориться – бешеному псу семь вёрст не крюк. Так что, давай – вертайся обратно, – радостно загоготал первый ратник. Второй дружно его поддержал.
Ратмир только, молча, посмотрел на них, стремглав выскочил из комнаты и побежал по длинному коридору к выходу.
– Прости, милая, – прошептал он своей лошади и, запрыгнув на неё, вновь поспешил на Девичье поле, к женскому монастырю, на территории которого находился Смоленский собор.
Глава 17
Над огромным Девичьем полем, подёрнутым лёгким утренним туманом, разносился малиновый колокольный звон, призывавший к заутренней молитве. Ещё не до конца стряхнувшие с себя оковы сна богомольцы и странники спешили по натоптанной дороге к раскрытым деревянным воротам Девичьего монастыря на службу.
Ратмир, не замечая ничего вокруг, пронёсся на измученной лошади к воротам монастыря, распугивая богомольцев и прихожан. В воротах он разминулся с небольшой крытой повозкой. На мгновение она ему показалась знакомой, но влекомый только одной целью, он проскакал дальше, к белевшему в предрассветном сумраке Смоленскому собору.
На территории монастыря было тихо. Только запаздывавшие к службе люди, тихонько переговаривались между собой, беспрерывно крестясь и оглядываясь по сторонам.
Ратмир проскакал к самому Смоленскому собору и быстро спешившись, посмотрел наверх. Там, на колокольне, заканчивали частым перезвоном свою партию малые колокола.
Откуда не возьмись к скомороху подошли два бородатых ратника Разбойного приказа с копьями наперевес:
– Ты ли Ратмир? – глуховатым голосом спросил один из них.
– Я, – торопливо ответил скоморох.
– Что-то ты долго добирался. Почитай всю ночь тебя здесь караулим. Мог бы и поторопиться, уважить дьяка Разбойного приказа, – недовольно проворчал один из них и со словами: « Я пошёл за ним», направился куда-то в сторону хозяйственных построек.
– А ты иди, подымайся на колокольню пока, – указал рукой наверх второй ратник.
– Куда идти-то? Где здесь вход на колокольню?
– Погоди, – ответил второй и сунул ему в руку какую-то палку, оказавшуюся незажжённым факелом. Ратник, ударив кресалом по кремню, высек огонь, и факел тут же загорелся ярким, чадящим пламенем. – Теперь иди, а то темно там, на ступеньках, пока до верха доберешься.
Ратмир ринулся в темноту. Навстречу ему спускался звонарь, сразу шарахнувшийся от него в сторону. В дрожащем свете факела скоморох увидел крутые ступеньки, ведшие наверх и, позабыв об усталости, стал быстро подниматься по ним.
Ступив на широкую округлую площадку, он увидел огромный колокол-благовестник, занимавший почти треть площадки и свисавший ещё где-то на полэтажа вниз прямо наружу. С другой стороны были устроены ниши для средних и малых колоколов. Рядом, в небольшой нише стены, стояла крепкая скамья для звонаря. На колокольне никого не было. Ратмир воткнул горящий факел в специальное гнездо на метровой толщины стене и выглянул в продолговатое, неширокое отверстие-окно. С высоты колокольни открывался красивый вид на широкую равнину с густым лесом по краям. В свете восходящего солнца натёртым медным пятаком блестела поверхность знакомого ему озера. Неожиданно Ратмир увидел нескольких людей, появившихся из дверей какого-то деревянного пристроя. Они направились в сторону собора. Возглавлял их сам дьяк Лаврентий. Он шагал широкими, быстрыми шагами так, что сопровождавшие его люди едва поспевали за ним. Из-за веток и листьев высокого дерева Ратмир никак толком не мог разглядеть их, но ему показалось, что среди них была и женская фигура. С сильно бьющимся сердцем он стал дожидаться их на верхней площадке колокольни.
– Ну, вот! Я так и знал, что ты примчишься сюда словно ужаленный! Так я люблю это место, Ратмирка! Отсюда вид какой, глянь!– радостным фальцетом продребезжал дьяк Лаврентий, показавшись в проёме входа на колокольню. Следом за ним зашли три, крепких на вид, бородатых ратника. – Только что не сразу-то прискакал? А то мы тебя потеряли, и пришлось даже кое-какие меры принять. Ночь, почитай, из-за тебя не спали…
– Что происходит, дьяк Лаврентий?! – кинулся к нему ничего не понимавший Ратмир. – Я выполнил все твои условия и готов назвать тебе имя человека организовавшего эти страшные убийства.
– И кто же это? – прищурившись, с живым интересом спросил дьяк.
Ратмир кинул обеспокоенный взгляд на стоявших за его спиной ратников. Женщины среди них не было.
– Не бойся, говори. При них можно, – по-своему расценил его беспокойство дьяк Лаврентий и усмехнулся.
– Стольник Василий Хомутов.
– Что?! Васька Хомутов?! – аж подскочил на месте дьяк. – Это точно?!
– Точнее некуда, – кивнул Ратмир. – Единственное, что он убил почти всех, кто знал об этом. Первыми, руками его сообщников, были убиты молодые послушницы. Они случайно узнали о мошенничестве с вкладами состоятельных монахинь в монастырь и по своей наивности решили добиться справедливости.
– Справедливость – это всегда хорошо, – назидательно поднял указательный палец вверх дьяк Лаврентий.
– Да, хорошо. Но только послушницы за это свои жизни отдали. Потом он убил почти всех, кто знал об этом и помогал ему. В том числе и певчего Никитку. Отца Павла он убил при мне.
– Сам убил? – как-то обыденно спросил дьяк Лаврентий.
– Нет, – покачал головой Ратмир. – Дал приказ своему опричнику.
– А кто остался в живых?
– Я … и его опричники, убивавшие по его же указке, – Ратмир озабоченно огляделся по сторонам.
– Ну, тебя-то я ему ни за какие коврижки не отдам, – усмехнулся дьяк Лаврентий и плотоядно посмотрел на Ратмира. – А вот то, что Васька сунулся в монастырскую казну… Да-а, для меня это новость! И сделать-то, считай, с ним ничего сейчас нельзя.
– Почему? – удивлённо посмотрел на него Ратмир.
– Васька сейчас в больших любимцах у Великого государя и по-всякому отвертится, – озабоченно покачал головой дьяк Лаврентий. – Но мне это знание по-любому пригодится. Потому как я всё-равно постараюсь рано или поздно добить этого прощелыгу… А что ты всё высматриваешь, Ратмир? – усмехнулся дьяк, с усмешкой наблюдая за взволнованным скоморохом.
– Мне сказали, что твои люди приезжали на подворье Михайловой Анны Дмитриевны и увезли её внучку Ольгу, – Ратмир тревожно посмотрел на него.
– Это правда, приезжали, – кивнул дьяк. – И забрали с собой.
– Это стольничий Хомутов тебя попросил? Он хочет и меня убить, человека, знающего о его преступлении. Но Ольга здесь не при чём. И я тебя очень прошу отпустить её прямо сейчас, – Ратмир умоляюще посмотрел на дьяка Лаврентия.
– Вот оно! – неожиданно воскликнул тот и счастливо рассмеялся дребезжащим смехом. – Ты даже не представляешь себе, Ратмирка, как я ждал этого момента! Как ночами я себе представлял эту картинку и вот теперь могу от души наслаждаться этим.
– Что происходит, дьяк Лаврентий? – тихо спросил Ратмир, предчувствуя нехорошее.
– Эх, Ратмирка-Ратмирка! – покачал головой дьяк Лаврентий и кивнул своим ратникам: – Свяжите ему руки за спиной и киньте на пол сидеть, – и многозначительно добавил: – Пока…
Ратмир напрягся всем телом: – В своём ли ты уме, дьяк Лаврентий?!
– А я бы на твоём месте и не сопротивлялся. Иначе никогда не увидишь свою Ольгу, – зловеще усмехнулся тот.
– Так нечестно! – Ратмир отступил к стене.
– Можно подумать, что ты всегда поступаешь по-честному, – покачал головой дьяк Лаврентий. – Ну, так как – дозволишь себя связать? И тогда увидишь свою Ольгу. Она здесь…
– Оказывается, дьяк, с тобой нельзя иметь никаких порядочных дел, – со скрытой угрозой произнёс Ратмир, позволив связать себе за спиной руки. – И ты ответишь когда-нибудь за это.
– Мы все когда-нибудь ответим за свои дела, – философски заметил дьяк Лаврентий, усаживаясь на потемневшую от времени скамью звонаря, вытащив её предварительно из ниши колокольни. Он кивнул одному из ратников.
– Где Ольга? Я хочу увидеть её и убедиться, что она здорова, – только и успел произнести Ратмир, как ударом кулака ратника был сбит на пол. Он привстал на одно колено и, слизнув кровь с разбитой губы, помотал головой и тихо спросил: – Что это всё значит? Где Ольга?
– Да, хватит уже долдонить своё – Ольга да Ольга! – дьяк Лаврентий опустил голову и когда он вновь поднял её, то в его глазах светились злорадство и ненависть: – Ну, Ратмирка, начинай рассказывать…
– О чём? – Ратмир кинул быстрый взгляд на ратников, их оружие и благовестный колокол, выходивший за стены колокольни. Он уже понял, что дьяк Лаврентий устроил ему ловушку и что Ольге грозит серьёзная опасность. Ратмир начал быстро соображать, что можно сделать и стал понемногу освобождать связанные сзади руки. Он хорошо знал этот приём, –если при связывании рук их хорошенько напрячь, то потом можно быстро ослабить узел и освободиться.
– О том, как собирался сегодня с Ольгой бежать в Италию, – усмехнулся дьяк Лаврентий и добавил. – Только не нужно представляться дурачком, что якобы ты об этом ничего не знаешь.
– А я, действительно, не понимаю, о чём ты меня спрашиваешь, – спокойным голосом произнёс Ратмир, продолжая ослаблять узел на запястьях рук. Он на мгновение прикрыл глаза и потом в упор посмотрел на дьяка. – Ты чего-то путаешь, дьяк Лаврентий.
– Ну, если ты не собирался сегодня ночью прятаться с нею в итальянском посольстве и, если там у тебя нет друга по имени Антонио, а я уже выяснил, что в посольстве всего два Антонио, то да – я чего-то путаю, – дребезжащим зловещим смехом рассмеялся дьяк. Он с нескрываемым удовольствием увидел, как побледнел и замер Ратмир.
Скоморох опустил голову и замолчал.
– Что, Ратмирка, думал, что самый умный? – вольготно расположился на лавке дьяк Лаврентий. – Ан нет, братец ты мой, – шалишь! И у нас, русских, тоже голова на плечах имеется. Вот и скажи мне теперь, мил человек, каким ветром тебя занесло сюда? И откуда ты так наш язык знаешь, что от русского тебя и не отличить? Молчишь? А может ты, как самый распаскудный человечишка, нашу веру променял на богомерзкую католическую, да и державу свою предал? Сам знаешь, что с предателями везде разговор короткий. Но мне нужно, чтобы ты сам всё рассказал. Может тогда и поблажка тебе какая выйдет. Не в котёл кипящий, допустим, тебя окунать станем, а башку по-быстрому отрубим, чтобы не мучился.
– Я не понимаю, о чём ты говоришь, дьяк Лаврентий, – упрямо повторил Ратмир и, подняв на него стальной взгляд серых глаз, прищурился.
– Ну-ну, – добродушно кивнул дьяк. – Тогда уж поведай нам всем про своего Учителя. Который для тебя самый важный человек на всём белом свете…
Ратмиру на мгновение показалось, что на него опрокинули ушат ледяной воды. У него аж дыхание перехватило. Скоморох быстро опустил глаза, стараясь продышаться. Потом посмотрел на дьяка уничтожающим взглядом и тихо, с угрозой, произнёс: – Только пытки не может перенести женщина. Ты посмел пытать мою Олюшку?! Я сам тебя порежу на ремни, дьяк Лаврентий! Запомни это!
– Ох, как я её пытал! Пытал и пытал, – покачав головой, весело согласился дьяк Лаврентий. – Твоя правда, Ратмирка! И так я её пытал и этак! И сяк и наперекосяк! Всю ночь пытал, пока мои не прибежали и не сказали, что ты примчался на лихом коне. Вот только тогда я и кончил её пытать, – довольным фальцетом расхохотался дьяк.
Ратмир с недоумением посмотрел на него, продолжая лихорадочно расслаблять узел на запястьях.
– Ну, ладно, Ратмирка, не стану я тебя больше мучить. Увидишь сейчас нашу Ольгу, – продолжая посмеиваться, дьяк кивнул своему ратнику, стоявшему у входа на площадку. Тот, молча, ушёл вниз, и через несколько минут в проёме входа появилась стройная женская фигурка в тёмном плаще с капюшоном. Светлые пряди волос выглядывали из-под капюшона, оттеняя бледное, осунувшееся лицо Ольги.
– Олюшка, солнце моё! – вскочил было на ноги Ратмир, но тут же был сбит на пол стоявшим рядом ратником. Ратмир вскочил на колени: – Скажи мне только – с тобой всё хорошо?! Он пытал тебя? Олюшка, что же ты молчишь?! Скажи мне только и я убью его!
– Да угомонись уже ты, Ратмир! Всё с ней в порядке, – неожиданно усталым голосом произнёс дьяк Лаврентий и махнул рукой Ольге: – А ты – иди сюда, садись рядом. А то в ногах правды нет, – дьяк Лаврентий показал на место на лавке рядом с собой.
– Олюшка, что происходит?! – растерянно воскликнул Ратмир, ошеломлённо наблюдая за тем, как Ольга, молча, прошла к лавке и села рядом с дьяком. Вот она подняла на него глаза, и он увидел тот самый взрослый взгляд, каким она вчера глянула на него, прежде чем отдаться в первый раз. – Кто он тебе? Это твой отец?
– Отец?! – хриплым фальцетом рассмеялся дьяк Лаврентий. – Ну и дурачок же ты, Ратмирка!.. Какие же мы – мужики, дураки! Кидаемся на каждую смазливую похотливую прелестницу и думаем, что она – ангел во плоти, – он кинул быстрый взгляд на Ратмира не сводившего глаз с девушки и обыденным голосом добавил: – Полюбовники мы с ней, Ратмирка, полюбовники. Вот уже три года как…
– Это неправда, – уверенно покачал головой скоморох. – Я точно знаю, что это неправда. Я не знаю, какую игру ты затеял, дьяк Лаврентий, но точно знаю, что это не так. Олюшка, что же ты молчишь?
– А-а, понял, – усмехнулся дьяк и посмотрел на Ольгу. – Это он к тому, что ты ему вчера якобы невинной девицей досталась.
Ольга усмехнулась и снисходительно посмотрела Ратмиру в глаза. Внутри у него всё похолодело.
– Вот ты, Ратмирка, как мне все говорили, вроде ученый человек, языки всякие знаешь. Не зря же тебя сюда в шпиёны прислали. А вот до таких простых вещей дотумкаться не смог, – довольно усмехнулся дьяк Лаврентий. – Ясно дело, что мужик после плотских утех бабе больше доверяет. Особенно, если она ему невинной досталась. И я, конечно, понимал, что просто пузырьком с куриной кровью с тобой не обойдёшься. Так у меня для таких умных как ты повитуха одна есть. Она так подшивает, что комар носа не подточит. Вот и ты попался, – дьяк опять расхохотался. – Мы с Ольгой уже троих таких дурачков на эту наживку поймали…Ты – четвёртый!
Ратмир, стоя на коленях, смотрел на Ольгу и вдруг с ужасом начал осознавать, что всё сказанное сейчас дьяком – правда. Он вспомнил востроглазую бабу в старом кокошнике, прошмыгнувшую мимо него в воротах подворья Михайловой Анны Дмитриевны, перед тем как ему оказаться в опочивальне Ольги…
Ощущение омерзения и брезгливости стало наполнять всё его существо.
– Как же ты могла, Олюшка? – только и произнёс он, чувствуя, как страшная усталость наваливается на его плечи.
– Как я могла?! – неожиданно заговорила Ольга своим неповторимым детским голоском. Только в нём появились другие нотки – презрительно-возмущённые: – Да вы же все вокруг считали и считаете меня ребёнком, куклой! А я – взрослая женщина! Мне на самом деле уже двадцать минуло. Это я выгляжу так – как девчонка совсем.
Дьяк при этом согласно кивнул и по-хозяйски похлопал её по бедру.
Ратмир осел на пол и, прислонившись спиной к стене, побледнел, но продолжал ошарашено смотреть на вдруг обозлившуюся молодую женщину.
– Я не хочу, чтобы все носились со мной как с куклой: « Ох, Олюшка, ох, куколка! Ой, девочка!» – распалившись, воскликнула Ольга. Глаза её заблистали, щёки зарумянились. Она вновь превратилась в ту очаровательную, юную нимфу, что увидел Ратмир впервые на берегу озера.
Ольга с вызовом посмотрела в глаза Ратмиру: – Только Лавруша понял меня и принимает такой, какая я есть на самом деле.
– Какая же ты на самом деле, Олюшка? – тихо спросил Ратмир, устремив на неё пристальный взор.
– Да деньги она любит, Ратмирка, деньги! – воскликнул дьяк Лаврентий. – И утехи плотские. Такая затейница! – дьяк демонстративно по-хозяйски полез за пазуху молодой женщины. Она радостно взвизгнула и, кинув на Ратмира быстрый взгляд, прильнула губами к тощей шее дьяка Лаврентия. Ратмир закрыл глаза и застонал.
– Ну, всё-всё, отвяжись, прилипала, – попытался угомонить её дьяк Лаврентий и посмотрел на скомороха: – Не поверишь, Ратмирка, какие она мне фортеля в постели выкидывала, когда после свиданки с тобой ко мне прибегала. Ты-то её распалишь, да, вроде, как и бережёшь для себя, не трогаешь. А у меня она прям огонь была после таких свиданок. Да и сегодня ночью, пока тебя ждали, раза три её на пытки водил. Пытал её, пытал…
Ратмир открыл глаза и посмотрел на дьяка Лаврентия таким взглядом, что тот сразу замолчал и поскучнел. Затем повернулся к своей соседке: – Ну, всё, Ольга. Сиди смирно! Мне ещё кое-что нужно спросить у нашего дорогого гостя … Так как, Ратмирка, зовут твоего Учителя там – в Италии? Что это за деятель такой? Из политических?
Опустошённый и разочарованный скоморох глубоко вздохнул. У него не было желания говорить и возмущаться. Казалось, силы оставили его…
– Так что. Ратмир, теперь в молчанку будем играть? – внимательно посмотрел на него дьяк. – Не советую. Пока мы здесь, в моём любимом месте – на колокольне – лучше сам всё расскажи. Ты же знаешь – наши пытки никто не выдерживает. Вон и Мирославу до конца допросили бы, если бы не дядя ейный. Откуда только узнал, мерин сивый! Пришлось отпустить. А так чуть-чуть оставалось – всё рассказала бы про твоих скоморохов…
– Мирослава?…Скоморохи? – непонимающе посмотрел на него Ратмир, и взгляд его стал приобретать стальной оттенок. – Что ты сделал с Мирославой? И причём тут мои скоморохи?
– А при том, Ратмирка, что, если бы ты вдруг всё понял или узнал про Ольгу, то схватить тебя было бы легче через арест твоих скоморохов. Тебя же не было всю эту ночь, и я уже было подумал, что ты оказался умнее меня и где-то схоронился. Вот и послал своих людей за твоими скоморохами. А только на постоялом дворе им сказали, что боярыня Кольчугова их увезла куда-то в эту сторону. Хорошо хоть её успели схватить. Вот и пришлось сегодня ночью Мирославу Авдеевну пытать, чтобы сказала, куда скоморохов спрятала, – дьяк Лаврентий махнул рукой одному из ратников: – Иди кваску принеси. Что-то во рту пересохло.
Тот моментально кинулся исполнять его приказ.
Ратмир сидел у стены колокольни и молчал. Он уже понял, что это была за повозка, с которой он разминулся при въезде в монастырь…
– Ты знаешь, Ратмирка, крепкая бабёнка оказалась! Мне уже и Ольга взялась помогать – пальчики ейные в такие железные тиски вкладывала. Чуть-чуть оставалось, и призналась бы боярыня Кольчугова как миленькая. Да вот, помешал дядька ейный, – с досадой повторил дьяк Лаврентий.
Улыбавшаяся Ольга случайно перевела взгляд на Ратмира и вздрогнула. Он смотрел на неё исподлобья с такой ненавистью и презрением, что у неё по спине побежали мурашки. Она капризно скривила красивые губки и тут же отвернула лицо к дьяку.
– Та-а-к… Значит, Мирославу ты отпустил? – уточнил Ратмир, пошевелив за спиной пальцами свободных от пут рук. – И скоморохов моих не нашёл? – он кинул быстрый взгляд на продолжавший гореть и чадить факел.
– Пришлось её отпустить. Отличная, надо сказать, баба. Настоящая! За такой, как за каменной стеной, – неожиданно похвалил Мирославу дьяк Лаврентий. – А за скоморохами, если что, дело не встанет. Только на что они мне сейчас? – пожал он плечами. – Ты же у меня в руках. Что здесь не захочешь рассказать, то там внизу, в пыточной, поневоле расскажешь. Заодно и писец всё запишет. Да и Ольга вон поможет, если что. Большая она у меня мастерица по этому делу! И завтра я уже доложу Великому государю, что поймал настоящего итальянского шпиёна и получу за это хорошую награду. Наш царь очень любит и ценит такие подвиги.
– Что-то ты широко размахнулся, дьяк Лаврентий, – неожиданно усмехнулся Ратмир. Голос его не предвещал ничего хорошего. В глазах появился знакомый блеск.
Глава 18
Несколькими минутами ранее в ворота Девичьего монастыря быстро прошли несколько богомольцев в тёмных, замызганных одеяниях. Они, негромко переговариваясь, сразу направились в сторону Смоленского собора. Народ после службы стал выходить из собора и растекаться по территории монастыря. Богомольцы в тёмном подошли к входу на колокольню и о чём-то спросили стоявших рядом с ним ратников из Разбойного приказа. Те, настороженно, с большой неохотой что-то ответили. Но, когда один из богомольцев предложил недорого купить у него якобы найденный золотой перстень, у ратников загорелись глаза и они поспешили завести богомольца в помещение колокольни – подальше от людских глаз. Товарищи богомольца, молча, переглянулись и быстро шагнули за ними. Тут же послышался короткий шум, звуки ударов и наступила тишина.
– Что там? – обеспокоенно спросил дьяк Лаврентий, повернувшись лицом к ратнику, стоявшему у длинного, узкого отверстия в стене колокольни. Тот выглянул наружу, посмотрел вниз и пожал плечами:
– Ничего, дьяк Лаврентий. Наши стоят, караулят.
– Крикни, пусть поднимаются. Пора этого скомороха на дыбу. А то ещё писать сколько придётся, когда доклад государю готовить стану, – дьяк Лаврентий испытующе посмотрел на Ратмира. – Ну, что, Ратмирка, один раз ты у меня дыбы избежал. Второй раз уже навряд ли получиться…
– Это ещё как сказать, – пробормотал Ратмир, прикинув в уме расстояние от колокола-благовеста до ближайших крепких веток старого дерева. Только он напрягся, чтобы в прыжке схватить горящий факел и сунуть его в лицо ближайшему ратнику, как неожиданно на площадку ворвались другие ратники.
– Хватайте его, ребята! А то сейчас сбежит! – завизжал дьяк Лаврентий, проследив за взглядом Ратмира и предугадав его тайный замысел.
Но вбежавшие ратники, к его изумлению неожиданно молча, кинулись к стоявшим у стены своим товарищам и буквально изрешетили их пиками.
– Караул! Измена! – заверещал дьяк Лаврентий и в отчаянии заметался по площадке.
Обескураженный Ратмир, прижавшись к каменной стене колокольни, молча, наблюдал за происходящим.
Крепкий на вид черноволосый и чернобородый ратник, держа по копью в каждой руке, вдруг растопырил их и, тяжело дыша, пошёл на дьяка. Тот, в поисках спасения, попытался увернуться от копий и стал отступать шаг за шагом назад в сторону благовеста.
– Кто ты?! Ты мне ответишь за это! Сам тебя распну! – отчаянно тонким фальцетом дьяк стал угрожать неизвестному ему ратнику.
– Хе-хе, попробуй! – зловеще усмехнулся чернобородый ратник и одним коротким ударом копья откинул дьяка на благовест.
– А-а-а! – успел только прокричать тот, скользя по ребристой поверхности колокола, и через пару секунд раздался глухой шлепок об землю. Тут же внизу завизжали женские голоса, поднялась суматоха.
Ратмир присмотрелся к чернобородому ратнику и понял, что знает его. Тот кинул на него молниеносный взгляд, подмигнул и тут же обернулся к прижавшейся к стене Ольге. Молодая женщина, увидев его взгляд, побледнела, и, выхватив откуда-то из складок плаща кинжал, сама кинулась на чернобородого ратника. Тот успел перехватить нападавшую за руку, но она тут же впилась ему в предплечье своими мелкими крепкими зубками. Ратник взревел от боли и, рывком дёрнув её на себя, схватил за голову.
– Не трогай! – только и успел проговорить Ратмир и тут же в ужасе зажмурился, успев всё-таки увидеть как лёгким движением руки, ратник рывком повернул голову молодой женщины резко вбок. Та только всхлипнула и кулем осела на каменный пол.
– Ой, извини, брат! Не сразу тебя услышал, – развёл руками чернобородый ратник и довольно огляделся по сторонам. – Всё! Теперь ты в безопасности.
– Кестутис! Откуда ты здесь?! Ты же был рыжим!
– Был, – добродушно согласился тот. – Да только после того, как я сбежал от своего папаши, меня же стали искать. Пришлось масть менять, да из опричников уходить. Вот и организовал себе небольшую ватагу. Промышляем понемногу…
– А здесь-то ты как очутился? – повторил Ратмир, стараясь не смотреть на распростёртое на каменной площадке безжизненное тело Ольги.
– Так у меня, брат, память длинная – и на хорошее, и на плохое, – усмехнулся Кестутис, подавая руку Ратмиру и помогая встать ему с пола. – Хоть и привёз ты меня тогда к папаше на расправу, так я сейчас за то на тебя не в обиде. Ты своё дело делал. А вот то, что кинжальчик мне для спасения в руку сунул – этого я никогда не забуду. Как здесь говорят – долг платежом красен.
– Как же ты узнал, что я здесь? Следил за мной?
– Следил, брат, следил, – кивнул тот и усмехнулся. – Я ведь поначалу, когда от папаши сбежал, хотел тебя найти и убить. И, было, нашёл уже. Да только услышал тогда в лесочке как ты с одним господином, одетым в плащ с капюшоном, на итальянском языке разговаривал. Я ведь и сам католик… Тогда уже стал за тобой более внимательно приглядывать. И не сам, а людей своих приставил. Да и за господином тем понаблюдал и очень даже приятные вещи узнал о вас. Сам понимаешь, что брата по вере я уже никак не мог убить. Вот поэтому я здесь. Мне успели рассказать, что ты за бесценный фрукт такой.
– И кто же рассказал? – недоверчиво прищурился Ратмир.
– А сейчас сам увидишь, – ухмыльнулся Кестутис и выглянул из окна звонницы наружу. – Вон уже прискакал. А народу-то, народу-то вокруг дьяка собралось. Пора нам быстрее отсюда уходить, – озабоченно нахмурился Кестутис. – Эй, сюда, сюда, – помахал он кому-то рукой.
Через несколько минут на входе на площадку колокольни появился чуть запыхавшийся Антонио. Он быстрым взглядом окинул площадку и, подойдя к Ратмиру, участливо спросил:
– Всё нормально, брат?
– Да вроде… – как-то неопределённо развёл руками тот.
– Слава пресвятой деве Марии, все успели вовремя, – широко улыбнулся Кестутис.
– Благодарю тебя, брат Кестутис! – кивнул ему Антонио и, кинув взгляд на безжизненное тело Ольги, удивлённо поднял брови: – О!.. Что-то мне кажется знакомой эта дама…
Он подошёл поближе и, пригнувшись, убрал с лица молодой женщины золотистые пряди волос: – Ого! Да это же малышка без вести пропавшего здесь в прошлом году герцога Бохуслена! До этого бедолага, правда, начал было жаловался, что кто-то его чем-то шантажирует… Вот так встреча! Откуда она здесь?! – выпрямившись, изумлённо спросил Антонио. – Помнится шведское посольство очень долго тогда её разыскивало… Погоди… – он с лёгким прищуром посмотрел на Ратмира и тихо спросил: – Так это была она?!
Ратмир сжал губы и посмотрел куда-то за спину друга. Во взгляде его читались боль и разочарование.
– Ну, надо же! Действительно, пути господни неисповедимы. Ведь покажи ты мне её сразу, то, может быть, ничего этого сейчас и не было, – расстроено покачал головой Антонио, оглядывая мёртвые тела ратников и Ольги на площадке. – И, как назло ты, брат, в этой стране выбрал себе такую миссию, что при дворе мог быть только в качестве скомороха… Жаль-жаль… Так-то ты её мог бы раньше узнать….и, возможно, не попался бы в эти сети…
Он вздохнул и опять посмотрел на Ратмира:
– Я думаю, что теперь тебе незачем торопиться в Италию.
Ратмир поднял голову и пожал плечами. Улыбка разочарования появилась на его бледном, осунувшемся лице: – Как видишь, брат, здесь я сплоховал…
– Да, ладно! С кем не бывает! – отечески похлопал его по плечу Кестутис и стал их торопить: – Всё-всё, братья, пора уходить! А то здесь уже и так, вон какая кутерьма начинается…
Они торопливо спустились вниз и постарались незаметно обойти толпу зевак, вовсю разглядывавших и обсуждавших распластанное на земле тело дьяка Лаврентия. Руки и ноги последнего были неестественно вывернуты, а в расколотом черепе блестел окровавленный мозг.
Мужчины выехали из ворот Девичьего монастыря, чуть поодаль их сопровождали люди Кестутиса.
– Куда ты сейчас, брат? – обратился Антонио к Ратмиру.
– Возвращаюсь к своим скоморохам, – как-то безучастно ответил Ратмир и добавил: – Только мне их сначала отыскать надо. Если дьяк сказал, что Мирославу он отпустил, то она-то как раз и может сказать – где они сейчас..
– Отлично! – бодро кивнул Антонио. – Тогда держим связь старым способом. Ещё тебе нужно заехать на купленное нами подворье и проверить подкоп. Там уже немного осталось. Скоро ты сможешь начать исполнять одну из своих главных миссий здесь. Учитель будет очень рад.
Ратмир согласно кивнул и вздохнул.
– А ты, брат Кестутис, выбирай уже, наконец: или идёшь ко мне в посольство или же продолжаешь жить ватагой, но держишь с нами связь? – повернулся Антонио к Кестутису.
– Я, брат Антонио, пожалуй, ещё немного погуляю с ребятами, а ближе к зиме определюсь. Очень уж мне вольная жизнь по душе пришлась! – улыбнулся тот и добавил: – Но я всегда наготове, как только понадоблюсь. Как меня найти – я уже вам обоим рассказал… Ну, всё, бывайте! А то у нас тут свои дела, – Кестутис дал сигнал рукой своим товарищам по ватаге и, пришпорив коня, удалился вместе с ними в направлении леса…
– Очень надеюсь, что это был для тебя хороший урок, Ратмир, – перешёл на итальянский язык Антонио.
– Да… это был для меня хороший урок… – без эмоций повторил за ним Ратмир, морщась, словно от зубной боли.
– И впредь ты станешь хорошенько проверять любую даму, прежде чем позволишь себе так влюбиться в неё, – озабоченно посмотрел на него Антонио.
– Не думаю, что после всего этого я смогу себе позволить полюбить ещё кого-нибудь, – также равнодушно отозвался Ратмир. – Использовать женщин по их прямому назначению – это да. А полюбить – навряд ли…
– Я тебя очень хорошо понимаю сейчас, брат, – начал, было, Антонио.
– Откуда, откуда ты можешь это понять?! – перебил Ратмир и горько усмехнулся. – Разве у тебя когда-нибудь было что-то подобное?
– Я тоже человек. Просто о многом тебе не рассказываю, – холодно ответил Антонио.
– Не обижайся, брат. Прости, если обидел, – опять, как от зубной боли поморщился Ратмир. – Мне здесь сворачивать…
Они попрощались и Ратмир, пришпорив лошадь, поскакал в сторону подворья Мирославы Кольчуговой.
Глава 19
Уже на подъезде к подворью Ратмир заметил что-то неладное. Ворота были распахнуты и из них то и дело выбегали холопы с какими-то вещами. Другие наоборот вбегали. Все суетились и покрикивали друг на друга.
– Что там происходит? – Ратмир остановил какого-то подростка, бежавшего в сторону холопских лачуг с самоварными щипцами и большой подушкой в руках.
– Да, боярыня наша уезжает. Вот и приказала каждому взять то, что ему приглянется. А то приедет новый хозяин и всё себе заберёт.
– Боярыня уезжает?! Куда?! Насовсем?! – воскликнул Ратмир, устремив взгляд на стоявшие во дворе три крытые повозки.
– Да не сказала куда. Видать, насовсем, раз всё раздаёт, – на бегу крикнул мальчишка и побежал дальше.
Ратмир подстегнул свою лошадь и, спрыгнув у крыльца, перепрыгивая через две ступеньки, кинулся в терем. Внутри царила суматоха: мужики и бабы рвали друг у друга из рук дорогие полотна материи, предметы утвари. Голосистые подростки и детвора помладше дрались между собой из-за чашек и стеклянных бокалов, серебряных ложек…
– Где боярыня? Где Мирослава Авдеевна? – кинулся к ним Ратмир.
– Да там она уже – в повозке, – отмахнулась от него толстая баба с кикой на голове, жадно разглядывая доставшуюся ей резную малахитовую шкатулку. – Вот-вот тронутся уже…
Ратмир кинулся обратно во двор. Он рывком открыл дверцу первой повозки – на него, горько плача, глянула ключница Степанида, укладывавшая в дорожный сундук какие-то шубы.
Тогда он, молча, кинулся ко второй и тут же пробежал мимо неё, увидев внутри какую-то старуху.
В третьей находились две женщины неопределённого возраста в красивых кокошниках и тоже всхлипывая, укладывали какие-то вещи.
– А где боярыня ваша? Где Мирослава Авдеевна? – спросил он у них. – Я пробежался по всем повозкам и не нашёл её.
– Так она, барин, во второй повозке сидит. Одна, сказала, в ней поедет. Нас пока сюда отослала, – узнав скомороха, нехотя ответила одна из них.
– Я её не нашёл. Там только старуха какая-то сидит, – растерянно пожал плечами Ратмир.
– Старуха? – подняла брови женщина и нехорошо усмехнулась: – Не признал, стало быть. А это она и есть – наша Мирослава Авдеевна. А ты думал, барин, что после пыток человек краше становится?
Ратмир ошеломлённо посмотрел на неё и медленно пошёл в сторону второй повозки. Он тихо подошёл к раскрытой дверце и побледнел. Внутри, на лавке, прислонившись спиной к оббитой вишнёвым бархатом стенке повозки, сидела седая, бледная как смерть старуха. Голова её была запрокинута назад, запавшие глаза закрыты. Пряди седых волос торчали из-под незнакомого, тёмного платка. На искусанных губах старухи темнели подсыхавшие кровяные корочки. Опухшие кисти рук отливали синевой, а на пальцах белели повязочки со следами начинавшей буреть крови. Услышав шорох, она, не открывая глаз, незнакомым, хриплым голосом спросила: – Что там, Степанидушка, едем уже?
Ратмир, поражённый увиденным, стоял, молча, не в силах пошевелиться.
– Что же ты молчишь, Степанидушка? – опять хрипло спросила старуха и приоткрыла опухшие глаза. Увидев Ратмира она, казалось, нисколько не удивилась, и равнодушно произнесла: – А, это ты… Слава Богу, жив… Ну, раз ты здесь, значит всё обошлось. Кликни мне Степаниду.
Ошарашенный Ратмир на неверных ногах подошёл к первой повозке и позвал ключницу. Та мигом прибежала к хозяйке.
– Иди, Степанидушка, – тихим хриплым голосом, с трудом сглатывая, произнесла Мирослава. – Скажи Кузьме, пусть едет за скоморохами. Он знает, где они хоронятся.
Степанида кинула на Ратмира уничтожающий взгляд и кинулась исполнять указание.
Мирослава глубоко вздохнула и, попробовала поудобнее сесть на лавке. Гримаса боли пробежала по её мертвенно-бледному, очень постаревшему лицу.
– Сможешь ли ты простить меня, Мирославушка? – опустился перед ней на колени скоморох. Взгляд его был полон отчаянья и боли.
– Ишь ты – Мирославушкой назвал, – попыталась усмехнуться женщина, но тут же надрывно закашлялась. Откашлявшись, она кинула на скомороха усталый взгляд: – Ещё вчера я бы всё отдала, чтобы только услышать от тебя такие слова. А так мне не за что прощать тебя, Ратмир. Бог простит…
– Как же не за что?! – воскликнул он, осторожно касаясь своими длинными крепкими пальцами её изуродованных рук. – А за то, что ты вчера оказалась в страшных лапах дьяка Лаврентия?! За то, что я посмел так мерзко оскорбить тебя?!
Мирослава, морщась от боли, убрала руки в сторону и хриплым голосом ответила: – Дьяк Лаврентий – старый служака и для него все средства хороши… А то, что ты сказал мне тогда… Так ты правильно, Ратмир, сказал: старая баба должна понимать, что она старая баба и не лезть куда не надо… Жаль, что поняла я это поздно…
– Прости меня, Мирославушка! – в отчаянии воскликнул скоморох и, положив ей на колени свою голову, обхватил их руками.
Мирослава с трудом подняла дрожащую руку с красно-белыми повязками на пальцах и попыталась погладить его по блестящим, густым волосам: – Вчера я только хотела тебя предупредить, что дьяк решил посадить твоих товарищей в подземелье… И… – она замолчала и прищурившись посмотрела на него. – Ты теперь уже всё знаешь про неё?
– Да, знаю, – поднял голову Ратмир. – Она и дьяк Лаврентий мертвы…
– Вот как, – тихим хриплым голосом произнесла Мирослава и опять поморщилась от боли: – Я видела их вчера утром у него в приказе. Хотела зайти к нему, чтобы он не трогал твоих скоморохов… Он же много раз звал меня к себе, чтобы я докладывала ему про тебя… Но я каждый раз отказывалась… Тогда он пригрозил, что, если я тебе хоть словом обмолвлюсь, то он бросит в тюрьму твоих товарищей… А она там у него из второй комнаты показалась …
– Теперь я знаю, что они были любовниками, – Ратмир опять взял её руки в свои ладони и поднёс к губам: – Это было какое-то наваждение. Словно меня околдовали, и я ничего не видел и не хотел видеть вокруг себя…
– Не кори себя, Ратмир… уже всё позади… – безучастно ответила Мирослава, и гримаса боли вновь пробежала по её измождённому лицу. Она опять убрала руки в сторону и покачала головой: – Не трогай больше – больно. Эта твоя Ольга и в пыточных делах знала толк…
– Сможешь ли ты простить меня, Мирославушка? – повторил свой вопрос Ратмир и с болью в сердце посмотрел в лицо постаревшей Мирославе. – Ты спасла моих друзей… Так хотела помочь мне… Перенесла из-за меня такие пытки… Где я ещё найду такого преданного человека?! Не уезжай, Мирославушка, – тихо попросил он, глядя ей прямо в глаза.
– Нет, Ратмир, – она чуть качнула головой. – Я должна уехать. Мне нужно придти в себя… А пытки… Я бы всё-равно не выдержала их до конца… Такие адские боли уже не в силах была терпеть… Благо, что Степанидушка до дяди моего добежала. Вот он и выручил….
Мирослава опять откинула голову к стенке повозки и прикрыла глаза.
– Даже, если я предложу тебе обвенчаться со мной? – решился вдруг Ратмир.
Мирослава медленно открыла глаза и испытующе посмотрела на него. Тут Ратмир на мгновение увидел наконец-то знакомый ему задорный взгляд Мирославы. Но он тут же потух и она хриплым голосам спросила:
– Венчаться с тобой? Зачем ты предлагаешь мне это сейчас?.. Из жалости?.. Или из чувства вины?.. Ты же не любишь меня, Ратмир…
Скоморох покачал головой:
– Для того, чтобы жить в браке не обязательно любить… Достаточно уважать друг друга…
Мирослава аж закашлялась: – Давно ли ты так заговорил, Ратмир?
– Я очень многое понял сегодня, – твёрдо ответил он и посмотрел ей в глаза: – Я хочу обвенчаться с тобой… Я увезу тебя в Италию, и ты там сможешь быстро поправить своё здоровье… А твои волосы… У меня есть хороший знакомый. Он знает толк в покраске волос…
– Опять эта Италия…Я тоже многое поняла за эти два дня, Ратмир, – хрипло возразила она ему. – И самое главное я поняла, что ты очень верно сказал, что старая баба должна понимать, что она старая баба…
– Прошу тебя – забудь эти слова! – воскликнул скоморох
– Нет, Ратмир, так положено самой природой. Каждому овощу своё время… – Мирослава глубоко вздохнула.
В этот момент в повозку заглянула Степанида: – Всё готово, боярыня. Можем трогаться.
– Прощай, Ратмир, – равнодушно посмотрела на скомороха Мирослава и попыталась распухшими, перевязанными пальцами подправить под платок прядь седых волос.
– Значит, ты меня никогда не любила, – неожиданно произнёс он и своей рукой помог ей спрятать седую прядь под тёмный платок. – Раз уезжаешь и бросаешь меня…
– Ты мне и сейчас небезразличен, Ратмир, но я больше не хочу тебя любить, – тихий, хриплый голос женщины был едва слышен в окружавшей повозку предотъездной суматохе. – Слишком дорого мне это обошлось, – она судорожно вздохнула и показала рукой с перевязанными пальцами в районе груди: – Вот здесь всё выгорело… Пусто там сейчас после твоих вчерашних слов…
– Куда же ты уезжаешь, Мирославушка? – спросил он, начиная осознавать, что решение её окончательно и бесповоротно.
– В Индию. Хочу вернуться туда, где я была так счастлива со своим мужем. Там тепло и красиво… Там люди, которые помнят и ждут меня… Которым я нужна…
– Но ты и здесь нужна! Ты мне очень нужна! – воскликнул скоморох, но, глянув на бесстрастное измождённое лицо женщины, тихо спросил: – Где именно в Индии?! Я хорошо знаю тамошние места. Я смогу приехать к тебе.
– Нет, Ратмир, – твёрдо ответила ему Мирослава. – Не нужно. Было слишком больно…
В повозку опять заглянула ключница Степанида:
– Там эти… скоморохи подъезжают…
– Иди, Ратмир, встречай друзей… Они у тебя хорошие, настоящие…Всегда за тебя так переживают…Вот только кто они для тебя – я так и не поняла до конца. Как и не поняла – что для тебя моя держава… Ну, да бог тебе судья, – опять с трудом сглотнув, произнесла Мирослава.
– Так, если не я, то может Никифор пусть с тобой поедет! Он для тебя всё сделает! – решился на последнюю попытку, чтобы не потерять с ней связь, Ратмир.
– Я знаю, – опять вздохнула женщина и посмотрела долгим, прощальным взглядом на продолжавшего стоять перед ней на коленях красавца-скомороха. – Если уж я от тебя уезжаю, то он мне и подавно не нужен… Прощай, Ратмир…
В этот момент на дворе послышался знакомый мальчишеский голос: – Дяденька Ратмир! Где ты, дяденька Ратмир?!
– Иди, они ждут тебя, – бесстрастно посмотрела на него Мирослава.
Ратмир встал с колен, нагнулся к женщине, прикоснулся губами к её сухим, искусанным губам, и, молча, вышел из повозки, прикрыв за собой дверцу. Лицо Мирославы исказила гримаса отчаянья. Она вновь откинула голову назад и глухо застонала…
– Ой, дяденька Ратмир! А я тебя искал! – неожиданно рядом со скоморохом оказался Теодорка и потащил его за собой за ворота: – А мы всю ночь в такой хорошей избе на болоте провели. Я и не знал, что на болотах можно так прятаться. А нам уже не надо больше прятаться, дяденька Ратмир?
– Нет, Теодорка, больше не надо никому из вас прятаться, – глухо ответил Ратмир, видя, как к подворью приближается их повозка. Радом с ней шагал озабоченный Никифор. Весёлые Елена, Василий и Авдотья махали ему руками. Лошадей под уздцы вёл довольный Андрейка. Ратмир зашагал навстречу друзьям.
В этот момент одна за другой тронулись все три повозки боярыни Кольчуговой. Громко скрипя креплениями, они стали медленно набирать скорость.
– Где она?! – Никифор первым поспешил к Ратмиру и с волнением посмотрел на него.
– Там, – кивнул Ратмир на повозки и добавил: – Во второй…
Старик Никифор довольно прытко догнал вторую повозку и, распахнув дверцу, заскочил в неё. Все три повозки тут же встали.
Скоморохи замерли в ожидании. Спустя короткое время из повозки показалась худая фигура старика Никифора. Бледный как полотно, он быстрыми шагами пошел в их сторону, глядя перед собой в землю.
Повозки боярыни Кольчуговой вновь заскрипели и стали удаляться.
– Как ты, Никифор? – сочувственно спросил Ратмир.
Вместо ответа, старик Никифор внезапно размахнулся и с силой ударил Ратмира в челюсть. Тот от неожиданности упал на спину и тут же, ошеломлённый ударом, попытался вскочить на ноги, но разъярённый Никифор с рычанием накинулся на него и нанёс ещё несколько сильных ударов по лицу. У Ратмира кровь показалась из разбитой губы и носа. Он крепко схватил старика Никифора за запястья и тихо произнёс: – Всё, Никифор, успокойся. Уже ничем не помочь. Она сама так решила …
– Да кто ты такой, Ратмир?! Что ты возомнил о себе?! Ломаешь чужие судьбы как палку через колено. Ты видел – в кого ты её превратил?! Будь ты проклят! – простонал старик Никифор. Ратмир тотчас же отпустил его руки. Никифор поднялся, сплюнул ему под ноги и отошёл в сторону.
Ратмир сел прямо на земле и прижал пальцы к переносице, пытаясь остановить кровь из носа. Ошарашенные увиденным, скоморохи, молча, стояли в стороне. Первой опомнилась Авдотья. Она, схватив какую-то тряпицу, тут же подбежала в Ратмиру: – На, приложи. Сейчас кровь и остановится.
– Спасибо, Дуняша, – благодарно взглянул на неё Ратмир и кинул взгляд на стоявшего поодаль старика Никифора. Тот стоял, спрятав лицо в ладони, и тихонько мотал головой.
Василий, молча, подал Ратмиру руку и помог ему подняться с земли. Тот кивнул и направился к старику Никифору. Там он несколько минут что-то говорил старому скомороху, стараясь в чём-то убедить. Потом просто постоял радом с ним, держа окровавленную тряпицу у лица. Наконец старик Никифор отнял ладони от лица и, не глядя ни на кого, с поникшими плечами направился к своим. Следом за ним зашагал Ратмир. Лишь на мгновение он кинул взгляд на дорогу, где уже маленькими точками темнели удалявшиеся прочь повозки боярыни Кольчуговой.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
